Текст книги "Ромашка (СИ)"
Автор книги: Дэвид Висман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Да, ты иди, Ромчик, а то не сдержусь, и синяков у тебя прибавится. На Серёгу очередь тоже займи, ему понадобится. – Артём в бешенстве сжал кулаки, глядя, как Серый сжимает плечо Романа.
– Никуда я не пойду, – буркнул Ромка, скидывая Серёгину руку с плеча.
– Ром, нам с Тёмкой поговорить надо. Иди, пожалуйста.
– Чтоб он пришиб тебя?
– ****ь, я вас обоих, пидоров, сейчас пришибу! Пошёл отсюда, пока я тебе ноги не повыдёргивал, козлёныш грёбаный.
– Заткнись, Артём! Херли ты на пацана наезжаешь, тебе какое до него дело? С меня спрашивай, как с брата, а от него отвали, понял? Ром, иди в больницу.
Ромка развернулся и чуть ли не бегом кинулся к двери.
Артём закурил, пытаясь хоть немного успокоиться.
Серёга же, как ни странно, наоборот, как-то расслабился и успокоился, испытав поначалу шок. Даже почувствовал некоторое облегчение от того, что больше не надо врать и скрываться от брата. Не дав Артёму опомниться, он схватил его за руку и потащил к машине. Тот выдернул свою руку:
– Убери грабли от меня, козёл.
– Может, хватит? Козёл не козёл, но я всё же твой брат, Артём.
– Да на херу я видел такого брата. Хотя ты же пидор, и хер для тебя самое место.
– Тём, давай поговорим спокойно. Пошли в машину, нефиг народ смешить. Люди же ходят. Или ты хочешь, чтобы все знали, что твой брат гомик?
– Да скоро и так все знать будут. ****ь, а ещё Машку обвинял – шлюха она. Да с таким пидором какая баба гулять не будет? Охренеть, мой брат – гомосек! – Тёмка покачал головой, меряя Серого презрительным взглядом. Но в машину всё-таки сел.
– Тём, если тебе легче станет, набей мне морду.
– И что это даст? Опять нормальным станешь?
– Не стану, Тём. Я Ромку люблю, так что это не блажь – не пройдёт.
Артём таким взглядом смерил брата, что Серёге показалось, что он сейчас загорится.
– Да как можно мужику любить мужика? Ты совсем долбанулся? Этот гомик сраный залез к тебе в штаны, подставил тебе зад, надеюсь, что не ты ему, и ты распускаешь теперь пидорские сопли?
– Ромка в штаны ко мне не лазил. И гомиком он до меня не был. Это я его…
– Что? – У Артёма глаза на лоб полезли от такого заявления.
– Что слышал. Трахнул я его. Ну а потом всё само завертелось.
– Тебе что, Машки было мало? На мужиков потянуло? Но он, я вижу, не шибко-то расстроился, ему, как я понимаю, даже понравилось. Сам же сказал, что он шлюха номер два. Да и фингалы эти сами за себя говорят. Что, Ромик во вкус вошёл и рожки наставил?
– Тём, хватит, а? Давай этот разговор оставим на потом. Я Ромку увезу домой, приеду к тебе, и поговорим.
– Э, нет! Мне дома на хер пидоры не нужны, ты больше даже порога моего не переступишь. Да и херли разговаривать? Мне с гомиками разговаривать не о чем.
У Серёги от обиды перехватило спазмом горло, слёзы навернулись на глаза. Он ведь знал, что так и будет, но почему-то не хотелось верить, что родной брат может от него отказаться.
– Артём, я ведь всё-таки брат тебе родной – думай, что говоришь.
– Да ты что? А ты, когда свой хер в задницу мужику вставлял, думал обо мне? О матери думал? Да даже о Машке, в конце концов? Ты хоть понимаешь, что теперь все на нас пальцем тыкать будут? Что с матерью будет, когда она обо всём узнает? В гроб её загнать хочешь? А Ромкины родители – спасибо, думаешь, тебе скажут, за то, что ты его в пидора превратил?
Серёга от этих его слов склонял голову всё ниже и ниже. Знал, что брат прав, во всём прав, как ни крути. Слов оправдываться не было, да и смысла тоже.
А Артём, сверля его взглядом, продолжал со злостью шипеть:
– Ну вот что, братец, ты бросаешь всю эту пидорастическую хрень, пока кроме меня об этом никто не узнал, миришься с Машкой, и я, только ради матери, сделаю вид, что этого ничего не было. Отношения моего, конечно, к тебе уже нормального не будет, но, по крайней мере, как от брата я от тебя не окажусь.
– А если я не брошу эту «пидорастическую хрень», что тогда?
– Тогда забудь, что у тебя есть старший брат. И от матери съедь, нехрен её позорить.
– А в хозяйстве ты ей помогать будешь?
– Не переживай, придумаю что-нибудь. В крайнем случае, продадим всю скотину. А уж с дровами, углём, огородом, как-нибудь помогу, справимся. Но мать по деревне позорить я тебе не позволю.
– Если ты не растреплешь сам всей деревне, то вряд ли кто-нибудь об этом узнает.
– Шила в мешке не утаишь. Тебе решать. Думай, надумаешь – позвонишь. Мне работать надо, так что я поехал. Вечером жду твоего звонка.
Артём вылез из «десятки», сплюнул в сердцах, пнул по колесу и направился к своей машине.
Серёга посидел ещё минут десять после его отъезда и пошёл к Ромке в больницу. Душа ныла, и сердце стучало так, что, казалось, выскочит. Только сейчас его накрыл страх. И чего он больше боялся – потерять Ромку или брата с матерью, – он не знал. И что ответить Артёму, он тоже не знал.
Очереди, как ни странно, в кабинет травмы не было. Ромка уже вышел из него и сидел в коридоре с кучей направлений, ожидая Сергея. Его потряхивало от напряжения. Когда он увидел разъярённого Артёма, перепугался до смерти. Думал, что тот прибьёт Серёгу, за себя почему-то не испугался. Он уже несколько раз выглядывал на улицу, всматриваясь в окна машины. Но братья вроде разговаривали спокойно. И только теперь приходило осознание, чем всё это обернется для него. Если Артём расскажет Любови Ивановне, та наверняка позвонит Ромкиной матери. Как отреагируют мать и отчим, он не имел представления. Лишь бы не заставили переводиться в Кемерово.
От всех этих думок и от стресса голова ужасно разболелась. Было ощущение, что она лопнет. Затылок ломило, а в висках стучало так, словно бьют отбойным молотком. Очень хотелось лечь и ни о чём не думать. Когда зашёл Серёга, Ромка устало поднялся ему навстречу.
– Серый, отвези меня домой.
– Тебе врач что сказал? – Сергей взял у Ромки направления и стал внимательно читать.
– Тебя на эхо направили. Поехали, успеешь ещё сегодня пройти.
– Я завтра съезжу. Сейчас я домой хочу, на диван.
– Это из-за Артёма? Расстроился?
– Да уж не обрадовался. Ладно, хоть морду тебе не набил.
– Лучше бы набил и успокоился на этом. Ладно, давай не будем о нём, а то ты совсем расклеишься. Ромчик, а как ты завтра без меня поедешь? Вдруг голова закружится? Да и город ты не знаешь совсем.
– Не закружится. А язык до Киева доведёт.
– Я тебе тогда денег на такси оставлю, туда и обратно. Вызовешь такси, понял?
– Ладно, поехали уже.
Дома Ромка выпил таблетки и постарался уснуть, чтобы не думать ни о чём. Сон не сразу, но пришёл. А Серёга тихонечко лежал рядом и, наоборот, думал и думал. Думал о предстоящем разговоре с матерью, о разрыве с братом, о том, где будет жить, если всё-таки придётся съехать. Где найти работу в городе, потому что в деревню каждый день не наездишься, бензина не напасёшься. А самое главное, что скажут Ромкины мать и отчим. Как они отреагируют на такую новость. И от этих думок некуда было деться, и вечера он ждал, как смертной казни.
Глава 9
Пока Ромка спал, Серёга сходил в книжный киоск за газетами и теперь рассматривал объявления о работе и жилье. Если действительно придётся уезжать из деревни, нужно будет снимать квартиру.
Сергей решил: чтобы осилить кредит и плату за жильё, найдёт основную работу и будет подрабатывать в такси, как Артём, с той лишь разницей, что Тёмка работал на хозяйской машине и получал с этого проценты. Ему же, с личным авто, было проще: плати за вызовы, рацию, бензин, ну и ремонт за свой счёт конечно, но работаешь всё-таки на себя.
Он методично муштровал газеты, когда домой пришёл Славка.
– О, этот сурок всё дрыхнет. Блин, а я надеялся поваляться. Плот надувать не охота.
– Падай рядом с Ромкой да валяйся, кто не даёт, – не отрываясь от газет, буркнул Сергей.
– Ага, а в тебе опять Отелло проснётся. Нафиг, нафиг. А ты чем это так занят? Объявления со знакомствами штудируешь?
– Работу с квартирой ищу.
– Чего? – Славка от удивления со всего маху плюхнулся на диван, разбудив при этом Ромку.
– Чего, чего… В город к вам переезжаю.
– Офигеть! А квартиру как, один снимать будешь или Ромчику замуж предложишь? – не удержавшись, съязвил Славян, за что получил от Ромки хорошего пенделя и оказался на полу.
Сергей обернулся к Ромке:
– Ром, ты как, здесь останешься или со мной жить пойдёшь? Я-то надеюсь, что ты со мной.
– Не знаю. Поживём – увидим. А как Любовь Ивановна? Ей же тяжело без тебя будет.
– Ничего, Артём поможет. Да и я ездить буду по выходным. А из деревни мне всё равно съехать придётся, там действительно шила в мешке не утаишь, так что брат прав.
– Ясно. – Ромка с тяжёлым вздохом встал и пошёл на кухню.
– Э, братва, я, походу, чего-то пропустил. Информацию к размышлению не подкинете? Я считаю, что заслужил.
– Артём нас сегодня с Романом в больнице видел.
– И что? Это что – преступление, если ты друга в больницу свозил?
– Ну… В общем, я ему врал, что у девушки ночую и что утром её в больницу повезу.
– Всё равно можно было отмазаться. Что, придумать ничего не могли, что ли?
Сергей замялся, покраснел, глядя исподлобья на Славку.
– Да на улице не было никого, ну я Ромку и чмокнул, а Тёмыч в машине, оказывается, сидел и всё видел. Он таких отношений не то что не понимает, его от них выворачивает. И это даже мягко сказано. В общем, брат-гомик ему в родне не нужен.
– Фак! Ну вы придурки! Так спалиться по-бестолковому! Серый, ты идиот по жизни!
Славка крикнул Ромке в кухню, где тот, по-видимому, решил отсидеться от этого разговора.
– Ромыч, ты Сане звони давай. Или сразу родакам. Лучше, чтобы они от тебя узнали сногсшибательную новость, об ориентации любимого чада, чем от доброжелательного гомофобного Серёжиного братца.
Ромка вышел из кухни.
– Я не могу. Как я им это скажу? Мать с ума сойдёт от такой новости. А дядь Серёжа мне не родной, что, если он мамку из-за меня бросит? Не могу.
– А это-то здесь при чём? А ты, кстати, вообще не в курсе, как твои к голубому братству относятся? Может, разговоры, там какие были?
– Да не было никаких разговоров. С чего бы такие разговоры вести.
– Ну мало ли. По телику часто эту тему поднимают. Ну так как? Телик не заплёвывают, когда Борька Моисеев с Трубачом серенаду под голубую луну поют?
Сергей тоже выжидающе уставился на Ромку.
– Да вроде нет. Мамке так Моисеев нравится даже. Поёт-то он ничего. А дядь Серёжа, тот вообще спокойный, как удав. Он телевизор не смотрит, а спит под него.
– Ну вот, а то сразу в панику ударяться. Главное, чтобы они это не от посторонних людей услышали. Ну, попсихуют, конечно, поначалу. Надо, короче, их подготовить.
Сергей с сомнением смотрел на Славку, который так и светился оптимизмом, как будто они обсуждали реакцию родителей не на голубизну сына, а на рождественский подарок.
Ромка по Славкиному совету позвонил Сане. Обрисовав картину маслом, выслушал от друга кучу «комплиментов» в адрес придурка Серого, причём Санёк не стеснялся в их выборе и посылал их специально очень громко, чтобы они наверняка были услышаны адресатом. И Ромка, и тупой адресат краснели, но слушали.
Наконец Саня исчерпал все свои «комплименты» и уже более спокойно поинтересовался, что они решили делать.
– Артём сказал Серому, чтобы он уезжал из деревни, не позорил их. Серёга хочет переехать в город и снять квартиру.
– И ты, конечно, собрался жить с ним?
– Ничего я ещё не собирался. Просто Артём злой как чёрт и может позвонить мамке. Славка говорит, что будет лучше, если я его опережу и расскажу всё сам. А ты что скажешь?
– Понятно. Я думаю, что Славка прав. Конечно, это не телефонный разговор, и было бы лучше, чтобы ты об этом рассказал, находясь дома, или когда они к тебе приедут.
– Я сегодня был в больнице, и меня от занятий освободили. Завтра пройду обследование, схожу на приём, думаю, до следующего приёма у меня дня три будет, так что я, наверное, приеду. Сань, у меня к тебе просьба. Ты там почву как-нибудь подготовь.
– Ну ты, Ромыч, умеешь озадачить. Слушай, а давай я мамке своей расскажу, она у меня на счёт этой темы молодец, понимающая. Она мне даже как-то сказала, что имя мне дала в честь Александра Македонского, а потом узнала, что он голубенький и у него любовь всей его жизни был его друг Гефестион. И что в Греции это было не зазорным. В общем, целую лекцию на эту тему мне прочитала, а потом добавила, что если я вдруг пойду в своего тёзку, то она меня воспримет хоть какого.
– Ну расскажешь ты тёть Ире, а дальше-то что?
– Что, что. Она к твоим сходит и поговорит. Просветит их на эту тему. Почву, так сказать, подготовит. Чтобы не отказывались от ребёнка с отклонениями. – Саня захихикал в трубку.
– Тебе там что, смешинка в рот попала? Мне здесь хреново, а ты ржёшь как лошадь, – обиделся на него Ромка.
– Ну извини, Ромыч. Не дуйся, пра-ти-и-ивный. А если серьёзно, то моя мамка – хороший вариант. Я думаю, она поможет. Давай мы с ней сами с твоими поговорим. Типа ты боишься им сказать и не знаешь, что делать.
– Саня, придурок, я и так боюсь им сказать, без всякого «типа».
– Всё тогда, я с маманькой это дело перетру и перезвоню. Привет любовничку и Славяну. Всё, до связи. – Саня отключился.
– Ну что? – Серёга и Славка с нетерпением ждали пересказа разговора.
– Саня скажет своей маме, и они с тёть Ирой пойдут к моим, поговорят.
– Неплохой вариант. Получается, что ты парламентёров послал. И не от чужих людей узнают, и выглядеть будет так, как будто ты попросил их помочь всё твоим объяснить. – Славка одобрительно кивнул.
Серёга молчал и сосредоточенно о чём-то думал.
– Серёж, а ты что думаешь? – Ромка сел на корточки напротив Серёги, положив свои руки ему на колени и заглядывая в глаза.
Сергей с нежностью погладил его по щеке.
– Думаю, как уговорить брата не говорить ничего ни моей матери, ни твоей. И как ты поедешь в Новокузнецк с синяками, что матери скажешь – откуда они.
– Да они пройдут уже за эти дни. Вон опухоль и чернота уже спали. Мазь хорошо помогает. Да и мало ли с кем я подрался. А зачем теперь Артёма уговаривать, если Саня всё моим скажет. Пусть уже будет что будет.
– Одно дело Саня скажет, и другое, когда Артём позвонит и вывалит всё это про нас с тобой. Ладно, придумаем что-нибудь.
Вечером, перед тем как ехать в деревню, Сергей заехал к брату. Не выходя из машины, позвонил ему и попросил спуститься.
– Ну? Что надумал? – открыв дверцу машины и садясь в салон, с ходу спросил Артём.
Весь день у него не выходило из головы то, что он узнал про младшего брата. Он прокручивал в уме всю их жизнь, пытаясь вспомнить, что он упустил в Серёге. Когда тот стал не таким, как все. Никаких намёков на отклонение от нормальной ориентации он припомнить не мог. Всё как у всех, с той лишь разницей, что кроме Машки-то у него и не было никого. Может, он не нагулялся просто? По бабам ему походить надо, и всё на свои места встанет. Артём непроизвольно пытался оправдать Сергея и поверить, что это всё – дурь от недоёба, что всё встанет на свои места. А потом перед глазами вставала картинка: Сергей, целующий Ромку. Понять, как можно целовать парня, да ещё и спать с ним, Артём не мог, хоть и пытался. И как только эта картинка вырисовывалась, его начинало воротить, в душе поднимались отвращение и злость. Нет, никогда он не примет брата-гомика, просто не сможет.
И вот сейчас, когда Сергей не зашёл как обычно, а позвонил по телефону и вызвал его вниз, помня, по-видимому, утренний разговор, Артём понял: ему будет больно терять Серёгу.
«Как будто умер», – перехватило дыхание от спазма, сковавшего горло.
– Что ты надумал? – Он всё же надеялся на благоразумие младшего. Если он откажется от этой дури, то со временем всё забудется.
– Артём, я не прошу понять меня и не надеюсь, что ты когда-нибудь сделаешь это. Я просто хочу попросить не ненавидеть и не презирать. Я не стану распинаться перед тобой и доказывать, что в этом нет ни моей вины, ни Ромкиной. Нас просто тянет друг к другу с невероятной силой, и поделать с этим мы ничего не можем. Да и не хотим, если честно.
Всё время, пока Серёга говорил, Артём, не глядя на него, пытался справиться с возрастающим желанием долбануть младшего брата хорошенько по голове. Врезать ему так, чтобы его дебильные мозги или встали на место, или вылетели уже совсем.
– Ну всё, хватит! Я не собираюсь выслушивать всю эту педерастическую хрень! – Он рявкнул так, что Серёга непроизвольно вздрогнул. – Даю тебе неделю сроку, чтобы ты съехал от матери. Говорить ей о твоей однополой любви я не собираюсь и тебе не советую. Не хочу, чтобы из-за тебя, гадёныша, у матери инфаркт был. Пусть лучше думает, что ты бабу себе нашёл. Как ты будешь выкручиваться, чтобы не показывать свою «возлюбленную», – твои проблемы. Но учти: не дай бог, до матери дойдут слухи о тебе и твоем гандоне, я вас пришибу обоих, ты меня знаешь. Так что на улице советую свои пидорастические губы держать при себе.
– Тём, а как же мы с тобой? Я ведь люблю тебя, ты же мне брат. Мы что, и видеться теперь не будем? Ты меня совсем из жизни вычеркнешь?
– Считай, что ты уехал жить в другой город, а лучше в другую страну. В Африку, например, к туземцам в джунгли, где связи нет.
– Навсегда?
– Что навсегда?
– Уехал я навсегда? Или ты позволишь мне когда-нибудь вернуться? – Голос у Серёги дрожал. Он в упор смотрел на Артёма, не отрывая от него глаз, как будто хотел его запомнить, словно действительно уезжал. В глазах блестели слёзы, а губы скривились, как в детстве, когда он собирался плакать. У Артёма защемило в груди, сжало так, что трудно стало дышать.
– ****ь, Серый! Не дави мне на жалость! Ты сам сделал выбор!
Он выскочил из машины, со всей силы хлопнув дверцей. Уже открывал дверь подъезда, когда в спину долетели слова:
– Артём, если вдруг со мной что случится, в аварию попаду или ещё что, всяко ведь в жизни бывает, на могилку-то хоть придёшь? Или даже после смерти меня не простишь?
Артём застыл, прислонился лбом к холодной железной двери. Подавил желание броситься назад, открыл дверь подъезда и молча, не оборачиваясь, зашёл в него. Присел на ступеньку, закурил. Тошно, как же тошно после этих Серёгиных слов.
Серёга сидел в машине и пытался не разреветься. А разреветься хотелось очень – от обиды, от потери, от страха, что эта потеря навсегда. От чувства безысходности, нарастающего в груди.
А что, если Ромке он тоже когда-нибудь перестанет быть нужным? Что тогда? Стоит ли всё терять, рушить прежнюю жизнь?
Он долго не мог заставить себя уехать от дома брата. Всё стоял во дворе, надеясь, что тот увидит в окно и выйдет к нему. Обнимет и простит, как раньше, в детстве, когда Серёга вдребезги разбил его мопед и Тёмка орал, что никогда ему этого не простит.
Но детство давно прошло, а Артём так и не вышел.
Домой Сергей приехал уже по темноте. Маши дома ещё не было.
Мать молча, ни о чём не спрашивая, налила ему чай. Он подошёл к ней сзади, обнял, прижавшись виском к её макушке.
С детства такой любимый запах, особенный – не парфюмерный. Запах выпечки, молока, трав – запах матери. Вдохнул глубоко, прижал к себе крепче. Она погладила своей шершавой ладошкой его руку.
– Совсем плохо, сынок?
– Плохо мам. Плохо.
– Расходиться будете?
– Будем. И, мам… – Перехватил её руку, прижал к своей щеке. – Я в город жить уеду. Прости.
Любовь Ивановну пошатнуло. Сергей аккуратно усадил её на стул, сел перед ней на пол, взял её руки в свои и уткнулся лицом в колени.
– Мам, мне правда в городе пожить придётся. Не могу сейчас тебе всего объяснить.
– Что ж такое у вас творится? Что же вы оба с ума посходили?
– Я приезжать буду. Каждые выходные. А скотину давай продадим. Одну коровку оставим тебе да кур десяток. Свиней по холоду зарежем. А хочешь, так вообще никого оставлять не будем?
– Чтобы я слегла от безделья? И так словом перемолвиться не с кем будет, ещё и в бревно на диване меня превратить хочешь?
– Мам, но тяжело ведь одной будет.
– Чего тяжелого-то? Сена с пойлом корове, что ли, дать да подоить? С тремя-то я, конечно, одна не управлюсь. А уж одну-то чего не держать. Вы ко мне только с Тёмкой хоть по очереди приезжайте да сена из тюков на неделю надёргайте. А то больно тугое, не выдернешь. А в морозы все руки обморозишь, пока надёргаешь.
– Да я тебе весь тюк раздербаню. На месяц хватит. А в выходные буду приезжать.
– Что хоть за женщину нашёл? Серьёзно у тебя с ней или так, от развода перебеситься?
– Не знаю, мам. Ничего ещё не знаю.
– Так что же тогда голову суёшь невесть куда? У неё жить будешь?
Сергею не хотелось врать матери. Не мог он ей врать. Не говорить правду мог, а вот врать – нет.
– Мам, не спрашивай ни о чём, ладно? Я сам ещё ничего не знаю. Квартиру, скорее всего, сниму.
– Господи, да что за отношения такие? В гости к ней ездить ты и из деревни можешь, зачем в город-то переезжать, раз жить вместе не собираетесь? Или у неё жилья нет? Ничего понять не могу. Жить-то вы вместе будете или нет?
Ответить Сергей не успел. Домой вернулась Маша.
Прошла в кухню и налила в вазу воду, демонстративно ставя в неё розу.
Мать молча покачала головой. Поднялась со стула и ушла к себе в комнату, не хотела присутствовать при их разборках.
– Ну что, родной, когда заявление на развод подавать будем?
– Да хоть завтра. Долго подать, что ли?
– А имущество делить как, через суд или сами поделим?
– А какое имущество-то, Маш? Телик с кинотеатром, что ли? Да забирай. Матери вон и её старого телевизора хватит.
– Как какое? Мы вообще-то с тобой вместе холодильник, машинку стиральную покупали. Коровки тоже не с неба упали. Машина вон есть.
– Совсем сдурела? Я за неё кредит ещё не выплатил. А кредит на мне, и платить я уже его без тебя буду. А остальное забрать можешь. Машинку я матери новую куплю, простую какую-нибудь. А холодильник – старый ещё нормально работает, им обойдёмся. Корову одну забирай. Марту. Звёздочка матери останется, она с рождения её выхаживала, сама знаешь. Ну а Апрельку продать придётся. Артём на её покупку тоже ведь деньги давал.
– Ну, кредит у тебя не на машину оформлен, и в банке она залогом не является, так что придётся тебе её продать и поделить денюжку. Как раз с банком частично рассчитаться сможешь или старенькую какую-нибудь машинёшку купишь.
– Да что ты говоришь? Ну так кредит я брал, когда ещё с тобой жил, и деньги на совместные нужды пошли. Давай и его тогда пополам поделим. Половину оставшейся суммы я выплачиваю, половину – ты. Не будь стервой. И так рога мне наставила, чего надо-то ещё?
– А ты, я смотрю, в долгу не остался. Быстро утешился. В общем, в суд придётся подавать, я так понимаю. Хрен ты свою ****ь в машине возить будешь.
– А ты не ****ь? Тебя еб… при муже в машине возили. Маша, не наглей. Давай по– хорошему разбежимся. Хочешь, чтоб вся деревня нам косточки перемывала? Ведь неплохо жили все эти годы. Ну не сложилось дальше, не мы первые, не мы последние. Не врагами же становиться. Что же ты обдираешь-то меня как липку? Мне ведь кредит этот платить не один год. Я на машине хотел в такси подработать. И ведь сама знаешь, что не права, что херню порешь. Почему я должен тебе дарить половину ссуды? За те месяцы, что вместе платили, заберёшь всю технику. Совесть имей. Что я тебе сделал плохого? Другой мужик бы тебя, вместе с твоим любовничком разукрасил. А я молчком всё проглотил, терпел, сколько мог.
Маша вдруг как-то обмякла вся после его тирады. Глаза заблестели, нос покраснел. Вот-вот разревётся.
Сергей подошёл к ней и обнял. Она всхлипнула, прижалась к нему, уткнувшись лицом в широкое плечо, зашмыгала носом.
– Не знаю, что на меня нашло. Серёж, а может, не будем разводиться? Может, простишь меня?
– Маш, ты ведь не любишь меня больше. Да и я тебя тоже. Ты красивая, на тебя любой западёт. Только начальник этот твой, не нужен он тебе. Дерьмо он, а не мужик. Тебе хороший парень нужен, а не этот донжуан. Сама же рассказывала, как он от жены гулял направо и налево. Зачем ты вообще с ним связалась? Чем он тебя охмурил?
– Да дура я, Серёж. Полная дура. – Маша, уже не сдерживаясь, ревела Серёге в плечо. – Прости меня, идиотку.
Сергей вытирал ей слёзы с лица. Под пальцами оставались чёрные потёки от туши.
– Пошли, умоешься. А то на лахудру сейчас похожа. – Он, улыбаясь, увлек её к умывальнику.
Она всё ещё шмыгала носом, когда он смывал с её лица слёзы и тушь.
– Давай выпьем, что ли, по рюмочке – на сон грядущий.
Сергей налил в рюмки самогон, достал из холодильника по большому помидору, протянул рюмку и помидор Маше.
– Захаров, ты в своём репертуаре. Женщине – самогон и помидор. Как романтично. Ты бы мне ещё огурец солёный в руку сунул.
– Дык банку открывать неохота.
Они глянули друг на друга и засмеялись. И как-то сразу стало легко. Забылись обиды и разочарование. После первой стопки и половины помидора решили повторить. А третью выпили на брудершафт. Целовались долго, как в первый раз. Спать легли вместе, крепко обнявшись.
– Я на среду отпросилась с работы, заберу вещи. А завтра уже у своих ночевать буду. Заявление на развод тоже завтра отнесу. Там не обязательно двоим надо. Тебя просто вызовут потом. – Маша говорила и гладила Сергея по лицу. Перебирала пальцами короткие прядки волос.
У него вдруг проснулось желание дотронуться до её груди. Ощутить упругую округлость в своей руке. Машино горячее тело, такое знакомое и ставшее родным за шесть лет, вызвало в нём забытые чувства.
На Машу тоже нахлынула нежность к мужу. Захотелось почувствовать его сильные руки, тяжесть его тела на себе. Задохнуться под ним от наслаждения.
– Серёжа, Серёженька, обними, поцелуй в последний раз. Это ведь последняя наша ночь, больше не будет. А сегодня мы ведь ещё женаты.
Её шёпот вызвал мурашки по коже. Прикосновение мягких рук к паху волной прокатилось по телу. И он ответил на её ласки, на её легкие поцелуи. Прощаясь с ней, он вложил в это прощание всю страсть, что не додал ей за эти годы.
Мял её мягкое, горячее тело, не ощущая под руками выступов косточек и ребер, которые были у Ромки. Вжимался членом в округлые бедра, целовал её шею, не чувствуя губами острого кадыка. Тискал пышную грудь, не умещавшуюся в его руке. Чувствовал её округлые колени, сжимавшие его бёдра. Принимал это всё, прощаясь и оставляя позади. От мысли, что это в последний раз, чувства были острее. Секс стал похож на любовь.
Как первая их брачная ночь, такой же страстью была наполнена и последняя.
Утром Маша поцеловала его в щёчку перед работой.
– Спасибо, муженёк… Бывший. Ночь была потрясающей. Всего тебе… Не прощаюсь. Видеться-то всё равно иногда будем. Деревня же всё-таки.
Он тоже её поцеловал.
– Пока. И, Маш, брось этого козла. Найди себе хорошего парня.
– Какой у меня заботливый муж. Не переживай – уже.
– Что уже?
– А и то и другое. – Маша засмеялась, увидев, как у Серёги вытягивается лицо.
– Ну ты и шлюха… Мужиков прям как перчатки меняешь.
– Ну вот как найду подходящую пару, так и перестану менять. – Машка подмигнула Серёге и вышла за дверь, махнув на прощание ему рукой.
Он же почувствовал, как поднимается настроение, как отступают страх и тоска.
