Текст книги "Американский поцелуй"

Автор книги: Дэвид Шиклер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Помолчите, отец Мерчант.

Томас был удивлен, услышав свое имя. Происходящее напоминало оглашение приговора в суде.

– Эти женщины, – продолжал молодой человек. Он был отвратителен. – Эти женщины помогают мне… Они немного облегчают боль внутри. Иногда.

Томас думал о мужчинах и женщинах Манхэттена. Они ходили в рестораны, ожидали свой заказ, безучастно ехали в лифтах, целовались в парке Баттери или ругались в постели. Внезапно Томаса осенило, он нашел ключ к сердцу молодого человека. Он понял.

– Этот Джеймс, – предположил Томас, – этот Джеймс Бранч. Он увел одну из твоих женщин. Полюбил ее.

Фигура за решеткой молчала.

– Она полюбила его, – продолжал Томас, – а она твоя фаворитка.

Томас слышал тяжелое дыхание мужчины.

– Нет смысла иметь любимых людей, отец. Бог забирает их.

– Не всегда. А даже если забирает, то ведь он только одалживает их нам.

– Замолчи, священник, – незнакомец ерзал в своей клетке, – не пытайся быть умнее меня. Кругом абсурд, и ты это знаешь.

Томас опять закрыл глаза.

– Тогда зачем ты пришел? – осторожно спросил он.

Посетитель молчал минуту.

– Ты прав насчет девчонки, – наконец признал он.

Перед глазами Томаса возникла черная атласная простыня. Посреди нее лежала обнаженная девушка с волосами цвета меда.

– Так зачем убивать друга? – спросил Томас.

– Я не говорил, что он мой друг. Он сосед.

– Даже так.

– Я не допущу… Он пытается…

Зловоние усилилось. Томасу впервые пришло в голову, что должен существовать сверхъестественный аромат, благоухание, рождающееся тогда, когда одна душа пытается побороть другую.

– Почему твой сосед не может любить эту женщину? – спросил священник. – Ты сказал, у тебя гарем. Его недостаточно?

– В моей жизни, – прошипел пришелец, – нет ничего достаточного.

Томас дышал только ртом. Он склонился вперед, лицом к решетке, его глаза были закрыты.

– Ты носишь оружие?

– Да.

– Поэтому ты никогда не причащался?

– Да.

– Ты считаешь, что твои поступки и мысли настолько ужасны, что Господь тебя не простит?

Незнакомец скрипнул зубами.

– Да, – выдавил он.

Томас вытер пот со лба. Его голова раскалывалась от бремени чужой жизни. Его прошлое, воспитание тетушек, ясность собственного сердца внезапно остались позади. Наступил переломный момент. Осталось невыясненным только одно.

– Послушай, – сказал священник, – ты не можешь убить живое человеческое существо. Это против божьих законов, и тебе это известно, иначе ты бы не пришел. Но есть еще кое-что, чего ты не знаешь.

– Что?

– Бог простил тебя.

Незнакомец втянул воздух, обдумывая сказанное.

– Откуда ты знаешь? Откуда, черт возьми, тебе это известно?

– Потому что Господь наградил тебя даром. Запахом.

– Запахом?

– Не смейся, – предупредил Томас, – я серьезно. Каждый вечер, когда ты появлялся в дверях, церковь наполнялась запахом чего-то горелого. Запах горький и отвратительный. Никто не ощущал его, кроме меня. Это не свечи или что-то еще. Это ты.

Темнота не шевелилась.

– Ты сумасшедший, – прошептал незнакомец.

Томас кивнул, соглашаясь с тем, что это прозвучало нелепо. Но страх перед Господом – залог мудрости, решил он, и настало время изгнать бесов из этого парня.

– Я чувствую тебя, – тихо произнес Томас, – это отвратительно. Почти невыносимо.

– Ты священник, – молодой человек поднялся. В первый раз в его голосе послышались нотки паники. – Ты чокнутый, чертов священник!

Томас встал. Он столкнулся с тем, чего не мог видеть. Он открыл глаза.

– Ты должен быть благодарен. Запах – это дар, предупреждающий знак. Бог дал тебе его, потому что любит тебя, но Он знает, что ты можешь поддаться искушению использовать пистолет.

– Заткнись! – Молодой человек был в бешенстве. Он дергал дверь своей кабинки.

– Теперь, когда ты знаешь о запахе, – сказал Томас, – ты не причинишь никому боль.

Оба мужчины вышли из исповедальни. Фигура в черном стремительно удалялась в сторону выхода.

– Ты думаешь, что ты обречен и безнадежен, – крикнул ему вслед священник. – Но ты ошибаешься.

– Идите к черту! – прорычал молодой человек. Он ощупью нашел выход на Уолл-стрит и исчез.

Томас Мерчант вдохнул свежий воздух. Он поспешил в домик священника, чтобы забрать телефон и верхнюю одежду. Не было ни раскаяния, ни отпущения грехов, Томас застегивал свою куртку. После стольких лет он был готов выйти из своего уединения, заточения ума, готовый к решительным действиям, чтобы преследовать на улицах города ужасное создание в черном костюме.

ЗЕЛЕНЫЙ ШАР

Джеймс Бранч нервничал. Была вторая суббота января, и он обедал с Ралли Мак-Вильямс, своей новой возлюбленной, во «Флэт Майклз». Они сидели за столиком в углу, ели цыпленка в чесночном и розмариновом соусах и каком-то вине. После еды подали кофе. Им прислуживал невысокий официант по имени Хуан. Он был очарован их идиллией и всячески угождал им.

Джеймс нервничал по двум причинам. Он хотел рассказать Ралли о своей странной, тайной привычке разговаривать с лифтом в Примптоне. Еще он собирался подарить ей опаловые серьги, которые появились у него уже давно, а сейчас лежали в кармане.

– Что? – переспросила Ралли. Джеймс и Ралли были одеты в голубые джинсы, и под столом нога Ралли касалась ступни Джеймса.

– Ничего, – отозвался Джеймс.

Через три столика от них сидела компания скинхедов. Они ели кальмаров. Джеймс знал их завсегдатаев «Флэт Майклз», а Ралли помнила по ночному клубу «Минотавр». Влюбленные и панки лишь кивнули друг другу. И у тех, и у других вечер складывался замечательно. Им был никто не нужен.

– Слушай, – сказала Ралли, – ты наверняка думаешь о чем-то классном. Что это?

Джеймс потягивал свой кофе.

– Ничего, – солгал он.

Глядя на Ралли, Джеймс думал о том, что счастлив. Возбужденный любовью или кофеином, его мозг ощущал прекрасное, запрещенное удовольствие. Некоторые рвут маргаритки, думал Джеймс. Другие едут в Уэльс, пробуют кокаин или строят туалеты для больных и бедных. В кармане Джеймс нащупал опалы. Они достались ему при странных обстоятельствах, и сейчас, глядя на голубую жилку на шее Ралли, он понял, что эти драгоценности откроют ему дорогу в удивительное место, запрятанное так далеко, что попасть туда можно, только если лечь в темноте с женщиной и, закрыв глаза, предаться созерцанию разноцветных бликов под веками.

– Ну расскажи, – просила Ралли.

– Расскажу, – пообещал Джеймс.

На улице было прохладно. Джеймс глубоко вдохнул, взял Ралли за руку и взглянул на диск луны на небе. Они прошли пешком пару кварталов, а потом сели в подземку и поехали в Примптон. Джеймсу не терпелось поведать Ралли о лифте фирмы «Отис» и подарить сережки, но вначале нужно было уладить вопрос с Патриком Риггом, бывшим парнем Ралли. Джеймсу не терпелось покончить со всеми недоговоренностями в отношениях с Патриком и официально объявить об их с Ралли отношениях. Итак, обещая рассказать обо всем позже, он попросил Ралли пешком преодолеть семь пролетов до его этажа. Джеймс держал Ралли за руку, пропуская вперед в дверях. Его сердце бешено стучало. Патрика дома не оказалось.

– Еще только десять, – сказала Ралли. – Он, видимо, в «Дюранигане» с женщиной.

– В «Дюранигане»?

– Он всегда туда нас приводит. Их. – Ралли сжала руку Джеймса. – Я хотела сказать – их.

Джеймс отвел глаза.

Ралли зашептала ему на ушко.

– Я люблю тебя, – выдохнула она. – Помнишь?

Джеймс кивнул. Ралли поцеловала его в висок.

– Хорошо, – вымолвила она. – Будем ждать?

Джеймс покосился на спальню Патрика и пожал плечами.

– Он всегда к одиннадцати возвращается. Остался час.

Джеймс и Ралли ждали. Они уселись на диван и попытались смотреть телевизор, но Джеймс не мог сконцентрироваться. Он не снял обувь, Ралли стала нервничать и тоже не смогла сосредоточиться. В конце концов Джеймс выключил телевизор, и они сидели в тишине, взявшись за руки. От нечего делать Джеймс прослушал автоответчик. Там были сообщения от друзей и одно от незнакомого человека:

«Добрый вечер. Меня зовут отец Томас Мерчант. Я священник. Сейчас суббота, двадцать один тридцать. У меня срочное сообщение для Джеймса Бранча».

Джеймс вскочил.

– Отец? – не поняла Ралли.

– Ш-ш-ш, – зашикал Джеймс.

«…ваш номер у оператора. Слушайте. Немедленно покиньте квартиру. Ваш сосед, мой прихожанин, только что ушел от меня, и… он очень возбужден. Если он направляется домой, то вы в опасности. Он упоминал ваше имя. Он вооружен».

– О боже! – прошептала Ралли.

«…идите в приход Святого Бенедикта на Уоллстрит. Жду вас в любое время. Надо встретиться немедленно. Вашему другу нужна помощь. Я могу…»

Автоответчик запищал. Голос священника оборвался.

– Патрик католик? – удивилась Ралли.

Джеймс встал и взял Ралли за руку.

– Пойдем отсюда.

Они накинули плащи и выбежали в коридор. Они направились к лестничной площадке, но вдруг Ралли удивленно вскрикнула. В нескольких шагах от них, загородив проход, стоял Патрик Ригг.

– Эй, вы двое! – окликнул он.

Он высился перед ними в черном костюме, уперев руки в бока. Казалось, он находился там уже давно, в нем чувствовалась решительность, как у спортсмена перед стартом. На полпути между любовниками и Патриком была закрытая дверь лифта фирмы «Отис».

– П-привет! – отозвался Джеймс.

Ралли отступила на шаг назад, за спину Джеймса.

– Давно не виделись, – сказал Патрик, – с Нового года.

Джеймс слышал дыхание своего соседа. Оно было учащенным и тяжелым.

Патрик прочистил горло.

– Надеюсь, у тебя все хорошо.

– Мы влюблены, – выпалила Ралли, – мы… пришли сказать тебе.

Патрик выпрямился.

– Ты слышал, Бранч? Ралли говорит, что ты влюблен.

– Я хорошо ее слышал, – прошептал Джеймс.

– Хорошо. – Патрик сжал челюсти. – Люди постоянно влюбляются и расстаются. Мне так кажется.

– Я хочу сказать, Патрик, – в голосе Ралли слышались металлические нотки, – мы больше не можем встречаться. Я теперь с Джеймсом.

– Никаких обид, – вставил Джеймс, – мы… ну, ты понимаешь. Хмм. Мы хотели тебе рассказать, чтобы расставить все точки над «и».

– У нас своя жизнь, Патрик, – сказала Ралли.

Патрик вздохнул. Медленно, будто следуя инструкции, он вынул из кармана пистолет и направил его на Джеймса.

– О боже! – воскликнула Ралли.

В коридоре кроме них никого не было. Джеймс заслонил собой Ралли.

– Стой на месте, Бранч. – Патрик целился в Джеймса.

– О господи, – только и могла сказать Ралли.

Джеймс чувствовал себя опустошенным. Никогда еще на него не направляли дуло пистолета, он взирал на него с ужасом и уважением. Пальцы Патрика с такой силой сжимали парабеллум, что суставы можно было принять за выступы на рукоятке. Джеймсу вспомнились слова школьного учителя физкультуры, который любил повторять: «Человеческое тело – это машина».

– Патрик, – произнес Джеймс, – послушай…

– Может, ты все-таки перестанешь рыпаться? – огрызнулся Патрик.

Джеймс потер руки. Он вспомнил об опалах в кармане, о том, что они для него значили. Он смотрел на пистолет.

– Патрик, – тихо сказал он, – у тебя… хм. У тебя много девушек. И все они тебя обожают.

Патрик закрыл глаза, затем медленно, с трудом открыл их.

– Ралли. Ты не подойдешь на минутку?

Ралли плакала. Ее ногти, короткие и острые, впились в руку Джеймса.

– Никуда я не пойду, псих, – всхлипывала она.

Джеймс отступил на два шага, отталкивая Ралли назад.

– Стой! – приказал Патрик. – Не двигайся. Джеймс остановился.

– Она расстроена, – объяснил он, – хмм, ты не псих.

Подбородок Патрика дрожал.

– Джеймс, – сказал Патрик, – я никогда не рассказывал тебе о моем младшем брате?

– Нет, Патрик.

– Хорошо, я расскажу. Его звали Фрэнсис. Он был убит в парке развлечений.

– Патрик, мне очень жаль…

Патрик нахмурился. Он не двигался с места.

– Патрик, пожалуйста, – умоляла Ралли.

– Разве не весело, Бранч? Разве не забавно, что Фрэнсиса убили в парке развлечений?

Джеймс вспомнил, что где-то читал о том, что люди, которых застрелили, пачкали штаны перед смертью.

– В этом нет ничего смешного, Патрик, – сказал он.

– Нет, это смешно. Это длинная история, но если прочтешь об этом в газетах, то обхохочешься.

– Хорошо, – согласился Джеймс.

– Что значит «хорошо»? В этом нет ничего хорошего. – Патрик снял пистолет с предохранителя.

– На помощь! – закричала Ралли. – Помогите!

– Заткнись, – прорычал Патрик, – заткнись и иди ко мне. Немедленно!

Ралли заплакала. Она уткнулась лицом в плечо Джеймса.

– Пусть она подойдет, черт возьми.

Глаза Джеймса сверкнули.

– Нет, – прошипел он.

Дверь лифта открылась. Оттуда вышел священник. Он посмотрел сначала на Патрика, а потом на Джеймса и Ралли, стоявших слева от него.

– Ох, – вырвалось у Джеймса.

Глаза Патрика широко раскрылись. Он отступил назад.

– Отец Мерчант?

На священнике была красная дешевая куртка с серой оторочкой на капюшоне, из тех, которые носили дети в семидесятых, катаясь на санках. Под курткой виднелись черная рубашка, тугой белый воротник сутаны.

– Убери пистолет, – потребовал священник. Он откинул капюшон и встал между Джеймсом и Патриком.

– Вы за мной следили? – поинтересовался Патрик.

– Я нашел адрес твоего соседа, – ответил Томас, – а швейцар дал номер квартиры. Убери пистолет.

– Я Джеймс, – раздался голос за спиной у священника, – Джеймс Бранч. Тот, кому вы звонили.

– Я Ралли.

Священник промолчал. Он смотрел на Патрика, концентрируя всю силу разума и самообладание на своем отчаявшемся прихожанине. Если бы Джеймс и Ралли могли видеть лицо священника, они поразились бы взгляду светлых голубых глаз и выражению отвращения, исказившему черты Томаса.

– Отдай мне пистолет, – вымолвил Томас Мерчант, – оставь их в покое.

Рука Патрика, сжимавшая пистолет, дрогнула, но он не сводил прицела со священника, стоявшего в нескольких шагах от него.

– Она должна быть со мной, – произнес Патрик.

– Глупости. Никто не должен никого принуждать, – священник расстегнул куртку, теперь был виден белый воротник. – А сейчас отдай мне оружие. Нет нужды наставлять его на близких тебе людей.

Глаза Патрика наполнились слезами.

– Мне плевать на них.

– Хмм. Отдай пистолет, – священник протянул руку.

– Не смейте со мной разговаривать в таком тоне. – Патрик судорожно сжал парабеллум. – Никто так со мной не разговаривает.

– Святой отец, – подал голос Джеймс.

– Отдай пистолет, – настаивал священник.

Свободной левой рукой Патрик погладил ствол оружия.

– Он мой, – заикаясь, пробормотал он.

Священник топнул ногой.

– Дай его сюда! Прекрати эту комедию.

– Не могу, – громко сказал Патрик.

– Можешь, – приказал священник, сделав шаг вперед.

– Нет. Я не могу. Не могу. – Пистолет задрожал в руках Патрика.

Кровь отлила от лица Томаса Мерчанта. Он вглядывался в жалкого человека, стоящего перед ним в дорогом черном костюме, с трясущимися руками, и выглядевшего потерянным и напуганным. Указательный палец Патрика подрагивал на спусковом крючке, и священник с ужасом ощутил, как ощущал в рыданиях исповедующихся, в напыщенных заголовках газет во время войны, в глубоком таинстве Библии, что время слов закончилось. Курок был взведен, негодяй мог выстрелить в любую секунду в молодых людей, стоявших за спиной Томаса. Ради них священник сделал то, что первое пришло ему в голову, чтобы направить всю злость Патрика на себя. Он насмешливо улыбнулся прямо в лицо вооруженному человеку.

– Ты дурак, – сказал он.

– Прекратите, – умолял Патрик.

– Святой отец, – предупредил Джеймс.

Мужчина в нелепой красной куртке насильно заставил себя рассмеяться.

– Бог мой, мальчишка, – презрительно скривился он, – ты хоть представляешь, как ты смешон?

Казалось, пистолет выстрелил сам. Ралли закричала, Патрик в недоумении отскочил в сторону, увидев кровь, стекавшую по виску священника. Томас Мерчант упал как подкошенный.

– Господи, – кричала Ралли. – Боже мой, ты застрелил его!

– Патрик, – прошептал Джеймс.

Они уставились на упавшего, истекающего кровью человека.

Патрик, пошатываясь, приблизился. В его глазах стоял страх.

– О боже!

– Ты застрелил его! – вопила Ралли. – Ты убил его!

Патрик рухнул на колени. Он протянул левую руку и коснулся ботинка священника, но тут же отдернул руку, будто обжегшись. Голова Томаса Мерчанта лежала на полу, волосы были мокрыми от крови.

– Бог мой. – Патрик задыхался. Он весь дрожал. Правую руку, все еще сжимавшую пистолет, он поднес к виску.

– Нет, – вырвалось у Джеймса. Он перегнулся через тело священника, но Патрик уже выстрелил.

Сестры в больнице Святого Луки быстро привыкли к Джеймсу. Возможно, они чувствовали особый аромат влюбленности, окружавший Джеймса, хотя он приходил всегда один. Сестры каждый раз приветливо улыбались молодому человеку с сонными глазами, проводившему у кровати Патрика Ригга дни напролет.

Священника удалось спасти. Пуля прошла по внутренней стороне черепа, слегка задев мозг. Если бы Джеймса и Ралли не оказалось поблизости и некому было бы перевязать голову и вызвать «скорую», то он, скорее всего, скончался бы от потери крови. Но уже на следующий день после ранения отец Мерчант смог подняться с кровати и довольно бодро передвигаться. Ему не разрешалось покидать больницу, но он появлялся тут и там, навещая больных и умирающих. На его голове красовалась толстая повязка. Единственным последствием ранения стало то, что его глаза слезились, и врачи предупреждали, что это неизлечимо. Они полагали, что пуля задела лицевые нервы. Таким образом, Томас Мерчант, всегда отличавшийся завидной остротой зрения, должен был провести всю оставшуюся жизнь с платком в руках, чтобы не позволить миру скрыться за пеленою слез.

Патрик был парализован и впал в кому. Паралич сковал всю правую часть тела, от глаза до ступни. Пуля, предназначенная им для себя, повредила лобную долю. Пулю успешно удалили, и шансы Патрика оценивались как удовлетворительные. Врачи надеялись, что паралич со временем пройдет.

Джеймс взял двухнедельный отпуск в «Харроу Ист» и ухаживал за своим соседом. Напуганная происшедшим, Ралли не хотела находиться рядом с Патриком и ждала вестей от возлюбленного в Сохо. Джеймс звонил из больницы Святого Луки, шепча в трубку свои мысли насчет планов на будущее.

– Мы попробуем спамони[9]9
  Мороженое с орехами и фруктами.


[Закрыть], – говорил он, – в Палермо.

Ралли возражала. Ей не нравилось спамони.

– Бутерброды с угрем, – предлагал Джеймс, – в Шанхае.

– Почему ты не отходишь от него? – удивлялась Ралли. – Он же хотел нас убить.

– Я его сосед, – отвечал Джеймс, – у него больше никого нет. У него где-то есть отец, но я не знаю, как с ним связаться.

– Он застрелил священника.

– Священник в полном порядке.

– Скажи, что любишь меня.

– Люблю.

Ралли казалась расстроенной.

– Кто мой тигр?

– Я.

Ралли замолчала.

– Это правда? – Казалось, она была напугана. – Я имею в виду, не важно, что случилось с Патриком, мы с тобой… ничего не изменилось?

– Скажи, что любишь меня.

Ралли любила.

Джеймс провел с Патриком две недели, иногда оставаясь на ночь, – тогда сестры расстилали ему койку в холле, напротив палаты Патрика. Это было запрещено, но Джеймс им нравился, и они не хотели его выгонять.

День ото дня Патрик все больше худел. Джеймс видел, как сестры его моют, разминают его левую руку и ногу. Джеймс пытался не двигаться хотя бы десять минут, представляя, что ощущает парализованный. Они размышляли о том, могут ли люди, находящиеся в коме, думать или молиться. Он ел безвкусные бутерброды и думал о Ралли. Однажды, заглянув в медицинскую карту Патрика, он узнал, что тот потерял двадцать фунтов. Джеймс решил поговорить с врачом о прогнозах по поводу состояния Патрика. Врач, низенький таитянин, ничего хорошего ему не сказал. Джеймс позвонил Ралли.

– Приезжай, пожалуйста, – произнес он, – пожалуйста, приезжай вечером. Мне нужно поговорить с тобой.

Ралли приехала. Они встретились в кафе на нижнем этаже, к Патрику она заходить не хотела. Они сидели за белым пластмассовым столом и пили сок.

– Патрик быстро теряет в весе, – выдавил Джеймс. Под глазами у него были темные круги от постоянного недосыпания.

Ралли слегка кивнула. Она нарядилась специально для Джеймса, чтобы напомнить ему о своем существовании. На ней было черное платье и туфли на каблуках.

– Ты плохо выглядишь, – сказала она.

– Мне кажется, он умирает, – отозвался Джеймс.

Ралли вздохнула.

– Это все, о чем ты хотел со мной поговорить?

Джеймс оглядел кафе. За соседним столиком сидели четыре обритых наголо мальчика, а рядом с водопроводным краном стояло инвалидное кресло, в котором скорчился мужчина. На столике, забытый всеми, лежал зеленый воздушный шар. Он перемещался над поверхностью столика под действием ветра или магии.

– Все умирают, – вымолвил Джеймс.

Под столом рука Ралли коснулась его колена.

– Джеймс, милый, что с тобой?

В этот момент Джеймс решился.

– Я хочу кое в чем признаться, – сказал он, – это важно.

– Хорошо.

– Я расскажу…

– Ладно.

Джеймс смотрел на детей, больных раком. Он знал, что где-то в их телах, в крови затаилась ненасытная, невидимая сила. Он ощущал, что Ралли ждет от него признания в преступлении, в чем-то извращенном и серьезном. Дети играли в карты, и Джеймс почему-то понял, что они были братьями и, в общем, вполне довольны своей судьбой. Шар, поднявшийся в воздух то ли под действием воздушных потоков, то ли по собственной воле, медленно парил над детьми, подобно разведывательному зонду. Ралли крепко сжала его руку.

– Я разговариваю с лифтом, – вымолвил Джеймс.

– Что ты сказал?

– Я разговариваю с лифтом фирмы «Отис» в моем доме. Каждую ночь на протяжении часа. Я закрываюсь в лифте и останавливаю его между этажами. Я сижу, скрестив ноги, раскачиваюсь взад-вперед и рассказываю лифту обо всем на свете.

– Ты… – Ралли склонилась ближе, – что ты делаешь?

Джеймс посмотрел на нее. На ее лице отражалось недоумение и любопытство. Он улыбнулся, пожал плечами и поцеловал Ралли.

Джеймс хотел бы, чтобы она всегда была такой стойкой и в то же время хрупкой. Он вынул опаловые сережки из кармана и вложил в ладонь Ралли.

– И еще, – произнес он, – это тебе.

Ралли взглянула на подарок. Она вскрикнула от радости. Все сомнения, все вопросы Джеймсу подождут.

– О, дорогой, – лепетала она.

Еще трое суток провел Джеймс, дежуря у палаты Патрика. Он вслух читал ему свои любимые книги, но разговоров с врачом стал избегать. Джеймс старался не замечать, как его сосед превращается в обтянутый кожей скелет. Каждую ночь, засыпая на отведенной ему койке, он был готов к тому, что, проснувшись, найдет Патрика мертвым.

На третью ночь Джеймс проснулся в два часа ночи и приподнялся на койке. В коридоре было темно и тихо. Его разбудило настойчивое монотонное пение, доносившееся до него сквозь сон. Когда он заглянул в палату Патрика, ему показалось, что над его соседом склонились три белые фигуры. Они положили руки на голову и ноги Патрика, и Джеймс догадался, что пели именно они. Одна фигура напоминала швейцара Сендера. Во второй Джеймс узнал Томаса Мерчанта. А третий незнакомец был седой, лица его Джеймс не видел, но мог поклясться, что это был Джон Касл, незнакомец из подземелья, подаривший ему драгоценные опалы. Когда мужчина взглянул в сторону Джеймса, тот ощутил непреодолимую усталость и провалился в сон.

Наутро его разбудила зеленоглазая сестра.

– Ваш друг, – сказала она, – пришел в сознание.

Зевая, все еще ошеломленный, Джеймс приблизился к Патрику. Томас Мерчант тоже был в палате, он стоял у кровати. Его лицо было спокойно, а из глаз неудержимо текли слезы. Сестра вышла.

Глаза Патрика были открыты, но бессмысленны. Он был уже не такой бледный, как прошлым вечером.

– Эй, Патрик. – Джеймс присел на край кровати.

Глаза Патрика пытались сфокусироваться на Джеймсе.

– Джеймс, – тихо произнес он.

– Твой правый глаз открылся, – объяснил Джеймс, – он видит.

Патрик кивнул. С невероятным усилием он согнул правую ногу.

Джеймс уставился на согнутое колено. Он слегка коснулся его.

– Ты вылечился?

Патрик разогнул ногу.

– Не совсем, – проскрипел он.

– У вашего друга все еще парализованы правая рука и четыре пальца на ноге, – пояснил Томас Мерчант.

– Они тоже заработают, Патрик, – ободрил Джеймс.

– Нет, сын мой, – голос священника звучал твердо, – они останутся парализованными.

Джеймс обернулся к священнослужителю. Он вглядывался в его лицо, в слезы, вызванные неведомыми чувствами.

– Откуда вы знаете? – спросил Джеймс.

– Это не важно, – произнес священник.

– Бранч. Джеймс.

Джеймс повернулся к койке. Повязка на голове Патрика была вдвое толще, чем у священника. Джеймс беспокоился, заметил ли Патрик свою худобу. Еще его интересовало, отпустят ли Патрика домой.

– Да, Патрик, – отозвался Джеймс.

Патрик закашлялся. Его глаза были воспалены от инфекции или печали.

– Рад, что ты здесь, – прошептал Патрик.

Джеймс погладил его по ноге.

– Мне очень жаль, Джеймс.

Джеймс был поставлен в тупик. Он сел, снова погладил ногу Патрика. Из коридора доносились утренние звуки: ездили тележки, застилались простыни, словно Патрик был не в больнице, а в дорогой, респектабельной гостинице. Он думал о том, проснулась ли Ралли, о Долли Партон, об обритых мальчиках, игравших в карты. Он раскачивался на стуле.

– Я… виноват перед вами обоими, – прошептал Патрик. – Мне жаль.

Джеймс вздохнул.

– Как ты смотришь на то, чтобы не болтать, а лежать и выздоравливать?

Патрик посмотрел на себя. Он не сводил глаз со своей безвольной правой руки. Он закрыл глаза и тихо засмеялся.

– Я классно вздрючил себя! Так ведь, Бранч?

Джеймс взглянул на священника. Он ждал от него нужных слов утешения, слов, которых он не знал. Но отец Мерчант предоставил инициативу Джеймсу.

– Патрик… – начал Джеймс. – Я… хмм. Может, тебе стоит помолчать? Просто отдыхать и выздоравливать.

– Я не хочу молчать, – прокаркал Патрик, – я только что вышел из комы.

– Знаю, – сказал Джеймс.

– Сколько… ну, ты знаешь. Как долго я был в отключке?

– Две недели, – ответил священник.

– Две недели, – подтвердил Джеймс.

Патрик вытянул левую, здоровую руку и сжал большой палец Джеймса. Ему потребовалось для этого много времени.

– Знаешь, на что это похоже? – лицо Патрика исказилось. Он казался испуганным. – Знаешь, каково это – так долго молчать? Внутри все понимать, но молчать?

Джеймс кивнул в знак согласия. Патрик все еще держал его руку.

– Знаю, – вымолвил Джеймс.