355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэвид Роберт Джозеф Бэкхем » Моя команда » Текст книги (страница 30)
Моя команда
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:07

Текст книги "Моя команда"


Автор книги: Дэвид Роберт Джозеф Бэкхем



сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Эта элементарная фраза, исходящая от него, всегда уязвляла меня хуже любых нотаций: за ней стояло, что я обманывал свой футбол и собственную жизнь, притворяясь кем-то или чем-то таким, к чему на самом деле не имел отношения. Папа знал, как меня пронять, и Алекс Фергюсон тоже. Словами, сказанными моей маме после той игры с «Вест Хэмом», шеф по-своему выразил то же самое, что говорил мне отец много лет назад. Я и без того знал, насколько эти два человека похожи – и прежде всего, своим упрямством. Возможно, ни один из них по-настоящему не понимал, что я унаследовал и позаимствовал от обоих это упрямство или, если хотите, упорство, и оно стало чертой моего характера. Но в любом случае я не мог позволить, чтобы меня, как говорится, без меня женили. Поэтому меня разозлил мамин поход к шефу, хотя, с другой стороны, ее поступок заставил меня понять, что если я так расстроен и разочарован случившимся, то следовало мужественно смотреть ситуации прямо в лицо и противостоять ей, вместо того чтобы позволить событиям довести меня до ручки.

Несколько дней спустя шеф попросил меня зайти. Он хотел поговорить о ходе подготовки к товарищескому матчу сборной Англии против Австралии, имея в виду, что со Свеном у него было достигнуто взаимопонимание по поводу того, что ведущие игроки клуба будут задействованы только на 45 минут. Конечно, как капитан английской команды я должен был знать, что в ней происходит. В общем, здесь мы потолковали прекрасно. Теперь была моя очередь. Начиная с матча против «Вест Хэма», я долго и упорно размышлял о том, что же хочу сказать отцу-командиру и услышать от него в ответ. У нас образовалось в «Юнайтед» несколько свободных дней, и это дало мне время обдумать кое-какие вещи и самому прийти к определенным выводам. Первым делом мне надлежало выяснить, хочет ли он моего ухода из «Юнайтед». И если такого намерения у шефа нет, но он собирается по-прежнему трактовать меня так же, как сейчас, то мне хотелось довести до его сведения, что у меня имеется иной вариант поведения. Я не мог себе вообразить, что на самом деле поступлю подобным образом, но это было вполне возможным – у меня лежала в банке достаточная сумма, чтобы позволить себе принимать решения, не очень-то думая о деньгах. Вместо того чтобы ломать себе жизнь и тратить нервы на занятия игрой, которую я продолжаю любить, но без взаимности, я могу вообще уйти из футбола. Я зашел в своих размышлениях настолько далеко, что уже обсуждал данный вопрос с Викторией. Тем не менее, мне не хотелось верить, что дело может дойти до этого:

– Скажите, шеф, мы можем разобраться в нашей проблеме?

– В какой проблеме? Разве у нас есть проблема?

– Да, есть. Не может быть, чтобы я оказался в том состоянии, в котором сейчас нахожусь, без всякой причины. А я ведь оказался в разобранном виде из-за того, как вы поступаете со мной.

– Я ничего тебе не сделал, – сказал он. Затем продолжил:

– Ты относишься ко мне аналогичным образом – игнорируешь и даже не смотришь на меня во время бесед с командой.

Это было верно, но только потому, что иногда такое поведение казалось мне единственной возможностью хоть как-то скрыть ту подавленность, которую я ощущал. Если ты не в состоянии справиться с чем-либо, то пытаешься вообще не замечать этого.

– Шеф, ваше нынешнее отношение ко мне продолжается уже многие месяцы. По крайней мере, еще с того момента, когда я сломал себе ребро, и после той истории с посещением Букингемского дворца. Я не получаю удовольствия от тренировок. Не получаю удовольствия от футбола. Я просто не могу и дальше жить в таком же духе.

Когда я спросил у него, действительно ли он считает, что окружающие всячески подкатываются и подлизываются ко мне и что я изменился из-за этого, то, как мне показалось, этот вопрос застиг его врасплох. Это был странный момент – момент неуверенности, – совершенно не похожий на то, как складывались отношения между нами прежде. Возможно, его удивило, что мы с мамой обменивались мнениями по поводу их беседы, или же изумило, что я не боюсь поставить его в известность о подобном разговоре между мною и мамой. Сначала он отрицал, будто говорил нечто такое, а затем попытался объяснить, что он имел в виду.

Насколько я мог видеть, наш отец-командир не уловил сути моих претензий.

– Я не согласен с вами, но отложим это в сторону. Даже если вы не одобряете того, как ведут себя другие люди по отношению ко мне, разве правильно обвинять в этом меня?

Думаю, он согласился с этим. Во всяком случае, в основном. Однако для меня данный вопрос был слишком важным, чтобы просто остановиться на этом:

– Мне теперь 27 лет. Думается, я немного вырос и повзрослел. И теперь, как мне кажется, лучше откликаюсь на ободрение и воодушевление, чем на упреки. Возможно, то, как вы поступали со мной на протяжении нескольких последних месяцев, и могло в прошлом подействовать на меня, но сейчас такое обращение со мной перестало срабатывать. Если я теперь и играю хорошо, то только благодаря самому себе и той поддержке, которую получаю дома. И вовсе не благодаря тому, как вы относитесь ко мне, а несмотря на это.

Шеф заверил меня, что не придирался ко мне умышленно и что он не относится ко мне хоть сколько-нибудь иначе, чем к остальным игрокам. Я знал, что на самом деле это обстояло не так, но у меня не было никакого иного выбора, кроме как поверить отцу-командиру на слово и воспринять его заявления всерьез. Я высказал основное из того, что должен был довести до его сведения, и мне показалось немного странным, что отец-командир не набросился на меня. Его сегодняшнее поведение ни на мгновение не искажалось гневом. Возможно, именно поэтому наша встреча не привела к тому, на что я рассчитывал, – к подлинному улаживанию разногласий и примирению или же к моему заявлению о намерении уйти. Вместо этого он сказал, что хочет продолжить нашу совместную работу:

– Ты общайся со мной. Я стану общаться с тобой. Будем оба профессионалами и продолжим с того места, где мы сейчас находимся.

Я встал и направился к выходу из кабинета. Тут шеф обратился ко мне в том полушутливом и слегка саркастическом тоне, как он это умеет:

– Прежде чем ты начнешь плакать, подойди ко мне и пожми мою руку.

Я не испытывал желания плакать. Не уверен также, что это был удачный момент для рукопожатия, но я сделал, как он просил. У меня наш разговор оставил такое чувство, что ничего не было решено и ничего в действительности не изменилось.

Тем не менее, следующим утром на тренировке у меня сложилось впечатление, словно что-то все же сдвинулось с мертвой точки. Отец-командир держался со мной совершенно по-иному (во всяком случае, так мне показалось) – позитивно, ободряюще, даже дружелюбно.

В течение некоторого времени все выглядело прекрасно. Создавалось впечатление, будто наша встреча, в конце концов, привела к той цели, которую я себе ставил. Я вроде бы получил все, в чем нуждался, чтобы прекратить свое сползание во мраке, которое ощущал в последние месяцы, и снова увидеть перед собой свет. Поскольку мне перестали каждый день костылять по шее, то я смог снова тренироваться и играть так, как мне это не удавалось на протяжении многих недель. У меня появилось такое чувство, словно я и шеф сумели оставить позади ту полосу напряженных отношений, которые имели место между нами, начиная, как уже говорилось, со сломанного ребра и моего посещения Букингемского дворца.

Я был неправ. На самом деле это было затишье перед бурей.

В воскресенье, незадолго до моего отъезда на сборы команды Англии, мы играли у себя дома с «Манчестер Сити». Ранее в этом же сезоне мы проиграли дерби на стадионе «Мэйн Роуд» со счетом 1:3. Я тогда не выходил на поле, так что данное поражение никак не могло быть моей виной. Уже хорошо. На следующий день после той неудачи Гэри Невилл рассказывал мне, что в раздевалке отец-командир был таким злым, каким он его никогда не видел после матча. Увы, на «Олд Траффорде» результат оказался не намного лучше. Мы пропустили гол незадолго до конца игры, которая в итоге завершилась ничьей 1:1. Впоследствии в раздевалке старший тренер выбрал именно меня в качестве объекта для критики, утверждая, что я слишком часто терял мяч. Сам я мог вспомнить только несколько пасов, которые не доходили до адресата. Я не выступал, а просто сидел и давал ему возможность высказаться, но потом в течение всей недели сожалел, что поступил так. Если бы я в тот день постоял за себя вместо того, чтобы дожидаться следующей домашней игры, то, возможно, того взрыва, который тогда произошел, не было бы, и события развивались бы не столь бурно.

В народе говорят, что перемена занятий – тоже отдых. Но та неделя, когда сборная Англии уступила 1:3 Австралии на «Эптон Парке», таковой, конечно же, не была. Первую половину этой встречи отыграли футболисты постарше, но мы ни минуты не действовали с огоньком. На поле царила довольно странная атмосфера, когда мы заранее знали, что по истечении 45 минут вместо нас выйдут молодые ребята – абсолютно другая команда. Австралийцы, большинство из которых играли в футбольных клубах Англии, отлично уловили наше настроение, постоянно шли вперед и к перерыву лидировали в счете, забив два гола. Я был поле. Едва мы вернулись в раздевалку, я спросил у Свена, можно ли мне сыграть, по крайней мере, хоть часть второго тайма. Я считал, что мы обязаны реабилитировать себя в глазах болельщиков сборной Англии и в собственных тоже, то есть попробовать исправить ситуацию. Он ответил отрицательно, объяснив, что такова была предварительная договоренность, и вообще моя просьба не является хорошей идеей. Это товарищеская встреча, дававшая ему возможность взглянуть в деле на ребят вроде Уэйна Руни. И если подумать об отборочном матче к турниру «Евро-2004», состоявшемся позже в том же сезоне против Турции на «Стадионе света», и о том вкладе, который внес в указанную встречу этот семнадцатилетний паренек, то никто, мне думается, не сможет сказать, что решение Свена в матче против Австралии не было правильным.

До наших следующих, настоящих отборочных встреч оставалось еще несколько недель, так что пока еще никто не смотрел настолько далеко вперед. После поражения в игре с Австралией, состоявшейся в тот февральский вечер, старший тренер сборной Англии и ее футболисты получили в печати изрядный нагоняй. Свена начали критиковать еще в первые дни после чемпионата мира. Наш стартовый отборочный матч к европейскому чемпионату 2004 года, проходивший на выезде в Словакии, оказался по-настоящему трудной игрой, к тому же на ужасном поле. Мы победили, но для газетчиков этот факт, казалось бы, не имел значения – нас критиковали в СМИ за отсутствие всякого стиля и игру без капли страсти. Что же касается меня, то я считал эти три очка прекрасным достижением. Затем, выступая дома против Македонии, мы, хоть и показывали в ходе встречи отдельные фрагменты хорошего футбола, ограничились всего лишь ничьей в матче против команды, которую, по всем прогнозам, должны были разгромить. У нас явно сбился прицел, и внезапно именно те люди, которые в свое время не одобряли назначения Свена на пост тренера английской сборной, увидели в ничейном итоге со «слабаками» свой шанс устроить над ним судилище и в результате настоящей травли выгнать его с работы.

Основная критика сосредоточилась на том, что мы выставили две совершенно разные команды, а также на дебатах, посвященных вечной теме «клуб или сборная». При этом говорились просто смешные вещи типа упреков, будто Свен недостаточно силен, чтобы мужественно противостоять зубрам, занимавшим посты старших тренеров в командах премьер-лиги. Для меня лично вообще не существовало выбора: играть в «Юнайтед» или в сборной Англии. «Юнайтед» был всей моей жизнью, если говорить о футболе, но это отнюдь не означало, что я не испытываю гордости каждый раз, защищая честь моей страны, тем более в качестве капитана сборной. Читая и слушая разные мнения, порожденные исключительно суетой, некомпетентностью и волнением по пустякам, я задавался вопросом, какие выводы сможет сделать из всей этой возни наш отец-командир. Мне было любопытно, может ли моя футбольная карьера на международном уровне – равно как и образ жизни в качестве мужа и отца – являться частью «проблемы Дэвида Бекхэма», какой ее видел старший тренер «Манчестер Юнайтед». Разумеется, я мог только предаваться размышлениям на все эти темы, но в данный момент не мог предпринять на сей счет ничего конкретного. Важным обстоятельством была необходимость возвращения в Каррингтон для подготовки к домашней встрече с «Арсеналом» в пятом круге кубка.

Помню, как шеф заранее собрал нас всех вместе. Присутствовали не только ребята из сборной Англии, которые сравнительно давно не появлялись на «Олд Траффорде» по причине своих международных обязательств.

– Теперь вы вернулись в клуб, – сказал тренер. – Нам предстоит в субботу ответственная встреча. Позаботьтесь о том, чтобы хорошо настроиться на нее и не думать ни о чем постороннем.

Если говорить о наших с ним отношениях, то в воздухе снова повеяло холодом. Какая-то мелочь опять разозлила отца-командира. Я только не знал, какая именно. Единственным, что я знал, а точнее, ощущал, была напряженность между нами, и я был убежден в скором наступлении неких неожиданных событий. Помню, как в пятницу вечером, перед игрой с «Арсеналом» я говорил кому-то из товарищей по команде:

– Все идет вкривь и вкось. Что-то влезло ему в голову, и завтра нечто должно случиться.

Игра у нас совершенно не пошла. «Арсенал» забил, хоть и благодаря везению – удачному для них рикошету после штрафного удара. В перерыве шеф сказал, что он не в восторге от моих действий на поле. Мол, это не моя работа – играть на позиции правого защитника. Я должен выдвинуться вперед, поближе к форвардам, к Эшли Коулу – вот как он сказал. Я не мог понять, что имеется в виду. Посмотрел на Гэри, который, конечно же, играл позади меня, и увидел, что тот тоже не согласен с шефом. Но мне не было никакого резона сейчас что-нибудь говорить. Мы проигрывали только 0:1, владели мячом не меньше соперников, и в нашем распоряжении имелось в данный момент еще целых 45 минут, чтобы направить игру в правильное русло.

Но на самом деле все стало только хуже. В начале второго тайма Эду, пройдя вперед, мягко прокинул мяч в глубину нашей обороны на Вильтора, и «Арсенал» был уже на два гола впереди. Я играл не здорово. Впрочем, и остальные тоже. После финального свистка мы двинулись всей толпой в раздевалку. Я уже давно снял свои бутсы и щитки, потому что получил удар по ноге и был заменен. Шеф вошел, закрыл за собой дверь, снял куртку и повесил ее на крючок. Первые его слова были такими:

– Дэвид! Как насчет второго гола? Что в этот момент делал ты?

Значит, он винил меня? Его слова застали меня абсолютно врасплох.

– Это была не моя ошибка. Их парень убежал от кого-то еще в центре поля, сразу же за средней линией.

Шеф продолжал наступать:

– Мы говорили тебе об этом перед игрой. Проблема с тобой в том, что ты никому не позволяешь обратиться к тебе. Ты не слушаешь.

Я не мог поверить своим ушам. Ведь я внимательно слушал – и хотел слушать – на протяжении всей моей карьеры. Я слушал отца-командира с первого дня, когда мы встретились, и продолжал делать это теперь.

– Дэвид! Когда ты неправ, то должен уметь признаваться в этом, – сказал тренер.

– Шеф, прошу извинить. Я в данном случае не сделал ничего неправильного. Это не было моей ошибкой, и я не беру на себя вину за гол.

– Нет. Ты как раз и должен взять вину на себя.

Каждый из присутствовавших в раздевалке отлично слышал, что происходит. Конечно, все знали, что прав был я; можно было показать пальцем на полдюжины наших ребят, кто так или иначе поспособствовал второму голу «Арсенала». И нечего было валить все на меня, как поступал шеф. У меня было такое чувство, что надо мной измывались, причем публично, и старались загнать в угол – но без всякой другой причины, кроме злобы шефа. Меня заманили в ловушку и поймали. И тут я стал говорить то, чего никакой игрок, и уж конечно, никакой игрок «Юнайтед» не должен выливать на старшего тренера. Когда я мысленно возвращаюсь к тому дню, то происшедшее в эту минуту все еще кажется мне чем-то нереальным.

Шеф сделал шаг или два по направлению ко мне. На полу валялась бутса, он размахнулся и что было сил пнул ее. В меня? В стену? Она могла полететь куда угодно – так он был разгневан. Я почувствовал острую боль немного выше левого глаза, куда угодила бутса, прижал к этому месту руку и вытер с брови кровь. И тут я пошел на отца-командира. Не знаю, терял ли я когда-либо в жизни контроль над собой до такой степени. Несколько ребят вскочили – сначала меня схватил Гиггзи, потом Гэри и Рууд ван Нистелрой. Вдруг все происходящее стало напоминать какую-то безумную сцену из гангстерского кино – они держат меня, а я пытаюсь добраться до шефа. Он отступил назад – думаю, и сам потрясенный и шокированный случившимся. Вероятно, вспышка гнева продолжалась у него никак не больше минуты. Я тоже немного успокоился и прошел в комнату для лечебных процедур.

Один из медиков остановил кровотечение возле глаза. Я пробыл там примерно пять минут – столько сколько потребовалось врачу и физиотерапевту чтобы удостовериться, что я не вернусь и не начну эту свару снова. В конце концов, я сказал им, что все в порядке и прошел в раздевалку, быстро оделся и собрался уходить. Когда я подошел к двери, там уже стоял отец-командир:

– Извини, Дэвид. Я не хотел сделать этого.

Я даже не мог заставить себя посмотреть на него – настолько был еще разозлен тем, что произошло – и не хотел никак реагировать на его слова. Так ничего и не сказав, я просто прошел мимо него и дальше в зал для игроков. Виктория уже ждала там. Я хотел одного – выйти с «Олд Траффорда» и отправиться домой.

– Что случилось? Что ты сделал со своим глазом? Я ответил Виктории, что расскажу ей попозже, но она хотела знать сразу же, немедленно. Я объяснил. как развивались события, и внезапно Виктория рассердилась ничуть не меньше меня, ведь ей предстояло жить до конца сезона с человеком, которого довели и унизили до предела. И теперь она сочла, что в этом положении может и даже должна что-то совершить:

– Он не имеет права относиться к тебе подобным образом. Я хочу немедленно его видеть.

Не знаю, что Виктория могла бы сказать или сделать, если она действительно собиралась что-то предпринять, но мне совсем не хотелось повздорить с женой, да еще в такой момент. Я понимал, что оставаться здесь сейчас не следовало, и потому настоял, чтобы мы немедленно уехали. Позже в тот же вечер глаз снова начал кровоточить, и мне пришлось вызвать доктора. Он пришел и заклеил травмированное место несколькими полосками лейкопластыря.

Я знал, что нас ожидает. В наше время трудно удержать что-либо в секрете, и даже раньше, чем игроки «Арсенала» и «Юнайтед» покинули в этот день «Олд Траффорд», история об инциденте, случившемся в раздевалке (или, по крайней мере, какие-то ее обрывки) попали в прессу. Так что когда на следующее утро я вышел из дома на Олдерли-Эдж, убрав волосы назад, чтобы они не спадали на ранку над глазом, то буквально тут же кто-то успел меня щелкнуть, и эта фотография в понедельник появилась во многих газетах. Вдобавок ко всем другим эмоциям, которые на меня обрушились, я еще чувствовал себя эдаким самым убедительным подтверждением происшествия с бутсой, его наглядной иллюстрацией и, если хотите, основным вещественным доказательством.

В любом случае не стоит вступать в конфликт со своим боссом. Еще сложнее ситуация и еще труднее восстановить испорченные отношения, когда миллионы людей стоят у вас за спиной и смотрят из-за плеча в надежде увидеть, что произойдет, и одновременно размышляют вслух по поводу возможного развития событий. По крайней мере, в течение нескольких дней дела обстояли именно так. Если я не впал в оцепенение и не бродил кругом, размышляя о том, каким образом и почему отношения между мной и шефом дошли до такой стадии, то меня одолевали мысли о том, был ли его поступок в раздевалке нечаянным и чисто случайным или нет. И хотя сразу же после этого он извинился и высказал сожаление, теперь, когда этот эпизод стал предметом общественного внимания, я был твердо убежден, что извинение отца-командира тоже должно носить публичный характер. И уж, конечно, я не считал себя тем, кто должен сделать первый шаг.

За пределами «Олд Траффорда» все только об этом и говорили. Все те, кто высказывался на сей счет и доводил до сведения публики свое мнение (независимо от того, насколько эти люди знали или понимали, что произошло в действительности), в некотором смысле заставили меня тщательно и всесторонне проанализировать нашу ссору и помогли мне понять, чем она была на самом деле. Мы крепко поспорили, я и шеф. По ходу я сказал много такого, чего не должен был говорить. Он отреагировал, причем плохо, даже ужасно. И вот теперь у меня была рассечена бровь. За эти мгновения разом взорвалась вся напряженность, копившаяся на протяжении нескольких последних месяцев. Только сам шеф мог сказать, какие чувства он испытывал в тот момент, но я знал (и он сказал об этом сразу же, не медля ни минуты), что Алекс Фергюсон не хотел попасть в меня бутсой, как бы зол он ни был. Так что в значительной степени это получился, как говорят бильярдисты, фукс – случайный удар, неожиданно оказавшийся точным попаданием. Я все основательно обдумал: в середине недели «Манчестер Юнайтед» предстоял невероятно важный матч против «Ювентуса» в Лиге чемпионов, и я не хотел, чтобы личная проблема, возникшая между мной и шефом, помешала нашим приготовлениям.

Я понимал, что независимо от слов или действий отца-командира у меня есть возможность перед игрой, предстоявшей в среду вечером на «Олд Траффорде», немного разрядить ситуацию, снять ее остроту. Мне казалось, что это будет правильно и хорошо для всех – для меня, для моих товарищей по команде и для клуба. Я опубликовал заявление, где говорилось, что произошедшее было чистой случайностью, так сказать, несчастным случаем, а теперь все это осталось позади, и перед нами стоит единственная задача – сосредоточиться на победе над «Ювентусом», которую нам и удалось достичь, со счетом 2:1. Наш шеф после этого матча, высказываясь публично, особо подчеркнул, что я играл по-настоящему хорошо, и я оценил данное заявление. И когда мы в следующий раз собрались поговорить, речь шла только о футболе. Не было никакого крупного разговора или чего-нибудь в этом роде. Мы просмотрели видеозапись нашего поражения от «Арсенала», и шеф указал, где, по его мнению, я ошибся в выборе позиции, когда мы пропустили второй гол, но одновременно признал, что в этом эпизоде неправильно выбрала себе место на поле фактически половина команды. Такой подход был близок к признанию шефа в том, что критика в мой адрес, прозвучавшая в раздевалке после того матча и сделавшая меня единственным виновником гола в наши ворота, была несправедливой.

На любой другой стадии моей карьеры в качестве игрока «Юнайтед» мы бы тут же, на месте покончили с той стычкой, которая произошла между нами в раздевалке. А уже месяц спустя все выглядело бы так, словно ничего и никогда не случалось. Однако в первые несколько дней после той игры с «Арсеналом» я еще не понимал того, что знаю теперь, – шеф и я уже достигли в своих взаимоотношениях той точки, откуда не было никакого возврата. Принял ли Алекс Фергюсон уже тогда окончательное решение по поводу Дэвида Бекхэма? Действительно ли он не хотел больше видеть меня в клубе? Даже если и так, все равно готов держать пари, что это ничуть не помогло ему лучше, нежели мне, подготовиться к тем событиям, которые произошли через шесть месяцев.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю