Текст книги "Адди (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

   Такие же глаза, как у той рыбины, были сейчас у Максима. Там не было страха за жизнь брата, не было готовности помочь. Он хотел только одного – отправиться в дорогу, да поскорее. Как Гарри Поттер, ждущий возле своего окна сову с письмом из Хогвартса и готовый при первом же знаке броситься собирать вещи, не взглянув даже на скучную престарелую мать и собаку, которая давно уже выросла из смешного щенячьего возраста и смертельно надоела.

   Денис не хотел видеть таким Макса и потому зажмурился.

   – Я смогу, – сказал он, но никто не собирался его переубеждать. Впрочем, и Денис говорил это больше для себя. – Дай мне карандаш.

   У него была безумная идея. Наверное, Макс не воспринял бы её серьёзно, а Доминико раскритиковал, со свойственным ему скепсисом сообщив, что в этом уголке мира так не принято, но Денис был готов её воплотить. Во всяком случае, попробовать.

   Макс отдал ему волшебную палочку и отступил, с бесстрастным выражением наблюдая за братом. Казалось, будто ноги его уже далеко: приминая высокую траву, а иногда скрываясь в ней почти полностью, они спешили к маяку.

   Денис взял карандаш поудобнее, подумал, как бы упростилась задача, если бы перед ним был холст. Или хотя бы тетрадный лист, вроде того, на котором он привык рисовать. А потом решил, что весь этот мир вполне себе походит на раскраску, книжку с картинками, к которой так и хочется добавить сообразно размаху своего воображения множество замечательных деталей.

   И когда мальчик так подумал, он вдруг почувствовал под грифелем поверхность, на которой можно рисовать. Высунув от усердия язык, он выстроил первую линию. Она дрожала в воздухе и совершенно не походила на что-то, что не смоет утренней росой, или что не порвёт, пролетая мимо, своим крылом мотылёк. Но Денис решил, что времени ему хватит. Рядом с первой вертикальной линией он провёл вторую, потом сверху, на уровне своей макушки, нарисовал между ними перемычку. Темнота, полная колышущейся травы, вдруг взволновалась, как волчица, почувствовавшая приближение кого-то постороннего. Или лучше сказать – потустороннего? Денис не видел луну, её отсутствие его не больно-то заботило, но он вдруг понял, что чувствует, какой эта луна распространяет запах. Это было, как... сыр. Да, пахло, словно на кухне где творится таинство утреннего завтрака, где из-под маминого ножа выходят аккуратные ломтики чеддера.

   Денис зажмурился и заставил карандаш в своей руке довершить манёвр. Что-то явно произошло, какая-то магия свершилась, и он бы очень хотел, открыв глаза, увидеть перед собой Доминико с его всегдашним скорбным выражением лица.

   Но увидел только арку из ажурного железа, такую, будто она, созданная в прошлом веке умелым кузнецом, затонула много лет назад и теперь лежит на дне прозрачного озера, отвечая на приветствие солнечных лучей.

   – Это будет дверь в мир духов, – услышал Денис свой голос. Он не собирался озвучивать свои мысли, но понял, что так будет правильно. Таким образом он закрепил хрупкую постройку в этом мире, и, возможно, она продержится несколько дольше, чем два с половиной вдоха. – Через неё я втащу обратно нашего друга Доминико.

   Варра хихикнула, но почти сразу, осознав серьёзность ситуации, зажала себе рот руками. В её глазах – Денис смотрел в них немого снизу вверх – появилось пламя разгорающегося огня. Будто кто-то подул на угли, покрывшиеся уже пеплом... Он кивнул девочке и вошёл в дверной проём.

   Что ждало его там?

   В первую очередь, как ни парадоксально, ждало его там напряжённое ожидание. Это ожидание клубилось тут и там едкой дымкой, изменяло всё вокруг, как сливочное масло изменяет вкус ржаного хлеба. Наверное, не будь напряжённого этого ожидания, всё было бы просто, как пять копеек: подойти к высокой тени, взять за руку и вывести Доминико в более привычное для него состояние. Но нет – собственное ожидание чего-то ужасного, ожидание сопротивления, ободранных коленей и саднящих локтей делали мир вокруг Дениса как будто состоящим из осколков стекла. Варра пропала, Макс со страдающим лицом – тоже.

   – Доминико! – закричал он. – Ты здесь? Отзовись же, создание ночи, выйди со мной на связь!

   – Я что, настолько погано выгляжу? – обидчиво сказал Доминико, – К чему этот тон?

   Мальчик не стал рассказывать призраку про серию мультиков о собаке охотника за тайнами, из которой он взял эту фразу – всё равно строгий испанец не так его поймёт. Он был рад, что не придётся искать Доминико на ощупь, блуждая по миру мёртвых и шарахаясь от неясного ощущения угрозы, сформировавшейся в нечто более или менее зримое.

   – Ты где? – спросил он.

   – Здесь, прямо перед тобой, – сказал он. – Я не могу пошевелиться. Зачем ты за мной полез в этот колодец, мальчик? Я даже не представляю, как ты можешь мне помочь.

   Денис протянул ладонь.

   – Дай мне руку!

   – Чем ты слушаешь? – разозлился дух. – Я потерял тело... даже ту малость, что оставалась после смерти. Выпал из него, как мокрая нога из сандалии.

   Денис старался не терять присутствия духа. По крайней мере, эта раздражительность осталась при Доминико. А если она осталась, значит, получится вернуть и всё остальное. Ведь все эти едкие слова, определения и комментарии составляли большую часть сущности Доминико. Кроме этого, да ещё бессмысленных воспоминаний, у призрака ничего не было.

   – У меня есть карандаш, – сказал мальчик. – Я нарисую тебя заново, как нарисовал эту дверь.

   Глаза привыкли (не то к темноте, не то к тому состоянию, в котором всё вокруг находится), и Денис увидел перед собой силуэт вполне человеческих очертаний. Он радостно потянулся к нему карандашом, одним движением нарисовал туловище, голову, похожую формой на каплю, длинные несуразные руки с множеством пальцев (Денису некогда было считать, поэтому на каждой руке теперь красовалось разное их количество), ноги с хорошо видимыми, выдающимися суставами. Ноги он рисовал последними: они получились особенно здорово! Жалко, что Доминико ими не воспользуется.

   – Тебе не щекотно? – спросил мальчик.

   – Если бы я что-то почувствовал, я был бы счастливейшим существом на земле, – с неожиданной откровенностью сказал Доминико. Денис подумал, что он, должно быть, устал от самого себя – так говорила мама, когда кто-то из телевизионных героев становился сам на себя не похожим.

   – Но ты двигаешься, – сдерживая радость, сказал Денис. – Значит, работает! Ты сейчас рассматриваешь собственные руки. Прости, что они такие... просто я торопился. Нам нужно выбираться отсюда. Я даже не нарисовал себе скафандр, вдруг, если долго дышать этим воздухом, я сам стану таким, как ты?

   – Но это не я. Ты, наверное, нарисовал одного из этих краснокожих. Попробуй ещё раз.

   Денис схватился за голову.

   – Почему ты раньше не сказал!

   – Разрази меня морской скат, если я понимаю, что конкретно ты сейчас делаешь, – принялся оправдываться Доминико. – Ты как будто водишь этим своим жезлом в воздухе.

   Денис огляделся, заметив теперь, бесплотных, беспомощных существ вокруг было гораздо больше, чем ему хотелось. Взгляд надолго замирал на каждой фигуре. Вблизи все они казались одинаковыми, точно речные камни, собравшиеся на ежевечерний перестук боками. Призрак сказал, что мальчик стоит «прямо перед ним», но Денис видел перед собой два или три столба дыма, точно аист, наблюдающий с высоты за очагами лесного пожара. Расспрашивать времени не было. Что-то происходило с человеческим телом по эту сторону пространства, что-то, начавшееся с покалывания кончиков пальцев – причём, покалывания не снаружи, как это обычно бывает, когда отлежишь руку, а изнутри. Будто множество крошечных человечков оказалось заперто за дверями-ногтями, и теперь все они колотят туда крошечными кулачками. Возможно, если Денис задержится здесь чуть дольше, он сам станет лоскутом дыма.

   Денис заработал руками вдвое быстрее, карандашный грифель скрипел, как бывает, когда пытаешься рисовать по стеклу. Вот и вторая фигура готова: она получилась угловатой, с плечами, похожими на капот старой папиной «четвёрки».

   И снова промахнулся.

   Не впасть в отчаяние Денису помог, как ни странно, один пугающий факт: он начал видеть лица приведений. Горбатые носы на перевёрнутых лицах, торчащие из ушей волосы, тонкие губы... Вот знакомое лицо, похожее на хитрое произведение искусства из обыкновенной салфетки; им-то Денис и занялся, чуть не роняя из рук свой инструмент.

   – Кажется, тебе пора зарыться в ил, – подсказал Доминико, когда рисунок был почти готов. Чтобы сэкономить время, Денис нарисовал его в виде кота: конечно, он получился далеко не таким изящным, как у Максима (откровенно говоря, это существо больше походило формой на распухшую от дождя тучку, чем на животное), зато рисовался в одно движение.

   Денис оглянулся и ойкнул: округлый, первый нарисованный им призрак, тянул свои пальцы-сосиски к мальчику. Движения его были медлительны, как под водой. Денис увернулся и чудом не попал в объятья к угловатому. Голова его болталась на плечах как коробка с заводной игрушкой, а руки тянулись прямо к горлу: двойного толкования быть не может, вряд ли они хотели заключить в объятья своего освободителя.

   Доминико-кот вспрыгнул ему на плечи и зашипел:

   – Бежим отсюда, малыш, бежим со всех ног!

   Если бы у него были усы, они бы сейчас щекотали Денису ухо, но усов он не нарисовал. Мальчик побежал. Нарисованные им существа быстро осваивались с телами. У угловатого ноги получились преступно коротки, но он перебирал ими на удивление проворно, округлый же шагал с грациозной неспешностью человека на ходулях; и оба они хотели заполучить себе маленького художника. Должно быть, чтобы заставить нарисовать всех-всех-всех своих братьев. Ещё бы – они-то знают, что это за мука, находиться на одном месте, и не деревом находиться (оно хоть может махать ветвями и создавать ветер, может заниматься увлекательным подсчётом своих листьев и в предвкушении накачивать соком почки), а натурально быть клочком воздуха.

   Денис с ужасом понял, что не помнит, где дверь, но Доминико, прижавшись к шее мальчика, подсказал в какой стороне её искать.

   Всё вокруг окончательно померкло, как перед грозой, грохотала в венах кровь. Денис старался держать руки сложенными на животе, боясь изрезать их о проступающие в темноте острые формы, и в любой момент ожидал вспышки боли в ступнях. Трава выросла, незаметно поглотив и мальчика и его преследователей, хрустальные её кинжалы тихо звенели, касаясь друг друга.

   Округлый и угловатый нагоняли. Шаги их были абсолютно бесшумны. Почти плача, Денис обернулся, сжимая в руке карандаш, словно кинжал. Не может быть, чтобы истории о Фродо, о Питере Пэвэнси и Геде из «Волшебника Земноморья» были просто выдумкой. Не может быть, чтобы случайность, в последний момент вытаскивающая их из беды, не пришла и ему, Денису, на помощь!

   И вдруг его захлестнуло сильнейшее чувство дежавю. Денис уже был в похожей ситуации несколько лет назад: тогда, как сейчас, с листа бумаги на него шагало собственноручно нарисованное чудовище, и не было рядом мамы, чтобы остановить его продвижение. Врывающийся в форточку ветерок шевелил краешки листа, и казалось, чудовище увеличивается в размерах, ещё мгновение, и ему станет тесно в рамках листа. Скрип карусели за окном казался потусторонним звуком, предвещающим огромную беду. Денис сидел как кролик, забравшись с ногами на стул, а потом вдруг, неожиданно для себя, взял в кулак карандаш и заштриховал рисунок. И всё пропало. Карусель стала снова каруселью. А солнечные зайчики на полу и стенах перестали казаться алчущими крови зрачками.

   Денис воспрял духом. Раз он сумел выкарабкаться тогда, будучи сопливым малышом, росточком, может, даже пониже Макса, значит, сумеет и сейчас! Тем более что сделать нужно абсолютно то же самое.

   Волшебный карандаш сработал как нужно. Продвижение округлого приостановилось. Он почти полностью скрылся за клубком беспорядочной вязи, напоминающей узоры какой-то чокнутой пропавшей цивилизации, которая даже пирамиды свои строила кверху ногами и на дне океана. Угловатый зацепился за неё своими углами и неуклюже рухнул на землю.

   – Давай, глупый карась, быстрее работай своими плавниками! – вопил над ухом Доминико. Кажется, он бесновался больше из-за того, что Денис не нарисовал ему когтей, которые можно было бы втыкать в спину.

   Словно кипятком ошпаренный, Денис вывалился в арку. Следом попытался протиснуться округлый (он напоминал ходячий улей, распухший от пчёл), но нынешняя комплекция ему это не позволила. Провисев ещё несколько секунд, дверной проём исчез.

   Мальчик сидел на земле, среди нехитрой деревянной утвари, принадлежащей прежде сиу, и тяжело дышал. Тяжести на плечах больше не было. Избавившись от кошачьего обличия, Доминико снова обрёл печальную стать шедевра оригами, настолько искусно изготовленного, что поражённые боги наделили его собственной душой и самостоятельной жизнью (несмотря на то, что сам Доминико жизнью это не считал).

   – Так-так, – сказал призрак, глядя в сторону. – Стоило мне ненадолго исчезнуть, как наше маленькое паломничество превращается в натуральный балаган.

   Только теперь мальчик понял, что звуки борьбы отнюдь не звучат в его возбуждённой голове, а раздаются на самом деле. Варра, схватив за волосы Максима, таскала его вокруг одного из шатров, который хлопал пологом, придавая нехитрое музыкальное сопровождение этому дикому танцу.

   Он бросился на помощь брату. Выхватил его из рук девочки: та превратилась в натуральную фурию. Вместо того чтобы отстать от Максима, она зачем-то попыталась стянуть с него обувь. В случае с левым ботинком ей это удалось.

   – Успокойся, – сказал Денис, с ужасом созерцая глубокую царапину на щеке брата, прямо под левым глазом, и одновременно пытаясь отпихнуть коленом Варру. Объясни, что случилось!

   – Он хотел уйти без вас, – она ткнула пальцем туда, где, казалось, совсем рядом сверкал, словно крупный изумруд в лучах солнечного света, маяк. – Один! Бросить всё и уйти. Это же предательство!

   Денис смотрел на Варру с изумлением и нарастающим страхом. Просто невозможно представить, что эта чуткая девочка, готовая увидеть среди мелочей шёпот о чём-то великом и глядящая на прошлое так, будто это блеклая чёрно-белая фотография, готова была выдрать из макушки Максима все волосы.

   Он вдруг вспомнил начало их совместного путешествия (казалось, будто прошла не пара дней, а целая вечность), когда Максим умер у него на руках, и как он потом говорил: «Не знаю, что такое Мариинская впадина, да и не хочу знать. То место, куда я падал, ещё глубже». И лицо у него в тот момент было такое, будто в этой пропасти он, как в детской поликлинике на уколах, частый гость, и никуда от неё не деться.

   Денис усадил малыша на землю, а потом тихо и твёрдо сказал, заглядывая в лицо Варре снизу вверх:

   – Никогда! Никогда-никогда не смей причинять моему брату вред!

   – Но он...

   – Неважно.

   Лицо Варры будто покрылось инеем.

   – Даже если он снова попытается бросить тебя на произвол судьбы, как сейчас? Мне не нужно его останавливать?

   Убедившись, что с братом всё в порядке, Денис выпрямился. И даже привстал на носки, чтобы быть одного роста с Варрой.

   – Это я его защищаю, а не он меня. Я – тот, кто должен помочь ему добраться до маяка. С самого первого момента, когда я понял, что у меня есть брат, я знал, что буду драться за него как лев!

   – А ты? – Варра, словно пойманный в клетку дикий зверь, набросилась на Доминико. – Испанский призрак, а что скажешь ты? Разве дело это, бросать друзей в беде?

   – Просто удивительно, что я хоть кому-то нужен, – покачал головой старик. – Знаешь, девочка, я ведь труслив. Да и польза от меня не сказать, чтобы великая. Иногда я мечтаю о тех временах, когда я, ничего не зная об этом мире, сидел себе на маяке и знал, что моя работа кому-то нужна. Ведь если я просплю час, когда нужно будет зажигать огонь, кто-то может налететь на скалы и погибнуть.

   Только теперь Варра поняла, что пытаться настроить этих двоих против Максима бесполезно, как бесполезно и пытаться понять мотивы, которые здесь намешаны. Созерцая её крепко сжатые губы и биение жилки не виске, Денис в порыве откровенности сказал:

   – А знаешь, на самом деле мы с Максимом пришли из другого мира.

   И тут же подумал: ещё бы, с такими-то именами им быть местными!

   Но Варра не стала смеяться или тем более ругаться. Вдруг успокоившись, она сказала:

   – А я догадалась. Всё, что со мной произошло, с того момента как вы появились – как дремучий сон. Хорошо, я не буду его останавливать, что бы не пришло в эту дурную голову. Просто подумала, что это не правильно и так не должно быть. Ты же его брат, а он, кажется, согласен только на одно – идти вперёд. Он одержим... а может, и нет. Может, его нужно просто хорошенько выпороть.

   Она показала Максиму язык и отвернулась к призраку, сложив на груди руки.

   Денис не нашёлся что ответить. Не раскрывать же ей ещё одну тайну, тайну бессмертия и множества жизней, через которые Максу пришлось пройти, прежде чем он потерял страх перед всеми опасностями? (ТЕНЬ не в счёт, она, конечно, пугает, но никто не знает, насколько она опасна).

   – Я рад тебя видеть, – смущённо и вместе с тем сердито сказал Макс Денису. Он нарочно игнорировал Варру; сидел, разбросав ноги и скрестив на груди руки. – Прости меня. Теперь мы можем идти? Если не будем терять время, завтра к утру будем там. На маяке.

   Девочка тем временем обратила своё внимание на Доминико. Глядя на неё, у Дениса сложилось впечатление, что она с удовольствием бы запихнула призрака в какой-нибудь кувшин и унесла с собой, в прежние деньки, чтобы показывать самым верным товарищам по играм и делиться с ними секретами. Старый смотритель, впрочем, ни о чём не подозревал.

   – Я просто хотел поздороваться, – отвечал он на её вопросы. – Эти привидения должны были быть похожи на меня. Ведь не может быть, чтобы создание как я было единственным на земле. Даже киты, мокрую спину которых иногда можно увидеть с моего маяка, встречают себе подобных. Я всегда смотрел по сторонам, и когда мы путешествовали с Максом, и когда я отделялся от него и исследовал секретные места сиу или углублялся под землю, где между красивейших сталактитов намерзает прозрачный как хрусталь лёд... но так до сих пор никого не нашёл.

   – Ты пробовал смотреть на старых фермах? – осторожно спросила Варра. – Там водится всякая жуть.

   Доминико провёл пальцем там, где у обычного человека должна находиться бровь.

   – Там я тоже бывал. Если бы на заброшенных фермах обитал кто-нибудь похожий, меня бы устроил даже один из этих вечно брюзжащих прощелыг, приплывших когда-то с островов Британской короны. Или всегда пьяных ирландцев. Уверен, мы нашли бы общий язык.

   Он помолчал и вдруг признался:

   – Я хотел дотронуться до чьей-нибудь руки.

   Денис подумал, как же это странно, что человек, который всю жизнь провёл в одиночестве, каждый вечер греясь возле лампы, ищет прикосновения.

   – Эти призраки не похожи на брюзжащих прощелыг или пьяниц, – заметил он. – Они даже на сиу не похожи.

   – Это порождения ТЕНИ, – объяснил призрак. – Тени ТЕНИ, если мне позволено будет так выразиться. Когда-то они были краснокожими, но не сейчас. Я знаю это так же точно, как и то, что в какой-то мере остался верноподданным короля Филиппа четвёртого, католиком и смотрителем маяка. В них не осталось ничего от прошлой жизни. Это не приведения в полной мере. Это лишь тени. Каждый из них занят тем, что вновь и вновь выполняет одни и те же действия, которые совершал здесь, на месте этой стоянки при жизни. Все их дни на этом месте слились в один, который можно наблюдать снова и снова.

   – А что ты видел? – не отставала девочка. – Как они готовятся к войне со зверушками?

   – Если бы я увидел что-то интересное, было бы просто замечательно, – проворчал дух. – Но всё, что я видел – один бесконечно затянувшийся, бесконечно скучный человеческий день.

   Денис подумал про день своих родителей, один из тех, когда не происходит ровно НИЧЕГО, но решил, что вряд ли эти вещи можно сравнивать.

   – Мы когда-нибудь ещё увидим клан Грязного Когтя? – спросил Максим.

   Призрак покачал головой.

   – Я сомневаюсь. Все они были здесь. Теперь их здесь нет.

   Максим снял через голову верёвочку с обломком стрелы со своей шеи и бросил под ноги.

   – Нам пора идти, – сказал он.

   22.

   Измученные, вздрагивающие от тёплых ещё воспоминаний о случившихся только что событиях, дети двинулись в путь. Максим нёс свои очки в руках: они больше всего пострадали в драке с Варрой. Отчего-то он не хотел их выпрямлять, а просто нёс в руках, бережно, как живую лягушку. Варра шагала насупленная и задумчивая. Лес шумел и махал ветвями. Денис хотел увидеть хоть какую-нибудь зверушку, но так никого не увидел. Зачем бы сиу Грязного Когтя истреблять всё живое?

   Варра будто угадала мысли Дениса. Она оглянулась на скопление шатров и сказала:

   – Этого просто не может быть. Ты знаешь, что такое дикая природа для сиу? Это их жизнь. Сиу – не просто люди. Сиу – перевёрнутые люди. Если человек, допустим, пытается подчинить себе природу и её материалы: он плавит сталь, он добывает каменный уголь, теслом и молотом делает камень пригодным для строительства. Сиу же целиком предают себя всему окружающему. Они для природы, а не природа для них. Они считают, что в каждом живом существе живёт дух, у которого ты можешь попросить то, что тебе нужно. Не обязательно брать силой. Перед большой охотой шаман говорит с духами – и дикий зверь застывает на месте, давая охотнику себя подстрелить. Придёт время, когда они встретятся в следующий раз при других обстоятельствах. Олень станет мышонком, а охотник – вишнёвой косточкой, которая этому мышонку по зубам. Так и живут.

   – Ты много о них знаешь, – заметил Денис.

   – Я много общалась с детьми из племени Падающих Вверх Дождевых Капель, что жили ниже по течению, за логом, – без запинки ответила Варра, и мальчик подумал: «Описывал ли папа эту девчонку в своей книжке? Она получилась на удивление... живо». – Мы учили друг друга, как произносятся те или иные слова на наших языках. «Охота» у них значит то же, что «обмен». Смешно, да?

   Девочка вдруг стиснула кулачки.

   – Я не верю, что сиу способны так просто отказаться от всего, за что когда-то радели. Убить всех этих зверюшек... У меня нет этому объяснения.

   – Это какие-то неправильные сиу, – сказал Денис. – Они пришли из пустыни.

   – Сиу – всегда сиу. Если так произошло, что-то, наверное, заставило их так сделать.

   – Макс, а ты что думаешь? – спросил Денис, желая разговорить брата.

   – ТЕНЬ, – сказал Максим и сунул в рот палец. – Вот что я думаю.

   Девочка хотела захватить с собой зонт, но того и след простыл. Может, его унесло ветром, но скорее, он просто растаял, точно кусочек сахара в чашке с чаем. Этот факт слегка поднял братьям настроение – Денис вспомнил ощущение немоты в пальцах и почувствовал, как один из множества камней скатился с души. Впрочем, то, что зонт-тросточка одумался и стёр себя из этого мира, не отметало главного – что-то где-то сломалось. Как пол на втором этаже ветхого дома, который душераздирающе скрипит под ногами и вот-вот обратит опору в настоящую воронку.

   Доминико подтвердил, что идти им оставалось не так уж и долго.

   – Всего одну ночь, – распинался призрак. – Там, слева, поле травы обрывается и начинается поле воды. Нет, настоящие луга воды! До них сейчас почти сутки пути вашими короткими ногами. Но море стоит того, чтобы на него взглянуть. Почти шестьдесят лет я всматривался в него с высоты своего наблюдательного поста, но даже я не видел всей воды, которая там есть. Тюлени и дельфины, и морские котики гнали её ко мне своими ластами и приносили во рту. Прибои швырялись целыми галлонами воды, каждый раз разной. И всё равно, чтобы увидеть её всю, счесть, замерить, не хватит и сотни моих жизней. Не хватит миллионов закатов. Не верите?! А, я заметил этот скепсис, эту насмешку во взгляде!

   Он ткнул пальцем в Дениса, хотя тот ни о чём подобном и не помышлял. Он просто улыбался, слушая рассказы призрака.

   – Но ничего. Когда мы придём, вы всё увидите своими глазами.

   Ночь схлопнулась как капкан. Оставался только шелест травы, которая кое-где доходила мальчикам до подбородка. Денис слышал, как разбегаются из-под ног хомяки, и радовался, что сиу Грязного Когтя не истребили всё живое в округе. Поначалу идти было легко, но чем дальше они уходили в поля, тем сильнее путались ноги. В низинах чавкала вода. Денис промочил ноги и предложил нарисовать новую обувь (вообразив в голове замечательные отцовские рыбацкие сапоги), но брат потянул его за рукав.

   – Не надо, – шёпотом сказал он. – Может, ОНА сейчас пытается нас высмотреть. Сделать так – всё равно, что помахать перед ЕЁ носом флагом.

   Денис почувствовал неловкость: он не видел в темноте лица Макса. Между пальцами отчаянно зудело, хотелось выудить карандаш, который лежал у него сейчас в кармане, и нарисовать на месте тёмного овала улыбку, и красивые, волевые морщины на детском лбу, как у супергероя. Он не посмел этого сделать. Братик больше не супергерой, он больной человечек, жаждущий скорее добраться до маяка, олицетворяющего полный спасительной инъекции шприц. Пришлось до самого привала слушать хлюпающие звуки в собственных ботинках. Впрочем, Денис быстро про них забыл. Чтобы успокоиться и прогнать дурные мысли, он разговорился с Варрой. Она живописала жизнь в форте, рассказывая о кровавых схватках и путешествиях в таинственные глубины материка, словно о походах за хлебом в магазин во дворе. Это была её жизнь, страхи, пустившие корни настолько глубоко, что невозможно было уже различить, где заканчивается плоть человеческая и начинается совершенно иная субстанция. И, глядя на Варру, сложно сказать, что она чужда человеческой плоти.

   – Я родилась уже тут, – словно извиняясь, что Денису приходится слышать историю не из первых уст, сказала Варра. – Мои родители прибыли с четвёртой английской экспедицией, той самой, которую возглавлял суровый адмирал Франковец. Вокруг шныряли испанцы, но наши корабли потеснили их и дали высадиться поселенцам. Сразу же за этим пришёл большой отряд испанских кораблей и потопил наши. Потом, гораздо позже, их разобрали на строительный материал, так что первые дома и первые стены того форта пахли водорослями. А мои старшие братья рассказывали, как отдирали с них приставшие морские звёзды. Люди ушли вглубь континента, где сумели окопаться на холме возле реки – ей тогда ещё никто не дал названия. Встретить этих зверей-испанцев нужно было во всеоружии... прости, Доминико, ты мне очень нравишься таким, какой есть, но я почти уверена, будь у тебя обычное человеческое тело, тебе непременно захотелось бы кого-нибудь зарезать.

   – Я не обижаюсь, – неожиданно покладисто заметил призрак. – Скажу лишь, что всё, что я резал при жизни, были хлебца. Такие маленькие, аккуратные хлебца, и я резал их, чтобы намазать яблочным джемом.

   Варра кивнула и продолжила:

   – Там были и мой отец, и моя мама. Форт, который воздвигли из останков мёртвых кораблей, в ожидании подкрепления, назвали «Надежда». И позже это название подтвердилось – когда мы подружились с кланом сиу, с теми, что жили неподалёку. Это была слабая дружба, очень робкая, но всё-таки это была дружба.

   Денис в свою очередь рассказал ей про жизнь в Выборге. Точнее, он-то считал, что жизнь его (в сравнении с жизнью Варры) скучна и неинтересна, поэтому начал сразу с конца, с того дня, как обнаружил себя в другом мире. Однако Вара, перебираясь по малозначительным, на взгляд Дениса, деталям, вроде настенных часов и смешной жестяной банки с кофе, словно ловкий орангутанг по лианам, заставила его вернуться назад. ...И ещё, и ещё, к самому раннему детству, когда Денис колесил на первом своём трёхколёсном велосипеде по газону и переглядывался сквозь щели в заборе с соседскими детьми. Рассказал всё, от дремучего начала, к стремительному финалу (который оказался только началом зубодробительного приключения), и снова к началу, к САМОМУ НАЧАЛУ в виде несчастного случая с Максом, которого Денис не мог даже помнить по той причине, что его самого на свете тогда не было.

   – Так мы и оказались здесь, – подвёл он итог. – Наверное, все дети, когда с ними что-то случается, попадают в место вроде этого... Постой-ка! Макс, получается, мама с папой потеряли и меня тоже? Так же, как потеряли когда-то тебя.

   – Если когда-нибудь найдёшь ответ на этот вопрос, дай знать, – сказал Максим.

   С наступлением ночи его взгляд не отрывался от маяка. Трудно было сказать, как долго ещё идти и на какой высоте яркая точка парит над горизонтом – если даже горизонта не видать. Но свет теперь был ровным, приятным глазу, это был настоящий царь над звёздами, и они, собираясь вместе, лепили для горизонта поистине шикарную корону.

   Что-то было родное в этом белом пятне. Будто приоткрытая дверь в комнату родителей, которую видишь перед сном. Из-под неё тебе так же ласково светит твой собственный ЗОВУЩИЙ СВЕТ, и этот свет – лучше любого ночника.

   23.

   Вскоре настала такая темень, что дети не видели друг друга. Только шорохи, да движение звёзд везде вокруг. Казалось, яркие белые точки выныривают из травы и, совершая круг над головами людей, ныряют обратно. Непонятно, по-прежнему ли три пары ног создают весь этот шум, или за ними, насмешливо переглядываясь, крадётся целая стая гиен? Денис отставил левую руку и, зажмурившись, попробовал прочувствовать, как щекочут ладонь колосья трав, как вдруг она стукнулась о руку Варры. Девочка схватила её своей влажной ладошкой и сжала. Денис был ей за это благодарен. По крайней мере, он не чувствовал себя теперь таким одиноким.

   Максим шёл чуть поодаль, справа. Долго Денис вслушивался в окружающий фон, прежде чем понял, что невнятный и смутно знакомый напев, разлитый в воздухе, исходит из уст малыша. Только слов он не узнавал. Наверное, Максим услышал его в каком-нибудь из бесчисленных человеческих поселений... или, вероятнее, принёс прямиком из детства, настоящего детства на перекрёстке Тенистой и Московской улиц. Ведь Денис тоже помнил эту мелодию! Но откуда тогда слова?

   – Доминико, – шёпотом позвал Денис.

   Голос призрака зазвучал прямо над головой.

   – Чего тебе, малыш?

   В нём трепетали совершенно человеческие эмоции – как будто прозрачными руками ему удалось поймать настоящую живую бабочку. Денис догадывался, что это за эмоции, и какова им причина. Он спросил так, чтобы не слышал Максим: