Текст книги "Убийство в Чесапикском заливе"
Автор книги: Дэвид Осборн
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Глава 22
Наверху тоже было темно. Я не хотела включать свет, чтобы не привлечь внимание охраны, поэтому достала из кармана свой фонарик, осветив огромный холл, точно такой же, как на первом этаже. В дальнем конце холла чернели два больших итальянских окна, расположенных над крышей портика. Справа была дверь, ведущая в библиотеку, слева – коридор, где размещались медицинский пункт и комнаты горничных и Гертруды Эйбрамз.
При одном воспоминании о Гертруде на меня находила дурнота, и никакая сила не способна была бы завлечь меня сейчас в ее комнату. Свет моего фонарика высвечивал лишь маленькое пятнышко на полу, и я не могла избавиться от мысли, что того и гляди из темноты появится ее призрак и бросится на меня.
Библиотека была огромнейшая. Некая богатая выпускница подарила школе пятьдесят тысяч томов – это были книги по самым разным отраслям знаний, какие только могут заинтересовать учащихся средней школы. Светя фонариком, я пробиралась между стеллажами с книгами к конторке библиотекаря, рядом с которой помещался столик с интересующим меня журналом. Справа от этого столика находилась узкая винтовая лестница, ведущая на чердак.
Я включила стоявшую на столике настольную лампу с зеленым абажуром. Скрытая от окна высоким книжным шкафом, я огляделась по сторонам и решила на всякий случай задернуть шторы на двух окнах, обращенных в сторону Бернхемской бухты и эллингов. И когда я направилась туда, меня вдруг обуял страх, у меня перехватило дыхание, как от удара в солнечное сплетение. В темном углу, рядом с картотекой, кто-то сидел в кресле. Я испугалась и уже была готова закричать, но все-таки сумела взять себя в руки и спросила:
– Кто здесь?
Ответа не последовало. Я повторила хриплым голосом:
– Кто вы?
И опять мой вопрос остался без ответа. Но тут ко мне вернулось самообладание, я ринулась к ближайшему столу и включила еще одну лампу.
Я увидела наконец, кто сидел в кресле, но страх мой от этого не уменьшился. В кресле сидела, злобно взирая на меня из-под полей потрепанной фетровой шляпы, Мертвая Обезьяна.
Минуту я стояла, пытаясь собраться с мыслями, и, не знаю почему, решила заглянуть в ящик, где летом хранилась Мертвая Обезьяна. Я поставила ящик на стол и, подавляя отвращение, сунула руку в карман на спине у Мертвой Обезьяны и нащупала бирку с прицепленным к ней ключом. Открыв ящик, я села рядом и принялась разглядывать его содержимое.
Тридцать с лишним карточек с обозначенными на них датами, восходящими к 1893 году. Обезьяна же, напомним, появилась в школе в 1889 году. Карточки были аккуратно сложены в стопку и стянуты резинкой. Сверху лежала последняя по времени карточка, из надписи на которой следовало, что нынешней хранительницей ее считается Мэри Хьюз. Послание, адресованное ей Вики Олкотт, было жестоким в своей неприязненной лаконичности: «Хьюз». Должно быть, убирая это послание в ящик, Мэри испытала горькую обиду. Она несомненно видела сентиментальные, порой даже излишне сентиментальные послания почти на всех остальных хранящихся здесь карточках. Например: «Дотси, самой великолепной из всех новичков, с огромной любовью. Энни», или «Дорогой Энни, с миллионом поцелуев и пожеланиями успехов в оставшиеся три года учебы и удачи на всю остальную жизнь. Бесконечно любящая Эмили», или «Эмили, самой блистательной из невест «Брайдз Холла» [5]5
«Брайдз Холл» ( англ.) – в буквальном переводе означает «салон для невест». Как следует из предшествующих глав, таково было изначальное назначение этой школы.
[Закрыть]. Я всегда буду помнить тебя. Пенни».
В женских школах ученицы способны причинять боль и страдания друг другу, даже когда для этого нет никаких оснований. И я вспомнила один такой случай, имевший место в «Брайдз Холле» в мое время. Я быстро перебрала карточки, отыскивая ту, на которой, как я помнила, тоже было написано что-то обидное, если, конечно, Эллен не позаботилась убрать ее оттуда.
Найдя интересовавшую меня карточку, я крайне удивилась, что Эллен не убрала ее. Послание, которое она, как старшая, адресовала своей подопечной, написанное ее тогдашним четким, твердым почерком, было таким же жестоким, как послание, полученное Мэри Хьюз от Вики. Оно было предельно кратким: «Бутсам».
При виде поблекших чернил на пожелтевшей от времени карточке на меня нахлынул поток воспоминаний. Перед моим мысленным взором возник тогдашний кампус, почти такой же, как и сейчас, и тогдашняя Эллен Морни, с мало изменившимся с тех пор характером, хотя внешне совершенно иная.
И эта отверженная девочка из новеньких, прозванная так Эллен потому, что у бедняжки был врожденный вывих ступней. Девочка буквально боготворила Эллен, и та нагло пользовалась этим, то и дело заставляя прикрывать ее тайные отлучки по вечерам на свидание с Джоном Рэтигеном в газебо или даже в городе. Дело дошло до того, что, манипулируя своей подопечной, Эллен заручилась якобы приглашением ее матери провести уик-энд у них дома в Нью-Йорке. А поскольку мать девочки в это время находилась в Европе, то Эллен проводила все ночи и большую часть дневного времени с Рэтигеном в номере манхэттенского отеля. Когда после окончания учебы Эллен покинула «Брайдз Холл», девочка не находила себе места и без устали писала своей любимице одно письмо за другим.
Ответа на свои письма бедняжка не получала. А когда на третий год она не вернулась в пансион к началу занятий, то стало известно, что во время каникул она однажды отправилась повидаться с Эллен в колледж, где та училась, а вернувшись домой, выбросилась из окна.
Вспомнив этот случай, я невольно подумала: а не способна ли Эллен совершить убийство? Она тридцать лет мечтала заполучить Джона Рэтигена, и теперь наконец заветная мечта близка к осуществлению. Как она поступит, если кто-то пригрозит рассказать Джону Рэтигену о похищенных ею деньгах из Фонда Хайрама Берджесса? Убьет этого человека? И я уже не столь решительно отвергала такую возможность.
Я положила стопку карточек на место и, стараясь не смотреть на смутно видневшуюся в темноте отвратительную Мертвую Обезьяну, подошла к журналу – массивному, в кожаном переплете фолианту, каждая страница которого содержала информацию о всех важных событиях в тот или иной конкретный день.
Я бегло проглядела открытые наугад несколько страниц и огорчилась. Записи, сделанные Констанс Берджесс аккуратным, хотя и слегка неразборчивым почерком, были на редкость кратки, и я подумала, что было бы чудом найти в них что-нибудь полезное. «Январь, 9-е. Возобновились занятия. Новогоднее обращение Морни», «Январь, 10-е. Визит выпускниц: Алисы Конвэй (1958 г.), Мэри Бишоп (1960 г.). Встречалась со старостами групп». Запись, сделанная в день смерти Гертруды Эйбрамз, была особенно лаконична: «Ежегодное представление. Полиция расследует причину смерти Эйбрамз».
Почему так кратко? Может быть, для этого существовали какие-то причины? Или просто поленилась? Тэрри как-то заметила в беседе со мной, что краткие записи объясняются характерной для Конни сухой манерой письма. Я не нашла ни малейшего упоминания ни об Инквизиции, ни тем более о моих беседах с нею и Сисси Браун. О смерти Мэри Хьюз было сказано лишь однажды, в тот день, когда это случилось, и, разумеется, констатировалось, что «смерть произошла в результате несчастного случая».
Я уже хотела прекратить это бессмысленное занятие, когда вдруг наткнулась на запись, сделанную в ту субботу, когда Мэри Хьюз тайком отправилась в заповедник Балюстрода. Прочитав загадочную запись Конни, я буквально замерла на месте. «Определен состав лакроссовой команды на будущий год. ЭМ/ХБ ленч в Вашингтоне». Всего двенадцать слов, но как много они значили для меня!
Я с облегчением вздохнула. Нет, не зря я сюда пришла. ЭМ и ХБ – несомненно Эллен Морни и Хайрам Берджесс, хотя Эллен в тот день находилась в Нью-Йорке и выступала на ежегодном съезде НАПШ. Майкл сказал, что это подтверждено проверкой. Может быть, Конни ошиблась? Или она располагала информацией, полученной от отца? Я вспомнила, Эллен говорила, что в тот уик-энд Берджесс улетел в Вашингтон для встречи кое с кем из сенаторов по поводу законодательства, касающегося добычи нефти с морского дна.
Перед моим мысленным взором снова возникла смутная фигура в газебо, – а я не сомневалась, что это Эллен, – и я проделала кое-какие расчеты в уме. Допустим, с утра она отправилась на конференцию, чтобы все запомнили, что она присутствовала там в этот день. Но вскоре исчезла оттуда, чтобы совершить сорокапятиминутный полет из Нью-Йорка в Вашингтон. Она могла позавтракать с Берджессом, потом приехать в «Брайдз Холл», что всего в двух часах езды от Вашингтона, встретиться в газебо с Синим Беретом и, таким же путем вернувшись в Нью-Йорк, снова появиться на конференции, а потом еще и выступить перед коллегами на обеде. Но если Синий Берет – кто-то из школы, почему нельзя было отложить встречу до понедельника? Это представлялось мне несколько странным, хотя я была уверена, что какое-то объяснение этому должно быть.
Я все еще стояла, глядя на эту запись в журнале, когда мое внимание привлек звук – какое-то поскрипывание, потрескивание, чуть слышное, но тем не менее очевидное и исходившее откуда-то изнутри здания.
Я продолжала стоять неподвижно на прежнем месте и слушать. Но слышала только одно – слабый стук в собственных ушах. Может быть, это вошла в здание Констанс Берджесс? Она должна непременно прийти, ведь сегодняшняя запись отсутствует, если, конечно, она не решила сделать это завтра. Помнится, старосты школы частенько так поступали, к тому же из соображений безопасности ей могли приказать не отлучаться с «Королевы Мэриленда».
Я взглянула на часы. Было самое начало двенадцатого. Я вышла в холл, заглянула с балкона вниз, но никого не обнаружила.
– Конни? – тихо окликнула я и испугалась собственного голоса. Если в здании не Конни, а кто-то другой, пусть знают, что я тоже нахожусь здесь. И опять никто не отозвался.
В глубине слабо освещенного холла чернел прямоугольный проем двери, оттуда кто-то мог следить за мной. Я снова заставила себя крикнуть:
– Кто там?
Молчание.
Потом опять послышался уже знакомый мне звук. Точно такое же поскрипывание-потрескивание, словно где-то открывают окно, не в коридоре, как мне показалось сначала, но где-то наверху, надо мною. Может быть на чердаке? Там, помнится, был запасной выход с пожарной лестницей. А вдруг кто-то пытается таким путем проникнуть в здание?
Я вернулась в библиотеку и, затаившись у столика с журналом, стала слушать. Однако никаких звуков больше не было слышно.
И все-таки что-то было не так. Что-то настораживало меня. Сначала я подумала, что это всего лишь игра воображения. Но потом убедилась: нет, это не так. Откуда-то повеяло ночной прохладой. Все окна в библиотеке были плотно закрыты. Свежий воздух мог проникнуть только с чердака, по узкой винтовой лестнице. Значит, люк на верху лестницы открыт.
Мое дальнейшее поведение вполне достойно самой высокой награды за выдающуюся глупость. Я считала себя гораздо умнее злодея, который к тому времени совершил уже два зверских убийства и дважды обвел полицию вокруг пальца.
Я решила во что бы то ни стало выяснить в чем дело. Нарочно наступая так, как, по моему мнению, должен поступать человек, не подозревавший ничего плохого, я решила сделать вид, будто собираюсь уходить из библиотеки. Я раскрыла лежащий на столике огромный фолиант, а потом с шумом его захлопнула; взяла с полки две книги и бросила их на стол, будто уронила; выключила настольные лампы; подошла к дверям и, оставаясь внутри, плотно прикрыла их, как если бы ушла из библиотеки. Затаив дыхание, я стояла в темноте. Луна наконец проступила сквозь густую пелену облаков, и ее тусклый матовый свет проник сквозь окна в библиотеку. Когда мои глаза привыкли к темноте, я смогла различать окружавшие меня предметы. К тому же я прекрасно ориентировалась в хорошо знакомом мне здании, а потому легко добралась до лестницы, ничего не задев и ни обо что не споткнувшись.
Я стала подниматься по лестнице, стараясь не скрипеть и не шаркать подошвами по ступеням и даже не дышать. Один шаг, два, три…
Поднявшись до половины лестницы, я снова услышала звук. Легкий стук, как будто кто-то наверху наткнулся на какой-то предмет. Звук, казалось, исходил откуда-то из глубины чердака, и это прибавило мне смелости. Я продолжала подниматься по лестнице и вскоре достигла верхней ступеньки. Здесь я постояла немного, пытаясь вспомнить планировку чердака.
Рядом со мной был лифт, за которым следовала дверь, ведущая к главной лестнице. Я знала, что там находится выключатель, но меня отделяло от него несколько рядов металлических стеллажей. И хотя между ними имелся широкий проход, я не могла вспомнить, как до него добраться. Мне предстояло двигаться ощупью.
Будучи уверенной, что действую абсолютно бесшумно, я почти сразу же нащупала край стеллажей. Потом осторожно, стараясь не наступить на какой-нибудь валяющийся на полу предмет, стала пробираться вперед, как мне казалось, по проходу. Я надеялась быстро одолеть проход, полагая, что после этого можно будет отбросить все предосторожности, включить свой фонарик и броситься к выключателю.
Однако моему замыслу не суждено было осуществиться.
Двигаясь очень медленно, я вдруг ощутила мощную волну электрических «иголок». Я сразу же поняла, что это реакция моего тела на тепло, излучаемое каким-то человеком, находящимся в непосредственной близости от меня.
В тот самый момент, как я поняла, что столкнулась лицом к лицу со злоумышленником, произошло непредвиденное.
Я даже не успела сообразить, как мне следует действовать дальше. Кто-то изо всех сил ударил меня по голове. Голова, казалось, с треском раскололась, и я закружилась в водовороте пурпурных искр.
Глава 23
После такой травмы головы, как у меня, сознание возвращается очень медленно. Едва я пришла в себя, я поняла, что лежу на больничной койке с невыносимой головной болью. И еще что у меня повреждены бедро и спина, а запястье правой руки забинтовано и что кто-то, вероятно сиделка, трогательно ухаживает за мной.
По-видимому, прошло немало времени, прежде чем мое сознание окончательно прояснилось, и я узнала сидящую возле кровати Тэрри Карр. Судя по темноте за окном, я поняла, что была ночь. Позже я слышала, как Тэрри разговаривала с врачом и с сестрой. А потом я опять уснула, а когда проснулась, шум в голове немного поутих, и я смогла оглядеться по сторонам.
Тэрри по-прежнему сидела рядом, сочувственно глядя на меня. Она почти все время молчала, сказала только, чтобы я ни о чем не беспокоилась, что я скоро поправлюсь, а сейчас должна отдыхать. Но поскольку я привыкла немедленно выяснять все, что меня интересует, я стала задавать ей вопросы и в результате смогла в общих чертах представить себе, что со мной случилось.
Мои воспоминания обрывались на том, что я решила подняться на чердак. По словам Тэрри, никто, естественно, не знает, что произошло затем. Меня обнаружила лежащей без сознания на чердаке Констанс Берджесс, пришедшая поздно вечером в сопровождении Кертисса в Главный Корпус, чтобы сделать запись в школьном журнале. Кертисс остался ждать Конни в холле на первом этаже, а она стала подниматься на второй этаж, когда сверху раздался мой отчаянный крик и вслед за этим они услышали, как что-то тяжелое рухнуло на пол. Они тотчас же бросились на чердак – выяснить в чем дело.
– Они обнаружили вас погребенной под стальным стеллажом, а из глубокой раны на запястье фонтаном хлестала кровь, – рассказывала Тэрри, – Констанс разорвала первый попавшийся ей под руку костюм и наложила вам на руку жгут, а Кертисс вызвал полицию и «скорую помощь», после чего разбудил меня.
К тому времени, когда утром вернулась из Вашингтона Эллен, полиция уже составила полное представление о случившемся. Мне, как и Гертруде Эйбрамз, удар был нанесен сзади, только не задвижкой от рамы, а тяжелой деревянной подставкой для книг. На ней были обнаружены мои волосы. После того как я без сознания упала на пол, злоумышленник повалил на меня многоярусный металлический стеллаж и рассек осколком стекла запястье, чтобы создать видимость несчастного случая. Вспугнутый внезапным появлением Констанс, злоумышленник бросил стекло слишком далеко от меня, так что поверить в несчастный случай было никак невозможно.
Эллен сразу же явилась навестить меня.
– Если бы не находчивость Конни, – сказала она, – все могло кончиться значительно хуже, Маргарет.
Спина, видимо, была повреждена стеллажом, и Тэрри сказала, что тут мне тоже повезло:
– Доктор говорит, что вам просто чудом удалось избежать перелома позвоночника и таза.
Я мысленно воздала хвалу теннису, Джейн Фонда и двухмильным пробежкам через день.
Разумеется, я получила еще одну травму, куда более серьезную, чем все эти. При том, что мне все-таки посчастливилось выудить важную информацию в лаконичных записях Конни, моя гордыня была повержена в прах. Я даже назвала бы это потерей лица. Майкл явился меня навестить во второй половине дня, когда Эллен и Тэрри уже уехали из больницы. С охапкой весенних цветов и такой неподдельной тревогой в глазах, что я мгновенно насторожилась. Не дав ему возможности вымолвить слово, я с ходу выпалила:
– Почему вы продолжаете ходить вокруг да около, Майкл, вместо того чтобы сказать прямо?
– Сказать – что?
– То, что вы думаете. Что я поступила нечестно по отношению к вам и что я либо ненормальная, либо дура, либо вздорная, либо и то и другое и третье вместе взятое. Я знаю, что именно так вы и думаете.
– Вовсе нет, – сказал он и улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. – Честно говоря, я думал о том, что вам совершенно не требуется косметика. Без косметики вы выглядите точно так же. Правда.
Я лишилась дара речи, а когда обрела его снова, Майкл уже не улыбался, а смотрел на меня пристально, буквально пронзая взглядом насквозь.
– Ну что ж, Маргарет, вы правы, – сказал он. – Давайте перейдем к делу, и для начала скажите, какого черта вы отправились среди ночи на чердак?
От этих его слов я сразу же почувствовала облегчение и стала рассказывать, как у меня возникла странная мысль, что, возможно, мне удастся найти что-нибудь интересное для следствия в школьном журнале, и как я преуспела в этом, и как потом с чердака потянуло прохладой и я пошла туда выяснить в чем дело.
Он укоризненно покачал головой и спросил:
– Вы не догадываетесь, кто мог на вас напасть?
Я горестно вздохнула.
– Конечно, нет.
– Подозреваете ли кого-нибудь?
– Нет. Видимо, это тот самый человек, которого мы разыскиваем.
– Извините, – возразил он. – Вовсе необязательно. Тут могут быть замешаны двое.
Да, конечно, подумала я. Я и сама склонялась к этому выводу.
– Но в моем случае Конни Берджесс остается вне подозрений.
– Только благодаря Кертиссу.
Я слегка опешила.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу этим сказать, что она пришла в Главный Корпус, увидела вас, устроила вам ловушку, а потом, не знаю уж по какой причине, возможно, для того, чтобы направить нас по ложному следу, если она думает, что мы подозреваем ее в убийстве Хьюз и Эйбрамз, сделала вид, что спасла вас.
– Майкл, это же чистейшая паранойя!
Он рассмеялся:
– Я сталкивался с фактами почище. Но этот случай – хрестоматийный. Кертисс ей нужен для алиби, если, конечно, они не действуют сообща, но это уже из области фантазии. Поэтому, согласен, Констанс не могла совершить покушение на вас.
– И Перселл тоже вне подозрений, – сказала я. – Никогда не поверю, что он мог тайком пробраться сюда только затем, чтобы напасть на меня.
– Конечно, особенно если учесть, что он сейчас содержится под стражей. Нью-йоркская полиция арестовала его вчера днем в Сиракузах по какому-то пустячному обвинению и поэтому не сможет долго держать его в участке. Сегодня утром мне позвонили оттуда и сообщили, что он утверждает, будто бежал из «Брайдз Холла» из опасения стать очередной жертвой.
Он встал, чтобы поправить букет, который медсестра поставила в вазу.
– Я был уверен, что именно этим он будет объяснять свой побег, – продолжал он. – Но мы не узнаем, прав я или нет, если не сумеем заполучить его на основании приказа об экстрадиции. Впрочем, приказа такого может и не последовать, поскольку он заручился услугами очень сильного адвоката.
Майкл снова сел.
– Ну, а теперь о школьном журнале. Так что же вам удалось из него выудить?
Я стала рассказывать, а когда закончила свой рассказ, он минуту молча смотрел на меня, а потом, слегка присвистнув, сказал:
– Очень интересно. Очень. Мы все тщательно проверим. В авиакомпаниях и, может быть, через секретаря Берджесса. Если Констанс окажется права, я хотел бы пока держать Эллен в неведении относительно того, что нам известно.
– Почему? – удивилась я. Воскресшая в памяти история с «Бутсами» существенно подорвала мое сочувствие к Эллен. Я понимала, что, примчавшись навестить меня и выказывая мне свое дружелюбие, она преследует одну цель – отвести от себя подозрения. – Разве Эллен не является главным подозреваемым лицом?
– Лицом, подозреваемым в чем? В совершении убийства или в посещении газебо? Не горячитесь, Маргарет. Возможно, вы доказали, что Эллен могла быть в газебо, но вы не доказали, что она действительно была там.
– Это она на фотографии Мэри, Майкл, – не сдавалась я. – Она, я точно знаю.
– Пусть так. Но согласится ли с вами суд? На фотографии даже не видно лица. Отсутствуют какие-либо бесспорные приметы. Характерная для нее осанка, поза – и все? Изображение к тому же расплывчатое, несфокусированное.
Я не могла ничего возразить на это, потому что он был прав.
Между тем Майкл продолжал:
– Послушайте, надо набраться терпения. Одно дело подозрение и совсем другое – доказательство; у нас нет никаких, даже самых незначительных улик, скажем, волоска с головы, не говоря уже об отпечатках пальцев. Ничего. И пока у нас нет доказательств, мы должны держать в строжайшей тайне то немногое, что нам уже известно, чтобы не насторожить преступника и не побудить его понадежнее замести следы.
Я была обескуражена до крайности. Получалось, что предпринятая мною ночная вылазка, чуть было не окончившаяся для меня трагически, оказалось напрасной. И мне оставалось утешаться лишь тем, что удалось обнаружить в Джорджтауне.
– Вы навели справки относительно Патриции Дженсен? – поинтересовалась я.
– Да. Это действительно Эллен. Консалтинговая фирма зарегистрирована год назад в Делавэре. Эллен является единоличной владелицей фирмы с конторой в Бостоне. Вашингтонский адрес используется для корреспонденции, это квартира Эллен. Всего на счету фирмы в Бостонском банке числилось семьдесят три тысячи долларов, шестьдесят три были ею сняты. По нашему мнению, большая часть этих денег ушла на оплату квартиры – две тысячи в месяц.
Майкл помолчал немного, потом продолжал:
– Маргарет, вам никогда не приходило в голову, что все это может быть известно кому-то еще, кроме нас?
Я сразу же поняла, кого он имеет в виду. А когда поняла, то удивилась, как это не пришло в голову мне раньше.
– Вы считаете, что кто-то шантажирует Эллен? И скорее всего этот кто-то – Синий Берет?
– Это многое объяснило бы, верно?
– Несомненно, – согласилась я.
Майкл заговорщически улыбнулся.
– Представьте себе, – начал он, но прервал себя на полуслове, чтобы сделать небольшую оговорку: – Только учтите, это не официальная версия, – а потом продолжал: – Так вот, представьте себе, что Синий Берет, встретившись в газебо с Эллен, требует поделиться с ним, или с ней, деньгами Берджесса, но тут случайно появляется малышка Мэри, которая представляет для них опасность, ибо может отлучить их от золотого тельца. Если избрать эту версию, то по крайней мере появится ясность в отношении мотива преступления, совершенного Эллен или Синим Беретом.
Майкл был прав, но жестокость случившегося потрясла меня до глубины души, и я не могла поверить, что Эллен способна пойти на убийство ради сокрытия тайны о хищении чужих денег, равно как не могла поверить и в то, что шантажист способен пойти на такой страшный риск ради получения незначительной суммы, поскольку большую часть похищенных денег Эллен уже потратила.
Я поделилась своими сомнениями с Майклом, но он возразил:
– Дарственный фонд Берджесса исчисляется миллионами, и шантажист вполне может потребовать от Эллен любую сумму. Однако меня не покидает странное чувство, – и не спрашивайте, на чем оно основано, – что если мы действительно имеем дело с шантажистом, то речь идет вовсе не о деньгах.
– Тогда о чем же?
– Этого я пока не знаю.
– Как же теперь нам следует действовать?
– Ждать, – сказал он. – Терпеливо ждать. Мы пытаемся найти кассету, если только она вообще существует или если она не была уничтожена. Мы надеемся, что помимо птичьих голосов на ней окажется кое-что еще.
Он поднялся, собравшись уходить, и вдруг спросил:
– Как вы себя чувствуете? Я имею в виду возможность дальнейшего пребывания в «Брайдз Холле». Я считаю своим долгом еще раз повторить, что вы имеете полное право вернуться в Нью-Йорк.
– Чего вы, конечно, очень желали бы, – парировала я.
– Как должностное лицо полиции – безусловно.
– А как недолжностное лицо? – спросила я.
Он устало улыбнулся, и мне стало ясно, что я лишь осложнила его жизнь. Хлопоты по обеспечению моей безопасности, конечно же, перевешивают ценность моего потенциального вклада в расследование преступления. Я знала, что лучше всего мне было бы уехать и предоставить ему самому вести следствие. Но пока я не могла уехать. Кроме того, мой молчаливый обет, данный Салли и памяти Мэри Хьюз, обязывал меня во что бы то ни стало находиться на борту «Королевы Мэриленда» во время предстоящих состязаний.
– Давайте вернемся к этому разговору после парусных гонок, – сказала я. – Они состоятся в ближайший уик-энд. Я приглашена на судно в качестве обозревателя.
Майкл поначалу слегка удивился, а потом полушутя-полусерьезно заметил:
– Нечто вроде прощального салюта старым школьным узам?
Ничего подобного мне и в голову не приходило. Может быть, он прав? В самом деле, почему это я вдруг откликнулась на приглашение Гейл Сандерс? Почему я не сочла нужным отказаться? Ведь Майкл сам говорил, что в человеке до конца дней живет неистребимая ностальгия по ушедшей юности. И с памятью тоже творятся чудеса, мы стараемся вспоминать только хорошее. Будучи зрелым человеком, могла же я решить наконец, чем была для меня в действительности школа, и не зарекаться от поездок сюда в будущем?
Я не была готова к ответу. Пока я еще не решила.
– Называйте это, как хотите, Майкл, и я сожалею, правда, сожалею, если стала для вас обузой.
– Я этого не говорил.
– Не говорили, но думаете именно так.
Он опять улыбнулся своей совершенно обезоруживающей улыбкой, потом наклонился и потрепал мои спутавшиеся от лежания волосы, словно я была маленькая девочка.
– Офицер полиции Берк будет находиться при вас.
Я так и вытаращила глаза.
– Вы хотите сказать, что она будет находиться со мной на «Королеве Мэриленда»?
– Конечно!
– Нет, Майкл! – Я представила себе Аду на судне и пришла в ужас. – Она будет там только мешать!
Майкл пожал плечами.
– Она будет находиться с вами на судне, или вам придется остаться на берегу.
– Я не останусь.
– Извините.
– Майкл, вы не можете так поступить.
– Могу. И поступлю именно так.
– Вам не позволят. Команда «Чесапика» заявит протест. Они расценят это как стремление усилить команду.
Он рассмеялся.
– Я переговорю по этому поводу с директором школы Святого Хьюберта. И с Морни.
Я поняла, что его решение непоколебимо, и сдалась. Интересно, подумала я, подвержена ли «моя тень» морской болезни, – нас может застигнуть плохая погода, – и, забыв на время о себе, с сочувствием подумала о ней. А вслух произнесла:
– Бедная Ада.