Текст книги "Excommunicado (СИ)"
Автор книги: Ди Темида
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
~XII~
28 апреля 2015 года, Нью-Йорк
Единственная фотография, оставшаяся после смерти мужа, – та, на которой он обнимает меня на свадьбе. На снимке я, молодая, ужасно счастливая и влюблённая, смотрю Роджеру в глаза, а он отвечает мне искрящимся от смеха взглядом, обнимая одной ладонью за талию, а в другой держит бокал «Шардоне», которое так не любил, но согласился заказать на торжество.
Провожу ногтём по смятому изображению, ощущая слабое трепыхание той любви, которую когда-то считала настоящей и вечной, – сейчас она похожа на мёртвого зверька, что, казалось бы, дёрнулся, но лишь потому, что в него тыкнули палкой. Прагматизм мне присущ исключительно на работе, в личной же жизни я всегда слишком наивна, романтизируя всё; чересчур доверчива, искренне веря в то, что и меня непременно так же любят в ответ; и, конечно же, полностью отдающаяся чувству. Наверное, так есть и сейчас – после Роджера, правда, у меня не было возможности проверить.
И сейчас, глядя на него, запечатлённого в ту памятную дату, я всё ещё не чувствую внутри стыда за случившееся в субботу. Я не собираюсь искать мужу замену – ни сейчас, ни потом, ни когда-либо, давно поставив на личной жизни жирный чёрный крест, и в первую очередь, наверное, потому, что попросту больше не верю в любовь. И поцелуй с Альваро не должен был что-либо изменить, да и можно ли вообще полюбить такого человека?.. Абсурда больше быть не может.
Я думаю, это обволакивающе-тёплое чувство любви представлено внутри каждого из нас в виде некоего дерева, которое расцветает, стоит найти свою вторую половину. Но нюанс в том, что у кого-то бутоны могут распускаться множество раз в течение жизни, а у кого-то, как у меня, корни самого дерева загнивают сразу же и после первого.
Уверена, что оно, это чувство, мне более недоступно…
Роджер не хранил мне верность три последних года брака, как выяснилось после, – с непревзойдённым мастерством играя роль любящего, почти идеального мужа, но славно умудряясь размениваться на две постели. Так почему же я сейчас должна чтить его память и чувствовать угрызения совести, потому что ответила на тот поцелуй?.. И да. Я упустила момент, когда пропиталась таким цинизмом.
Всмотревшись в лицо покойного супруга совершенно равнодушным взглядом ещё раз, – таким же, каким одаривала и крышку опускаемого в землю гроба, в том числе потому что оставила слёзы и часть себя на могиле сына двумя днями ранее, – я откладываю фотографию в коробку с осколками прошлой жизни и встаю, чтобы собраться на работу.
Позволяя размышлениям взять совершенно иное русло, раз уж в них единожды мелькнул Рамирес…
***
Этому не стоило случаться.
Каждое слово во вспоминаемой мною фразе издаёт в голове звук подобно свисту катаны, разрубающей голову поверженного самурая.
Пальцы слишком сильно зажимают бордовую матовую помаду и подносят к губам – накрасить их идеально, глядя в отражение маленького зеркальца, та ещё задача, но я справляюсь с первого раза. Навыки могут забыться, но не теряются…
Этому. Не стоило. Случаться.
Сознание, до сих пор не вернувшееся из нокаута, почему-то всё время цепляется, как за соломинку, что всё-таки не было сказано: «я» и «не должен был позволить». Это пускает луч слабой надежды в искореженное нутро, только вот нужна ли она мне?
Щёточка туши проходит изогнутым взмахом по ресницам, моментально одаряя их насыщенным цветом и выразительностью.
Не стоило… Случаться.
Когда? Когда я успела настолько в него погрузиться?.. Свечение экрана так и не выключенного в течение выходных телевизора не способно развеять предрассветные сумерки, пробравшиеся сквозь задёрнутые шторы в квартиру. А я всё думаю, что моё нутро похоже чем-то на это новое арендуемое пристанище – оно пусто, темно и не обжито. Только вот нашло ли оно, вопреки моей воле, свой собственный источник света?
Разве что губительного…
Румяна касаются скул, делая их точёными. Запорхавшая в воздухе пудра, ложась на нос, завершает приготовления – и пусть я не вижу всё лицо в отражении целиком, догадываюсь, что выгляжу как раньше. Как годы назад, когда макияж был неотъемлемой частью утренней рутины. Только теперь я наношу его по другой причине, переступив собственное обещание не делать этого, работая на Рамиреса, – за слоем тонального крема и остальной косметики планирую скрыть набирающий внутри обороты хаос. Должно помочь…
Перекинув на предплечье бежевый пиджак и поправив аккуратный бант шёлковой блузки, я берусь за ручку двери и неохотно следую из своей захолустной обители навстречу слишком яркому миру, в котором через час-два вновь предстоит увидеть Альваро. В другой ладони держу ключи от машины и конверт с документами, которые пока так и не изучила, позволив воскресенью и переживаниям о произошедшем оставить меня в постели под одеялом.
И хоть внешне сегодня кажусь неприступной стервой с надменным взглядом, подчёркнутым подводкой, внутри я донельзя рассеяна, неостанавливаемой мясорубкой прокручивая мысли. Я не должна была подпускать его так близко…
Так, какую стратегию поведения теперь избрать?..
Игнорировать? Дёшево и глупо. Поговорить? «Знаешь, я согласна с тобой, ты перешёл все границы и не должен был целовать меня», – ага, конечно, и получить в ответ саркастичное: «Можно подумать, кто-то яро сопротивлялся…»
Сделать вид, что ничего не произошло? Тут моя адвокатская суть противится наличию фактов – произошло же. И теперь с этим нужно что-то сделать, только вот пока ни один из вариантов действий мне не нравится.
Продолжая методично поедать себя уже в машине, я выруливаю по направлению к Манхэттену, собирая друг за другом все возможные пробки. На одном из светофоров тяну пальцы к губам, ощущая раздражающее покалывание, стоит лишь вспомнить о том, как Альваро целовал меня, но после резко бью ладонью по рулю, задев клаксон.
«Как можно было? Как, Джейн? Тебе мало всего остального, хочешь теперь ещё и разгребать усложнившиеся отношения с Рамиресом?» – корю себя с рвением, достойным взмахов плети погонщика рабов, и не нахожу никаких внятных ответов.
Так, всё. Стоп. В конце концов, почему об этом беспокоюсь лишь я одна? Почему это вообще должно настолько волновать только меня? Может быть, для Рамиреса ничего и не усложнилось. Не изменилось. Не вызывает желания обсудить. Так какого чёрта сейчас себя мучить?
Пусть это останется на его стороне – я принимаю решение трусливо бросить «бразды правления» над этой ситуацией ему, а самой наблюдать и подстраиваться, если это будет и в мою пользу.
Между нами не может быть никаких отношений или хотя бы отблеска чувств. Это невозможно. Неправильно. Противоестественно. И я не должна поступаться со своими принципами и принятыми давно решениями после гибели Роджера, чего бы мне это ни стоило. Не должна…
Зайдя в офис, сразу же поднимаюсь к себе, с горем пополам настроившись на работу с документами. Надо, в конце концов, заглянуть в конверт и понять, для чего его содержимое, поэтому, включив ноутбук и сделав кофе, я сажусь за стол и стараюсь сосредоточиться. Удивительно, но получается почти сразу – мысли о выходных и наглом поцелуе отступают, и на их место стремительной конницей несётся анализ прочитанного, стоит мне распечатать конверт и вникнуть в бумаги.
Допсоглашение с «Эксоном»? Странно. Почему я не видела его раньше? Ни юридический, ни финансовый отдел о нём не заикались. Как и Рамирес. А теперь он вон так привозит мне документ, который наполовину облегчает защиту от претензий его исполнителя?
Отлично. Просто класс. Несомненно, дополнительное соглашение поможет выстроить тот аргумент, который разнесёт желание «Эксона» получить именно репутационный ущерб – над моральным ещё нужно думать, – только вот обидно то, что оно не попало ко мне раньше потому, что я не была достойна полного доверия. Судя по всему, Рамирес хотел проверить меня и посмотреть, смогу ли я справиться с тем, что есть. Но это так глупо, чёрт возьми, ведь на кону такие суммы, а он играет в «спрячь нужный документ от своего адвоката».
Хорошо, что злосчастный поцелуй был после, иначе пришлось бы думать, что соглашение я заслужила именно из-за него.
Выпустив воздух сквозь зубы с долгим свистом, откладываю сшитые листы в папку к остальным бумагам и гневным взглядом уставляюсь в стену. С которой на меня молчаливо и осуждающе взирают багряные короли.
***
Обед, вместо сытных блюд и десерта, на которые я настраиваюсь после полного погружения в свод законов, оборачивается неожиданным звонком секретаря милостивого хозяина.
– Миссис Ричардс, вы не могли бы подняться? Сеньор Рамирес хочет вас видеть.
По шее проносятся странные мурашки, которые, правда, сразу исчезают, стоит мне подтвердить явку и встать с места. Извилины словно по-настоящему болят под черепной коробкой, и я даже не хочу угадывать, какие реакция и поведение меня ждут. Всё-таки мы в офисе, и навряд ли Рамирес сотворит нечто неэтичное.
«Боже, Джейн, о какой этичности может идти речь после того, что ты видела на складе? После всех угроз и унижений? Ты просто идиотка, у которой вытек остаток адекватности после какого-то там поцелуя!»
Последнее голос в голове кричит уже в тот момент, когда я стучусь в дверь кабинета Альваро и, не дожидаясь ответа, вхожу.
– Нужна твоя помощь, – моментально прибивает он меня к полу вместо приветствия, но при этом даже не смотрит, внимательно читая некую папку.
Я застываю на пороге, поёжившись от столь сухого тона, и вдруг замечаю ещё одного человека в кресле через стол от Рамиреса – начальника юротдела.
Едва слышно откашлявшись, я затворяю за собой дверь и прохожу вглубь кабинета, решив не испытывать чьё-либо терпение.
Что ж. Даже хорошо, что мы не одни.
– В чём? – нарочито ровным тоном спрашиваю я, коротко кивнув мистеру Нельсону в знак приветствия и получив ответное, но нервное движение головой. Как только сажусь во второе кресло, сразу же чувствую сгустившуюся атмосферу, начиненную порохом напряжения между ним и Рамиресом. И понимаю, что, похоже, попала на какой-то разнос.
Мой взор цепляется за сложенный вдвое свежий выпуск «Нью-Йорк Таймс», придавленный пресс-папье: на главной странице я различаю искажённый из-за слегка помятой бумаги образ сенатора Райли и заголовок, в котором виднеется часть слова: «Победа». Хм… Не это ли причина явно отвратительного настроения милостивого хозяина? Только вот всё же – почему его так волнуют эти выборы?
– Посмотри этот договор, – совершенно безразличный тон Альваро выдёргивает из мыслей, и, всё так же не взглянув на меня, он небрежно бросает передо мной ту папку, что изучал минутами ранее.
Я сглатываю зарождающийся яд от такого обращения и, приподняв подбородок, с молчаливым достоинством вчитываюсь в суть.
– И?
– Тебя всё в нём устраивает? – хладнокровно спрашивает Рамирес, рассматривая уже другие бумаги.
Начальник юротдела не говорит ни слова, наблюдая за нами, и взволнованно дёргает за манжеты рубашки, вот-вот грозящейся лопнуть в пуговицах на брюшке.
– Не совсем, но ведь… – я вскидываю брови, придав себе уверенности и лёгкого оттенка высокомерия: – Мистер Нельсон отвечает за содержание подобных договоров, разве нет?
– Именно. И Джеффри считает, что этот вариант оффшорных услуг с новым для нас банком интересен. А я – нет, – Рамирес чеканит каждое слово и захлопывает ту другую папку, что в руках. Швырнув её на свою часть стола, он отворачивается к простирающемуся городу и башням за окном. – Каков же твой вердикт, Джейн?
Что происходит? Я украдкой смотрю на Нельсона, силясь понять ответ на этот вопрос, но он не намекает даже взглядом, потупив его в пол.
– Но я в первую очередь адвокат, а это решает юридический отдел… – предпринимаю я попытку разобраться и напомнить, однако…
Рамирес осекает меня таким убийственно-вкрадчивым и ледяным тоном, в котором сквозит приметная угроза, что на миг кажется, будто к ногам подбирается знакомый вязкий туман страха, собирающийся захватить в плен:
– Я задал вопрос. Каков твой вердикт?
Его фигура, не шелохнувшись, всё так же стоит у стекла, не оборачиваясь ко мне, и я, тихо выдохнув и собрав волю в кулак, пускаюсь в рассуждения:
– Я бы не стала заключать этот договор, потому что здесь требуется открытие минимум двух компаний-однодневок. С учётом нашей ситуации с иском, думаю, за деятельностью «Сомбры» уже следят и будут следить до исхода суда, который даст дальнейшее понимание надзорным органам. Я уже говорила, что внимание может стать пристальным… – заправив прядь за ухо и коснувшись документов в лежащей папке, без запинки решительно продолжаю: – Так вот. Мне кажется, сейчас непросто создать эти однодневки, только если у тебя нет каких-то подставных лиц для того, чтобы назначить директорами. Да и сумма… Слишком, кхм, символична, чтобы так рисковать. Будет непросто потом избавиться от этого балласта, когда деньги будут в оффшоре.
Проходит минута, и Рамирес, наконец, поворачивается, но по мне – ни малейшего мазка взгляда: он сразу смотрит в упор на Нельсона, который неосознанно вжимает голову в плечи.
– Джеффри, ты слышал миссис Ричардс? – бархатный тон выдаёт почти шепот, и всё бы ничего, если бы он не был таким пугающим.
Рамирес явно очень зол и раздражён.
– Да, сэр.
– Тогда я жду через час новый договор. Работаем по старой схеме с трастами. И если ты ещё раз явишься ко мне с каким-то новым шатким вариантом, не продумав все мелочи, будь уверен, что работа здесь для тебя закончится в ту же секунду.
– Да, сэр. Разрешите идти, – ещё немного, и бедный начальник отдела начнёт заикаться.
Рамирес отпускает его едва заметным жестом ладони, и Нельсону не требуется показывать дважды – дверь трусливо закрывается вслед за ними.
Я часто моргаю, пытаясь переварить всё происходящее, и благо наступившая тишина позволяет взять себя в руки – Рамирес же снова вглядывается в чёртово окно, будто меня нет и никогда не было в кабинете.
Всё тот же широкий разворот плеч. Хоть и средней комплекции, но та же массивная фигура, облачённая в очередной дорогой, сегодня тёмно-изумрудный, костюм в изящную клетку. В облике моего мучителя ничего не изменилось, но при этом поменялось так много всего…
– Альваро, я…
Мой голос звучит сипло, и не до конца продумано то, что должно быть озвучено, но в ответ я получаю короткое, как пощёчину, и единственное:
– Свободна.
…Так и не успев начать хоть какой-то разговор.
***
Он объявляется в моём кабинете в девятом часу – понятия не имела, что противный и высокомерный босс, решивший, очевидно, теперь пить мою кровь, всё ещё здесь.
Я успеваю спрятать уставшее лицо в ладони и тихо заскулить так, чтобы Рамирес не услышал, пока закрывает дверь. После столь тяжёлого дня только его сейчас не хватало. И после того, что было в кабинете…
Ожидаемо – его взор тут же направлен на картину. А после куда угодно, но вновь не на меня.
– Собирайся. Едем на встречу.
Противно жужжащая оса обиды колет под рёбра. Нет. Хватит с меня подобных фразочек. И в конце концов – он что, настолько теперь брезгует, что не вступает даже в мимолётный зрительный контакт?
– Я была бы благодарна, если бы ты не разговаривал со мной, как с отбросом общества, – со злостью выплёвываю я, сверкнув глазами. Глубоко вздохнув, понимаю, что не получу ответного рявканья, и поэтому уже бесцветно добавляю: – На какую встречу? Я безумно устала и хочу домой.
– Увидишь, – наконец-то в одном слове хотя бы мимолётно проскальзывает мягкость – первая во всех интонациях за день.
Вот, значит, какую тактику избрал Альваро – односложные реплики и отношение ко мне, как к пыли под ногтями. Что ж… Своеобразно, с учётом того, что моей вины ни в чём нет. Но, по крайней мере, это говорит о том, что не я одна постоянно думаю о внезапном столкновении наших губ.
Приятно знать, что и он, похоже, тоже в замешательстве. Хотя…
Мы в незыблемой тишине спускаемся, сохраняя приличное расстояние друг от друга в лифте, до машины, где уже преданным псом ожидает Смит. Куда же без него… А я опять бросаю тоскливый взор на своё вольво, представляя, как завтра буду добираться на такси.
Молчание сохраняется и дальше, когда едем, и сегодня в салоне даже нет музыки. Я не рвусь начинать беседу ни с одним, ни с другим, пытаясь лишь набраться терпения, и надеюсь на быстрое окончание непонятной встречи в такое позднее время. Голова не варит совершенно, настолько много я перелопатила за сегодня информации и настолько сильно запуталась во всём, что касается собственной жизни.
За окном проносится город, уже покрытый шёлковым саваном ночи, и в какой-то момент я даже успеваю вздремнуть. Странно, что не ощущается тревога или близость опасности, – даже когда машина сворачивает на шоссе и через милю подъезжает к лесополосе, я ни о чём не задумываюсь. А стоило бы.
Раздаётся щекочущий звук гравия под колёсами, и мы останавливаемся у большой фермы. Я удивлённо округляю глаза, осматривая вытянутую постройку с тёмной крышей.
– И с каких пор «Сомбра» занимается сельским хозяйством? – утомлённым, но всё же едким тоном осведомляюсь я, повернув голову к Рамиресу, пока ещё изучающему обивку пассажирского кресла перед собой.
Но тут его дверца медленно приоткрывается, поддерживаемая Энтони, и Альваро лишь молча растягивает губы в зловещей усмешке, прежде чем выйти. Мне становится не по себе, но почему-то пока искренне верю, что эта поездка никак не связана со мной.
Выйдя следом и в этот раз не брыкаясь на манеры Энтони, успевшего подскочить и к двери с моей стороны, я накидываю поверх блузки пиджак, чтобы не дать ночной прохладе проникнуть к телу. Ферма освещена со всех сторон, и даже вывеска на ней имеет яркую подсветку. Стрекотание насекомых и проносящиеся вдали по шоссе машины, сливающиеся в единый монотонный звук, – это всё, что нас встречает. Сощурив глаза и приглядевшись ко входу в здание, замечаю в полумраке нескольких человек. Тоже одетых в костюмы, правда, явно не такие броские…
– Просто скажи, что мне ничего не угрожает, – выдав накативший с головой страх, вдруг ляпаю я, пока ещё на свободе шагая рядом с Альваро к ферме.
К его непредсказуемости невозможно привыкнуть, поэтому мне стоит узнать наперёд.
– Тебе? – откровенно забавляясь, хитро переспрашивает он, глядя прямо перед собой. – Тебе – точно ничего.
Мороз страха рисует жуткий узор на коже, настолько мне дискомфортно, и когда мы подходим ближе к ожидающим, я вдруг отчётливо понимаю, что это – его люди, а мы явно не на деловой встрече… В памяти тут же встаёт образ того убитого криминалиста, и я невольно задаюсь вопросом: чью судьбу Рамирес приехал вершить в этот раз?..
Наивно было бы предполагать, что лоск офиса «Сомбры» и строгость официального дресс-кода его сотрудников – это всё. Нет… Кажется, вот оно: я дорвалась до той самой плесени под красивой штукатуркой. Только вот для чего он взял меня с собой?..
Пять мужчин разного роста и конституций тел с благоговением опускают головы в поклоне перед Альваро. Но потом у одного я вижу на кулаке серебристый кастет, а двое других со странным блеском в глазах принимаются осматривать меня, отчего тут же становится мерзко. И происходит то, что замечаю только я и чего меньше всего ожидаю в этот момент, – Рамирес сдвигается всего на пару дюймов, но этого уже достаточно, чтобы закрыть меня плечом от возникшего повышенного внимания. Его спина под пиджаком хищнически напрягается.
– Это – миссис Ричардс. Она со мной, – с непробиваемой сталью в голосе молвит он, и те двое прихвостней сразу же отводят глаза. – Он здесь?
Вопрос звучит не к месту, и я запоздало понимаю, что Рамирес сменил тему, перейдя к неведомому для меня делу, на которое приехали. И тот, что крупнее среди пятерых, прокуренным голосом отвечает:
– Да, сеньор. Ожидает вас внутри. С нетерпением.
Я вздрагиваю, улавливая нажим на последних словах, и делаю крохотный шаг за Альваро, чтобы на всякий случай быть ближе. Разум, лихорадочно анализируя ситуацию и местность, пока никак не въезжает в происходящее, но теперь та самая опасность и уже привычный страх больше не отпускают.
– Чудесно, – настроение Рамиреса меняется слишком резко: в контрасте с тем, что было, это звучит так, будто он только что опробовал шикарное испанское вино.
Не дожидаясь никого, он отворяет массивную дверь фермы. Первыми проходят все его люди и возникший из ниоткуда Энтони, о котором я успела забыть. А затем Альваро, всё так же не обращая на меня взгляда, делает галантный жест ладонью:
– Дамы вперёд.
Я судорожно сглатываю и сцепляю пальцы, жалея, что оставила в машине сумку, в которую могла бы вонзиться, дабы успокоить расшалившиеся нервы. Сделав шаг, оказываюсь внутри и чувствую, как сзади в непозволительной близости следом встаёт Рамирес, затворяющий дверь на огромный замок. Кое-как собравшись, я прохожу дальше, чтобы избавиться от наваждения, но на смену ему приходит настолько нечеловеческий ужас, что я тут же закрываю ладонями рот, чтобы не закричать.
Тело начинает бить мелкой дрожью, и я не могу отвести взгляда от представшей картины… А Альваро, вновь сократив расстояние со спины, наклоняется и тихо проговаривает мне на ухо:
– Знаешь его?
Мне требуется время, чтобы проглотить вопль и хоть как-то совладать с голосом. Зрение, словно вышедшее из-под контроля, неотрывно вбирает в себя образ – привязанный к хлипкому деревянному стулу мужчина. Одежда на нём – тоже костюм, больше подходящий для офисного клерка среднего ранга, – разорвана во многих местах; лицо в кровоподтёках и синяках; один глаз заплыл полностью, а в затылке, судя по всему, зияет серьёзная рана, потому что на полу под сидящим уже разрослась немалая багряная лужа. И он всё ещё жив: дыхание прерывисто вперемешку со стонами боли.
Отняв ладони от губ, я прикрываю веки и почти не наполняю лёгкие кислородом, замирая.
– Н-нет… – наконец, невнятный писк выходит из напряжённых связок, и я снова приглядываюсь к несчастному. – Уверена, что нет.
– Теперь знаешь: перед тобой человек, которого я уличил в промышленном шпионаже, – абсолютно будничным тоном проговаривает Альваро и обходит меня, направляясь к нему. И затем бросает через плечо, снимая пиджак и отдавая его Энтони: – Как думаешь, где было допсоглашение с «Эксоном» всё это время?
Я знаю, что от меня не требуется ответ: всё и так встаёт на свои места. Неужели… Неужели дело было не в проверках и недоверии ко мне? Кто же этот человек, что посмел перейти дорогу Рамиресу и спрятать, выкрасть документ?
Смит неспешно отходит ко мне, вросшей в пол, тщательно уложив пиджак хозяина на предплечье, словно только что забрал без чехла из химчистки. И пока я с неуместной завороженностью наблюдаю, как Альваро медленно закатывает рукава тёмно-коричневой рубашки, а остальные обступают пойманного шпиона со всех сторон, Энтони тихо начинает:
– Его зовут Серхио. Он работал в финансовом отделе старшим специалистом. Камера поймала его на краже документов из юридического в тот день, когда тебе поручили иск.
– Но… Почему это… это… выяснилось только сейчас? – дрожащим тоном подбираю я глагол, остановившись на самом нейтральном.
Нашу беседу не слышно, и мы наверняка выглядим, как некоторые наблюдатели, просто забредшие на случайное мероприятие. Знать бы только наперёд, насколько жестоким оно будет…
Один из людей Рамиреса отвешивает Серхио мощную пощечину, на что тот снова скулит и сплёвывает зуб, который наверняка был выбит до, а после раскрывает ему веки пальцами, будто вынуждая смотреть на нависшего босса. Даже представлять не хочу, насколько больно тому глазу, что уже не видит из-за опухлости и фингала.
– Он пытался сбежать, и нашли его только на днях, – умиротворённо отвечает Энтони, и я поворачиваю к нему голову: на лице с тонкими чертами не двигается ни один мускул. По невозмутимости он уступает лишь Альваро, когда тот тоже хочет скрыть истинные эмоции, – у помощника же всё-таки заметна некая обречённость во взгляде, словно ему жаль привязанного.
Но ведь… Должно же быть жаль?..
Чёрт возьми, неужели мы всерьёз собираемся что-то сделать с этим Серхио? Вот так, спокойно и безнаказанно?
Мне вновь становится очень страшно, но не из-за нагнетающей обстановки и обстоятельств, а теперь из-за обрушивающегося понимания, что и сама не чувствую сожаления.
Этот человек пытался помешать не только сбору материалов всего дела, но и, можно сказать, потенциальному выигрышу процесса. Он планировал выставить меня дурой, а «Сомбру» – в конечном счёте проигравшей. Пусть даже опосредованно.
Он хотел… опрокинуть самого Рамиреса.
И сейчас вновь украдкой взглянув на фигуру Альваро, я вдруг отчётливо осознаю, что если бы это всё случилось, дело было бы не только в моём задетом адвокатском самолюбии и эго… Не знаю, с каких пор – я с поражением признаю, что пропустила этот момент, – но теперь дело ещё в чём-то намного большем, нежели в том, чтобы всего лишь проглотить провал в суде.
Я не просто становлюсь частью мира Рамиреса, работая с ним… Чёрт возьми, я становлюсь похожей на него, и желание выяснить у связанного правду здесь и сейчас любыми путями это подтверждает.
– Как насчёт того, чтобы заговорить по-хорошему? – Рамирес прислоняется к сложенным рядом со стулом каким-то коробам, встав ко мне полубоком, и лёгким кивком что-то обозначает одному из своих палачей. Тот хватает шпиона за волосы, явно оттягивая край кожи у раны до непомерной боли: воздух прорезает истошный крик. – Здесь всё-таки присутствует леди, и мне не хотелось бы омрачать её настроение.
Остальные вокруг ухмыляются, а я инстинктивно передёргиваю плечами, что не ускользает от внимания Энтони. Наверное, он думает о том же, о чём и я, – всё это до жути напоминает мой допрос на складе, только в более жестокой и изощрённой форме. И что-то подсказывает, что исход для Серхио будет совершенно иным.
Я не могу оторвать взгляда от происходящего, не могу разобраться в бурлящих внутри противоречивых чувствах – с одной стороны, это чертовски бесчеловечно, но с другой… справедливо?.. Боже. Я по-настоящему схожу с ума, и виной тому – влияние Альваро. А может, я и вовсе растеряла остатки милосердия ещё тогда, когда открутила болты на машине мужа?..
На мгновение кажется, что Альваро отчётливо улавливает на себе моё внимание. И что точно – наказывает этого Серхио не из показушности. Мне не нужно ничего доказывать – я и так знаю, каким может быть Рамирес. И что больше всего меня уничтожает: желание узнавать его всё больше, глубже и лучше, даже благодаря таким ситуциям, уже полностью обрело внутри меня форму и осознанность. Несмотря на этот чёртов игнор и пренебрежение в течение дня. Несмотря на оплошность в виде поцелуя…
Я хочу рассмотреть в Альваро всё, и да… Я хочу свершения самосуда.
– На кого ты работаешь? – вопрос задаёт тот, что с кастетом, и видя неготовность Серхио ответить, незамедлительно награждает его ударом в челюсть.
Слышится препротивный хруст, и я снова вздрагиваю, как в дурмане, сделав небольшой шаг вперёд. Энтони предупреждающе кладет руку на моё плечо, но я стряхиваю её, лихорадочно переводя взгляд с мучителя на Серхио, а затем на мрачно ожидающего Рамиреса.
– Какие сведения ты успел передать? – продолжается выяснение, и снова летит кулак, который металлом впечатывается в живот.
Серхио сгибается пополам на стуле, насколько позволяет бечевка вокруг запястий, порезавшая кожу трением до мяса, и сплёвывает кровь вперемешку со слюной в лужу.
– Как давно ты крадёшь данные, ублюдок? Сколько тебе за это обещали? – орудующий кастетом и сам плюёт вдогонку, только на самого пленника, и прицеливается для нового удара, но тут сквозь отголоски хрипов боли Серхио раздаётся ледяной голос Альваро, дробящий пространство.
– Спасибо, Белл, – псы расступаются, когда он подходит ближе к привязанному, и только этот самый Белл с кастетом протягивает что-то нашему хозяину, но я сначала не успеваю разглядеть предмет. – Что ж… Попробуем заново. С иной постановкой вопроса. Тебя подослал Леандро?
Звучит новое незнакомое для меня имя, и я опять делаю шажок, укусив губу. Рамирес закрывает обзор своей фигурой, но я вижу, что он зачем-то берёт избитого Серхио за обмотанную бечевкой окровавленную ладонь, безвольно висящую на подлокотнике, – нарочито бережно, словно собирается огладить.
Альваро в своём репертуаре. Чрезвычайно вежлив и невероятно жесток одновременно… И мне очень тяжело признаться себе в том, что до стягивающего нутра хочется смотреть на это.
И вдруг на миг наступившую тишину рвёт настолько громкий крик, что я зажимаю уши и резко отшатываюсь, врезаясь в грудь оцепеневшего Энтони. Мои глаза расширяются, а сердце начинает стучать, как в последний раз, когда я вижу, что сделал Рамирес, – под двумя ногтями Серхио теперь торчат спицы, и ещё несколько он держит наготове, не отходя от жертвы.
– Кажется, я услышал «да». Прекрасно. Я догадывался, что это он, – меня колотит от вида изящных движений пальцев Альваро, перебирающих тонкие иглы, и на мгновение подкатывает тошнота. Но самое отвратительное в моей реакции то, что пока Серхио постепенно затихает, мысли отвлекаются и пытаются проанализировать, о ком же идёт речь. – Какие конфиденциальные данные он получил?
– Т-только… копию… Экс… он… – я не знаю, откуда у пленного нашлись хоть какие-то силы говорить, но Альваро явно не удовлетворён. Взяв вторую его ладонь и словно специально отсчитав три пальца, он, не моргнув и глазом, вводит под грязные ногти Серхио новые спицы.
– Его интересовал только суд с налоговой и «Эксон Лоялти»? – я отворачиваюсь и отхожу в тёмный угол, оттолкнув Смита, неспособная больше смотреть на это. Глоткой пытаюсь сдержать рвоту, пока Рамирес продолжает своё представление наилюбезнейшим тоном, будто общается со старым знакомым… – Надо же. Какая сговорчивость. Снова утвердительно.
До моего слуха, в котором стоит неясный звон, как от контузии, доносится гогот его приспешников и тяжёлый вздох Энтони, а затем всё стремительно стихает. Мне кажется, что на меня направляют яркий луч прожектора, словно на главную звезду сцены. Я чувствую обжигающий взгляд первозданного мрака на своей съежившейся фигуре и всхлипываю, понимая, что не могу обернуться и не могу больше выносить всё это. Пускай цель оправдывает средства, пускай и я желала получить финальный результат допроса, совершенно не сочувствуя шпиону, но, чёрт возьми, такой ценой?.. Я увязла в трясине солидарности к Рамиресу и всей его деятельности, но разве я должна позволять себе привыкать смотреть на пытки?
Глаза Альваро ощупывают меня в полутьме, прежде чем он задаёт следующий вопрос едва дышащему от болевого шока Серхио:
– Ты внедрился в компанию с момента её прихода? Намеренно мешал моему адвокату работать?
