Текст книги "Серый кардинал"

Автор книги: Дик Фрэнсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– Какие изменения? – резко спросил я.

– Он хочет, чтобы я напечатал, будто письмо сэра Вивиана фальшивка и вы подделали его подпись. – Голос Сэмсона звучал на более высоких нотах, чем обычно. – А история о том, что вы нюхали клей, стопроцентно стерильна, стопроцентно кошерна и что вы готовы на все... на все, чтобы отрицать ее.

Он взял со стола страничку, напечатанную на машинке, и помахал ею.

– И к тому же сегодня воскресенье, – добавил Сэмсон, – здесь, кроме меня и печатников, никого нет. А завтра газета будет отпечатана и готова для распространения.

– Вы сами можете внести изменения. – Ушер Рудд просто танцевал от ярости.

– И не собираюсь, – фыркнул Сэмсон.

– Тогда не печатайте газету.

– Но это же смешно.

Сэмсон протянул мне машинописный листок. Я опустил глаза и начал читать. А Ушер Рудд будто только и ждал момента невнимания с моей стороны. Он быстро рванулся к двери и, как обычно, молниеносно исчез. Но не к двери во внешний мир, а к дверям, разлетающимся, словно качели, во внутренний коридор, уходящий в глубину здания, – в переход к печатным машинам.

– Остановите его! – в ужасе завизжал Сэмсон.

– Там же только бумага, – заметил я, хотя и кинулся к двери.

– Нет... авария... он может сломать... удержите его.

Волнение редактора убедило меня. Я помчался за Ушером Руддом по коридору с маленькими кабинетами вдоль обеих стен. Потом еще по одному коридору. Через просторный холл с огромными бобинами – сырье для печати, газетная бумага. В маленькую комнату, где двое или трое мужчин управляли мерно постукивавшей машиной, выдававшей цветные оттиски. И наконец, еще одна раскачивавшаяся дверь в длинное помещение с высоким потолком, где стояли похожие на гигантские чудовища печатные машины. Это они каждый день выдавали двадцать тысяч экземпляров двадцатичетырехстраничной газеты, освещавшей жизнь большинства городов и поселков Дорсета. Это сердце и мышцы «Газеты Хупуэстерна».

Я влетел в помещение, где стоял негромкий гул машин. Восемь в ряд.

Посередине башня. Последняя из четырех машин с каждого конца накладывала только краски, красную, зеленую, синюю, на цветную шапку – крупный заголовок на всю полосу. Здесь печатался разворот, который будет первой и двадцать четвертой страницей газеты. Затем на очень старых, но хорошо работавших машинах печатались черно-белые полосы. Это и есть офсетный процесс.

Впоследствии я узнал, как технически машины работают. Но в то тяжелое воскресенье я видел только широкую белую ленту бумаги, намотанную на гигантские валы. Лента, переворачиваясь, переползала с одной машины на другую, словно собирала новости, покрывалась печатным текстом, пока не заканчивала путешествие в башне. Там широкая лента разрезалась на развороты, складывалась и выходила уже в виде газеты, которую все знают. Да еще вдобавок сосчитанная и связанная в пачки по пятьдесят штук в каждой.

Всеми машинами управляли два человека, которые проверяли, чтобы краска поступала равномерно, и постепенно увеличивали скорость оборотов гигантских валов. А бумажная лента быстрее продвигалась к финишу. Звонили предупредительные колокольчики. Нарастал гул.

Когда я влетел в длинное гудящее помещение, Ушер Рудд кричал одному из мужчин, чтобы тот остановил машины. Печатник смотрел на него, моргал, но не обращал внимания на его приказ.

Его коллега включил еще один сигнальный колокольчик и пустил печатные машины на полную мощность. Гул превратился в рев, и задрожал пол. Номер «Газеты Хупуэстерна» за понедельник, двадцать тысяч экземпляров, стал быстро перелетать с вала на вал, подниматься вверх на башню, а потом выскакивать внизу уже упакованным в пачки. Страницы газеты двигались так быстро, что можно было видеть только неясные темные пятна.

Пока я с благоговением следил за работой гигантских чудовищ, Сэмсон Фрэзер догнал меня и закричал в ухо:

– Не подходите близко к валам, когда они крутятся. Если ваш мизинец попадет на любой из них, туда затянет всю руку до плеча, а потом просто оторвет ее. Нельзя моментально остановить машины, чтобы спасти руку. Понимаете?

– Да! – крикнул я.

Ушер Рудд продолжал вопить на печатника. Сэмсон Фрэзер предупредил меня вовремя. Расстояние между машинами было три-четыре фута. Именно с этих точек лучше всего наблюдать за все возрастающей скоростью оборотов гигантских цилиндров. Когда они еще не двигались, техники отсюда проверяли, как легла бумажная лента и насыщенность валиков краской. Но, как только машины включали даже на минимальную дюйм за дюймом скорость, опасность возрастала.

Рука могла быть оторвана не только одним ужасным рывком, но хуже: ее бы мучительно затягивало сантиметр за сантиметром.

Потом я спросил Сэмсона Фрэзера, почему печатные машины не огорожены защитной сеткой, не позволяющей людям переступать опасную границу. Фрэзер объяснил, что машины старые, они построены до того, как требования к безопасности ужесточились. Но вообще-то теперь у них есть защитные сетки. В Британии в наши дни закон запрещает работать без них. Сетки растягиваются вдоль всего ряда машин и держатся на подпорках. С установкой их много канители, и это лишняя возня. Печатники знают об опасности и соблюдают осторожность. Поэтому иногда они не тратят времени на установку защитных сеток.

Сэмсон Фрэзер этого не одобряет, но и трагедии не делает. Существуют новые компьютерные программы и новые принтеры. Но старое оборудование прекрасно работает. И он не может себе позволить сдать на переплавку старое и установить новое, которое, кстати, часто дает сбои. И, кроме того, никто не гарантирован от маньяков вроде Ушера Рудда. Нельзя застраховаться от сумасшедших.

Я мог бы застраховать его и на этот случай. Но в тот чрезвычайный воскресный вечер нам нужна была смирительная рубашка, а не страховой полис.

Ушер Рудд все еще вопил на печатника. Тот, увидев Сэмсона Фрэзера, воспринял его приход как избавление.

Позже я узнал, что остановить печатные чудовища можно нажатием кнопки на специальной панели, которая находится на торце каждой машины. Там же расположены кнопки, регулирующие скорость и поступление краски. Кнопки совсем не похожи на дверной звонок, это ярко-красные пятна примерно шести сантиметров в диаметре. Ни печатник, ни Сэмсон Фрэзер не собирались останавливать машины. И ни Ушер Рудд, ни я не знали, какая из нескольких ярко-красных кнопок управляет включением и выключением моторов. Машины продолжали реветь, а Ушер Рудд уже совершенно не владел собой.

Он знал об ужасной опасности, которая таится в бешено вращающихся валах. Он работал в «Газете Хупуэстерна». В редакциях и типографиях газет он провел всю свою взрослую жизнь.

Он схватил печатника за комбинезон и потащил его к невообразимой пытке.

Тот, упираясь изо всех сил в проходе, страшно закричал.

Сэмсон Фрэзер заорал на Ушера Рудда. Второй печатник, спасаясь, выбежал в маленькую комнату за раскачивавшейся дверью.

Инстинктивно я подскочил к Ушеру Рудду и оттащил его назад. Он тоже начал вопить, продолжая держать печатника за комбинезон. Тот, спотыкаясь, выбрался из опасной зоны, с привычной осторожностью прижимая руки к бокам.

Лучше упасть на пол, чем, пытаясь сохранить равновесие, ухватиться за смертоносную машину.

Ушер Рудд выпустил комбинезон и переключил свое неконтролируемое бешенство на меня. Он больше не пытался остановить печатные машины. Он рвался отомстить за провал, который сам же себе и устроил.

Глаза у него горели безумием. И я понял его намерение. Вместо печатника он хотел толкнуть меня на вращавшиеся валы. Если бы мы были одни, ему бы это могло удаться. Но Сэмсон Фрэзер прыгнул и вцепился в него. А в это время, спасенный от увечья печатник, издав последний вызванный ужасом ситуации крик, ринулся к двери. И, дав мне незапланированный шанс, врезаются в Ушера Рудда, тот на мгновение потерял равновесие.

Рудд сбросил Сэмсона как ненужную помеху. Но это дало мне несколько секунд, чтобы выбраться из опасного места и увеличить расстояние, отделявшее меня от ближайшей машины. И хотя Рудд цеплялся за меня и пытался снова подтащить к машинам, я боролся до последнего. И удивительно, сколько сил дает смертельный страх. К чести Сэмсона Фрэзера (а может быть, это был расчет, потому что любая смерть на территории его предприятия разорила бы его), он помогал мне как мог. Яростно пинал, щипал, тянул за волосы рыжее торнадо. Именно удар Сэмсона по голове кулаком послал Ушера в нокдаун. И потом он повалил Рудда на пол лицом вниз. Пока Фрэзер искал широкую липкую коричневую ленту, с помощью которой упаковывали газетные пачки, я сидел на извивавшейся спине Рудда. С моей действенной помощью Фрэзер обмотал Рудду одно запястье, потом другое и этими импровизированными наручниками стянул ему руки на спине. Таким же способом он связал бешено брыкавшиеся ноги. Потом мы перевернули Рудда на спину и стояли над ним, тяжело дыша.

Немного отдышавшись, мы подхватили рыжего подонка под мышки и потащили в относительно спокойную маленькую комнату за раскачивавшейся дверью и толкнули на стул.

Здесь с вытаращенными от возмущения глазами собрались все печатники.

Сэмсон без всяких эмоций предложил им вернуться к работе, потому что газета должна выйти вовремя. Они медленно и неохотно подчинились.

– Это он виноват. Это Уайверн, – снова принялся кричать Рудд, сидя в кресле. – Вам нужно ловить Уайверна, а не меня.

– Я вам не верю, – возразил я, хотя на самом деле верил.

– Уайверн хотел убрать с дороги вашего отца, – старался убедить меня Ушер Рудд. – Он хотел посадить в парламенте Оринду. Он хотел продвигать ее выше, как Денниса. Он пошел бы на все, лишь бы остановить вашего отца, лишь бы его не избрали.

– Даже на поломку машины?

– Я не хотел ничего ломать. Мое дело писать то, что он закажет. Я неделями следил за Полом Бетьюном, чтобы найти его любовницу. И все ради Уайверна. Чтобы люди проголосовали за Оринду. Но я не стал перерезать тормозные шланги, как хотел Уайверн. Потому что это уже слишком. И я не стал этого делать.

– Но вы это сделали, – убежденно заметил я.

– Нет.

– А что же вы тогда сделали?

– Ничего я не делал.

– Ваш кузен, Бэзил, знает, что вы сделали.

Ушер Рудд начал ругать Бэзила такими словами, какие я едва ли слышал и на скачках. И в потоке ругани и гневных тирад вырисовалась картина, как он влез под «рейнджровер» в черном спортивном костюме, который надел на встречу с активистами партии после обеда в «Спящем драконе». Блестящее выступление отца в тот вечер убедило Уайверна, что ему не справиться с этим кандидатом. Разве только нанести Джулиарду тяжелое увечье. И он пришел в ярость от того, что поломка, устроенная Ушером Руддом, оказалась такой незначительной.

Постепенно Ушер Рудд опомнился, его бешенство испарилось, и он сначала начал хныкать, а потом отрицать все сказанное, хотя Сэмсон и я слышали каждое слово.

Сэмсон позвонил в полицию. Джо Дюка на дежурстве не было. Но Сэмсон знал лично каждого полицейского и, положив трубку, сообщил об обещании немедленно принять меры.

– Мне нужен адвокат, – закричал Ушер Рудд. Проведя ночь в камере, он получил адвоката. Утром в понедельник загруженный делами судья вынес ему предупреждение (за причиненные волнения в типографии «Газеты Хупуэстерна»), которое, конечно, не учитывало скорость, шум и опасность происшедшего.

Но реального вреда нанесено не было. Газета вышла как обычно. Ушер Рудд, смягчившийся и вежливый, снова был на свободе.

Я переговорил с Джо Дюком.

– Отверстие картера «рейнджровера» заткнул воском Ушер Рудд, – сообщил я ему. – А Леонард Китченс устроил пожар. Их обоих подтолкнул на эти дела Алдерни Уайверн.

– Но они не остановили вашего отца, правильно? – кивнул Джо Дюк. А что касается вас, – он чуть улыбнулся, – то я никогда не забуду, как в ночь пожара вы сидели полуголый на камнях с красным одеялом, накинутым на плечи, и никаких стонов от боли. Хотя вы сожгли руки и ступни и ударились о камни площади. Вы правда не чувствовали боли?

– Конечно, чувствовал, но в ту ночь столько всего произошло...

– А вы привыкли падать с лошадей?

– Падение с лошади... Да, наверно. Я много раз ударялся о землю.

– Тогда почему вы этим занимаетесь? – Улыбка стала шире.

– Скорость, – объяснил я. – Нет ничего похожего на это ощущение.

– Я помолчал. – Если чего-то очень сильно хочешь, то можешь ради желаемого рисковать жизнью и считать это нормальным поведением.

– Если хочешь, чтобы Оринда Нэгл стала членом парламента, то будешь рисковать... – задумчиво пробормотал он.

– Почти всем. По-моему, стрелял в отца Уайверн.

– Не скажу, что вы не правы. Он мог пронести ружье в сумке для гольфа, положив его в чехол, который используют для клюшек.

– И он должен был заранее задумать убийство.

– Ох-хох. Когда он увидел и услышал, какого успеха отец добился на той встрече, то пришел к выводу, что надо немедля убрать такого соперника.

– Он был не в своем уме.

– Он и сейчас такой же.

Джо Дюк знал, что отец участвует в борьбе за и власть, но все равно пришел в замешательство, когда я рассказал ему о Хэдсоне Херсте.

– А вы не думаете, – в ужасе проговорил он, – что Уайверн снова попытается убить вашего отца?

– Ставки у Уайверна теперь выше, а отец по-прежнему стоит у него на пути. Если отца выберут лидером партии, уверен, опасность будет постоянно висеть над ним. Если быть честным, это меня ужасно пугает.

– Знаете что?.. – задумчиво проговорил Джо.

– Что?

– На случай, если мы совершаем величайшую несправедливость, думая, что Уайверн стрелял в вас... Я имею в виду, что мы только что выдвинули версию, правильно? Почему бы не вам, а мне не устроить... следственный эксперимент? Я возьму трость вместо ружья. Пронесу ее в сумке для гольфа.

Поднимусь с ней в маленькую гостиную и буду целиться в вас, когда вы пересекаете площадь, как и в ту ночь. И я увижу, трудно ли положить трость в желоб на крыше. Что вы об этом думаете?

– Вреда от этого не будет.

– А мы можем наткнуться на что-то такое, что и в голову не приходило. Так часто бывает, когда проводишь следственный эксперимент.

– О'кей.

– Мы сделаем это за полночь, – решил Джо.

– Это и произошло за полночь.

Я согласился, что мы встретимся вечером в «Спящем драконе», и Джо сообщит управляющему о нашем плане.

Я поехал навестить Оринду, которая наконец вернулась после уикэнда и ответила на телефонный звонок. Пять лет были милосердны к ней. Она так же потрясающе выглядела, как и раньше. Зеленые глаза, черные ресницы. Изумительный макияж. Нежные, мягкие тона. Она казалась не такой взбудораженной, совсем не раздражительной, более удовлетворенной.

Она называла меня «да-а-агой» всего с двумя или тремя "а".

– Оринда. – Я обнял ее.

– Как вы выросли! – воскликнула она. – Я имею в виду не только вверх. Вы стали старше.

Она приготовила ленч: салат, диетическая кола и потом кофе.

Оринда знала о борьбе за власть в партии и вспомнила, что каждый раз, когда идет соревнование за лидерство, политики меняют правила игры.

– Они изобретают такую процедуру, какая даст, по их мнению, справедливый результат. Даже если не каждому нравится вероятный победитель. Сейчас этим заняты все члены парламента от партии.

Я забыл, что Оринда в курсе происходившего в правительстве.

– Наверно, Деннис рассказывал вам, как устраиваются такие дела.

– Нет, рассказывал Алдерни Уайверн. – Она нахмурилась. – Не хочу снова видеть этого человека.

– Вы знаете, что теперь Уайверн контролирует Хэдсона Херста, – нейтральным тоном заметил я, – как он контролировал Денниса и вас? Понимаете, если Херста выберут лидером и он станет премьер-министром, то фактически управлять страной будет Уайверн?

Оринда пришла в ужас, но покачала головой.

– Ваш отец в стране более популярен.

– Не забывайте о злорадстве.

– Вы имеете в виду, – засмеялась она, – злобную радость по поводу несчастья другого?

– Половина кабинета министров, – кивнул я, – будет счастлива видеть провал отца после его такой великолепной победы в «рыбной войне».

– Если он одержит верх, для избирателей это будет прекрасно, – она искренне улыбнулась. – Никогда не думала, что я это скажу, но это правда.

Я рассказал Оринде об эксперименте, который думали Джо Дюк и я.

– Вы помните тот вечер? – спросил я.

– Конечно. Я была в бешенстве от того, что меня не выбрали кандидатом.

– После встречи с активистами вы все время были с Алдерни Уайверном?

– Нет. Я злилась и чувствовала себя несчастной, поэтому поехала прямо домой.

– Вы не помните, взял ли Алдерни Уайверн юшки для гольфа на встречу в зале «Спящего дракона»?

– Какой странный вопрос! Он всегда возил их с бой на заднем сиденье машины.

В тот вечер Оринда ненавидела отца. Но не так сильно, чтобы причинить ему вред. В ее натуре нет злобности.

Я уютно провел часа два с ней, а потом поехал в дом Полли ждать звонка отца из Лондона о результатах голосования.

Он позвонил мне из машины, чтобы сообщить новости.

– Ничего не решено, – сказал он. – В основном все раскололись на три группы. Определенно только одно: завтра нам придется голосовать снова.

– Объясни, – попросил я. Он описал день, полный сомнений и маневров. Но в конце концов получилось так, что ни отец, ни Хэдсон Херст в первом туре не получили достаточно голосов, чтобы считать это уверенной победой. Джилл Виничек (Образование), третий кандидат, собрала всего несколько голосов и была исключена из списка. Следующий тур станет прямой борьбой между Херстом и Джулиардом. И никто не мог предсказать, за кем останется победа.

Голос отца звучал устало. Он сказал, что они с Полли едут в Хупуэстерн, чтобы вместе со мной провести дома спокойный вечер. За сценой он сделал все, чтобы склонить своих коллег отдать ему голоса. Сейчас их очередь сделать выбор, кого они хотят видеть премьер-министром.

Я рассказал о Джо Дюке и эксперименте. После короткого совещания с Полли он предложит, чтобы мы встретились в «Спящем драконе» и вместе поужинали.

Надежда на то, что мы проведем более-менее спокойный вечер, исчезла между супом и яблочным пирогом.

Хотя ни Джо Дюк, ни я не делали особого секрета из нашего плана, мы не ожидали, что управляющий отелем так расширит сценарий. Создалось впечатление, что он сообщил о нашем намерении всему городу. Отель так же походил на пчелиный рой, как и в тот вечер пять лет назад. Люди подходили к отцу, протягивали руку для пожатия и желали всего наилучшего. Пришел со своим фотографом Сэмсон Фрэзер из «Газеты Хупуэстерна» и рассказал онемевшему от ужаса отцу дополнительные подробности о том, как Ушер Рудд провел воскресенье. Пришел и Ушер Рудд, не лишенный свободы, не раскаявшийся, с глазами, полными горечи. Он кипел от злости, поглядывая на отца, и говорил по мобильному телефону.

Иногда появился Джо Дюк, то вначале он выглядел ошеломленным суетой и многолюдием. Но отец пригласил его за наш столик на кофе и устало объяснил, что в ту ночь, которую мы хотим воспроизвести, отель тоже был битком набит.

И сегодняшняя толпа только добавит реальности нашему эксперименту.

Больше того, отец сказал, что, как и в тот раз, пойдет со мной через площадь. Мне эта идея не понравилась. Но Джо Дюк с энтузиазмом закивал головой.

«Зачем ждать полуночи?» – спрашивали люди. Все были готовы уже сейчас, то есть в одиннадцать тридцать, участвовать в неожиданном спектакле.

Джо объяснил, что ровно в двенадцать на площади автоматически выключается половина освещения. И если следственный эксперимент что-то значит, то условия должны быть по возможности приближены к прежним.

Джо Дюк принес из машины сумку с клюшками для гольфа и всем показал трость с тартановым наконечником для маскировки. Управляющий отелем озадаченно нахмурился. Я хотел спросить у него, не вспомнил ли он что-то важное?

Но Джо и толпа сметали все перед собой, взволнованные ожиданием зрелища.

Спрошу позже, подумал я.

Наступила полночь. Половина фонарей на площади потухла. Те, что продолжали гореть, отбрасывали на камни длинные тени. На дальней стороне площади в тусклом свете чуть вырисовывалась штаб-квартира партии и благотворительная лавка.

Когда отец и я вышли на площадь, единственный яркий свет остался за нашей спиной – в «Спящем драконе».

Мы запланировали, что отец и я дойдем до середины площади и подождем, пока Джо прицелится из прогулочной трости, сделает хлопок и дотянется или залезет на подоконник, чтобы положить трость в желоб на крыше. А толпа из «Спящего дракона» ринется к отцу, как и в ту ночь. Во мне нарастала тревога, но все улыбались. Джо, окруженный толпой, направился к лестнице, а отец вышагивали по узорно выложенным камням. Через несколько шагов я остановился и оглянулся назад. Отец обогнал меня и бросил через плечо:

– Идем, Бен. Мы еще не добрались до того места.

Я посмотрел на верхний этаж отеля. В одном из окон виднелась прогулочная трость, полуспрятанная за различимыми лепестками герани. Три мысли одновременно мелькнули в сознании. Первая. Джо еще не успел подняться по лестнице, дойти до маленькой гостиной и спрятаться за занавеской.

Вторая. Трость, направленная на нас, выглядывала не из того окна.

Третья. Трость бросала отблеск, и в ней виднелось отверстие. Темное круглое отверстие на конце. Это не трость. Это ружье. Отец ушел по площади на десять ярдов вперед. Я рванулся с места, как бежал к Оринде, как прыгнул к печатнику возле машин. Без паузы, без мысли, по одной только интуиции. Я прыгнул, будто игрок рэгби на мяч, и повалил отца на камни. Выстрел прозвучал вполне реально. Пуля тоже казалась реальной. Но счастливая толпа, которая хлынула к нам из отеля, все еще думала, что это игра. Пуля ударила меня в тот момент, когда я еще висел в воздухе, столкнувшись с отцом. И она вошла бы ему в спину, если бы я не попался ей по пути.

Она вошла высоко в правое бедро и продвинуть внутри до колена, разрывая по дороге мышцы и мягкие ткани.

Сила удара развернула меня так, что я упал на камни лицом к «Спящему дракону». Я полулежал, опираясь на локоть, и всем телом дрожал. Сбитый с толку и протестующий против всемирного беззакония.

Боли хватало, чтобы удовлетворить Джо Дюка. Она затянула глаза влагой, а кожу потом. Время от времени на скачках я получал травмы. Меня трясло, жгло руки и ноги в ночь пожара. Но мне и в голову не приходило, что есть боль, не сравнимая ни с ушибами, ни с ожогами.

Мне совсем не помогало, что я знал физические свойства высокоскоростной пули и понимал, какой вред она может причинить. Я сотни раз стрелял такими пулями в цель. Но я жил в мире, где мишень ила бумажной. Не думаю, что я когда-нибудь снова возьму в руки ружье.

Отец стоял на коленях рядом со мной с искаженным от тревоги лицом.

Правая штанина потемнела Пропиталась кровью. Толпа из «Спящего дракона» с Полли во главе бежала к нам. И я слышал ее полный муки голос:

– Джордж... Ох, Джордж!

Все в порядке, подумал я. Это не Джордж. Отец держал меня за руку.

Кроме всеохватывающей боли, я еще чувствовал 6я по-настоящему беспомощным. Я хотел лечь, встать, куда-то идти – и не мог. Я хотел, чтобы кто-то подошел и выстрелил снова, но в голову, как это делают с лошадьми.

Дал мне забвение. Время проходило. Лучше не становилось. Обычное движение транспорта по площади запрещено. Но на полицию, «Скорую помощь» и пожарных запрет не распространяется. Подъехали две полицейские машины и «Скорая помощь» с мелькающими огнями на крыше. Люди из машин полиции направились в отель. Человек из «Скорой помощи» подошел ко мне с большими ножницами и разрезал правую штанину. Я продолжал мечтать о забвении. Открывшаяся нога в тусклом свете площади выглядела буквально кровавым месивом. Я сообразил, что пуля не задела бедренную артерию, иначе я бы уже истек кровью и умер.

Среди искромсанных мышц виднелось что-то твердое, белое, очертанием напоминавшее палец. Потрясенный, я понял – кость. Бедренная кость. Не закрытая мышцами, но и не задетая пулей.

Человек из «Скорой помощи» наложил на рану обширную повязку и направился назад к машине. «Пошел пригласить доктора», – объяснил отец. Оказывается, при огнестрельных ранениях медики должны соблюдать самые разные правила и инструкции.

Мне почему-то не приходите в голову, что я могу потерять ногу. И я ее не потерял. Что я потерял после того, как все было склеено и восстановлено, так это силу. Я больше не мог направлять полутонного скакуна на забор из березовых бревен. Я потерял скорость.

Люди выходили из отеля и садились в полицейские машины. Среди них был и Алдерни Уайверн. В наручниках. Когда машины скрылись из вида, Джо Дюк пересек площадь и сел на корточки, чтобы поговорить с отцом и со мной.

– Вы понимаете, что я говорю? – спросил он у меня.

– Да.

– Я поднимался по лестнице к месту, где должен был выставить трость, а за мной бежал управляющий отелем. Он догнал меня раньше, чем я дошел до маленькой гостиной. Управляющий спешил сообщить, мол, хотя он и не уверен и, может быть, это совпадение, но недавно, часов в одиннадцать, мужчина снял в отеле номер. Он тоже нес сумку с клюшками для гольфа. И управляющему, как он объяснил, показалось несколько странным, что мужчина был в перчатках.

Джо на минуту поднялся, чтобы размять ноги, и опять сел на корточки.

– До вас доходит, что я говорю? – еще раз спросил он.

– Да, – в полузабытьи пробормотал я.

– Мы услышали щелчок выстрела, и управляющий использовал свой общий ключ от номеров. Мы открыли дверь и нашли в комнате Алдерни Уайверна, идущего нам навстречу. Он нес сумку с клюшками для гольфа. Но когда управляющий выхватил у его сумку и выпотрошил ее содержимое на пол, там оказались только клюшки для гольфа.

– У него не было времени положить ружье в желоб на крыше, – продолжал Джо. – Но не сомневайтесь, он принес его в номер. Он воткнул его прикладом вниз в горшок с геранью. А дуло смотрело в небо среди цепей, на которых висела герань. Я воспользовался телефоном в номере и вызвал своих коллег из полицейского участка. Пока мы их ждали, я из любопытства спросил Уайверна, откуда узнал о следственном эксперименте. Откуда он узнал, что у него будет шанс подстрелить Джорджа Джулиарда?

– Уайверн сказал, что ему позвонил... – Джо криво усмехнулся, Ушер Рудд и предупредил. – Сержант снова встал.

– А как Уайверн думал уйти после выстрела? – спросил отец.

– В прошлый раз он ушел, – пожал плечами Джо. – В суматохе он просто прошел, сел в машину и уехал. Если бы не управляющий отелем, то очень похоже, ему бы это удалось и теперь. Но вот что странно. Он казался ужасно усталым. В нем не осталось сил для борьбы. Он понял, что ему не удалось покончить с вами, и он просто бросил попытки. Мы без неприятностей арестовали его.

– И какое вы предъявите ему обвинение? – спросил отец.

– Попытка убийства.

– Десять фунтов пенальти, – слабо улыбнулся я.

– Десять лет, – сказал Джо.

Новый премьер-министр держал меня за руку. Я крепко ухватился за него, словно он давал мне успокоение и безопасность, в которых я так нуждался.

Я крепко ухватился за него, словно был маленьким мальчиком.