Текст книги "Адди (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

   Жанна-десять тараторила в его наушнике:

   – Я запросила у штаба резервы, безмозглый вы идиот. Просто остановитесь! Слушайте, через минуту или две у нас будет полная информация об этом вашем нечто. Может, они захотят отправить туда зонд, и всё для того, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Усекли, «Муссон»?

   – Совсем не то, что в тренажёре или на Луне, – сказал Петер, захлёбываясь от пьянящего чувства движения. После недель взаперти, в тесноте, прикованным к креслу. Скафандр тихо гудел, перерабатывая пот в пригодную для повторного использования воду. – Это... да, это стоит того, чтобы лететь к чёрту на куличики. Чтобы не спать ночами, потому что после центрифуги мозги превратились в кашу. Чтобы терпеть бесконечные брифинги. Слышите, Жанна? Если вы не согласны, если имеете что-то против, то попробуйте вернуть меня силой.

   Она не отвечала, но и не разрывала связь. Петер чувствовал это, но, помимо прочего, видел значок линка на интерфейсе забрала.

   Когда Жанна вновь заговорила, в голосе её звучало изумление.

   – Я доложила руководству о ваших наблюдениях. Они не пожелали выделить вам зонд. Говорят, что кроме «Персея», на комете Брорзена-Меткалфа не было земных объектов. Требуют, чтобы вы немедленно вернулись на корабль, под угрозой пожизненного отстранения от полётов. Сам первый вице-президент потребовал.

   – Что ж, тогда я не вернусь на Землю. Буду первым космическим пиратом.

   Облако пыли закрыло от него объект правильной формы, но Петер знал, что через несколько десятков секунд ему придётся тормозить, чтобы не полететь кверху тормашками, споткнувшись об эту странную штуку, оставленную, без сомнения, какой-то из древних, давно исчезнувших цивилизаций, искать которые нам завещали великие фантасты.

   – «Муссон».

   – Как штык.

   – Учтите, что за вами теперь наблюдают. Ресурсы, которые потребовались, чтобы вести прямую передачу с головных камер вашего шлема, практически ставят крест на миссии автономного модуля.

   Несущийся навстречу мир замедлился, а потом и вовсе остановился.

   – Если так, вы тоже должны видеть это, Жанна.

   – То, что называется «прямой трансляцией», на самом деле один кадр в десять секунд.

   Пауза.

   – «Муссон», передаваемая вами информация недоступна для среднего звена управления компании. Она идёт напрямую к руководству.

   – Что ж, тогда я вам расскажу. Это колыбель.

   – Не поняла, «Муссон».

   – Детская колыбель. Я сам рос в похожей, мама с папой любили показывать фотографии всем девушкам, которых я приводил в дом. Но здесь-то она что делает?

   – «Муссон», – Жанна-десять старалась сохранять бесстрастный тон. – Немедленно возвращайтесь на корабль. Как только у нас будут данные с медицинского модуля, мы сможем установить причину галлюцинаций. Но не раньше.

   – Если не верите, поднимитесь на двадцатый этаж, туда, где заседают наши доблестные руководители. Или куда там идут фотографии с моих камер?

   Жанна молчала. Петер разглядывал находку. Колыбель была из дерева – натурального земного дерева, сосны, насколько он мог судить, – высотой ему по пояс, с гнутыми бортиками и круглыми в сечении поперечными перекладинами. Полозья вмёрзли в землю. На миг Петер действительно усомнился, а не видит ли он галлюцинацию – колыбель была чистенькой и опрятной, – но потом понял, что ветра здесь очень слабые и едва способны поднять в воздух даже песчинку.

   Он опустился на колени и осторожно провёл рукой по выглядящей ирреальной на фоне космического пейзажа деревянной конструкции. Датчики тактильных ощущений едва заметно, приятно завибрировали. Мужчина засмеялся.

   – Вы сделали это специально, да? Запоздалая первоапрельская шутка для не самого умного, зато храброго астронавта. А я-то думал, что чувство юмора в этой корпорации есть только у меня, да у пары уборщиков, и именно поэтому вы решили заслать меня так далеко. Уборщиков-то уволить гораздо проще... Но почему колыбель? Можете уже рассказать, я всё равно вас раскусил.

   – «Муссон», – осторожно сказала Жанна-десять. – Вы понимаете, сколько стоит доставить на астероид инородный объект размером больше зажигалки? Тем более, в отрыве от основной миссии?

   Это привело Петера в чувство. Он огляделся и обнаружил, что стоит приблизительно посередине Моря Свободы. Солнце почти упало за горизонт, но покрытые наледью стенки кратера всё равно сияли, словно обод гигантского кольца.

   – Жанна, у тебя же есть снимки этого удивительного небесного тела?

   – Конечно, всей поверхности. Снимки делались трижды. Первый раз аппаратом «Галилео» в тысяча девятьсот восемьдесят девятом. Миссией аппарата было изучение Юпитера, так что в его объективы попал лишь северный полюс кометы. Второй раз спускаемым аппаратом «Персей», который брал пробы грунта. Перед этим он облетел комету и составил её подробную карту. Две тысячи пятьдесят девятый. И наконец – один из аппаратов комплекса «Полдень», три месяца назад. Велась подготовка к вашей миссии. Снова снимок всего астероида, на этот раз высокого разрешения. Я могу поднять снимки «Галилео» и «Персея», но, думаю, это без надобности. На кадрах «Полдня» прекрасно всё видно.

   – И ты видишь колыбель? Прямо там, где я стою?

   – Ничего подобного я не наблюдаю... подождите, «Муссон». Кажется, здесь какие-то артефакты. Очень странно. Аппаратура, которую использовал «Полдень», не могла дать такую погрешность. Это же не любительская мыльница.

   – Есть там ещё эти так называемые «артефакты», Жанна?

   – Сложно сказать. Они видны только при очень большом увеличении. Придётся просматривать кадр за кадром. Это займёт очень много времени.

   Жанна-десять помолчала.

   – Вам приказано возвращаться на корабль. Немедленно. Дело пахнет трибуналом. А ещё... – было отчётливо слышно, как она сглотнула, – мне поручили доложить, что миссию нельзя прерывать ни при каких обстоятельствах. Корабль может улететь без тебя, Петер.

   Космонавт расхохотался. Синтетический воздух ел лёгкие.

   – Ого, я слышу живые эмоции! Ты впервые назвала меня по имени.

   – Ты не кажешься напуганным этими... ммм... санкциями.

   – Как они собираются отправить меня на трибунал, если оставят здесь, на комете?

   Жанна-десять долго молчала. Наконец, когда Петер проследовал от колыбели прочь, всё больше удаляясь от места посадки, спросила, тихо-тихо, как ребёнок, который боится, что его подслушают:

   – Что ещё ты нашёл?

   – Следы.

   – Живого существа?

   – Гуманоида. Человека.

   – Пятипалые?

   – Нет, дурочка, – Петер хмыкнул. – Обутые в ботинки. Рисунок протектора знакомый, но не тот, что используется космонавтами сейчас. Какая-то устаревшая модель скафандра. Знаешь что? Я собираюсь пройти по следам. Они ведут на северо-запад.

   – Ты первый человек, высадившийся на астероид, Петер.

   – Значит, есть и другие. Но положа руку на сердце, вряд ли я кого-то встречу. Следы довольно старые.

   Отталкиваясь от земли, Петер вновь и вновь отправлял себя в контролируемый полёт. Следы шли достаточно часто, значит, тот человек не прыгал, а шагал. В его скафандре не было системы стабилизации. Петер быстро понял, что цепочки следов две – ведущих туда и обратно. Кто-то пришёл в самое сердце гигантского кратера, чтобы оставить детскую кроватку... смахивает на бред сумасшедшего. Временами то одна, то другая цепочка прерывалась. Сыпучесть пыли ввиду низкой гравитации и почти полного отсутствия атмосферы здесь почти отсутствовала, но никто не отменял мелкие небесные тела, которыми, словно градом, сыпал пояс астероидов.

   – Петер, ты знаешь, у нас очень хорошая аппаратура, – Жанна говорила очень быстро. – При максимальном увеличении заметно множество артефактов. Как будто кто-то намеренно заретушировал все следы на фотографиях... меня отключают. С вами хочет побеседовать руководитель мис...

   – «Муссон», что вы, дьявол вас забери, творите?

   Снова этот голос. Вице-президент или как-его-там.

   – Копаю.

   На том конце «провода» опешили.

   – Что копаете?

   – То, что давно зарыто. Не хотите исповедаться? Потому что если я до всего докопаюсь сам, сразу же по прилёту на Землю я сниму конференц-зал со стеклянным куполом и впихну туда столько репортёров, сколько смогу.

   – Слушай, парень. Я бы, на твоём месте, не ставил под угрозу миссию и твою карьеру. Ты навсегда впишешь своё имя в историю. Первый человек, высадившийся на астероиде. Человек, побывавший дальше всего от Земли – по крайней мере, до старта программы «Обитаемый Юпитер», или пока китайцы не выкинут какой-нибудь фортель. Слава, пожизненное содержание... везде, в любой стране мире, тебя будут встречать, как героя.

   – Но я им не буду.

   – Прости?

   – Не буду героем, не буду первым человеком, высадившимся на этой космической картошке.

   Молчание.

   – Это засекреченная информация. Я ничего не могу тебе сказать. В интересах агентства.

   – Что ж, вы умеете заинтриговать.

   Передачу прервали. Петер ожидал, что вернётся Жанна, но в эфире царило молчание. Он проверил, на какой стадии подготовка ко взлёту. Старт через шестнадцать минут, люки будут автоматически задраены за сорок пять секунд до этого. Конечно, «сверху» всегда могут спустить команду о переносе старта, но с тем же успехом могут и не спустить. Если эти тайны агентству действительно дороги...

   Петер чертыхнулся и прогнал из головы эти мысли. Если даже он успеет на свой экспресс, есть тысячи способов не позволить ему вернуться на Землю живым. Любой узел корабля контролируется из ЦУПа. Система регенерации воздуха. Система поддержания температуры. Если они хотят себе героя – они его получат и выставят за стеклом, под нарядной табличкой, в каком-нибудь музее.

   Как бы то ни было, Петер не собирался поворачивать назад.

   Он добрался до противоположной стенки кратера и взлетел на неё одним могучим прыжком, на секунду почти поверив, что сейчас преодолеет силы тяготения и, кувыркаясь, нырнёт в расцвеченную огнями бездну.

   Сразу за Морем Свободы начинался ещё один кратер, совсем маленький и больше похожий на лунку для гольфа для мячика размером с пятиэтажный дом. На его дне стоял, накренившись, старый космический корабль. Знакомые черты казались неуловимо ирреальными. Секунду спустя Петер понял, что дело не в пейзаже и не в угле зрения. Это какая-то незнакомая модификация «Танго», который в его детстве использовали для полётов к Луне и двум курсирующим по орбите космическим станциям. Исцарапанный корпус напоминал стрелянную, пролежавшую не один сезон в земле ружейную гильзу. Пластины солнечных батарей выглядели штакетинами в заборе. Одна из опор была сломана, трап похож на серый, испачканный пылью язык почившего животного. Возле него, поставив ногу на ступень, стоял человек.

   Оскальзываясь, Петер заспешил вниз, и только увидев на плечах космонавта тонкий налёт пыли, заставил себя остановиться. Незнакомец раскачивался, словно собираясь с силами, чтобы переместить вес. На самом деле, никакого движения не было, а эффект его создавали потоки разномастного космического излучения, струящегося во все стороны разом. Несчастный давно мёртв, и только каркасный скафандр не даёт ему упасть.

   – Нашёл, – сказал Петер по радио, хотя и не был уверен, что кто-то его сейчас слушает. – «Танго-три», порт приписки – Земля, космодром Восточный. Эта птичка отлеталась задолго до моего рождения.

   Он попытался вспомнить историю космонавтики. Корабли погибали в космосе и при посадке, в том числе и с людьми. Но конкретно про этот корабль ничего в голову не шло.

   Он обошёл космонавта, протёр стекло шлема, несколько секунд разглядывал сморщенное лицо с выпученными, засохшими глазами. Перевёл взгляд на нагрудную табличку.

   – Диакате, Саул. Чернокожий. Мали. Никогда не слышал о Малийских космонавтах. Жанна, может ты меня просветишь?

   Он не ожидал, что она ответит, но она ответила. Голос возник как будто из ниоткуда, с ходу взяв высокие ноты.

   – «Муссон», безголовая ты сволочь, с этой минуты мы по одну сторону баррикад.

   Петер невольно огляделся, затем честно сказал:

   – Я тебя не вижу.

   – Образно говоря. Ты, я и ещё несколько славных парней. Мне спустили директиву не выходить с тобой на связь и, успеешь ты вернуться на корабль к назначенному времени или нет, проследить, чтобы старт прошёл без задержек.

   – Ого! Так благодаря какому же божественному провидению мы с тобой тогда разговариваем?

   – Благодаря тому, что на моём этаже в агентстве нашлись честные люди, которым не безразлична твоя судьба. В том числе пара толковых спецов. Мы забаррикадировались в операторской, и Женя... он немного зануда, но он на самом деле гений, сумел замкнуть на нас управление всеми системами. Так что на свой рейс ты успеешь. А теперь рассказывай, что ты там нашёл.

   Петер пересказал, кратко, как мог.

   – Космонавт на комете? – удивилась Жанна-десять. – Как давно он там?

   – Десятки лет. Учитывая, что в прошлый раз Брорзена-Меткалфа была достижима для кораблей такого класса, как «Танго», семьдесят-восемьдесят лет назад...

   Петер сделал паузу. У него захватило дыхание.

   – Ты раскопал могилу, – сказала Жанна.

   – Могилу, о которой все хотели забыть, – задумчиво сказал Петер. Обогнув застывшую фигуру, он прошёл внутрь корабля через беспечно распахнутые люки. Кресла с высокими спинками выстроились перед ним, словно почётный караул. Приборная панель старого образца с многочисленными экранами, рычагами и кнопками напоминала барельеф на лапах египетского Сфинкса.

   – Прямо сейчас я читаю про этого несчастного. Саул Диакате. Один из десятка африканских стажёров, в разное время проходивших подготовку на космонавта, и самый перспективный. Он единственный дошёл до двенадцатой ступени. Но... Петер. Он не летал в космос.

   – Я что, в музей восковых фигур, по-твоему, попал?

   – Саул Диакате пропал без вести на земле при невыясненных обстоятельствах. Он не участвовал ни в одном полёте, не говоря уж о революционной по тем временам экспедиции к комете.

   – А что корабль?

   – Почти все «Танго» списаны в утиль, пяток находится в музеях по всей планете. Четыре штуки потерпели крушение в открытом космосе – по разным причинам. И, опять же, официально ни один не приближался к Брорзена-Меткалфа.

   – И всё же он здесь.

   Наступила пауза. Петер выбрался наружу и ещё раз посмотрел в высохшие глаза мёртвого космонавта.

   – Что же с тобой случилось, Саул? – спросил он. Протянул руку и пожал безвольно свисающую ладонь. Ему показалось, как суставы скафандра тихо скрипнули. – Ты потерялся, да? Клянусь, я буду не я, если не найду твоих родственников, если не узнаю твою историю и не донесу её до каждого отдельно взятого земноводного.

   – Тебе лучше двигаться к своему кораблю, – сказала Жанна очень спокойно. – У нас ломают двери. Ты увидел всё, что мог. Теперь главное – вернуть тебя живым и здоровым.

   Петеру не хотелось уходить. Он спрыгнул с трапа и ещё раз обошёл «Танго». Помимо опоры, был повреждён один из маршевых двигателей. Космолёт не смог бы оторваться от планеты, не то, что долететь домой. Вновь поднялся по ступеням, без особой причины, просто желая ещё раз взглянуть на этакую древность. И вдруг заметил моргающую лампочку возле капитанского кресла – лампочку, показывающую, что система активна.

   И тут же корабль ожил. Заработали галогеновые лампы. Центральный дисплей выдал россыпь ошибок. Петер повернулся к двери, понимая, что она может закрыться в мгновение ока, понимая, что это не системная ошибка, не искусственный интеллект, что зародился в жестянке, и не инопланетяне, что, пролетая мимо на своей тарелке, перехватили контроль над допотопной техникой. Корабль по-прежнему управлялся с Земли.

   Дверь оставалась открытой. Возможно, когда он сделает шаг...

   – Петер, ты...

   Голос Жанны-десять таял, становясь всё более незначительным. Его место занял другой, сильный, обрамлённый треском помех, знакомый.

   – «Муссон», ты меня слышишь, – не вопрос, но утверждение. Петер полагал, что первый вице-президент Прохоров будет зол, как чёрт, но тот говорил спокойно. – Полагаю, ты вскрыл один из нарывов на теле космической миссии. Ни одно крупное предприятие длинною в полторы сотни лет не обходится без скелетов в шкафу.

   – По одному скелету на каждый метеор, когда-либо появляющийся в Солнечной системе.

   – Твоё остроумие может сделать тебе честь в баре, в компании друзей и пьяных женщин, но не там, где ты находишься, – по-прежнему спокойно сказали в наушнике, – не на самом краю человеческого фронтира. Не знаю, поверишь ты или нет, но мы не гордимся вещами, которые скрываем. Совет директоров расстался бы с четвертью текущих доходов, чтобы повернуть время вспять и сделать правильно то, что было сделано не так.

   – Никому от этого не легче, – сказал Петер. Почувствовав внезапную усталость, он опустился на корточки, благо, скафандр позволял это сделать. – Прямо сейчас я смотрю в лицо Саулу. И готов поставить мой дом в пригороде Самары против спичечного коробка, он не планировал закончить свою жизнь здесь. Он хотел отойти на тот свет, окружённый детьми и держа за руку любимую жену, ну или за руки – жён, не знаю, как там у них в Мали принято. Как минимум, будучи представителем агентства, он мог рассчитывать, что его имя внесут в учебники. Хотя, глядя в эти глаза, я думаю, что это слабое утешение.

   – Ты знаешь, что тогда представляла из себя его родная страна? – спросил первый вице-президент Прохоров.

   Сбитый с толку, Петер ответил отрицательно.

   – Ничего хорошего. Бурлящий котёл. Агентство вывезло семью Диакате из зоны боевых действий, способствовало её акклиматизации в новом мире. Его потомки до сих пор получают какое-то содержание. Но ты прав, они не знают, что их родственник был космонавтом. Никто не знает. Мы позаботились о том, чтобы переписать историю, и сделали это как следует. Тогда, в пятьдесят девятом, для нас были неприемлемы провалы, и тем более – человеческие жертвы. Атаки террористов и повсеместная анархия настроили общественность порвать в клочки любого, кто принесёт дурные вести. Судьба космической программы висела на волоске. Миссия пошла наперекосяк, но связь с космонавтом поддерживалась до самого конца. Мы не оставляли его одного, Петер, ни на секунду, – Виктор Прохоров говорил теперь быстро и горячо. – Я слышал записи. Слушал их вновь и вновь, чтобы понять, как мы можем извинить себя за то, что натворили.

   Он вздохнул.

   – Возвращайся на корабль, «Муссон». Мы поговорим обо всём с глазу на глаз и решим, что делать. Мы готовы признать заслуги Саула Диакате. Тем более, что только благодаря данным, собранным им и этим кораблём, твоя миссия стала возможной. Но ты остаёшься первым человеком, который побывал на астероиде и вернулся обратно.

   – Я хочу забрать его с собой, на Землю, – сказал Петер. – Только не говорите, что не готовы расстаться с мусором, который наковыряли в этом куске межгалактического камня.

   – Без проблем, – отозвался первый вице-президент. – В грузовом отсеке хватит места.

   Петер больше не терял времени даром. Отщёлкнув застёжки, он снял с Саула шлем, а потом, нажав несколько кнопок на его груди, извлёк закоченевшее тело из скафандра.

   – Пойдём, приятель. Ты, наконец, возвращаешься домой.

   Перекинул тело через плечо и, чередуя прыжки и быстрый шаг, направился к своему кораблю. По дороге он спросил:

   – Зачем он привёз сюда колыбель?

   – Колыбель? – удивился Виктор. – А мы-то гадали, что это за такое... Кто знает, «Муссон». Боюсь, это так и останется загадкой. И как он умудрился протащить это на корабль, хотел бы я знать?..

   Он замолчал, зато вернулась Жанна.

   – Мы нашли взаимопонимание с людьми, которые выломали нашу дверь, – сказала она. – Слышала, у тебя всё нормально.

   – Через пару минут вернусь в гнёздышко.

   Повисло неловкое молчание. Петер хмыкнул, думая, как забавно, что ему, побывавшему дальше, чем кто-либо из землян, не раз подвергавшему себя опасности, трудно сказать такое вслух:

   – Жанна, когда я вернусь, сменю эту пропахшие мочой трико из латекса на обычные шорты и как следует высплюсь... я был бы рад познакомиться с тобой лично.

   – Ксения.

   – Кто?

   – Меня зовут Ксенией, – она смеялась. – Конечно, почему бы и нет? Я, всё-таки, в каком-то смысле спасла твою жадную до приключений задницу.

   В ожерелье космоса, холодного, бездушного, хранящего любые тайны и выдающего их лишь избранным, зажегся яркий рубин. Корабль прогревал двигатели перед стартом. Проходя мимо колыбели, Петер провёл свободной рукой по перекладинам, ощутив шестым чувством приятную шершавость дерева, и повторил:

   – Ты возвращаешься домой.

   Конец

   Большое будущее

   – Нет! – с жаром воскликнул Вася. – Ты не понимаешь! Они нам врут обо всём на свете!

   – Так не бывает, – меланхолично сказал Паша, прислушиваясь к звукам на кухне. Пахло варёной гречей, с которой мама только что слила кипяток, был слышен стук ножа по разделочной доске. – От меня скрывают, что мы по уши в долгах. Что папа устроился подметать двор, только не наш, а через три дома, чтобы свои не видели. Он уходит в пять утра. Что Арни не сбежал, а отравился, наевшись на улице костей. Но всё на свете...

   Он с сомнением покачал головой. Вася проникновенно смотрел на друга.

   – Слушай, мне жаль, что у твоей семьи неприятности. Но... помнишь, как в игре в «дурака». Сейчас расклад не очень, у тебя на руках нет картинок, у противника дамы, вольты и тузы. Но следующая карта, которую ты возьмёшь, будет «козырем», – он поднял палец. – Благодаря мне будет.

   – Мне бы твой оптимизм, – Паша без интереса подвигал по столу журнал с наклейками, посвящёнными чемпионату мира по футболу девяносто восьмого года. Альбом был почти собран, не хватало только Зидана, едва ли не самой ценимой мальчишками во дворе карточки. «Если бы она у меня была, – не раз говорил Паша другу, – я мог бы сам стать звездой».

   Они сидели в Пашиной комнате, маленькой коморке с квадратным окном и пыльной люстрой. Была тут ещё накрытая кружевным ковриком тумбочка, которую Паша держал свободной под свой собственный телевизор, хотя почти утратил надежду им обзавестись, уродливый шкаф с бесчисленными учебниками и десятком книг серии «Чёрный котёнок», письменный стол из прессованных стружек, исцарапанный так, будто по нему катались на коньках. Была ещё зима за окном, такая, будто с той стороны прилепили картинку, и она уже начала мокнуть по краям. Ни единой живой души не пересекало улицу, а на лавке неподвижно сидела в чёрном тулупе и таком же платке баба Нюра.

   Вася, высокий щуплый мальчик с отросшей стрижкой «под горшок», продолжал лукаво смотреть на Пашу и смотрел так долго, что тот заёрзал на своём табурете.

   – Ну чего? – наконец, спросил он. – Выкладывай.

   – Подожди-подожди, – сказал Вася и вздохнул, как барышня, по традиции томящаяся в башне. – Это очень торжественный момент. Позволь мне им насладиться.

   Прошло ещё десять секунд. Голоса на кухне стали громче. Мама и бабушка. Последняя говорит, что папе пора бы вспомнить, что у него семья, но как он может об этом забыть, думал Паша, если он горбатится на эту семью с утра до вечера, если он...

   – Инициация, – Вася подался вперёд, вцепившись пальцами в край журнального столика. – Ты наблюдателен, я знаю. Тебя все считают рассеянным тихоней, но это не значит, что твоя голова не вращается на триста шестьдесят градусов. Но слышал ты, например, об этом? Видел ли?

   Он схватил с полки книгу, как показалось Паше, первую попавшуюся – это был решебник по математике за шестой класс, – открыл её на середине и со смачным треском вырвал страницу. Паша ничего не сказал. Решебник всё равно был прошлогодним.

   Вася торжественно протянул ему вырванную страницу, и Паша обнаружил, что она пуста с обеих сторон. В остальном это была всё та же обыкновенная дешёвая желтоватая бумага. Книжица упала на пол, мягко стукнувшись о ковёр, закрылась. Вася подтолкнул её ногой к другу.

   – Взгляни, – предложил он.

   Вася поднял книжку, пролистал страницы. Пусто. Нет... не совсем. Карандашные пометки остались. В уголке одной из страниц была нарисована рожица Шреддера, заклятого врага черепашек-ниндзя.

   – Да, я волшебник! – воскликнул Вася, когда мальчик поднял на него глаза. – Шучу, совсем нет. А теперь нам лучше валить отсюдова. Скажи, что идём гулять. И постарайся ничем не выдать своего удивления, если что-то покажется тебе не таким, как всегда.

   В коридоре звучали шаги. Васька схватил за руку приятеля, подтащил к двери, распахнул её.

   – Бабушка, мы... – начал Паша.

   В полутёмном коридоре никого не было. Никого... человеческого роста. Паша опустил глаза и бухнулся бы на колени, если бы Васька не подхватил его под руки, хохочущий и готовый ко всему.

   – Это же Арни! – сказал Паша, почему-то шёпотом. – Арни, так ты не умер? Когда ты вернулся?

   Пёс не торопился вилять хвостом. Это был метис, помесь таксы и дворняги, от которой помёту, помимо общей лохматости, достались смешное пятно вокруг правого ухо и чёрно-белый окрас. Пёс стоял на передних лапах, как будто на заднюю часть животного больше не воздействовала гравитация, а кончик хвоста, обычно закрученного спиралью, был нацелен прямо в лицо Ваське. Щёки собаки приподняты, но зубов не было – ни одного. Дёсны блестели, как оплавленный кусок пластмассы, и точно так же блестели выпученные глаза.

   – Что там за шум, мальчики? – послышался голос мамы.

   – Ничего, тётя Лариса, – сказал Васька. – Пашка полный рот семок набрал и не может говорить. Он о портфель споткнулся. Мы пойдём погуляем, хорошо?

   – Постарайтесь, чтобы до конца дня никто не пострадал, – сказала мама. – И отправь моего сына домой к полднику!

   – Будет сделано!

   Арни не двигался, задняя часть с растопыренными лапами всё так же запросто парила в воздухе. Васька держал указательный палец правой руки нацеленным на пса, и казалось, что между кончиком пальца и хвоста проскакивают разряды электричества.

   Васька протащил друга мимо собаки и сгрузил на скамейку в прихожей, напротив этажерки с обувью. Отстающие в этом месте от стены обои тихо хрустнули. Автоматически влезая в зимние ботинки и возясь со шнурками (Васька такими мелочами не заморачивался и всегда ходил с волочащимися за ним по земле макаронинами), Паша бросил взгляд в коридор. Арни исчез, зато появился жёлтый воздушный шарик, наполненный гелием. Нитка, по-видимому, была к чему-то привязана, потому что шар висел ровно посередине между потолком и полом. Васькин указательный палец был нацелен на жёлтый овал, а большой, оттопыренный вверх, нервно подрагивал.

   – Кстати, было бы неплохо, если ты, Вася, будешь держаться подальше от нашей квартиры и моего сына, – будничным голосом сказала Пашина мама.

   – Так точно, тётя Лариса, – всё тем же весёлым голосом ответил мальчик и захлопнул дверь.

   – Бармалей. Охранная система, – прокомментировал он, прикрывая от мороза щёки руками в варежках. – Нам повезло, что я подготовился. Наверное, ты уже догадался, что мне теперь будут у тебя не рады.

   Они залезли в подошедший автобус. Несмотря на то, что мальчишки были первыми в очередь на посадку, водитель едва не закрыл дверь перед носом Васьки, но тот оказался неожиданно проворным.

   – Куда мы едем?

   – На книжный рынок.

   Паша бросил взгляд в окно.

   – Это пятьдесят седьмой автобус. Он туда не идёт.

   – Следи за пассажирами. Остальное я возьму на себя.

   Он вытащил из матерчатой сумки, которую постоянно таскал с собой, джойстик, и Паша узнал его: девайс от восьмибитной игровой приставки, «Денди».

   – Ребятишки, у вас чего? – сварливым голосом спросила со своего места кондуктор, обернувшись вполоборота.

   – Сезонки, – сказал Паша и шёпотом прибавил: – Это за ней мне надо было следить? Потому что...

   И тут он увидел. К ним, занявшим два сиденья в задней части «икаруса», расталкивая старушек и женщин, приближался человек со злым, даже враждебным лицом. Это мужчина лет сорока, в длинном драповом пальто и с кейсом. На носу у него сидели старомодные, тяжёлые очки в толстой роговой оправе. Несмотря на холод, Паша не увидел шапку. Длинные залысины блестели потом. «Бухгалтер», – подумал он. Опустил глаза и увидел шапку, что слетела с головы мужчины и теперь превращалась в грязное нечто под ногами других пассажиров.

   Движения Васьки стали резвее, а на губах заиграла улыбка, похожая на весенний ветерок... нет, на самый настоящий ураган, что срывает шляпы, вырывает из рук прохожих зонты – и прохожие как будто понимают, что в конце концов дело дойдёт и до крыш их домов. На миг Пашке показалось, что друг сейчас откинет крышку щитка под сиденьем и присоединит разъём джойстика туда, чтобы управлять автобусом, как гоночной машинкой в «Формуле 1», но вместо этого он запихал провод в карман штанов. А затем вынул левую ногу из ботинка, каким-то образом умудрившись освободиться и от носка, и поставил её, голую, на пол. Пошевелил пальцами, и сердитый мужчина моментально потерял к ним интерес. Автобус тряхнуло. У Паши разболелась голова, тянущей болью, которая возникает, когда летишь на санках с горы. Он моргнул. Васька зашептал, хаотично нажимая на кнопки:

   – Сейчас уже можно не скрываться. Нам нужно их разозлить, понял? Это как бежать от злобной собаки, злобной и не особо умной. Чем быстрее бежишь, тем сильнее она начинает брызгать слюной. Но это только обманка. Они давно за нами следят. Они думают, что я хочу тебя инициировать. Прямо сейчас собирают силы, и чем больше их будет в одном месте, тем эффективнее сработает бомба.

   – Бомба? – Паша побледнел.

   Засмеявшись, Вася ткнул его в плечо.

   – Расслабься. Помнишь, как мы познакомились?

   – Ты подошёл ко мне на физкультуре и сказал: «Давай дружить».

   Паша чувствовал себя не в своей тарелке. Всё происходящее казалось сном, тем мимолётным, который случается, когда на опущенные веки падает электрический свет и мама вот-вот произнесёт «вставай в школу».

   – Ага! Мы очень давно за тобой наблюдаем.

   – Кто это «мы»?

   – Терпение, мой друг. Скоро ты со всеми встретишься. Это будет... событие! Понимаешь? Мы можем играть в «Мортал Комбат» у себя в голове! Но главное, конечно, не это. Главное – то, что мы сопротивляемся!

   Пашка смотрел на выщерблину в верхнем резце друга. Автобус тряхнуло. Паша не слишком удивился, увидев, что они приближаются к книжному рынку. Остановку они проехали не снижая хода, а потом водитель (в отражении в лобовом стекле было видно его сосредоточенное лицо) завернул к палаткам, разнёс баррикады с коробками, в которых оказались аудиокассеты. Каркас палатки, на которую он наехал, с хрустом сломался.