Текст книги "Невеста викинга"
Автор книги: Диана Гроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Яростный спор, который только что затих, начался с новой силой. Чей-то незнакомый хриплый голос доносился от костра. Через несколько мгновений она узнала голос Йоранда, который говорил на каком-то странном, гортанном языке.
Бренна поймала себя на мысли, что совершенно забыла, кто такой Йоранд. За те месяцы, что пролетели до их брака, она оказалась настолько очарована этим нормандцем, словно с ним из-за холмов пришло некое чудо. А когда они поженились, близость сделала свое коварное дело, заставив ее тело предать ее. Она в глубине души поверила, что Йоранд – это Кифи Марфи – ее собственный прекрасный морской воин.
Теперь же она увидела Йоранда в истинном свете – в окружении грубых соотечественников и, главное, со своей норвежской женой, которую он вовсе не обязан оставить из-за брака с ней, Бренной. Открывшаяся правда жизни была, как всегда, горькой. Йоранд был всего лишь нормандцем – не лучше и не хуже, чем другие.
Глава 26
Лодка Йоранда низко сидела на воде под весом расположившихся на корме Торкилла и его людей. Бренна же ютилась на носу лодки, и ее время от времени накрывал сноп брызг. На руле теперь сидели мужчины, и Бренна была больше не нужна для этого.
«Больше не нужна…» – эхом отзывалась в ее сознании собственная мысль. К тому, что с ней мало считались, она уже почти привыкла. Когда Йоранд женился на ней, он получил возможность возвратиться в Дублин, а все его красивые слова о любви были лишь туманом. Теперь она была лишь грузом. Если бы ее не было, то положили бы в лодку несколько больших камней.
– Дублин впереди, слева, – неожиданно сказал Йоранд по-ирландски. В пристальном взгляде, обращенном к нему, отразилось все ее удивление. Когда Йоранд говорил с товарищами на своем языке, она чувствовала защитный барьер между ней и теперь уже номинальным мужем. Бренна не хотела разрушать это барьер и, ничего не сказав, отвернулась.
Дублин оказался деревней, окруженной глиняной стеной, за которой виднелись соломенные крыши мазанок. Бренне было вполне понятно желание людей чувствовать защищенность, но чего она совсем не могла понять, так это их стремления жить столь близко друг к другу.
Йоранд рассказал Бренне, что слово Дублин означает «черный пруд». Она своими глазами увидела, откуда пошло название поселения. На месте впадения речки Поддл в реку Лиффи действительно был заиленный черный водоем. Этот водоем оказался достаточно глубоким, чтобы они на лодке смогли войти в него. Вода в нем были чернильно-черная от торфа, и с каждым гребком весла погружались в непроглядно-темную жижу.
У причала ровным строем стояло множество лодок с головами дракона. Сейчас они не представляли опасности, но могли сеять смерть и разрушения по всему острову. Эти ладьи с гибкими шеями и изящными обводами смотрелись одновременно угрожающе и очаровательно. Не без внутренней дрожи Бренна ступила на камни, которыми была выложена пристань. Она боялась пробудить от сна мирно покачивающихся на воде гневных нормандских демонов.
Торкилл с воинами ушел далеко вперед, а Йоранд остался привязывать их лодку к причалу. Норвежцы подходили к Йоранду, еще издали выкрикивая слова приветствия. Несколько человек подошло, чтобы пожать ему руки, а кто-то даже обнял и похлопал по спине. Очевидно, Йоранд был хорошо известен в этом логове воров и насильников. А Бренну не замечали, словно ее здесь и не было, – только несколько вопрошающих взглядов. Впрочем, ее это вполне устраивало.
– Пошли, Бренна, – сказал Йоранд, беря ее за локоть и направляя в сторону выложенной камнем дорожки, ведущей в главную часть города.
Это было в первый раз, когда нормандец прикоснулся к Бренне с тех пор, как она узнала о существовании Сольвейг. Она не отшатнулась, но заметно напряглась. Возможно, это прикосновение и было ненавистно ей, но оно было единственным дружественным отношением, которое она имела в этом новом мире. Неожиданно возникшее желание взять Йоранда за руку она подавила.
Еще вчера вечером Бренна лежала с открытыми глазами, слушая странные звуки чужой, нормандской речи и выжидая, когда Йоранд придет к ней под навес. Когда он пришел, то очень осторожно устроился рядом, не коснувшись ее ни волоском. Так Бренна лишилась тайной радости отказать ему, если бы он начал ласкать ее.
Однако какая-то часть ее сердца предательски требовала близости с ним. Бренна знала, что если Йоранд будет столь же нежен и ласков, как раньше, против нее сговорятся ее собственные чувства.
«Какая бесхребетность», – ругала себя Бренна, проникаясь ненавистью к самой себе.
Они шли по дорожке, и перед ее взглядом постепенно открывался город. Прямоугольные дома теснились друг к другу, между ними – узкие прямые улицы. По бокам улиц стояли деревянные щиты, отделявшие канавы от центральной части. У каждого дома был собственный сад, огороженный забором. Ветки деревьев ломились от фруктов.
Они прошли мимо мастерской кузнеца, где под навесом загорелые норвежцы раздували непокорное пламя цвета янтаря. Картина, знакомая ей по Ирландии. Местный рынок бил той же энергией, как и ярмарка близ Донегола. Однако товары предлагались более экзотические. Бренна неожиданно увидела в одной из лавок ткань, которая мерцала подобно воде, и поняла, что это и есть тот шелк, о котором ей рассказывал Йоранд.
«Ваша кожа нежна, как шелк», – вспомнилось ей.
Бренна вновь услышала эти слова, как будто их произнесли откуда-то сверху. Она вспомнила, как соприкасались их тела, а вокруг ласково играли волны. Вспомнила любовные забавы, от которых у нее останавливалось сердце. Она искоса посмотрела на Йоранда, чтобы понять, не вспоминает ли он нечто подобное при виде шелка. Но он смотрел вперед с каменным выражением лица.
Бренна внутренне содрогнулась. Теперь в этом человеке никакой нежности не было. Она заставила себя вновь невозмутимо разглядывать, что продают торговцы в лавках.
А продавались там тяжелые котелки как будто бы из камня, изящные шнурки, украшенные узорами рожки для питья и, конечно же, бесчисленные бочонки пива Странные специи заполняли ароматами воздух и щекотали нос. К этим запахам примешивался приятно-знакомый запах от пивоварни, а также менее приятные запахи от навозных куч, которые располагались неподалеку.
– Я узнал кое-что новое, что вам было бы интересно, – сказал Йоранд.
– Здесь Колгрим? – с надеждой спросила Бренна. Она так надеялась на то, что их пребывание в этом норвежском аду окажется недолгим.
– Нет, он ушел на север и будет через неделю, – ответил Йоранд, приветственно кивая кому-то. – Вашу рукопись по просьбе Колгрима хранит Торкилл. Но лишь на время, пока он в плавании.
– Тогда мы можем поговорить с вашим… тестем и попросить его возвратить ее, – сказала девушка, не веря своему счастью.
– Я уже пытался. Торкилл ничем не может вам помочь. Этот Кодекс принадлежит Колгриму, и отдать его может только он сам. Но есть и иной путь.
Бренна с надеждой посмотрела на Йоранда. Его взгляд выражал твердость, которой она прежде никогда не видела.
– Знаете ли, – продолжил Йоранд, – мы с Колгримом в то последнее плавание повздорили. Именно из-за него я оказался в море, а затем и на вашем берегу. Так что у меня есть законное основание вызвать его на смертный поединок.
Бренне так хотелось напомнить ему про свою сестру. Слова уже вертелись на языке, но девушка не решилась высказать их. Однако нормандец каким-то образом понял ее мысли.
– Я не забыл про то, что Колгрим сделал с вашей сестрой, – сказал он. – Однако здесь это не может стать несомой причиной вызова на поединок. Если я хочу вернуть Кодекс, нужно действовать по закону.
– Для беспринципных воров вы слишком много внимания уделяете закону, – сказала Бренна.
Было видно, что это оскорбление обидело его, но он ответил ровным голосом:
– Что бы вы там ни думали про нас, мы люди закона. А если некоторые законы кажутся вам странными, то я могу сказать то же самое про ваши ирландские законы.
Бренна почувствовала на себе чужие взгляды словно тысячи иголок, вонзившихся в затылок. Она натянула капюшон плаща, надеясь защититься от них. Гомон норвежцев вокруг напомнил ей гоготание стаи гусей. У нее возник новый вопрос, волновавший ее.
– Все, что я слышу, – это норвежская речь. Как получилось, что вы один говорите по-ирландски?
– Это довольно долгая история, – невесело ответил Йоранд. – Когда Торкилл пять лет назад ввел шестьдесят кораблей в устье реки Лиффи, он хотел всего лишь переждать здесь одну зиму, планируя затем, по весне, начинать набеги и искать новые места. Тогда ему не потребовалось бы для этого пересекать море. Но как только он начал обживать эту землю, его планы изменились.
Йоранд положил руку на плечо девушки и стал гово рить почти шепотом. Бренне пришлось теперь не отставать, чтобы хоть что-то услышать.
– Торкиллу была нужна информация. Чтобы получать ее, он должен был расспрашивать местных жителей. У меня всегда были способности к языкам. Когда во время очередного набега захватили одного из ваших священников, довольно молодого человека из монастыря в Кэрри, его передали нам – мне и Колгриму, – чтобы он учил нас говорить и понимать речь на гэльском языке.
Нормандец замедлил шаг. Заметив неподалеку бревно, он присел на него. Бренна устроилась рядом, тревожно поглядывая на Йоранда.
– Надеюсь, что отец Армог все еще жив, – сказал Йоранд, проведя ладонью по лицу. – По крайней мере, он был здесь, когда я уплывал.
– Ему сохранили жизнь из сострадания? – спросила Бренна, чувствуя в своем сердце теплоту по отношению к этому статному мужчине, который шел с ней рядом. Однако она не дала разрастись этому пламени. – Или он вам был нужен лишь для того, чтобы изучить ирландский язык для Торкилла?
– Когда я только прибыл сюда, то занимался в основном строительством кораблей. Из тех, что вы видели у пристани, большая часть – это моя работа, – со слабой улыбкой ответил Йоранд. Он был доволен хорошо сделанной работой. – После того как женился на Сольвейг, я стал глазами и ушами Торкилла. – Помолчав, словно перед важным признанием, он продолжил: – Мы с Колгримом были разведчиками. Мы искали удобные места для набегов. Смотрели, где можно встать на якорь, где берега не защищены. Мы должны были захватывать людей и задавать им вопросы о местных правителях, выспрашивать планы обороны, узнавать, сколько мужчин могут взять луки и копья с той стороны. И тому подобное.
Бренна содрогнулась. Плохие новости для нее не кончались. Ее муж оказался не только нормандцем, но еще и шпионом. Коннор Макнот был прав. Ее отец должен был бы утопить этого нормандца в болоте, пока была такая возможность.
– Торкилл приплыл на этот остров, чтобы просто совершать набеги, а затем решил править, – продолжил Йоранд.
– О нет! – воскликнула она. Впервые с того момента, как узнала про то, что у ее мужа есть еще одна жена, Бренна подумала о чем-либо ином. – Значит, вы собираетесь воевать с моим отцом и вообще со всеми кланами на острове? Погибнут сотни или даже тысячи людей.
– Бренна, рассказав все это, я доверил вам свою жизнь, и то, что вы сейчас обо мне думаете, скорее всего не очень умно.
Она сердито сжала губы, не решаясь сказать ничего в ответ.
– Я хочу остановить Торкилла, если смогу, – тихо сказал Йоранд, – потому что чувствую себя обязанным вам и вашему отцу.
Он встал и протянул руку:
– Ну пошли, принцесса, здесь недалеко.
Словно не замечая протянутой руки, Бренна встала и нехотя потащилась вслед за Йорандом. Она знала, что не должна верить тому, что он сказал. И действительно, могли он предавать своих людей, чтобы спасти людей ее клана?
– Что недалеко?
– Мой дом.
– Вы подразумеваете дом вашей жены?
– Да, Сольвейг ждет меня там, – ответил Йоранд невыразимо уставшим голосом. – Отец ей уже все рас сказал. Кажется, Колгрим уже успел разнести весть, что я утонул, так что появиться без предупреждения означало бы напугать ее до смерти.
– Уверена, дело еще и в том, что вы появитесь не один.
Йоранд состроил гримасу.
– Вы этого вполне заслужили, – продолжила Бреи на. – А она знает обо мне?
– Торкилл – храбрый человек, но далеко не дурак, сказал Йоранд, хмуря брови. – Держу пари, эту часть рассказа он оставил мне. Но здесь две жены не редкость, так что Сольвейг скорее всего примет это нормально.
О себе Бренна знала, что никогда не примет этого. В ее голове роились тысячи вопросов. Чем будет заниматься до возвращения Колгрима и как доставит Кодекс обратно в монастырь? Йоранд хотел, чтобы она осталась жить вместе с ним и его первой женой. Наверное, он был ненормальным, если мог допустить такое. Еще Бренну волновало, была ли Сольвейг симпатична. И наверное, главное – любил ли он все еще свою норвежскую жену?
Бренна прислушалась к себе и поняла, что не может задать Йоранду ни один из этих вопросов. Ей оставалось только идти за ним и гадать, что будет дальше. Когда нормандец открыл ворота, она увидела опрятный садик, в глубине которого стоял добротный дом. Когда Йоранд прошел через ворота, Бренна немного отстала.
– Я подожду здесь, – сказала она Йоранду, не чувствуя в себе решимости встретиться лицом к лицу с соперницей.
По облегченному выдоху она поняла, что нормандец только этого и ждал. А у нее от этого тревожный комок застрял в горле.
– Да, возможно, так будет лучше, – сказал он.
На мгновение Бренне показалось, что Йоранд выглядит бледным. Но, усевшись на пень, она только помахала ему рукой. Тяжело ссутулившись, он повернулся и обреченно пошел к дому с уже открытой дверью.
«Бледный, бледный, не такой уж он и бледный», – раздраженно подумала Бренна.
Затем раздался возбужденный женский голос, и ее сердце сжалось. Сольвейг была счастлива видеть его. Интересно, он обнимает ли ее? Наверное, целует. Хотя Бренна и была освобождена от необходимости наблюдать возвращение Йоранда, она вовсе не была уверена, что ее собственное воображение не рисует картину более яркую, чем есть на самом деле.
Впервые за эти несколько недель она подумала о своей матери, которая не смогла смириться с потерей сына и отошла от всех мирских дел. Теперь Бренна прекрасно понимала свою мать, и ей казалось, что выбор матери не самый худший. Однако в груди Бренны все еще билось горячее сердце, и оно не давало ей уйти в пучину внутреннего мира. Конечно, тяжесть новых открытий мельничным жерновом лежала на ее душе, но она знала, что все еще любит Йоранда. Да, она была изрядно сердита на него и твердо решила, что никогда не будет ему женой. Но избавиться от своих чувств к нему она никак не могла. И хуже всего, что ей почему-то казалось, что Йоранд способен отмахнуться от своих чувств к ней, как отмахиваются от назойливой мухи.
Из темного дверного проема больше не доносилось никаких звуков, и Бренна согнулась под тяжестью дум. Она представляла, как Йоранд обнимает другую женщину, ласкает ее, и от его ласк у той так же останавливается сердце, как когда-то у нее, Бренны. Она пошевелилась и ощутила, как бревно из поленницы больно врезалось ей в спину.
Утерев лицо своим плащом, она резко встала. Если бы не клятва найти ребенка сестры и необходимость вернуть Кодекс в монастырь, она бы убежала из Дублина так быстро, что Йоранду не удалось бы поймать ее.
Звуки из дома вновь привлекли ее внимание.
Голоса. Низкий и ровный голос Йоранда и уже гром кий и, пожалуй, какой-то скрипучий голос женщины. Это было мало похоже на разговор влюбленных, если только норвежец не успел настолько измениться за это время. Бренна попыталась разобрать слова. Те немногие слова, что ей удалось услышать, убедили ее в одном – новости, которые принес Йоранд, явно не понравились Сольвейг. Внезапно раздался звук бьющейся посуды, и Бренна от неожиданности даже подскочила на месте. А когда из открытой двери вылетел бочонок с пивом и с глухим стуком раскололся о камень дорожки, она не смогла удержаться от улыбки. «Если бы мы встретились при иных обстоятельствах, – подумала Бренна, – то, возможно, я бы даже подружилась с Сольвейг».
Глава 27
Затаив дыхание, Бренна прислушивалась к спору. Сердитые голоса в доме затихли, и теперь она стояла у ворот, не зная, что делать дальше. Над ее головой собирались свинцовые тучи. Еще когда они выходили на причал, она заметила, какое неласковое здесь небо. Когда же с неба начали капать первые крупные капли, она не выдержала и помчалась к открытому проему двери. Теперь ее мало волновала сцена, которую она могла увидеть в доме. Было бы в высшей степени глупо стоять здесь под дождем и мокнуть, чтобы потом простудиться и заболеть.
В доме не было никаких окон. Единственный свет исходил от дымного очага в центральной части. Да сверху, сквозь отверстие в крыше, пробивался слабый дневной свет, приглушенный дымом очага. Не прошло и минуты, как глаза Бренны приспособились к полумраку, но поднять взгляд и оглядеть комнату она не решилась.
У нее под ногами была не утрамбованная земля, как она привыкла, а с любовью сделанный деревянный настил. У дальних стен длинной и узкой комнаты стояли низкие скамьи, а в одном из углов кучей лежали меха, очевидно, служившие им постельными принадлежностями. Напротив открытого дверного проема стоял ткацкий станок. Бренна догадалась, что для него специально было выбрано самое светлое место. Рядом висела незаконченная полоса ткани. Она была окрашена, пожалуй, слишком броско, но сама ткань была ровной и гладкой. Очевидно, хозяйка этого дома была искусной ткачихой.
Глубоко вздохнув, Бренна прошла дальше в комнату. Она была насторожена, словно шла в волчье логово. С другой стороны очага она разглядела фигуру человека. Нет, две фигуры.
«Только познав истину, можно стать свободным», – часто говаривал отец Михаил. Бренна опустилась на скамью и заставила себя посмотреть на свою правду.
На другом конце скамьи сидел Йоранд, и рядом с ним, уткнувшись ему в грудь, сидела женщина. Йоранд обнимал женщину за плечи. Неожиданно Бренна увидела, как дрожат плечи женщины, и поняла, что та плачет.
Отец рассказывал ей, что олень, когда охотник берет его на прицел, часто поднимает голову и смотрит охотнику в глаза. Должно быть, Йоранд также обладал этим звериным чутьем, если он в ту же минуту поднял голову и пристально посмотрел на нее, Бренну.
Борозды морщин пролегли над его бровями. В его синих глазах читались сожаление, горе и безнадежност. Если бы в аду проходило распределение душ, то ее муж мог бы занять место у таблички «Потерянная душа».
Внезапно Бренна поняла, что Йоранд, женившись на ней, действительно не подозревал о существовании пер вой жены. Теперь, если он разделит свою душу не только с ней, Бренной, но и с Сольвейг, ему придется разорвать свое сердце пополам.
Это показалось Бренне в высшей степени несправедливым. Никому из них троих таких проблем в жизни не было нужно. На какое-то мгновение ей даже стало жаль эту женщину в руках ее мужа.
Словно бы почувствовав чужака, Сольвейг также подняла голову и пристально посмотрела на Бренну. В полумраке дома глаза норвежки хищно сверкнули.
Бренна решила не проявлять свою жалость, а также, если угостят, есть только из одного с Йорандом котелка.
Бренне стало казаться, что к ней приходят силы словно из какого-то неведомого источника. Она почувствовала, что сможет покинуть этот зловещий дом и Йоранда, сможет разобраться в этом клубке отношений сама. Она решила, что не будет никого просить и умолять. Ведь если в конце концов он выберет не ее, Бренну, то в ее сердце эта рана все равно не заживет никогда.
Йоранд знал, что убедить Сольвейг будет трудно, но он оказался не прав. Это было невозможно.
– Посмотрите на нее. Я не потерплю в этом доме никакой ирландской неряхи, – заявила женщина, отодвигаясь от Йоранда.
– Я строил этот дом своими руками, – ответил Йоранд, пытаясь с видимым усилием говорить спокойно. – Бренна останется здесь, поскольку ей идти некуда. И говори с ней на ее языке.
– Почему я должна… – начала Сольвейг, бесцеремонно рассматривая ирландку. – Неужели только потому, что она не понимает, что я говорю? Тогда почему бы ей не заняться чем-нибудь полезным? Например, чистить во дворе выгребную яму. Думаю, с этим делом она справится.
Бренна в замешательстве смотрела на них. Сольвейг повернулась к Йоранду и сказала:
– Вот видишь, она нас даже не понимает.
Бренна поднялась со скамьи. По ее хмурому выражению лица Йоранд догадался, что она все-таки что-то поняла из того, что говорила Сольвейг, и была оскорблена. В серых глазах Бренны сейчас была решимость пустить в ход кулаки, и, несмотря на преимущество Сольвейг в росте, шансов победить у нее было мало.
Йоранд часто участвовал в сражениях и прекрасно знал, что иногда имело смысл отступить, чтобы затем вернуться в более удачный день. Но сейчас он не мог оставить этих женщин вместе, поскольку на их лицах была написана жгучая ненависть. Ему не хотелось в одночасье стать дважды вдовцом.
– Привет этому дому! – раздался со двора знакомый голос.
– Армог! – сказал Йоранд. Он шагнул к двери и буквально втащил в дом святого отца за жилистую руку, которую тот протянул для приветствия. – Слава Богу, вы все еще с нами.
– Да, – ответил отец Армог, снимая свой плащ и стряхивая его. Капельки воды с плаща исчезали с шипением в очаге. Святой отец почти свободно говорил по-норвежски, если не считать намека на акцент. – Я прибыл в Дублин не по своей воле, но все равно остаюсь слугой Божьим. Не многих здесь удалось обратить в истинную веру, но такие имеются. Мы построили здесь маленькую церковь, совсем неподалеку.
– Торкилл разрешил вам? – спросил Йоранд.
– Как вы знаете, я сослужил ему службу, обучив вас и Колгрима говорить по-ирландски. Торкилл, конечно, упрямый человек, но и у него есть чувство справедливости. Он не запретит слова Божьего, если только его люди будут соблюдать верность ему, Торкиллу.
Святой отец смиренно пожал своими узкими плечами. Бренна смотрела на святого отца, и ей невольно вспоминался молодой журавль, ловивший пескарей на отмели.
– По правде говоря, у меня больше успехов с женщинами, когда я пытаюсь обратить их в свою веру. Мужчинам это неинтересно. Ходят слухи, что вы привезли с собой ирландку.
В ответ Йоранд представил Бренну. О том, был ли Армог потрясен тем, что Бренна была его второй женой, можно было лишь гадать. Его лицо с острыми чертами сохраняло невозмутимость.
– Христос с тобой, дитя мое, – певуче сказал на гэльском языке святой отец. Его костистые пальцы прочертили перед ней в воздухе крестное знамение.
Бренна опустилась перед ним на колени.
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила, – с облегчением заговорила девушка, чувствуя облегчение от того, что видит перед собой христианского священника и слышит родной язык. – Я давно не исповедовалась. Есть ли здесь такое место, где вы могли бы исповедать меня?
– Да, идите со мной, дитя мое. У нас есть место, где вы можете исповедоваться.
Священник протянул ей руку и помог подняться. Бренна натянула капюшон и проследовала за Армогом к двери.
Уже у двери она обернулась, чтобы бросить на Йоранда последний взгляд. Уголок его губ дрогнул в грустной полуулыбке. Да, Йоранд понял, что это было прощание. Он знал, что по своей воле она не вернется в его дом никогда.
– Типичная ирландка, – пробурчала Сольвейг, наблюдая, как уходит ее соперница.
В душной комнате все еще витал свежий аромат вереска, который принесла с собой Бренна. Йоранд попытался сосредоточиться на Сольвейг, чтобы не помчаться вслед за своей уходившей ирландской женой.
– Мой отец всегда говорил, что в спину он убил больше ирландцев, чем лицом к лицу, – сказала Сольвейг и прикрыла дверь, словно читая мысли Йоранда и желая помешать ему. – Ирландцы в бою предпочитают убегать.
Но Йоранд знал, что Бренна ушла не от возможной схватки, а от него.
– Ты меня опозорил, ты знаешь? – продолжила Сольвейг, выставляя вперед свой упрямый подбородок. – Ты женился, не спросив моего мнения…
– Я сожалею, что оскорбил тебя, – искреннее ответил Йоранд.
– Вот только не надо разводить со мной эти христианские штучки! Я не какая-нибудь христианка, чтобы обижаться на такую ерунду. Я дочь Торкилла и потому знаю, каковы мужчины. Не было никаких причин искать тебе вторую жену за моей спиной. Можно было бы просто возвратиться домой и сказать мне. Тогда мы выбрали бы ее вместе и так же вместе смогли бы жить.
– Дело в другом, – огорченно ответил Йоранд. – Я же рассказывал. Меня ранили, и я забыл все начисто.
Сольвейг иронически улыбнулась, от чего ее симпатичное лицо вдруг стало некрасивым.
– И ирландка поверила этому? Если поверила, то она еще более глупа, чем кажется.
– Ее зовут Бренна, и ты о ней ничего не знаешь.
– Я знаю, что эта ирландская девка совершенно не знает нашей жизни и не понимает, что я говорю ей, – запальчиво произнесла Сольвейг, упирая кулаки в свою тонкую талию. – По крайней мере я бы выбрала ту, которая была бы полезна в хозяйстве. А эта будет способна только греть твою кровать, когда я хвораю.
Сольвейг вдруг отодвинулась от Йоранда, а затем придвинулась снова, пытливо вглядываясь в лицо мужа.
– И как она в постели? – спросила она.
– Сольвейг, хватит! – сказал Йоранд, досадливо сжимая губы. Меньше всего ему хотелось обсуждать с ней свою интимную жизнь с Бренной.
– Но почему? Ты мне можешь рассказывать все. Я хочу знать об этом, – настаивала Сольвейг. В глубине ее глаз вспыхивал холодный огонек. – Она мягкая и страстная или, наоборот, лежит как полено?
Сольвейг запустила свою руку с длинными пальцами под его рубашку и ногтями царапнула ему грудь. Йоранд внутренне содрогнулся.
– Ублажала ли она тебя так, как это умею я? – спросила Сольвейг, настойчиво целуя его в губы. Йоранд почувствовал, как ее набухшие соски упираются ему в грудь.
– Конечно, нет, – ответила Сольвейг на свой же вопрос. – Она же не знает, что ты любишь.
И рука норвежки исчезла между бедер Йоранда.
Это было уже не соблазнение, а ласковое нападение. Первая жена прекрасно знала тело Йоранда. Она знала, как прикосновениями разбудить в нем безумную жажду страсти. Йоранду хотелось сохранить контроль над собой, но тело переставало его слушаться.
Сольвейг хрипло хихикнула. Она принялась стаскивать с него штаны и почувствовала, как возбужден ее муж.
– Много времени прошло. Приятно знать, что у тебя все в порядке по-прежнему, – промурлыкала Сольвейг.
Йоранд выдернул руку жены из своих штанов, схватил ее за плечи и стал пристально рассматривать. Сольвейг была все еще хороша. От взгляда на её прекрасные черты лица кровь в его жилах бежала быстрее. Но в ее глазах были только жажда страсти и триумф победы над соперницей. Нормандец знал, что Сольвейг может стать для него надежной опорой, захоти он взять причитающуюся ему власть. Ведь его успех возвеличил бы и ее, Сольвейг. Ее любовные ласки были грубоваты и пламенны, впрочем, как и вся жизнь в браке с ней. Друг с другом они насыщали аппетиты своих тел, грубые и эгоистичные. По сути, они просто использовали друг друга – каждый в своих целях.
Когда же в его объятиях была Бренна, он чувствовал, что открывает для себя новое. Йоранд вспоминал, как она стонала, как прижималась к нему. Но больше всего нормандцу нравилось изучать ее добрые серые глаза. Ему нравилось видеть, что она доверяет ему. Это заставляло его оставаться таким же прекрасным человеком, каким она хотела его видеть.
Сольвейг видела Йоранда таким, каким он был, а Бренна – каким мог бы быть. Но хотел ли он быть таким, Йоранд еще не решил.
– Ты не права, – спокойно ответил Йоранд своей жене Сольвейг, затем встал и шагнул к двери. Как ему хотелось сейчас выйти под холодные струи дождя. – Кое-что изменилось.
