Текст книги "Обращенные"

Автор книги: Дэвид Сосновски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Твит сует синюю руку к себе в карман и вытаскивает старый, мятый тюбик с местным анестетиком, полученный мной от отца Джека. Протягивает тюбик жениху. Держа Исузу за руку, Робби втирает мазь в ее запястье медленными, нежными круговыми движениями. Его глаза вспыхивают, встречая взгляд ее глаз – встречая, чтобы заранее принести извинения, успокоить, утешить, – а потом он снова начинает трудиться над ее рукой.

Отец Джек, чей рот прячется за решеткой, чьи руки скрещены на груди и связаны, наблюдает. Его взгляд устремлен мимо людей, в сторону заднего предела церкви и двойных дверей, крепко запертых. Его облачение нетленно, непроницаемо для любых жидкостей, эластично, и цвета никогда не поблекнут – благодаря химической пропитке, только ей и ничему другому.

Мне кажется, он представляет себя распятым Христом, который возводит очи к небесам, опускает очи долу, чтобы посмотреть на своих ненадежных апостолов, в то время как те осторожно поглядывают на часы.

Внезапность, с которой Робби припадает к запястью Исузу, в буквальном смысле слова выводит меня из равновесия, и моя нога сама делает шаг вперед. Потом я прижимаю ее к полу, заставляю себя застыть на месте. Я стискиваю зубы – это точное отражение гримасы Исузу. Ее горло трепещет, она с трудом сглатывает, ее грудь судорожно вздымается и опадает, ее сердце с трудом справляется с нагрузкой, колотится, борется. Но она – крепкий ребенок. Она надерет задницу любому засранцу, который осмелится сказать, что это не так. Она дышит носом, коротко, резко, жестко, с чуть заметным пыхтением и присвистом – Маленький Паровозик, Отбывающий Со Станции.

Судя по расписанию.

В чем я в настоящий момент не уверен.

Маленький Паровозик, Который, Похоже, Хотел бы Оказаться на Собрании Группы Поддержки и Обсудить Свой Травмирующий Опыт Железнодорожных Перегонов с Другими Маленькими Паровозиками.

Скоро – слишком скоро – ее дыхание становится неглубоким, и я перестаю наблюдать за ней. Я смотрю на Робби. Это хитрость, благодаря которой публичное выполнение подобных операций начинает представляться весьма неплохой идеей. Момент, который вампиры-искусственники не слишком хорошо контролируют.

И внезапно я начинаю по-иному смотреть на шрамы Исузу. То, что сделала Твит, пошло моей девочке на пользу – это был маленький урок того, на что это похоже, маленький урок того, когда и как сказать «когда». Но Робби… у него была другая школа. Исузу сама обучала своего будущего мужа самообладанию, необходимому для того, чтобы заслужить это право последнего раза.

«Умница, умница, девочка», – думаю я и только надеюсь, что смог заслужить ее доверие.

Робби отпускает ее, отцепляется, отделяется, отстыковывается со звучным «хлоп!». Он проделал свою работу очень аккуратно: никаких рваных ран, никаких брызг. Отверстия на ее запястье похожи на две морщинистые вмятинки в комке сырого теста. Исузу требуется два или три резких, мучительных вдоха, чтобы они перестали кровоточить. Из этих вмятинок выкатываются лишь две капельки, – одна чуть раньше, другая чуть позже. Выкатываются и стекают по ее прозрачной коже на кружево, которым обтянут ее локоть.

Робби тяжело переводит дух. Закорючки вен на его висках пульсируют. Его губы беззвучно шевелятся.

Раз Миссисипи…

два Миссисипи…

три…

Его подбородок вздрагивает, опускается, потом он снова закрывает рот. Прижимает руку туда, где когда-то был его желудок, его губы замирают, вытягиваются в тонкую ниточку, щеки опадают. Он прижимает губы – никаких зубов, никаких клыков – к запястью Исузу и остается в таком положении, в то время как его щеки медленно надуваются, становятся плоскими, опадают.

Голова Исузу опускается на грудь, как в шутовском поклоне. Потом ее глаза открываются черными отверстиями – это выглядит так, словно ее голову прострелили из дробовика. Она несколько раз моргает, моргает отчаянно, и обнаруживает, что темные очки Твит уже втиснуты ей в руку.

– Спасибо, – говорит она – это ее первое слово вампира.

– Без проблем, – откликается Твит.

Чувствуя себя снова в безопасности за темными стеклами очков, Исузу вглядывается (это уже не так болезненно) в сияющие лица собравшихся вокруг любимых. Она улыбается своей старой, тупозубой улыбкой, но несколько ночей спустя это изменится. И тогда ей придется изучать свою новую улыбку – чтобы по неосторожности не укусить саму себя, чтобы оставить место для клыков. Но пока хороша и старая: она говорит о том, что не нуждается в словах, которые будут сказаны.

Мы улыбаемся в ответ, приветствуя нашего маленького новоприбывшего с прибытием в вечность.

– Да, так-то вот, – разочарованно произносит отец Джек. – Кто-нибудь мне поможет?

– Давайте, – откликаюсь я, перепрыгиваю через алтарь и расстегиваю ряд застежек.

Отец Джек распрямляет плечи, вытягивает руки вперед. Пустые рукава длиной примерно в фут свисают с его кистей.

– Спасибо, Марти, – говорит отец Джек, похлопывая меня по спине, пустой рукав шлепает меня, точно плавник какой-то странной темной рыбы. – Пожелайте им от меня удачи. Особенно ему.

Он разворачивается. Направляется к выходу. Я кручу в руке второе кольцо – то, что лежало в другом кармане.

– Отец Джек, – окликаю я его. – Это еще не все.

Так мы и поженились – Роз и я. Спросите, за каким чертом? Я – сын глотателя вишневых косточек. Я глотал сопли; я глотал кровь; я глотал даже кое-что похуже, чем мои собственные дурацкие страхи. И вот я спрашиваю, и она соглашается, и мы заканчиваем вечер двойным торжеством – точно как в комедии Шекспира.

– Берете ли вы… – начинает отец Джек, и Роз – моя сладкая, моя любовь, говорит:

– Да, само собой. Почему бы и нет?

– Только ничего не отвечай, – предупреждаю я Исузу, у которой еще шумит в голове после обращения, так что она может что-нибудь ляпнуть.

Например, правду.

Исузу делает вид, что засовывает в рот ключик и проворачивает его, потом выдергивает и смотрит на этот невидимый ключ, словно спрашивая саму себя, каким образом ей глотать его, когда ее рот уже на замке. И, наконец, решительно бросает ключ через плечо. Отряхивает ладони, показывает мне «большое О». Приподнимает свои темные очки ровно настолько, чтобы подмигнуть мне своим новым глазом.

– Согласны ли вы… – начинает отец Джек, и я едва позволяю ему договорить, после чего выкладываю:

– Да, черт возьми!

Святой отец отвешивает мне легкий подзатыльник. Указывает на распятие, нависающее над алтарем, и прочие присутствующие здесь священные предметы.

– Следите за языком, – предупреждает он.

– Прошу прощения.

– Привыкайте, – говорит Робби, как-то очень по-приятельски подталкивая меня локтем.

Его выражение мужской солидарности, полагаю, только на вид кажется немного наигранным. На самом деле, лучше было бы назвать это «узами». Цепями. Роз и Исузу, конечно, не препятствуют этому, и две ладошки впечатываются ему в затылок. Шмяк. Шмяк.

Тем временем Твит вносит свой маленький вклад в общее дело, только на этот раз достается голени Робби. Он вопит, хватается за ногу обеими руками – вот сейчас он точно переигрывает. Эта игра рассчитана на то, чтобы вызвать наше сочувствие, только публика не та. В конце концов, мы вампиры. Отныне и во веки веков.

Аминь.

Если спросите меня, что общего может быть у отца Джека и Твит… Полагаю, я предположил бы следующее.

Им обоим все это осточертело.

Твит, конечно, чуть поменьше, чем отцу Джеку, но сейчас это значения не имеет. Обоих надула Госпожа Судьба, да и не только она одна. Обоих оскорбили люди, которые утверждали, что любят их: Твит – банкой «Небесной Лазури», отец Джек – всеми моими предосторожностями. И ни один из них не помешался на идее счастливого конца, в сценарий которого они не включены.

Полагаю, именно они говорят на задворках церкви, пока Исузу и Роз прогуливаются и фотографируют новобрачных, то есть друг друга. Вероятно, они посмеиваются над нашими улыбками и отпускают мерзкие шуточки по поводу нашего счастья.

Они сохранили все «здесь и сейчас», которые были у них до этого момента. Вот о чем они будут говорить – позже, за чашкой кофе, когда до него доберутся. «Кофе» – это оправдание, которое они придумали, чтобы не присоединяться к нашему маленькому празднику у меня на квартире.

– Кофе? – переспрашивает Исузу. – Но я думала…

– Не занудствуй, детка, – шепчу я. – Улыбнись. Помаши ручкой. Пожелай им всего хорошего.

– Я улыбаюсь! – кричит Исузу. – Желаю всего хорошего…

Твит машет в ответ и дергает отца Джека за штанину. Он наклоняется, и она шепчет ему что-то на ухо. Он наклоняется еще сильнее, и она забирается к нему на плечи. Оба смеются, отец Джек выпрямляется, сначала пошатывается, но потом быстро восстанавливает равновесие. Они снова смеются – это отчаянный, циничный, чудной смех, – и отец Джек галопом устремляется в высокие двустворчатые двери с нашей маленькой голубой девочкой на плечах.

Я знаю, что вы подумали. Вам становится неловко при мысли о том, что за счастливый конец получился у отца Джека. Открою вам маленький секрет.

Мне тоже неловко.

Единственная проблема состоит в том, что это была комплексная сделка. Счастливый конец для отца Джека – это счастливый конец для Твит. Он сложен, этот мир, который я помог создать. Я сказал бы, что это паршиво, но…

Но что касается меня, то я улыбаюсь – стиснув зубы.

Что касается меня, то я желаю всем счастья.

Благодарность

Я благодарю всех, кто тем или иным образом помог этому роману появиться на свет – а таких людей очень много. За независимую критику моих ранних проектов, комментарии и советы я хочу выразить благодарность Мириам Годерич, Джози Кирнс, Лауре Берри, Марку Шемански, Мэри Дории Расселл, Эми Шейб, Лорен Маккенна и Лиз Кинан. Я в неоплатном долгу перед «Ragdale Foundation» за время, место, вдохновение и дружбу, которые позволили мне закончить первый вариант этого романа (и кое-что еще). За помощь, благодаря которой этот роман оказался у нужных людей в нужное время, я хочу сказать «спасибо» каждому сотруднику Литературного Агентства «Dystel & Goderich», но прежде всего – Джейн Дистель и Мириам Годерич, а также Стивену Фишеру (Агентство Сценических Искусств). Что касается разрешения использовать фрагменты биографий людей и их черты… Прежде всего, сердечное спасибо настоящей Роз Торн. Вообще-то, их несколько (по крайней мере, согласно Google), но та, которой адресована моя благодарность, работает в «комнатах отдыха» в Тэйлоре, штат Мичиган. Благодарю тебя за то, что позволила мне использовать твое восхитительное имя. Как и обещал, я указываю: кроме имени, Роз Торн из этой книги и настоящая Роз не имеют ничего общего. Далее, хочу благодарить Сьюзан Холл за разрешение описать ее удивительную татуировку. Как и в предыдущем случае, я использовал только татуировку и ничего больше (и ситуация, и персонаж, в честь которого татуировка была сделана, являются полностью вымышленными). И наконец, я хочу благодарить моего папу, Юджина Сосновски, за историю с вишневыми косточками.

Oб авторе

Дэвид Сосновски родился и вырос в Детройте, штат Мичиган. Преподавал в Мичиганском университете, писал юмористические монологи. Его работы опубликованы в многочисленных литературных журналах, включая «Passages North», «River City» и «Alaska Quarterly Review». Автор романа «Вознесение». Проживает в городе Тэйлор, штат Мичиган.