Текст книги "Кот из Датского королевства"

Автор книги: Дина Бакулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Он явно собрался продолжить свою мысль, но Глен опередил его:

– Часы «Павлин», такие красивые! – произнёс он пафосно и вопросительно посмотрел на профессора.

– Да. Да, – сказал профессор, вспоминая слишком громоздкие, на его взгляд, часы. В Эрмитаже Ивана Осиповича привлекала, в основном, живопись.

– А Рембрандт! – с энтузиазмом воскликнул профессор. Как тебе Рембрандт? Особенно, картина «Возвращение блудного сына»? А?

– Да-а-а, – протяжно произнес канадец. На самом деле он хорошо знал и любил творчество Рембрандта, а потому Глену и самому очень не терпелось порассуждать на эту тему. Но, к сожалению, ему так сильно захотелось пить, что пришлось наступить на горло собственной песне.

– Хотелось бы чего-нибудь холодного выпить! – без всякого перехода сказал он.

– Ну, пойдём, водички купим! – охотно предложил профессор, – тут рядом, меньше минуты ходьбы.

– Давай, – очень обрадовался канадец. – Жара просто нестерпимая!

Они почти одновременно встали и направились к ближайшему переносному прилавку. Прилавок, и в самом деле, находился настолько близко, что даже дорогу переходить не пришлось.

Несколько минут Иван Осипович и канадец сосредоточенно смотрели на витрину прилавка, пытаясь выбрать напиток.

– Я, пожалуй, возьму простую воду, – решился, наконец, профессор.

– Я тоже, – сказал канадец, – воду, только, газированную.

Иван Осипович полез в карман за деньгами, канадец жестом остановил его.

– Я заплачу, – просто предложил он.

– Хорошо, – так же просто согласился профессор.

Взяв воду, новоиспеченные приятели быстрым шагом направились к скамейке: обоим одновременно пришло на ум, что их место за это время могли занять. Так и вышло!

Прямо посередине облюбованной ими скамейки уже восседала гораздо более пожилая, чем они сами, дама в лёгкой голубой шляпе с огромными полями. Дама выглядела очень претенциозно. Её плечи были наглухо обёрнуты бежевым палантином. В левой руке дама держала толстую книгу, а в правой, раскрытый белый зонт с длинной ручкой. Как только приятели поравнялись со «своей скамейкой», дама взглянула на них так многозначительно, что стало ясно: уговорить её подвинуться будет трудно.

Все остальные скамейки, как назло, были заняты. «Видимо, русские очень любят загорать на скамейках в центре города», – с досадой подумал канадец. Ему не хотелось покидать живописное место у фонтана, в котором, к тому же, можно было время от времени ополоснуть лицо. Но ещё больше ему не терпелось продолжить интеллектуальный разговор с русским профессором. А разговаривать на серьёзные темы, сидя, было удобнее.

К счастью, с соседней скамейки неожиданно поднялась молодая пара. Парень и девушка, видимо, куда-то опаздывали, потому что, резко вскочив со скамейки, опрометью куда-то понеслись.

Иван Осипович и Глен с удовольствием плюхнулись на освободившееся место и, откупорив бутылочки с водой, жадно отхлебнули по большому глотку.

– Ты знаешь, Иван, – обратился к профессору долговязый приятель, – один наш учёный из Канады, однажды был так потрясен этой картиной, что написал о ней книгу.

– Какой картиной? – удивился профессор. У него совсем вылетело из головы, что его последняя реплика перед походом за водой, была о картине Рембрандта.

– Да той самой, о которой ты сам заговорил, «Блудный сын» Рембрандта.

– Правда? – искренне удивился профессор. Я, признаюсь, не слышал. Кто, ты говоришь, автор? И что, интересная книга? – заинтересованно спросил профессор.

– Да, да, – дважды кивнув головой, подтвердил канадец, – очень интересная. Написал её Генри Моуэн. Учёный!.. Очень интересный человек!.. В силу обстоятельств, ему пришлось работать с умственно отсталыми людьми. Эта работа показалась ему настолько трудной, что в какой-то момент он устал и даже был близок к отчаянию. А потом в чьем-то доме в Канаде он случайно увидел репродукцию картины Рембрандта «Блудный сын». Эта картина, вернее её репродукция, потрясла Моуэна. От хозяина дома он узнал, что оригинал находится в России, в Эрмитаже. Моуэну непременно захотелось поехать в Россию, чтобы увидеть «настоящего Рембрандта». И, к счастью, такая возможность скоро представилась.

 Приехав сюда, в Санкт-Петербург, Моуэн тут же отправился в Эрмитаж. Увидев подлинник поразившего его полотна, он не только не разочаровался, а наоборот – картина совершенно заворожила его!.. Моуэн часами не мог оторваться от неё. Он приходил смотреть на картину снова и снова. Повышенный интерес Моуэна к полотну Рембрандта заметили сначала охрана музея, а потом и администрация. И однажды руководство распорядилось принести для учёного канадца удобный стул, чтобы он смог сидя рассматривать любимую картину. Время, проведенное Моуэном в Эрмитаже, не пропало даром. Оказывается, за время многочисленных просмотров в его душе родилась новая философия. Я не знаю, делал ли учёный записи во время своего пребывания в Эрмитаже, но, вернувшись в Канаду, он написал книгу. Эта книга – размышление о картине, о том, как понимал Рембрандт евангельскую притчу, чему пытался научить своих зрителей.

Канадец рассказывал увлеченно, на одном дыхании; можно было подумать, что это он сам написал трактат о «Блудном сыне». Профессор слушал молча, боясь перебить его не только неловким словом, но и жестом.

Ивану Осиповичу казалось, что ему давным-давно не доводилось слышать такие вдохновенные речи. Он был очень рад, что судьба свела его с этим долговязым канадцем. Глен не только сам по себе казался новостью, но и рассказывал о том, что профессору было неизвестно, а главное – как рассказывал!

Иван Осипович тоже хорошо помнил картину, которая однажды так поразила воображение канадского учёного Моуэна. И, когда Глен рассказывал о книге, перед глазами профессора, словно наяву, представало полотно Рембрандта.

Несмотря на то что жара постепенно шла на убыль, тень от ближайших кустов сирени всё ещё не дошла до той половины скамейки, на которой сидел Глен. От долгого разговора в горле у старика пересохло, и он потянулся за бутылочкой с водой, которая стояла под скамейкой.

Воспользовавшись паузой, Иван Осипович внимательно и с явным уважением смотря на Глена, произнёс:

– Ты удивительно интересно рассказываешь, Глен. Знаешь, ты очень хороший рассказчик.

– Ну, не так уж это и удивительно, Иван! – без ложной скромности, согласился с похвалой Глен. – Ведь меня иногда просят читать проповеди в нашей церкви, в Оттаве. И потом я так же, как и ты, когда-то окончил Университет, а там чему-нибудь да учат!

 Но ты понимаешь, Иван, дело совсем не в том. Эта книга моего соотечественника о картине, она… вдохновляет. На основе её сюжета Моуэн выстроил целую философию.

Это размышления о том, что один и тот же человек, в разные минуты, вернее, периоды своей жизни, может отождествлять себя с разными персонажами притчи о блудном сыне. Он – то потерянный, окончательно запутавшийся в собственных неверных поступках блудный сын, то изнывающий от зависти к несправедливо обласканному грешнику брат, то любящий и прощающий отец. Но ведь это Иван, что называется, в двух словах. А в самой книге автор раскрывает эти мысли на примерах из собственной жизни. Я мог бы долго рассказывать об этой книге. А на самом деле, её просто нужно прочитать.

– Ты прав, мне захотелось её прочитать! Но ты ведь привезешь для меня эту книгу в следующий раз? – неожиданно даже для самого себя, выпалил профессор.

– Да, – несколько секунд подумав, ответил канадец, – привезу.

 Тем временем на соседней скамейке мама с маленькой девочкой раскрошили большой батон и кормили птиц. Голубей вокруг становилось всё больше и больше. Один из них, видимо, без всякого злого умысла, оставил след на коричневом ботинке Глена. Заметив это, Глен очень удивился, замолчал и с недоумением стал рассматривать ботинок. Почувствовав смущение приятеля, Иван Осипович решил подбодрить его.

– Не обращай внимания, – сказал он. Потом немножко подумал и добавил: – Это хороший знак – богатым будешь!

– Как это? – удивился Глен, пытаясь понять, шутит Иван Осипович, или говорит серьёзно.

– Ну, это шутка такая, – признался Иван Осипович, хотя ему и в самом деле казалось, что подобная примета существует. Впрочем, сам он в приметы не верил.

Глен немного подумал, потом тихонько засмеялся.

– Ну, это вряд ли, Иван,– улыбаясь, сказал он. – Вряд ли я стану богатым теперь. Уж если до сих пор не стал!

 Они, видимо, задумавшись каждый о чем-то своём, ещё несколько минут молча смотрели на бесцеремонных голубей.

– Слушай, я что-то проголодался, – неожиданно признался канадец.

– А я нет, – сказал Иван Осипович. – Мне, когда жарко, вообще, есть не хочется. А вот от мороженого я бы не отказался. Давай, по мороженому!

– Давай! – согласился Глен. – Мне так нравится ваше русское мороженое! У вас умеют его делать!

– Согласен, – отозвался Иван Осипович. – В Москве оно тоже вкусное.

– А что, разве в Москве продается другое мороженое?

– Да, немножко другое, но тоже вкусное.

– Верю на слово. Значит, по всей России живут мороженщики высшего класса! – решил польстить русскому приятелю Глен.

– Наверно, – охотно согласился профессор.

Взяв по «супер-трубочке», они вернулись на свободную скамейку.

Несколько минут приятели молчали и сосредоточенно ели мороженое: оно оказалось и в самом деле вкусным, – торопились его доесть, пока не растаяло.

– Так ты говоришь, Иван, рассказ о Блудном сыне – твой любимый сюжет из Библии? – быстро покончив с мороженым, спросил канадец.

– Один из любимых, – уточнил профессор.

– А какой самый любимый? – не унимался канадец

– История Иова, – не задумываясь, ответил Иван Осипович.

– Да-а-а… Да! – покачал головой канадец. А ты Иван, значит, Библию часто перечитываешь? – с любопытством спросил Глен.

– Ну конечно, – сказал Иван Осипович. – Я ведь тоже верующий, только я не протестант, как ты, а принадлежу православной Церкви.

Канадец задумался.

– А, понимаю! – воскликнул он наконец. – Вы похожи на католиков? Да?

– Нет, не похожи!.. – добродушно возразил Иван Осипович.

– А на кого вы похожи? На нас, протестантов? – простодушно спросил канадец.

– Нет, на вас, мы тоже не похожи! – ответил профессор.

– Почему? – обиженным тоном канадец.

– Понимаешь, Глен, с вами у нас ещё больше различий, чем с католиками.

– Объясни! – потребовал канадец.

– Хорошо! – охотно согласился профессор. Он и в самом деле обрадовался вопросу Глена, потому что тема эта ему и самому была интересна.

– Ведь ты, Глен, хорошо знаешь традиции католиков?

– Достаточно, – со скромным достоинством ответил приезжий протестант.

– Правильно! Иначе и быть не может, – согласился Иван Осипович. – Ведь ваша вера и зародилась-то, как протест против католицизма. Согласен?

– Разумеется, согласен, потому что это – прописная истина.

– Правильно. Вы протестовали против папизма, индульгенций и так далее…

– А что, разве ваша религия это поддерживает?

– Но в нашей религии ничего подобного никогда не было.

Канадец задумался.

– Ну, значит, вы тоже протестанты, – предположил он, – просто другая ветвь.

– Нет, – сказал профессор. – Мы не протестанты, у нас с вами слишком много различий. Мы, например, почитаем святых. Кроме того, наши храмы украшены красивыми иконами.

– Понятно, – сказал Глен. – Значит вы, как греки. Но я смутно представляю твою религию. Знаю только, что вы слишком почитаете святых. Это неправильно!.. Главное – Бог. Святые были такими же людьми, как мы, – какой же смысл их почитать?..

– Ты прав, Глен: главное – Бог. В этом наши религии единодушны. Но почему же по-твоему, нельзя почитать святых?

– Да потому, что это всё равно, как если бы я стал молиться тебе, а ты мне. Где тут смысл?

– В этом, Глен, действительно, смысла нет, да ведь мы с тобой и не святые!..

– Но ведь святые ничем от нас не отличались!.. – убеждённо сказал Глен.

– В этом я что-то сомневаюсь! – усмехнулся профессор.

– Как можно в этом сомневаться? – поразился Глен. – Они же люди! Просто люди! Они верили в Бога, – и я тоже верю…

– Ты смог бы серьёзно утверждать Глен, что апостол Павел, например, был таким же, как мы? – Иван Осипович внимательно посмотрел на протестанта. – Я надеюсь, ты не считаешь себя равным Апостолу Павлу? Может, всё-таки тут есть какая-то разница?

Канадец надолго задумался, а потом неохотно признал:

– Ну, определённая разница, конечно, есть…

– Значит Апостол Павел, всё-таки заслужил наше почитание?

– Заслужил, – вздохнул канадец.

– Ну, значит, и спорить не о чём! – торжествующе подытожил профессор.

Канадец насупился и угрюмо замолчал. Он не был готов к такому разговору, – русский профессор налетел на него внезапно, как коршун. Кроме того, думать на серьёзные темы в такую жару уже не хотелось. Поэтому, он разозлился.

– А иконы? – с вызовом сказал он. – Зачем они нужны, ваши иконы? В Библии, по-моему, ясно говорится: «Не сотвори себе кумира»… А вы кланяетесь и молитесь иконам.

– Эх, не правильно ты всё понимаешь!.. Мы кланяемся не иконам, а тем, кто на них изображен. – Вот скажи, Глен, у тебя есть внуки? – неожиданно спросил профессор.

– Нет, – угрюмо буркнул Глен. – У меня двое взрослых сыновей, но внуков, к сожалению, нет. И причём тут внуки? Ты просто уклоняешься от темы!..

– Я не уклоняюсь. Я это для примера спросил. Когда ты смотришь на фотографию своих детей, ты же их вспоминаешь? Ты вновь переживаешь какие-то события, связанные с ними, ты, может быть, даже разговариваешь с ними мысленно…

– Ну, конечно, – это всё так…

– Вот так же и мы с помощью икон пытаемся устремить свои сердца к тем, кто на них изображён. А вы… Да на что, вообще, похожи ваши церкви?

– И на что же? – обиженно вскинул голову Глен.

Обстановка, по-видимому, накалилась, но Ивана Осиповича, кажется, понесло.

– Они похожи на офисы! – с пафосом заявил профессор. – Или на больницы!

– И что же, позволь спросить, в этом плохого?

– Ничего! Но, офис – есть офис, а церковь – это церковь, и не надо их смешивать.

– Вот и не смешивай! – почти выкрикнул Глен.

Иван Осипович в сердцах отвернулся от приятеля.

Несмотря на то, что последнее слово осталось за ним, Глен понимал, что этот раунд русский профессор всё же выиграл. Поэтому Глен не торжествовал, а чувствовал, как в душе у него поднимаются обида и раздражение. Глаза его заблестели, – видно было, что он пытается сдерживать себя.

– Что-то мне подозрительно, – неприязненным тоном сказал Глен, – уж очень ты, в этом вопросе подкован. Говоришь, точно по бумажке. Может, ты на самом деле священник? Во всяком случае, можно подумать, что ты богослов, которого послали на проповедь среди неверных.

– Глупости! – в сердцах возразил Иван Осипович, – никто меня не посылал! Я не священник и не богослов. У меня зять – священник, а я только курсы богословские закончил. И ещё я изучал этот вопрос для себя, понимаешь? – для души. Интересно мне это!

– Да уж – вижу… – хмуро сказал канадец.

Он хотел совсем отодвинуться от Ивана Осиповича, но передумал и только отвернулся от него. Русский профессор с недоумением смотрел на приятеля. Наконец до его сознания дошло, что канадский друг не на шутку рассержен грубым сравнением протестантской церкви с офисом.

«Да, что-то меня совсем занесло, – подумал Иван Осипович. – Вот же угораздило за любимую тему зацепиться!»

И он принялся думать, как бы исправить ситуацию. Пока он размышлял, Глена снова разморило, ему нестерпимо захотелось освежиться в фонтане. Протестант изучающе посмотрел на приятеля: лицо профессора уже не выглядело торжествующим, – наоборот, оно показалось Глену возвышенно-печальным.

– Пошли, окунемся! – уже миролюбиво предложил он.

– Ты иди, я посижу пока, – отозвался профессор. Ему уже не было так жарко: его половину скамейки давно поглотила прохладная тень высокого куста сирени.

Глен встал и не спеша побрёл к фонтану. Возле поребрика он, как и раньше, присел на корточки, опустил длинные руки по локоть в воду и поболтал ими. Потом также неспешно, сидя на корточках, Глен аккуратно смочил руками свою колоритную лысину. Для пущего эффекта эту нехитрую процедуру он повторил несколько раз. Брызнув за ворот полосатой футболки несколько капель воды, Глен вернулся на скамейку повеселевшим.

Пока канадец плескался в фонтане, Иван Осипович передумал сразу несколько дум. Мысленно он упрекал себя в том, что не сдержал своего порыва. «В самом деле, уж слишком я насел на беднягу со своей проповедью!.. – решил профессор. – Какое мне, право, дело, во что именно он верит?.. Вот так всегда: когда речь заходит о важном, не могу сохранять спокойствие!..» Ему не хотелось ссориться с новым приятелем: несмотря ни на что, лысый долговязый Глен был симпатичен профессору.

Когда канадец вернулся на скамейку, профессор виновато и осторожно взглянул на него. Глен в свою очередь украдкой бросил на профессора всё ещё обиженный взгляд. Потом, словно позабыв о недавнем споре, канадец как будто впервые внимательно осмотрелся вокруг. Оба понимали, что изрядно засиделись на одном месте, но расставаться почему-то не хотелось.

– Это твоя церковь? – кивнув в сторону Казанского собора, спросил протестант.

Иван Осипович с недоумением посмотрел на собор. Смысл вопроса дошёл до него не сразу.

– Что?.. Ах, да – моя! – улыбнулся он.

– Ну, так показывай!

Иван Осипович и сам давным-давно не был в Казанском соборе, хотя и приезжал к сестре в Петербург каждый год.

– Ну, пойдём, – согласился он.

В соборе было хорошо – прохладно!.. Вместе с канадцем они походили от колонны к колонне. Служба, к счастью, ещё не началась, так что у них в запасе оказалось около получаса.

Глену понравилось убранство Собора. Он с интересом рассматривал иконы, а профессор увлеченно рассказывал о святых, изображенных на них, – о тех, которых сам смог узнать и вспомнить.

Ивану Осиповичу было приятно, что его канадский приятель оказался столь отходчивым и любознательным. Между прочим, все библейские сюжеты Глен не только отлично знал, но и умел вдохновенно пересказывать. Завершив внеплановую экскурсию, приятели вышли из собора.

Жара определённо спала, на город надвигался вечер.

– Надо сестре позвонить, а то будет беспокоиться, – сказал Иван Осипович Глену.

Глен согласно кивнул.

Профессор позвонил сестре. Потом приятели купили ещё по трубочке мороженого и снова немного посидели на скамейке. Теперь рядом с фонтаном нашлось сразу несколько свободных скамеек, так что можно было выбирать. Глен рассказал немного о своей семье, которая осталась в Канаде, – но связи они не теряют, почти каждый вечер общаются по скайпу.

А Иван Осипович в свою очередь рассказал, какая у них с женой умная и симпатичная дочь и какая одарённая внучка Ниночка.

– Стихи сочиняет!.. – похвастался Иван Осипович. – Да, у меня одно стихотворение с собой, кстати, в записной книжке. Оно простое, шуточное, – добавил он. – Хочешь, прочитаю?

– Давай, – согласился Глен.

Иван Осипович достал из маленькой чёрной сумки записную книжку, открыл нужную страничку и вдруг задумался: стихотворение сначала нужно перевести, – да так, чтобы рифма осталась…

Иван Осипович думал несколько минут, потом вслух прочитал:

«Я в Англии увидела бобра:

Он не спеша скользил по тротуару.

Какой-то дурачок терзал гитару,

Стояла нестерпимая жара,

Стручки фасоли бились об асфальт,

Упавшие с массивного прилавка,

С ужасным шумом закрывалась лавка

Из окон доносился чей-то альт…»

Закончив, Иван Осипович вопросительно посмотрел на Глена. Тот немного помолчал, потом рассмеялся.

– Значит, это твоя внучка написала? – переспросил он.

– Да.

– Сколько ей лет?

– Пятнадцать.

– Она что, была в Англии?

– Нет.

– Всё равно смешно про бобра, – одобрил Глен, и вздохнул: – Дети!..

– Дети! – согласился Иван Осипович, улыбаясь.

– Ну, мне пора, – Глен хлопнул себя по коленям. – Надо ещё к занятиям подготовиться.

– И мне пора, – кивнул Иван Осипович.

– Напиши мне свой электронный адрес, – и он протянул Глену записную книжку с прикрепленным на веревочке карандашом. Глен старательно вывел длинную, непонятную надпись.

– Теперь ты, – сказал он.

Иван Осипович написал в той же книжке свой адрес, вырвал листок и протянул канадцу.

– Ты завтра ещё здесь, в городе? – спросил Глен

– Да, а ты?

– Я тоже. Ты сможешь завтра вечером сюда прийти?

– Смогу, – ответил профессор. – Тебе в три удобно?

Глен на секунду задумался.

– Давай в четыре, – предложил он.

– Договорились!

Они пожали друг другу руки, молча поднялись со скамейки и направились – один к остановке маршрутки, а другой к ближайшей станции метро. Жара давно спала, но было всё ещё очень тепло.

Ливень разразился гораздо позже…