Текст книги "Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы"

Автор книги: Дмитрий Мамичев

Соавторы: Анатолий Водолазский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

ІІІ. УБИЙЦЫ ГАЛАНТНОГО ВЕКА
(Кон. XVII–XVIII в.)

1. Слушания в «Огненной палате»

Только эпитет «фантастичные» подходит для описания черных месс, когда католические священники резали новорожденных младенцев над грудью обнаженной девушки, распростертой на алтаре, о чем рассказывали свидетели в Chambre ardente (Огненной палате), где заседал суд, учрежденный Людовиком XIV, чтобы расследовать широко распространившиеся среди французской знати случаи отравлений. Это расследование, растянувшееся с января 1679 г. до июля 1682 г., возможно, является единственным судом над ведьмами, основанным скорей на действительно имевших место фактах, нежели на необузданном воображении юных истеричек или болезненно извращенной логике судей по делам колдовства и инквизиторов. Добросовестный полицейский чиновник, лично ответственный перед самим королем, говорил в показаниях: «Я снова и снова искал хоть что-нибудь, что могло бы убедить меня в том, что обвинения ложны, но подобное заключение просто невозможно». Тем не менее, обвинения, затрагивавшие знатнейших людей Франции, были в значительной степени обусловлены показаниями, полученными под пытками от женщин, чьи ноги по восемь раз раздрабливались в «сапогах».

Расследование основывалось на ряде отравлений. В начале 1673 г. два известных священника из Собора Парижской Богоматери, не называя имен, рассказали полиции, что многие из исповедавшихся у них признались или в предполагавшихся, или в действительно имевших место убийствах, совершенных, чтобы развязать «любовные треугольники». В 1677 г. полицейский комиссар Парижа Никола де Реюни раскрыл хорошо организованную международную сеть отравителей с ответвлением в Португалии, Италии и Англии. Возглавляемая несколькими дворянами, адвокатом и банкиром, она распространяла яды по всей Франции. Были обнаружены большие запасы ядов. Главарь банды, аристократ Франсуа Гало де Шастейль, бежал. (Он был яркой фигурой своего века – сын генерального прокурора Экса, доктор права, бывший мальтийский рыцарь, алжирский флибустьер и кармелитский приор, содержавший свою любовницу в погребе). Остальную часть банды допрашивали более года, но полиция так и не вышла на ее руководителей, хотя один из подозреваемых, Ваненс, позже выдал связного с розничными торговцами, предсказателями будущего, занимавшимися также сводничеством и абортами.

Просвет в деле наступил вследствие случайной беседы с Мари Босс, devineresse (предсказательницей будущего): «Как прекрасно мое занятие! Какие превосходные клиенты! Одни маркизы, принцы и высшая знать. Еще три отравления, и я ухожу в отставку, мое будущее обеспечено!» Женщина-полицейский агент, ухватившись за предоставившуюся возможность разгадки, сказала, что жаждет избавиться от своего мужа и ушла с бутылкой яда. Полиция совершила облаву и нашла в заведении мадам Босс тайник с ядами.

4 января 1679 г. полицейский комиссар Реюни приступил к допросам вдовы Босс, ее дочери и двух сыновей одновременно с другой предсказательницей, дворянкой Вигоре, любовницей обоих покойных мужей мадам Босс. Это была странная компания: все пятеро спали вместе в одной кровати. Чтобы прекратить применение ядов, месье Реюни должен был получить имена покупателей. Мадам де Пулельон стала первой обвиняемой femme de gualite (дамой благородного происхождения), в течение же последующих месяцев было вовлечено еще несколько сотен придворных. Все преступления строились по одной схеме. Так, например, у мадам де Пулельон был любовник, а ее старый муж цеплялся за свои мешки с деньгами. В связи с этим мадам купила poudres de succession (яды), но муж стал подозревать ее и скрылся в монастыре. Распространенным способом применения яда было замачивание рубашки в мышьяковистой кислоте, что вызывало раздражение тела, напоминаюшее сифилис. Затем женщина приносила якобы исцеляющую, а на самом деле отравленную мазь, которая при втирании в кожу ее больного мужа вызывала его смерть в течение нескольких месяцев.

На основании подобных показаний 8 марта 1679 г. король Людовик XIV согласился создать commission de l’Arsenal, суд, тайно заседавший в «Огненной палате», не подлежащий обжалованию и прозванный в народе Chambre ardente (потому что комната была задрапирована черным и освещалась свечами). Была схвачена и другая предсказательница, известная Катрин Дешайе, вдова Монвуазена, известная как Ла Вуазен. Она заявила, что ее ремеслом были хиромантия и физиогномика, и, в свою очередь, обвинила г-жу Босс. При перекрестном допросе были названы две вдовы парижских магистратов, покупавшие у Ла Вуазен яды, их также арестовали. Третья sage femme (знахарка), г-жа Лепер, специализировавшаяся на абортах, была арестована как сообщница Ла Вуазен. Она заявила, что помогала только тем женщинам, у которых задерживались менструации, и никогда не прерывала беременность. И она никогда бы не брала денег у этих девушек, которые считали себя беременными, но Вуазен сказала ей, что если эти девушки считают себя проститутками, то им стоит поверить. Как и предполагали, в саду ее дома в парижском пригороде Вильнев сюр Гравуа было похоронено множество зародышей и младенцев. Одна свидетельница обвинила Ла Вуазен в том, что она уничтожила 2500 нежелательных детей.

Полагая быстро покончить с расследованием, 6 мая 1678 г. Chambre ardente приговорила г-жу Вигоро и г-жу Босс к сожжению заживо, а сына г-жи Босс, Франсуа, – к повешению. Мадам де Пулельон была освобождена при условии высылки. Суд отложил исполнение приговора Ла Вуазен и г-жи Лепер, а также г-жи Ванен, их посредницы.

До этого этапа следствия колдовская ересь не затрагивалась. Чародейство отмечалось: предсказатели продавали любовные зелья (poudres pour l'amour), смешивая мышьяк, серу и купорос с сушеными крысами, жабами, семенем и менструальной кровью. Колдовство не упоминается ни в показаниях, полученных позже от других предсказателей во время летней и последующих сессий, ни в показаниях, связанных с привлечением в качестве возможных продавцов ядов нескольких забеременевших фрейлин, являвшихся любовницами короля. Среди вовлеченных в дело дворян был великий драматург Жан Расин; был подписан, но так и не предъявлен ордер на его арест по обвинению в отравлении собственной любовницы.

После года расследований, когда все большее и большее количество лиц из королевского окружения оказывалось замешанным в использовании ядов, 23 января 1680 г. Chambre отдала распоряжение об аресте графини Суассон, маркизы д'Аллуэ, мадам де Полиньяк (фаворитки короля), мадам де Тингри, герцогини Бульонской, маркиза дю Руар, герцога Люксембургского (капитана королевской гвардии) и маркиза де Фекьера. Они были заключены в Венсенском дворце или в Бастилии. Все французское высшее общество было охвачено волнением, и несколько обвиняемых бежали из страны. Шедшая тогда в Париже пьеса Корнеля «Lf Devineresse» («Ворожея») приобрела двусмысленное звучание.

Герцогиня Бульонская появилась в суде, сопровождаемая своим мужем (в отравлении которого обвинялась) и любовником. Ее допрос был кратким:

В.: Знаете ли вы г-жу Вигоре?

О.: Нет.

В.: Знаете ли вы г-жу Вуазен?

О.: Да.

В.: Почему Вы хотели убить собственного мужа?

О.: Убить его?! Вы бы лучше спросили моего мужа, что он думает об этом. Он проводил меня до двери зала заседаний.

В.: Но почему Вы так часто виделись с г-жой Вуазен?

О.: Я хотела выяснить, что эти сивиллы хранили для меня в запасе; вы, наверное, знаете, как нам живется в эти дни.

В.: Много ли вы заплатили этой женщине?

О.: Нет, только в пределах разумного. Есть ли у вас еще вопросы ко мне, господа?

Когда герцогиня покинула зал суда, мадам де Севинье заметила: «Если говорить честно, я бы никогда не поверила, что образованные люди могут задавать такие глупые вопросы». Эти и другие язвительные реплики, конечно, были убраны из официальных отчетов. Маркиз де Пас так обобщил впечатления знати: «Некоторые профессиональные отравители, мужского и женского рода, придумали способ продления своих никчемных жизней, разоблачая многих аристократов, чей арест и допрос хоть немного оттягивал гибель этих несчастных».

Озабоченный растущим противодействием своей деятельности, полицейский комиссар Реюни прибег к давлению на небольшую группу обвиняемых предсказателей будущего, особенно на некоего Лесажа, ранее осужденного к галерам и ставшего профессиональным свидетелем. Месье Реюни использовал пытку, начиная с sellette (скамейки), стула для пыток, затем brodeguins (сапога), когда клинья, вбиваемые в сапоги деревянными молотками, раздрабливали ноги. После 3 дней ужасной боли Ла Вуазен по-прежнему отрицала все обвинения в отравлении. В стенографическом отчете секретаря отмечаются ее крики во время успешных раздрабливаний ног. Во время второго удара она закричала: «О, мой Господь! Святая дева! Мне нечего сказать». Во время третьего удара она громко закричала и сказала, что скажет правду. Как отметил секретарь, после четвертого удара она закричала «необычайно», но ничего не сказала. Пытка продолжалась. Полицейский комиссар приписал ее молчание слишком мягкому обращению. Генеральный атторней потребовал вырвать ей язык и отрубить руки, но суд удовлетворился сожжением заживо. Она приняла тяжелую смерть (22 февраля 1680 г.). Ее привязали к столбу, «связанную и опоясанную железом. Изрыгавшую ругань, ее покрыли соломой, которую она сбрасывала пять или шесть раз, но, наконец, пламя усилилось, и она исчезла из виду» (Мадам де Севинье, «Письма»).

Колдовство было введено в качестве обвинения, когда Лесаж обвинил двух священников, отцов Даво и Мариэтта, в служении черной мессы над обнаженными животами юных девушек. Отец Жерар, священник из Сен-Савьера, был обвинен в служении подобной мессы, во время которой он лишил невинности девушку, служившую ему алтарем. Но только после постоянного применения пытки обвинения в черной магии распространились на всех. Чтобы получить необходимое ему признание, Реюни использовал самые ужасные пытки в виде дыбы и guestion de Teau (пытки водой), когда в глотку вливали до 8 пинт (4 литров) воды! У него даже появилась идея вызвать в суд Мадлен Буве,[13]13
  Проходила по нашумевшему в то время процессу Лувьерских монахинь.


[Закрыть] якобы связанную с несколькими предсказателями судьбы. Однако комиссар Реюни был смещен, и Мадлен осталась в неведении в монастыре в Нормандии. 24 февраля 1680 г. сфера деятельности Chambre ardente расширилась до расследования «святотатства, осквернения святынь и богохульства».

Пытки и казни. Гравюра XVII в.

В Тулузе был арестован и препровожден в Париж аббат Мариэтт. 21-летняя дочь г-жи Вуазен и Лесаж (профессиональный свидетель) рассказали, как священник приносил в жертву белых голубей и изготавливал восковые подобия. Другая предсказательница, г-жа Филастр, призналась в жертвоприношении ребенка дьяволу в центре круга из черных свечей и в отречении от таинств. Во время одной черной мессы, отправлявшейся аббатом Котто и аббатом Лешайе, она принесла в жертву своего новорожденного ребенка, а священник произнес мессу над последом. Священники крестили маленькие фигурки, наделяя их крестными родителями, с намерением вызвать любовь или смерть.

Другие многочисленные священники также совершали богохульственные обряды. Например, отец Лаво отслужил эротическую мессу над обнаженной девушкой, церемониально целуя ее parties honteuses (половые органы). Мадам Лузиньян, обнажившись, занималась всякими мерзостями со своим священником в лесу Фонтебло при больших пасхальных свечах. Отец Турне отслужил 3 эротические мессы, во время одной из которых он публично возлег с девушкой на алтаре.

66-летний аббат Гибур, горбун, незаконнорожденный сын Анри де Монморанси, пономарь церкви Св. Марселя в Сен-Лени, был вовлечен как сообщник Ла Вуазен. Он также произнес мессу над последом для мадемуазель Ла Кудрей (для которой он подделал свидетельство о браке) и другие мессы над обнаженными женщинами. Иногда, при вознесении гостий, он произносил заклинания для отыскания сокровищ или сексуального притяжения. Одно из них было адресовано двум традиционным дьяволам похоти:

«Астарот и Асмодей, принцы братства, я призываю вас принять в дар этого ребенка, за что я прошу (ради той, для кого совершается эта месса), чтобы король и дофин сохраняли свое расположение по отношению к ней, чтобы ее чтили принцы и принцессы королевской фамилии, чтобы король не отказывал ей ни в чем, чего она ни попросила бы у него для своих родственников или домашних».

Лочь Ла Вуазен описывает полуночную мессу с большим количеством подробностей: «Она видела женщину, распростертую на матрасе, ее голова свешивалась с края и поддерживалась подушкой, находившейся на стуле, перевернутом кверху дном, ее ноги свешивались, салфетка с крестом покрывала ее грудь, потир покоился на животе». Избежавший казни Лесаж добавлял, что женщина держала в руках свечи на протяжении всей службы.

Черная месса.

Отец Гибур описывает другую мессу, во время которой, как он утверждал, он убил ребенка. Его показание подтвердила дочь Ла Вуазен (которой в то время было только шестнадцать) и Жанна Шофрен, одна из трех его любовниц (у которой от него было 7 детей).

«Он принес ребенка, чтобы принести его в жертву во время мессы, совершаемой ради знатной дамы. Он перерезал горло ребенка ножом и, выпустив его кровь, вылил ее в потир, после чего унес тело в другое место, чтобы позже использовать его сердце и внутренности для другой мессы… Он произнес эту вторую мессу в крепости Сен-Лени над той же самой женщиной и с теми же самыми церемониями… Тело ребенка, как ему сказали, должно было использоваться для изготовления магических порошков».

Другой вариант эротической мессы был совершен ради королевской любовницы.

Облачившись в белый стихарь, епитрахиль и фелонь, (Гибур) прочитал заклинание в присутствии мадемуазель де Олье, которая изготовляла амулет для короля. Ее сопровождал мужчина, передавший ему текст заклинания. Для данного обряда было необходимо иметь семя обоих полов, но поскольку у мадемуазель де Олье были mois (месячные), и она не могла его дать, она положила вместо него в потир немного менструальной крови. Дворянин, который был с ней, зашел в пространство между кроватью и стеной, и Гибур направил его семя в потир. В эту смесь каждый положил порошок, сделанный из крови летучих мышей, и добавил немного муки, чтобы придать ей твердую консистенцию. Затем (отец Гибур) произнес заклинание и вылил то, что было в потире, в бутылку, которую мадемуазель Олье и дворянин забрали с собой.

Подобные обряды совершались на протяжении двух столетий охоты на ведьм, развившись из значительно более ранних представлений о великой силе Дьявола. В то время, когда богословы объясняли, что Сатана ничего не делает без соизволения Господа, множество людей не могло разрешить противоречия: как всемилостивый и всемогущий Господь допускает, чтобы совершалось зло. Гораздо легче оказалось принять уже существовавшую манихейскую ересь с добрым Богом и злым Дьяволом и считать, что если Бог не смог помочь, то, возможно, это сделает Дьявол. В подобном дуализме богохульственные обряды смешивались с церковными. Ла Вуазен была арестована при возвращении с воскресной утренней мессы, г-жа Лепер добросовестно крестила преждевременно родившихся детей, добываемых ею для черных месс. С философской точки зрения французские дворяне поступали так же, как французские крестьяне, искавшие помощи у друзей Дьявола. Кроме того, поскольку католические мессы совершались и с определенными намерениями – существовали моления о дожде, здоровье, победе, – распространение этого принципа на любовь представляется закономерным.

Несмотря на убежденность полицейского комиссара в обоснованности обвинений, на самом деле они оставались никуда не годны и на любом другом суде усомнились бы в их показаниях. Самые сенсационные откровения добывались только мучительными пытками. Однако Ла Вуазен постоянно отрицала всякую связь с колдовством. В двух случаях ее дочь явно противоречит своим собственным показаниям. Перед сожжением заживо г-жа Филастр отреклась от своих признаний, сделанных под пыткой, заявив полицейскому комиссару, что «все, что она заявила по данному поводу, было сделано только ради избавления от боли и мучений пытки, из боязни ее продолжения». С другой стороны, более убеждающими являются колдовские инструменты, найденные у предсказателей – не только яды, но и восковые фигурки, наговоры для абортов, книги по магии и черные свечи. Несмотря на заявление г-жи Трианон, одной из предсказательниц, такого рода свечи не предназначались для чистки обуви. Расписки на крупные суммы денег, выплаченные аббату Гибуру, являются не менее обличающими показаниями. Вполне возможно, что, когда приворотные действия не оказали нужного действия, французские дамы обратились к черным мессам. Описание службы, состоявшейся в 1668 г. (за помощь в которой тайный осведомитель Лесаж был сослан на галеры), является всего лишь описанием обыкновенной мессы, произнесенной с эротической целью: письменная просьба об успехе в любви была возложена на алтарь. Однако к 1680 г. Служба стала дополняться разрезаемыми младенцами и обнаженными красотками.

Тем не менее французское общество поддержало эти обвинения, и перед королем встала задача, как замять величайший скандал столетия. Он временно приостановил работу Chambre ardente в августе 1680 г., но, поскольку в показаниях говорилось о попытке его бывшей любовницы, мадам де Монтеспан, отравить самого Людовика и его новую юную любовницу (мадемуазель де Фонтанж), Людовик распорядился, чтобы Реюни продолжал сверхсекретные расследования. Собранные показания выявили, что мадам де Монтеспан была ключевой фигурой во всем этот сатанизме. Возникла еще более настоятельная необходимость скрыть этот позор. Комиссар Реюни продолжал свою деятельность до июля 1682 г., без разбора сжигая и подвергая пыткам многих мужчин и женщин из низших слоев, обвиняемых в продаже ядов и помощи в колдовстве. Однако за все 4 года ни один дворянин не был подвергнут пытке или казнен. Правосудие было действительно слепо.

За время расследования было арестовано 319 человек и 104 приговорено: 36 к смерти, 4 к галерам, 34 к изгнанию и 30 оправданы. Последовавшие за этим законы запретили предсказание будущего, контролировали продажу ядов и объявили колдовство суеверием (см. Людовик XIV, эдикт 1682 г.). В 1709 г., в возрасте 70 лет, Людовик XIV решил уничтожить отчеты, и 13 июля они были сожжены. Но так или иначе копии официальных стенограмм и записи полицейского комиссариата избежали уничтожения, и попытка короля стереть страницу истории провалилась.

Энциклопедия колдовства и демонологии Р. Хоупа Роббинса. – М.: Миф, Локид, 1997.

2. Процесс над Юджином Арамом

Истинных обстоятельств убийства, за которое был повешен Арам через пятнадцать лет после совершения преступления, никто никогда не узнает. Существуют три версии. Первая принадлежит самому Араму, он выдвинул ее на допросах. Вторую версию он изложил через несколько дней после осуждения. А третья версия принадлежит Хаусману, который был свидетелем со стороны короля. Хаусман, возможно, был прав в главном, но ему было что скрывать. Первая версия Арама почти наверняка далека от истины. А во второй версии может быть принят лишь сам факт убийства. Похоже, слишком много людей было заинтересовано в том, чтобы скрыть свое участие в этом преступлении. Но известных фактов достаточно для того, чтобы сделать такой вывод, поскольку во многих других групповых преступлениях существует преступный заговор, члены которого не слишком лояльны друг к другу. Возможно, убийство и в самом деле было следствием ссоры между ворами…

Помимо тайны самого убийства, есть еще два обстоятельства, делающие процесс над Юджином Арамом достойным внимания. Первое – это долгий срок между преступлением и наказанием. Закон медлителен, но нечасто, во всяком случае в этом мире, Божья мельница крутится настолько медленно. Даниэль Кларк пролежал в могиле тринадцать лет, пока не были сделаны первые шаги к обвинению его убийц, а затем прошел еще год после обвинения, пока расплата не настигла, наконец, осужденного. Второе обстоятельство заключалось в интеллектуальной незаурядности Юджина Арама. Он был старательным школьным учителем в отдаленном городке, мир не знал о его выдающихся способностях к науке, но примечательным является то, что такого человека, отданного исследованиям в атмосфере тупой лени, затянула в вульгарное мошенничество или случайное преступление группа людей без особого образования. Интеллект не дает гарантии против преступления. Но из всех людей одинокий и серьезный ученый, пожалуй, лучше всех огражден от соблазнов, так сильно действующих на других. К этим причинам можно добавить, что дело подтверждает старую поговорку «шила в мешке не утаишь». Поэтому неудивительно, что на Томаса Гуда эта история произвела такое впечатление, что он написал поэму, а Булвер Литтон построил на ней повесть, приукрашенную его богатым воображением. Прошло совсем немного лет после того, как Арам окончил свои мучения на виселице, но описания его преступления были опубликованы для развлечения и осведомления публики довольно оперативно.

Давайте вначале посмотрим, что он был за человек. Он родился в Рамсгилле, в Западном Райдинге. Дату его рождения можно примерно определить по тому факту, что крестили его 2-го октября 1704 года. Его отец был садовником, уважаемым за прямоту и незаурядные способности. Юджин учился в маленьких деревенских школах, где он узнал немного, но, что самое главное, научился работать над собой. Он занимался учебой с самого раннего возраста, постоянно изучая какую-либо новую отрасль знаний, серьезно увлекался языками и тем, что сейчас называют филологией. После непродолжительной службы в конторе он стал школьным учителем в своей родной деревне, где, как говорят, учительствовал успешно, но с жестокой твердостью. Многие мальчики, учившиеся у него в разное время, завоевали себе место в мире…

4-го мая 1731 года он женился на Анне Спенс. О ней известно мало. Похоже, она занимала низшее положение в их союзе, и он ее нисколько не ценил. Пока они жили вместе, она родила ему много детей, но в других отношениях они не подходили друг другу. Когда он бросил ее, она с покорностью приняла свою участь и не пыталась напомнить ему о его долге. Очевидно, она знала об убийстве, но хранила молчание.

Бесполезно гадать, какая причина побудила их на этот неподходящий союз. Но необходимость содержать жену и большую, постоянно растущую семью была крайне обременительной для ограниченных средств Арама. В 1734 году он переехал в Наресборроу, привлеченный должностью управляющего маленьким именьем, которую он сочетал с работой учителя частной школы. К этому времени он освоил латинский и греческий языки, а затем энергично взялся за иврит и кельтский язык. Его отдыхом были учеба и сад. Но трудно представить себе, как он находил возможность развивать свои знания в маленьком доме, с его скудными средствами и досугом. Тем более, что его соседи вряд ли могли составить ему компанию в его интеллектуальных занятиях. Именно в этих обстоятельствах и в этом окружении он понял, что латинский и греческий языки находятся во вторичном родстве, а не в прямом, как тогда считали ученые. Кроме того он заявил, что кельтские языки принадлежат европейскому семейству, а это долгие годы не сознавали другие ученые. Оставленные им заметки по исследуемому предмету доказывают, что при лучших возможностях Арам стал бы всемирно известным ученым. Таким был этот одинокий исследователь, подавленный бедностью, нелюбимой женой и рутиной маленькой школы.

Недалеко от здания школы жил Роберт Хаусман, крепкий широкоплечий человек, работавший ткачом. В этом же городе. жил трактирщик Генри Терри. Хаусман, Терри и Арам обвинялись в одном и том же убийстве, но их судьбы совершенно различны.

Их жертвой стал Дэниэль Кларк, которому было всего двадцать три года, но он с успехом вел обувное дело, перенятое по наследству от отца. Он был бедный, рябой и заикался, но эти дефекты не помешали ему добиться руки молодой леди с большими средствами, по их меркам. В феврале 1745 года он с волнением ожидал рождения ребенка.

Он занимался любопытными сделками, которые не могли не вызвать пересудов в маленьком городке. Хотя его жена и принесла ему несколько сот фунтов, он занимался покупкой вешей в кредит. Вещи были такими, чтобы их можно было легко переносить на руках. Он все еще был должен за вещи, когда в девять часов вечера 7-го февраля 1745 года покинул свой дом в последний раа Кларк сказал, что собирается навестить свою жену, которая в это время жила у родственников в соседней деревне. Неясно, было это предлогом или нет, но вряд ли он собирался туда на самом деле, поскольку у него была назначена встреча на следующее утро. Но на встречу он не явился, его стали искать и оказалось, что со своей женой он не виделся. Исчез не только он один. Не хватало также его денег и вещей. Любопытным обстоятельством было то, что он не взял с собой свою лошадь.

Ночью его видели несколько человек. Вначале с Хаусманом, а затем с Хаусманом и Арамом. Примерно в два-три часа ночи он зашел к человеку, заметившему, что эти двое были с ним. На следующее утро человек обнаружил, что у него пропала кирка, которую два-три дня спустя нашли в доме Арама.

Через день-другой отсутствие Кларка начало беспокоить его кредиторов. Они пришли к самому немилосердному заключению и поместили объявление о его розыске, пообещав награду в 15 фунтов «без лишних вопросов». Его отношения с Арамом и Хаусманом заставили людей подумать, что все трое занимались мошенничеством, поэтому было решено провести обыск в домах Арама и Хаусмана. У обоих нашлись многие вещи, исчезнувшие из дома Кларка, например, столовое серебро. В краже их не обвинили. После возвращения части вешей кредиторы успокоились, и городок вернулся к прежнему существованию. Если Кларк убежал, то это объясняло отсутствие ряда вешей. Если другие двое ему помогали, то они получили свою долю. Поскольку все решили, что Кларк просто обманул своих кредиторов, то его отсутствие волновало только его семью и самих кредиторов. В подобном мошенничестве нельзя отрицать злой умысел. А обстоятельства вполне могли натолкнуть на мысль о преступлении.

Но были и другие подозрительные моменты. Несколько дней спустя Арама арестовали за задолженность. Клерк, знавший средства Арама, был поражен, когда бедный школьный учитель вдруг достал массу гиней и расплатился с долгом на месте. Именно это привело к аресту Арама за кражу вещей Кларка, но доказательств было недостаточно и его отпустили. Примерно в то же время он оплатил заклад, то есть его состояние выросло без всяких видимых причин. Лишь спустя много лет люди вспомнили, что приданое миссис Кларк исчезло, и сопоставили два этих факта. Считалось, что у Кларка были деньги…

Вскоре Арам покинул Наресборроу. О причинах этого можно только догадываться. Он сказал, что собирается навестить каких-то родственников, но соседи утверждали, что видели его ночью, как он пробирался мимо. Миссис Арам категорически отвергла это. Но возможно, что к апрелю 1745 года он добрался до Лондона, и в дальнейшем его семья ничего не знала о нем.

Любопытная история случилась с ним, когда Арам, выдавая себя за состоятельного человека с именем в Сассексе, нанес визит к леди, находившейся под покровительством человека из Лидса. Последний встретился с ним в ее доме, узнал его и вооружил леди несколькими подходящими вопросами, чтобы проверить его честность. Когда он пришел к ней в следующий раз, она воспользовалась подвернувшейся возможностью и спросила его о Наресборроу. Со смущением он признал, что был там по делам бизнеса. Но когда последовал вопрос о том, знал ли он Дэниэля Кларка, Арам оказался в полном замешательстве. Он пробормотал, что он, видимо, читал о человеке с таким именем в газетах, но почему она спрашивает его об этом сапожнике? (При этом он подчеркнул, что о профессии этого человека он также узнал из газет). Потом он поинтересовался, зачем она об этом спрашивает. Леди ответила, что джентльмен, с которым он встречался, приехал из Лидса и узнал в нем знакомого, но раз это ошибка, то больше об этом не стоит говорить. Но для Арама это оказалось очень важным, и он больше к ней не приходил.

Хотя некоторое время он жил на свои сбережения, вскоре ему пришлось искать работу. Он стал учителем латыни и правописания в частной школе на Пикадилли, где в качестве части оплаты работодатель обучил его французскому языку. Затем он стал учителем правописания в школе в Хайе, графство Мидлсекс. Он мог посещать Францию, хотя это и неизвестно наверняка. Его последней работой было переписывание законов – работа постоянная, но низкооплачиваемая и довольно скучная. Так случилось, что во второй половине 1757 года он получил работу младшего учителя в королевской школе Линн. Его назначение было утверждено городским советом. Среди его учеников был Джеймс Берни. Кроме основной работы, он зарабатывал деньги частными уроками. С ним видели леди, он называл ее своей племянницей, она жила в доме булочника. Сам Арам занимал комнату в учительском доме. Потом кто-то говорил, что она была его любовницей. Другие говорили, что она его дочь. Некоторые были настолько непристойны, что объединяли два предположения. Какой бы ни была их родственная связь, но причина это скрывать была. Зарплата и жилье младшего учителя рассчитывались на холостяка. Любовница считалась родственницей. Дочь повлечет за собой расспросы об остальной семье. Кем бы ни была эта леди, о ней ничего не известно. Подобные же толки ходили и о его жизни в Линне. По словам одних Арам был культурным и образованным джентльменом, чье общество ценилось и в духовных, и в профессиональных кругах. Другие утверждали, что он был унылым и замкнутым человеком, отстраненным от общественной жизни. Скорее всего, правда лежит посередине. Старший по возрасту и неизвестный младший учитель вряд ли мог стать Араму равным компаньоном, но он должен был встречаться с людьми, которые могли оценить его способности и уважать его.

Ясно одно: его действительно оценили и слух о том, где он живет, достиг Наресборроу. Как только был получен ордер, приходские констебли понеслись в Линн со скоростью голубей, направляющихся в свою голубятню. Слух принес грум, живший в Наресборроу и увидевший Арама, когда проезжал через Линн на своем жеребце. Это было вполне вероятно.

Что касается Кларка, то хотя его исчезновение оставалось тайной, никто не придавал ему особого значения. Никто, даже его семья, не верил, что его нет в живых. Брат его жены даже зашел так далеко, что подал на Кларка в суд, а когда тот не явился на слушание дела, настоял на лишении его законных прав. Отлучение от закона было оглашено 20-го октября 1746 года и оставалось в записях вплоть до 1832 года, когда кто-то вдруг решил, что человек, убитый восемьдесят семь лет назад, не заслужил, чтобы по его поводу возобновлялась запись. Хаусман в это время проявлял признаки беспокойства. Хотя поначалу это не вызывало комментариев, но при разливе реки Лидд видели, как он бродил вдоль берега, доходя до самой пещеры св. Роберта, известной как убежише средневекового отшельника. Тайна исчезновения Кларка могла быть разгадана с помощью половодья…