Текст книги "Секс, наркотики и экономика. Нетрадиционное введение в экономику"

Автор книги: Диана Койл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Второй пример систематического отклонения от рационального выбора состоит в том, что многие плохо представляют себе, как они отнесутся к разным результатам в будущем или какую полезность связывают они с разными возможностями. Когда ты молод, невозможно понять, что с возрастом у тебя будут другие предпочтения, что в пятьдесят лет стабильная работа и хороший дом будут привлекательнее, чем курение марихуаны с друзьями на углу улицы, Это называют смещением будущих планов в предпочтениях человека. Когда-то все мы были такими.

Сегодня мы все знаем, как сложно действовать в соответствии с будущими предпочтениями: каждый, кто идет в магазин, когда ему хочется есть, знает, что невозможно выйти оттуда без разнообразных лишних вещей, как правило, не слишком полезных, которых не было в списке покупок. Гораздо менее банальный случай – самоубийство, являющееся крайним примером неспособности предсказать будущее благополучие, а точнее неспособности верить, что когда-нибудь в будущем станет не так плохо, как сейчас.

Действительность такова, что молодые люди в большей степени стремятся к немедленным удовольствиям, чем люди старшего возраста. И они плохо предугадывают свои будущие предпочтения. В этом есть смысл: опыт действительно дает нам ценные уроки. В итоге, молодежь больше, чем кто-либо, склонна отступать от рационального.

Причиной всего этого является недальновидность, которая, в результате, приводит к злоупотреблениям рискованным поведением в целом, в особенности среди молодежи. Подростки сталкиваются с возможностями и издержками, объективно отличающимися от тех, что достаются взрослым. В отличие от взрослых, по утрам они не страдают от последствий бессонной ночи, когда надо идти на работу, чтобы не потерять место. Они получают гораздо больше удовольствия, когда производят впечатление на себе подобных (хотя, конечно, некоторые люди, кажется, никогда не вырастают из этого состояния «отсутствия безопасности»).

В риске есть даже своего рода рациональный фатализм, мысль, что если вы решаетесь на что-то, то последствия уже не важны (двум смертям не бывать, а одной не миновать). Они никогда не делают все возможное, чтобы взвесить свои шансы, посмотреть на будущие результаты по-другому. Поэтому подростки часто выбирают риск.

Все это означает, что привычные экономические инструменты с легкостью можно изменить так, чтобы они учитывали психологическую склонность к получению немедленного удовольствия и непониманию будущих предпочтений. Мы можем объяснить, почему подростки и другие люди, не проявляют больше здравого смысла, и при этом в нашем экономическом анализе мы будем опираться на принципы рационального выбора и достижения максимальной полезности.

Однако большим возможностям экономических принципов угрожает еще несколько факторов.

Одна из них – важность базисных уровней. Людей больше волнуют не абсолютные, а относительные показатели, т. е. отклонения их доходов, курса акций или других экономических показателей от базисных уровней. Кроме того, люди чаще стараются избегать потерь, чем получать прибыль, – по сути, в два раза чаще. Поэтому при оценке ожидаемой полезности от будущих возможностей будет наблюдаться асимметричное распределение относительно сегодняшней точки отсчета.

Кроме того, существуют отклонения от существующего положения («статус-кво») или эффект вклада. Все, что уже имеется в наличии ценится гораздо больше, чем потенциальные приобретения. Другими словами, лучше синица в руке, чем журавль в небе.

Кроме того, существуют доказательства того, что снижение оценки ценности связано с дополнительными доходами и другими показателями благополучия. Так, разница между 100 долл. и 200 долл. ценится гораздо выше, чем разница между 1100 и 1200 долл. Это называется уменьшением предельной чувствительности. В этом есть смысл, если речь идет о сумме еженедельного дохода, но в других ситуациях подобное заключение может быть ошибочным, например, в случае пользы от употребления наркотиков– Это может привести к тому, что человек после первого раза постепенно станет недооценивать риск.

Встречаются и совершенно бескорыстные люди, ставящие перед собой социальные цели, которые не имеют никакого отношения к их собственным интересам, а иногда и сокращают их доход. Таким образом, полезность для каждого отдельного человека может зависеть и от выгод окружающих, а не только от извлечения максимально возможной ожидаемой полезности для них лично.

И последний, но не менее важный фактор: существуют прямые свидетельства тому, что в целом мы очень плохо формируем связные суждения о вероятности возможных будущих результатов. Например, все мы гораздо больше беспокоимся о маловероятных опасностях, таких как авиакатастрофы, чем о том, что нас может сбить машина при переходе улицы, а это – более вероятное событие.

Все это приводит к постоянным проблемам при использовании традиционного экономического подхода, при котором рациональные индивидуумы делают выбор с целью получения максимально возможной ожидаемой полезности. Исследования в этой сфере находятся еще на самой ранней стадии. Модель рационального выбора легко может включить в себя неопределенность, полное отсутствие понимания будущего. Гораздо сложнее сделать так, чтобы она принимала в расчет постоянные ошибки в оценке риска или возможность появления одного результата, а не другого. Однако поведенческая экономика начала объединять большие аналитические возможности экономического моделирования с реализмом психологических данных для предсказания возможной реакции людей на различную политику.

Поможет ли это нам убедить подростков не рисковать так глупо? Сомневаюсь. Но это может помочь найти ответы на такие политические вопросы, как: стоит ли раздавать бесплатные презервативы или спринцовки; каким должен быть размер социального пособия, которое следует выплачивать матерям подростков. Умная политика будут учитывать то, как молодые люди оценивают ожидаемую будущую полезность. Например, в штате Калифорния одно время развешивали плакаты с изображением брошенной сигареты, призывавшие молодых людей бросить курить и объяснявшие это тем, что сексуальные расстройства, полученные в результате курения (маловероятный исход), повлияют на их жизнь гораздо сильнее, чем отдаленный риск заработать рак легких или другое заболевание, связанное с курением (более вероятный исход).

Предположение о рациональном поведении лежит в основе большинства экономических теорий и превращает экономический анализ в эффективное средство для рассеивания тумана, путаницы и сложности в окружающем нас мире. Тем не менее, хорошие экономисты всегда помнят, что поведение не может быть полностью рациональным, и что в этом случае для полного понимания окружающих нас людей нам придется обратиться к другим дисциплинам, таким как психология и история.

Глава 4. Спорт

Это лучше, чем секс

Нет ничего более волнующего, чем удар битой по мячу. Так, по крайней мере, говорит мой муж. И речь идет не об извращенных сексуальных играх с хлыстом и кожаными трусами, о которых он узнал в своей частной английской школе, а о крикете – о традиционной бите, удар которой направляет традиционный мяч из красной кожи в дальний конец поля. Нет ничего более захватывающего, за исключением, пожалуй, криков толпы, когда какой-то огромный неандерталец падает в грязь за белой линией, сжимая в руках овальный мяч. Или возьмем пенальти во время матча Кубка мира между Англией и Германией, двумя странами, обреченными вечно отыгрываться за прошлые битвы, по крайней мере, в головах пьяных толп футбольных болельщиков. Да, это спорт. Многие считают, что это очень увлекательно.

Однако тот, кто смотрит по телевизору футбольный чемпионат «Супер Боул» или Олимпийские игры, возможно, не осознает, насколько спорт тесно связан с экономикой. Это, безусловно, большой бизнес, особенно в США. По оценкам Европейской комиссии, торговля во всех связанных со спортом сферах составляет 3 % от мировой торговли. В расцвете своей карьеры Майкл Джордан зарабатывал 30 млн. долл. в год за игру в баскетбольной команде «Чикаго Буллс» и в два раза больше – за поддержку продукции. И это всего лишь одна спортивная знаменитость и всего лишь одна компания спортивной одежды. По общим оценкам» совокупные доходы от спорта могут составить 6 % от ВВП стран Запада, включая доходы от продажи спортивной одежды, доходы от телевидения и рекламы, связанных со спортом, или от азартных игр, а также от посещения людьми спортивных соревнований. Это больше, чем сельское хозяйство или автомобилестроение.

Таким образом, даже для тех, кто, как я, ненавидит смотреть спортивные соревнования, спорт (любые его виды) представляет интерес. Индустрия спорта, по сути, представляет собой прекрасный испытательный полигон для экономики– В этой сфере нет недостатка в статистических данных о результатах работы и интересных особенностях структуры рынка труда и отрасли. В то время как одним людям спорт нравится как отражение вечной борьбы между людьми и поиска смысла жизни, другие предпочитают рассматривать его как проявление фундаментальных экономических принципов.

Действительно, огромные деньги прокручиваются в таких видах спорта, как бейсбол, баскетбол, американский футбол и хоккей на льду в США; европейский футбол; японский бейсбол. Только несколько команд стали поистине мировыми брендами, например «Янкиз» или «Манчестер Юнайтед», и лишь немногие игроки, такие как Майкл Джордан или Тайгер Вудс, стали мировыми знаменитостями. Название японской бейсбольной команды я не смогла бы назвать, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

Структуры команд и лиг в каждом конкретном случае свои, может различаться и организация трансляций. Спортивные традиции страны тесно переплетены с ее культурой и историей. Поэтому сильно различаются и институциональные особенности– Тем не менее, два аспекта делают интересными любые виды спорта. Один из них– функционирование рынка труда, где можно определить, насколько эффективно действует каждый игрок и сколько он (или она) зарабатывает. Другой аспект – это отраслевая структура бизнеса, при которой фирмы (команды) должны поддерживать успех своих конкурентов, чтобы соревнования было интересными. Лига, в которой год за годом выигрывает одна и та же команда, ужасно скучна, поэтому более слабые команды или игроки должны быть достаточно профессиональны, чтобы обеспечить более сильные команды и знаменитых игроков необходимыми зрителями.

Давайте сначала посмотрим на рынок труда. Сейчас любой помешанный на спорте паренек знает, что если стать лучшим спортсменом (или, что гораздо реже встречается, «спортсвумен»), это может открыть дорогу к невероятному богатству и славе. По уровню возможных доходов спортивные герои иногда превосходят, звезд Кино и шоу-бизнеса. Все это рынки труда, на которых действуют законы экономики суперзвезд. Этот эффект был впервые обнаружен экономистом Шервином Роузеном в отношении индустрии развлечений и позднее перенесен на спорт, а идея впоследствии стала известна как феномен «победителю достается все». Звезды кино и спорта выкладываются на все сто, и объем их работы не зависит от размера аудиторий, Дэвид Бекхам играет в матче за «Манчестер Юнайтед», который смотрят 20 млн. телезрителей, не хуже, чем когда зрителей всего миллион или нет ни одного. Конечно, чем больше аудитория, тем лучше. При поиске спортивных талантов действует тот же впечатляющий эффект экономии от масштаба, что и в мире массмедиа при поиске актерских или вокальных талантов. Более того, зрителям приятнее смотреть на звезд, чем на никому не известных людей, потому что они знают, сколько те получают– Вы не рискуете быть разочарованы, как в случае с новичком. Поэтому условия спроса лишь усиливают эффект суперзвезд.

Чем больше вырастали доходы от трансляций спортивных соревнований, тем сильнее становился эффект суперзвезд. Зарплаты лучших игроков во много раз превосходили среднюю зарплату. Этот эффект действует в любых видах спорта: не только в командных, например в футболе или бейсболе, но и в индивидуальных видах, таких как теннис и гольф.

Это объясняет, почему отчет лондонской аудиторской фирмы Deloitte&Touche показал, что зарплата игроков поглотила практически все дополнительные средства, которые английские футбольные клубы Премьер-Лиги получили от доходов за телевизионные трансляции– В 1999–2000 гг. Клуб «Манчестер Юнайтед» потратил на выплату зарплат 45 млн. фунтов стерлингов, из них 2,8 млн– фунтов получил его самый высокооплачиваемый игрок. Самый высокооплачиваемый игрок Лиги получил 3,6 млн. Фунтов. Клуб «Манчестер Юнайтед» мог себе это позволить, но менее крупные клубы тоже были вынуждены платить своим игрокам более высокие зарплаты, и многие понесли убытки. Убытки Лиги в целом до выплаты налогов составили в тот год 34,5 млн. фунтов. Аудиторы посоветовали платить звездам очень большие деньги, но урезать зарплату всей остальной команде.

Многим такие высокие гонорары кажутся неприличными. И это мнение существует давно. В 1929 г. «Малыш» Рут заработал 70 тыс. долл. Когда журналист спросил его, каким образом он получил больше денег, чем президент США, он сказал примерно следующее: «У меня был более удачный год». И все же на фоне тех десятков миллионов долларов, которые получают современные спортивные звезды, доходы «Малыша» Рута кажутся довольно скромными. Разве не становится все более сложным объяснять такие высокие гонорары, в то время как учителя и медсестры получают так мало? Что может сказать соотношение зарплаты Тайгера Вудса и учителя о наших искаженных общественных ценностях?

По сути, совершенно ясно, что наши общества ценят здравоохранение и образование гораздо больше, чем спорт. В США расходы на каждую из этих сфер в общем объеме ВВП по меньшей мере в два раза превышают расходы на спорт и значительно выше, чем во многих других странах-Многие родители ежегодно тратят тысячи фунтов стерлингов или долларов на школы и колледжи, но ни за что не захотят тратить столько же на посещение бейсбольных матчей или просмотр платных телевизионных передач о соревнованиях боксеров.

Разница в заработной плате учителя и Тайгера Вудса объясняется не различием в общественной оценке их вклада, а экономией от масштаба, которая имеет место в этих уважаемых профессиях– Это происходит в основном благодаря технологиям (эффект со стороны предложения) и, возможно, отчасти потому, что мы больше склонны боготворить героев спорта, чем преподавателей. До тех пор, пока талантливые и умные учителя не смогут общаться с массовой аудиторией с помощью Интернета или телевидения, доходы отдельного учителя будут ограничены количеством детей, которое может поместиться в одном классе. И действительно, некоторые преподаватели университетов обладают статусом знаменитости и соответственно получают гораздо больший доход, чем их коллеги. Преподаватель-автор удачного учебника или газетных статей и популярных книг является прекрасным примером «экономики звезд» в образовании. Возможно, стоимость единицы продукции на одного потребителя в образовании такая же, как и в спорте, но лучшие спортсмены могут получить гораздо большую аудиторию, чем лучшие преподаватели. Спорт – это бизнес с низкой наценкой и большими объемами.

Пример со спортом показывает не то, что в нашей экономике неправильно оцениваются различные виды деятельности, а скорее то, как хорошо работает рынок труда. Гонорары спортсменов персонифицированы и зависят только от их личных достижений. В этом спорт полностью отличается от любой другой отрасли, где суммы заработной платы охватывают большие категории людей и где очень сложно вычислить, какова производительность труда отдельного человека или отдельной группы. Даже если мы располагаем данными об индивидуальных уровнях оплаты, производительность труда должна вычисляться с учетом таких показателей, как квалификация, опыт работы или семейное положение. Что касается спортивных звезд, то здесь существуют объективные показатели для измерения результатов каждого спортсмена.

Действительно, приятные для экономистов новости состоят в том, что лучшие игроки получают сегодня самые высокие гонорары! И это несмотря на то, что рынок труда в большинстве видов спорта недостаточно конкурентен и открыт, по крайней мере, после первоначального подписания. Например, до недавнего времени американские профессиональные команды заключали долгосрочные эксклюзивные контракты с игроками, в которых оговаривалось исключительное право переводить игроков в другую команду. В европейском футболе перевод (трансфер) игрока до сих пор связан с выплатой больших выкупов одних клубов другим. Европейские спортивные чиновники наконец приступили к обсуждению этой системы. Ни в одной другой индустрии, кроме Голливуда, работодатели не могли так долго присваивать человеческий капитал своих служащих. Недавний переход на систему индивидуальных контрактов в американском спорте доказал, что зарплата становится выше, если права на достижения игроков принадлежат им самим, а не работодателям.

Данные о профессиональном спорте в США также свидетельствуют о существовании в 1960-е и 1970-е годы очевидной расовой дискриминации в оплате, которая практически исчезла к 1990-м годам. Объяснение подобных изменений, по-видимому, состоит в том, что в эти годы фанатам перестала нравиться идея смешанных команд – ведь до 1947 г. в бейсболе были только белые игроки, – и они были готовы ходить на игры таких команд только при более низких ценах за билеты. (Но это продолжалось только до определенного момента, поскольку фанатам все-таки хочется, чтобы их команда выигрывала.) К 1990-м годам фанатов перестал волновать этот вопрос, мода на дискриминацию у болельщиков в американском спорте «испарилась», что могло послужить толчком к более широким изменениям в отношении общества к расовым проблемам. Недавние исследования показали, что команда, выплачивающая те же взносы в фонд заработной платы, что и ее конкурент, но использующая больше черных игроков, будет иметь лучшие экономические показатели. Другими словами, команды могут платить меньшие деньги за равноценные способности, если игрок не белый.

С появлением в спорте теории «свободной воли» гонорары спортсменов могли бы вырасти, но в то же время у команд стало меньше стимулов вкладывать средства в таланты. Как и во времена первых киностудий Голливуда, команды раньше могли тренировать неизвестных игроков и вначале терпеть большие убытки от многих из них, но затем они компенсировали вложения наградами, когда им наконец удавалось раскрутить сильную новую звезду. Согласно теории «свободной воли», игроки как команда выступают лучше, но как мы знаем, некоторые играют гораздо лучше, чем остальные. Остальные могут совершенно не иметь успеха.

Все это может сделать стремление к карьере спортивной звезды еще более рискованным предприятием, чем когда-либо раньше. Чтобы добиться успеха в спорте, нужны годы упорной работы, при этом высок риск неудач, травм и просто невезения; но возможность получить действительно высокий доход, похоже, действительно уменьшается. Знаменитости будут играть лучше, но их становится все меньше, а обычный средний игрок будет играть хуже.

Еще не ясно, сократит ли это в будущем количество потенциальных спортсменов. Качество в спорте повышалось, но и оно может уменьшиться, если сократится количество потенциальных спортсменов. Недавно американские вла дельцы команд использовали подобные аргументы, борясь с решением ограничить рост гонораров для ведущих игроков, независимо от того, состоят они в данной команде или являются самостоятельными игроками. И это еще одно уникальное явление на рынке труда.

Раньше в защиту старой системы резервных контрактов говорили, что свободная конкуренция на спортивном рынке труда позволит богатым командам захватить всех лучших игроков, что сделает соревнования совершенно скучными, потому что они всегда будут выигрывать. Однако известная экономическая теорема, впервые выдвинутая Рональдом Коузом, гласит, что с точки зрения экономической эффективности не важно, кому принадлежит право собственности – в нашем случае, право собственности на человеческий капитал игроков, – потому что каждый владелец хочет получить максимум прибыли. Распределение ресурсов в любом случае должно быть одинаковым. До тех пор, пока команды могут свободно торговать игроками, игроки будут переходить туда, где они могут создать максимальную рыночную стоимость, как если бы они самостоятельно конкурировали непосредственно на рынке труда– Теорема Коуза[3] в большей или меньшей степени действует в некоторых видах спорта. В этих случаях нет доказательств, что уровень качества команды поднялся по сравнению с прошлым. В других же видах, например в высшей бейсбольной лиге (как сказали мне рассерженные фанаты), возник ощутимый разрыв между лучшими игроками и рядовыми.

Тем временем, спортивные франшизы (лицензии) продаются за все большие деньги, таким образом, их ценность увеличивается, несмотря на большие взносы в фонды заработной платы. Поэтому, последние соглашения о заработной плате между владельцами можно расценивать только как попытку получить обратно некоторые виды экономической ренты, которые когда-то были им доступны и которые они потеряли с приходом теории «свободной воли».

Таким образом, уже по крайней мере две сферы оказались интересными с экономической точки зрения, а ведь мы не затрагивали увлекательную историю отраслевой структуры профессионального спорта. Команды не совсем похожи на компании из любой другой сферы бизнеса. В отличие от большинства обычных компаний (от Microsoft до уличного кафе), которое хотело бы уничтожить конкуренцию, спортивным командам монополия совсем не подходит. Им нужны конкуренты, и они должны быть достаточно квалифицированными, чтобы соревнование между ними было интересным. В противном случае потенциальные зрители будут вместо спортивных программ смотреть телешоу «Большой брат»[4] или «Слабое звено» (боже мой, ведь телекомпаниям гораздо дешевле купить такое шоу, чем оплачивать право на трансляции крупных спортивных событий). Если футбол или бейсбол в 20 в. были эквивалентами римских гладиаторских боев, то в 21 в. эти ужасные состязания личностей могли бы найти себе новый аналог, если профессиональный спорт станет слишком скучным.

Антимонопольная политика, применяемая в США в отношении профессионального спорта, долго не могла определить, следует ли расценивать спортивные команды как отдельные компании, которые должны участвовать в конкуренции, но на самом деле сговорились между собой, или, напротив. Лига – это единая организация, результатом деятельности которой является конкуренция между командами. В этом случае конкуренцией следует считать отношения между разными лигами и разными видами Спорта. (В США команды в данный момент времени соревнуются только в одном чемпионате, а в Европе, как правило, в нескольких одновременно: в лигах и кубках, международных и домашних.) На практике, широкое распространение получила последняя точка зрения, вместе с рядом важных антимонопольных исключений, которые должны, например, разрешить коллективную продажу телевизионных прав или позволить владельцам заключать коллективные соглашения по структуре оплаты. Аналогичным образом, в Великобритании Суд по ограничительной практике (U.K’s Restrictive Practices Court) согласился с предложениями Премьер-Лиги и позволил ей коллективно продавать права на трансляцию матчей своих команд, поскольку это будет поддерживать финансовое равенство между клубами и помешает лучшим клубам забирать себе большую часть потенциальных прибылей от телетрансляций при заключении сепаратных сделок с телекомпаниями.

Поддерживают ли такую непропорциональность фанаты – спорный вопрос, эмпирический вопрос. Поскольку многие из них, по всей вероятности, стремятся поддерживать лучшие команды и хотят, чтобы они постоянно выигрывали, то общее благосостояние может быть улучшено с помощью скорее меньшего равенства между командами, чем большего. Конечно, болельщики слабых команд со мной не согласятся, ведь невозможно основываться только на теории. Однако страстный поклонник футбола и экономист (что друг другу совсем не противоречит) Стефан Жиманский обнаружил снижение посещаемости матчей Кубка Английской футбольной ассоциации, на которых неравенство лишь усилилось, по сравнению с матчами Лиги, где структура, характерная для лиги, подразумевает игру примерно одинаковых команд.

Если это утверждение верно, то тогда – при условии, что соревнования считаются продукцией отрасли, а не усилий отдельных команд, – команды будут вместе создавать добавленную стоимость игры и, возможно, будут дополнять друг друга. Потребителей волнует качество продукта, т. е. спортивных соревнований. Понятно, что если более слабые команды не получают выгод от добавленной стоимости, в создании которой они участвуют, – если существуют внешние эффекты в структуре ценообразования, состоящие в том, что частные выгоды отдельной команды меньше, чем общественные выгоды отрасли в целом, – то у них не будет достаточных стимулов для участия в соревнованиях. Они не будут вкладывать средства в повышение своей квалификации, чтобы сохранить интерес зрителей к соревнованиям.

Экономисты пока не нашли однозначно хорошего пути к решению этой проблемы внешних эффектов. Американский вариант выплаты заработной платы направлен на сглаживание конкуренции между слабыми и сильными командами, но в ущерб лучшим. В европейском футболе решением стал перевод слабых команд в низшие лиги в качестве наказания, что приносит ощутимое сокращение доходов. Эта сфера предлагает огромное количество тем для будущих магистров и докторов философии.

В связи с этим, роль телекомпаний в спорте – это еще один вопрос, постоянно требующий решения. Влиятельные силы на профессиональном футбольном рынке, среди которых клуб «Манчестер Юнайтед», без сомнения, стоит на первом месте, увеличивают свое взаимодействие с влиятельными силами на рынке телевещания. Прибыли телевидения являются основным источником роста доходов спортивной индустрии. Например, в 1990-е годы стоимость прав на трансляцию матчей американского профессионального футбола в реальном выражении выросла вдвое– в основном после 1997 г., когда CBS снова вступила в игру после истечения срока действия предыдущих контрактов (на 1994–1997 гг.), которые у них отобрала у нее компания Fox.

Аналогичным образом, стоимость телевизионных прав на футбольные матчи английской Премьер-Лиги выросла с 220 тыс, фунтов стерлингов за прямую трансляцию матча по контракту, вступившему в силу в 1986 г., и 640 тыс. фунтов стерлингов по контракту, вступившему в силу в 1992 г., до 2,79 млн. фунтов стерлингов по контакту на четыре года, который Лига подписала в 1997 г. с кабельной и спутниковой компанией Bsky B. Однако конкуренция между телекомпаниями за право показывать спортивные программы, которые привлекут большое количество зрителей, зашла слишком далеко. Другая телекомпания, ITV Digital, решила, что она погорячилась, заплатив 315 млн. фунтов стерлингов за право показывать менее популярные матчи Национальной футбольной лиги. Выплатив футбольным клубам только 137 млн. фунтов стерлингов из тех, на которые они рассчитывали, ее владельцы решили объявить о банкротстве, и это стало настоящей финансовой катастрофой для многих клубов, уже пообещавших игрокам высокие гонорары. Еще не понятно, каковы будут долгосрочные последствия этого события для уровня доходов телекомпаний и заработной платы знаменитых игроков.

Так что эти «дикие территории» ждут пионеров-исследователей, которые заявят свои права. Если неопределенность относительно влияния конкуренции на структуру спорта существует, то при взаимодействии с далекой от идеала конкурентной телевизионной индустрией она удваивается. Это является предметом серьезного беспокойства для Европы, где не так много граждан (за исключением моего мужа и нескольких других отчаянных фанатов крикета) думают о каком-либо другом виде спорта, кроме футбола, и где рынок телевещания более сконцентрирован, чем на другом берегу Атлантики. Но на обоих континентах индустрии спорта достаточно политического влияния, чтобы освободиться от обычных мер антимонопольного законодательства. Может ли это быть справедливым? Не для экономиста, и даже не для того, кто совершенно не любит спорт.

Глава 5. Музыка

«Бароны-разбойники» новой экономики

В мае 2001 г. Бобу Дилану исполнилось 60 лет. В старом документальном фильме, который компания ВВС показала по случаю празднования дня рождения великого певца» молодой Боб – ну, тогда ему было около 40 лет – говорил: «Когда я начинал, музыкой нельзя было зарабатывать деньги. Если вам удавалось просто обеспечить себя, ваши дела уже шли хорошо».

За последние 20–30 лет музыкальный бизнес сильно изменился. Конечно, появилось много новых групп, не таких хороших, как старые группы, нравившиеся мне в молодости. В те времена мой отец говорил, ругая Дилана и Боуи, а также группы The Clash и Roxy Music, что молодежь слушает полный вздор.

Технологии прослушивания музыки тоже изменились. Когда мы с мужем вспоминали любимые пластинки, наш Десятилетний сын спросил: «А что такое пластинки?» Для него они были таким же реликтами, какими проигрыватели на 78 оборотов или граммофоны с большими трубами были для нас. Мы стали свидетелями появления новых средств вещания, устройств для приема и воспроизведения, новых форматов. К телевидению и радио добавился Интернет, большие радиоприемники уступили место переносным транзисторам, персональным стерео– и CD-плейерам, а потом и крошечным МРЗ-плейерам. На протяжении всех этапов захватывающего технического прогресса музыкальная индустрия все росла и росла.

В соответствии с отраслевыми данными, оборот мирового музыкального рынка в 2000 г. составил 38,5 млрд. долл., т. е. на 1 % больше по сравнению с 1999 г. Большая часть принадлежит США, где объем продаж составил 14,3 млрд. долл. (Япония занимает отдаленное второе место с объемом продаж, составляющих половину от 37 %-ной доли США, за ней следуют Великобритания и Германия. Остальные рынки не настолько велики, чтобы обращать на них внимание). Однако Американская ассоциация звукозаписывающих компаний (Recording Industry Association of America– RIAA) в 2000 г. доложила о небольшом сокращении объемов продаж по сравнению с 1999 г. – из-за снижения продаж альбомов на кассетах и CD.