Текст книги "Ночь Томаса"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 8

Шел я на северо-восток. Мягкий песок засасывал кроссовки, каждый шаг давался с трудом.

В январе прогулка по берегу в мокрых джинсах и футболке – проверка на прочность. С другой стороны, пятью неделями раньше в горах я попал в буран. И там было куда как хуже.

Мне требовался пузырек с аспирином и мешочек со льдом. А когда я прикасался к голове у левого виска, возникал вопрос: а не придется ли накладывать швы? Волосы определенно слиплись не только от соленой воды, но и от крови. Нащупал я и шишку размером в половину сливы.

Покинув пляж, я оказался в северном конце прибрежного торгового района, где Палисандровая авеню упиралась в вышеупомянутые мостки – бетонную дорожку, что тянулась вдоль всего городка. Из окон, выходящих на дорожку домов, открывался прекрасный вид на океан.

Вдоль всех десяти кварталов Палисандровой авеню, которая уходила на восток от мостков, высились старые подокорпусы. Кроны деревьев образовывали полог, который днем укрывал улицу от жары, а ночью затемнял свет фонарей. Ни одно палисандровое дерево на означенной улице не росло.

Глициниевая аллея не могла похвастаться глициниями. Пальмовый проезд мог предъявить только дубы и фикусы. Самый бедный район города назывался Стерлинг-Хайтс, а из всех улиц дальше всех от океана находилась Океанская авеню.

Как и большинство политиков, те, кто служил народу в Магик-Бич, пребывали в другой вселенной, далекой от той, где жили реальные люди.

Мокрый, с растрепанными волосами, в покрытых песком джинсах и кроссовках, окровавленный, несомненно, с дикими глазами, я радовался тому, что подокорпусы сильно затеняли свет уличных фонарей. Прячась в тумане, проследовал по Палисандровой авеню до Перечного переулка, в который и свернул.

За мной охотились трое. При населении в пятнадцать тысяч человек Магик-Бич, конечно же, достаточно большой город, но и не мегаполис, где я мог затеряться в человеческом водовороте.

Более того, если бы меня заметил полицейский, то, учитывая внешний вид, наверняка бы остановил и захотел побеседовать. Заподозрил, что я или жертва насилия, или преступник, а возможно, и первое и второе.

Я сомневался, что смогу убедить его, будто сам стукнул себя дубинкой по голове, чтобы наказать за неправильное решение.

Я не хотел давать показания о киллерах на пирсе и нападении на берегу. На это ушли бы долгие часы.

Эта троица наверняка уже пыталась установить, кто я такой, опрашивая людей, которые работали в торговом районе около пирса.

Они могли и не найти нужную им ниточку. В городе я прожил чуть больше месяца и старался не высовываться, сначала пытаясь разобраться, что же позвало меня сюда. Поэтому большая часть населения ничего обо мне не знала.

Даже точное описание не очень бы им помогло. Рост у меня средний, вес тоже. Нет никаких запоминающихся шрамов, родимых пятен, татуировок, бородавок. Никакого островка бороды под нижней губой или желтых глаз. Зубы не потемнели от пристрастия к мету, да и не такой я красавчик, как Том Круз. Головы мне вслед не поворачиваются.

И если не считать сверхъестественных способностей, с которыми я родился, судьба уготовила мне жизнь повара блюд быстрого приготовления. Продавца автомобильных покрышек. Или обуви. Человека, который подкладывает рекламные листки под «дворники» на лобовом стекле автомобилей на стоянке у торгового центра.

Дайте мне правильное описание хотя бы одного из многих поваров блюд быстрого приготовления, которые готовили вам завтрак в ресторане или кафетерии, одного продавца автомобильных покрышек или обуви. Я знаю, что вы на это ответите: не получится.

Только не нужно из-за этого переживать. Большинство поваров блюд быстрого приготовления, продавцов автомобильных покрышек и обуви и не жаждут становиться знаменитыми, не стремятся к тому, чтобы их узнавали. Мы хотим, чтобы нас не трогали, хотим жить спокойно, никому не причиняя вреда, не попадая под чью-то горячую руку, зарабатывать на жизнь себе и тем, кого мы любим, получать удовольствие как от работы, так и от жизни. Мы удерживаем экономику на плаву, мы идем на войну, если таков наш долг, мы воспитываем детей, если есть такая возможность, но у нас нет ни малейшего желания видеть наши физиономии в газетах или получать медали, и мы надеемся, что наши фамилии не будут ответами на вопросы в телевикторине «Своя игра».

Мы – вода той реки, которая называется цивилизацией. И те граждане, жаждущие внимания, которые плывут по этой реке на лодках и машут рукой восхищенным толпам на берегу, интересуют нас даже меньше, чем забавляют. Мы не завидуем их известности. Мы обожаем нашу безымянность и спокойствие, которое ей сопутствует.

Художник Энди Уорхол сказал, что в будущем каждый станет знаменитостью на пятнадцать минут, подразумевая, что все будут мечтать о такой славе. Он говорил чистую правду, но только о тех людях, среди которых вращался.

Что же касается парней, которые подсовывают рекламные листки под «дворники» на лобовом стекле автомобилей на стоянке торгового центра, их полностью устраивает безымянность. Они невидимы, как ветер, безлики, как время.

Шагая сквозь тени и туман, по боковым переулкам, а не по главным улицам, я тревожился из-за того, что команда желтоглазого включала не только рыжеголовую парочку и Человека-фонаря. И если народу у него хватало, он мог искать не только меня, но и Аннамарию.

Она знала мое имя. Должно быть, знала обо мне и что-то еще. Я не думаю, что она добровольно рассказала бы все великану, но он мог сломать ее, как керамическую копилку, чтобы добраться до лежащих в ней монет знания.

Я не хотел, чтобы ей причинили боль, тем более из-за меня. И получалось, что я должен найти ее раньше, чем он.

Глава 9

По переулку я добрался до забора, огораживающего участок Хатчинсона со стороны заднего двора. Калитка у гаража открывалась на дорожку, ведущую к вымощенному кирпичом внутреннему дворику.

По обе ее стороны стояли терракотовые вазоны с красными и пурпурными цикламенами, но туман и ночь обесцветили лепестки, и они казались такими же серыми, как известковые домики балянусов.

На кованый столик со стеклянным верхом я положил свой бумажник и тот, что взял у возбужденного мужчины, который набросился на меня с фонарем.

Снял кроссовки, потом стянул носки, наконец синие джинсы. Налипшего на них песка хватило бы, чтобы заполнить большие песочные часы. Из садового шланга помыл ноги.

Миссис Найсли приходила трижды в неделю, чтобы прибраться в доме, постирать и погладить. Фамилия подходила ей даже больше, [12]12
  Фамилия Найсли – от английского слова nicely (мило, любезно, хорошо).


[Закрыть]чем мне – имя, но я не хотел нагружать ее лишней работой.

Дверь черного хода была заперта, но среди цикламенов в ближайшем вазоне Хатч держал пластиковый пакетик с запасным ключом. Взяв оба бумажника, я вошел в дом.

Меня встретил аромат булочек с шоколадом и корицей, которые я испек перед уходом. Горели только лампочки-ночники в нишах под столиками. Кухня встречала меня теплом и словно говорила: «Добро пожаловать».

Я – не теолог. Но меня бы не удивило, окажись Небеса уютной кухней, где разные вкусности появляются в духовке или холодильнике, когда у тебя возникает желание их съесть, а в буфетах много хороших книг.

Вытерев ноги тряпкой, я схватил булочку с тарелки на центральной стойке и направился к двери в коридор.

Намеревался подняться на второй этаж, невидимый, как ниндзя, принять душ, осмотреть рану на голове, чтобы понять, не нужны ли швы, переодеться.

Миновал половину кухни, когда вращающаяся дверь открылась.

Хатч включил верхний свет, вышагивая, словно аист, направился к центральной стойке.

– Только что видел цунами высотой в несколько сотен футов.

– Правда? – удивился я. – Только что?

– В фильме.

– У меня прямо отлегло от сердца, сэр.

– Красотища.

– Правда?

– Я не про волну – о женщине.

– Женщине, сэр?

– Tea Леоне. Она снималась в фильме. [13]13
  Речь идет об американском фильме-катастрофе «Столкновение с бездной» (1998).


[Закрыть]

Он добрался до стойки и взял с тарелки булочку.

– Сынок, разве ты не знал, что Земля должна столкнуться с астероидом?

– Об этом частенько говорят.

– Если большой астероид упадет на сушу… – он откусил от булочки, – …погибнут миллионы.

– Хотелось бы, чтобы всю Землю покрывал океан.

– Но если он упадет в океан, результатом станет цунами высотой в тысячу футов. И все равно погибнут миллионы.

– Останутся голые скалы.

Улыбаясь, он кивнул:

– Замечательно.

– Миллионы трупов, сэр?

– Что? Нет, разумеется, нет. Я о булочке. Восхитительно.

– Благодарю вас, сэр. – Я поднес ко рту не ту руку и едва не впился зубами в бумажники.

– Наводит на размышления.

– Это всего лишь булочка, сэр. – Я откусил кусочек своей.

– Вероятность того, что все человечество может погибнуть в результате такой вот катастрофы.

– Да, поисковые собаки останутся без работы.

Он вскинул подбородок, изогнул бровь, придал благородному лицу выражение, присущее человеку, который всегда думает о будущем.

– Когда-то я был ученым.

– В какой области, сэр?

– Инфекционные заболевания.

Хатч положил недоеденную булочку, достал из кармана бутылочку «Пурелла», выдавил большую лужицу геля на левую ладонь.

– Ужасный новый вирус, вызывающий пневмонию, уничтожил бы цивилизацию, если бы не я, Уолтер Пиджен [14]14
  Пиджен, Уолтер (1897–1984) – американский киноактер.


[Закрыть]и Мэрилин Монро.

– Я не видел этого фильма, сэр.

– Она великолепно исполнила роль ничего не подозревающей носительницы вируса.

Взгляд его вернулся из будущего науки и человечества к лужице убивающего всех микробов геля на ладони.

– Для такой роли у нее определенно были подходящие легкие, – добавил он.

Он принялся энергично растирать гель по длинным пальцам. Гель хлюпал.

– Что ж, – прервал я паузу, – я направлялся в свою комнату.

– Хорошо погулял?

– Да, сэр. Очень хорошо.

– Моцион, так мы называли такие прогулки.

– Это было до меня.

– Это было до всех. Господи, я старый.

– Не такой старый.

– В сравнении с секвойей, пожалуй, что нет.

Я не спешил покинуть кухню, опасаясь, что он заметит отсутствие на мне штанов и обуви, если я сдвинусь с места.

– Мистер Хатчинсон…

– Зови меня Хатч. Все зовут меня Хатч.

– Да, сэр. Если кто-нибудь придет этим вечером и будет искать меня, скажите им, что я вернулся с прогулки очень возбужденный, собрал вещи и смылся.

Гель испарился, руки Хатча очистились от микроорганизмов. Он взял недоеденную булочку.

– Ты уезжаешь, сынок? – спросил он испуганно.

– Нет, сэр. Но вы им так скажите.

– Они будут из полиции?

– Нет. Один может быть здоровяком с крошечной бородкой под нижней губой.

– Подходящая роль для Джорджа Кеннеди. [15]15
  Кеннеди, Джордж (р. 1925) – голливудский актер, сыграл в более чем 200 фильмах и телесериалах. В 1967 г. получил «Оскара».


[Закрыть]

– Он еще жив, сэр?

– Почему нет? Я жив. В «Мираже», в паре с Грегори Пеком, он выглядел таким злодеем.

– Если не придет здоровяк, может прийти рыжеголовый, с плохими зубами или с нормальными. Кто бы ни пришел… скажите ему, что я уволился, не предупредив заранее, и вы на меня злитесь.

– Не думаю, что смогу разозлиться на тебя, сынок.

– Разумеется, сможете. Вы же актер.

Его глаза блеснули. Он проглотил кусочек булочки, который перед этим откусил. И процедил, едва разжимая зубы:

– Ты маленький неблагодарный говнюк.

– Что-то в этом роде.

– Ты взял пятьсот долларов из ящика серванта, мерзкий воришка.

– Хорошо. Это хорошо.

– Я относился к тебе как к сыну, я любил тебя как сына, а теперь понимаю, что должен полагать себя счастливчиком, раз уж ты не перерезал мне горло во сне, жалкий червяк.

– Не переигрывайте, сэр. Держитесь естественно.

Хатч опечалился.

– Я переигрывал? Правда?

– Возможно, я слишком сильно выразился.

– Я не снимался полвека.

– Если вы и переиграли, то чуть-чуть, – заверил я его. – Просто… вы уж очень вжились в роль. Вот так будет правильно.

– Вжился в роль. Другими словами, поменьше эмоций.

– Да, сэр. Понимаете, вы злитесь, но не в ярости. Вам горько и обидно. Но вы и сожалеете, что так вышло.

Задумчиво глядя на меня, он медленно кивнул.

– Может, у меня был сын, который погиб на войне, и ты мне его напоминал.

– Совершенно верно.

– Его звали Джейми. Обаятельный, храбрый, остроумный. Ты поначалу выглядел таким же, как он, молодым человеком, поднявшимся над искушениями этого мира… но ты оказался пиявкой.

Я нахмурился.

– Ну уж, мистер Хатчинсон, пиявкой – это…

– Паразитом, стремящимся что-то урвать.

– Ладно, раз уж вам того хочется.

– Джейми погиб на войне. Моя драгоценная Коррина умерла от рака, – голос задрожал, снизился до шепота. – Так долго я жил один, и ты… ты просто воспользовался моей уязвимостью. Ты даже украл драгоценности Коррины, которые я хранил тридцать лет.

– Вы собираетесь им все это сказать, сэр?

– Нет, нет. Это всего лишь мотивация.

Он достал из буфета тарелку. Положил на нее две булочки.

– Отец Джейми и муж Коррины – не тот старик, которого меланхолия гонит к бутылке. Она гонит его к булочкам, и ты цинично воспользовался этой его слабостью.

Меня передернуло.

– Я уже начинаю презирать себя.

– Думаешь, мне стоит надеть кардиган? Есть что-то такое в старике, одетом в изодранный кардиган. Он вызывает особую жалость.

– У вас есть изодранный кардиган?

– У меня есть кардиган, а изодрать его я могу за минуту.

Я оглядел его, с тарелкой в руках, широко улыбающегося.

– Мне кажется, вы и так вызываете жалость.

Улыбка увяла. Губы задрожали, потом он их сжал, словно боролся с сильным чувством.

Опустил глаза на тарелку с булочками. Когда вновь поднял их на меня, они блестели от слез.

– Вам не нужен кардиган, – твердо заявил я.

– Правда?

– Правда. Вы и так вызываете жалость.

– Что ж, приятно слышать.

– Спасибо, сэр.

– Пожалуй, я вернусь в гостиную. Найду какую-нибудь особо грустную книгу, чтобы, когда позвонят в дверь, пребывать в соответствующем настроении.

– Возможно, они не сумеют взять мой след. Тогда, разумеется, и не появятся здесь.

– Не настраивайся на отрицательный результат, Одд. Они придут. Я уверен, что придут. Я позабавлюсь.

Он толкнул вращающуюся дверь с энергией молодого человека. Я слушал, как он идет по коридору в гостиную.

Босой, без штанов, окровавленный, я достал из машины для приготовления льда несколько кубиков, положил в пластиковый мешок, обернул посудным полотенцем.

С уверенностью полностью одетого человека вышел в коридор. Когда проходил мимо распахнутых дверей гостиной, Хатч сидя в удобном кресле, погруженный в меланхолию, помахал мне рукой. Я ответил тем же.

Глава 10

Скользящий удар фонаря только ободрал, но не порвал кожу на голове. В душе от горячей воды и шампуня рану щипало, но кровь не потекла.

Вытирать голову пришлось бы осторожно, поэтому тратить на это время я не стал. Надел чистые джинсы и футболку. Зашнуровал на ногах другую пару кроссовок.

Свитер с надписью на груди «MYSTERY TRAIN» остался на дне морском. Я заменил его аналогичным, купленным в такой же комиссионке, только с надписью «WYVERN», [16]16
  Wyvern – крылатый змей (англ.)


[Закрыть]золотыми буквами на темно-синей материи.

Я предположил, что «Уиверн» [17]17
  Университета или колледжа с таким названием нет, рок-группа – есть.


[Закрыть]– название какого-нибудь маленького колледжа. Но, надев свитер, не почувствовал, что стал умнее.

Пока я одевался, Фрэнк Синатра наблюдал за мной с кровати. Лежал на клетчатом покрывале, скрестив лодыжки, закинув руки за голову.

Председатель совета директоров [18]18
  Председатель совета директоров, Председатель – это шутливо-уважительное прозвище Фрэнк Синатра получил в 1961 году, когда основал звукозаписывающую компанию «Репрайс рекорде (Reprise Records)». В шестидесятых годах в этой компании выходили пластинки таких музыкантов и групп, как Джими Хендрикс (Jimi Hendrix), «Кинкс (The Kinks)», Нейл Янг (Neil Young).


[Закрыть]улыбался, я его определенно забавлял. Улыбка эта могла заворожить любого, но настроение Председателя часто менялось.

Он, разумеется, давно умер. В 1998 году, в возрасте восьмидесяти двух лет.

Задержавшиеся в нашем мире призраки выглядят на тот возраст, когда смерть забрала их к себе. Мистер Синатра выгладит на любой возраст, как ему заблагорассудится, в зависимости от настроения.

Я знал только одного призрака, который сам выбирал себе возраст: Короля рок-н-ролла.

Элвис долгие годы составлял мне компанию. Не хотел переходить в последующий мир, и мне потребовалось немало времени, чтобы понять, по каким причинам.

Но за несколько дней до Рождества, на пустынной калифорнийской дороге, он наконец-то решился на этот шаг. Тогда я очень за него порадовался, увидев, как его покидает печаль и лицо озаряется предвкушением.

А через несколько минут после ухода Элвиса, когда мы с Бу шагали по обочине, тогда еще не зная куда, но потом выяснилось, что в Магик-Бич, к нам присоединился Фрэнк Синатра. Выглядел он в тот момент лет на тридцать с небольшим, со дня смерти помолодел на пятьдесят лет.

Теперь же на постели лежал сорокалетний мужчина. В одном из костюмов, в котором он появлялся в «Высшем обществе», музыкальном фильме 1956 года, где играл и Бинг Кросби.

Из всех призраков, которых я видел, только Элвис и мистер Синатра меняли наряды по своему усмотрению. Остальные являлись ко мне в том одеянии, в котором и умерли.

И эта одна из причин, по которой я никогда не прихожу на костюмированный бал в традиционном костюме символизирующего Новый год малыша, то есть в подгузнике и колпаке. Не хочу потом переступить порог и услышать демонический или ангельский смех.

Когда я надел свитер и уже собрался уходить, мистер Синатра подошел ко мне, выставив плечи вперед, чуть наклонив голову, подняв руки, нанес несколько ударов по воздуху перед моим лицом.

Поскольку он, очевидно, надеялся, что я помогу ему покинуть этот мир, как помог Элвису, я прочитал несколько его биографий. Конечно, знал о нем гораздо меньше, чем о Короле, но представлял себе, что нужно сказать в этот момент.

– Роберт Митчум [19]19
  Митчум, Роберт (1917–1997) – известный американский киноактер.


[Закрыть]однажды признал, что вы – единственный человек, с кем он боится драться, хотя был в полтора раза крупнее вас.

Председатель стушевался и пожал плечами.

А я, взяв завернутый в полотенце мешочек с кубиками льда и приложив к шишке, продолжил:

– Митчум говорил, что может сбить вас с ног, даже и не один раз, но знает, что вы будете подниматься и отвечать ударом на удар, пока один из вас не упадет замертво.

Мистер Синатра знаком показал, что Митчум его переоценивал.

– Сэр, но именно это мы имеем. Вы пришли за помощью, но продолжаете сопротивляться ее получению.

Двумя неделями раньше он устроил мне полтергейст. Моя коллекция книг о нем поднялась и закружила по комнате.

Призраки не могут причинить нам вред напрямую, даже злобные призраки. Это наш мир, и нет у них над нами власти. Их кулаки проходят сквозь нас. Ногти и зубы не могут разодрать кожу и пустить нам кровь.

Однако, в должной степени разозлившись, черпая энергию из бездонных колодцев ярости, они могут воздействовать на неодушевленные предметы, приводя их в движение. И если вас раздавит в лепешку брошенный призраком холодильник, едва ли принесет утешение мысль о том, что рука призрака не могла причинить вам вреда.

Мистер Синатра – не злобный призрак. Он раздражен тем, что все так сложилось, какой бы ни была причина, боится покинуть этот мир… хотя никогда не признавался в этом страхе. Церковь он счел заслуживающей доверия уже в зрелом возрасте и теперь не очень-то понимал, на какое может рассчитывать место в вертикали святого порядка.

Биографии не отлетали от стен, словно брошенные с дикой силой камни, но кружили по комнате, как лошадки на карусели. Всякий раз, когда я пытался схватить какую-нибудь, она от меня ускользала.

– Мистер Митчум говорил, что вы будете подниматься и отвечать ударом на удар, пока один из вас не упадет замертво, – повторил я. – Но в этом поединке один из нас уже мертв.

Его солнечная улыбка сменилась ледяной, потом исчезла вовсе. К счастью, периоды плохого настроения у него не затягивались.

– Вам нет никакого смысла сопротивляться мне. Никакого. Я хочу только одного – помочь вам.

Как и всегда, я не смог истолковать выражение этих удивительных синих глаз, но, по крайней мере, они не горели враждебностью.

А потом он дружелюбно потрепал меня по щеке.

Подошел к ближайшему окну, повернулся ко мне спиной, настоящий призрак, наблюдающий, как туман населяет ночь легионами призраков ложных.

На ум пришла песня «Это был очень хороший год», которую можно воспринимать как сентиментальные и хвастливые воспоминания неисправимого Казановы. Пронзительная меланхолия трактовки мистера Синатры превратила эти слова и музыку в высокое искусство. [20]20
  Песню «Это был очень хороший год» Эрвин Дрейк написал для Боба Шейна из «Кингстон трио» в 1961 г. Но знаменитой она стала в том же году в исполнении Фрэнка Синатры, предложившего свою версию.


[Закрыть]

Для него что хорошие, что плохие годы ушли и не осталось ничего, кроме вечности. Может, он сопротивлялся вечности из страха, вызванного угрызениями совести, хотя, скорее всего, нет.

В следующей жизни никакой борьбы не могло быть по определению, а из того, что я о нем узнал, следовало, что именно борьба позволяла ему проявить себя в лучшем виде. Возможно, он не мог представить себе, что жизнь может быть интересной и без борьбы.

А я легкомогу себе такое представить. После смерти, когда бы я с ней ни встретился, я ни на секунду не задержусь по эту сторону двери. Если на то пошло, проскочу порог бегом.