Текст книги "Excommunicado (СИ)"

Автор книги: Ди Темида

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Его слова осадком ниспадают в моём слегка кружащемся от выпитого разуме, и я задаю себе неожиданный, но слишком напрашивающийся вопрос – какой Рамирес на самом деле?..

Ответ настолько плотно покрыт завесой, словно я не смогу подлететь к космической чёрной дыре и изучить её. Пока я размышляю над сказанным и пытаюсь понять собственные реакции, Рамирес, больше не смотря в мою сторону, медленным шагом отходит к другому, не менее завлекающему образцу искусства, которое для меня, похоже, так и останется чем-то непонятным и неизведанным.

И провожая его обтянутую в угольно-чёрный пиджак спину уже нетаящимся взглядом, я досадливо поджимаю губы, потому что чувствую, как где-то внутри, словно в бесконечной пещере, куда не забраться, начинает просыпаться желание, которое никогда не должно было проснуться: ещё часом ранее я думала о союзе с врагами Рамиреса, а теперь хочу узнать его по-настоящему.

~XI~

Я не выбираю, от чьего поцелуя будет печь вены.

(Катерина Траум, «Твой любимый фамильяр»)

26 апреля 2015 года, Нью-Йорк

Сегодня солнце настолько щедро обливает землю жаром, что кажется, будто город резко переключили на июль. Но я всё так же по привычке задёргиваю шторы, чтобы ни один луч не проник внутрь квартиры. По привычке, оставшейся с тех времён, когда размазанным пятном лежала на кровати в том доме, не в состоянии встать поесть или дойти до ванной, полностью отдав себя в покрытые струпьями мерзкие лапы депрессии. Не думаю, что она отступила полностью – хорошо было бы доехать до мистера Моргана и поговорить, проанализировать моё текущее состояние, но пока совсем не было времени даже на подобные личные дела. Эта суббота – первый за месяц день, когда я могу наконец-то немного отдохнуть и не думать, хотя…

Поразмышлять как раз-таки есть над чем.

После той выставки пришлось уступить и доехать с Рамиресом до меня – о том, чтобы довезти до «Сомбры» и дать забрать машину, не было и речи. Внутренний раздрай и гиперусталость не позволили мне тогда вступить в дискуссию на этот счёт, поэтому пришлось терпеть общество друг друга ещё целый час, за который молчания было столько же, сколько брошенных исподтишка взглядов с моей стороны и пристально-долгих со стороны Рамиреса. Благополучно добравшись до дома, я потом никак не могла уснуть, сидя с поджатыми под себя ногами на диване и остекленевшими глазами уставившись в одну точку на стене. Та бессонная ночь не помогла в рассортировке миллиона мыслей, которые, правда, отошли на второй план, стоило наступить утру среды, когда я вновь приехала в офис. И шокировано обнаружила в своём кабинете аккуратно-ровно висящую на стене картину «Пир королей»…

Обрушить своё возмущение и задать резонный вопрос «какого чёрта?..» было не на кого, некому – вплоть до сегодняшнего дня я не видела ни Рамиреса, ни Энтони. Они всё время отсутствовали по каким-то неизвестным мне вопросам; я же, кое-как смирившись с дорогостоящей и крайне мрачной экспозицией в рабочей обстановке, продолжила копаться в вещественных доказательствах для иска.

Не лицезреть Рамиреса было очень кстати – несколько дней с глаз долой, думаю, сказались на мне благотворно, но вот сейчас, в полумраке кухни-гостиной, когда я вспомнила о нём, пару ключевых и отягощающих мыслей снова зажужжали, как разворошенный улей.

Тема смерти моего отца больше не поднималась, но теперь мне постоянно приходится гадать, какого рода сотрудничество было между ними.

Некий злопыхатель, чьи отношения с Рамиресом испортились до отъезда в Испанию, никак не даёт о себе знать, и я понятия не имею, в каком положении сейчас фигуры на доске.

Чёртов непростой иск, в котором я успела собрать пазл за пазлом факты, чтобы компания получила лишь штраф, и ещё даже не добралась до того, как выкрутиться от выплаты репутационного ущерба «Эксону», давил на плечи бетонными блоками. И ничего, абсолютно ничего нового о «Сомбре» и самом Альваро.

Вот они, мои скудные выводы к текущему часу…

На мгновение в голове противным тараканом пробегает ещё одно предположение: «А не дать ли суду и прокурору посадить Рамиреса на пять лет и тем самым освободиться от его гнета?», но я почти сразу тяжело вздыхаю, понимая, насколько это плохая идея – он выйдет из тюрьмы и найдёт меня даже на Нептуне, куда я, правда, навряд ли доберусь, полностью перекроив лицо и документы. Да и в конце концов, нужно быть откровенной хотя бы с собой – сейчас, в данный момент времени, наше своеобразное общение и гнетом-то назовёшь с натяжкой.

Разум пускается просто в какой-то неконтролируемый пляс, словно кто-то одновременно нажал на все кнопки бортового компьютера и вышел из диспетчерской, оставив всё на волю вселенной: я снова и снова лихорадочно прокручиваю раздумья об Альваро и той выставке. Воскрешаю каждый его взгляд, жест и слово и не могу дать объективную оценку ни себе, ни ему.

Не прощупываются мотивы, не проясняются причины…

Нельзя с уверенностью сказать, что тот вязкий страх, возникший при встрече на кладбище, а после – на складе, и насыщенно-первородная ненависть больше не захватывают каждую клетку и не имеют для меня значения. Имеют. Но всё последующее поведение Рамиреса и мои ответные реакции вносят смуту, и я, кажется, окончательно даю засосать себя в эту трясину вопросов-без-ответов и непонимания.

– Это всё… – шепчу я в пустоту комнаты, – …какой-то бред.

Провожу ладонями по плечам и собираюсь получше укутаться в тонкий плед, чтобы поспать, как в этот момент раздаётся звук мобильного.

«Где ты сейчас?»✓

Помяни чёрта… Я сердито смотрю на мерцающий экран и сразу же узнаю неповторимый почерк в таком простом вопросе.

Милостивый хозяин объявился и решил нарушить покой моих выходных?

«А как много есть вариантов для субботы у человека с такой жизнью, как у меня?»✓

Даже набрать ответное сообщение не получается спокойно. Добив последнюю букву и отправив, я откидываю телефон в сторону, лишь бы не видеть. Не хочу знать, что придёт вдогонку: на больших расстояниях Рамиреса всё-таки немного проще игнорировать, не ожидая очередного сближения в дюймах и опаляющих до пепла взглядов в свой адрес.

Берусь за пульт телевизора, который крайне редко включаю. СиЭнЭн ожидаемо вещает вовсю, но я перевожу режим на беззвучный – невыносимо хочется тишины…

Однако у кого-то наверху свои планы на мой счёт сегодня: телефон вновь жужжит, уже оповещая о входящем звонке. Я раздражённо хватаюсь за него, планируя полностью выключить, но с удивлением обнаруживаю, что это вовсе не Рамирес. От него в «шторке» уведомлений даже нет сообщения, что странно, ведь такой выпад с моей стороны он бы точно не пропустил. Смотрю на экран, не сразу нажимая на «принять вызов», но когда это происходит, я уже максимально собрана.

– Ричардс.

– Приветствую, – слышится колючий голос Майерса на том конце. – Узнала?

– Естественно, Томас, твой номер есть в моей записной. По какому же поводу ты решил почтить меня звонком в выходной день? – в моём же моментально возникает металл, и я даже улавливаю неосознанное сходство кое с кем.

«И давно мы начали проводить подобные параллели и называть так Альваро?» – шепчет мерзкий внутренний голос, и я спешу послать его куда подальше.

– Да, за это, конечно, извини, – лживо-лицемерно молвит Майерс, и я в этот момент медленно откладываю телефон, ставлю его на громкую связь и всматриваюсь в экран плазмы. Судя по всему, собираются переходить к сводке новостей. – Но не мог отказать себе в удовольствии позвонить именно сегодня и сообщить, что по делу «Сомбры» государственным обвинителем буду я.

Я даже не особо успеваю осмыслить сказанное – едва он договаривает, снова раздаётся трель, но уже в дверь квартиры. Вздрагиваю и резким движением сбрасываю плед, уставившись в темноту коридора. Сегодня что, какие-то магнитные бури? Кого это принесло?..

– И поверь, Джейн, в этот раз я сделаю всё, чтобы ты проиграла.

Фраза Майерса с ноткой угрозы звучит уже тогда, когда я бесшумно подкрадываюсь к глазку, заблаговременно вновь приложив телефон к уху.

– Минутку, Том… – тихо отвечаю я и почти осязаемо чувствую его замешательство.

Ну конечно, он ведь надеялся на чистый голливудский драматизм в разговоре, а тут на тебе – реплика в ответ не совсем соответствующая. Если бы не напряжение, вызванное неким незваным гостем, который явно не Кейт, – а приезжать просто так, без приглашения, больше некому – я бы, наверное, прыснула со смеху, ярко представив недоумённое лицо этого препротивнейшего прокурора.

Внутри будто обрываются натянутые железные тросы: я вижу в линзе Рамиреса за дверью. Зачем-то задерживаю дыхание, пока Майерс что-то бормочет на том конце провода, и неуверенно берусь за ручку.

Что. За. Чёрт.

– Джейн? Алло, ты здесь?

Не отвечаю обвинителю, ошалело моргнув несколько раз, и всё-таки открываю тому, кого меньше всего на свете хочу видеть в своей квартире.

Господи, Рамирес просто повсюду… На работе, вне работы, теперь ещё и дома.

Под моей чёртовой кожей.

Подперев плечом телефон, я полностью распахиваю дверь, бросая на Альваро ничего не значащий, короткий взгляд, хотя всё нутро колотит. И отхожу в сторону, пропуская жестом ладони вперёд. Надо было написать в той смс нечто более точное о моей дислокации и, желательно, максимально далёкое от дома.

– Ричардс, может, ты перестанешь делать вид, что ничего не слышала и не слушаешь? – вскипает надоедливый Майерс, а я теперь смотрю на вошедшего и застывшего Рамиреса на пороге, который мгновенно подобрался, заметив прижатый к уху телефон.

По сравнению с моим неопрятным домашним видом, состоящим из длинной футболки-пижамы, неряшливо собранного хвоста и отпечатка дикой утомлённости на лице, мой мучитель-начальник выглядит как всегда свежо и с иголочки. Да плевать. Я его не звала и беспокоиться о своей внешности теперь не собираюсь. А вот выяснить, какого хрена он здесь объявился – собираюсь точно.

– Майерс, мне неудобно сейчас говорить, – наконец жёстко проговариваю я, и приходится подойти к молчаливо ожидающему Рамиресу сбоку, чтобы дотянуться и закрыть входную дверь. Аромат духов тут же ласкает рецепторы, и я резко выдыхаю носом, лишь бы избавиться от этого дурманящего плена.

– Тебе попросту нечего сказать, не так ли? – ухмыляется прокурор, предпринимая ещё одну дешёвую попытку задеть, а я лишь театрально закатываю глаза, повернувшись к Альваро. Одними губами шепчу: «Проходи…» и снова держу телефон ладонью. – Ты ведь и сама знаешь, что проиграешь этот суд.

Я качаю головой, услышав это, и оказываюсь вслед за Рамиресом в комнате. Он неторопливо присаживается на барный стул, а я на автомате прохожу за другую сторону стойки – так я чувствую себя безопаснее, когда между нами есть хоть что-то.

Альваро окидывает меня хитрым взглядом, изображая полную заинтересованность, и кладёт ладони на столешницу, сцепляя их в замок.

– Твои попытки вывести меня из строя, Майерс, выглядят убого. Хотя чего ожидать от человека, который берёт верх лишь в тех делах, где у компании заведомо нет шансов, – я не замечаю оценки в глазах наблюдающего Рамиреса, потому что полностью, наконец, сосредотачиваюсь на разговоре. Но при этом невольно задерживаю своё внимание на его руках, почему-то представляя, как они сжимают глотку Томаса до предсмертного хруста… – Ты убедишься в своей неправоте в зале суда. И если ещё раз позвонишь мне с завуалированными угрозами, поверь, я лично передам запись нашей беседы судье, и для тебя всё закончится намного раньше.

Послушав две секунды гробового молчания, я нажимаю на «отбой» и перевожу взгляд с пальцев Рамиреса на его лицо. Губы на котором моментально трогает злорадная усмешка.

– Досаждают поклонники? – язвительно выдаёт он, глядя мне ответно в глаза.

– И тебе доброго вечера, – кисло отвечаю я, швыряя ни в чём не повинный телефон на поверхность, и в противовес позе Альваро расставляю собственные руки по разные стороны, опираясь на столешницу. – Звонил Томас Майерс, один из прокуроров, с которым я, мягко говоря, не в ладах. Он будет выступать против нас в суде, – чеканяще добавляю я, ощущая непонятное сжатие связок на слове «нас». Всё ещё непривычно. – А теперь вопрос: какого чёрта ты приехал ко мне домой?

– Проезжал мимо, – намеренно неубедительно произносит Рамирес, чтобы я снова пустилась в расспросы. Грёбанный манипулятор. – Чего именно хотел этот твой Майерс? Сделки? Я давно отказался от всех досудебных встреч.

«На которых всё можно было бы решить, не прибегая к заседанию, упертый ты баран…» – с пышущей яростью думаю я, вспоминая свою реакцию в офисе, когда узнала об этом впервые, но внешне стараюсь сейчас ничего не показывать.

– Ты всё прекрасно слышал, зачем снова спрашивать? Звонил, чтобы угрожать, но больше вывел из себя, – «как и ты выводишь разговорами об одном и том же», и, проведя ладонью по лбу, я совершаю ещё одну попытку атаки: – Ещё раз: почему ты здесь?

Но вопрос выходит как-то на выдохе и утомлённо. Уже и не хочется знать, зачем он приехал, – лишь выпроводить поскорее и снова оказаться в уютном коконе. Рамирес окидывает взглядом знатока обстановку кухни-гостиной и приподнимает брови, заметив откупоренную бутылку вина, к которой я только притронулась.

– Надо же. Испанское?

Опять уходит от ответа…

– Это случайность, – ощущаю, как алеют скулы, но ведь говорю чистую правду.

– Ну конечно, – обманчиво мягким тоном, в котором всё равно чувствуется власть, пресекает Рамирес и прячет очередную победную улыбку. Как же это доводит! Дотянувшись до тёмного стекла бутыли, он берёт её, рассматривает этикетку и вальяжно спрашивает: – Бокалы в столь аскетичном доме найдутся?

Я с такой силой сжимаю зубы, что слышу их тихий стук друг о друга. Этого ещё не хватало – распивать с ним алкоголь… Одно дело – где-то в общественном месте, где мы окружены людьми, другое дело – в замкнутом пространстве, в котором просто каждое мельчайшее неделовое движение тут же порождает интимную атмосферу. Но страх получить этой бутылкой по голове из-за гордого отказа пересиливает, и я, сопя от гнева, всё-таки выуживаю единственный бокал для него и забираю у раковины слегка испачканный простой стакан.

– Я планировала провести хотя бы выходные без твоего общества.

– Оно разве настолько тебе в тягость? Не замечал, – с ехидством говорит Рамирес, по-мужски изящным движением разливая вино. – А планы имеют свойство меняться.

Я беру свой стакан, вцепляясь обеими ладонями, и надеюсь таким образом скрыть появившуюся в них дрожь. Отвожу взгляд, уставившись в содержимое, пока Альваро тоже разглядывает в тусклом свете оттенок вина и, наконец, пробует его.

– М-м-м, – тянет он, и я вынужденно поднимаю глаза. Прикрыв веки, Рамирес слегка облизывает губы и с нескрываемой сарказмом выносит вердикт: – Отвратительно.

Теперь бутылкой по голове хочется огреть его самого.

– Не у всех такие избирательные и придирчивые вкусы, как у тебя, – демонстративно сделав большой глоток, вспыльчиво озвучиваю я.

– Ты просто не пила настоящее испанское вино, – лукаво отвечает Альваро, проигнорировав мой тон, и всё равно подносит бокал ко рту ещё раз. Одновременно с этим одна его ладонь проникает под тонкое пальто, скорее всего, ко внутреннему карману, – вот же досада, я не предложила ему повесить верхнюю одежду в коридоре! – и выуживает плотный бежевый конверт: – Это, кстати, тебе.

Чтобы не совершить ошибку и не накинуться с обвинениями сразу, как я любила это делать раньше, сначала всё-таки прощупываю и проверяю, нет ли там денег – этого ещё не хватало, тем более после и так унизительного получения пластиковой карты. И действительно – в конверте документы, но только я хочу спросить, какие именно, как взгляд цепляется за изображение на экране телевизора за спиной моего гостя.

Миловидная блондинка-телеведущая что-то рассказывает, шевеля губами, а рядом с ней выведено фото… сенатора Райли. Альваро тут же оборачивается, заметив, как я остолбенела с конвертом в руке.

Я не вижу выражения его лица, но он порывисто встаёт, оставив бокал, и хватается за пульт, словно идущие в беззвуке новости значат для него очень многое.

– К утру понедельника будет осуществлён окончательный подсчёт голосов и станет ясен новый состав сенаторов штата Нью-Йорк, однако уже сейчас можно сказать, что Джонатан Райли имеет наибольшие шансы переизбраться вновь. После скоропостижной смерти Эдварда Ричардса, который был главной кандидатурой на пост сенатора в этом году, именно Райли занял место фаворита среди избирателей… – равномерный тембр ведущей почему-то слишком долбит по перепонкам в зыбкой тишине, окутавшей квартиру.

Я оставляю стакан и документы на столешнице, обхожу барную стойку и, обхватив себя за плечи, встаю рядом с безмолвным Рамиресом, внимательно слушающим известие. Заглянув в его лицо, замечаю то, что вводит меня в ступор: черты ужесточаются, заостряются, демонстрируют злость, и на фотографию Райли Альваро смотрит с уничтожающей неприязнью.

После смерти папы я даже не вспоминала о предстоящих выборах и теперь, крайне заинтригованная реакцией своего начальника, задаюсь вопросом: а ему что с этого?..

– Знаком с Райли?

– К сожалению, – цедит сквозь зубы Альваро, украдкой взглянув на меня и снова всматриваясь в экран. Правда, ведущая перешла уже к другим событиям, но в его взоре всё ещё полыхает сакральное пламя гнева.

– Хм… Судя по твоему лицу, вы точно не играете в гольф по воскресеньям, – я скрещиваю руки на груди в ожидании хоть каких-либо объяснений, но нет.

Он попросту отворачивается и делает шаг по направлению к коридору.

– Ты права, – на миг коснувшись пальцами лежащего конверта и оставив его на месте, Рамирес сухо бросает через плечо, словно и не было той иронии между нами: – Спасибо за гостеприимство, Джейн. Увидимся в понедельник.

Нет, так не может больше продолжаться! Вечные недомолвки и утаивание информации. Я чувствую, что просто обязана знать, почему так сильно новость об избрании Райли пошатнула покой и вполне нормальное настроение Рамиреса, если его вообще можно вписать в какие-то нормы.

Сколько можно не договаривать, чёрт возьми?

Сама не понимаю, как именно мозг посылает сигнал к пальцам, но я нетерпеливо хватаю Альваро за руку, заставляя повернуться обратно. Тактильный контакт с тёплой, немного шершавой, крепкой ладонью тут же выбивает меня из колеи, и я хочу отнять свою, но понимаю, что и она… попала в ответный захват.

– Почему из тебя всё нужно вытаскивать клешнями? – загораюсь я, глядя прямо в утаскивающую бездну карих глаз, неотрывно следящих за мной. Всё же резко вырываю ладонь, хранящую ощущение его кожи, и неосознанно топаю ногой: – Ты точно знаешь что-то, что может быть важно и для меня. Мой отец, теперь Райли, некий человек, с которым у тебя конфликт… Я устала от этих тайн. У тебя есть подозрения… Тогда говоришь А – говори и Б. В чём дело, Альваро?

Прерывисто дыша, словно прошла не одну милю с грузом на спине, я сверлю его взглядом и жду ответа, даже не заметив, как впервые обратилась к этому невыносимому упрямцу по имени.

Рамирес распрямляет плечи, хотя его осанке и так позавидует любой, и щурит глаза: воздух между нами накаляется, приобретает чёткий флёр опасности.

– Какая же ты порой настырная… – он морщится, как от зубной боли, и двигается ко мне, а я впервые не хочу убегать. – В твоей светлой голове ни разу не мелькала мысль, что если ты чего-то не знаешь, так нужно? Возможно, тебе вовсе и не нужно так много знать…

– Нет, не мелькала, – гордо вскидываю я подбородок, стараясь не дрожать из-за его нависшей фигуры. Дамбу прорывает, и мне уже в сотый раз нечего терять, поэтому я обрушиваю на Рамиреса очередной шквал: – Мне вообще начинает казаться, что за всем этим фарсом стоит не только долг отца. Что-то явно происходит. Что-то глобальное…

Голос стремительно садится, и в горле пересыхает. Его зрачки гипнотизируют, а я, увы, слишком ведомая в последнее время, поддаюсь их зову, как заблудший путник на сигнальный костёр.

– Почему ты на самом деле до сих вынуждаешь меня работать на тебя? – шепчу я в непозволительной близости, понимая, что дыхание касается сомкнутых губ Рамиреса.

– Потому что ты похожа на вазу с множеством трещин, Джейн, и мне интересно, когда ты разобьёшься окончательно.

Бархатный тон едва уловим и обволакивает слух патокой…

– Ну конечно… – кривлю я губы, закрывая веки, потому что больше не в силах выдерживать пронзающий взгляд, в котором стало слишком много того, чего я не понимаю. – Человеческие судьбы тебя мало волнуют… Ты просто ждёшь, когда я сломаюсь, хотя не понимаешь, не имеешь ни малейшего представления о том, через какой ад я прошла и прохожу.

Шёпота больше нет. Швыряю эту фразу мокрым полотенцем Рамиресу в лицо и хочу обойти его, чтобы демонстративно показать: «На выход!», пока смелость всё ещё клокочет в венах. И сначала даже не понимаю, почему не могу, ведь разум и обострённые чувства в тумане – моё запястье вдруг сжимают почти до боли. Альваро дёргает меня на себя, и талия начинает гореть под его ладонями – два быстрых шага, и дальше мою спину впечатывают в стену.

Я мысленно прощаюсь со своей жизнью, готовясь получить удар, который, поразительно, не следует.

Зато то, что происходит вместо него, моментально вышибает из меня весь воздух – не могу в это поверить…

Губы Альваро хищнически нападают на приоткрытые мои, сквозь которые рвётся тяжёлое от волнения и сказанного дыхание, и самое сумасшедшее во всём этом то, что я отвечаю на поцелуй сразу же, совершенно не думая, не брыкаясь, не отрицая.

Чёрт побери… Что же мы творим?

Тело не подчиняется рациональному «я», полностью уходя в самоволку: ладони сами тут же обхватывают сильную шею Альваро, чтобы быть ближе. Под пальцами чувствуются две его тонкие вены, вздыбившиеся от ярости даруемого поцелуя. В нём с этим сплетается и безумие, и непринятие, и кристально-чистое желание.

Я ведь должна его оттолкнуть. Должна же?

Но как марионетка нахожусь под полным контролем кукловода, с той лишь разницей, что делаю сейчас всё по своему велению.

Альваро захватывает зубами мою нижнюю губу, оттягивая, и тут же касается кончиком языка моего – нет…

Нет-нет-нет! Нельзя так сладко целоваться.

Движение, и мой язык ответно давит на его. В глотке гасится гулкий стон, услышав отголосок которого, Рамирес сильнее прижимается губами к моим, увеличивая скорость. Катастрофически не хватает кислорода, полностью сожжённого между нами, а в голове нет никаких дурацких сравнений с мужем, сожаления или же стыда. Лишь молочно-белая пустота, в которой алыми вспышками начинает возникать вожделение.

Но позже я буду благодарна Альваро, что мы не двинулись дальше – он так же первым прерывает остервенелый поцелуй, как и первым начал. Одна ладонь всё так же стискивает мой бок, а вторая взлетает к лицу – его пальцы впиваются в мои скулы, и я готова поспорить, что чувствую в них не только сносящую силу, но и ласку.

Губы не прикрываются из-за давления, и Альваро изучает на них каждую трещинку, словно хочет убедиться, что оставил максимально заметный след, который после увидит каждый.

Отпечаток.

Хозяйское клеймо…

– Человек сам создаёт свою судьбу, Джейн, – его дыхание медленно восстанавливается, как и утерянное в страсти самообладание. – И ты не поняла главного: когда это окончательно произойдёт, когда ты превратишься в сотни осколков, – именно я буду рядом.

Его руки неохотно покидают меня, и я мгновенно чувствую себя опустошенной. Благо ноги не подкашиваются, как у какой-нибудь школьницы, но вот голова кружится уже не столько от поцелуя, сколько от двусмысленности последних его слов.

В этом весь он – неоднозначный, с тысячей оттенков смысла в репликах и жестах.

– Этому не стоило случаться, – тихо молвит он, окончательно отойдя от меня на приличное расстояние, и застывает в центре комнаты.

На скулах Рамиреса двигаются желваки, словно он хочет сказать что-то ещё, чтобы добить меня, всё ещё прижатую уже собственной гравитацией и шоком к стене, окончательно. Но молчание спасает нас обоих, и он просто уходит, не прощаясь.