Текст книги "Я - эль Диего"

Автор книги: Диего Марадона

Соавторы: Эрнесто Черкис Бьяло,Даниэль Аркуччи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

В то время говорили о «клане Марадоны», и это меня очень злило. Что такое был этот клан? Мои люди, моя семья, мои друзья, мои служащие… У меня был дом в районе Педральбес, в наиболее красивой зоне Барселоны. Три этажа, десять комнат, джакузи, теннисный корт. Почему я не мог открыть двери моего дома тем, кому хотел? Сегодня я повторяю то, что говорил тогда: «Я счастлив, когда я вместе с людьми, которых люблю». Для меня они – Освальдо Далла Буона, Галиндес, Нестор «Ладилья» Барроне – были аргентинцами, нуждавшимися в том, чтобы кто-нибудь взял их под свою защиту; и этим «кто-нибудь» был я. Для того, чтобы меня услышали все каталонцы, я заявил по телевизору: «Я хочу сказать людям Барселоны, что не все мы, аргентинцы, такие уж плохие, что никто нами не заправляет, что мы умеем жить нормальной жизнью. В том, что кто-то из приезжих поступает здесь плохо, нет нашей вины, но теперь нас хотят заставить расплачиваться за грехи других». Я не уставал повторять эти слова с тем, чтобы они поняли: есть вещи, на которые способны мои друзья-аргентинцы – драться, пить, курить, но это не значит, что во всем замешан «клан Марадоны». То, как поступают мои друзья, может показаться мне плохим или хорошим, но от этого они не перестанут быть моими друзьями, а я не стану вмешиваться в их жизнь. Меня уже достали все разговоры о «клане Марадоны»; в Барселоне не было никакого другого клана! Я помогал тем, кто в этом нуждался, и многие меня даже не благодарили. Более того, многие потом стали моими врагами. И тогда я сказал себе: никогда больше… Теперь это – моя семья, мои настоящие друзья, и никто другой. Однако пусть всем станет ясно: ни клан, ни окружение, никто не мог заставить меня делать то, что я сделал, совершить ошибки, которые я совершил. Я имею в виду в том числе и наркотики.

Любопытно, но Нуньес даже не был каталонцем, он родился в Стране Басков. Он не знал, что такое мяч, и никогда этого не узнает; он не может быть важнее футболиста и никогда не будет важнее. Как он сперва преследовал меня, так потом взялся за Шустера, а затем взял в тиски Ривалдо. Он вынужден постоянно что-то придумывать, чтобы остаться у власти: если «Барселона» не становится чемпионом, имея преимущество в два-три очка, то его печаль выглядит правдоподобнее, чем у игроков, выходящих на поле. Если они не выигрывают чемпионат, обязательно что-нибудь придумают про Ривалдо. Он выгнал из команды Ромарио, Стоичкова… Всех выдающихся игроков!

Есть некая разновидность «макримании» среди футбольных руководителей. «Макримания» – это слово происходит от фамилии президента «Бока Хуниорс» Маурисио Макри. Это нечто развращенное. Они неблагодарны: мы даем им власть, мы приносим им славу… Они запускают руку в казну и продолжают оставаться начальниками. Нуньес был президентом «Барселоны», но «Нуньес и Наварро» – это нечто большее, это строительное предприятие, связанное с женщиной, построившей много объектов для Олимпиады-92. И таких случаев большинство.

В общем, я больше уже не мог оставаться в «Барселоне». Последний матч, 5 мая 1984 года в Мадриде, стал отражением всего того, что со мной там произошло: настоящая война с «Атлетиком» в финале Кубка Испании, который мы проиграли со счетом 0:1. Автором гола стал Эндика, про которого баски мне напомнили, когда я вернулся в Испанию, чтобы продолжить свою карьеру в «Севилье». Я был готов драться со всем миром, поскольку они нас сделали и сделали красиво; дело дошло до того, что один из них даже прокинул мне мяч между ног, после чего я совсем расклеился.

В центре поля мы натурально обосрались… Меня взяли под свою защиту Мигели и ребята, а иначе бы меня определенно прикончили. Думаю, что Гойкоэчеа захотел закончить работу, начатую несколько месяцев назад. Все мои друзья, те, кого называли «кланом», хотели выскочить на поле, чтобы защитить меня, и не могли этого сделать… Они повисли на заграждении в виде решетки, и полицейские били их кулаками, чтобы заставить спуститься… Форменное сумасшествие! Мне потом было стыдно перед королем Испании. Конечно же, Хуан Карлос присутствовал на этом матче, финале Кубка, названного в его честь, сидел в ложе для почетных гостей, а мы обделывались под ударами. Мне было обидно за него, потому что я очень его любил, он мне очень нравился. Я читал в журналах то, что он говорил, и он представлялся мне достойным человеком. Поэтому однажды, еще до этого скандала, я официально попросил у него аудиенции. Через два месяца мне пришел ответ, что он будет ждать меня во дворце, в Сарсуэле. Феноменальный Хуан Карлос, он уделял всем по двадцать минут, а со мной пробыл полтора часа! Мы говорили о футболе, об Аргентине, об асадо… и о яхтах! Ему нравилось ходить под парусом. И я представлял короля Испании плывущим по рекам Коррьентес. Вот так мы с ним болтали, и тут вдруг распахнулась дверь, и появился… Фелипе Гонсалес, президент Испании! И они оба, король и президент, попросили у меня футболку сборной Аргентины для своих детей… Но ладно, история заканчивалась. Пусть плохо, но все-таки заканчивалась.

После скандала с Нуньесом я сделал окончательный выбор и напоследок решил хлопнуть дверью. Вице-президент «Барселоны» Жоан Гаспарт еще пытался уговорить меня, подходил с чистым бланком контракта и говорил: «Поставь свою цифру». Стоявший сзади Цитершпиллер меня подначивал: давай, давай, поставь, и мы останемся… Я сказал ему «большое спасибо» и ушел. Ушел, не имея ни малейшего представления, куда.

Глава 5
ВОЗРОЖДЕНИЕ
«Наполи», 1984-91

Когда я пришел в «Наполи» у меня не было ни гроша в кармане…

Одни лишь долги.

Итальянцы давно уже следили за мной, начиная с 1979 года, когда я выступал за «Архентинос Хуниорс»… Однажды из «Наполи» они даже прислали мне клубную футболку в отель, где команда собиралась перед матчами чемпионата Аргентины, вместе с письмом, в котором было написано, что они ждут момента, когда итальянские клубы распахнут двери для иностранцев, и тогда они пригласят меня к себе. Меня пригласили провести у них десять дней, оплатив все; они хотели завалить меня подарками. Я ничего не понимал! В то время шли разговоры о «Шеффилде» из Англии, о «Барселоне»… Для меня все они были навроде «Красной звезды» из Фьорито… Для меня «Наполи» был чем-то итальянским, как пицца, не более того.

Любопытно, что когда годы спустя они приехали за мной в Барселону, я также особо ничего не знал о них. Они приехали за мной, сказали бы галисийцы… И в действительности, единственное, чего я тогда хотел – это уехать оттуда, уехать из Испании, из Каталонии, от Нуньеса. Куда глаза глядят. Сейчас все меня спрашивают: «Почему не в «Ювентус», почему не в «Милан», почему не в «Интер»?»… Потому что единственным клубом, который посчитал нужным послать за мной, был «Наполи»! И также потому, что Джампьетро Бониперти, который был игроком и президентом «Юве», заявил, что футболисту с моими физическими данными никогда ничего не достичь. Хорошо, я ведь чего-нибудь да достиг, разве нет? Футбол тем и прекрасен, что в нем находится место каждому. Даже таким… карликам как я.

Дело в том, что я хотел сменить обстановку и играть. Посмотрим, понятно ли: я не сказал «играть хорошо», я сказал «играть»… Отыграть весь чемпионат. И были еще причины. С одной стороны, когда «Барселона» продавала меня, она хорошо знала, куда; каталонцы даже не могли себе представить, что эта итальянская команда может стать для них серьезным соперником в Европе. С другой стороны, и это представляется мне наиболее важным, я никому об этом подробно не рассказывал: нам нужно было провернуть дело, так как на тот момент наше с Цитершпиллером финансовое положение было бедственным: проще говоря, в наших карманах зияла пустота. Да, сеньор, мы были сломаны… Сломаны экономически. Когда я пришел в «Наполи», за душой у меня не было ни гроша… Одни лишь долги. И это еще одна причина, по которой я не перешел ни в «Ювентус», ни в «Милан», ни в «Интер». Подвернулся вариант с «Наполи», и мы поспешили. Хорхе покупал все, что подворачивалось под руку – нефть, дома, бинго в Парагвае… Все за мои деньги, которые были да сплыли. Со мной приключилось то, о чем поет Черная Соса: я упал, я поднялся. Мне было 25 лет, и ни гроша в кармане. Я никому никогда не объяснял этого, даже своей супруге: я только говорю, что остался без единого песо по собственной же вине. Мне нужно было начинать сначала… Очевидно, что у нас была такая необходимость, потому что мы были должны здесь, должны там. Должны так, что из тех 15 %, что приходились на мою долю (а это 1500000 долларов), я не увидел ни цента. И дом в Барселоне, в Педральбес мы были вынуждены отдать за долги.

В день, когда меня представляли болельщикам, 80 тысяч неаполитанцев пришли на стадион «Сан-Паоло» только ради того, чтобы взглянуть на меня хотя бы одним глазком.

Это было 5 июля 1984 года. Единственное, что я в тот вечер сумел выдавить из себя, была фраза, которой меня предварительно научили: «Buona sera, napolitani! Sono molto felice di essere con voi!» (Добрый вечер, неополитанцы! Я очень счастлив быть с вами!»). После этого я взял мяч и запустил его на трибуны. Люди на них неистовствовали, а я ничего не понимал. Я был одет в голубой спортивный костюм с шарфом «Наполи» и стоял на растянутом флаге. Впервые я услышал гимн, который они написали для меня: «Марадона, занимайся собой. Если это не происходит сейчас, то больше и не случится. Твоя Аргентина здесь. Мы не можем больше ждать». И тут же через динамики они запустили другую песню на музыку «эль Чокло», специально для меня, зная, что я влюблен в танго… Я пробыл там 15 минут, не больше, потому что мы хотели отправиться в Буэнос-Айрес на каникулы. Когда я спустился по ступенькам в тоннель, чтобы уйти со стадиона, то встретил Клаудию и обнял ее, плача… У меня дрожали ноги, как будто бы я дебютировал в первом дивизионе, когда я только начинал в «Боке». Все складывалось для нас очень непросто в последнее время, и мы знали, что на кону стоит наша жизнь, что мы все начинаем заново. И начинаем в том месте, с которсым меня многое связывает. Поэтому я прямо сказал журналистам то, что шло от сердца: «Я хочу стать идолом для бедных детей из Неаполя, потому что я сам был таким как они, когда жил в Буэнос-Айресе».

Я оказался в «Наполи», и сам того не зная, оказался словно в команде из серии В, которая встречалась в матче на Кубок Италии с кем-то из серии С и наседала на ворота. В контратаке, не знаю, как, я подхватил мяч и вогнал его в угол: мы выиграли 1:0, но я знал, что нам придется тяжело, очень тяжело. Когда я подписывал контракт, мне дали книгу об истории «Наполи»: оттуда я узнал, что на протяжении трех предыдущих сезонов команда вела борьбу за выживание и в последнем чемпионате, 1983/84, спаслась, отойдя от зоны вылета… всего лишь на одно очко! Тогда спросил их, могут ли они гарантировать спокойную жизнь. И так как они ответили «да», я взялся за дело. Между тем, пока шли переговоры, болельщики даже устроили голодовку, требуя, чтобы меня взяли в команду. Я не преувеличиваю. Голодовку! И один из них, думаю, что его звали Дженнаро Эспозито или что-то в этом роде, приковал себя к решетке на «Сан-Паоло». Тогда я начал работать над «физикой», зная, что для того, чтобы добиться успеха в итальянском футболе, нужно было иметь совсем другое тело. Потому что итальянские защитники не были такими как испанские: в Испании тебя убивали локтями и ударами по ногам, однажды мне умудрились попасть даже по языку. Но в Италии – нет, потому что телевидение показывало все эти моменты, а футболисты на тренировках отрабатывали приемы игры в обороне. И я прекрасно помнил Джентиле на чемпионате мира 1982 года! Я адаптировался, адаптировался, и на этом этапе главную роль сыграл Фернандо Синьорини.

Я прозвал его «Слепым», потому что он мог не увидеть корову в ванной, но при этом много знал, очень много, больше, чем кто-либо, о физической подготовке. Я приехал в не самый лучший для себя момент, восстановившись после травмы, полученной в Испании. Там он помогал мне довести этот процесс до конца, поэтому я смог вернуться в строй через 106 дней. В «Наполи» работа была иной: требовалось отладить механизм. И мы достигли этой цели. С самого первого дня, во время предсезонки, которую мы проводили в Кастель дель Пьяно, мне дали почувствовать себя неаполитанцем: они аплодировали каждому моему удару пяткой, через себя (я забил гол таким образом на своей первой тренировке)… Они отмечали каждое мое удачное действие.

Главным тренером был Рино Маркези, и наш дебют пришелся на матч с «Вероной», в гостях 16 сентября 1984 года. Нам забили три гола. У них был датчанин Элкъяер-Ларсен, немец Бригель… Немец врезал мне по ногам – «так!» – и я был вынужден покинуть поле. Нас встретили баннером «Добро пожаловать в Италию», который сразу же заставил меня понять, что «Наполи» ведет не только футбольную войну. Это была война Севера с Югом, расистов против бедных. Конечно, они выиграли чемпионат, а мы…

За весь первый круг сезона-84/85 мы набрали всего лишь девять очков. Девять! И я улетел в Буэнос-Айрес на праздники, но то свое состояние я не могу передать словами – я просто сгорал от стыда. По возвращении, когда мы фактически были должны начинать второй круг с нуля, в Италии наступили гребаные холода. И 6-го января, в день Всех Святых, мы отправились играть с «Удинезе», который набрал восемь очков и боролся с нами за выживание. Это был матч за вылет в серию В, и я испытывал настоящее разочарование. К счастью, мы смогли тогда вырвать победу со счетом 4:3: за нас играл «Чанча» Бертони, Рикардо Даниэль Бертони, который забил два мяча, а я забил два других, с пенальти. Начиная с рождественских праздников мы начали стремительно набирать очки, и за это время набрали 24, тогда как «Верона», ставшая чемпионом – 22. В тот сезон нам не удалось занять место, позволяющее выступать в Кубке УЕФА, причем не хватило нам для этого какой-то мелочи, двух очков. Я забил 14 мячей, на 4 меньше, чем Мишель Платини, и занял третье место в списке лучших бомбардиров… В чемпионате Италии было полно звезд: сам Платини, Румменигге в «Интере», Лаудруп в «Лацио», Зико в «Удинезе», Сократес и Пассарелла в «Фиорентине», Фалькао и Тониньо Серезо в «Роме».

Когда сезон подошел к концу, я добился аудиенции у президента «Наполи» Коррадо Ферлаино и сказал ему: «Продайте тех, кого освистывают зрители, и на вырученные деньги купите трех-четырех игроков. Если я отдаю кому-то мяч, а его начинают освистывать, значит – чао, до свидания… А иначе думайте над тем, чтобы меня продать, потому что в таком случае я не останусь. Купите мне пару игроков. Ренику из «Сампдории», который заменит сразу троих, и какого-нибудь сукина сына-либеро!». И так мы договорились, мы договорились.

На второй год, в сезоне-85/86, пришли Алессандро Реника, Клаудио Гарелла – вратарь, ставший чемпионом в составе «Вероны» – и Бруно Джордано… Гарелла отбивал мяч ногами, это было что-то невероятное – он не использовал руки! Поэтому я просил его: «Хорошо, ты не берешь его в руки, но и не давай им возможности сыграть на добивании». И он никогда не отбивал мяч так, чтобы его затолкали в сетку. До того в «Наполи» отказался перейти Паоло Росси, заявивший, что этот город не для него, что в Неаполе была каморра. [21]21
  Каморра – тайная бандитская организация, существовавшая на Юге Италии.


[Закрыть]Очевидно, что в «Наполи» никто не хотел переходить.

Когда я впервые увидел Джордано, я сразу же понял, что этот футболист нам подходит: он был замешан в скандале с нелегальными ставками на тотализаторе, в «Тотонеро»… Он выступал за «Лацио», умело обращался с мячом, играл на правом фланге, на левом. Я сказал: «Этот игрок – для «Наполи». Я встретился с ним: «Джордано, пожалуйста, играй за нас». И он мне ответил: «Да, когда захочешь». За Джордано у Ферлаино просили три миллиона долларов, и тот плакался мне, говорил, что у него нет таких денег. «Эй, старик, напрягись», – сказал я ему. И, к счастью, он поднапрягся, так как Джордано был настоящим феноменом. С Бруно мы понимали друг друга без слов, он действовал позади, а я – чуть ближе к атаке. Я забил 11 мячей, а он – 10, и мы наконец-то попали в Кубок УЕФА, заняв третье место в чемпионате, отстав от «Ювентуса», выигравшего скудетто, [22]22
  Скудетто – нашивка цветов итальянского флага, отличительный знак чемпиона Италии.


[Закрыть]на шесть очков.

Главным тренером в ту пору являлся Бьянки, Оттавио Бьянки… На самом же деле мы сами были себе тренерами, потому что он мне сразу не понравился. Он был очень жестким, походил больше на немца, чем на латино, и заставить его улыбаться было невозможно даже под палкой. Правда, меня он все-таки остерегался, так как я всегда был готов дать ему отпор и выставить его на посмешище. Он избегал качать права в моем присутствии, несмотря на авторитарный склад характера. Однажды он мне сказал:

– У меня есть упражнение, которое нужно выполнить.

– Какое?

– Я даю вам мяч, а вы будете должны упасть на землю, перебросив его несколько раз с одной ноги на другую.

– Я не собираюсь делать этого, я не буду падать на землю. Падать меня заставляют соперники…

– Ладно, тогда у нас будут проблемы по ходу всего сезона.

– Хорошо, тогда вы будете вынуждены уйти.

Такими были наши отношения, хотя мы все равно давали результат. К счастью, в то время Бог уже свел меня с Гильермо Копполой. В действительности он подписал со мной контракт в октябре 1985 года. Эта перемена произошла, потому что я ушел из «Барселоны» в полной нищете. Я настаиваю: в этом не было вины Хорхе Цитершпиллера; в конце концов, решения принимал и принимаю всегда только я. Хорхе не хотел сдаваться, так как верил в то, что мы сумеем выйти из кризиса, однако я слишком много работал для того, чтобы ничего за это не иметь. «Все изменится», – говорил он мне. А я ему отвечал: «Нет, ничего не меняется…». Вместе со своей женой я разработал план; мы знали, что у нас впереди еще целая жизнь, и нужно было этим пользоваться. Этот план подразумевал те самые перемены, мы уже не могли больше ждать.

Гильермо я знал с момента моего перехода в «Боку», хотя тогда он был по другую сторону. Он представлял интересы большинства игроков, которые должны были перейти в «Архентинос Хуниорс», особенно Карли Рандассо, меньше всего хотевшего куда-то уходить. В 1985 году мы были в Эсеисе на сборах перед отборочным матчем чемпионата мира, он там занимался делами Руджери, Гареки, и я искал с ним встречи. Я спросил их о том, что это за человек, как он себя вел. И я всегда вспоминал его жест по отношению к Барбасу, привлекший мое внимание: после того, как продать его из «Расинга» в «Сарагосу», Гильермо появился в Аликанте, где мы готовились к испанскому мундиалю, и вернул Барбитасу немного денег, предварительно показав ему все счета. Все это было проделано с такой тщательностью… Этот момент я вспомнил, когда мы впервые сели обсудить наши дела. Гильермо болтал с Фильолом, который также был его клиентом – все были его клиентами! – и я позвал его к себе в номер, объяснил ему, что не намерен больше работать с Хорхе, и может ли он заняться моими делами… Гильермо сказал мне, что не хотел бы вмешиваться, но я остановил его на полуслове: «Ты не должен ничего говорить! Говорить буду я». В ту пору он представлял интересы почти двухсот игроков, Руджери, Гареки и других звезд, работал в банке, а я хотел от него эксклюзивной работы со мной. Он попросил у меня время на раздумья. Закрыл еще один трансфер – Инсуа в «Лас-Пальмас», и когда приехал в Наполи, то начал изучать все мои цифры… У меня был счет в банке Ла Риоха, там я познакомился с Рамоном Эрнандесом, который был секретарем Менема во время его президентства. Кто тогда мог себе представить, как высоко заберется Рамон?! Он сразу же нашел работу для моего отца и шурина в офисе в Буэнос-Айресе; если чего и не хватало, так это инвентаря. Если бы я не доверял им, то кто бы тогда стал доверять? Это был способ объединить всю семью, хотя ни отец, ни шурин ни черта не смыслили в цифрах. Они были кем-то навроде инспекторов.

Много лет спустя Гильермо поведал мне, что для него было честью работать со мной, для него это было честью!

Отличительными чертами Гильермо помимо всего прочего были порядок, умение найти способ реализовать мои планы, вложить деньги… Он никогда ничего не прикарманивал, потому что… он был богаче меня! Много раз мы подкалывали друг друга, кто из нас больше заработает. В той ситуации, что мы находились, Гильермо сотворил настоящее чудо… Поэтому, когда говорят, что Копполо довел меня до этого, довел до того, я отвечаю: «Коппола вытащил меня из нуля и поставил на ноги!».

А по поводу наркотиков, которые не имеют ничего общего с этой историей, я могу сказать кратко, слушайте внимательно: никогда Коппола не приучал меня к наркотикам, потому что, когда я начал их употреблять, в Барселоне, его и близко рядом не было. И точка.

Итак, мы финишировали третьими. Третьими! Для «Наполи» это было настоящим успехом, моментом славы… Чемпион – «Ювентус», второе место – у «Ромы», а третьими стали мы. И кто вспоминал тогда о том баннере в Вероне, в первом матче итальянского этапа моей карьеры? О том «Добро пожаловать в Италию» для неаполитанцев? Итак, пришло время реванша, вендетты…

Было 23 февраля 1986 года. Вся их курва [23]23
  Курва – название трибуны на итальянских стадионах.


[Закрыть]кричала нам: «Мойтесь, мойтесь!». Мы проигрываем 0:2, неаполитанцы возмущены… Я с мячом – пин, пан! – защитник ошибается, и я забиваю гол. И за четыре минуты до конца – пум! – пенальти, который я реализовываю. В итоге – 2:2. Мы праздновали так, словно выиграли Кубок чемпионов! А те наши футболисты, что сидели на скамейке запасных, вместо того, чтобы обниматься с нами, подбежали к трибуне, что кричала нам «Мойтесь, мойтесь!». Вот такими были наша команда и наш город, где мы играли и жили.

В сезоне-86/87 наконец-то получилось все, что мы так долго готовили. После того, как я стал чемпионом мира в Мексике, мне казалось, что для меня уже не существует преград… Да мы проиграли в первом раунде Кубка УЕФА «Тулузе», но мы же ведь не могли выиграть все: к тому же в тот день я не забил пенальти, и мы уступили в серии 11-метровых… Но мы боролись изо всех сил.

Я попросил Ферлаино приобрести Карневале, Андреа Карневале, и поскольку он уже знал, что я прошу что-то зря, то привез его из «Удинезе». Он спросил меня, чего нам не хватает для того, чтобы стать чемпионами, и я ответил: «Немного везения, президент, немного везения, ничего больше». Остальные клубы, гранды, были напуганы. У них был Платини, целая куча феноменальных игроков, но они все равно боялись, жутко боялись! Они вывешивали расистские баннеры, но делали это из-за страха: они не могли понять, как это бедняки с юга смогли унести кусок торта, который раньше кроме них не ел никто другой. И это был самый большой кусок!

Первый за 60 лет скудетто с «Наполи» ни с чем не мог сравниться, даже с победой на чемпионате мира. Почему? Потому что в «Наполи» мы сделали это своими силами, начав путь с самых низов. Мне бы очень хотелось, чтобы все тогда увидели, как мы празднуем эту победу, празднуем сильнее, чем какая-либо другая команда. Это был скудетто всего города. И люди осознали, что ничего не нужно бояться, что побеждает не тот, у кого больше денег, а тот, кто борется до самого конца, тот, кто больше жаждет победы… Для этих людей я был капитаном корабля, знаменем. Они могли наехать на кого угодно, но только не на меня… Это очень просто… когда мы начали превращаться в настоящую команду, пришли результаты: приехал «Интер», мы его разгромили, приехал «Милан», мы его обыграли. Мы побеждали всех.

И в Турине против «Ювентуса» 9 ноября 1986 года случилось нечто невероятное: мы уступали 0:1, сравняли счет, и стадион взорвался, все праздновали… Мы ничего не понимали. Мы забили второй мяч – и вновь радость на трибунах. И после третьего тоже. Оказывается, на стадионе было полно работяг, все родом с юга! «Наполи», «Наполи»! – мы закончили матч под эти крики, что просто поразило мое воображение.

Мы уже были чемпионами, когда мне указали на одну маленькую статистическую деталь; итальянские журналисты – фанатики такого рода подсчетов. Оказалось, что только два клуба выигрывали в одном сезоне чемпионат и Кубок Италии, оба с севера – «Торино» и «Ювентус». И перед финалом Кубка я вышел к прессе и сказал: «Конечно, было бы прекрасно выиграть Кубок Италии. Это кажется сложным, но, пожалуй, только потому, что прежде все претенденты на «золотой дубль» были с севера. Мы же, южане, не привыкли упускать свои шансы. Ни в футболе, ни в жизни…». И мы использовали свой шанс. Кроме того, мы обыграли команду с самой расистской инчадой в Италии – «Аталанту» из Бергамо. Все было просто идеально.

Но проблема все-таки была. Какая проблема? То, что руководители «Наполи» совершенно не умели тратить деньги. А ведь после того скудетто мы были близки к тому, чтобы выбить из Кубка чемпионов мадридский «Реал». Мы должны были играть первый матч на «Сантьяго Бернабеу» при пустых трибунах, а когда пришло время ответного, создавалось впечатление, что все неаполитанцы сошли с ума и хотят присутствовать в тот вечер на «Сан-Паоло». Тогда выручка от продажи билетов составила 4 миллиона долларов, а с учетом перепродажи – в самом что ни на есть неаполитанском стиле – семи, восьми…… Но клуб упустил возможность сделать «Наполи» великим, великим, великим… Они даже не поменяли газон на поле в Соккаво.

Вам рассказать, как выглядел тренировочный центр клуба Парадизо де Соккаво? Такое вы можете увидеть в клубе второго аргентинского дивизиона, да и то не всегда, но уж никак не в команде итальянской серии А. Казалось, что стены раздевалки развалятся на куски прямо на глазах, а само помещение чем-то напоминало мне мой дом в Вилья Фьорито. Покореженные листы металла служили неким подобием гаража для четырех стоявших там машин, а поле словно специально было создано для того, чтобы игравшие на нем рвали связки. Поэтому я говорю, что Сальваторе Кармандо, массажисту, кинезиологу, [24]24
  Кинезиолог – врач, специализирующийся на изучении мышечной деятельности, двигательной активности и решении возникающих при этом проблем со здоровьем.


[Закрыть]занимавшемуся нашим восстановлением, принадлежит 50 % заслуг в каждом завоеванном нами титуле.

Мой контракт действовал до 1989 года, но Гильермо пришла в голову мысль, что следует заняться вопросом о его продлении. «Наполи», в который я пришел два года назад, не имел ничего общего с этим, завоевавшим третье место и скудетто. Переговоры начались в Мадриде, когда мы играли тот матч с «Реалом» без зрителей на «Сантьяго Бернабеу» в первом круге Кубка чемпионов. Сентябрь 1987-го. Так как мы в итоге проиграли, Ферлаино дал задний ход. Однако он не учел одно обстоятельство: Сильвио Берлускони хотел видеть меня в «Милане»… И началась заварушка, хотя в душе я знал, что не смогу выступать за какой-либо другой итальянский клуб кроме «Наполи», потому что в таком случае убьют и меня, и тех, кто меня купит. Это я и сказал Берлускони при встрече, и он произвел на меня впечатление джентльмена, победителя.

– Берлускони, если я дам вам свое согласие, мы должны будем вдвоем уехать из Италии; вы потеряете весь свой бизнес, поскольку неаполитанцы каждый день будут разрывать вам мячи, а я просто не смогу здесь жить…

В начале ноября 1987 года перед матчем с «Комо» мы разместились на сборах в миланском отеле «Брун», и тут за Копполой приехал «Мерседес Бенц». Он отвез его в Милан-5, где у Берлускони было ранчо. Настоящий особняк из тех, что показывают в кино. Он сказал Гильермо, что хотел бы купить меня за любую цену, когда истечет срок моего контракта, что он уже потратил почти 50 миллионов долларов и до сих пор не смог завоевать хотя бы один гребаный титул. Он даже не спрашивал, сколько я зарабатываю в «Наполи»; он сходу предлагал в два раза больше! Кроме того, он был готов дать мне дом на площади Сан Бабила, самой дорогой зоне города, автомобиль, какой я пожелаю – нет, не «Фиат-600» – «Ламборджини», «Феррари», «Роллс-Ройс», пятилетний контракт и договор с принадлежавшей ему фирмой «Фининвест».

Знает хотя бы кто-нибудь, почему я сказал «нет»? Мой друг, журналист Джанни Мина узнал об этой встрече и в декабре опубликовал новость в своем журнале «Special»… Во вторник утром все знали, что «Милан» хочет меня заполучить и предлагает мне все, что я захочу; и в тот же вторник вечером Ферлаино принял все наши условия. Мы подписали контракт на сумму в три раза большую, чем мы просили изначально: 5000000 долларов в год, до 1993 года, без учета поступлений от рекламы и мерчандайзинга, что составляло еще 2500000 долларов каждые 365 дней… Кроме того, несколько мелочей и один подарок: черный «Фиат F40». На тот момент это был единственный автомобиль этой марки в мире!

Не знаю… Я не знаю, как бы сложилась моя карьера, если бы я принял приглашение «Милана»; была бы она другой, лучше или хуже. Но я знал неаполитанский характер и знал, что неаполитанец отдаст за меня все… Хана тому, кто тронет Марадону в Италии! Где бы я ни был – в Турине, в Милане, в Вероне – неаполитанцы везде собирались в кучу. В действительности, единственное, с чем у меня не было проблем в то время, так это с деньгами…

В то время International Management Group провела исследование в различных странах мира с целью выявить, кто является самым популярным человеком на планете. И получилось, что таким человеком стал я… Тогда эта организация захотела купить права на использование моего имиджа для рекламы, за что была готова выложить мне 100 миллионов долларов. Сто миллионов!.. Однако была одна деталь: передо мной было поставлено одно условие, что я, аргентинец, должен был получить второе гражданство, стать гражданином США. Американцем! Но все это – гражданство, возможность быть аргентинцем, как и чувства, не имеет цены. Тким образом я ответил отказом. Это было мое собственное решение, как и все, что я принимал в своей жизни. Гильермо мог меня направить, но решал все я, и так было во всем. А то предложение не ограничивалось цифрой в 100 миллионов долларов; принимая участие в разного рода мероприятиях, мы могли заработать еще больше, и даже Генри Киссинджер высказывал свою заинтересованность в этом деле. Но нет, нет; быть аргентинцем не имеет цены.

Я вам сказал, что недостатка в деньгах я не испытывал. В то время я вел программу на телеканале RAI и получал за это 250000 долларов в месяц. У нас был заоблачный рейтинг! Кроме того, я подписал контракт на 5 миллионов долларов с японцами из «Хиточи», чтобы рекламировать их спортивную одежду, которая носила мое имя. И также с ними я заключил другое соглашение, о рекламе холодного кофе или что-то в этом роде. Так как мы должны были снимать ролик в каком-нибудь особенном месте, они предложили каньон Колорадо в США. Я спросил их, почему, и они ответили, что тут дело в окружающей обстановки, в панораме… И тогда я им сказал: «Давайте снимем это в Аргентине, я хочу сделать это в своей стране!». И я привез японцев в Ла Риоху, в Талампайю. Они заявили мне: «Нам нужны модели», на что я им ответил: «У меня они есть – мои братья Турко и Лало». Знаете, почему нам предоставляли вертолет каждый день для того, чтобы летать из Ла Риохи в Талампайю? Губернатором Ла Риохи был… Карлос Сауль Менем…. И мы продали кучу холодного кофе в Японии. Также мы сделали несколько кадров в кратере вулкана Везувий для «Асахи» – японской пивной марки. Нам везло на рекламу, но во все контракты я заставлял вносить отдельный пункт: «Чтобы не был нарушено нормальный ход моей профессиональной деятельности». Мы делали сериалы, телепрограммы, аксессуары для школьников, все что душе угодно…