Текст книги "Кот из Датского королевства"
Автор книги: Дина Бакулина
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
КОТ ИЗ ДАТСКОГО КОРОЛЕВСТВА
Повести и рассказы
Санкт-Петербург
2013
КОТ ИЗ ДАТСКОГО КОРОЛЕВСТВА
Повесть
I.ИЮНЬ
Сидя на стуле, прибитом к полу
«Я училась писать у Тони Парсонса».
Это не цитата. Это мои собственные слова. Могу себе представить реакцию популярного писателя, если он когда-нибудь случайно наткнётся на мои произведения, – вероятность этого настолько мала, что можно и пофантазировать. Впрочем, реакция была бы, скорее всего, очень спокойной.
– Вот как? – сказал бы известный английский автор. – Я был её учителем?.. Что ж, меня давно не пугает столь высокий процент необучаемых… А вообще-то я рад, что мои книги доступны сейчас всем подряд.
Дело в том, что мне несколько лет подряд пришлось заниматься некой унылой, трудоёмкой и совершенно бессмысленной работой. Конечно, она не была такой с самого начала – она испортилась много позже… И когда я поняла, что испортилась она окончательно, мне стало ясно, что отныне работу придётся просто терпеть. И я терпела, конечно. Но когда моё терпение иссякло, я решила найти утешение в сочинении какой-нибудь истории.
Я помню, конечно: «Если можешь не писать, не пиши». Но я, видите ли, как раз и не могу не писать. Что-то просится душа на воздух из тесной банки обстоятельств…
Представьте паучка в маленькой банке. Представили? Это я. Сейчас мне захотелось вылезти наружу и побродить немного по окрестностям. Банка – это моя настоящая работа: замкнутое, унылое и безвоздушное пространство. Во всяком случае, такой она представлялась мне всего три месяца назад. И пользы от меня на этой работе было ровно столько же, сколько от паучка, посаженного в банку. Так уж получилось. Очень может быть, что я просто не замечала своей полезности, – но теперь всё изменилось. Я примирилась, наконец, со своей работой. Я не просто научилась её терпеть, но даже почти полюбила часы, проведённые на рабочем месте.
Помните слова, начертанные на перстне царя Соломона: «Всё пройдёт, пройдёт и это». Это точно: всё рано или поздно проходит – и важное, и неважное. Что-то проходит рядом, как видения, лишь слегка раня сердце… Что-то, как молния, пронзает тебя… Впрочем, эти рассуждения, как будто, уже из другой оперы.
Всё же, изначально я хотела поговорить о работе. Работа, конечно, солидный кусок жизни, – одна треть примерно, – но это ещё не вся жизнь. И она пройдёт однажды, – уж это несомненно – или преобразится или просто пройдёт; вы можете мне поверить на слово: я точно знаю это, по собственному опыту. Допустим, вы, перепробовав и то, и другое, тщетно пытались вырваться из острого ощущения собственной ненужности, но, несмотря на все эти усилия, опять обнаружили себя сидящим на том же самом, прибитом гвоздями к полу стуле. Как тут быть? Я утверждаю, – это означает только одно: ваше время ещё не пришло, но оно уже в пути. И если вы давно утомились биться головой об стену, отдохните, можете даже, по совету моего любимого Тони Парсонса, просто закрыть глаза на некоторое время.
Меня зовут Люба. У меня длинные коричневые волосы, карие глаза и более-менее сносная фигура. Не идеальная, уж это точно, но всё же, надеюсь, сносная. Зато характер у меня, что называется, завидный. (Это была шутка). На самом деле мне бы очень хотелось, чтобы у меня был совсем другой характер, – но, боюсь, что поделать здесь уже ничего нельзя. Впрочем, по-моему, вся эта информация не слишком и важна для моего рассказа, хотя бы потому, что я в нём не главный герой. Но зато уж у главного героя, характер, и правда, такой, что можно только позавидовать. А внешность! – как с обложки гламурного журнала. С него бы только картины писать маслом! Но я, кажется, забегаю вперед…
Работаю я сейчас в «Лавке старьёвщика». Не пугайтесь такого названия: наша «Лавка» – это большой и довольно популярный в нашем городе магазин, забитый всяким хламом и пылью, которые принято называть антиквариатом. За пылью слежу не я, – хоть тут-то мне повезло. Я вещи оцениваю. То есть, осмысливаю.
Конечно, первым делом я стараюсь, определить реальную стоимость принесённого предмета. Абсолютная точность в определении цены антикварных вещей, к сожалению, вряд ли возможна. А потом, внимательно рассматривая вещь, я иногда пытаюсь домыслить или и вовсе придумать её историю.
Я просто уверена, что у каждой антикварной вещи и в самом деле существует своя затейливая история. Ведь многим предметам пришлось по нескольку раз менять хозяев, или пережить сразу несколько разных эпох… В общем, если принесенная в нашу лавку вещь, мне хоть немного нравится и к тому же я располагаю некоторым свободным временем для того, чтобы предаться размышлениям, тогда… включается моё богатое воображение.
Получается, что я не продавец или покупатель, а оценщик, а может даже мыслитель. То есть, раньше мне нравилось так считать. Осенью, зимой и весной, когда меня заставляют составлять бесчисленное количество реестров, отчётов и планов, я становлюсь чем-то вроде куклы заводной. И это меня очень, знаете ли, напрягает.
В квартире моей мы живём вдвоём – только я, да мой отец. Мама, к сожалению, умерла, когда мне было всего семь лет. Отца моего зовут Владимир Сергеевич. Он уже давным-давно пенсионер, но до сих пор работает в небольшой газете «Жёлтые фонари». Не читали? Это наша местная городская газета. Вряд ли вам она попадалась. Газета в целом ничего, интересная: немножко о культуре, немножко светских сплетен, есть даже полезные советы для домохозяек. У меня дома целая пачка прошлогодних номеров лежит, – заходите, вместе почитаем! У меня и кофе сейчас есть – хороший, финский. Я его в кастрюльке варю. Заодно и кофе попьём. У меня сейчас много свободного времени – даже чересчур много: целая неделя. Неделя в летнем городе, когда все друзья разъехались кто куда, – что может быть веселее?.. Да плюс к тому я ещё и простудилась. Но такое со мной часто случается: я хронически простужена.
Даже когда тепло и ниоткуда не дует, я всё равно умудряюсь простужаться. Думаю, причина здесь простая: климат мне не подходит, вот и всё. Меня удивляет, что наш климат вообще кому-нибудь может подходить. Честно говоря, мне бы очень хотелось переехать туда, где суше, теплее и больше зелёных насаждений. Это – моя голубая мечта… Впрочем, всякий раз, когда эта мечта залетает ко мне, по её крыльям тут же лупят когда-то услышанные и крепко засевшие в сознание поговорки: «Хорошо там, где нас нет» – «Трава всегда зеленее по ту сторону забора» – «Где родился, там и пригодился» – и так далее… Народная мудрость! Тут уж ничего не поделаешь… Приходится считаться с народной мудростью. И посчитавшись с ней, я начинаю понимать, что смена климата – желание не из простых… Дом, работа, окружение – всё должно подходить. Слишком много условий… Наверное, места, полностью подходящего для меня, вообще не существует. Наверное, это только мечта, только сказка. Однако я всё равно оставляю её себе. Вот только жаль, что в подлинной жизни нет места для сказки.
Но сейчас я и не собираюсь рассказывать вам сказку. Я расскажу истинную историю, без вымысла и фантазий.
Кот в саквояже
Боюсь соврать, конечно, но, кажется, это произошло в пятницу. Сразу после дождика. По пятницам в июне, насколько я помню, у нас обычно идет дождь. Впрочем, как и по средам и четвергам. Точно: это была пятница – короткий день, и я уже собиралась закрывать магазин. Дело в том, что летом я, если можно так выразиться, владею магазином безраздельно. Мои товарищи по работе – их всего-то трое человек – летом дружно уходят в отпуск. Я – исключение. Мой отпуск обычно ждёт меня в конце сентября, и мне это подходит. Скажу вам по секрету: летом мне выплачивают двойной оклад! И всех это устраивает, а уж меня особенно. Тем более, что летом в наш магазин посетители приходят очень редко, – так что меня одной вполне хватает.
В ту самую пятницу я уже собиралась уходить домой, и тут вдруг кто-то робко позвонил в дверь. Дверь на самом деле была не заперта – только прикрыта… Распахнув её, я увидела перед собой старушку, которая держала в руках небольшой, видавший виды саквояж. Я, конечно, впустила посетительницу. Пока старушка шагала к прилавку, я краем глаза рассматривала её. Несмотря на весьма преклонный возраст, шла она легко, не шаркая, не семеня и не ковыляя, – хотя и не слишком быстро. Голову её покрывал простой чистенький белый платок в очень мелкий голубой горошек. Она сразу же показалась мне весьма благообразной. Было такое ощущение, что вместе с ней в комнату проник тонкий солнечный луч. «Наверно, статуэтки фарфоровые хочет сдать», – с сожалением подумала я. Но у нас их сейчас слишком много: в три ряда стоят, пылятся… Жаль будет ей отказывать.
Возле прилавка у нас стоит удобный круглый стол для посетителей с четырьмя разностильными высокими стульями. Старушка, не раздумывая, села на самый ценный и крепкий из них. «Разбирается!..» – машинально отметила я. Свой стародавний саквояж бабушка бережно поставила на стол.
– Меня зовут Марья Ивановна, – дружелюбно представилась посетительница.
– Очень приятно! – вежливо ответила я. Мы помолчали. Старушка как будто чего-то ждала. Наконец я догадалась.
– Люба! – поспешно представилась я и радостно улыбнулась. Было чему радоваться: во-первых, я с самого начала почувствовала симпатию к гостье, во-вторых, она была первым и, очевидно, последним посетителем за весь день, а в-третьих, судя по шуму за окном, начался дождь, а у меня даже зонта с собой не было.
Мы помолчали.
– Вы, наверно, хотите, что-нибудь продать? – подсказала я старушке.
– Да, я хочу вам предложить кота.
– Фарфорового? – грустно предположила я.
– Настоящего, – с удивлением возразила старушка. – У вас ведь есть мыши? Ну вот, я думаю, мой кот вам подойдёт.
Мыши у нас, к сожалению, были. Здание 1904 года, первый, вернее, полуподвальный этаж… Да, мыши у нас определённо были. Более того, в последнее время они совсем обнаглели, и мне это отнюдь не нравилось.
– Да, кот нам необходим… – задумчиво проговорила я. И подумала: «Как же я раньше-то об этом не задумалась!..»
Марья Ивановна, казалось, знала мой ответ заранее. Чувствовалось, что она не сомневалась в верности своего предложения.
– Ну, вот я вам и принесла своего Андерсена.
– Кого? – тупо переспросила я.
– Кота, – терпеливо пояснила Марья Ивановна.
– Какое странное имя для кота… – размышляя вслух, удивилась я.
– А почему бы нет? – в свою очередь удивилась старушка. – Имя красивое, знаменитое. Ведь вам нравятся сказки Андерсена?
Сказки Андерсена мне и в самом деле нравились. Я даже писала небольшую исследовательскую работу о творчестве датского сказочника. И в Данию на экскурсию я ездила потому, что там жил и работал Ганс Христиан: именно его произведения вдохновили меня на такую поездку.
– Сказки Андерсена я очень люблю, – рассеянно ответила я. – Но… причём же тут кот?
– Даже не знаю… – старушка задумалась. – Видимо, потому что он родился в Дании. Надеюсь, писатель не обиделся бы, узнав, что в его честь назвали такого замечательного кота. Уверена, что у Андерсена с чувством юмора было всё в порядке.
– Я тоже так думаю, – улыбнулась я. – Значит, ваш кот – путешественник?.. А где же он теперь?
– Да здесь, в сумке.
«Не может быть! – подумала я. – Возможно ли, чтобы живой кот, находясь в чужом помещении, да ещё и в тесной закрытой сумке, за всё это время ни разу не подал признаков жизни?..»
– Может, он всё-таки фарфоровый? – неосторожно предположила я.
Марья Ивановна, казалось, не расслышала моих слов. Ей пришлось, изрядно повозится с застежками своего матерчатого саквояжа. Наконец, она извлекла на свет мягкое, похожее на небольшую меховую подушку, существо. Существо безмятежно спало. Мышцы кота были расслаблены, он тихо и мерно дышал. Старушка аккуратно положила его на стол, словно ватную игрушку.
«Это, наверно, очень спокойный кот, – подумала я, рассматривая его. – Цвет необычный – бурый…»
– И всё же!.. – не унималась я. – Какое отношение ваш кот имеет к Дании и великому сказочнику?
– Да я же вам уже объяснила, – терпеливо повторила старушка. – Дания – место его рождения, – его историческая родина, другими словами. А Андерсен – это самое подходящее имя для датского кота.
Услышав своё имя, кот пошевелил ушами, зевнул и, окончательно проснувшись, принял, наконец, сидячее положение. Потом начал внимательно изучать меня, – впрочем, очень доброжелательно.
«Взгляд совсем не дикий, – думала я, в свою очередь, изучая нового знакомого. – Похоже, это очень ручной кот. Бурый, словно медведь, – только очень маленький».
Кот определённо мне понравился.
– Почему же вы его продаёте? – спросила я удивлённо.
– Видите ли, деточка, – грустно сказала старушка, – вскоре мне придётся уехать… насовсем.
Мне уже не хотелось расставаться с этим бурым котом, но любопытство подвигло меня продолжить расспросы.
– Уехать? – задумчиво переспросила я. – Но ведь Андерсен, кажется, ещё не старый, – скорей всего, он смог бы выдержать долгое путешествие. В конце концов, привезли же его когда-то из Дании.
– Ах, деточка, – ласково сказала старушка, – место, куда мне предстоит отправиться, намного дальше Дании. – Она помолчала немного, словно собираясь с силами. – И потом, ему туда ещё рано. Здесь он принесёт больше пользы. А вот мне – пора, – грустно промолвила гостья, – я своё здесь отработала.
«Наверное, ей пришлось согласиться на тяжёлую операцию, и она не уверена, что сможет после неё снова встать на ноги», – тоже грустно подумала я.
– Не о чем и грустить, деточка, – заметив мою грусть, сказала старушка. – Я свою программу худо-бедно выполнила. Пора собираться, пора.
– Но, может быть, вы ещё вернётесь?.. – с надеждой предположила я. – И, тогда… вы заберёте кота? – спросила я уже не так радостно.
– Не заберу! – твёрдо сказала старушка. Она точно сказала «не заберу». Но мне почему-то почудилось, что она произнесла «не вернусь».
– Ну, пойду теперь… – сказала Марья Ивановна и хотела уже подняться со стула.
– Подождите! – вдруг спохватилась я. – Ведь вы сказали, что хотите продать кота!
– Ах да, – согласилась старушка. – Вот, видите, какой склероз… Так бы ведь и ушла…
– Сколько же вы за него хотите? – спросила я с любопытством.
Старушка посмотрела на меня очень внимательно.
– Да, рублей десять.
– Десять? – переспросила я, почему-то совсем не удивившись, – Да ведь на них ничего не купишь!..
– А мне ничего и не нужно покупать. В дорогу я уже всё собрала.
Я быстро сходила за кошельком и протянула старушке желтую десятирублёвую монетку.
– Спасибо, – сказала она и направилась к двери.
Кот поднял хвост и пошёл её провожать.
– Марья Ивановна, а почему же вы решили предложить кота именно мне? – решила спросить я.
– Ну, я вижу, дом старый… Давно без ремонта… Мышей, наверно, много… – проговорила она размеренно, не задумываясь. Потом, взглянув на меня внимательно, сказала уже другим, очень серьёзным тоном:
– Я рядом живу. Вижу иногда, как вы приходите, как уходите… Словом, Андерсену в хозяйки вы годитесь.
«Может быть, следовало сказать, что Андерсен годится мне в коты?.. Надо бы, наверное, обидеться, но мне, почему-то совсем не обидно. Наоборот, даже лестно. Звучит как «отдаю в хорошие руки»», – подумала я.
– Вот именно! – то ли продолжая свои слова, то ли отвечая на мою мысль, сказала старушка. Кот мяукнул и попросился к ней на руки. Марья Ивановна ласково погладила его по голове, и я заметила в уголках её глаз слёзы.
– Не грусти, дружок, не грусти, – сказала коту старушка, – ты теперь, вместо меня остаёшься.
Она опустила его на пол и повернула ручку входной двери. Андерсен, не отрываясь, смотрел на свою прежнюю хозяйку.
Дождь уже кончился. Несмотря на наступающий вечер, на улице было по-летнему светло и ясно.
– До свидания, – крикнула я вдогонку Марье Ивановне.
– До свидания, – обернувшись, негромко сказала старушка.
Мне почему-то было жаль, что она ушла. Теперь она начнет собраться в путешествие, из которого нельзя вернуться…
Я обернулась к Андерсену.
– Ну вот, – сказала я ему, закрывая дверь, – отныне ты будешь жить здесь.
Взглянув на кота, я поняла, что он об этом уже догадался.
Андерсен наводит порядок
Утром, едва открыв дверь магазина, я наткнулась на какую-то преграду на полу. Присмотревшись, я поняла, что у меня под ногами ровным рядком лежали дохлые мыши. Чтобы войти, мне пришлось испуганно перепрыгнуть через трофеи Андерсена. А вот и он сам, охотник. Стоит с победно вздёрнутым хвостом, сияет, если можно так выразиться, и приглашает меня восхититься своими охотничьими талантами.
– Ты бы, дружок, всё-таки унёс их отсюда, – вместо приветствия сказала я ему и на всякий случай приоткрыла дверь во двор. Кот не обиделся. Он послушно подхватил зубами одну из мышей и потащил её во двор. И довольно быстро он освободил торговый зал от всей своей добычи.
За одну ночь, проведенную в «Лавке», Андерсен совершенно обжился на новом месте. Своими личными апартаментами он выбрал так называемую Библиотеку. Кстати, Библиотека была и моим любимым местом в «Лавке». Это был угол с несколькими высокими полками для старых книг. Никаких букинистических редкостей здесь отродясь не водилось, – это были книги не старинные, а просто старые, но мне они казались бесценными! Подумайте, ведь каждую из них читали, держали в руках, насыщали ею свою душу… Это кое-что да значит!.. Некоторые из этих книг внимательно, фраза за фразой, изучали, использовали для написания научных трудов – и в них по-прежнему светилась искра чьего-то ума… В других – и таких было больше всего – оставалась частица чужой души… На полках стояло много любимых мной книг. Библиотека определённо была самым одухотворенным уголком нашей «Лавки».
Тут я спохватилась, что совсем забыла похвалить Андерсена за уничтожение мышей.
– Хорошая работа, дружок! – искренне одобрила я. Кот видимо, был с этим согласен.
Неделя прошла без особенных происшествий. Посетителей было, как всегда очень мало, а те, что приходили, сдавали книги или выбирали что-нибудь в Библиотеке. Кот во время таких визитов, неизменно и внимательно следил за посетителями. Ему, похоже, нравилось наблюдать, как они выбирают покупку, как листают старые страницы, – можно было подумать, что он пытался оценить их литературный вкус. Во всяком случае, это выглядело так, словно наблюдение за покупателями он считал частью своей работы. Причём он, в отличие от иных охранников в магазинах, не казался насупленным или раздражённо-подозрительным, – но, напротив, – любопытно-благожелательным. К слову сказать, мы потому и отказались от охранников: своей мрачной подозрительностью они умудрялись доводить особо чувствительных посетителей до истерики. Охранникам было скучно и, желая размяться, они частенько развлекались, так сказать, наступая покупателям на пятки, вися у них над душой. Потому-то мы и оборудовали зал кнопками экстренного вызова охраны.
Но, кажется, я отвлеклась от рассказа?.. Сама не знаю, почему мне так хочется, чтобы вы хорошо представляли нашу «Лавку старьёвщика».
Андерсен постоянно был в поле моего зрения. По восемь часов ежедневно мы проводили с ним бок о бок, сосуществовали в едином замкнутом пространстве, хотя, к счастью и не крошечном, – и не раздражали друг друга. Кот оказался умным и спокойным, я привязалась к нему.
У нас в «Лавке» есть отдел «Всякой всячины». Мысленно я называю его отделом «Всякой ерунды». Там хранится и пылится то, что было сдано очень давно и с тех пор упорно не пользуется спросом. Пара затейливой формы стеклянных пепельниц, пять безвкусных ваз, изготовленных из разного материала – и тому подобное… Там среди прочих предметов стояла одна керамическая статуэтка. Это был настоящий африканский идол, – я видела что-то подобное по телевизору, в «Клубе путешественников», – только там они были огромными и сделанными не из керамики, а из камня и дерева. Я не могу сказать, откуда идол появился в нашем магазине, – просто ума не приложу!.. Да это, в сущности, вообще не мой отдел. Идол неизменно стоял слева от входной двери, прямо напротив прилавка, за которым я чаще всего сидела. И хотя расстояние от него до меня было приличное, а зрение у меня никогда не отличалось остротой, эта статуэтка часто приковывала моё внимание, – и это при том, что любоваться там было ну совершенно нечем! И даже наоборот, идол был редкостно уродлив и жуток: было в нём что-то паучье, хищное и коварное, – наверное, когда-то ему поклонялись племена людоедов. Не знаю, почему, но, когда я долго смотрела на идола, у меня начинала болеть голова. Трудно объяснить, почему он так часто приковывал мой взгляд. Я не имела права задвинуть его на дальнюю полку, – и это правильно: у каждой вещи должно быть своё место, чтобы её можно было сразу найти по реестру. Это как в библиотеке: на каждую вещь должен быть номер отдела, полки и её подробное описание. «Лавка старьёвщика», как вы понимаете, не какой-нибудь заштатный, а всё-таки солидный, респектабельный магазин!
А с правой стороны двери находилось громоздкое сооружение – нечто среднее между стеллажом и сервантом. В нём выставлялись деревянные крестики, несколько потемневших икон, старинные издания Библии. Условно мы называли это место «Церковным отделом». На самом деле, в нём хранились предметы, которые скорей всего принадлежали не храмам, а семьям: иконы были небольшого размера, книги, как правило, в тонком переплете… Но название «Церковный отдел» нам нравилось: оно было ясным и кратким.
Однажды, когда вероятные посетители совсем заблудились на пути к нашей «Лавке», я, наконец, решила заняться борьбой с пылью. Начала с запущенного мной «Церковного отдела». Я с удовольствием вновь рассматривала его содержимое. В этих вещах было что-то притягательное для меня, – впрочем, я не смогла бы объяснить словами их обаяние. Особенно мне нравился большой яркий альбом с изображением Святителя Николая на обложке. Он был посвящен выставке, всего несколько лет назад проходившей у нас в Русском музее. Это был яркий, почти новый, отлично изданный каталог уникальной экспозиции, на которой были собраны иконы и скульптурные изображения св. Николая, найденные в разных уголках земли.
Словом альбом знатный. Мы специально поместили его здесь, а не в Библиотеке: он был ярким и привлекал внимание ко всему отделу.
Аккуратно протерев от пыли альбом, я снова водрузила его на верхнюю полку. За всё время работы, Андерсен не отходил от меня ни на минуту. Он, подобно охранникам, наступал мне на пятки, только, в отличие от них, не сопел, а умиротворенно мурлыкал.
– Значит, одобряешь? Полезным делом занимаюсь? – задала я ему риторический вопрос.
Да, он одобрял. Я уже давно заметила, что мой бурый кот был большим аккуратистом, – чистюлей, попросту говоря. Не могла же я всерьёз предположить, что ему и в самом деле нравятся предметы «Церковного отдела»!.. Андерсен очень умён, это бесспорно, – но не до такой степени, чтобы разбираться в искусстве.
Наведение порядка в «Церковном» не заняло у меня много времени.
– Ладно, пойдём теперь в отдел «Всякой ерунды», – сказала я коту, и он послушно проследовал за мной.
Надо сказать, что здесь кот повёл себя иначе. Он больше не ходил за мной попятам и не мурлыкал. К вытаскиваемым мною вещам он иногда подходил, осматривал их выборочно, нюхал, но вяло, без энтузиазма. «Устал, наверно, намурлыкался уже», – предположила я.
Когда же очередь дошла до керамического идола, которого мне, к слову сказать, неприятно было и в руки-то брать, кот почему-то встрепенулся и начал нервно помахивать хвостом. Как назло идол оказался самым запылённым, и оставлять его в таком виде было бы просто негигиенично. Я переставила фигурку на журнальный столик, – кот вспорхнул туда же и стал тщательно обнюхивать африканскую реликвию. При этом он не удержался и два раза громко чихнул. Прочихавшись, Андерсен как-то вызывающе повернулся к статуэтке спиной и через несколько секунд спрыгнул со стола.
Мы с котом наскоро пообедали, и я вновь взялась за уборку – на этот раз отправилась приводить в порядок Библиотеку. «Ну и денёк, – думала я, – ни одного человека!..» Впрочем, по понедельникам почему-то такое случается нередко. Размышляя о том, где заблудились наши покупатели, я задумчиво перебирала книги на стеллаже.
Прошло, думаю, около часа, когда привычную тишину нарушил резкий звук разбивающейся посуды. Обернувшись, я не заметила ничего необычного. Но что-то всё же разбилось, – в этом я не сомневалась. Как из-под земли передо мной вырос Андерсен.
– Ну, веди! – уверенно приказала я. – Показывай свои подвиги!
Кот победно вздёрнул хвост и повёл меня куда-то по направлению к двери. На полу, примерно в полуметре от стеллажа со «Всякой ерундой» лежали осколки керамического идола. Я машинально подняла глаза вверх. Без зловещей африканской статуэтки стеллаж явно преобразился к лучшему. «Как хорошо-то стало!» – промелькнула у меня в голове неожиданная мысль. Но, когда, взглянув на Андерсена, я не заметила в нём ни тени раскаяния, – это меня рассердило.
– Ну и зачем ты её разбил? И как это, интересно, ты это сделал? – начала я бесполезный допрос.
«А может, она сама упала?» – с надеждой предположила я. Но это казалось и вовсе неправдоподобным. Я точно помнила, что поставила фигурку вплотную к стене: я все предметы старалась именно так ставить, а уж тем более идола, – ведь по своему расположению, размеру и необычной форме он являлся главным зрительным объектом в отделе. Андерсен потянулся, присел, сделал рывок и запрыгнул на среднюю полку, оттуда быстро вскарабкался на самый верх, на то место, где стояла статуэтка, и нервно замахал хвостом. Я смотрела на него, открыв рот от удивления.
– Какая наглость! Ты понимаешь, что он тут сто лет стоял? Теперь мне придётся за него из собственной зарплаты платить!.. Хорошо ещё, что из двойной зарплаты, – с некоторым утешением вспомнила я.
Кот, словно почувствовав, что мысли мои уже не так мрачны, спрыгнул на пол. Взгляд его был исключительно невинен. Я некоторое время с удивлением смотрела на него.
– Честно говоря, мне тоже это Идолище никогда не нравилось, – неожиданно для самой себя, призналась я Андерсену. И… покорно отправилась за шваброй и совком.
Планета людей
В конце дня колокольчик над дверью зазвонил. На пороге магазина стоял невысокий, крепкого телосложения мужчина с толстой синей книгой в руках. Двухнедельная щетина посетителя слабо отсвечивала серебром, глаза блестели нездоровым блеском так, словно у него была лёгкая лихорадка.
– Можно? – осторожно спросил он.
– Можно! – ответила я. Он подошёл к прилавку.
– Чем могу помочь? – произнесла я заученно, хотя уже прекрасно видела, что он пришёл сдать книгу. И правда, посетитель положил на прилавок небольшой, изрядно потёртый томик. Это оказался Сент-Экзюпери, сборник, включавший в себя почти всё, написанное писателем-лётчиком, и называвшийся «Планета людей». Я очень обрадовалась: последнего Экзюпери у нас купили на прошлой неделе, – его книги неизменно пользовались спросом, а кроме того, это был и мой любимый автор. Я очень хотела заполучить принесённую книгу… Однако – и я это сразу почувствовала – посетитель был пьян. К прилавку он шёл ровно, даже слишком ровно, – но перегаром пахло от него довольно сильно. Наверно, мне не следовало принимать книгу у выпившего человека. Но что-то подсказывало мне, что он не украл «Планету людей», и книга действительно принадлежала ему. А, кроме того, у него даже оказался с собой паспорт. В общем, книгу я оформила как положено. Посетитель спокойно направился к двери, и видно было, что он изо всех сил старается держать под контролем свою походку.
– Если у вас ещё есть что-нибудь из Экзюпери, приносите, – неожиданно для себя крикнула я ему вдогонку, но тут же опомнилась. «Молодец, тоже мне! – подумала я укоризненно. – Взяла у пьяного хорошую книгу да ещё и посоветовала всю свою библиотеку сюда перетащить. Впрочем, завтра он всё равно ничего не вспомнит…» – успокоила я себя. И тут взгляд мой упал на небольшой предмет серого цвета, лежащий на столе. Это был забытый выпившим посетителем паспорт, в невзрачной серенькой обложке, потёртый, как и томик Сент-Экзюпери. Я пролистала несколько страничек. «Пётр Иванович Синицын, 1955 года рождения», – гласил чужой документ.
– А если он не по прописке проживает, где я его буду искать? – с досадой спросила я кота. – Хоть бы ты мяукнул что-нибудь дельное!
Андерсен вежливо промолчал.
На следующий день в нашем магазине было настоящее столпотворение. Четыре человека! – двое покупателей и двое продавцов. И, к счастью, все – заядлые читатели. Моя публика!..
Хорошо, что посуды и статуэток никто давно не приносил. Честно говоря, я не большой специалист в подобном антиквариате. Я выучила, разумеется, необходимую азбуку оценщика, но я никогда не бываю до конца уверена в собственной компетентности. В обычное время у нас есть, кому оценивать весь этот фарфор, фаянс и прочее. Не моё это. Книги – да, это моё, и по долгу службы, и для души. Кстати всех, кто приносит и покупает у нас книги, я уважительно называю читателями, и совершенно искренне считаю всех нас, читателей, важной публикой. Ну подумайте сами: если бы не было нас, благодарных читателей, кому тогда понадобились бы писатели? Вопрос, конечно, риторический.
Ну, вернемся всё же к вопросу оценки вещей. Так называемые церковные предметы я тоже, почему-то, не боюсь оценивать. Хотя и для них у нас имеется свой специалист. И потом по этим церковным предметам очень точные расценки существуют. Почти всё можно оценить по образцу. Не всё, конечно, но почти всё.
Надо сказать, неделя на работе для нас с Андерсеном пролетела быстро. И следующая прошла более или менее без происшествий. Только паспорт в серой обложке всё не давал мне покоя. Я положила его на середину стола, – здесь он постоянно мозолил мне глаза, и поэтому забыть о нём было невозможно. И вот, можете себе представить, в четверг, – и, разумеется, перед самым закрытием, когда я уже заперла магазин на ключ и собралась уходить – слышу звонок в дверь.
«Хороший какой кот!..»
Нечего делать, отправилась встречать, – кого бы там ни принесло. Смотрю, стоит у входа тот самый невысокий человек, который мне в начале недели «Планету людей» предложил.
– Ах, это вы! – обрадовалась я. – Наконец-то. За паспортом пришли?
– А разве я у вас его оставил? – изумился он.
– Ну, конечно.
– Надо же… – рассеянно удивился он.
– Да вы проходите, – предложила я, заметив в его руках две среднего размера книжки. Я, конечно, уже поняла, что он опять немного пьян, – впрочем, гораздо меньше, чем в прошлый раз. Судя по запаху, это было всего лишь пиво. «Прогресс, всё же!» – усмехнулась я мысленно.
