Текст книги "Музыка ножей"

Автор книги: Дэвид Карной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Как-то утром раздается звонок. Больничное начальство интересуется, когда он готов снова приступить к работе. Не готов ли он вообще, а когда.

– В понедельник, наверное, – отвечает Коган. – Если можно, поставьте мне обычный график дежурств.

– Разумеется. Но, может, вам не стоит перенапрягаться в первые несколько недель? Знаете, надо спокойно вработаться, снова включиться в ритм.

Начальница разговаривает с ним скорее как стюардесса, а не как задерганная, вечно недовольная своей зарплатой грымза.

– Да, вы правы. Давайте, пожалуй, оставим на первые пару недель всего три дежурства. А там посмотрим, как дело пойдет.

Вот оно как! Сколько времени он кипел, воображал свое триумфальное возвращение, изводил себя рассуждениями о том, где ему дальше работать. И в одну секунду все это обратилось в пыль от одного-единственного, неправильно сформулированного вопроса и доброжелательного тона бюрократической крысы. «Когда?» Не «хотите ли вы выйти», а «когда».

– Как-то это показалось правильным, – говорит он Кэролин по телефону. Тед звонит ей из своего старого кабинета, в котором ничего не изменилось с момента его увольнения.

– Ну и каково это, снова вернуться к работе? – спрашивает она.

– Самолет тот же самый, только я теперь лечу бизнес-классом. Примерно так.

– Вот она – главная радость в жизни.

* * *

Проходит месяц, потом второй. Вскоре все возвращается на круги своя. Заканчивается август, наступает сентябрь. От Керри ничего не слышно. Коган разочарован немного. Не то чтобы он так уж страстно желал ее увидеть, но ему кажется, что девчонка могла бы и объяснить свое поведение. А заодно извиниться. Мэдден же извинился. Ну, не прямо извинился, но все-таки. Они вместе выпили в «Гусе», и между двумя кружками пива Коган согласился стать помощником тренера в команде «Моури», той самой, в которой играл Чико.

Мэдден считал, что Тед о Керри больше не услышит.

– Ее родители куда-то отослали. Нам не сказали куда. Вроде в какую-то школу с религиозным уклоном.

Оказалось, Мэдден был прав только наполовину.

Джош звонит Теду на работу и сообщает:

– Керри приходила! Часа в четыре. Хотела попрощаться. Выглядит ничего. Она вам посылку оставила. Сказала, что переезжает на восток.

Коган возвращается домой и находит в почтовом ящике перевязанный бечевкой сверток. Внутри записка.

Дорогой доктор Коган!

Надеюсь, у Вас все хорошо. Я читала в газете, что Вы снова работаете в больнице. Рада за Вас! Меня отправляют в частный пансион в Коннектикуте. Отец поднажал на кого-то, и меня приняли прямо с осеннего семестра. Место не суперкрутое, но там здорово. И ребята мне понравились, я с ними познакомилась, когда ездила туда летом. Вы всегда говорили, что Кристен надо учиться на востоке, и в каком-то смысле я последовала Вашему совету.

Я иногда думаю о том, что случилось. На бумаге мне трудно сформулировать свои чувства. Я совсем запуталась. Поэтому предки и решили меня отправить в другую школу – чтобы я могла начать жизнь с чистого листа. Я благодарна Вам за то, что Вы спасли Джима, но, знаете, Вам не пришлось бы его спасать, если бы Вы не переспали с Кристен. Правда, про брата я могу сказать то же самое. Ужасно тяжело, когда не знаешь, кого винить. Особенно если виноваты все сразу. Но я точно знаю, что я видела. Поэтому посылаю Вам диск, который нашли в компьютере Кристен в тот день. Она его для Вас записала, хотя не знаю, собиралась ли она его Вам отдавать. Ниже Вы найдете список треков. Не уверена, что Вы захотите ставить этот диск в операционной, но, по-моему, стоило бы. Вам понравится. Мне, во всяком случае, понравилось.

1. Плач над разбитым экраном. John Mayer.

2. Во всем виноваты индейцы. Modest Mouse.

3. Прости меня. Sinead O’Connor.

4. Хоралы семнадцатилетней. Broken Social Scene.

5. Открой глаза. Snow Patrol.

6. Честно. Zwan.

7. Карты. Yeah, Yeah, Yeahs.

8. Смертельный поцелуй. Lita Ford.

9. Верь мне, Натали. The Killers.

10. Мы станем силуэтами. The Postal Service.

11. Плыви. Modest Mouse.

12. Давай останемся друзьями. Todd Rundgren.

И еще я приложила то, что хотели передать Вам родители Кристен. На днях им наконец отдали дневник. Хранить его дома они не могут – слишком больно. Сначала они хотели его порвать и сжечь, а потом решили отдать его Вам. Прочитайте дневник, и Вы поймете, почему они мне верят. Я знаю, что я видела, доктор Коган, и я никогда этого не забуду.

Искренне Ваша

Керри Пинклоу

14
Под «Водяными лилиями» Клода Моне

7 сентября 2007 года, 7.38

– А, вот ты где! – кричит Кляйн, завидев Когана в кафетерии через пару дней. Время раннее, и народу почти нет. – Старик, ты какой-то неприлично бодрый.

– Я спал шесть часов кряду.

– Здорово! – завистливо говорит Кляйн. – Что, никого не привезли?

– Парочка ДТП, еще вечером, а так все тихо.

– Слышал, чего у Франклина случилось?

– Нет.

– К нему давеча поступил пациент в разгар рабочего дня. Сказал, что в него стреляли. Что у него пуля в груди. Вот тут, – Кляйн показывает на точку под ключицей.

– Ну?

– Франклин его осматривает. Синяк действительно имеется, но дырки-то нет. Что странно. Он делает снимок. На снимке, ясный перец, пуля есть. Пуля есть, а входного нету. Франклин все обыскал. Ну нету! Тогда он пациенту говорит, мол, извините, но что-то я не вижу входного отверстия. И не могли бы вы сказать, куда вошла пуля. И ведь парень же видит, что ищет врач. Видит, но молчит, пока Франклин его напрямую не спрашивает. И тогда он поет всем нам знакомую песенку «ой, я совсем забыл сказать».

– Обожаю ее. Если пациент забыл тебе что-то сказать, значит, это что-то важное.

– Ага. Отличное правило. Без всяких исключений.

– Ну? И куда же вошла пуля?

Кляйн наклоняется поближе и шепчет:

– Прямо в жопу.

– Да ладно!

– Ага. Оказывается, чувак трахнул чью-то жену. А муж вернулся и шмальнул ему прямо в зад. И пуля прошла до самой груди, не задев ни одного жизненно важного органа. Круто, а?

Коган морщится, представляя себе эту сцену.

– Уж не знаю, можно ли его считать счастливчиком.

– По-моему, вполне. Слушай, что это у тебя спозаранку очки?

– Пациент подарил. Я ему сказал, что еду в отпуск в Коста-Рику.

Кляйн внимательно разглядывает очки, которые Коган зацепил за ворот хирургической робы.

– Ничего очки. С кем поедешь?

– С Кэролин.

– Это, типа, бонус такой?

– Я заказал разные номера. Мы просто друзья.

– Ага. Так я и поверил.

– Ей не положено встречаться с клиентами в течение шести месяцев после закрытия дела.

– У нее же вроде парень был?

– Она его выставила. Похоже, он чересчур увлекся работой.

– А ты у нас, значит, теперь сама забота.

– Просто я очень благодарен тем, кто поддерживал меня в трудную минуту. А благодарность можно выражать по-разному. Можно заботой, например. Кэролин – хорошая женщина. Я хочу дать ей шанс.

– Ясно. – Кляйн намеков не понимает. – Тедди К., версия 2.0. Небось у тебя уже куча скачиваний.

– Меня можно скачать бесплатно. Отсюда популярность.

– Вот гад!

Кляйн откусывает от бублика с корицей и изюмом. Коган ждет, когда Кляйн закончит жевать, и произносит:

– Я тебе хочу кое-что показать.

– Здорово. Что?

Тед кладет на стол диск, который передала ему Керри. Обложки нет, поэтому Кляйну виден сам диск и на нем буквы: МУЗЫКА НОЖЕЙ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. И рядом черный скальпель.

– Это мне Керри передала, подруга Кристен.

– Ты с ней встречался?

– Нет. Она мне посылку прислала.

– Жуть какая! Кристен ведь этот диск для тебя записывала? Первый был очень классный.

– Да. И этот тоже хороший. Там еще кое-что было.

Коган кладет дневник рядом с диском. На жесткой обложке «Водяные лилии» Моне. Сверху виден краешек желтой клейкой бумажки-закладки. Как раз посередине тетради.

– Это то, что я думаю? – нервно спрашивает Кляйн.

Коган кивает:

– Да, это дневник Кристен. Открой на заложенной странице.

– Зачем?

– Просто открой.

Кляйн подчиняется.

– Теперь читай, начиная со второго абзаца снизу.

– Чего ты привязался, Тед?

– Читай давай.

Кляйн секунду колеблется и начинает тихим голосом:

– «Он ложится на меня. Тяжелый. Такого со мной еще никогда не было. Взрослый мужчина. Обалдеть! Но он меня не раздавил. И я не испугалась. Он был нежен. Целовал меня в губы и в грудь. Я почувствовала его возбужденный член. И все ждала, когда же он войдет, а он медлил. Это, наверное, даже хорошо, но только чем дальше, тем больше я нервничала. А потом я вдруг почувствовала…»

Кляйн поднимает голову и испуганно смотрит на Когана:

– Тед, ты чего? Люди же вокруг! – Он оглядывается в надежде, что кто-нибудь придет ему на помощь. Но вокруг никого.

– Не парься. Читай.

Кляйн пару секунд колеблется, но продолжает:

– «Было не так больно, как я боялась, но все равно больно. Резкий удар». – Голос Кляйна дрожит. – «Сначала он двигается медленно, а потом все быстрее и сильнее и входит глубоко. Мне было очень больно. Но я постаралась расслабиться, чтобы почувствовать то, что положено чувствовать в таких случаях. Мне очень хотелось запомнить этот момент, хотелось, чтобы он был прекрасен. Надо же, как смешно – когда делаешь что-то очень важное, начинаешь сразу же представлять, как ты будешь это потом вспоминать. Зато запоминаешь все хорошо. Я помню его теплое дыхание на моей шее. Он тяжело дышал, но на меня не смотрел. И стонал. Я не знала, что надо делать. И тогда я сказала: трахни меня! Трахни по-настоящему! Я слышала, так в фильме одна героиня говорила. Он застонал еще сильнее. Наверное, это хорошо. А потом он прошептал мне на ухо: Я сейчас досчитаю с десяти до одного. И когда скажу „один“ я кончу. Десять… Девять… Восемь… Семь…»

Кляйн останавливается и смотрит на Когана.

– Я только двоим об этом рассказывал, – говорит Тед. – Тебе и Ринхарту. Тебе вот за этим самым столом. Мы, кажется, обсуждали, что вы с женой редко занимаетесь сексом, и я предложил внести элемент разнообразия.

– Слушай, я не…

– Знаешь, о чем я подумал, когда прочитал это? Рино весит килограмм на тридцать больше, чем я. Но мы-то с тобой, Кляйни, весим одинаково, и голоса у нас похожи. Конечно, седых волос у тебя побольше, но в темноте-то не разглядишь.

Кляйн молча разглядывает дневник, нижняя губа его сильно трясется.

– Зачем, Кляйн? Ты же был моим лучшим другом!

– Прости. – Глаза Кляйна блестят от слез.

– Зачем?

– Я ж не знал, что ей шестнадцать! Я думал, она старше.

– Не понял. А это тут при чем?

Кляйн умоляюще смотрит на Теда. Объяснять ему не хочется, но он знает, что все равно придется.

– Ну же, Кляйн!

– Ладно, не ори. Я совершил ошибку. Глупую ошибку. Я вернулся тем вечером домой. А Триш уже спала. Как обычно. Тогда я позвонил тебе и услышал женские голоса. Я думал, это обычные твои бабы. Я же не знал! Я решил, зачем тебе две? Черт! День рождения ведь! А Триш отрубилась. Я сел в машину и поехал к тебе. Зашел через боковую калитку – я так часто хожу. Дверь во двор была приоткрыта. Я вошел и увидел, что кто-то спит в гостевой. Я присел на край кровати. Она проснулась, взяла мою руку и положила ее под одеяло. Она голая была. Прости! Мне правда ужасно стыдно!

Кляйн плачет.

– И ты с ней переспал?

Кляйн молча хлюпает носом.

– Переспал или нет?

– Да. Я ее трахнул. Только Триш не рассказывай!

– Господи боже, Кляйн!

– Прости меня!

– Я ничего не понимаю. И ты спокойно смотрел, как меня выгоняют с работы? И обвиняют в изнасиловании и непреднамеренном убийстве? Чем я это заслужил? Что я тебе сделал?

– Ничего. Просто ты был Коганом.

– И что это значит, придурок?

Кляйн утирает нос.

– Старик, я тебе всегда завидовал.

– Чему завидовал? Что у меня много женщин?

– И этому тоже. Но дело не только в телках. Тебе все легко давалось. Ты симпатичный, ты всем нравишься, и ты всегда играешь по своим правилам. На людей это производит большое впечатление. С тобой все хотят дружить. И я хотел. Но иногда я тебя ненавидел – ведь я-то не такой. А потом ненавидел себя за то, что я ненавижу лучшего друга.

– Кляйн, ты охерел? Одно дело – завидовать, а другое – спустить мою жизнь в унитаз. Наказание не соответствует преступлению.

– Я знаю, Тед. Но я бы со всем этим не справился. У меня жена. И дети. А ты один. Я знал, ты выплывешь. И потом, смотри, ты ведь стал гораздо лучше в результате. Ты теперь почти хороший человек!

– Лучше я стал, это да. Но вот прощать я так и не научился.

– Пожалуйста, только Триш не говори! Я тебе что-нибудь хорошее сделаю! Я компенсирую!

– Как?

– Не знаю. Придумаю что-нибудь.

– Слишком поздно. – Коган встает, забирает со стола дневник и диск и складывает их в сумку. А потом протягивает Кляйну салфетку.

– Проехали, да, старик? – спрашивает Кляйн.

Тед не отвечает. Он изумленно смотрит на своего друга. Потом поворачивается и уходит.

– Тед! – умоляюще кричит ему в спину Кляйн. – Проехали, а? Скажи, что все кончилось!

– Для него – да, – отвечает Мэдден, входя в кафетерий и доставая из кармана наручники. Он стоял снаружи у входа с радиоприемником в ухе и слышал каждое слово. – Мне очень жаль, но для вас, доктор, все только начинается.