Текст книги "Я - эль Диего"

Автор книги: Диего Марадона

Соавторы: Эрнесто Черкис Бьяло,Даниэль Аркуччи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Вот таким я и был, и больше уже не молчал. Если я был в чем-то уверен, то говорил об этом без тени сомнения. Вот и теперь я заявил, что в «Архентинос Хуниорс» где бы я ни находился на поле, мяч доставляли мне всегда. Я заявил, что не хотел бы, чтобы это считали проявлением эгоизма, но… Со своих мест повскакивали все. Мне возразил Перния, мне возразил Бриндиси, но я был уверен в своей правоте. Я обнял Мигеля и сказал ему: «Нам нужно больше с тобой взаимодействовать, Мигель, намного больше. Не зацикливайся на голах. Конечно, ты забил их очень много, но это не твоя обязанность».

Наконец, настало время расплатиться за тот долг, что я чувствовал перед людьми. В пятницу, 10 апреля, вечером, когда лил такой дождь, словно настал конец света, я принял участие в своем первом «класико» против «Ривера» на «Ла Бомбонере». Все вышло так, как об этом можно было только мечтать… Мой отец сидел на платеа, в секторе Е, а я, пока текли минуты, и матч превращался в праздник, думал о нем. До этого старик видел в своей жизни только одно «класико», завершившийся поражением «Боки» на «Монументале», за которым он наблюдал с «популара». [17]17
  Популар – трибуна, где собираются простые болельщики.


[Закрыть]

Мне всегда нравилось чувствовать за собой ответственность, и тогда я понял, что с таким ощущением достигаешь лучших результатов. По очень многим причинам меня преисполняло огромное желание добиться победы в этом матче. Во-первых, из-за моей семьи, которая болела за «Боку» всей душой. Во-вторых, из-за болельщиков и моих товарищей по команде: очень много говорилось о превосходстве «Ривера», и о том, что я не даю команде то, на что она вправе рассчитывать… И я почувствовал себя счастливым как чувствует себя счастливым тот, кто забивает Фильолу. Об этом я никогда не забуду. Этот гол стал для меня первым в «суперкласико». Кордоба сыграл просто потрясающе, и когда он увидел, что я ухожу по диагонали к воротам, он сделал мне передачу на дальнюю штангу. Я остановил мяч левой ногой, собрался было перебросить его через бросившегося мне навстречу Фильола, но убрал его под себя и оставил Пато распластавшимся на земле. Только-только я решил пробить как увидел мчащегося на подмогу Тарантини, от которого можно было ожидать чего угодно. Поэтому я решил прицелиться получше и ударил так, что мяч влетел в сетку впритирку со штангой… В этот момент я прочувствовал ту обстановку, что была на стадионе, которая до выхода на поле ощущалась не так сильно… Это было настоящее сумасшествие, это было… счастье! Бриндиси забил еще два гола, и мы победили 3:0. После этого мы отправились отужинать в заведение под названием «Сумасшедшие годы», где взяли чурраско [18]18
  Баррабравас – наиболее радикально настроенные фанаты, объединяющиеся в группировки.


[Закрыть]и жареную картошку, запивая все это белым вином «Сан Фелипе», которое мне очень нравилось, и… раздавая автографы. Автографы туда, автографы сюда… и я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

Казалось, что мы уже смогли коснуться неба руками. По прошествии времени я рассказывал, что тогда в команде были игроки – включая меня – которые сами не слишком хорошо представляли, чего они хотели. Ясность настала в середине чемпионата, но достичь этого было очень трудно.

Мы то поднимались в турнирной таблице, то опускались, выигрывали, играли вничью, проигрывали, одним словом, выступали нестабильно. Едва закончилось «класико», как мы уже сыграли вничью с «Велесом» на «Линьерсе», в среду вечером. И тогда я подумал, что все у нас получится, что мы разыграемся, однако, этого не произошло: нас по-прежнему бросало то в жар, то в холод. С «Ферро», «Феррокаррилем Оэсте» старика Карлоса Тимотео Григуоля, командой, которая была нашим основным соперником в борьбе за титул, самой подготовленной командой, мы сыграли вничью 0:0 на «Кабальито». Тогда, третьего мая, меня били исподтишка по ногам так, как редко впоследствии случалось в моей карьере. Сохранилась фотография с этого матча, на которой я лечу на высоте почти двух метров наподобие Майкла Джордана после кошмарного удара от Карлитоса Арреги. Вряд ли им нужно было грубить; у них была команда-машина, практиковавшая стиль, который не имел с нашим ничего общего. За «Ферро» выступали Купер, Гарре, Саккарди, парагваец Каньете, уругваец Хименес, прославившие эту команду.

К тому моменту у нас была самая черная полоса в этом турнире: после триумфа против «Росарио Сентраль» на «Бомбонере» мы сыграли вничью с «Расингом», проиграли «Тальересу» и разошлись миром с «Институто». Была середина чемпионата, мы на пять очков опережали своих ближайших преследователей, но по-прежнему не подтверждали превосходства своей игрой. Это была борьба.

Основа команды была постоянной за исключением некоторых изменений: в воротах стоял «Пантера» Родригес, потому что Уго Гатти был травмирован, и ему стоило больших усилий вернуться в основу. В защите действовали слева, Тано Перния, на правом фланге «Рыжий» Суарес, в центре Моусо и Руджери – Головастик прочно обосновался в основном составе – и Качито Кордоба слева. В центре поля играли «Китаец» Бенитес, уже поседевший от старости, уругваец Красоуски, от произношения имени которого у тебя начинает болеть голова, и я, хотя иногда мне также нравилось играть впереди. Альтернативой любому из нас был Марселито Троббиани, который отличался от всех тем, что мог и обводить, и отнимать мяч одинаково хорошо… настоящий феномен, оказавшийся надолго вне игры из-за гепатита. Впереди действовал Пичи Эскудера, способный обыграть любого, Мигелито Бриндиси, нашедший правильный путь к воротам, и «Сумасшедший» Перотти, которому если попадал мяч на правую ногу, он мог убить тебя своим ударом. Кроме того, были Панчо Са, являвшийся капитаном команды до тех пор, пока повязку не передали мне; братцы Альвес, Уго и Абель; Паскуччи, который начал сезон на позиции центрального защитника и ушел, когда появился Руджери; Пума Морете, забивший только три мяча, но все три – важные; запасной вратарь Риганте, а также целая куча молодежи: Асеведо, Секки, Рамоа, Санчес, Кирос. Это был очень хороший состав, и мы были просто обязаны взлететь!

После той серии неудач – худшей за весь сезон – мы провели пару потрясающих матчей. Сперва 31 мая мы обыграли «Уракан» 3:2 и почти тут же разгромили «Платенсе» 4:0. Я забил два гола, но самый из них провел Перотти: обыграл пол-«Платенсе», уложил Бьясутто, который был вратарем, и вогнал мяч в сетку. Казалось, что мы вновь постепенно набираем ход… Это продолжалось до тех пор, пока мы не столкнулись с «Унионом» из Санта-Фе. Я говорю «столкнулись», и делаю это намеренно. Одни удары по ногам, которые мне нанес блондин Регенхардт, чего стоят! Мы проиграли, 14 июня мы проиграли 0:2, и продолжали двигаться вверх-вниз: тут же обыграли «Сан-Лоренсо» 4:0 у себя на «Ла Бомбонере». Я забил один гол Коусильясу – со штрафного, в обвод стенки. Не так давно я видел, как юнец Рикельме сделал нечто подобное в матче с «Ривером»… Я всегда это говорил: при исполнении штрафных ударов вблизи от штрафной площади, нужно всегда бить в обвод стенки; если ты пробьешь над ней, то мяч наверняка пройдет над перекладиной. О том матче у меня осталось еще одно воспоминание: красивый финт в середине поля. И еще: я всегда забивал «Сан-Лоренсо», который раньше держал «Боку» за сынков, а при мне не смог одержать ни одной победы. Не знаю, может быть, это потому, что «Вороны» меня очень любили: по мне это самая замечательная инчада в Аргентине. Они поют самые затейливые песни, развлекают тебя. Я их люблю, очень люблю, и мне действительно хотелось когда-нибудь сыграть в футболке «Сан-Лоренсо».

Ладно, история продолжилась: еще один триумф – против «Ньюэллз», а затем… четыре ничьих подряд. Включая игру на «Монументале», когда я забил один гол, усадив на задницы Фильола и Тарантини, однако… четыре ничьих! Для «Боки», для той «Боки» это было чересчур… И тогда фанаты наводнили Ла Канделу, там, в Сан-Хусто.

Я ждал своей очереди, чтобы позвонить Клаудии, но Перотти и не думал заканчивать разговор. А телефон находился в маленьком зальчике почти рядом со входом на базу…

– Моно, ну давай же, твою мать, ты уже два часа болтаешь по телефону, – говорил я ему. И Моно, выставив ноги, отвечал мне:

– Остановись, Марадона, остановись!

И тогда я заметил, как один из фанатов ударил Моно.

– Эй, стой, ты же его травмируешь! – прокричал я, и когда я посмотрел на него, то увидел здорового черта, который прокричал мне:

– И ты тоже заткнись!

Но я не отступил:

– Эй, что с тобой происходит? Я в своем доме, я….

И тогда он размяк:

– Нет-нет, Дьегито, не беспокойся… Речь не о тебе…

Когда я огляделся, то увидел огромную толпу – как будто в зальчик для пинг-понга набилось бы две тысячи человек. Это были «баррабравас», [19]19
  Чурраско – аргентинское мясное блюдо, некое подобие шашлыка.


[Закрыть]и они направлялись в комнаты игроков – «Дед» Хосе Баррита, все… Я заметил у них револьверы, самые настоящие револьверы. Посмотрел в окно и увидел на стоянке десять машин, которые принадлежали им. Они хотели побить Тано Пернию, Русо Рибольси, Панчо Са… Я не мог в это поверить. И они сказали:

– Ребята, не воспринимайте это плохо, но инчада в ярости, и мы пришли предупредить вас. Если вы не выиграете чемпионат, их уже нельзя будет остановить. Мы лишь пришли предупредить вас, ничего более…

Тогда я им говорю:

– Нет, парни, подождите…

И «Дед» мне отвечает:

– Не вмешивайся, это дело тебя не касается…

Но я не мог смолчать, поскольку развитие событий меня никоим образом не устраивало.

– Может быть, это меня и не касалось бы, но это никому не идет на пользу… Вот так вот прийти и давить, зачем? Завтра никто не будет играть… По крайней мере, я.

А «Дед» настаивал на своем:

– Посмотри, Диего, газеты пишут, что некоторые из этих не хотят делиться с тобой мячом, не хотят бежать для тебя, и таким образом они указывают нам на тех, кто хочет выжить тебя, и мы посчитали, что… Если они не бегут, мы заставим побежать их всех.

Сумасшествие! Поскольку я пришел в команду уже заметной фигурой, и все этого хотели, люди меня обожали, но… они были сумасшедшими! А Сильвио даже не показал носа, он в это время где-то прятался… И когда он наконец появился, я подошел к нему и сказал:

– Так эта команде играть не сможет.

А тогда «Дед» продолжал:

– Хорошо, хорошо, пусть играют… Но лучше пусть бегут, пусть бегут, иначе мы порвем всех.

– Послушай, старик, что будет, если мы не побежим? Вы нас убьете?

– Тебя, мальчик, нет… Ты станешь капитаном, ты – наше лицо, ты сам захотел перейти в «Боку».

Мне было 20 лет, не больше, и я стоял лицом к лицу со всеми «быками» «Боки», лицом к лицу с «Дедом». В этот день я завоевал всеобщее уважение, в том числе и ветеранов… Потому что они не знали меня как человека. Они знали меня только как Марадону, который играет в мяч, но там они поняли, что я способен защитить их и за пределами поля.

На следующий день, 19 июля, я был капитаном команды, и мы выиграли у «Эстудиантес» 1:0 благодаря голу Перотти. Это заслуга сумасшедших… Те люди, что напали на нас в Ла Канделе, сплотили нас, сделали из нас команду, и, начиная с этого момента, все пошло по-другому. К этому матчу мы подошли, четыре раза подряд сыграв вничью, и сзади напирал «Ферро», но наступил вечер, и мы выкрутились.

Я никогда не забуду все, что случилось в тот день, клянусь Богом, и об этом может рассказать любой из футболистов «Боки» образца 1981 года. «Пантера» Родригес побледнел, малыш Кирос начал плакать и сказал мне: «Я поверил, что они всех нас убьют. Спасибо тебе, Диего»… Но кое о чем я должен был рассказать. Меня хотели остановить вот этими словами: «Ты станешь капитаном, ты наше лицо, ты сам захотел перейти в «Боку». «Дед» отдавал себя отчет, что они перешли черту, и если бы в тот момент приехала полиция, неминуемо началась бы перестрелка. Единственный, кто глумился по этому поводу, был «Сумасшедший» Гатти.

В матче с «Эстудиантес» Гатти вновь оказался в центре внимания: в тот день он выбежал к центру поля и сделал голевую передачу Перотти. Потом была игра с «Колоном», невероятная игра. Было 26 июля. Они убили нас ударами по ногам и помимо этого ушли с поля, заявив, что судья свистел против них; они отправились бороться за выживание, а мы вышли на финишную прямую, ведущую к чемпионскому титулу. Оставался еще «Ферро», который был действительно лучшей на тот момент командой… Да, они были лучше нас. Однако для того, чтобы обыграть «Ферро» и обыграть «Боку», которая казалась целой страной, нужны были совсем разные усилия.

На «Ла Бомбонере» «Ферро» устроил нам взбучку, которую трудно себе представить, но два очка взяла «Бокита». «Бокита»!

В тот день произошло много событий, которые я никогда не забуду: я сделал голевую передачу Перотти и подбежал праздновать к трибуне «Боки», к «Желтому дому», и увиденное осталось у меня в памяти на всю жизнь – море голов, словно волна, накатывающих на поле… Впечатляюще. В этот день, 2 августа 1981 года, «Ферро» прижал нас к воротам, и «Сумасшедший» Гатти, ставший героем встречи, вытаскивал невероятные мячи. Мы обыграли команду Григуоля, старика Тимотео, и добились того преимущества над ней, которое нам было нужно. Мы были уже близки к тому, чтобы совершить круг почета, и никто и ничто не могло нас остановить.

Так думал я, когда мы отправились в Росарио, убежденные в том, что станем чемпионами за тур до финиша. Мы играли против «Сентраля» на «Хиганте де Арройито», и ничьей нам было достаточно для того, чтобы обеспечить себе чемпионский титул. В то фатальное воскресенье 9 августа, я мог принести этот титул своими ногами, но не сумел. Я не забил пенальти, который сделал бы нас чемпионами, и по сей день я не могу простить себе этого… Грустные лица болельщиков «Боки» по дороге домой, из Росарио в Буэнос-Айрес, я не забуду никогда, покуда я жив.

Мы проиграли 0:1, но остались на вершине, и у нас по-прежнему оставался шанс совершить круг почета – теперь уже в матче с «Расингом», на «Ла Бомбонере».

Неделю спустя мы сыграли вничью 1:1, и я взял реванш за тот проклятый пенальти… «эль Графико» тогда вышел с заголовком: «Спасибо жизни, которая мне столько дала». Расшифровываю: «Я услышал финальный свисток и сошел с ума. Тут же я вижу, как мне на спину запрыгивает какой-то паренек, это был мой брат Туркито… У меня обмякли ноги, я обнимал его так, что не знаю, как ничего ему не сломал. После этого я взял его с собой сделать круг почета, и тут же ко мне подбежал мой шурин Индио и сказал: «Пелуса, [20]20
  Пелуса – Pelusa (Пушок) – детское прозвище Марадоны.


[Закрыть]«Архентинос» спасся!». Это было уже слишком, я почувствовал, что задыхаюсь, но не хотел останавливаться. Я был чемпионом… Чемпионом с «Бокой». В конце концов, как я уже говорил, за это стоило страдать в Росарио. Возвращаясь оттуда, я видел микроавтобусы, полные грустных лиц, и не мог простить себе промах с пенальти. Теперь я хотел сказать всем тем людям, что чемпионство я посвящаю им… Знаете, о чем я вспомнил в тот момент? Больше, чем за месяц до этого, моего дедушку поместили на несколько дней в санаторий Гуэмес. С Клаудией мы отправились его навестить, и когда старик, стороживший парковку увидел, что за рулем Марадона, он начал словно трястись… Он плакал… Он поблагодарил меня за то, что чувствует себя счастливым от того, как играет «Бока», что не пропустил ни одной трансляции по радио… Случившееся меня настолько впечатлило, что я очень много думал об этом, и в момент празднования передо мной появилось лицо того человека, Антонио Лабата, которого я больше никогда не видел в своей жизни… Подводя итог, я по-прежнему чувствую себя в долгу перед инчадой, хотя мне и говорят, что тот случй с пенальти мог произойти с кем угодно… Слава Богу, я смог отдать тот долг… Как бы то ни было, я чувствовал себя виновным в том, что случилось в Росарио, и не хотел даже думать о том, что «Бока» может остаться без чемпионского титула. Да, на мне тяжелым грузом висели те доллары, что заплатила за меня «Бока», однако на поле я забывал обо всем. Слава Богу, что в момент пробития пенальти я был спокоен, и даже не вспоминал о предыдущей неудаче. Утром я много молился, просил Бога за «Боку» и «Архентинос», и слепо верил, потому что Он был со мной».

По мне, лучшим игроком той команды-чемпиона, выступавшим наиболее стабильно, был Роберто Моусо. Он также был и символом «Боки». С ним за спиной я чувствовал себя спокойно. Кроме того, если я был так счастлив после победы в чемпионате, то представляю, что чувствовал он после пятнадцати лет, проведенных в этом клубе.

Мы отпраздновали чемпионство в Ла Канделе, которая была нашим домом на протяжении всего года. Жаль, что сейчас «Бока» осталась без этой базы, но в то же время надо признать, что она находилась в довольно неудобном месте. И также небезопасном: по вечерам здесь был слышен каждый шорох! Но мне здесь нравилось, это был дом «Боки». Разумеется, из всей команды я был самым большим соней. Даже если я вставал в 11 утра, то шел на кухню в пижаме выпить кофе; я был словно у себя дома. Мы отпраздновали там, приготовив чертовски вкусное асадо; по идее, такая картина наблюдалась каждую субботу – так же, как и игра на гитаре в исполнении Панчо Са или выходки Моно Перотти. Этот сукин сын поставил мне Ники Джонса, потому что говорил, будто бы я похож на одного из участников группы «Клуб дель Клан»! И я не отставал: однажды я разбудил Риганте, который был моим партнером по «Архентинос Хуниорс», окатив его холодной водой.

Там, в Ла Канделе, было два святых места: комната в главном шале, где стоял бильярд и стол для игры в пинг-понг, и служебное помещение. Сильвио писал конспекты к тактическим занятиям на том столе, а Качо Гонсалес, отвечавший за форму, всякий раз готовил огромное количество футболок с десятым номером: у меня их просили со всех сторон, и я их дарил, дарил, дарил!

В свою очередь, «Ривер Плейт», которого завела история с моим переходом, начал искать кого-нибудь, чтобы купить и успокоить таким образом своих болельщиков. Они сделали хороший выбор: вернули на родину моего друга Марио Кемпеса. В действительности это было для меня большой честью. Я всегда восхищался Кемпесом и то, что они затратили только усилий для того, чтобы привезти его в Аргентину ради соперничества со мной, заставляло меня чувствовать себя важной персоной. В первой же нашей дуэли, в чемпионате Метрополитано, победил я, а вот в чемпионате Насьональ все лавры достались ему.

Слава Богу, у меня была возможность пригласить его к себе в мой дом на Морено. Я вспоминаю, какими глазами смотрели на Марито мои предки, мои братья, друзья…. Еще бы: три года назад он был лучшим на чемпионате мира в Аргентине! Как он велик, Кемпес, как он велик: я всегда его приводил в пример, когда Пассарелла, уже будучи главным тренером сборной, сказал, что нельзя играть с длинными волосами… Вы это себе это представляете? В таком случае, в 78-м мы потеряли бы Кемпеса!

Тот Насьональ закончился для меня наихудшим образом. Думаю, что из за усталости, ведь мы проводили по тысяче матчей в неделю! С тех пор, как завершился Метрополитано, вокруг не говорили ни о чем ином, кроме как о моей продаже в «Барселону», и об усилиях, предпринимаемых «Бокой», чтобы удержать меня. У клуба был только один путь для того, чтобы собирать деньги: проводить товарищеские встречи с моим участием. Так, менее, чем через 15 дней после круга почета, без отпуска, мы отправились в Мексику на матч с «Торос Неса». Оттуда – в Испанию, в Сарагосу. И сразу же – полет в Париж… По крайней мере, я увидел Париж, я впервые оказался в городе, о котором мне столько всего рассказывали. Он меня очаровал! Особенно вечер, который мы провели в Лидо: мне предоставили столик рядом со сценой и разрешили войти, несмотря на то, что у меня не было галстука… Я не знал, что в кабаре нельзя входить без галстука! Там, на «Парк де Пренс» мы разгромили «Пари Сен-Жермен» 5:1. Но никто не говорил о футболе, все говорили только о моем переходе.

В конце концов, меня смогли удержать, но атмосфера вокруг была не самой лучшей. Мы плохо стартовали в Насьонале, и помимо всего прочего у бедного Марсолини уже не выдерживало сердце; он должен был ходить как по ниточке, а иначе бы оно разорвалось. Вот в такой обстановке мы проиграли три матча подряд. После поражения 0:1 от «Институто» на «Ла Бомбонере» – гол забил Туку Меса – в раздевалке появился Пабло Аббатанхело, который был очень большим начальником, и стал обвинять игроков в том, что они не выкладывались до конца… Спрашивается, для чего?! Я не стерпел, и в очень известной телепрограмме «60 минут», которую вела Моника Каэн Д'Анверс, заявил, что только глупец мог сказать такое… И словно нож разрезал воздух. Тем временем, мы мотались по свету, мотались, мотались… Тогда я узнал мир. И я отдавал себе отчет в том, что мир узнал меня…

В середине октября 1981 года мы приземлились в аэропорту Абиджана, столицы Берега Слоновой Кости, после пересадки в Дакаре. До того момента я не видел ничего подобного и думаю, что в моей карьере такого более не случалось: негритята лезли по головам полицейских, вооруженных мачете, и кричали: «Ди-е-го! Ди-е-го!», причем с ударением на последнем слоге. Они произвели на меня неизгладимое впечатление, серьезно… И когда мы отправились обедать в гостиницу, меня окружили около двадцати детей, и один из них обратился ко мне: «Пелуса». Пелуса! Негритенок, здесь, в Африке, на Берегу Слоновой Кости! Мы провели там два матч против клубов первого дивизиона. «Бока» заработала там хорошие деньги, мои товарищи по команде тоже, не говоря уже обо мне: 18000 долларов за каждый выход на поле. Никто из моих партнеров никогда не жаловался на это хотя бы потому, что если бы меня не было в команде, они никогда бы не получили денег за товарищескую встречу в Африке.

На трибунах было 25000 зрителей, и все сравнивали приезд «Боки» с визитом «Сантоса» Пеле. Ничего общего, мы были совсем другими. Прием, оказанный мне негритятами, заставил меня думать, очень много думать: за рубежом ко мне относились как к королю, в Аргентине – лучше и не говорить… В той поездке у меня в голове проскочила мысль о том, чтобы оставить футбол. Серьезно, я подумал об этом. Я поговорил с моим стариком, с Хорхе, с друзьями. В Аргентине говорили о том, что меня посадят в тюрьму за неуплату налогов, что единственное, о чем я думал, – это деньги. Моя мечта в то время была поистине сумасшедшей: сыграть в футбол с детьми и против детей, при зрителях, с детьми «потрерос», с детьми полицейских… Только с детьми. Безгрешными. Я уже не выдерживал давления. Я ничего не хотел знать. Я смотрел на Эскудеро, на Паскуччи, на любого из моих партнеров по команде, спокойно там прогуливавшихся, которых никто не беспокоил, и завидовал им… Как же я им завидовал! Честно говоря, я уже знал, что этого в моей жизни уже никогда не будет, что возврата нет. Я чувствовал себя немного «придавленным» славой, правда. Но я думал о том негритенке, что назвал меня «Пелуса», и благодарил Бога. Они меня принимали так, как никогда в моей жизни. Они мне показывали, как меня любят. Превыше всего.

Мы летели из Африки 27 часов и прибыли аккурат к матчу следующего тура чемпионата. Но все равно мы разгромили «Сан-Лоренсо» из Мар-дель-Плата и готовились продолжать в том же духе. В общей сложности я провел 12 матчей и забил в них 11 мячей, мы дошли до четвертьфинала, где встретились с «Велесом», и на этом все закончилось… 2 декабря 1981 года на «Ла Бомбонере», вечером, судья Карлос Эспосито удалил меня с поля, когда до конца оставалось 10 минут… Ко мне приставили Моралехо, чтобы он держал меня любой ценой: даже ему было стыдно за то, что он делал; он не дал ни одного паса, достал меня ударами по ногам и цеплялся за меня весь матч. До тех пор пока я ему не ответил. Когда меня выгнали, счет был еще 0:0; в эти заключительные минуты «Велес» вышел вперед, Руджери сравнял счет, и тут же Перотти забил победный гол. Я даже не мог себе представить, что это будет мой последний официальный матч за «Боку» в чемпионате… Никогда. И к тому же меня удалили. В ответной встрече ребята были сильно подавлены, и «Велес» их прикончил. Там закончилась история… официальная. Марсони уже не был главным тренером, и на его место пришел «Поляк» Владислао Кап.

То, что случилось потом, было восхитительно и… утомительно: между тем Насьоналем, который поскорее хотелось забыть, и началом подготовительных сборов к чемпионату мира в Испании было невероятное турне по США, Гонконгу, Малайзии, Японии, Мексике и Гватемале. 8 матчей между 6 и 27 января в обмен на 760 тысяч долларов. 8 матчей за 21 день. Я заставил полететь со мной моих предков, трех моих младших братьев (Уго, Рауля и Кали) и, конечно же, Клаудию и Хорхе. И у меня уже был кинооператор, Хуан Карлос Лабуру, который следовал за мной по пятам… Я помню, как после первого матча, против сборной Сальвадора в Лос-Анджелесе, в раздевалке ко мне подошел один бразильский сеньор и сказал: «Я хочу тебя поприветствовать, потому что несколько лет назад Карлос Алберто, чемпион мира 1970 года, играл против тебя в составе «Космоса» и потом заявил мне: «Только что я видел одного аргентинского паренька, который станет настоящей сенсацией в мире футбола». И посмотри, он оказался прав». Я не мог поверить своим глазам: этим сеньором был Рилдо, третий номер «Сантоса» и сборной Бразилии.

Что касается поездки… чтобы никто не говорил, будто я преувеличиваю, я приведу заявление доктора Эдуардо Мадеро, который в то время был врачом «Боки»: «Я уже много лет занимаюсь всем этим. Разумеется, есть много команд, проводящих по четыре матча за неделю. Даже лично мне пришлось столкнуться с этим в «Эстудиантес» из Субельдии. Но «Бока» поставит мировой рекорд, вне всякого сомнения. Мы начали в прошлое воскресенье в Токио. Сыграли и полетели в Лос-Анджелес. Сменили самолет и отправились в Мексику. Матч против «Америки» состоялся во вторник вечером. Мы поужинали, и спать никто не ложился, потому что в среду в шесть утра мы отправились в Гватемалу. В тот же день мы сыграли с «Комуникасьонес». В тот же самый день! В четверг мы отпраились назад через Майами. Сели на самолет с пересадкой в Рио-де-Жанейро и в полдень четверга сели в Буэнос-Айресе. И сегодня, в субботу, на другом самолете мы прилетели в Мар-дель-Плату… Мне это кажется чудом. Возьми карту и посмотри: это мировой рекорд».

В ту субботу 30 января 1982 года на переполненном стадионе, где проходили матчи мундиаля, я начал прощаться с «Бокой», теперь уже в товарищеских встречах. Мы обыграли «Расинг» 4:1 в матче за Золотой кубок, летний турнир. Я забил гол с пенальти, но должен был забить и другой. Это произошло на пятой минуте: я начал движение с середины поля, прошел между Бертой и «Японцем» Пересом, который ударил меня по ногам, но не остановил; я прошел Леройера, открываясь справа, я прошел Ван Туйне, обыграл на замахе вратаря Вивальду и оставил его ползать на карачках; я остался один справа от ворот и ударил… Велосо выбил мяч с линии ворот. А ведь был бы гол-красавец.

Потом, в матче за тот же самый Кубок, я сыграл против «Индепендьенте», и, наконец, последний матч против «Ривера»: мы проиграли 0:1, в субботу 6 февраля 1982 года, и гол нам забил Рамон Диас. Затем, «Поляк» Кап, который был нашим новым тренером, разрешил мне вернуться в Буэнос-Айрес – побыть с семьей и отдохнуть немного; в Мар-дель-Плата я даже на пляж не мог сходить. Люди меня очень любили, даже слишком… Я закрылся от мира в доме на Морено и стал ждать.

В то время споры шли в основном о том, останусь я в «Боке» или нет. Экономическая ситуация в Аргентине была ужасающей, и каждое предложение из-за рубежа было в центре внимания всех и вся. Много шумихи, очень много, хотя и не столько, как в 90-е годы. Представьте себе: за меня предлагали несколько миллионов долларов, непостижимую сумму по тем временам, от которой невозможно было отказаться… А сейчас, в 2000-м, столько стоит защитник хорошего, добротного уровня. На одной из пресс-конференций во время турне «Боки» Доминго Корильяно, занимавшего в то время пост президента клуба, спросили, чем завершатся переговоры, и он ответил: «Мы сделаем все для того, чтобы он остался». Услышав эти слова, я вскочил со своего кресла и с явным сарказмом в голосе закричал: «Корильяно! Корильяно!». Я знал, что это было трудно, очень трудно. И это меня выводило из себя. Я хотел сыграть в Кубке Либертадорес – это мой долг перед аргентинским футболом – и выиграть этот трофей.

Поэтому я заявил то, что могу повторить и сегодня, изменив только имена действующих лиц: «Меня огорчают события, происходящие вокруг футбола. Меня огорчает то, что далеко не все так просто. Что есть руководители, которые работают больше не для того, чтобы их клубы процветали, а для того, чтобы покрасоваться на фотографиях. Что в моей стране нет организаций, способных удержать Марадону, Пассареллу, Фильоля. Иногда мне рассказывают о футболе былых времен, и я не знаю, какими великими были те игроки, но именно они принесли Аргентине два титула чемпиона мира и мне хотелось бы, чтобы они никогда не уезжали из страны». И эти слова я произнес в 1982 году!

Я просил Бога о том, чтобы то турне и Золотой Кубок не стали для меня последними в составе «Боки». Но поскольку в то же время я был реалистом, то до того, как уехать, сообщил, что мне больше всего нравилась Испания. Потому что там пройдет мундиаль, который предоставит мне первый шанс для реванша, поскольку в течение четырех ближайших месяцев я буду тренироваться вместе с игроками, которыми я всегда восхищался… и поскольку там меня очень любили.

Я уже начал думать, что за границей меня любят больше, чем дома. Такое впечатление сложилось у меня потому, что во время матчей, которые сборная проводила перед чемпионатом мира на стадионе «Ривера», против Югославии, Чехословакии и Германии, у меня остался осадок в душе: впервые люди меня освистывали, кричали, чтобы я тренировался и перестал валять дурака… Я не мог в это поверить! Я ведь даже отпуска не брал: из «Боки» отправился прямиком в сборную, без передышки. И понятно, что я играл не ахти, но разве Марадона не имеет права иногда сыграть кое-как? В действительности все мои мысли были о мундиале: как меня там будут держать, смогут ли выключить из игры, как это происходило в последних матчах; и я был на это согласен, лишь бы Аргентина стала чемпионом мира.

Когда эта серия закончилась, я отправился в Эскину, в Коррьентес, к своим истокам: я прошелся по окрестностям реки Коррьенте, по Парана-Мини, по тем местам, где только мой отец и его друзья могли бродить и не заблудиться. С Клаудией, с моими братьями, я отправился ловить рыбу дорадо… и думать. Думать о том, что произошло со мной за какую-то пару лет. И мне в душу запала одна фраза, которую я мог бы повторить и сегодня: ”Люди должны понять, что Марадона – это не машина по производству счастья”.