Текст книги "Любовь требует жертв…"

Автор книги: Диля Еникеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Я его мало знала. Он был моим заместителем всего полгода.

“Был... Какое емкое в своей безнадежности слово. Костя был – живой, страдающий, а теперь его нет...”

– В нашем деле самое главное – честность...

– По-видимому, имелась возможность быть нечестным? – тут же ухватился дознаватель.

– Возможность для воровства есть всегда.

– А что вы делаете, уличив сотрудника в махинациях?

– Как только появляются сомнения – увольняем.

– Так вот сразу?

– Этим занимается моя подруга Алла. У нее глаз наметанный, – того, кто ворует, она чувствует сразу.

– Суровая у вас подруга, – покачал головой следователь. – А если сотрудник проявит строптивость и скажет ей пару ласковых?

– Попробовал бы он ей сказать... – Долгое ожидание и расшалившиеся нервы сыграли свою роль. Лариса и сама не заметила, как распустила язык.

– Что, такая крутая? – усмехнулся Прохоров.

– Покруче многих мужчин. Умеет заставить других делать то, что нужно.

– Уговаривает, и все сразу соглашаются? – продолжал ехидничать дознаватель.

– У нее свои методы убеждения.

– И как она уговаривает? С пистолетом в руках?

– Алла никогда не имела дела с оружием.

– А вы?

Следователь задал вопрос столь небрежным тоном, что вначале Лариса не почувствовала подвоха. Казалось бы, беседовали о том, о сем, и вдруг неожиданный вопрос. А сам смотрит невинно, будто спросил из любопытства. Она помедлила. Теперь до нее дошло, что Прохоров играет с ней, как кошка с мышкой, притворяется этаким простачком, но это лишь отвлекающий маневр.

Лариса посмотрела ему в глаза и твердо ответила:

– В руках не держала.

“Интересно, заметил ли он мою заминку? Или лишь сделал вид, что поверил? – мелькнуло в голове. – Ну и дура же я! Все перед ним вывалила”.

Так, сейчас следователь опять начнет обходные маневры. И точно.

– Может быть, ваша подруга согласится пойти к нам консультантом? Нам человек с таким нюхом ой как нужен! Допустим, убийца не сознается. И тут появляется она, вперивает в него проницательный взгляд и говорит: “Врешь! Ты украл и старушку пришил!” Уличенный преступник сразу сознается.

– Какую старушку? – опешила Лара.

– Ну, это я так, к примеру... Пусть не старушку убили, а молодого заместителя, а?

“Опять он меня провоцирует, а я прокололась, – подумала она. – Господи, хоть бы перевести дух... Сил нет, тошнит от его противной рожи...”

Но собеседник, не дав ей опомниться, напористо спросил:

– А могла ваша подруга убить вашего дружка?

– Какого моего дружка? – растерялась Лариса.

– Разве я сказал “дружка”? – ненатурально спохватился Прохоров, буравя ее взглядом. – Простите, с языка сорвалось. Специфика работы, знаете ли. Жаргон и все такое. Отвык с приличными людьми разговаривать. Все больше с преступниками, с убийцами приходится общаться.

“К чему он клонит? – встревожилась она. – Что-то я совсем распустилась... Видимо, этот змей намеренно выдерживал меня в коридоре. Я разозлилась и потеряла контроль над собой. Надо взять себя в руки”.

– Алла не способна на преступление, – после паузы ответила Лара.

– А если бы Сохов обидел ее по женской части?

– Я вас не понимаю...

– Допустим, Константин не уделял ей внимания, на которое она рассчитывала...

– Ну и что? Разве за это убивают?

– А оскорбленное самолюбие женщины?.. Тем более вы сами говорили, что ваша подруга – крутая особа, скорая на расправу.

– Она же не сама расправляется с провинившимися!

– А может быть, и сейчас не сама... – многозначительно произнес следователь.

Лариса уставилась на него, не сразу осознав сказанное. Потом до нее дошло. Сглотнув ком в горле, она спросила изменившимся голосом:

– Вы намекаете, что Алла наняла киллера?

– А почему бы и нет? Может быть, и сама белую ручку приложила.

– Да зачем ей это нужно?

– Вот мы и пытаемся выяснить – зачем ей это было нужно.

Лара молчала, пытаясь постигнуть логику следователя. Возможно, он просто провоцирует ее, надеясь, что она хотя бы эмоциональной реакцией даст понять, что между подругами есть повод для раздора. Видно, он привык, что в этом кабинете женская солидарность проявляется своеобразно, – если не ушат помоев, то хотя бы язвительные намеки. Ошарашил ее намеренно – вдруг она вывалит перед ним всю Алкину постельную жизнь. Что ж, придется его разочаровать. Пикантных подробностей из жизни подруги Прохоров не услышит.

– Вы что, всерьез думаете, будто Алла убила Костю? – Ее голос был уже спокоен, даже с оттенком насмешливой снисходительности.

– Пока не знаю... Алла Дмитриевна говорит, что провела тот вечер дома, однако подтвердить это некому.

– Ну и что? Даже если Аллы не было дома, это ничего не значит.

– Может быть, и значит... Кстати, а где она могла быть?

– Не знаю.

– Но вы же близкие подруги. Разве Алла Дмитриевна не поверяет вам свои секреты?

– Обычно мы все друг другу рассказываем...

– Следовательно, сейчас сложилась необычная ситуация и вам есть что скрывать друг от друга? – Следователь снова попытался ее подловить.

– Нет, вы неправильно истолковали мои слова. Просто мы с Аллой и поговорить-то толком не успели.

– Однако люди, а тем более женщины, подруги, обычно обсуждают происшедшее, делятся предположениями. Вы с Аллой Дмитриевной строили догадки, почему убили Сохова, кто его убил?

– Нет.

– Но не посудачить о таком событии – нетипично для двух женщин, не так ли?

– Смотря для каких женщин. У нас нет времени для сплетен.

– А что, для вас и Аллы Дмитриевны убийство – ординарное событие?

“Опять он пытается меня подловить!” – подумала Лариса и оставила дурацкий вопрос без ответа.

– Или же вы обе знали, кто убил, а? – продолжал давить Прохоров.

Глубоко вдохнув, Лара задержала дыхание. Спокойствие, только спокойствие. У следователя нет никаких фактов. Все его слова – типичные ловушки, и надо постараться не обращать на них внимания. Но это так непросто – она же живой человек с естественными эмоциональными реакциями. Какое-то время может сохранять спокойствие, но потом этот хитрец сбивает ее с толку ничего не значащими вопросами, и она снова теряется.

Видно, дознаватель решил дать ей короткую передышку и сделал вид, что не заметил, как Лара взволнована.

– Алла Дмитриевна произвела на меня впечатление человека эмоционального, импульсивного. Такую женщину легко вывести из себя. А уж если задето самолюбие, – тем более.

– А при чем здесь ее самолюбие?

– Ну, например, друг сердечный положил глаз на лучшую подругу...

– Что вы имеете в виду?

– Именно то, о чем вы подумали, Лариса Николаевна, – многозначительно посмотрел следователь поверх очков.

– Я вас не понимаю... – растерянно пробормотала она.

– Понимаете, понимаете, – елейным тоном произнес он и, не давая ей возможности возразить, напористо спросил: – А в каких отношениях вы были с Соховым?

– Да ни в каких. – Лара постаралась ответить как можно беспечнее. – Я генеральный директор, а Костя мой заместитель. Вот и все отношения.

– Он не пытался за вами ухаживать, как-то проявлять свою симпатию?

– Нет. – Лариса облегченно вздохнула, но тут же одернула себя: “Ну что ты вздыхаешь, как беременная корова! Для него каждая твоя эмоция – почти улика, а твое лицо – как открытая книга”.

Прохоров внимательно смотрел на нее, но Лара не разглядела в его глазах ни сомнения, ни подвоха. Ей было невдомек, что паук плетет свою невидимую паутину. Следователь опять начал задавать вопросы о деятельности ее фирмы и взаимоотношениях с сотрудниками, она вяло отвечала. Лариса устала, голова стала тяжелой, хотелось пить, курить, но почему-то она не смела попроситься даже в туалет.

– Лариса Николаевна, у вас своя фирма, вы генеральный директор. Однако Алла Дмитриевна принимает активное участие в деятельности вашей фирмы, даже может увольнять ваших сотрудников. Заметьте, на ее долю выпадает только грязная работа... – Хозяин кабинета пытливо посмотрел на нее.

“Опять топчется вокруг да около”, – сердито подумала Лара, решив не отвечать на дурацкие вопросы.

Подождав некоторое время, Прохоров начал снова:

– А не проще ли было объединить ваши фирмы в одну и работать вместе?

– Так сложилось, что лучше работать отдельно.

– Видимо, вы не очень доверяете друг другу?

– Вы неправильно интерпретируете мои слова, – огрызнулась Лариса. – У фирмы не может быть двух начальниц. Я могу принять решение, которое не понравится Алле, и наоборот. А так мы работаем каждая на свой страх и риск.

“Зачем я все вываливаю перед этим ехидным очкариком? – спохватилась Лара. – Ведь он въедливый, как жук-короед, наверняка сейчас опять прицепится к моим словам и все переврет...”

Но она не знала, как правильно себя вести. Молчать, глядя в пол, как в отечественных фильмах про умных милиционеров и тупых преступников: “Я в отказе, ничего не скажу, отвали, начальник”? Это неприемлемо для интеллигентной женщины. Ей задают вопросы вежливым тоном – она отвечает. А молчание и тупое запирательство – почти признание вины...

– А не могла Алла Дмитриевна в ваше отсутствие делать что-то себе на пользу? – продолжал гнуть свое следователь. – Возможно, вы организовали две фирмы именно по ее инициативе, чтобы ваша подруга питалась из двух источников?

– Вы имеете в виду, что Алла обворовывала меня?

– А почему бы и нет? – Прохоров смотрел многозначительно. – Кстати, Алла Дмитриевна могла сговориться с Соховым, чтобы тот принимал участие в махинациях.

– Никогда! – отрезала Лара. – Я Аллу сто лет знаю, она мне как сестра.

– Ну, не будьте так наивны, Лариса Николаевна... – Следователь вздохнул, изображая мнимое сочувствие. – Даже между сестрами порой идет скрытое соперничество. Да и обыкновенная зависть имеет место.

– К нам это не относится.

– Как знать... Обычно далеко искать не приходится. Ищи преступника в ближайшем окружении, установи, кому это выгодно, – вот и вся разгадка.

– Конечно, вам проще найти козла отпущения из тех, кто рядом.

– Не-ет, – хитро улыбнулся собеседник, покачав головой. – Подоплека большинства убийств однотипна – деньги, ревность, зависть, – мотив установить несложно. Тот, кому выгодно, обычно и оказывается виновным в преступлении.

– Что вы ходите вокруг да около? Кому была выгодна смерть Кости? Жил себе человек, работал, я была им довольна, Алла тоже.

– Вот и я о том же...

– Не понимаю...

– А вы подумайте, Лариса Николаевна. Алла Дмитриевна когда-нибудь говорила, что недовольна Соховым?

– Костя не давал повода для недовольства.

– Вот видите! Получается, что у Аллы Дмитриевны к нему было особое отношение. Другим сотрудникам она не доверяла, чуть что – увольняла, а Константин пользовался ее расположением... Она красивая женщина, он – симпатичный молодой человек... Вывод напрашивается сам собой.

Чтобы взять тайм-аут, Лариса попросила разрешения закурить и сделала вид, что не может найти в сумочке зажигалку. Руки немного дрожали, когда она наконец достала сигареты и зажигалку. Следователь не сделал ни единого движения, чтобы дать ей прикурить. Сделав несколько затяжек, Лара взглянула на него. Тот конечно же понял, для чего понадобилась пауза.

“Успокойся, он же ничего не знает, – уговаривала она себя. – Просто у него такая инквизиторская манера вести допрос. Прохоров видит, что я совсем расклеилась, и делает свои выводы. Если я от растерянности что-нибудь ляпну, он тут же ухватит наживку”.

Опять пошли вопросы вокруг да около – о ее взаимоотношениях с сотрудниками и деловыми партнерами, не было ли от них неформальных предложений, ухаживаний, намеков на постель, есть ли у нее любовники.

Ларе было неприятно, что следователь интересуется ее интимной жизнью.

“Специфика работы наложила отпечаток на его образ мыслей, – подумала она. – Прохоров каждый день допрашивает проституток и преступников, видит грязь и людские пороки и полагает, что это свойственно всему роду человеческому”.

– А до расплаты натурой дело доходило? – спросил Прохоров с гнусной улыбкой.

“Наверное, ему очень хочется покопаться в чужом грязном белье. – Лара с отвращением посмотрела на собеседника. – Ведь это явно не по теме, за дверью ждут посетители, допрос затянулся, но он не может отказать себе в удовольствии посмаковать детали. Но не дождется!”

– Нет, конечно! – отрезала она.

– Потому что вы себя блюдете? – ехидно сощурился следователь.

“Ах ты, мерзкий пакостник! Желаешь влезть своими грязными лапами в мою интимную жизнь, надеясь ощутить причастность к недосягаемому для тебя миру. Что за гадость – терпеть все эти расспросы?!” Лариса заставила себя сосчитать до десяти и лишь потом ответила:

– Мои партнеры знают, с кем имеют дело. Я деловая женщина, а не шлюха, готовая платить собой.

– А деловые женщины не влюбляются?

– Почему же? Ничто человеческое им не чуждо.

– А вам партнеры не нравились?

– Не нравились.

– Почему?

– По кочану! – разозлилась Лариса.

– А может быть, сердце деловой женщины уже было занято другим?

– Да перестаньте вы меня провоцировать! – повысила она голос, но, спохватившись, одернула себя и произнесла обычным тоном: – Бизнес для меня – всего лишь работа.

– И никакой личной жизни?

– Какая может быть личная жизнь, если я с утра и до позднего вечера в офисе или на переговорах?

– Обычно личная жизнь и происходит на работе, так сказать, не отходя от рабочего места. Кто рядом, тот и близок. Во всех смыслах.

Прохоров изобразил задумчивость и взглянул на нее поверх очков. Она тоже смотрела ему в лицо. Ускользающий взгляд, как у сонной рыбы... Или у рыбы нет взгляда?.. Не важно, но собеседник производил именно такое впечатление – мерзость, от которой хочется держаться подальше.

С первой минуты допроса Лара почувствовала скрытую неприязнь следователя. Будучи эмоционально чуткой, она хорошо чувствовала отношение других людей. Все, с кем ей довелось встречаться, относились к ней доброжелательно. Почему же этот очкарик ее невзлюбил? Всего лишь за то, что от растерянности она надерзила ему? Но ведь именно Прохоров поначалу был невежлив – полтора часа мариновал в коридоре, а потом вынудил столбом стоять у двери. Даже если ты облечен властью, нельзя вести себя по-хамски.

– Мне неприятен этот разговор, – холодно отпарировала Лара. – Я расцениваю ваши намеки как оскорбительные и порочащие мое женское достоинство. Для этого у вас нет никаких оснований. А даже если бы и были, то это не дает вам права унижать меня. Вы ищете убийцу, а мой моральный облик вас не касается.

– Я не зря спросил о ваших отношениях с деловыми партнерами. Давайте предположим, что один из них расценил ваш любезный тон, улыбки и прочее как аванс. Не получив желаемого, он озлобился и отомстил более удачливому сопернику, которому досталось то, в чем было отказано ему...

– У вас есть конкретные доказательства? – перебила его Лариса.

– Это пока лишь мысли вслух. Однако порой самые невероятные предположения оказываются верными.

– Оставьте свои абсурдные предположения при себе. Если вас интересуют какие-то конкретные сведения – спрашивайте, я отвечу. Мне скрывать нечего.

– Так-таки нечего, а, Лариса Николаевна? – На его лице застыла иезуитская улыбка.

“До чего же он омерзителен, – отметила она, оставив без внимания вопрос. – Своими ухмылками он намеренно старается вывести меня из равновесия, действует целенаправленно, провоцируя меня оскорбительными намеками”.

Следователь задавал еще много вопросов, в основном касающихся взаимоотношений с мужчинами, сопровождая ее ответы ехидными, а порой откровенно хамскими комментариями. Лариса уже с трудом сдерживалась. Уговаривая себя успокоиться, считала перед ответом до десяти, сжимала руки, впиваясь ногтями в ладони, но ее спокойствия хватало ненадолго. Вновь звучал провокационный вопрос, и опять она нервничала и терялась. Любого другого человека Лара поставила бы на место, но Прохоров – следователь. У нее было ощущение, что ее публично раздели и высекли. Ей было мерзко от грязных намеков следователя, а самое главное – оттого, что она позволяет ему унижать себя.

Очевидно, Прохоров понял, что свидетельница на пределе, и можно подойти к главному.

– Где вы были во время убийства Константина Сохова? – неожиданно спросил он деловым тоном.

Лариса встрепенулась. Сколько можно позволять вытирать об себя ноги! Выпрямившись, она с вызовом посмотрела в глаза следователю:

– Ну что за примитив, Виталий Ильич! Только умственно неполноценного можно поймать на таком вопросе: где ты был в момент убийства? Он начнет вспоминать, а вы ему торжествующе: “Ага, попался, голубчик! А откуда ты знаешь, когда совершено убийство, если сам не убийца?!” Но я же не дебилка. Кстати, люблю детективы. Рискну задать встречный вопрос: в какой день и час совершено сие злодеяние?

– Сохов убит в пятницу 12 февраля примерно от девятнадцати до двадцати трех часов, – монотонным голосом ответил следователь.

– На четко поставленный вопрос столь же четко отвечаю: во временном диапазоне от девятнадцати до двадцати трех часов я находилась дома, и это может подтвердить мой муж, Ивлев Михаил Васильевич, а также мой сын Алексей, – отчеканила Лара. – Так что мое алиби не подлежит сомнению. В связи с этим считаю излишним свое пребывание в вашем обществе.

Она поднялась и направилась к рогатой вешалке, на которой висела ее шуба.

– Лариса Николаевна! – окликнул ее Прохоров. – Я не закончил допрос.

– На вопрос о моем алиби, – кстати, вы могли задать его в самом начале, – я ответила, а больше мне сказать нечего. Я здесь с трех часов, не успела даже пообедать. Больше у меня нет ни времени, ни желания отвечать на ваши вопросы, тем более что они не по существу и все время повторяются.

Следователь пытался сказать еще что-то, но она наградила его таким презрительным взглядом, что тот смешался, засуетился, подписал пропуск и вручил ей.

Отдав пропуск дежурному на входе, Лара посмотрела на часы и ахнула. Ничего себе – половина девятого!

“Возможно, все было преднамеренно рассчитано: полтора часа ожидания в коридоре, потом почти четырехчасовой изматывающий допрос. Допрашиваемый устает, его реакция притупляется, что-нибудь сболтнет или не так ответит, а следователь уцепится за нечаянно оброненную фразу. Тем более на первом допросе еще не знаешь, что известно следствию, как держаться, что отвечать... Так, теперь надо к Алке. У меня появились вопросы к верной боевой подруге”.

Алла встретила ее на пороге своего кабинета:

– Привет, дорогая, почему так поздно?

– Следователь терзал четыре часа.

– А-а. Я тоже утром у него была.

– Почему ты мне об этом не сказала?

– А чего говорить-то? Обычные ментовские приколы: “А не вы ли, Алла Дмитриевна, замочили заместителя вашей подруги?” Я женщина честная и честно ответила: “Нет, не я”. А что? Я не любительница мочить. Дама я нервная, по ночам будут мальчики кровавые сниться. Нет уж, я не по этому делу.

“Что-то она слишком быстро и много говорит, – подумала Лариса, опускаясь в кресло у низкого столика из тонированного стекла. – Или это я после допроса стала подозрительной...”

Алла зачем-то перебирала документы на своем рабочем столе, перекладывала их туда-сюда, стараясь не встречаться взглядом с подругой. Лара незаметно наблюдала за ней, мысленно анализируя:

“Чересчур суетишься, дорогая. Напряжена, чувствуешь себя дискомфортно. Что же тебя встревожило? Может быть, следователь и тебе разбередил душу? А вдруг его намеки на твою связь с Костей небезосновательны?..”

– Выпить хочешь? – прервала ее размышления Алла.

– Хочу.

Подруга достала коньяк, джин, тоник и бокалы, заглянула в холодильник и выложила на столик пластиковые упаковки с осетриной и салатами из морской живности, пачку салфеток.

– Да хватит суетиться, – умерила ее активность Лариса и пожаловалась: – Я устала, как сто собак сразу. Проклятый следователь вымотал до предела.

– Брось, дорогая, не бери в голову. Куда брать – сама знаешь. – Алла подняла бокал и, на пару секунд сосредоточившись, выдала тост: – Пусть у нас будет все, о чем эти суки только мечтают, и нам за это ничего не будет!

– Я – за, – без особого воодушевления поддержала Лара. Наигранный оптимизм подруги произвел на нее впечатление, прямо противоположное Аллиной цели. Та, видимо, намеревалась успокоить, однако вызвала еще большую смуту в душе Ларисы. Она удивлялась, почему верная боевая подруга утратила присущие ей артистизм и естественность. Обычно Алла органична в любой ипостаси: и светской дамы, и бизнес-леди, и души компании, и хохмачки, сыплющей остротами, и разбитной бабенки, и отъявленной оторвы, которой все нипочем. А теперь ее поведение выглядит фальшивым и голос преувеличенно бодрый. В действительности нет повода для оптимизма.

“Что у тебя на душе, дорогая, почему ты мельтешишь и прячешь взгляд, будто боишься, что я о чем-то спрошу? – думала Лара, поглядывая на подругу. Достав из сумочки пачку “Salem”, она щелкнула зажигалкой, затянулась. Алла не глядя взяла со столика свои сигареты и тоже закурила. – Молчишь... Чтобы моя разговорчивая подружка молча курила – такого не бывало... Или что-то знаешь? Или есть что-то, о чем я не знаю? – Стоило ей потянуться к пепельнице, как Алла тут же с готовностью ее придвинула. Лара мысленно усмехнулась. – По-моему, я мудрею на глазах. Я-то думала, что знаю подругу как облупленную, а по сути – что я знаю?..”

– Давай еще по одной! – предложила верная боевая подруга и провозгласила еще один тост: – Между первой и второй должна быть третья!

“Спросить, почему она не в себе? – продолжала размышлять Лариса. – Пожалуй, не стоит. Без толку – если Алка не хочет, хоть пытай – из нее не вытащишь правды”.

– Ты чего не ешь? – спросила подруга. – Полдня на допросе, столько энергии потеряла. Надо подпитать организм.

Глубокие синие глаза смотрят, казалось бы, с искренней обеспокоенностью и заботой. Знакомый жест, и темная грива волос рассыпалась по плечам, четко очерченные губы выпускают кольца дыма. Внешне – все как всегда. И все же – что-то не так.

“Алка, Алка, любимая подружка, вот и пробежала между нами черная кошка...”

Лара машинально взяла поданную тарелку, жевала, глотала, не ощущая вкуса, низко опустив голову, чтобы не встречаться взглядом с подругой.

Кому верить?.. Где найти опору и поддержку? Мужу на нее наплевать, мама болеет, а любовники... Пока она хороша и сексапильна – им нравится проводить с ней время, а ей это позволяет ощутить эмоциональный подъем. Но прийти к одному из любовников и поделиться с ним своими проблемами... Бред!

Получается, что на самом деле она одинока. Друзей и поклонников хватает, а в трудную минуту не к кому прислониться.

Но Алка-то рядом. Так страшно – лгать и видеть, что врет любимая подруга, и при этом сохранять бесстрастный вид, играть в дурацкие игры...

Лариса отодвинула тарелку и посмотрела подруге в глаза:

– Алка, на допросе я несколько раз прокололась...

Та сразу напряглась:

– По ключевым вопросам?

– Я не знаю, какие вопросы ключевые, какие нет.

Откинувшись в кресле, Алла затянулась, поглядела на струйку дыма и перевела взгляд на подругу. Во взгляде легкая усмешка.

– Ну, к примеру, с языка нечаянно сорвалось, что ты замочила Костю...

– По-моему, это не повод для иронии, – возмутилась Лариса.

– Да ладно, мать, я просто неудачно пошутила, а ты, как всегда, купилась. Даже у хорошего человека есть шанс встать на путь исправления, – сострила Алла, а Лара подумала, что подруга утратила присущее ей чувство ситуации, ее шуточки неуместны, напоминают юмор висельника, точнее, того, кто затягивает на его шее веревку. – На будущее знай – никогда ни в чем нельзя признаваться, даже если тебя застукали на месте преступления, – как ни в чем не бывало, продолжала верная боевая подруга, не обращая внимания на неудовольствие Ларисы. – Ври, что придет в голову, но по-бабски. Например: “Ах, я такая рассеянная, забывчивая, у меня бывают головокружения и обмороки, с утра плохо себя чувствовала, а потом приступ внезапной слабости, в голове помутилось, ничего не помню, а уж когда месячные, то я совсем никакая...” – и прочую лабуду в том же духе.

–Ты намекаешь, что я совершила это убийство? – перебила словоглупости подруги Лариса.

– Ни на что я не намекаю, дорогая, а учу тебя правильно вести себя в неожиданных ситуациях. Главный принцип – строить из себя дурочку и использовать чисто женские приемы.

– Я очень испугалась и растерялась. Устала, злилась, не контролировала себя, а следователь ловил меня, когда я, не чуя подвоха, честно отвечала на вопрос.

– Ларка... – В голосе Аллы звучало сочувствие. – Cпустись на грешную землю, оглянись вокруг – кругом одно говно. Врубайся, дорогая, а то ведь и до беды недалеко. Да кто же честно отвечает на вопрос мента?!

– Прохоров спрашивал о посторонних вещах, о которых я не могу не знать. Не могла же я тупо молчать! Что он обо мне подумает?

– Неужели тебя колышет его мнение?

– Он же профессионал.

– Ты явно переоцениваешь его умственные способности. В кабинете следователя преступления не раскрываются. Начиталась детективов и думаешь, что там идет борьба интеллектов. Будь проще – снизь уровень мышления, и сразу почувствуешь почву под ногами, – не удержалась от ироничной реплики Алла. Лариса невольно поморщилась, и верная боевая подруга сразу перестроилась, став серьезной. – Для тебя все это экстраординарно, а для следака с операми – обычная процедура. Убили человека, они всех усиленно трясут, – а вдруг попадется слабонервный, засуетится, разволнуется? И тогда следователь вцепится в него мертвой хваткой.

– Вот он и впился в меня, как клещ.

– Что, под протокол прямо так и сказала: “Я убила”?

– Нет, конечно.

– Тогда расслабься. А даже если бы и сказала – это тоже еще не финал, можно побороться. Есть много вариантов, например оказанное на тебя давление плюс плохое самочувствие, сосудистый криз, предменструальный синдром и прочее.

– Алка, мне так тревожно...

– Плюнь слюной, – беспечно отмахнулась верная боевая подруга. – Ты натура чувствительная, многое принимаешь близко к сердцу. У каждого следака в производстве десятки дел. Рвать пупок за нищенскую зарплату никому не охота. Думаешь, сейчас вся махина следствия обрушится всей своей сокрушительной силой, чтобы раскрыть именно это в общем-то рядовое убийство? Да у них кадров на это не хватает. Прохоров еще плутает в потемках, но делает вид, будто ему что-то известно. У себя в офисе ты королева, а в его кабинете изволь оставить свой апломб за порогом. Мы для них – как с другой планеты, они таких баб и не нюхали. Вот следак и продемонстрировал тебе свою власть, измывался как мог, а ты растерялась и была готова признаться даже в том, чего не совершала.

– А как ты вела себя на допросе?

– Соответственно своему характеру, дорогая. Мило улыбаясь, валяла дурочку и всем своим поведением демонстрировала: вот тебе кукиш – чего хошь, то и купишь. Прохоров понял, что навара не будет, и сразу потерял ко мне интерес.

“Да уж, уверенности в себе Алке не занимать. Конечно, для нее допрос не испытание. И не в таких переделках бывала и всегда выходила из любой передряги”.

Общество любимой подруги стало тяготить. Вроде бы она произносит успокоительные речи, но в подтексте звучит: основания тревожиться есть, и весомые. Хотелось остаться одной и все осмыслить. Ларисе надоело искать двойной смысл в Аллиных словах, она поставила свой бокал и встала:

– Я поехала. Устала, хочу лечь и все забыть.

– Пока, дорогая. Сама дойдешь или проводить?

– Дойду, отдыхай, – ответила Лара, удивившись, – это отступление от привычного ритуала. Обычно верная боевая подруга провожает ее не спрашивая. Что это с ней?

Задумавшись, Лариса медленно шла по коридору, глядя себе под ноги, и не заметила, как от стены отклеился Толик и шагнул навстречу.

– Ларка, чё, а? – спросил он, пытаясь поймать ее взгляд.

Ну что тут ответишь, когда самой ничего не понятно? Лара отвернулась, скрывая накипающие слезы. В груди рос тугой ком, вот он уже поднялся к горлу, и сейчас ее прорвет рыданиями. Кому бы поведать, как же тяжко на душе?! Закусив губу до боли, Лариса несколько раз глубоко вздохнула и тряхнула головой.

– Все нормально, Толян, – сказала она осевшим голосом и пошла к выходу.

Сев в машину, Лара отвернулась к окну. Была бы сейчас одна, заехала бы в темный переулок и разрыдалась в голос. А перед телохранителями нужно сдерживаться, пропади оно все пропадом! Не умея, как подруга, выплескивать сиюминутные эмоции, она терзала себя размышлениями:

“Что за темные области человеческой души всколыхнула эта история?.. Мы пытаемся сохранить хорошую мину при плохой игре и обманываем друг друга, а Костя лежит в морге на цементном столе...”

Костя... Щемящая боль... Минутная слабость и теперь – ощущение непоправимого...

...Она шла по складу, Костя за ней. Случайно обернулась и поймала его взгляд, в котором было столь откровенное желание, что осталось только сделать шаг навстречу...

Ну и дура!.. Поверила в сказку, которую сама же придумала. Костя бормотал, что полюбил ее с первого взгляда, боготворит и готов целовать кончик платья... Ах, какие красивые слова, им бы еще красивую оправу... А потом они на грязном, затоптанном полу, ее узкая юбка задрана (ах, где ты, легкое кисейное платье, чтобы дополнить образ!), шершавинки пола впивались в тело. Дискомфорт позы и убогость обстановки... Неопытный мальчик был счастлив, тыкался губами в шею и что-то говорил, говорил задыхающимся от счастья голосом – как он мечтал, как видел во сне, но не смел надеяться... А она слушала весь этот бред. Тридцатипятилетняя женщина, избалованная мужским вниманием разомлела: “Мальчик ты мой наивный, нежный, чистый... Я твоя богиня – и какая разница, что шов на юбке разъехался, бетонный пол холодит спину, а плечо затекло...”

Но того счастливого мальчика уже не вернешь...

Лариса закурила и постаралась вернуться к реальности.

“Любила ли я его? Не знаю. Другие мужчины говорили мне красивые слова, а подоплека была только сексуальная. Я играла с ними – они со мной. А Костя был искренен, романтичен... Романтические грезы, а потом – секс на пыльной узкой кушетке нашего склада. Вот и вся лав стори. Почему я не рассказала подруге о Косте? То, что можно заниматься сексом на кушетке, на полу, да где угодно, – она бы поняла, но то, что при этом можно грезить о необыкновенной любви, – вряд ли. А если бы рассказала? Алка ответила бы грубовато-ласково: “Люби, мать, пока любится”. А я таилась, не доверяла подруге и в глубине души боялась, что та покусится на мое счастье... Змеюка следователь, возможно, прав – Алка имела виды на Костю. Сегодня она была явно не в себе. Почему подруга не сказала мне, что ее тревожит? Ах, Алка, Алка, ни черта я не понимаю, что происходит...”

“Мерседес” подъехал к дому Ларисы. Гена помог ей выйти, а второй телохранитель, Саша, побежал наверх.