Текст книги "Убийство в Чесапикском заливе"

Автор книги: Дэвид Осборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8

– А-а, вот и вы оба! – Эллен широко улыбалась, но, говоря «оба», явно отождествляла меня с полицией, олицетворявшей в ее сознании все неприятности, свалившиеся ей на голову. Большинство мужчин не уловили бы язвительности, сквозившей в ее тоне, – и я уверена, Майкл Доминик не был в данном случае исключением, – но любая женщина безошибочно распознала бы скрывающуюся за ней враждебность.

Еще раньше я попросила у Эллен разрешения задержаться здесь на некоторое время, мол, так будет лучше для Нэнси, и она нехотя согласилась. Теперь, когда следствием установлено, что Мэри погибла не в результате несчастного случая, а была убита, и Майкл Доминик сообщил ей, что мне это известно, ей попросту ничего иного и не оставалось.

Затем я сказала, что Доминик желает тщательно обследовать всю территорию и корпуса школы и просит меня помочь ему в этом. Эллен оказалась на высоте положения и, как всевластная владычица, что называется, милостиво вручила нам ключи от кампуса.

А я тем временем имела возможность еще раз подивиться ее внешности. Она выглядела совершенно потрясающе. На ней был дорогой, элегантный костюм, темные волосы слегка завиты и… только сейчас я поняла – она что-то сделала со своим лицом. Это было особенно заметно по векам, щекам и шее. Кроме того, у Эллен всегда, даже в школьные годы, была огромная грудь. Сейчас ее фигура выглядела безупречной. Прежде мне как-то не приходило в голову соотносить внешние данные Эллен с ее дорогой одеждой и спортивным автомобилем. Откуда только она берет деньги? Может, получила наследство?

– Я еду в Вашингтон, – объявила она. – Мне снова предстоит обед с попечителями. Кстати, они на удивление спокойно восприняли всю эту историю. Одна из вашингтонских газет проведала о вашем присутствии здесь, лейтанант, но, к счастью, не об истинной причине этого. Мне необходимо убедить этих борзописцев, что все в полном порядке. Владелец газеты женат на нашей выпускнице 1975 года, и он обещает не давать хода какой-либо дальнейшей информации.

Она одарила Доминика одной из тех обворожительных улыбок, которые предназначались исключительно миллионерам – родителям ее воспитанниц.

– Пока меня не будет, – сказала она, – все сведения, касающиеся истории и функционирования школы, вы сможете получить от Маргарет. А Тэрри Карр располагает исчерпывающей информацией о нынешнем контингенте учащихся, равно как и о преподавателях и обслуживающем персонале.

Я была уже не в состоянии изображать на лице благодушную улыбку. Эллен вела себя так, словно ничего особенного не случилось, – ну, небольшая эпидемия гриппа в школе, только и всего. Я невольно задавалась вопросом: означает ли это, что бесконечные неурядицы в школе с годами окончательно выхолостили ее душу, или благодаря железному самообладанию она всего лишь умело скрывает обуревавший ее страх.

Когда Эллен наконец укатила, мы с Домиником приступили к осмотру кампуса. Начали мы с Главного Корпуса, а точнее – с чердака, забитого декорациями и прочим реквизитом; затем этажом ниже осмотрели огромную, постоянно пополняющуюся за счет пожертвований библиотеку, соседствующие с ней комнаты Герти Эйбрамз и школьной прислуги, а также изолятор. После этого мы спустились на первый этаж, где размещались актовый зал, зал для занятий, административные службы, преподавательская и столовая с примыкающей к ней кухней.

Завершив осмотр Главного Корпуса, мы направились к корпусам, отведенным под дортуары и учебные классы, и, наконец, посетили гимнастический зал, где Онзлоу Уикес проводил занятия с командой «Королевы Мэриленда». Судя по выражению лица Доминика, главный тренер вызывал у него такую же неприязнь, как и у меня.

Последним пунктом нашего маршрута были новые конюшни, но по пути к ним мы осмотрели заросли кустарника и лес, вплотную подступающий к старой Коптильне, как раз в том месте, куда выходят окна моего гостевого номера. Именно здесь предстоящим летом будет расчищена и разровнена земля, а осенью начнется сооружение спортивного комплекса Хайрама Берджесса. Когда мы возвращались назад, к Главному Корпусу, день уже начал клониться к закату.

– А теперь расскажите мне о соревнованиях, – попросил Майкл Доминик. – Ваше судно и судно школы Святого Хьюберта… как оно называется?

– «Чесапик», – сказала я. – Оба судна – одного класса и подарены богатыми выпускниками этих школ. Первые состязания состоялись в 1934 году, и с тех пор проводятся регулярно раз в год. Суда стартуют в устье реки Литтл-Чоптэнк у буя близ острова Джемса, идут на юг к острову Танджир, что находится в нескольких милях дальше на юг от устья реки Потомак, а потом разворачиваются и возвращаются назад.

Доминик был и удивлен и восхищен.

– В общей сложности суда проходят примерно сто двадцать миль.

– Гонки начинаются в субботу и завершаются в воскресенье. Без каких-либо остановок. Однажды они продолжались вплоть до понедельника.

– А вам доводилось когда-нибудь участвовать в них?

– Лишь однажды, – сказала я. – Мой пост был у главного кливера.

– Ну, и вы выиграли?

– В тот раз проиграли.

– «Брайдз Холл» обычно проигрывает?

– Проигрывает? Нет! Как правило, мы выигрываем.

Я ненавидела себя за это «мы» и гордость, звучавшую в моих ответах.

– Мальчишки, наверно, в таких случаях чувствуют себя слегка уязвленными?

– Это уж их проблемы.

Он рассмеялся, а потом вдруг предложил пообедать вместе, чем снова застиг меня врасплох.

Очевидно, я не должна была соглашаться, поскольку мне не хуже всякого другого известно, что не годится смешивать дело с развлечением. Я знаю также, что женщину «в годах», под воздействием льстивых речей забывшую о разнице в возрасте, подстерегает куда более сильное разочарование, чем в молодости.

Но несмотря на житейский опыт, я – человек и, слава Богу, женщина. После всего, что я пережила за эти несколько дней, мысль об обеде в каком-нибудь уютном ресторанчике в обществе приятного мужчины показалась мне необычайно привлекательной. Мы условились о времени, и, подобно глупой школьнице, я занялась прической и макияжем, на чем свет стоит кляня себя зато, что не захватила с собой какого-нибудь нарядного туалета.

Он повез меня в прелестный маленький ресторанчик неподалеку от Бернхема, построенный в 1814 году и славящийся лучшими в заливе крабами на вертеле. Блики на потемневшем от времени деревянном потолке, отбрасываемые трепещущим пламенем свечей, и начищенные до блеска медные вазы в нишах придавали всей обстановке романтическую прелесть.

Я непременно улучу подходящий момент и воздам должное его вкусу. Несомненно, Майкл Доминик пригласил меня пообедать не без тайного умысла – глаза выдавали его, – но в этот вечер он говорил только о деле. Я в свою очередь изо всех сил старалась удержаться от кокетства, и, кажется, мне это удавалось, хотя и с трудом, особенно если учесть, сколько я выпила прекрасного коллекционного вина. Весь день мы провели вместе, между нами возникла некая общность, и теперь мы обращались друг к другу по имени.

Я рассказала ему все, что знала о школе. Потом мы стали беседовать просто как люди, желающие поближе узнать друг друга. Я поведала ему о своем долгом счастливом замужестве, которое оборвалось со смертью Джорджа одиннадцать лет назад, о своем увлечении воздухоплаванием и планеризмом и о том, что занялась этим отчасти благодаря предсмертному завету Джорджа. Он просил меня не замыкаться в нашем с ним прекрасном прошлом, а найти в себе силы жить полноценной жизнью.

– Ну, и как вы решаете эту проблему?

Вопрос был вполне в его духе, но я не растерялась.

– Как всякая другая женщина, – сказала я. – У меня есть право выбора, и, полагаю, я достаточно разумна, чтобы понимать, что ошибка в выборе может обойтись дорого.

Он никак не отреагировал на мои слова, и я быстро перевела разговор на тему о нем самом. Он рассказал о себе, о своем отце-архитекторе и матери-враче. Когда-то он учился в Колумбийском университете в Нью-Йорке, на историческом отделении.

– В полиции я оказался совершенно случайно, – продолжал он. – Я жаждал деятельности, а по исторической части найти что-нибудь было трудно. Я никогда не помышлял о профессии полицейского, но мне было интересно поработать в полиции некоторое время. Полиции приходится иметь дело с людьми, как правило, агрессивными, чьи поступки не укладываются в общепринятые нормы, и это тоже представлялось мне интересным. Ведь если воинственность, агрессивность направить на цели, не имеющие ничего общего с преступлением, то она может оказаться полезной. В агрессивности заложен элемент соперничества, состязательности, что в свою очередь стимулирует созидательные тенденции в общественном сознании, равно как и в экономике.

Майкл Доминик был внимателен, красноречив и при свете свечей необычайно красив: умные глаза, чувственный рот, сильные и в то же время нежные руки.

Вечер был поистине прекрасным.

Однако по возвращении в свой гостиничный номер я пережила нечто совершенно ужасное.

Майкл довез меня до «Брайдз Холла», проводил до двери моего гостевого номера и сразу же попрощался. Еще в машине он вручил мне толстую пачку досье на большую часть преподавателей, учащихся и обслуживающего персонала. Трудно было поверить, что полиция успела сделать так много за столь короткое время. Мне сразу же стало ясно направление следственной деятельности. Майкл сказал, что ему будет очень любопытно выслушать мое мнение о прочитанном.

Я смотрела, как он идет по газону, его смутная, уменьшающаяся по мере удаления фигура то пропадала из виду, то снова появлялась в островках тусклого света уличных фонарей. Когда он включил передние фары и машина рванулась вперед, я вошла в спальню, включила свет и первым делом поспешила опустить жалюзи на окнах, за которыми чернела плотная стена деревьев. Признаться, эта темень за окном всегда наводила на меня страх. Потом, когда я стала раздеваться, у меня возникло странное чувство – будто в моем номере что-то не так. Будто здесь находится кто-то еще, хотя, конечно же, никого, кроме меня, не было.

Я не трусиха, но мне потребовалось призвать на помощь всю свою храбрость, чтобы открыть дверцу стенного шкафа и убедиться, что там никто не прячется, а затем, сознавая собственную глупость, заглянуть еще и под кровать и за матовую дверь душевой кабины. Я убедилась, что в номере действительно нет никого, кроме меня. Но тогда, быть может, кто-то побывал здесь в мое отсутствие? Ах, ну конечно же, – горничная. Она разобрала мне постель и достала из моего чемодана свежую ночную рубашку. Горничная или Гертруда Эйбрамз. А если это был кто-то другой? Кто не должен входить в номер?

Мне хотелось принять душ – тело ныло от усталости. Но я удержалась от соблазна пойти в ванную. Я попросту не могла на это решиться. Мысль оказаться загнанной в ловушку, подобно жертве маньяка в облике Тони Перкинса [2]2
  Энтони Перкинс – известный американский актер, исполнитель главной роли – маниакального убийцы – в фильме англо-американского режиссера А.Хичкока «Психоз», или «Психопат», 1960 г. У нас в специальной и справочной литературе фильм назван «Психо».


[Закрыть]оказалась чрезмерной для моих нервов. Я надела ночную рубашку, заперла дверь на оба замка, потом села на краешек кровати и потянулась за будильником.

Вот тогда-то я и увидела ее. Почти мгновенно я ощутила, как родившийся где-то внутри у меня немой крик застрял в горле, стесняя дыхание.

Это была фотография. Более отвратительное зрелище представить себе трудно. Я всюду вожу с собой фотографию внуков в серебряной рамке – загорелые и смеющиеся, они запечатлены на палубе парусной шхуны. Так вот, вместо этой фотографии в рамку была вставлена моментальная фотография мертвой Мэри Хьюз, висящей на балконе церкви, с синим, искаженным страданием лицом.

Внизу под фотографией крупными жирными буквами было написано: «Убирайся домой».

Глава 9

Я невольно отбросила фотографию прочь. Потом, смутно сознавая, что Майкл может захотеть взглянуть на нее, набралась смелости, подняла ее и положила в ящик серванта в гостиной, лицевой стороной вниз. Я взяла фотографию носовым платком отнюдь не из резонного опасения стереть оставленные на ней отпечатки пальцев, а потому, что просто не могла к ней прикоснуться.

Майкл дал мне номер своего личного телефона на случай, если у меня возникнет необходимость связаться с ним. Но звонить ему сейчас не было смысла. Тот, кто совершил эту мерзкую акцию, наверняка не станет сразу же вламываться ко мне в номер. Насколько я понимала, должно пройти некоторое время, прежде чем преступник отважится сделать очередной шаг. Поэтому, решила я, нынешней ночью вряд ли может что-то произойти. Пока что мне следует успокоиться и попытаться уснуть, а утром я позвоню Майклу.

Фотографию Нэнси и Кристофера я нашла у окна и поставила на ночной столик, прислонив к лампе. Потом легла в постель и взяла в руки книгу. Разумеется, чтение не шло мне на ум. Я выключила свет и попыталась уснуть. Но не смогла. Вспомнив, что в гостевом номере столько всяких напитков, что можно напоить целую армию, я встала и налила себе виски, слегка разбавив его водой. Сидя в постели, я медленно потягивала виски, убеждая себя в том, что шелестит листвой за окном отнюдь не мой потенциальный убийца, а дующий с залива ветер.

Я не знаю, когда наконец заснула, но так или иначе, виски совершило чудо. И вот уже утро, и яркий свет рвется ко мне в спальню. Когда я отдернула шторы и подняла жалюзи, в комнату хлынули золотистые лучи летнего солнышка. Как удивительно все преображается днем!

И все же я по-прежнему не могла заставить себя открыть ящик в серванте и взять в руки злополучную фотографию. Мне даже не хотелось вернуть себе серебряную рамку, потому что какую бы фотографию я теперь в нее ни вставила, мне всегда будет мерещиться этот ужасный снимок.

Было еще совсем рано. Я приняла душ и постаралась не думать о Мэри Хьюз. После ленча я должна встретиться с Майклом, а до этого мне предстоит прочитать уйму материалов. Благословенный дневной свет рассеял ночные кошмары, и я решила, что расскажу ему о фотографии уже при встрече.

Я надела хлопчатобумажную юбку и самую красивую из всех блузку, а также легкий кардиган. Потом с особым тщанием нанесла макияж, причесалась и, сидя перед туалетным столиком, некоторое время разглядывала себя в зеркале.

Что это вдруг нашло на меня? Я никогда не уделяла столько внимания своей внешности. Но удивляться тут было нечему. Я прекрасно знала, что всему причиной Майкл Доминик. Mapгарет Барлоу, разве что под угрозой смерти способная признаться, что ей уже пятьдесят пять, старалась выглядеть как можно более привлекательной в глазах мужчины, который моложе ее более чем на десять лет.

Я быстро опамятовалась и, показав язык своему отражению в зеркале, мысленно выбранила себя за глупость, а потом, как и подобает добропорядочной бабушке, отправилась на завтрак с Нэнси. Когда Нэнси ушла на занятия, я выпила еще чашечку кофе с Тэрри Карр, которая была весьма категорична в своих суждениях по поводу традиции, связанной с Мертвой Обезьяной, считая ее отвратительной и требующей немедленной отмены.

– Большинство школьных традиций, – сказала она, – основано исключительно на желании сохранить привычный домашний быт детей из богатых семей, но в реальной жизни это просто невозможно.

Мне ничего не оставалось, как согласиться, потому что прозвенел звонок, и Тэрри надо было идти в класс. Я сказала, что приду во второй половине дня помочь ей в подготовке к предстоящему спектаклю.

Даже короткий разговор с Тэрри поднял мне настроение. Она была полна творческих устремлений и оптимизма, и я подумала о том, сколь многого она успела добиться в жизни, при том, что в отличие о Эллен Морни начинать ей пришлось практически с нуля. Как она рассказала мне во время обеда в день моего приезда, детство ее прошло в маленьком шахтерском городке Западной Виргинии. Ее отец был мастером и погиб во время аварии на шахте, когда ей было восемь лет. Помнится, ее лицо при этом сделалось ужасно печальным, но она тотчас же взяла себя в руки и уже с улыбкой продолжала:

– И вот я здесь, в окружении богатств, которых хватило бы на покупку всего штата Западная Виргиния, не то что злополучной шахты, в которую каждый день спускался отец. Сетую ли я на свою судьбу? Нет, конечно. При всем богатстве здешних воспитанниц в психологическом плане они мало отличаются от учениц муниципальных школ. Деньги способны создать ощущение защищенности, но они не могут, как ошибочно полагают многие, существенно повлиять на характер человека. Дети богатых родителей имеют возможность лучше одеваться, лучше питаться и не работать во время каникул, но богатство не способно избавить их от проблем, неизбежно возникающих перед всеми подростками, независимо от их социального положения. Им так же ведомы и тревоги, и разочарования, и даже отчаяние.

Когда я вернулась к себе в номер, там заканчивала уборку приветливая девушка лет восемнадцати. В школе было с полдюжины таких горничных, и большинство из них, даже будучи по характеру вполне доброжелательными, не могли, в отличие от Тэрри, скрыть неприязнь к богатым пансионеркам. Несомненно, были среди них и такие злюки, как Гертруда Эйбраймз.

Когда уборка в гостиной была закончена, я расположилась в удобном кресле и занялась чтением материалов, которые дал мне Майкл.

Тремя часами позже, завершив чтение и сложив бумаги в пакет, я снова и снова возвращалась мыслями к прочитанному. Не в силах поверить многому из того, что я прочла, я знала, что у большинства людей имеется некая тайна, старательно скрываемая от посторонних. Я и сама не являюсь в данном случае исключением. Тем не менее вы никогда не заподозрите наличие подобных тайн у знакомого вам человека, если он кажется вам вполне респектабельной личностью. И если вам вдруг становится известно, какую тайну он скрывает, вы испытываете настоящее потрясение. В данном случае, среди знакомых мне преподавателей и воспитанниц, пожалуй, единственным человеком «без прошлого» была Гейл Сандерс, старшеклассница, обнаружившая труп Мэри Хьюз.

Я начала чтение с досье на учащихся. Оказывается, Анджела О'Коннелл – главная, по словам Нэнси, сплетница в школе и связная в команде «Королевы Мэриленда», два года назад была арестована полицией в универмаге «Блумингдейл» в Уайт-Плейнз за воровство. Суд по делам несовершеннолетних отдал ее на поруки родителям при условии, что по истечении восемнадцати месяцев они представят заключение психиатра о состоянии ее здоровья.

Знакомство с досье на Сисси Браун отнюдь не повергло меня в шоковое состояние. Она была исключена из начального класса лучшей в Новой Англии приготовительной школы Тафта – ее застигли в дортуаре у мальчиков, когда она, как бы это выразиться поприличнее, принимала душ с двумя молодыми людьми из школьной футбольной команды.

Хотя сейчас Синтия была взрослая, широкоплечая девица, ростом не менее ста восьмидесяти сантиметров, та давняя история показалась мне вполне правдоподобной. Куда более неожиданными для меня явились сведения, которые раскопала мэрилендская полиция по поводу старосты школы Констанс Берджесс. Я не могла поверить своим глазам, поэтому дважды перечитала ее досье. Полиция Мэриленда, связавшись с полицейским отеделением Форт-Уорта, где живет семья девушки, выяснила, что на втором году пребывания в «Брайдз Холле» Констанс Берджесс дважды внесла весьма солидные и непонятно откуда взявшиеся у нее суммы денег на свой счет в банке. Примерно в это же время у ее матери пропало несколько дорогих украшений. Поскольку никаких признаков грабежа не было обнаружено, а прислуга пользовалась у хозяев полным доверием, фортуортская полиция решилась допросить Конни, однако ничего не выяснила. Конни заявила, что выиграла деньги в триктрак, а ее дружок, сын известного судьи, подтвердил это.

То, что я прочитала о знакомых мне лицах из числа служащих, вызвало у меня неменьшее удивление: им были свойственны те же самые человеческие слабости, ну а в случае с Онзлоу Уикесом это было уже не удивление, а чувство омерзения. После женитьбы и рождения первенца – сейчас ребенку три года, – он дважды наведывался в дешевый мотель в Нью-Джерси с пятнадцатилетней проституткой. Полиция не приняла никаких мер, потому что та самая проститутка должна была вывести их на крупного преступника и они не хотели рисковать.

Артур Перселл, главный бухгалтер школы, тоже оказался замешанным в грязной истории. Некая мичиганская фирма заподозрила его в приписках, хотя это и не было доказано. Я не содрогнулась при мысли, что его могли незаслуженно уволить с работы, зато преисполнилась сочувствием к Тэрри Карр, когда узнала, что ее исключили из колледжа на три месяца за то, что она «позаимствовала» у подруги, делившей с ней комнату, кредитную карточку и купила себе платье для предстоящего весеннего бала.

И все-таки больше всех меня поразила Гертруда Эйбрамз. Я просто не могла поверить своим глазам. Пятнадцать лет назад она подверглась аресту за то, что в пьяном виде угрожала застрелить одного из тогдашних учителей. Я не могла представить себе Гертруду пьяной, и тем более до такой степени, чтобы угрожать кому-то оружием. Но так или иначе, именно благодаря тому, что Гертруда находилась в состоянии сильного опьянения, удалось убедить незадачливого учителя не раздувать скандал. Я решила из праздного любопытства при случае выведать у Эллен, в чем там было дело.

Некоторые сведения оказались весьма забавными. Например, одна воспитанница под видом кинозвезды сумела заполучить роскошный номер в пятизвездочном отеле Вашингтона, где провела уик-энд с приятелем. Или, например: садовник похитил у соседа корову за то, что тот застрелил его петуха, и запер ее на ночь в церкви.

Когда я закончила чтение, настало время ленча. Неотвратимо приближался тот самый неприятный момент, которого я так боялась. Мне предстояло передать фотографию Мэри Хьюз полиции, а значит, надо было пойти и взять ее.

Захватив с собой пакет с досье, чтобы положить в него фотографию вместе с рамкой, – я направилась к серванту и решительно выдвинула нужный мне ящик.

Рамка лежала там, где я ее оставила, лицевой стороной вниз. Не знаю, что заставило меня перевернуть ее. Разумеется, я меньше всего хотела бы снова увидеть ту ужасную фотографию. Проще было бы сунуть ее в пакет не глядя. Но я не удержалась и посмотрела.

Нэнси и Кристофер, загорелые и смеющиеся, глядели на меня с палубы парусной шхуны.