Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Дэймон Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Лодка снова опустилась на землю. После долгих споров и размахивания руками ящеры распаковали коробки и отобрали часть предметов. Отобранные вещи они погрузили в две коробки, которые затем с большим трудом установили в кубрике лодки. Остатки разоренного груза остались валяться на площади.

Воздушная лодка улетела, и ящеры ушли в том же направлении. Один из них задержался, чтобы бросить последний взгляд на Фолка. Он некоторое время вглядывался сквозь стенку внутрь дома и махал руками, потом сдался и ушел вслед за остальными. Площадь опустела.

Прошло немного времени, и Фолк увидел, как за городом поднялся в небо столб белого пламени с серебряной искоркой наверху. Он рос вверх, загибаясь в арку и делаясь все тоньше, пока не достиг зенита, а потом сошел на нет и исчез.

Значит, ящеры прилетели сюда на космическом корабле. Они тоже не посмели воспользоваться Дверями. Не приспособленные жить среди звезд.

Недостойные. Слишком похожие на людей.

Фолк вышел из дома на площадь и остановился. Ветерок ворошил ему волосы. Солнце садилось за горы, и все небо окрасилось в красноватый цвет, как будто над западным горизонтом кто-то раскинул алую пелерину. Фолк смотрел на небо, не в силах оторваться, пока красный цвет не уступил место фиолетовому, а тот постепенно не растворила тьма. Появились первые звезды.

Это был хороший мир. Вероятно, человек мог бы остаться здесь и прожить жизнь в спокойствии и уюте. Наверняка среди плодов здешних деревьев найдутся съедобные, найдется и вода неподалеку. Климат превосходен. И опасных зверей здесь явно нет, иронически подумал Фолк, иначе эти суетливые туристы не разгуливали бы так беспечно.

Если он искал только место, где бы укрыться, то лучшей планеты ему не найти. На какой-то миг Фолк почувствовал сильное искушение. Он вспомнил жар и холод мертвых миров, в которых побывал, и подумал, найдет ли еще когда-нибудь такую приветливую планету, как эта. А еще он теперь знал, что если раса создателей Двери и существует до сих пор, они давно забросили свои форпосты. Быть может, они живут сейчас на одной-единственной планете из всех доступных им миллиардов. Фолк умрет раньше, чем найдет ее.

Он посмотрел на беспорядочную груду предметов, которую ящеры оставили посреди площади. Одна коробка была вскрыта, но не опорожнена – именно та последняя, из-за которой произошли все неприятности. Вокруг нее, словно детские игрушки, были разбросаны красивые стеклистые вещицы – красные, зеленые, синие, белые, желтые.

Если бы ящеры забыли здесь одного из своих, он бы в конце концов нашел, чем утешиться.

Фолк со вздохом повернул обратно к дому. Дверь скользнула вниз, закрываясь за ним. Фолк собрал свои вещи, забросил за плечи рюкзак, надел и загерметизировал шлем.

Небо было уже совсем черным. Фолк остановился, чтобы взглянуть на знакомую размашистую полосу Млечного Пути. Потом он включил фонарь на шлеме и повернулся к Двери.

Луч света упал на разворошенные коробки ящеров, и Фолк заметил угол какого-то предмета, сделанного не из блестящего стеклистого материала.

Фолку этот предмет показался каменным.

Он подошел к коробке, нагнулся над ней и разгреб верхний слой.

Перед ним лежала каменная плита, которой чьи-то руки придали форму клина. На сравнительно ровной поверхности была выбита надпись. На английском языке.

Сердце Фолка бешено заколотилось. Он опустился на колени перед каменной плитой и стал читать то, что было на ней написано.

"Двери останавливают процесс старения. Мне было тридцать два, когда я покинул Марс. С тех пор я практически не изменился, хотя скитался от звезды к звезде лет двадцать, не меньше. Только нельзя останавливаться. Я задержался здесь на два года и понял, что старею, как обычный человек.

Я обнаружил, что Млечный Путь выглядит примерно одинаково со всех планет, на которых я до сих пор побывал. Это не может быть простым совпадением. Я полагаю, что Двери перебрасывают путника по случайному принципу только внутри концентрического пояса звезд. Рано или поздно он попадает в Дверь, которая пропускает его в следующий пояс, расположенный внутри предыдущего. Если я прав, конечная цель – это Центр Галактики.

Там и встретимся! Джеймс И. Таннер, родом с Земли".

Фолк поднялся с колен, ослепленный блистающим видением, которое предстало ему. Он подумал, что теперь понимает, почему Двери действуют наугад, и почему их строители больше ими не пользуются.

Когда-то – возможно, миллиард лет назад – они безраздельно владели Галактикой. Но многие из принадлежавших им миров были маленькими планетами вроде Марса, неспособными вечно удерживать атмосферу и воду. Миллионы лет назад хозяева Галактики стали покидать ставшие непригодными планеты. Тем временем на других планетах, которые к тому времени только остыли, зародились младшие разумные расы. Жалкие крикливые создания. Люди. Ящеры.

Мелюзга, недостойная звезд.

Но даже человек способен научиться, если проживет достаточно долго и достаточно много повидает. Джеймс Таннер не назвал себя гражданином США или представителем земного космического корпуса. Он подписался "родом с Земли".

Итак, путь намеренно сделали долгим и трудным. Младшие расы не высовывались со своих планет. Но для человека или ящера, который готов был ради знания пожертвовать тем, что среди его расы считалось жизнью, путь был открыт.

Фолк выключил фонарь и поднял взгляд к бриллиантовому туману Галактики. Где он будет через тысячу лет? Около какой из светящихся искорок тумана?

Во всяком случае, он не обратится в прах. В бездарный и бесполезный прах, всеми позабытый. Он будет странником, которому известна конечная цель. И, может быть, к этому времени он уже пройдет половину пути до цели.

Вольферт будет напрасно ждать его возвращения, но это неважно, ведь Вольферт счастлив – если только это можно назвать счастьем. А на Земле будут вздыматься и исчезать горы, еще долго после того, как человечество погибнет и будет забыто.

Возможно, к этому времени Фолк уже доберется домой.

НАКАЗАНИЕ ДЛЯ ДЖОРДЖИ

1

Направляясь поутру в лабораторию, которая была расположена на противоположной стороне кольцевой станции, доктор Уолтер Альварес завернул на прогулочную площадку уровня C. Как обычно, несколько человек стояли около большого иллюминатора и смотрели на огромную сине-зеленую планету.

Все они были одеты в серые форменные комбинезоны из тонкого материала, к которым можно было пристегнуть шлем и перчатки, мгновенно превратив комбинезон в скафандр. Не самая удобная одежда, но так предписывали правила. Если верить инструкции, исследовательско-пропагандистская станция в любой момент могла быть атакована.

Однако со станцией 3107A, находящейся на орбите седьмой по счету планеты одной из звезд спектрального класса G в созвездии Змееносца, ничего столь интересного до сих пор не случалось. Станция вращалась вокруг планеты уже два с половиной года, а большая часть экипажа еще ни разу не побывала внизу.

Планета – вот она, рядом, рукой подать. Приветливая и манящая.

Аппетитный кусочек! Кислородная атмосфера, две трети поверхности заняты сушей, мягкий климат, недра изобилуют рудами и редкими минералами, почва плодородна и богата органикой.

Альварес чувствовал, как при одном только взгляде на планету у него начинают течь слюнки. Ему надоело безвылазно болтаться на орбите. Он был болен "орбитальной лихорадкой". Они все были ей больны. Альварес всеми фибрами души стремился вниз, к естественной гравитации и естественным болезням.

Весь последний месяц экипаж станции был охвачен ощущением, что вот-вот произойдет перелом. Перелом назрел давно, но никак не наступал.

Мимо прошла пухленькая машинистка по имени Лола, и мужчины проводили ее долгими взглядами. Олаф Маркс склонился к Альваресу и доверительно взял его за локоть.

– Знаешь, Уолт, – заметил он вполголоса, – это мне напомнило… Ты слышал, что стряслось на вчерашнем большом банкете?

– Нет, – сказал Альварес, раздраженно высвобождая руку. – Я там не был. Терпеть не могу банкетов. Ну?

– Если я правильно понял, жена коменданта сидела прямо напротив Джорджи…

Альварес вдруг заинтересовался:

– Джорджи? Ты имеешь в виду горгона? И что он сделал?

– К этому-то я и веду! Понимаешь, он вроде наблюдал за ней весь вечер. Ну, слопали первую перемену, вторую, третью… И вот, когда дошло до десерта – на десерт был лимонный торт со взбитыми сливками, – старина Джорджи…

Зазвучал сигнал, призывающий новую смену на рабочие места. Альварес нервно дернулся и бросил взгляд на часы-перстень. Все заторопились по местам, и Олаф тоже.

– Ты просто помрешь со смеху, когда узнаешь, – бросил он на ходу и заржал. – Хотел бы я быть там и видеть это своими глазами! Пока, Уолт.

Альварес посмотрел ему вслед и мрачно зашагал в противоположном направлении. В коридоре уровня B кто-то окликнул его:

– Эй, Уолт! Слышал про вчерашний банкет?

Альварес отрицательно помотал головой. Позвавший его мужчина – это был булочник по имени Педро – ухмыльнулся, взмахнул рукой и скрылся за поворотом коридора. Доктор Альварес сердито толкнул дверь ксенологической лаборатории.

Пока его не было, кто-то повесил на стену непонятный чертеж. Лист бумаги длиной от пола до потолка был сплошь изрисован маленькими прямоугольниками, соединенными между собой перекрещивающимися линиями.

Сначала Альварес подумал, что это новая схема дежурств по станции, и задрожал. Но при ближайшем рассмотрении он решил, что чертеж уж слишком велик, а, вдобавок, схема была неоконченной. Одни квадратики были небрежно стерты, другие нарисованы на их месте. В некоторых местах квадратики теснились особенно плотно, но встречались и практически пустые участки схемы. Чертеж в целом показался Альваресу невообразимо запутанным.

Элвис Уомрас, взобравшись на складную лестницу, яростно тер резинкой правый верхний угол схемы. Похоже, он разделял мнение доктора Альвареса.

– N-панга, – раздраженно сказал он. – Правильно?

– Да, – пропищал кто-то невидимый.

Альварес осмотрелся, но по-прежнему никого не увидел.

– Однако он при этом R-панга для своих кузенов, – продолжал писклявый голос, – и для всех их N-панга и тех, кто больше, кроме тех случаев…

Альварес наклонился и заглянул под стол. Владелец писклявого голоса был там. Розовато-белый шар со множеством отростков, торчащих во всех направлениях, как у плавучей мины. Горгон, которого люди на станции называли "Джорджи".

– А, это ты, – сказал Альварес, доставая слуховую трубку и измеритель влажности. – Что это за чушь вы тут…

Он принялся за обычную утреннюю процедуру тестирования горгона.

Единственный светлый момент за весь день! Лазарет подождет.

– Хорошо, – прервал его Уомрас, протирая резинкой дыру в бумаге, -

R-панга для кузенов… минутку…

Он обернулся. Лицо его выражало мрачную решимость.

– Подожди немного, Альварес, мы сейчас закончим. N-панга и тех, кто больше, кроме случаев…

Он нарисовал штук шесть прямоугольников, подписал их и принялся соединять линиями.

– Ну, теперь-то правильно? – спросил он у Джорджи.

– Да. Только теперь получаются неправильные панга для кузенов по материнской линии. Нарисуй так: от N-панга кузенов по отцу к O-панга кузенов по матери, или тех, кто больше… Да, а теперь от R-панга дядюшек отца к кузенам панга дядюшек матери…

Уомрас уронил карандаш. Он уставился на только что обновленный участок схемы, где путаница линий явно превысила критический порог. Уже нельзя было разобраться, какой квадратик с каким соединен.

– Господи боже, – безнадежно произнес Уомрас.

Он слез с лестницы, поднял карандаш и вручил его Альваресу.

– Теперь твоя очередь ехать крышей, – сказал он, подошел к столу, нажал кнопку интеркома и произнес: – Шеф, я ухожу. С меня хватит.

– Ты начертил вразумительную схему? – раздался из динамика требовательный голос.

– Нет, но…

– Твое дежурство продлено. Выпей еще таблетку, и продолжай. Альварес пришел?

– Да, – угрюмо ответил Уомрас.

– Тогда зайдите ко мне оба. Джорджи оставьте, где он есть.

– Здрасьте, доктор Альварес! – радостно пропищал горгон. – Ты мне панга, или нет?

– Только не влазь в это прямо сейчас! – взмолился Уомрас, и потащил Альвареса за рукав.

Они обнаружили начальника ксенологической лаборатории Эдварда Х. Доминика, засевшего за столом, как медведь в берлоге. Сигара у него в руке была наполовину изжевана.

– Уомрас, – сказал Доминик, – когда ты сделаешь эту схему?

– Не знаю. Скорее всего, никогда.

Уомрас ответил на хмурый взгляд шефа еще более хмурым взглядом, пожал плечами и закурил сигарету. Доминик повернулся к Альваресу.

– Ты слышал, что случилось вчера на банкете в честь Джорджи? – спросил он.

– Нет, не слышал, – сказал Альварес. – Не будешь ли ты так любезен либо рассказать мне об этом, либо заткнуться и не поминать эту тему?!

Доминик проглотил оскорбление и устало потер бритый череп.

– Все случилось, когда подали десерт, – сказал он. – Джорджи вертелся напротив миссис Карвер на своем пружинном табурете. Как только она погрузила ложечку в торт… превосходный лимонный торт, напрасно ты… гм… Да. Так вот, как только миссис Карвер дотронулась ложечкой до торта, Джорджи перекатился через стол и выхватил у нее тарелку! Миссис Карвер закричала и отшатнулась – надо полагать, решила, что Джорджи на нее нападает, – ну, и стул под ней опрокинулся. Произошла… гм… суматоха.

Некоторое время все молчали. Потом Альварес нарушил тишину.

– И что он сделал с тортом?

– Съел, – горько сказал Доминик. – У него на тарелке лежал отличный кусок, но Джорджи к нему и не прикоснулся.

Он вытряхнул из коробочки таблетку, проглотил и затравленно посмотрел на Альвареса. Альварес покачал головой.

– Нетипично. Джорджи обычно ведет себя, как подчиненная особь. Мне это все не нравится.

– Я сказал Карверу то же самое. Но он был просто вне себя. Его трясло. Мы все оставались на местах, пока Карвер отводил жену в каюту. А потом устроили Джорджи форменный допрос. Но не добились от него ничего, кроме: "Я подумал, что я ей панга".

Альварес нетерпеливо поерзал в кресле и машинально потянулся за гроздью винограда из вазы на столе. Доктор Уолтер Альварес был невысоким и худощавым, поэтому в присутствии крупных людей он часто вел себя агрессивно.

– Да скажете вы наконец, что такое панга?! – вспылил Альварес.

Уомрас фыркнул и принялся чистить банан.

– Панга, – сказал Доминик, – это, как выяснилось, сложная система отношений типа "главный-подчиненный", которая существует среди горгонов.

Альварес заинтересованно выпрямился.

– Они никогда не упоминали нам о ней, поскольку мы никогда не спрашивали. Теперь оказалось, что она имеет первостепенное значение. -

Доминик вздохнул. – Четырнадцать месяцев мы потратили на то, чтобы устроить на планете базу и поселить там трех человек. Еще семь месяцев – чтобы получить разрешение старейшин доставить одного горгона сюда, на станцию. Все по инструкции. Мы взяли самую большую и самую смышленую на вид особь – а именно, Джорджи. Он так хорошо прижился на станции! И вот теперь эта история.

– Послушай, шеф, – осторожно произнес Уомрас, – я, конечно, очень уважаю миссис Карвер… мы все относимся к ней с огромным уважением… но, мне кажется, гораздо важнее выяснить, не повредило ли вчерашнее происшествие Джорджи?

Доминик покачал головой.

– Я вам еще не все рассказал. Карвер жаждал мщения, и никакие панги его надолго задержать не могли. Он связался по лучу с базой на планете и заставил Робинсона спросить старейшин: "Является ли Джорджи панга по отношению к жене коменданта?"

Альварес невесело ухмыльнулся и поцокал языком.

– Да уж, – кивнул Доминик. – Кто знает, какой смысл они извлекли из этого вопроса? Ну вот, они передали ответ: "Разумеется, нет", и пожелали узнать детали. Карвер им рассказал.

– И? – спросил Альварес.

– Они сказали, что Джорджи – чудовищный преступник, который должен быть наказан соответствующим образом. И наказать его должны мы, потому что, видите ли, это мы – обиженная сторона. Более того, согласно их специфическому взгляду на вещи, если мы не накажем Джорджи, как следует, тогда они накажут Робинсона и его команду.

– Как? – спросил Альварес.

– Сделав с ними то, что мы должны сделать с Джорджи. А это может оказаться что угодно.

Уомрас сложил губы в трубочку, чтобы свистнуть, но свиста не получилось. Он доел банан и попытался снова. Безрезультатно.

– Вы поняли? – спросил Доминик со сдержанным напряжением.

Все трое посмотрели через открытую дверь на Джорджи, который послушно лежал на ковре в соседней комнате.

– Мы все знаем, что такое "наказание". Древняя формула "око за око, зуб за зуб" прекрасно описывает суть процесса. Но как наказать существо вроде Джорджи? Око за… за что?

– Давайте приведем факты в систему, – сказал Доминик, перекладывая бумажки из одной руки в другую.

Уомрас и Альварес заглядывали в бумажки с двух сторон. Джорджи тоже пытался подсмотреть, но стебельки его фоторецепторов были слишком коротки.

Все четверо находились во внешнем помещении лаборатории, откуда была вынесена вся мебель.

– Первое. Мы знаем, что горгоны меняют цвет в зависимости от эмоционального состояния. Когда горгон доволен, он окрашен в розовый цвет.

Если горгон становится несчастен, он синеет.

– Джорджи был розового цвета с самого момента появления на станции, – сказал Уомрас, бросив взгляд на горгона.

– Кроме как на банкете, – задумчиво ответил Доминик. – Я вспоминаю, что он стал синим как раз перед тем, как… Если бы только мы обнаружили, что именно его подтолкнуло… Ладно, сперва о том, что важнее. Итак, второе. У нас совершенно нет информации о местной системе наказаний и вознаграждений. Может, у них принято разрывать на куски того, кто плюнул на тротуар, или выкручивать ему, гм, руки…

Альварес и Уомрас, как по команде, с сомнением посмотрели на многообразные конечности Джорджи, органы слуха и фоторецепторы на стебельках.

– …за поджог, насилие или плохое настроение, – печально закончил Доминик. – Мы понятия не имеем, как это у них происходит. Придется действовать наугад.

– А что говорит Джорджи? – спросил Альварес. – Почему бы не спросить его самого?

– Мы об этом подумали, – мрачно отозвался Доминик. – Спросили Джорджи, что бы сделали с ним старейшины в подобном случае. И он ответил, что они бы крякнули его за живое, или что-то вроде этого. Короче, этот путь тупиковый. Может, он нас и приведет к цели, но не раньше, чем лет через десять.

Он провел ладонью по голому черепу.

– Третье. Мы вынесли мебель из этой комнаты… ч-черт, и как мы все поместимся в моем кабинете?.. впрочем, неважно… Четвертое. На двери сделан засов, чтобы она запиралась с внешней стороны. И пятое: вот хлеб и вода для Джорджи. А теперь давайте попробуем.

Начальник ксенологической лаборатории направился к двери. Остальные, включая Джорджи, последовали за ним.

– Нет, ты останешься здесь, – сказал Уомрас горгону.

Джорджи послушно остановился, приняв радостную ярко-розовую окраску.

Доминик торжественно закрыл дверь и задвинул импровизированный засов.

Он подергал дверь, чтобы убедиться, что она надежно заперта. Через прозрачную панель в ее верхней части Джорджи внимательно наблюдал за действиями людей. Доминик снова открыл дверь.

– А теперь слушай внимательно, Джорджи, – сказал он. – Это тюрьма. Ты подвергаешься наказанию. Мы будем держать тебя здесь, не давая никакой еды, кроме той, что есть у тебя сейчас, пока не сочтем, что ты достаточно наказан. Понимаешь?

– Да, – с сомнением ответил Джорджи.

– Хорошо, – сказал Доминик и запер дверь.

Некоторое время они стояли и смотрели на Джорджи, а Джорджи смотрел на них. Больше ничего не происходило.

– Пойдемте, подождем у меня в кабинете, – со вздохом предложил Доминик. – Нельзя ожидать чуда с первой попытки.

Они перешли по короткому коридорчику в соседнюю комнату. Несколько минут все трое сидели молча и жевали арахис.

– Джорджи привык к обществу, – с надеждой сказал Уомрас. – Ему вскоре станет одиноко.

– И он проголодается, – добавил Альварес. – Джорджи никогда не пропускает обед.

Когда они через полчаса заглянули в комнату, то увидели, что Джорджи вдумчиво жует ковер.

– Нет, Джорджи, нет! – набросился на него Доминик. – Ты не должен есть ничего, кроме того, что тебе оставили. Это же тюрьма!

– Хороший ковер, – обиженно сказал Джорджи.

– Неважно. Ты не должен его есть, понял?

– Ладно, – весело ответил Джорджи. Его кожа была красивого, сочного розового цвета.

Спустя четыре часа, когда Альварес сдавал смену, горгон лежал в углу, втянув все конечности. Он спал. Что до цвета, то Джорджи был розовее, чем когда-либо.

Когда Альварес снова появился в лаборатории, уже ни у кого не оставалось сомнений. Джорджи сидел посреди комнаты, выдвинув фоторецепторы и ритмично ими помахивая. Горгон просто лучился розовым светом, как розовая жемчужина. Доминик продержал его взаперти еще день, чтобы удостовериться окончательно. Джорджи, похоже, слегка потерял вес на скудной диете, зато обрел неизменную ярко-розовую окраску. Тюрьма ему явно нравилась.