Текст книги "Любовь старой девы"

Автор книги: Дикси Браунинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Я тоже, – призналась она. – Во всяком случае, не о… личных вещах.

– Вроде той, почему вас послали жить к бабушке?

Она молчала так долго, что Кейн уже не надеялся на ответ. Хотя чутье подсказывало ему важность момента. Что-то тяжелое все эти годы камнем лежало у нее на душе. И, может быть, чуть не привело ее к катастрофическому браку.

– Я никогда и никому раньше об этом не рассказывала, – начала она спокойным решительным тоном. – Однажды к нам в коммуну пришел этот мужчина… Мне было одиннадцать, и у меня… вы знаете… я начала меняться.

У Кейна пальцы сжались в кулаки, и он убийственно бесстрастным, хотя и осипшим голосом уточнил:

– Ваши груди начали расти, это вы имеете в виду?

– Вроде бы, – промямлила она. – В общем, мне было неловко рядом с ним. Но, по правде, он никогда ничего не делал. Только как-то странно смотрел на меня. И все время улыбался.

Кейн легко представил себе, как такой подонок мог подействовать на чувствительную, застенчивую девочку. Почему-то у него не вызвало удивления, что он способен проникнуться чувствами девочки, хотя лично с ним и близко ничего такого не случалось. Способен – и все тут. Проникнуться чувствами Рори-ребенка. Чувствами Рори-женщины. Чувствами Рори через пятьдесят лет – целая жизнь воспоминаний, безопасно укрытая за фасадом возраста.

Кейн начал тихо себе под нос ругаться, а она положила на их сжатые руки свободную ладонь и успокаивающе заглянула ему в глаза.

– Кейн, ничего страшного не было. Честно, я не беззащитная рохля, вы же знаете. Это случилось ночью… да, фактически ничего не произошло. Так вот, в ту ночь взрослые были наверху, а Айен спал с нами. Все дети спали в одной комнате. Обычно все в одной. Когда я проснулась и нашла его руку на моей… ладно, короче, я толкнула локтем Мир, и она разбудила всех остальных. И он ушел. На следующий день Билл и Санни поехали в город звонить, а потом меня отправили жить к бабушке.

Чувствуя напряжение Кейна, она заставила себя хихикнуть.

– А дальше все переменилось так, что жутко вспомнить! От купания нагишом в ручье к ежедневной ванне. Вначале я ее терпеть не могла! Каждое утро мы ели сладкие овсяные хлопья, и я должна была очистить тарелку под разговоры о несчастных страдающих от голода сиротках.

– И как вы справились с этим? – Это была только игра на оттягивание времени, и больше ничего. Близость Рори довела Кейна до точки кипения. Под угрозой смерти он не сумел бы понять, как нормальный интерес к женщине за неделю вырос во что-то настолько мощное, что жизнь без нее представлялась ему чуть ли не адом.

Но так получилось. И теперь, когда он нашел ее, теперь, когда она свободна, он попытается делать один за другим осторожные шаги во времени, давая ей шанс разобраться в прошлом и освободиться от него.

– Как я справилась? – повторила она с таким обаятельным смешком, от которого его окатило жаркой волной. – Я начинаю думать, что не справилась. – Она улыбнулась ему, и сердце его сделало две ленивых «бочки», будто самолет в небе. – Вам не кажется, что тридцатилетняя, немного шизоидная девственница Аврора Хаббард не справилась?

Глава девятая

Молчание тянулось столетие. У Рори начало гореть лицо. Пальцы, вцепившиеся в толстый край махрового халата, нервно дрожали.

– По-моему, вы снова ускользаете от меня?

– Не могу поверить, что я это сказала, – прошептала она.

– Какая часть не может поверить? Шизоидная или другая?

– Обе. Ни одна. – Она начала отодвигаться от него, но он притянул ее к себе, на этот раз не церемонясь. Ей же легче – можно спрятать глаза, зарывшись лицом в изгибе его плеча.

Сказать такую вещь! Теперь она знает, почему никогда не пила алкоголь. Не потому, что не выносила. От вина всякие запреты теряют силу.

– Я, пожалуй, выпью кофе, – пролепетала она, высвобождаясь и пытаясь выскользнуть из кровати, минуя его. Руки Кейна снова обхватили ее, прижали к себе – грудь к груди, щека к щеке.

– Вам не нужен кофе. Я не уверен, что именно вам нужно, но догадываюсь.

Кейн точно знал, что ей нужно. Ей нужен он. Ей нужен мужчина, который бы так любил ее, чтобы она могла чувствовать себя свободной, и который бы так нуждался в ней, чтобы у нее всегда был человек, которому она принадлежит. Мужчина такой терпеливый, чтобы ждать, если она захочет подождать, но лучше, чтобы она не захотела, потому что с минуты на минуту он взорвется, и уж тогда никаких деликатностей!

– Рори… солнышко, послушайте меня, – гудел он над ее макушкой. Она дышала ртом, и он чувствовал сквозь рубашку горячий пар ее дыхания. Хорошо бы, конечно, чтоб никакая кошка, даже крохотный котенок, не пробежала между ними, но черт подери, каким утонченным способом им обоим раздеться, чтобы не вспугнуть ее?

Тут требовалось чуть больше тонкости, чем обычно. Гораздо больше тонкости, чем обычно! Первый раз в своей растранжиренной жизни Кейн понял различие между любовью и сексом. Ведь не только секса он ждал от этой женщины.

Впрочем, и этого тоже. Но еще и многого другого. Во всяком случае, большего, чем минутный сладостный кульбит.

– Вы дрожите, – сказала Рори, изогнувшись в его руках, чтобы посмотреть на Кейна.

– Правильное наблюдение, – сухо согласился он.

– Вам не холодно?

– Вряд ли. Солнышко, перестаньте вертеться, а то запутаетесь. Вам не мешает эта громоздкая штуковина? – Ему мешала. Когда она пошевелилась, ворот толстого махрового халата соскользнул, и Кейну открылся захватывающий вид от плеча и ниже, до половины груди. Еще капельку давления на его молнию, и о тонкости подхода нечего будет и думать.

– Знаете, на самом деле я не шизоид. Никакой психованности я в себе не замечала. Это только…

Кейн осторожно уложил ее в постель и наклонился над ней. Прижав палец к ее губам, он проговорил:

– Я не психиатр, но, по-моему, знаю, в чем ваша беда. Нельзя угождать всем и во всем. Ничего хорошего из этого не выходит. В результате человек выжимает себя как лимон и становится стандартной посредственностью, вроде как стандартные мокасины.

– Вы думаете, я посредственность? – Она выглядела такой обиженной, что у Кейна даже сердце зашлось. Он медленно покачал головой, совсем низко склонясь над ее лицом, а она смотрела на него своими ясными, как горный поток, янтарными глазами.

– Нет, душа моя. – (Так называла Рори ее мать. Потому что мать любила ее. Тоже.) – Нет, вы не посредственная и не сумасшедшая и близки к тому, чтобы перестать быть девственницей, если мне позволено хотя бы заикнуться об этом.

Кейн буквально воочию видел, как бьется ее сердце в трепещущей груди. Опершись на локоть, он положил другую руку ей на грудь. Не обнял, не ласкал – просто положил руку.

– Это не страшно, душа моя. Мы зайдем не дальше, чем ты того захочешь. Доверься мне, я не причиню тебе боли.

Глаза у нее стали огромными. И пока он наклонялся к ней, все веснушки постепенно сливались в одно пятно цвета карамели, а потом губы их соединились.

Никогда не причинять тебе боли… никогда не причинять тебе боли… Любимая женщина… люблю тебя…

При первом прикосновении его языка Рори почувствовала, что распадается на части. Каким-то образом пояс халата развязался и свисал с края постели, две огромных полы распахнулись, и Кейн прижал ее к холодной простыне. Его жаркое и тяжелое тело над ее телом. Никаких разумных мыслей не осталось. Ее чувства говорили правду, она знала это тысячу лет – достаточно прикоснуться этому мужчине ее телу хоть пальцем, и она потеряет всякую власть над собой.

Одна только мысль о нем – не то, что взгляд на него, не то, что прикосновение к нему! – сотворяла с ней такое, о чем она даже представления не имела.

Сердце рвалось из груди. Бедра судорожно содрогались. Пальцы впились в упругие мышцы его спины, стараясь покрепче притянуть к себе. Втянуть его в себя, сделать его частью себя, неотличимой, и в то же время – удивительно, ох, как удивительно! – совсем другой!

Его рот на ее губах, такой твердый и все же такой невероятно нежный… Его вкус проник ей прямо в кровь и опьянял сильнее, чем шампанское.

Такого никогда, никогда не случалось с ней прежде. Когда она почувствовала его руку на груди, когда подушечки его пальцев коснулись ее затвердевших сосков, Рори задохнулась. Но его рот занимался любовью с ее губами, и стесненное дыхание вырвалось из нее глухим стоном.

– Лишняя одежда, – бормотала она, когда его губы, оставив рот, спустились ниже, к горлу. Она выгнула шею, перемещая легкие его покусывания ближе к бьющимся сбоку чувствительным жилкам.

Кейн нащупывал пуговицы на рубашке.

– Ты уверена? – Прерывисто дыша, он одним резким движением освободился от рубашки, и пуговицы беззвучно покатились по ковру. Кейн расстегнул пряжку на ремне и нащупал молнию джинсов.

Трусы у него были желтые. С тропическими рыбками. Это смутило его. В Ки-Уэсте они не казались ему такими отвратительными. Хорошо бы сейчас на нем было что-нибудь не такое кричащее. А то она подумает…

– У тебя приятное белье, – сказала она. Он заморгал и не смог сдержать смеха. Множество разных женщин говорило ему в такой вот момент множество глупостей, но ни разу не прозвучало слово «приятное».

– Душа моя, если эти трусы тебя не шокируют, то подожди, ты еще увидишь синюю птицу и махровую розу.

Но с шутками покончено. Кейн повернулся к ней, и теперь она увидела вовсе не тропическую рыбку. Она увидела его самого. Первым его побуждением было натянуть на них обоих до подбородка простыню, но потом он передумал. Пусть это будет частью испытания. Принимает она его со всеми, так сказать, потрохами или нет. Это ей не уроки биологии и анатомии. Здесь чертовски больше замешано, чем просто спаривание двух взрослых особей разного пола. Но начало есть начало.

– Рори?

Ей удалось отвести взгляд от этого и посмотреть на него.

– Душа моя, обещаю, что мы не сделаем ничего такого, что было бы против твоей воли. Но ты должна знать, что я… то есть ты… Ладно, дело обстоит так. Если ты хочешь, чтобы я ушел, лучше скажи сразу. Потому что скоро это будет почти невозможно.

Она широко раскрыла глаза. Так же легко, как надпись на подушке «Не отрывайте наклейку», он мог прочесть в них страх, неуверенность, страсть. Она изгибалась навстречу ему и боялась себе в этом признаться. Боялась всех старых табу, которые бабушка внушила ей. Боялась полузабытого происшествия в детстве. Может быть, боялась тех ужасов, которые преследовали ее по ночам.

– Послушай, ты же знаешь, что случится, правда? Я имею в виду, что в твоем возрасте или даже вполовину моложе все уже знают, как это происходит. Технику дела.

Она кивнула, неотрывно глядя Кейну в глаза. Он подозревал, что она боится отвести взгляд из страха увидеть все остальное. Ошеломляющая волна нежности затопила его. Это сочетание нежности и сексуального возбуждения было для него совершенно внове.

– Пожалуй, я такой же девственник, как и ты, – непроизвольно вырвалось у него. – Так мне кажется.

Ноги у нее замерзли. Лицо пылало. Она посмотрела через его плечо на противоположную стену. Там в зеркале отражалась спина, сужавшаяся от широких загорелых плеч к яркой полоске материи, а ниже цветастых рыбок тянулись прямые мускулистые ноги, покрытые темными волосами. Ступни у него были узкие, а подъем высокий. Санни бы сказала, что это признак того или иного.

Она с любопытством изучала в зеркале и другую особу, или по крайней мере видимые ее части. Две веснушчатых ноги с тонкими лодыжками и довольно шишковатыми коленками. Из-за широкой, загорелой спины выглядывало голое плечо, пылающее лицо и копна спутанных, выгоревших на солнце волос.

Боже милосердный! Она голая, в отеле, в номере с декадентской ванной, в постели с мужчиной, которого знает меньше недели, и близка к тому, чтобы заниматься с ним любовью. О да, это она. И если прежде она подозревала, что у нее мозги набекрень, то теперь не сомневалась в этом.

– Я знаю, как это делается… ну, наверно, не все, но, по крайней мере, миссионерскую позицию и… И еще я знаю, что первый раз будет больно, но ведь это никого не лишает желания повторять и повторять… Значит, это не может быть очень уж плохо. – Слова с запинкой слетали с ее губ, и Кейн подумал, что сейчас у него разорвется сердце.

– Тогда послушай внимательно, дорогая моя малышка, потому что я собираюсь пополнить твое не совсем разностороннее образование. Да, ух, так называемая миссионерская позиция имеет свои достоинства, но для первого раза… Короче, есть различные теории о том, как это сделать лучше.

– А ты сам не знаешь? – Она лежала, наполовину прикрытая его телом, положив ему на плечи руки.

– Нет… не все. Рори, я не делаю вид, будто я девственник. То, что я сказал… Да. Я имел в виду, что первый раз я с кем-то, к кому испытываю чертовски нежные чувства, а это меняет все дело. Я хочу доставить тебе такое наслаждение, чтобы ты знала, почему вокруг этого такой гвалт.

И чтобы ты хотела меня снова и снова, добавил он про себя, пока мы не станем слишком старыми и сможем только ласкать друг друга руками и делиться теплом сладостных воспоминаний.

Он хотел, чтобы их воспоминания отсчитывались с сегодняшнего дня. Но больше всего он хотел просто любить ее – сейчас, сию минуту и до тех пор, пока у них у обоих не останется сил встать с кровати. И потом, отдохнув, снова любить ее.

– Это начинается здесь, – сказал он, положив руку ей на голову. – И затем спускается сюда. – Рука пробежала по всему телу и остановилась в светлой пушистой аллее между ногами. У Рори перехватило дыхание. Бедра сжали его руку, и он моментально убрал ее. – И потом, – продолжал он, медленно скользя рукой по плоскому ровному животу, по долине между ребрами и останавливаясь под левой грудью, – если тебе очень повезет, это прилетит прямо сюда. В сердце. Или в ту часть души, которую, как говорят, представляет сердце. Понимаешь?

– По-моему, да.

– Повторяй за мной, это начинается в разуме. – Для него прежде это никогда не начиналось в разуме. – Затем переходит на следующую стадию, назовем ее либидо или, если хочешь, сексуальным влечением, и тело на него откликается, как положено. – Быть в женщине, хотеть этого, планировать, как получить это, и наслаждаться этим, пока оно продолжается. По крайней мере, для него всегда прежде было так. – Но в некоторых редких и удивительных случаях, – прерывисто прошептал он, – когда встречаются два человека, созданных друг для друга, это кончается вот здесь. В сердце. И это венец всему.

Он обхватил рукой ее грудь и приник ртом к розовому наперстку, выступавшему посередине.

Молния пронзила ее с головы до ног. Она обхватила его голову, пальцы вцепились в копну теплых, живых волос. Она нащупала его уши, не большие и не маленькие, совершенные уши. Как и весь он. С крючковатым носом, с кривой улыбкой и всеми неправильными чертами лица он был так совершенен, что она никак не могла поверить в свою удачу.

Какой бы Рори ни была неопытной, она не была глупой. Кейн хотел ее, и не просто хотел, она нравилась ему. Может быть, он даже любит ее, как она любит его.

Но Рори не успела додумать, как же относится к ней Кейн, потому что его поцелуи теперь ласкали все ее тело, опаляя плоть и вызывая дикую жажду чего-то смутно понимаемого. И она начала кричать:

– Кейн, что ты делаешь со мной? Ах, пожалуйста, я больше не могу этого вынести! Что-то случилось со мной! О… о… о-о-о!

Кейн искусно, терпеливо и с величайшей нежностью разжигал в ней костер и затем снова и снова раздувал пламя, а Рори стонала и извивалась. Он с огромным усилием контролировал себя, опасаясь, что развязка наступит слишком быстро.

Но она любит его. Он не сомневался в этом. Она доверяет ему, и все пойдет как надо! К тому моменту, когда Кейн снова навис над ней, желтый фиговый листок с тропическими рыбами валялся где-то на полу. Рори чувствовала себя совершенно опустошенной, глаза полуоткрыты, рот тоже. Ей казалось, будто все в ней пульсирует ярко-красным огнем.

– Сядь, – приказал Кейн.

– Не могу. У меня нет костей. Они размякли.

– Удивительно, душа моя, но у меня, на беду, пока еще целы.

Он поднял ее, и она обвисла у него на плече, потом он сделал несколько движений, пока она не села верхом ему на бедра. Ее руки безвольно лежали на его плечах, голова клонилась набок, словно слишком пышный цветок на тонком стебле. Она улыбалась. Просто лучилась улыбкой.

– Это я, Рори. – Он взял ее руку и положил себе на плоть, и стиснул зубы, когда ее маленькая нежная ладонь начала свое исследование. На столике рядом с кроватью лежал маленький пакет из фольги. Проклятие, почему он не надел эту вещь заранее! От ее прикосновений он совсем забылся!

– Хватит слов и показов, душа моя, – сквозь стиснутые зубы процедил он. – Дай мне минутку, и мы перейдем к следующей стадии, хорошо?

Она кивнула, ясно было, что она согласилась бы на все за то наслаждение, которое он ей доставляет. Ему есть чем гордиться. Да и сам он получал такое наслаждение, что чуть не ускорил развязку. Никогда еще он не был так близок к тому, чтобы потерять контроль над собой. Такое с ним случалось только лет в пятнадцать.

– Сейчас, – прошептал он несколько секунд спустя. – Самая тяжелая часть.

– Ты имеешь в виду вот это?

Проклятие, хоть бы она не трогала его. Кейн подавил судорожный взрыв смеха.

– Да, любовь моя… вот это. То, что мы собираемся делать. Ты учительница. Ты знаешь гораздо больше, чем большинство ребят, когда они занимаются этим. Мне не надо объяснять, что случится с тобой. Но знай, что в любой момент, если тебе вдруг не понравится, можешь освободиться от меня. Встань и отойди в сторонку. Обещаю, я не буду долго плакать. И все равно буду уважать тебя, если ты не пройдешь весь путь до конца.

Но Рори чувствовала, как томительный жар снова нестерпимо нарастает в ней, и наставления Кейна были излишни. В конце концов, она закончила колледж и теоретически знала все, что надо знать.

Она только не была готова к странному состоянию, когда должна буквально впитать в себя другого человека, странному ощущению себя… наполненной. Положив руки на плечи Кейна, сосредоточенно нахмурившись, Рори осторожно опускалась на его затвердевшую плоть. Кейн весь покрылся потом. И почти неслышно выругался, а ее обдало холодом от страха, не сделала ли она что-то неправильно.

По правде говоря, теория сильно отличалась от реальной практики.

Кейн испустил глубокий болезненный вздох.

– Зря не напомнил тебе, как обращаться с окаменелостями, – процедил он.

Рори сделала вторую попытку. Для опыта она вильнула бедрами и ощутила обжигающий укол. Затем, крепко зажмурившись, с отчаянной решимостью снова приподнялась и села. Прочно. Короткий вскрик вырвался у нее, но Кейн, застонав, с такой силой прижал ее к себе, что боль притупилась.

– Ах, нежная, нежная Рори. Подожди минутку, ладно? Не двигайся. Я думаю, скоро неприятное ощущение пройдет.

Оно уже прошло. Она чувствовала наполненность. Но не только тела. Все в ней было наполнено этим человеком. Мягко и ласково Кейн обхватил ладонями ее лицо и улыбнулся ей в глаза. И потом поцеловал ее. И как-то все вернулось к прежней позе, она лежала, и он был на ней, и тела их наслаждались вечным, как сама жизнь, ритмом движений.

На этот раз она снова, как птица Феникс, сгорела дотла. И на этот раз каждое мгновение было столь же удивительным, сколь и неповторимым. И неповторимость эта была самым большим чудом, она никак не позволяла им насытиться. Много спустя, когда Кейн изогнулся и стоном, идущим из самого нутра, выкрикнул ее имя, она поняла, что все это время улыбалась.

Пожалуй, в этой улыбке была и доля самодовольства, не один лишь Кейн гордился собой. Когда он наконец улегся на бок, она устроилась в его объятиях, прижалась к нему и моментально уснула.

Кейн среди ночи несколько раз просыпался и при свете, падавшем в окно от уличного фонаря, разглядывал ее. В школе он специализировался в математике, устроил себе гонки, чтобы получить диплом за три года и поступить в летную часть, где служил отец. После выхода в отставку, перестав летать и столкнувшись с невыносимой скукой чиновной службы, он пришел к писательству, к беспокойным поискам неведомо чего.

И вот наконец нашел. Оказалось, что ее. Слава Богу, у него хватило ума и настойчивости не упустить свою находку!

Ему хотелось бы разбудить и взять ее снова, но нет, еще рано, у нее все внутри саднит. Тихо встав, он порылся в летной сумке и нашел блокнот. Приняв душ и надев трусы с махровыми розами и синими птицами и запасную рубашку, Кейн сел писать.

Рори спала, улыбаясь во сне, и ни одна из ее улыбок не пропадала бесследно. Кейн ловил каждую из них. Написав несколько строк, он снова и снова смотрел на женщину, лежавшую рядом в постели.

Наконец, не перечитывая, он положил записку на столик возле кровати, придавив ее полупустой чашкой остывшего шоколада. Когда она проснется, он будет уже в пути, хотя больше всего ему хотелось бы остаться здесь, в ее объятиях.

Эх, отправить бы к чертям все это дело, но Россу он многим обязан. А скоро ему понадобятся от своего агента еще более серьезные услуги.

Кейн долго глядел на спящую Рори, потом нагнулся, поцеловал ее и тихо прошептал:

– Леди, не знаю, что там упаковано в вас, но это мощная штуковина.

Он покачал головой и еще долго стоял над ней. Хотя чем раньше он уедет, тем раньше сможет вернуться. Судьба спасла его от песчаных бурь, ракет с тепловой системой наведения, позволила пережить катапультирование, чтобы бросить прямо к ногам учительницы второго класса с веснушками и шишками на коленках и с таким смехом, от которого расплавится и легированная сталь.

Через несколько часов, подумал Кейн, она проснется, потянется и удивится, куда он делся, а его не будет рядом, чтобы успокоить ее. Но записка успокоит ее и сообщит, куда он делся. И когда он в следующий раз увидит ее, они поговорят о будущем. Постоянном. В моем городе, или в твоем, или где-нибудь посередине. И на такой срок, сколько длится вечность.