Текст книги "Холодная месть приятнее на вкус"

Автор книги: Диля Еникеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Я прибавлю вам жалованье, – пообещала Алла.

По мнению верного оруженосца, и прежнего было вполне достаточно. Экономка должна поддерживать чистоту в доме, сколько бы хозяева и их питомцы ни пачкали.

– Не в этом дело, – ответила Зося Павловна. – Не сегодня-завтра вас опять положат в больницу или вы уедете в другую страну долечиваться. Кто останется с животными?

– Я сам. – Толик одарил её хмурым взглядом исподлобья, решив, что она просто набивает себе цену, чтобы выцыганить у хозяйки побольше денег. Он и раньше недолюбливал экономку, а теперь почти возненавидел.

– Ну ладно. – Зося Павловна ушла на кухню, а хозяева питомцев переглянулись.

– Чё она залупается? – возмутился Санчо Панса. – Ей какое дело! Хоть десять собак бери – имеешь право.

– Не сердись, мой верный оруженосец. Зося Павловна лишь с виду суровая, а на самом деле добрейшей души человек. Будь она другой, я бы никогда не взяла её в дом. До неё у меня было немало помощниц по хозяйству. Стервоз, нечестных или чересчур любопытных я сразу выгоняла.

Толик пожал плечами и двинулся в сторону гостиной, но Алла его остановила:

– Толян, давай заедем в Олегову больницу. Его мобильник не отвечает, и я не могу узнать новости. Где-то на дне души копошится мысль, что он отключил мобильник, боясь сообщить мне трагическую весть. Я хочу сама во всем удостовериться.

Вид знакомого здания вызвал у неё двойственные чувства. В молодости Алле не раз пришлось валяться на больничной койке, поэтому она ненавидела лечебницы, а специфический запах вызывал у неё отвращение. С этой больницей ассоциировались, по большей части, приятные воспоминания – все, что связано с Олегом и их романом в экстремальных условиях, – но перевязки, капельницы, инъекции...

Поднявшись в отделение, где провела два месяца, Алла направилась в ординаторскую, на ходу здороваясь с персоналом и отвечая на вопросы о своем самочувствии.

Олег, видимо, только что вернулся с операции. На нем был зеленый хирургический костюм, маска болталась под подбородком, шапочку он держал в руке, утирая ею потное лицо. На звук открытой двери любимый мужчина обернулся, но не удивился – так и думал, что Алла не вытерпит и приедет.

– Как он? – спросила любимая женщина, поздоровавшись с коллегами Олега.

– Пока не могу ответить определенно. После операции мы поместили Сергея в барокамеру.

– Вы все же решились его прооперировать?

– Пришлось, ведь оставались ещё две пули. В областной больнице его сразу взяли в операционную, не сделав рентгенографию. Повреждения обширные, а потому хирурги извлекли лишь одну пулю, а двух других не обнаружили.

– Суки! – вскричала Алла. Реакция других врачей, присутствовавших в ординаторской, её ничуть не волновала – они знали необузданный нрав бывшей пациентки.

Любимый мужчина оставил без комментариев непрофессионализм хирургов загородной больницы и продолжал уверенным тоном опытного врача:

– Мы предварительно подготовили Сергея к операции, перелили восемьсот граммов крови, внутривенно вливали мощные антибиотики, приостановили воспалительный процесс, сбили температуру, хрипов в легких стало поменьше, стабилизировались гемодинамические показатели. Собрали консилиум и решили рискнуть.

Алла поняла, почему Олег не позвонил ей перед операцией – как и многие хирурги, он немного суеверен. Любимый мужчина никогда заранее не делает самоуверенных заявлений, даже если не сомневается в благополучном исходе. А уже когда твердой уверенности нет...

– Ты сам его оперировал?

– Я и двое торакальных хирургов.

– Ему удалили легкое?

– Да.

– Видимо, это единственно возможный выход?

– Да.

– Спасибо за все, Олег.

Он промолчал. Хирург от Бога Олег Павлович Меркулов десятки тысяч раз слышал слова благодарности и всегда относился к ним сдержанно.

Алла запоздало спохватилась, что не стоило настойчиво расспрашивать его в присутствии коллег, тем самым ставя Олега в неловкое положение, – все знают об их "больничном романе" и о том, что сейчас они живут вместе, а любимая женщина проявляет повышенный интерес к другому мужчине...

"Черт, балда я, зачем накинулась на него в ординаторской... Надо было попросить выйти в коридор..."

– Тебе удалось уснуть? – спросил Олег как ни в чем ни бывало, и она мысленно восхитилась любимым мужчиной, в частности, его выдержкой.

Алла подошла поближе, обняла его и поцеловала, не смущаясь других врачей. Те, правда, делали вид, что очень заняты своими делами, с озабоченным видом разглядывали рентгеновские снимки и строчили в истории болезни.

– Ты настоящий мужик, Олег. Я люблю тебя.

– Я тебя тоже, – как всегда, ответил он.

– Раз уж ты здесь, давай-ка я проконсультируемся с Деминым. А то в другой раз тебя в больницу не затащишь.

– Не затащишь, – улыбнулась Алла.

Теперь, когда Олег прооперировал Сергея, у неё появилась уверенность, что тот выкарабкается. У её любимого мужчины золотые руки и интуиция талантливого врача. Раз он взялся оперировать, значит, верил в успех, и это гарантия оптимистического исхода.

Они перешли в другое крыло здания, где располагалось травматологическое отделение. Валерий Анатольевич Демин, завтравматологией, только что закончил обход и встретил их с улыбкой. Строптивую пациентку он хорошо знал ещё со времен, когда она лежала в этой больнице, и относился к ней с симпатией, а Олег Меркулов – его старинный друг.

Олег протянул ему папку с рентгеновскими снимками Аллиной руки, врачи поочередно устанавливали их на светящемся экране и заговорили на своем языке, из которого ей были понятны лишь отдельные слова. Наконец Валерий Анатольевич повернулся к коллеге и подвел итог:

– Диастаз большой, а образование костной мозоли замедлено. Прошло уже достаточно времени, я, признаться, ожидал иного. Алла молодая, цветущая женщина... Неужели сидите на диете? – обратился он к непослушной пациентке.

– Нет, я считаю, что хороших диет не бывает. На мой взгляд, голодание – это лишь перерыв в процессе обжорства. В еде я себе не отказываю, а вот насчет лекарств и режима, каюсь, манкировала.

Травматолог неодобрительно покачал головой и перевел взгляд на Олега, тот едва заметно пожал плечами.

– Но теперь я принимаю все лекарства, – попыталась оправдаться Алла.

– Теперь – это когда?

– Примерно месяц...

– Алла, вы же разумная женщина... – укорил её врач. – Неужели вы не понимаете, что все должно быть своевременно?

– Я думала – само срастется...

– А о ложном суставе вы слышали?

– Олег говорил...

– И что – вы хотите, чтобы ваша рука сгибалась не только в локте, но и в области плечевой кости?

– Зато смогу левой рукой ковырять в правом ухе, – неуклюже пошутила она, лишь потом запоздало спохватившись, что её привычное ерничанье неуместно.

Валерий Анатольевич оставил без комментариев её дурацкое высказывание и обратился к Олегу:

– Придется воспользоваться трансплантантом. Прошло уже шесть месяцев, ждать не имеет смысла.

– Опять операция? – запаниковала Алла.

Хирурги молча смотрели на нее, правда, ни один из них не демонстрировал ей своим видом, мол, сама виновата, нужно было выполнять врачебные предписания.

– Но это уже пятая операция в моей жизни, – простонала она. – А самое главное – пятый наркоз. Я не столько боюсь операции, сколько наркоза. Мои мозги не выдержат...

Ее голос был таким жалобным, лицо сморщилось, и оба врача невольно улыбнулась – такой они Аллу ещё не видели.

– Давай подождем ещё месяц, – предложил Олег коллеге. – На вживление трансплантанта это не повлияет, а надежда, что костная мозоль станет плотнее, все же есть.

– Диастаз... – напомнил Валерий Анатольевич.

– Ты же видел, что между двумя последними снимками есть прогресс.

– Ладно, подождем, – согласился травматолог и перевел взгляд на пациентку.

– Все поняла! – вскричала она. – Буду честно выполнять все назначения.

– Можно заменить ей повязку, – сказал Валерий Анатольевич, обращась к Олегу. – В гелевой Алла не может сгибать руку в локте, а если наложить мягкую повязку, объем движений увеличится, и трофические процессы пойдут быстрее.

– Рискованно, Валер...

– Сам понимаю, что рискованно... Рискнем? – повернулся он к пациентке.

– Риск – мой конек, – не преминула та выдать свою коронную фразу.

– Значит, оседлаем вашего конька, – кивнул травматолог. – Но имейте в виду, Алла, вам придется соблюдать максимальную осторожность. Одно неловкое движение, и слабая костная мозоль не выдержит.

– Сделаем комбинированную повязку, – предложил Олег. – От плеча гелевую, а ниже – мягкую.

– Пойдемте. – Валерий Анатольевич встал и взял Аллу под здоровую руку.

На сей раз она воздержалась от привычных препирательств, мол, осточертели хирургические манипуляции, сколько ж можно, как вы мне все надоели...

– Я не буду смотреть, – оповестила Алла, когда все трое перешли в гипсовую, и поянила: – Вид моей изуродованной руки эстетического чувства не вызывает.

– Зато рука цела, – резонно возразил травматолог, разрезая специальными ножницами повязку. – Я бы на месте Олега при столь обширном повреждении сделал ампутацию – плечевая кость была так раздроблена, что не оставляла надежд. Тем более, вы поступили в тяжелейшем состоянии, с массивной кровопотерей. В этой ситуации решиться на кропотливую, многочасовую операцию по восстановлению костных обломков, наложению штифтов и прочего, мог только мой отважный друг Олег Меркулов. Другой на его месте подумал бы, что риск слишком велик – можно потерять пациентку, – и избрал бы меньшее зло – ампутацию.

– Не мог же он отрезать мою некогда красивую конечность! – Алла смотрела на любимого мужчину, нарочито отвернувшись от своей несимпатичной руки, над которой колдовал Валерий Анатольевич.

– В конечном итоге Олег оказался прав, – признал травматолог, закончив накладывать новую повязку. – А костная мозоль, мышечная и жировая ткань дело наживное. На крайний случай есть возможность заменить этот участок кости трансплантантом.

– Оптимисты творят будущее, а пессимисты за этим наблюдают. – Верная боевая подруга после окончания малоприятной процедуры немного повеселела и порадовала собеседников ещё одним свежеиспеченным афоризмом: – Оптимизм ценное качество, а потому нужно относиться к нему бережно и тратить экономно, чтобы хватило до конца жизни.

– Мне поменяли повязку, – оповестила Алла верного оруженосца. – Теперь могу сгибать руку в локте, правда, пока искусственно – с помощью здоровой. Почти как в старом медицинском анекдоте про сексопатолога-оптимиста: "Раньше он вставал сам, а теперь с помощью вашей руки". Зато на данный момент больше простора для тренировки мышц, а также легкого массажа на предплечьи.

– А чё Серега?

– Его повторно прооперировали, сейчас лежит в барокамере. Олег пока ничего конкретного не говорит, видимо, боится сглазить, но судя по выражению его лица, надежда есть. Кстати, в Серегином легком оставались ещё две пули, а эти косорукие деревенские эскулапы даже не потрудились их поискать.

– Значит, мало я им навтыкал, – расстроился Толик.

– Да ведь не они его оперировали, а завотделением и ещё один хирург, которого Купченко назвал Владимиром Афанасьевичем

– Дак тада я к этим скатаю, – обрадовался верный оруженосец, что беспечные непрофессионалы не останутся безнаказанными.

– Черт с ними, не трогай их, – попыталась поумерить его боевой задор начальница.

– Не, – мотнул головой её Сансо Панса. – Поучить надо, а то других зарежут.

– Безголовому, да к тому же, безрукому наука не впрок.

– Все равно прочищу им мозги, – упрямился Толик.

– Остынь, Толян. Осла можно привести к водопою, но невозможно заставить его пить.

Тот промолчал, оставшись при своем мнении, а Алла решила переключить его на другую тему. Достав из сумочки небольшой полиэтиленовый пакетик, она показала его верному оруженосцу:

– Олег позволил мне забрать вещдок, хотя должен был передать ментам. Надо отвезти пули Наташе, пусть озаботит экспертов выянить, из какого ствола они выпущены. Ленька с сыщиками могут и не найти в помойке первую пулю, извлеченную областными хирургами.

Толик молча завел двигатель и поехал по знакомому машруту. Всю дорогу он молчал, насупившись, – обдумывал план на сегодняшний вечер и в итоге твердо решил, что доставив начальницу домой, прокатится в областную больницу, выяснит адреса халатных горе-эскулапов и хорошенько проучит их.

Передав адвокатессе пакетик, Алла велела:

– Пусть кто-нибудь из Ленькиных сыщиков съездит в область и установит, где сейчас "кедр" Толяна, а потом эксперты по-тихому сделают баллистическую экспертизу.

– Хорошо, Алла, я позвоню Лене. Как Сергей?

– Повторно прооперировали, вроде, появилась надежда.

– Дай Бог...

– Не хочу пока об этом думать, а то сразу впадаю в тоску и самобичевание.

– Да ты-то при чем?

– При чем... – Алла не стала вдаваться в подробности, о своей личной жизни она почти никому не рассказывала.

– А как сама?

– Некогда думать о себе. Пока не найду этого мерзавца, не будет мне покоя.

– Ленины коллеги-сыщики и "самаритянки" сами бы справились.

– Кто-то должен держать руку на пульсе. Тамара сама участвует в оперативной деятельности, так что вся информация стекается ко мне.

– Ты думаешь, это дело рук Владимира Кохадзе?

– Есть такое подозрение. Но твердой уверенности нет. Мы уже обнаружили его логово, но неизвестно, там ли зверь. У него могут быть и другие лежбища.

– А Владимир тянет на убийцу? – Наташа никогда не видела Ладо и знала о нем лишь с Аллиных слов. – У меня сложилось мнение, что он трус.

– Именно трусы и становятся убийцами.

– Вообще-то ты права, – согласилась адвокатесса. – Но в данном случае требовались навыки обращения с огнестрельным оружием.

– Сама знаешь, любителей побаловаться стрельбой сейчас до и более. Наш общий психиатр говорила, что злоба и агрессия свойственны тем, у кого недостаточно мужских качеств. Сильный человек уверен в себе, а потому не злобен. Злобствуют от бессилия лишь слабаки. Оружие становится для них атрибутом мужественности, поскольку у двуного в штанах нет иной возможности доказать, что он мужчина.

– Я тоже недавно беседовала с Лидией Петровной на эту тему и согласна с её мнением.

– Еще бы! Наш психиатр никогда не ошибается в своих оценках. В данном случае речь не идет о людях, вынужденных пользоваться оружием по роду работы. Однако и среди них немало тех, у кого не хватает мужского полового гормона тестостерона, а потому они избирают профессии, ассоциирующиеся с силой, решительностью и мужественностью. – Алла зло усмехнулась и на ходу придумала афоризм в тему: – Киллер – это человек, доказывающий свою любовь к человечеству метким выстрелом.

– Теперь поехали к "самаритянам", Толян. Не все ладно в Датском королевстве.

– А чё?

– Мотя выкаблучивается, передозировал по части самолюбования и самовлюбленности. Возомнил о себе и регулярно мордует "самаритянок". Придется вмешаться.

– Пускай девки сами ему навтыкают. – Преданный Санчо Панса расстроился, что после хороших новостей его обожаемая повелительница испортит себе настроение. – Вон Ирка какая боевая! А дылда Кларка его запросто в окошко выкинет. – На его взгляд, именно там самое место лентяю Матвею, которого он именовал не иначе как "жиртрест х...в".

– Девицы уже пытались его вразумить, да без толку. Учиться хочет только умный, дурак предпочитает поучать. Но и зазнайке можно вправить вывихнутые мозги.

Войдя в офис "Самаритянина", Алла попросила троих подруг, сидящих в приемной:

– Девицы, потусуйтесь пока в другой комнате, я с Мотей по душам потолкую. Наедине он съест от меня все, что угодно, а если будет знать, что вы все слышите, ему будет неловко. В брани есть своя сермяжная правда стоит крепко выматериться, и тебе сразу и безоговорочно верят.

Когда приемная опустела, верная боевая подруга прошла в кабинет Матвея.

– Привет, Мотя, – бросила она сокурснику, усаживаясь возле длинного стола. – Как жизнь?

– Нормально, – ответил тот.

– У тебя-то нормально, однако народ ропщет.

– Это почему же? – Матвей вскинул брови, и его лицо приобрело высокомерное выражение.

– Да разведка донесла, что ты слишком круто распекаешь наших девиц.

– Жаловались? – ехидно поинтересовался он.

– Они-то не жаловались. Для шпионской деятельности у меня есть верный Санчо Панса. – Верная боевая подруга не хотела ссылаться на Тамару – им с Матвеем ещё предстоит вместе работать. А Толику на него плевать, равно, как и на всех, кроме нее, Аллы, Ларисы, её сына Алешки, Олега, своего командира, да ребят из Мироновой команды. – Толян как-то шел мимо твоих окон и слышал, как ты чихвостишь девиц во все печенки, не стесняясь в выражениях. Твоих умных слов мой верный оруженосец не понял, но общий тон уловил и донес мне.

– А ты поощряешь его в этой деятельности?

– Поощряю, – кивнула Алла, ничуть не смущаясь, хотя никогда не жаловала стукачей. – Ты же знаешь, что я никого в обиду не дам, а уж женщин и подавно.

– А я считаю, что никого не обидел, – высокомерно бросил Матвей. Если они не умеют работать, пусть учатся, а не обижаются на справедливые замечания.

– Етит твою мать! – выругалась верная боевая подруга. – Мотя, ты что, охренел? Это кто тут не умеет работать? И кто умеет? Уж не ты ли?

– А ты считаешь, что я плохо работаю?

– Да ты вообще не работаешь, если уж на то пошло! И не хера изображать из себя великого сыщика, Ниро Вульф недоделанный! Ты что – всерьез поверил, будто я считаю тебя великим детективом? Не понял издевки? Или ты уже разучился шевелить извилинами и не видишь очевидных вещей? Называя тебя так, я хотела простимулировать тебя на умственную деятельность, а отнюдь не собиралась тешить твое тщеславие.

– Но ты сама пригласила меня возглавить фирму.

– Да, пригласила, полагая, что ты и в самом деле классный аналитик и будешь руководить действиями "самаритянок". Помогать тебе я не отказывалась, но не предполагала, что мне придется делать за тебя всю понимаешь, – ВСЮ работу. На хер ты здесь нужен, скажи на милость, если от тебя никакого проку, одни амбиции? Я-то думала, что ты ещё не въехал в сыщицкую работу, но постепенно все освоишь, а ты, оказывается, считаешь себя вне критики, возомнил о себе невесть что и уже почиваешь на лаврах, которые заработали "самаритянки"!

– Да что они такого наработали? – презрительно скривился Матвей.

– Ежкина ж мать! – в сердцах вскричала она. – Мотя, бляха-муха, ты намеренно прикидываешься непонимающим, потому что тебе так проще? Я знала, что ты самоуверен и высокомерен, но не подозревала, что настолько. Оказывается, у тебя острый приступ амбициоза. А ну-ка скажи мне, что конкретно сделал ты. Именно ты. Своими мозгами, руками? Ногами, в конце концов?

– Но я тоже помогал в расследовании, – произнес Матвей уже менее уверенным тоном.

– Конкретнее, Мотя. Что сделал именно ты, как руководитель и как аналитик? – потребовала верная боевая подруга.

– Ну... – Он замялся, пытаясь вспомнить хоть какой-то весомый вклад в общее дело. И, конечно же, ничего не вспомнил.

– Баранки гну! – зло сощурилась Алла. – "Самаритянки" бегали по Москве и Московской области, собирали информацию, я, бывало, приходила по два раза на дню, чтобы утром дать им задание, а вечером проанализировать полученные данные, а ты, едрена копалка, день-деньской просиживал своей толстой жопой вот это кресло и предавался размышлениям о высоких материях. Мечтатель херов! Это ты считаешь аналитической работой? Ковырять в носу, глазеть в потолок и думать о приятном?

– Но я тоже участвовал в обсуждении, – не сдавался Матвей, уже чувствуя, что земля под ним качается, и есть риск не усидеть в этом кресле и в этом кабинете.

– А ну-ка, великий аналитик, оцени реальную пользу от своих реплик. Насколько они помогли расследованию, насколько были верны. Забыл, как во время расследования гибели Виктора19 ты изображал из себя великого Плевако и впал в адвокатский пафос, пытаясь всех разжалобить, какая бедненькая-несчастненькая вдова по имени Марина? Забыл, как ты защищал её, бедную парализованную женщину?

– Но я же тогда искренне заблуждался, – попытался оправдать Матвей.

– Засунь свои искренние заблуждения себе в жопу! – вспылила верная боевая подруга. – Потому что если бы я тогда не обозлилась, твои искренние заблуждения увели бы расследование в сторону. И "самаритянки" под твоим мудрым руководством занимались бы полной херней.

– Но ведь в итоге все выяснилось...

– Хрен бы что выяснилось, если бы я не вмешалась.

– Я не умаляю твоей роли и твоих способностей...

– Мне срать, что ты там умаляешь или не умаляешь! – Алла уже почти кричала. – Я человек дела, понимаешь? И как деловому человеку, мне нужен конкретный результат. А ты – трепло мелкого помола, упивашься собственным красноречием, просто-таки ловишь кайф от своих витиеватых речей. Иди тогда в адвокатуру, в политику, там можно ни фига не делать, лишь языком молоть, посиживать в теплом кресле в уютном кабинете или пафосно выступать с трибуны, часами витийствовать и любоваться собой.

– Но ведь и наши "самаритянки" не так уж много сделали... – отбивался Матвей.

– Да-а? – издевательским тоном произнесла верная боевая подруга. – А кто добывал фактуру? Не зная всей информации, я не смогла бы разобраться ни в одном деле. "Самаритянки", по крайней мере, работают, хотят работать ещё лучше и всему научиться. А ты уже успокоился, мол, и так умен, дальше некуда, и тебе вовсе нечему учиться. Великий детектив Матвей Лопаткин, глава знаменитой фирмы "Самаритянин", етит твою мать!

– Но со временем...

– Не дребезди, Мотя, – гневно перебила его Алла. – Ничему бы ты не научился даже со временем. Потому что у тебя нет такового желания. Ты лентяй по своей сути, привык лишь язык об зубы стирать на научных конференциях, с умным видом зачитывая очередной псевдонаучный доклад на тему, которая никому и на хер не облокотилась и никакой конкретной пользы не принесет! И при этом был преисполнен самодовольства, что ты великий ученый и двигаешь отечественную науку к недосягаемым вершинам! Знаю я эту так называемую науку, сама отпахала там аж девять лет, и мне прекрасно известна реальная ценность всех этих псевдонаучных изысканий. А больше вы, горе-ученые, ничего не умеете и не желаете переучиваться, предпочитая жаловаться на жизнь, на нищенский оклад. Ждете, что вам, как и в прежние времена, из бюджета полноводной рекой потекут денежки, заработанные другими людьми, которые им приходится отстегивать в виде налогов, чтобы прокормить таких дармоедов, как ты. А теперь, ничему не научившись, ты отыгрываешься за свою некомпетентность на "самаритянках", сознавая, – они и без тебя обойдутся, потому что, в отличие от тебя, пустопорожнего пиздобола, занимаются делом.

– Но кто возглавит фирму? Ни у кого из них нет организаторских способностей.

– А у тебя есть? Ты у нас великий организатор? Ты сплотил "самаритянок" и создал дружный коллектив единомышленников? Да ты лишь мешаешь им работать, мудак! Какого хера ты отрываешь их от дела, заставляя стоять перед тобой на ковре и отчитываться, а?

– Но я же должен быть в курсе!

– Вот именно – ты должен быть в курсе того, что сделали другие. Они работают, – а ты в курсе. Ты что, Мотя, и в самом деле возомнил себя начальником?

– Но ты же сама сказала, что я буду руководителем "Самаритянина".

– Я надеялась, что ты сможешь руководить расследованием, строить версии, давать задания. А что делаешь ты? Распекаешь, ругаешь, тычешь носом и язвительно комментируешь результаты труда других людей. То есть, ведешь себя как классический начальник образца советских времен. Разве только по столу кулаком не стучишь, да матом не ругаешься. Уж лучше бы ты матюгался, но приносил пользу. А от тебя пользы, как от петуха, – тот голосисто поет, а яйца несут курицы. Запомни, Мотя, етишкина твоя мать, раз и навсегда, потому что второго раза уже не будет: здесь нет начальников и подчиненных. Мы все на равных. Я организовала эту фирму вовсе не для того, чтобы ты реализовал свои начальственные амбиции, а ради конкретного дела, которому ты, Матвей Лопаткин, трепло сраное, мешаешь.

– Но я никому не мешал...

Он уже не выглядел столь самоуверенным, как обычно, и отчаянно цеплялся за свое место, – ему очень не хотелось расставаться с "Самаритянином". Слышать матюги от верной боевой подруги ему доводилось не раз, но никогда она не упрекала и не распекала его так яростно, как сейчас.

– Еще как мешал. – Алла говорила уже с меньшей экспрессией, выпустив пар с помощью привычного мата, а это всегда её успокаивало. – Я раньше помалкивала на финансовую тему, считая этот вопрос несущественным, но теперь все скажу. Потому что не хочу, чтобы "самаритянки" обижались, потому что я их всех люблю и не позволю обижать. Вот скажи-ка, Мотя, с каких это хренов ты назначил себе зарплату, впятеро превышающую зарплату Тамары и почти вдесятеро превышающую оклад остальных "самаритянок"?

– Но ты же сама говорила, что я могу сам назначить зарплату себе и остальным.

– Да, именно так я и сказала. И в принципе справедливо, когда у начальника оклад выше, чем у рядовых сотрудников. Но ещё раз повторю: в "Самаритянине" нет начальников и нет рядовых сотрудников. Твоя должность чисто номинальная.

– Но моя подпись стоит на всех документах! – Матвей искренне возмутился. – Я отвечаю за все.

– И за что же ты отвечаешь и на каких-таких документах стоит твоя драгоценная подпись, великий бздун Мотя? – ехидно поинтересовалась верная боевая подруга. – На ведомости на зарплату, по которой ты получаешь немалые бабки? А ещё на каких? Заказчики отдают тебе гонорар черным налом и даже расписок не требуют. На расчетный счет "Самаритянина" официальные перечисления приходят без твоего участия, в банк ходит Нина, исполняющая обязанности бухгалтера. Она же считает налоги и приносит тебе баланс на подпись. На каких ещё бумажках стоит твоя подпись, которую ты ценишь так дорого, а, Мотя?

Матвей молчал, рассматривая какое-то пятно на своем столе. В общем-то, Алла была права. Никакой особой документации фирма не вела. А финансовой отчетностью занималась Нина Москвина, совмещая её с сыщицкой деятельностью.

Наконец он нашел аргумент:

– Но в случае чего спросят с меня, как с руководителя фирмы.

– И что же с тебя спросят, Мотенька? – приторно-сладким голосом спросила верная боевая подруга. – Налоги с ваших официальных доходов Нина оформляет правильно, опыт у неё есть. К тому же, при таком малом сроке работы налоговая инспекция вас не тронет. А случись что, ты же не сам будешь решать проблему, а тут же ко мне прибежишь, жалобно взывая: "Алла, помоги!" – не так ли, трусло Мотя?

Тот промолчал – возразить было нечего. Именно так и обстояли дела Матвей не утруждал себя тем, чтобы вникать в финансовую отчетность, а если бы возникли проблемы с заказчиками или ещё какие-то неувязки, он бы обязательно обратился к верной боевой подруге, не сомневаясь, что та решит любую проблему.

– Ну, как, господин Фунт, нечем крыть? – усмехнулась Алла. – Казалось бы – мелочь, зарплата, однако в этом высветилось многое. И должна признаться, это меня очень сильно разочаровало и изменило мои представления о тебе. В принципе, мне насрать, какую зарплату ты себе назначил, это деньги "Самаритянина", и я не собираюсь вмешиваться в финансовые дела. Однако в моей "Приме" ни один из сотрудников не получает столько, сколько назначил себе ты. Причем, по сравнению с другими коммерческими фирмами, у меня очень высокие оклады, зато ребята пашут без выходных, от зари и до зари, и все они профессионалы высочайшего класса, не чета тебе, Мотя. Я знала о твоих сибаритских наклонностях, но не подозревала, что, ко всему прочему, ты столь меркантилен. Считал себя лучше других, потому что лучше всех устроился. За чужой счет, между прочим. Когда пять лет назад я организовала "Приму", мой оклад был раз в двадцать меньше твоего, потому что все вкладывалось в дело. Потом уж я нашла человека, ссудившего меня большой суммой, однако я сама на него вышла и уговорила дать мне кредит, и никто мне ничего на блюдечке с голубой каемочкой не приносил. А ты, работая без году неделя, первым делом обеспечил себя, не думая о том, что надо расширять дело, выдавать зарплату "самаритянкам", да и вообще, не мешает иметь заначку на случай, если в делах будет простой.

– Но нам пока хватает... – Упрямый Матвей даже не понимал, о чем она говорит.

– Хватало. – Верная боевая подруга намеренно сделала акцент на прошедшем времени. – И ты успокоился, пребывая в уверенности, что дальше все пойдет само собой, я буду обеспечивать фирму заказами, клиенты будут отстегивать гонорар черным налом, в том числе, и я, поскольку частенько выступаю заказчицей расследования, и денежки потекут ещё более полновесной струей.

Он посмотрел на неё неуверенно, будто стараясь понять, не решила ли Алла прекратить помощь "Самаритянину".

– Еще одна мелочь к твоему портрету, но достаточно демонстративная. Какого хрена ты стал разъезжать на "самаритянской" тачке, а? Я дала вам "Волгу" для сыскной работы, а вовсе не для того, чтобы ты возил свой жирный зад в офис и домой, закупал на ней хорошие напитки и деликатесы, которыми ты так любишь себя побаловать. "Самаритянки" ездят на общественном транспорте, а за город на электричке или автобусе, возвращаются заполночь, рискуя нарваться на какого-нибудь пьяного мудака, а ты катаешься по своим личным делам на тачке, принадлежащей "Самаритянину". Небось, даже на бензин не тратишься из собственного кармана, все за счет фирмы, не так ли, жлоб мелочный? По глазам вижу, что так и есть. Даже на такой ерунде экономишь. Эх ты, Мотя... – покачала она головой с искренним сожалением. – Не был бы ты моим сокурсником, я бы с тобой не так поговорила.

– Да ты уже и так говоришь, будто я тебе что-то должен и в чем-то перед тобой провинился.

– Так ты до сих пор ничего не понял... – Верная боевая подруга смотрела на него с изумлением.

– А что я должен понять? Ты предложила мне возглавить "Самаритянина", что я и сделал, работаю по мере своих возможностей, а ты приходишь и начинаешь меня распекать.

– Слушай, ты что – тупой? Действительно не понимаешь или просто придуриваешься, потому что тебе не хочется терять хорошую зарплату за непыльную работу? – Ее голос снова набирал обороты, глаза сузились от гнева. – Надеешься, что я ограничусь выговором, а дальше все пойдет, как прежде? Считаешь, будто делаешь все, что в твоих силах, и получаешь адекватную оплату за свой труд? А наши девчонки пусть и дальше таскают для тебя каштаны из огня, бегают, высунув языки, собирают фактуру, получая за свою рискованную деятельность вдесятеро меньше тебя, а ты будешь критиковать их, ехидничать, устраивать им разнос и изображать из себя начальника? Я-то думала, что тебя привлекло новое дело, а тебе, оказывается, нравится командовать и огребать бабки за то, что ты попусту мелешь языком... Не-ет, сучонок Мотя, ты ещё плохо меня знаешь. Кончилась твоя сладкая жизнь. Убирайся отсюда на хер!