Текст книги "Секс, наркотики и экономика. Нетрадиционное введение в экономику"

Автор книги: Диана Койл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

К сожалению, ситуация с многими информационными товарами осложняется еще и тем, что люди зачастую не знают их ценность для себя, до тех пор, пока не купят их. Это «товары опыта». Надо прочитать большую часть книги или газеты, просмотреть большую часть кино или запустить программу, прежде чем понять, нравится вам это или нет. Поэтому издатели информации часто предлагают образцы – демонстрационные версии, первые главы, пару бесплатных статей, выдержки из документа. Но поскольку в первые годы существования Интернета доступ к большей части информации был свободный, то до сих пор остались потребность в свободном доступе и стойкое нежелание платить за него. Так, например, среди издателей газет и журналов только самым сильным брендам, таким как Тhe Wall Street Journal или Тhe Economist, удалось установить существенную плату за подписку на получение издания в режиме «онлайн». Многие издания открывают свободный доступ только для отдельных статей. Даже такому популярному автору, как Стивен Кинг, не удалось получить плату от 75 % читателей, скачавших себе первые главы его интернет-книги, поэтому он прекратил свой эксперимент по электронному изданию.

Тот факт, что большинство информационных товаров – это «товары опыта», является, тем не менее, еще одним поводом для усиления бренда. А это обычно связано с большими вложениями в рекламу и маркетинг. Покупатели с большей готовностью пойдут на риск и потратят деньги на опыт, если они знают, что у компании, предлагающей его, хорошая репутация или, другими словами, хороший имидж бренда. Если многие покупатели разочаровались, то это означает, что репутация погублена.

Большая роль репутации отчасти объясняет, почему не оправдываются прогнозы относительно того, что Интернет устранит таких посредников, как агенты по недвижимости или страховые маклеры. Покупателям нужна поддержка на случай, если сделка не удастся, уверенность в том, что кто-то следит за соблюдением их интересов и готов выслушать их жалобы. Более того, покупатели могут просто утонуть в море имеющейся информации. Специальные программы (bots[13]), исследующие рынок и сравнивающие цены, далеки от совершенства, так как соревнуются с розничными торговцами, которые не хотят облегчить процесс сравнения цен. Иногда проще обратиться к маклеру или посреднику.

Избыток информации означает, что компании должны привлекать и удерживать внимание потребителей. Герберт Саймон, лауреат Нобелевской премии по экономике, давно сформулировал эту проблему следующим образом: «Обилие информации создает недостаток внимания» Вот почему самые посещаемые веб-сайты – это поисковые системы, которые плавают в океанах Интернета и вылавливают нужные нам крупицы информации.

По оценкам Школы информационных систем и систем менеджмента университета в Беркли (Калифорния) за один только 1999 год объем предоставленной информации составил 1–2 экзабайта (1 экзабайт равен 1024 петабайт, а 5 экзабайт хватит, чтобы записать сказанные за всю историю человеческого рода слова). Это эквивалентно 250 мегабайт на каждого человека, живущего на Земле (т. е. 250 коротких рассказов, 125 фотографий или 12,5 полностью записанных дискет на человека). В эти данные не включена информация, предоставленная в тот год в цифровом формате, но сохранявшаяся постоянно, такая, например, как электронная почта. В отчете говорилось, что в тот год было написано 610 млрд. сообщений, для хранения которых понадобилось бы примерно 11285 терабайт, что в тысячу раз превысило бы собрания книг Библиотеки Конгресса США. Но люди все равно потребляют то же количество информации, что и прежде, так как существуют ограничения связанные со временем и физиологией. Интернет не изменил ни производство, ни потребление информации, но он радикально изменил ее передачу и способ доступа.

Кроме того, благодаря Интернету компании получили возможность обеспечивать индивидуальный подход (customize) при взаимодействии со своими перегруженными ин формацией клиентами. Они могут создать подробную клиентскую базу данных и на ее основе направлять ориентированные на конкретного потребителя рекламу и специальные предложения. Хотя, это – просто теория. Похоже, никто не говорил об этом онлайновым распространителям порнографии, которые до сих пор предпочитают рассылать свою рекламу случайным адресатам, если это можно так описать. Или я действительно одна из тех избранных, кому постоянно приходят письма от сети BESTMEGA WEB с предложениями поучаствовать в сенсационном эксперименте MEGA (PLUG INTO А MEGA SENSATIONAL EXPERIENCE). Короче говоря, понятно, почему многие дот-комы и их инвесторы считали разумным тратить так много средств на первоначальную разработку продукции, маркетинг и репутацию. Но где же многие из них оступились?

Иногда они забывали, что расходы могут быть оправданы только быстрым ростом клиентской базы, а, следовательно, и доходов. Ведь на рынке может быть только один первопроходец; медленно растущему второму номеру не следует безрассудно тратить деньги на маркетинговые трюки. Многие совершенно безграмотно использовали такие методы, как выбор целевой аудитории (таргетирование), индивидуальный подход и ценовая дискриминация. Даже среди высокотехнологических компаний немногие знали, как обращаться с имевшимися базами данных и технологиями слежения. Несмотря на все усилия своего менеджмента, они не смогли привлечь пользователей.

Кроме того, многие интернет-компании так и не поняли, что поскольку Интернет – это средство ведения бизнеса, этот бизнес должен быть жизнеспособным. Это канал распространения, который открыл новые возможности для компаний в некоторых сферах бизнеса, однако во многих существующих отраслях он привел к изменению структуры затрат и доступа к рынку.

Самыми успешными видами интернет-бизнеса стали игры, порнография, программное обеспечение, аукционы и банковские операции. Это практически «невесомая» деятельность – от нее не требуется реальной продукции. В каждом из перечисленных случаев Интернет, уменьшив количество барьеров для вступления на рынок, позволил новым участникам прорваться на рынок, как это произошло в жестко контролируемой банковской отрасли, несмотря на присутствие там других крупных компаний, напри мер страховых. Кроме того, Интернет способствовал увеличению потенциального рынка, расширив его географию. Таким образом, в этих отраслях возникли замечательные возможности для компаний, как если бы в них произошли серьезные изменения.

Для других отраслей, таких как издательская деятельность и розничная торговля, которые во многом зависят от каналов распространения, формировавшихся особым образом на протяжении долгого времени, появление Интернета вызвало больше проблем. Новые способы распространения могут просто уничтожить существующие. В Великобритании самого большого успеха в Интернете добилась компания Tesco крупнейший супермаркет. Ее службы интернет-заказов и доставки на дом расширились в основном за счет сетей других супермаркетов, но и благодаря тому, что их услугами воспользовались и постоянные покупатели. На самом деле, многие продавцы пришли к выводу, что Интернет – это лишь еще один вид контакта с клиентами, который они теперь должны обеспечивать наряду с физическим присутствием, телефонными звонками и заказами по почте. Он совершенно не увеличил спрос на их продукцию. Для многих потребителей покупки в Интернете – это просто другой способ приобретать товары. Это не значит, что они купят больше.

Газеты столкнулись с той же проблемой: они могут увеличить количество читателей в режиме «онлайн» только за счет сокращения продажи печатных газет, а поскольку интернет-издания бесплатные, а реальные газеты – нет, возникают большие сложности. По сути, их рынок продолжает сокращаться в результате конкуренции со стороны специализированных журналов, телевидения и других видов развлечений.

И, наконец, давайте признаем тот факт, что некоторые интернет-компании были просто глупыми идеями, которые могли появиться только на волне истерии, подобной буму новой экономики на стыке веков. Или, наоборот, это были слишком честные идеи торговли, реализованные нечестным способом – с выплатой высоких зарплат, огромными офисами, притягательной рекламой, поскольку венчурные капиталисты просто бросали деньги на ветер. Ведь Интернет не отменил главное условие жизнеспособности бизнеса: он должен обеспечивать здоровый рост доходов. Он ни в коей мере не изменил правила экономики.

Однако некоторые интернет-компании вызвали неподдельный интерес у экономистов. Эти компании строились по бизнес-модели, которая не могла бы существовать без подобной технологии. Одна из них – компания еВау, проводящая интернет-аукционы, которые объединяют продавцов и покупателей определенных товаров на основе согласованного набора правил. Без Интернета это было бы не возможно реализовать. Другим примером может служить компания Priceline, лозунг которой: «Назовите свою собственную цену». Она предлагает своим клиентам назвать цену, которую они готовы заплатить за товар, – как правило, это авиабилет – и пытается найти подходящее предложение, например авиалинии со свободными местами на определенный маршрут. Опять же в компании установлены строгие правила, и она, как и компания еВау, использует оплату по кредитным картам. Эти две компании, одна из которых добилась большого успеха, а другая развивается довольно медленно, используют технологии, без которых их работа была бы невыполнима. Компания Priceline достигает идеальной ценовой дискриминации за счет того, что просит своих клиентов предложить свою стоимость некоего товара (авиаперелета). Хотя авиалинии продают таким образом лишь небольшую часть своих билетов, это говорит о том, что самолеты полны людей, которые заплатили цену, варьирующую от целого состояния, уплаченного знаменитостью или руководителем высшего звена за билет в салоне первого класса, до небольшой суммы, заплаченной кем-то, кто хотел в последнюю минуту улететь на выходные. И чаще всего такие самолеты полны, в них нет пустых мест, которые могли бы и должны были бы принести доход.

Применяя методику дифференцированного ценообразования и согласование интересов покупателей с интересами продавцов, такие компании, как еВау, пошли еще дальше, благодаря тому, что теперь кто угодно может продавать на условиях аукциона все, что угодно. Покупатели приобретают товар именно по той цене, какую они бы за него отдали. Продавцы находят покупателей на товар, который они бы не могли продать на ограниченном местном рынке.

В некоторых операциях в режиме «онлайн» между компаниями В2В[14] также используются возможности Интернета для согласования интересов разрозненных покупателей и продавцов. Хотя с нашей точки зрения это не так уж и важно, экономисты подсчитали, что компании смогут сэкономить довольно много денег за счет использования операций между компаниями В2В. Сайты по трудоустройству также пользуются этой удивительной возможностью совместить спрос и предложение. Благодаря их услугам, людям легче найти работу, независимо от того, где она рас полагается, а работодателям легче найти сотрудников с нужной квалификацией.

Прелесть подобных компаний для экономистов заключается именно в том, что они выполняют обещание сделать работу рынков более эффективной за счет устранения таких препятствий, как нехватка информации о ценах, о наличии товара, или местонахождении потенциальных продавцов и покупателей и за счет сокращения затрат на поиски и проведение трансакций. Удастся ли им и их конкурентам расшириться настолько, что на них будет приходиться большая часть наших расходов, – это другой вопрос.

Глава 15. Отраслевые изменения

«Созидательное разрушение»

В хаотичной железнодорожной отрасли Великобритании железнодорожные компании облагаются серьезными штрафами за каждую минуту опоздания. Штрафы взимают регулирующие органы отрасли, но компании, руководящие эксплуатацией поездов, и компания Railtrack, которая следит за состоянием железнодорожных путей и сигнальной системы, должны распределять ответственность, чтобы решить, кто будет платить. К началу 2001 г. после нескольких ужасных аварий многие поезда ходили с очень большим опозданием. Результат был вполне предсказуем. Появилась совершенно новая должность: «специалист по опозданиям». В середине 2001 г. в компании Railtrack в департаменте опозданий работали уже 180 человек, а в эксплуатационных и инженерных компаниях – в общей сложности около 120 человек. Количество опозданий все росло. И это лишь один пример того, как экономика может создать рабочие места, когда в этом возникает необходимость.

Существует множество других примеров. Так, в 1980-е годы я работала экономистом в Казначействе, и мне дали задание написать краткое и ясное объяснение термина «производные финансовые инструменты (деривативы)», настолько краткое и ясное, чтобы его смогли понять министры. Рынок деривативов в то время был небольшим, но финансовые рынки Лондона скоро подлежали дерегулированию (снятие разного рода ограничений, в т. ч. контроля за ценами, – Прим. ред.), и деривативы казались очевидным сектором будущего роста, как это уже произошло на рынках Нью-Йорка. Но в Великобритании торговлей деривативами занимались лишь несколько человек. За 10 лет их число возросло до многих тысяч. Однако сейчас эта торговля автоматизируется, поэтому их количество в течение ближайших десяти лет может снова сократиться до нескольких сотен.

По сути, столь широкомасштабное создание и уничтожение рабочих мест является главной чертой капиталистической экономики. В США каждый год один из двенадцати американцев меняет работу, а показатели текучести рабочей силы такие же, как и в Европе. Великобритания единственная европейская страна, в которой показатели текучести рабочей силы несколько ниже, хотя даже здесь 2 млн. человек из 25 миллионной рабочей силы ежегодно меняют место работы. В отдельных странах в некоторые годы текучесть составляла одну пятую от числа всех рабочих мест.

Если об этом подумать, все выглядит абсолютно логично. Структура всех современных экономик со временем сильно изменилась. Конечно, в 2002 г. уже не нужны были операторы телеграфа, шарманщики на улицах или программисты на языке Fortran. Нам нужны эффективные телефонные центры, Бритни Спирс и веб-дизайнеры.

В последнее время основным изменением, происходящим во всех странах, является сокращение доли обрабатывающей промышленности в экономике и увеличение доли услуг. (Если провести аналогии с прошлым, то подобное наблюдалось при переходе от сельского хозяйства к обрабатывающей промышленности, ставшем первым результатом воздействия Промышленной революции на рынок труда. В беднейших странахчленах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) численность работников, занятых в сельском хозяйстве, до сих пор довольно велика – 25 % от населения всей Турции, в сравнении, на пример с Великобританией (1,2 %), США (1,9 %), Францией (2,6 %).

Расширение сектора услуг оказалось долгосрочной устойчивой тенденцией. В США Доля ВВП и общая численность работников, занятых в обрабатывающей промышленности, достигли максимального значения к середине 1960-х годов, а в таких промышленно развитых странах, как Япония и Германия, это произошло к началу 1970-х годов. В настоящее время в богатых странах-членах ОЭСР доля трудоспособного населения, занятого в промышленности, варьируется в диапазоне 14–24 %, причем на первом месте остается Япония.

В соответствии с замечательной базой данных, составляемой Бюро трудовой статистики Министерства труда США и доступной в Интернете, общая занятость в этой стране увеличилась с 47 230 000 в начале 1951 г. до 132 167000 человек в 2001 г. В начале второй половины 20 в. численность работников в обрабатывающей промышленности составляла 34,5 % от общей численности, а в конце 20 в. – 13,8 %. (Абсолютное число людей, работающих в американских обрабатывающих отраслях, немного увеличилось – с 16,3 до 18,2 млн. человек, в то время как во многих других странах обрабатывающая промышленность столкнулась как с относительным, так и с абсолютным спадом.) А в, сфере услуг наблюдалось соответствующее увеличение доли работников: с 14,6 до 17,6 % – в розничной торговле; с 4,1 до 5,8 % – в секторе финансов, страхования и недвижимости; и скачок с 11,6 до 31 %в других секторах, среди которых здравоохранение, воспитание детей, образование, кино, компьютерные услуги. В 2001 г. одно только здравоохранение давало работу более чем 50 % от численности людей, занятых в отраслях обрабатывающей промышленности. А в настоящее время больше людей работают на правительство – 20,5 млн. человек (или 15,5 %), по данным на январь 2001 г. Для сравнения: в январе 1951 г. на правительство работали 6,2 млн. человек (или 13,2 %).

Структурные изменения произошли даже внутри самой обрабатывающей промышленности, однако они были не такими значительными, по сравнению с тем, что ожидалось. Не удивительно, что значительный рост произошел в таких отраслях, как компьютеры и электроника. В индустрии компьютеров и офисного оборудования в 1951 г. не работал практически никто (1 % от численности работников обрабатывающей промышленности). Полвека спустя их общее количество составило 363 тыс. человек, или 2 % от всех работников производственных отраслей США. Объем рабочей силы, занятой в секторе электроники, также увеличился – со 170 до 697 тыс. человек, или с 1 до 3,8 % от численности работников обрабатывающей промышленности. Однако некоторые традиционные отрасли по-прежнему важны для американской обрабатывающей промышленности, хотя в экономике страны они занимают все меньше места. Например, в 1951 г. 5,5 % всех рабочих мест в промышленности (893 тыс. человек) приходились на автомобильную индустрию. В 2001 г. эта доля составляла 5,1 % (942 тыс. рабочих мест). После резкого спада в середине 1980-х годов американская автомобильная промышленность снова расширилась. Текстильная промышленность, производство одежды, а также других текстильных товаров в 1951 г. обеспечивали работой 15,5 % рабочих обрабатывающей промышленности, а в 2001 г. – лишь 6,2 %. Это резкий спад, но все же в этой отрасли работает больше людей, чем на производстве автомобилей и вдвое больше, чем в электронной промышленности.

Если посмотреть на эти цифры другими глазами, то получится, что в 1951 г. на производстве трудился один из трех американских рабочих, по сравнению с одним из восьми в настоящее время. В США, как и во многих странах с развитой экономикой, у вас больше шансов найти работу в розничной торговле.

О чем говорят все эти факты? Они должны помочь нам сделать предположения о будущем исчезновении рабочих мест. Во-первых, чистый коэффициент исчезновения и создания рабочих мест совершенно мизерный по сравнению с общей текучестью кадров. В типичный год в среднестатистической стране чистый коэффициент увеличения и уменьшения количества рабочих мест составляет примерно одну пятидесятую от общей численности рабочей силы, т. е. примерно 2,6 млн. человек в США. Но в такой же типичный год примерно 1/11 или 1/12 от численности рабочей силы (или 11–12 млн. человек) в США меняют место работы.

Конечно, типичный год – это абстракция. Такие средние показатели сглаживают подъемы и спады бизнес-цикла. Большая часть людей теряет работу в годы экономического спада (рецессии). Например, в течение года после ноября 2001 г. занятость в США сократилась на 1,5 млн. человек по причине общего спада, вызванного атакой террористов. Часто люди теряют работу большими группами, когда компания закрывает целый завод или центр обработки звонков или решает сократить количество своих сотрудников на 10 %. С другой стороны, появление новых рабочих мест происходит более равномерно, но большая их часть возникает в годы экономического подъема. В период с1991 г. по начало 2001 г. в США было создано 25 млн. рабочих мест.

Это человеческое лицо капиталистического «созидательного разрушения». Название этому явлению придумал Йозеф Шумпетер. Одни компании и рабочие места исчезают, другие – и со временем их становится все больше и больше – создаются. В США численность рабочей силы выросла с 30 млн. человек в 1939 г. до 47,2 млн. в 1951 г. и 132 млн. человек в 2001 г. За полвека она выросла практически втрое, хотя предсказывали, что рабочие места будут уничтожены технологиями, международной торговлей, правительством и бог знает, чем еще. Подобные тревожные слухи распространялись в промышленно развитом мире на протяжении всех двухсот лет экономического роста. Иногда дела шли совсем плохо: Великая депрессия 1930-х годов в США (в Европе в 1920-е годы было еще хуже), Гражданская война в Америке, еще две войны, не говоря уже об экономической катастрофе коммунизма. Кроме того, проблемы с трудоустройством всегда испытывают некоторые уязвимые группы населения, например, негры в городах Центральной Америки или молодые люди во Франции. Это отражает социальные и институциональные преграды к получению работы. Однако все эти уязвимые места не отменяют идею о том, что мрачные пророчества о скором конце работы когда-нибудь сбудутся.

Конечно, сама по себе работа уже отличается от того, что подразумевали под этим словом мои родители. Они оба начали работать на хлопкопрядильных фабриках в Англии (они ушли оттуда во время Второй мировой войны). Рабочий день был длинный, часто ненормированный, работа была тяжелая и однообразная, страшные условия (жара и шум). Моя мама работала клерком в отделе социального страхования, а отец следил за измерительными приборами в энергетической компании – и оба они работали лучше, чем их родители. Их дети работают еще лучше. Все мы сидим за столом и печатаем на компьютерах в тихих кабинетах с кондиционерами, получая скромный буржуазный доход. Если бы мы не поступили в университеты и не стали специалистами, мы пошли бы работать клерками или продавцами. Или получили бы квалификацию водопроводчиков или парикмахеров и открыли бы свое дело. Конечно, еще остались очень неприятные места работы, но сейчас их действительно немного. В наше время наблюдается тенденция улучшения условий работы от поколения к поколению. Должна признаться, что когда слышу, что еще одна текстильная фабрика закрывается, не выдержав иностранной конкуренции, или потому что инвестиции в новое оборудование привели к увольнению половины сотрудников, мне в какой-то степени становится приятно. Однообразную, скучную, неудобную работу, конечно же, должны делать машины.

Если экономика со временем приводит к повышению уровня жизни и одновременно делает способы зарабатывания денег все более приятными по сравнению с прошлым, ТО ЭТО здорово.

Это общий взгляд. На практике, все выглядит менее приятно. Бизнес-циклы не состоят из плавных и регулярных периодов роста и его ограничений, как следует из их названия. Период роста обычно бывает довольно длительным и стабильным, а рецессия – коротким и сильным шоком. Многие люди в одно и то же время теряют p`anrs и, конечно, начинают искать другую. Часто людям – если им удается найти место – приходится браться за работу с меньшей зарплатой или на менее выгодных условиях. Поскольку под сокращение, как правило, попадают сотрудники из определенного географического региона, то последствия могут оказаться гораздо тяжелее, чем это кажется при оценке общенациональных показателей. Более того, обычно люди развивают навыки, необходимые именно для конкретного вида работы, и эти навыки непросто изменить. Вы не можете один день ткать, а другой делать прически. Даже если вы готовы переехать по работе в другую часть страны, может оказаться, что все компании данной отрасли одновременно находятся в затруднительном положении.

Дело в том, что люди, теряющие работу, и люди, находящие работу (которая со временем становится лучше), это часто разные люди. Поэтому общая тенденция не слишком нравится тем, кто понимает, что они не соответствуют требованиям современной экономики. Когда структура экономики меняется так быстро, как это происходило в последнее десятилетие, многие служащие могут чувствовать себя незащищенными без какой-либо видимой на то причины.

Из этой ситуации можно извлечь политический урок. В отличие от всевозможных дискуссий, которые вы можете услышать, здесь важны не рабочие места, а люди. Правительства не должны заниматься сохранением определенных рабочих мест в конкретных отраслях и компаниях. Эти действия обречены на провал. Разве могла государственная политика спасти строительный бизнес, использовавший конную тягу, и все связанные с ним рабочие места? Нужно ли было вообще пытаться это сделать, если мы теперь уже знаем, что автомобильная отрасль создала через 10 лет сотни тысяч рабочих мест? Конечно же, нет. Государство и правительство не могут предсказать, какая технология будет успешной, как изменятся условия торговли, какие навыки будут нужны при новой экономике и какие рабочие места будут созданы. Экономисты первыми признались бы, что они тоже не могут это предсказать. Ведь мы даже не можем дать точный прогноз роста ВВП на следующий год или наследующий квартал.

Может ли и должно ли правительство оказывать поддержку определенным группам населения в периоды структурных изменений? Это другой вопрос. Мне кажется, что это задача системы образования и социального страхования научить людей адаптироваться к спадам и волнам промышленных перемен. Правительство даже могло бы выработать новые радикальные меры, если бы оно думало о людях. Например, можно было бы выдавать гранты, чтобы люди могли позволить себе уйти из приходящего в упадок сектора; предусмотреть схемы переквалификации для сотрудников в возрасте; обеспечить, гарантии работы и т. д. Важны именно работники, а не фабрики и офисные здания, не отрасль (ведь это всего лишь абстракция) и даже не держатели корпоративных акций.

Совершенно очевидно, что у большинства правительств нет эффективных мер для помощи людям. В каждой стране ситуация особая, но повсюду уровень прижизненного дохода недостаточен, а мобильность работы ограничена. Другими словами, человека с плохими навыками и плохой или нестабильной работой вряд ли минует низкая заработная плата и периодическая безработица. Хуже того, подобная ситуация повторяется из поколения в поколение. Например, в районе «Ржавого пояса», где закрытие заводов и судостроительных верфей оставили без работы целое поколение мужчин, высокий уровень безработицы и бедности сохранился и среди их детей.

Это общее правило распространяется и на США, несмотря на то, что в стране уровень социальной и географической мобильности выше, чем в странах Европы или Японии. Но в тех европейских государствах, где в 1980-е и 1990-е годы уровень безработицы был очень высоким, а частный сектор практически не развивался, ситуация еще хуже. Хотя большинство европейцев и не согласно с этой идеей, очевидно, что постоянно высокий уровень безработицы (10 % и более) в некоторых странах – это та цена, которую приходится платить за высокую степень защищенности и развитых социальных программ (пенсий и больничных) для тех 90 %, у которых есть работа. В некоторых странах Европы найм на работу стоит очень дорого, и так же дорого обходится уничтожение рабочих мест, поэтому, там появляется меньше новых.

В результате формируются стабильные зоны безработицы и бедности, или, как их принято называть в Европе, «социальные изгои», которые становятся серьезной проблемой. Часто это районы с плохим жильем, высоким уровнем преступности, активной незаконной торговлей наркотиками, высокими показателями по хроническим болезням и инвалидности и большим количеством этнических меньшинств или иммигрантов. Другими словами, те, кого волнует эта проблема, могут столкнуться со многими трудностями. И это будет не простой поиск работы, а целый ряд проблем. Сеть проблем, к которой добавляется нехватка транспорта, плохие школы и больницы, пагубные социальные нормы, поглотит даже самого талантливого и энергичного человека. Не удивительно, что правительства недалеко продвинулись в этом направлении.

Однако одним из объяснений провала правительственных мер может быть то, что многие законодатели не считают, что законы создаются для людей. Политические дебаты, по крайней мере, до недавнего времени, проводились на языке абстрактных понятий, таких как рабочие места и отрасли. Компании создают группы лоббирования, чтобы убедить правительство в необходимости защиты своих отраслей от иностранных конкурентов или снижения налоговых ставок и т. д.

В качестве одного из аргументов лоббисты часто используют также сохранение рабочих мест. Это может стать благоприятным побочным эффектом действия любых политических мер, которые правительство убеждают принять. Американская текстильная промышленность, например, может дать работу большему числу людей, благодаря тому, что ей удалось так успешно провести кампанию за защиту от импорта. (Из 20 млрд. долл. прибыли, полученной от тарифов на импорт в США в 2000 г., 9 млрд. долл. составили тарифы на одежду и обувь.) Однако в будущем вряд ли появятся новые рабочие места, даже в американской швейной промышленности, потому что покупатели будут вынуждены платить больше денег за одежду и обувь. По сути, вполне может получиться, что таким образом сохранили рабочие места руководителей компаний, но главная цель лоббистов – защитить прибыльность.

Конечно, процветающей экономике нужны прибыльные отрасли, но ничто не указывает на то, какие именно это должны быть отрасли. Я не сомневаюсь, что в прошлом веке отрасль транспортных средств на лошадиной тяге делала всевозможное, чтобы лоббировать государственную поддержку, но, увы, она стала совершенно невыгодной после того, как потребители предпочли поезда, автомобили, а, в конце концов, и самолеты. Вполне можно представить, что отрасль оптоволоконных кабелей будет в будущем быстро развиваться, но совершенно не обязательно оказывать ей помощь в создании рабочих мест, потому что она в основе своей прибыльна. Проблема с определением возможных победителей в качестве политической задачи состоит в том, что чиновник, сидящий в столице и угадывающий, какая из отраслей будет в будущем прибыльнее, почти всегда ошибается. В этом случае он или она создадут множество нестабильных рабочих мест, а это не самая разумная политика. Хотя чиновники могут и правильно угадать. Но в этом случае отрасль сможет создать рабочие места и без помощи государства.