Текст книги "Музыка ножей"

Автор книги: Дэвид Карной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Привет!

– Ой, я решила, это Керри.

– Я домой заехал.

– Ты в своей комнате?

– Нет, во дворе. Я тут на траве загораю.

В тот день четвертый звонок был не от Керри, а от Джима. Мэдден спросил Керри про пять звонков, и она его не поправила, не сказала, нет, мы только четыре раза говорили. Они с Кристен столько раз созванивались, что Керри не запомнила подробностей. А вот Джим помнил тот разговор отлично.

– Я уже в курсе, – сказал он.

– Тебе Керри рассказала? Про доктора Когана?

– Так что, это правда? Ты с ним спала?

– Ну… да.

Они помолчали. Джим изо всех сил старался не дать воли гневу.

– По доброй воле?

– Да. Но отец все равно хочет на него заявление писать.

– И что ты будешь делать?

– Не знаю. Я уже выпила две таблетки успокоительного.

Они еще помолчали.

– Джим!

– Чего?

– Помнишь, ты мне рассказывал про фонтан?

– Помню.

У них на кампусе перед книжным магазином был фонтан, «клешня» назывался. Джим иногда приходил туда. Фонтан был квадратный и мелкий, и в нем здорово было валяться в жару. В центре была скульптура – из земли росла рука, огромная, страшная, со скрюченными пальцами. Студенты часто тут назначали встречи. Джим рассказывал Кристен, что он там валялся, закрыв глаза, под самым бортиком, и ему это ужасно нравилось, потому что он становился практически невидимым. Люди садились совсем рядом с ним и охренеть чего говорили! Девчонки обсуждали, как трахались со своими приятелями. И подружками. Абзац!

– Вот бы и мне сейчас стать невидимой, – сказала Кристен.

– Я тебя не вижу, ты где?

– Я серьезно, Джим.

– И я серьезно, Кристен. Я тебя больше не увижу. Давай не будем встречаться. Ничего не получается. Я поэтому и позвонил.

– Это навсегда?

– Ну… Не знаю… Ты же понимаешь, я расстроился.

– Из-за того, что я переспала с доктором Коганом?

– Нет. Хотя… да, конечно. Да, дело и в этом тоже. Но больше всего я расстроился, что ты мне все честно не рассказала.

– Про то, как я потеряла девственность?

Об этом он не подумал.

– Нет. Я имею в виду – вообще.

– Я тебе только про это не рассказала. А все остальное было правдой. Даже насчет того, что я хочу потерять невинность. Это все правда.

– Как скажешь. Я просто поверить не могу, что ты спала с ним по доброй воле. Ему же лет сорок пять, наверное.

– Зашибись! Отец во мне разочаровался, мама тоже, теперь и ты туда же.

Кристен плакала. Джим слышал, как она шмыгает носом.

– Прости, – сказал он. – Я не хотел тебя обидеть. Это я лишнего сказанул.

– Да пошел ты! Пошли вы все!

– Кристен, подожди!

Поздно. Она уже повесила трубку.

Часть четвертая
Оправданный

1
Милость Беклер

9 мая 2007 года, 16.56

Доктор Энн Беклер всегда парковалась на одном и том же месте. Таблички с ее именем там не было, но Энн считала, что эта табличка ей полагается. Стремясь восстановить справедливость, она убедила себя, что табличка имеется. Ну и пусть ее место в самом конце, где почти никто не паркуется! Это ее место, и Беклер ставила там машину каждый день, если только кто-нибудь по ошибке не занимал его первым. В тех редких случаях, когда это происходило, Энн не расправлялась с вором, но сердилась ужасно, и тогда сестры ходили на цыпочках и хихикали у нее за спиной. Все шутили, что однажды на месте Беклер припаркуется пациент, после чего она откажется оперировать его, пока не переставит машину.

Коган устраивается рядом с любимым парковочным местом Беклер и усмехается, вспоминая, как сестры втихую смеются над ней. А что тут еще остается? Он вернулся в Парквью, чтобы просить у Беклер помощи. Встреча эта ему, скорее всего, удовольствия не доставит. Перед ним карманный предсказатель с шариком, и выпадает постоянно «категорический отказ», а по мере того как приближается час их встречи, еще и «унижение». Коган все поставил на это слабое место в доказательной базе, и сейчас у него появится шанс подтвердить собственную теорию. Он всегда считал, что Беклер на самом деле неплохая женщина. Что под маской вспыльчивого и бессердечного человека прячется человек честный и добрый. И что Энн втайне испытывает к нему симпатию.

Около пяти часов вечера раздается телефонный звонок.

– Она пошла в свой кабинет, – сообщает Когану Джози Линг, одна из сестер послеоперационного блока. – Скоро появится.

И действительно, через пять минут Беклер выходит из боковых дверей. В одной руке портфель из мягкой кожи, во второй – большой пластиковый пакет. Подождав, пока она подойдет поближе, Тед выбирается из машины. Беклер замечает его не сразу, но, когда замечает, испуганно останавливается. Обычно Тед приветствует ее широкой ухмылкой, но в этот раз он старается сохранить непроницаемое выражение лица, надеясь, что это ее успокоит.

Оправившись от потрясения, Беклер улыбается первой:

– Приветик, Коган. – Она останавливается перед бампером его машины. – Какими судьбами к нам?

– Я пришел попросить об одолжении.

– Кого?

– Тебя.

Энн оглядывается по сторонам, словно подозревает, что ее сейчас гнусно разыграют. И начинает смеяться.

– Да ладно! – говорит она.

9 мая, 18.40

– Ну, короче, – говорит Биллингс, перемещая зубочистку из одного угла рта в другой, – он целыми днями торчит дома. Выходит только в магазин и еще бегает около одиннадцати утра. И тут неожиданно в 16.15 садится в машину и едет в больницу.

– Которую? – спрашивает Мэдден.

– Парквью. Ту, где работал.

Последние три дня они вместе с Бернсом, который для этого специально выходные взял, таскались за Коганом по пятам. Больше всего досталось Биллингсу, потому что Коган его никогда не видел. К тому же из них троих он самый неприметный. Средний рост, обыкновенная внешность, не толстый, не худой, волосы коротко стриженные, волнистые. Почти никаких особых примет, если не считать ослепительно белых зубов, за которыми Биллингс тщательно следит, и сногсшибательной улыбки (Биллингс как-то признался после нескольких стаканов, что позаимствовал ее у Роберта Редфорда, из его роли в «Бутче Кэссиди»), Улыбка эта ужасно раздражает Хэнка, потому что позволяет легко и просто очаровывать. Не женщин – тут нечему завидовать, – но мужчин-коллег. Биллингс – сыщик средненький, и это в лучшем случае, но в прокуратуре и в участке его все обожают. И выстраиваются в очередь, чтобы купить ему пиво.

– И что он там делал? – спрашивает Мэдден.

Биллингс протягивает ему распечатанную черно-белую фотографию. Тычет в нее зубочисткой и говорит:

– Ее ждал.

Снимок смазан из-за чрезмерного увеличения, но Мэдден легко узнает черноволосую, с очень короткой стрижкой, женщину.

– Доктор Беклер, – говорит он Бернсу.

– Ну да, – вставляет Биллингс, – я так сразу и подумал, что это врач.

– А где он ее караулил? – спрашивает Бернс.

– На парковке.

Приехал он около пяти и там и остался. Потом Биллингс увидел женщину, доктора Беклер, она шла как раз туда, где встал Коган. Подождав, пока она подойдет поближе, Коган вылез из машины. Но навстречу ей не пошел. Просто стоял и ждал, пока она его заметит.

– Как думаешь, они договаривались о встрече? – спрашивает Мэдден.

– Не похоже.

Завидев его, она словно в землю вросла. Явно удивилась. Биллингс плохо видел руки Когана. Но оружия у него вроде бы не было.

Они поговорили минут пять. Довольно спокойно. Беклер уже собралась уходить, но вернулась и что-то еще сказала Теду. Потом они разошлись по машинам и уехали. Коган двинул прямо домой.

– Она ему что-нибудь передавала? – спросил Бернс.

– Нет. У нее руки были заняты, портфель и пакет, но она ничего оттуда не вынимала.

Мэдден разглядывает фотографию. Да, вот они, портфель и пакет.

– Как думаешь, Хэнк, что происходит? – спрашивает Бернс.

– Слушайте, а это ведь пакет из «Наймана Маркуса»? – вместо ответа, спрашивает Мэдден.

Бернс внимательно глядит на снимок.

– Ну да. А что?

– Ничего. Просто как-то трудно представить, что доктор Беклер одевается у дорогих дизайнеров.

9 мая, 17.02

– Мне нужна твоя помощь, Энн.

– Это ты сейчас, типа, пошутил?

Тед качает головой:

– Ты же знаешь, я бы никогда к тебе не обратился, если бы совсем не приперло. И еще – я бы тебе был очень благодарен, если ты никому про наш разговор не расскажешь. Вне зависимости от того, откажешь ты мне или нет.

– Гарантировать ничего не могу.

– Ладно. Договорились.

Она ставит пакет на землю.

– Если ты меня дуришь…

В каком-то смысле, да, дурит. Он всегда ее дурит. Но сейчас не со зла. Теду и вправду нужна ее помощь. И он говорит Беклер – одна птичка на хвосте принесла, что Энн пару дней в месяц работает в бесплатной клинике.

– Мне необходимо заглянуть в историю болезни пациентки. Фамилия Рей. Крисс Рей. Мне надо знать, по какому поводу она обращалась.

– И кто такая Крисс Рей?

– Девушка.

– Девушка? Просто девушка? Или та самая?

– Та самая.

– Как ты узнал?

– Ну как-то так…

– Она приходила в клинику?

– Да. Под этим именем. В воскресенье после случившегося. На следующий день.

– А полиция в курсе?

– Не думаю. Они задавали вопросы, показывали людям фотографии, но особенно не перетруждались.

Беклер снова скептически оглядывает бывшего коллегу.

– Хорошо, я тебе намекну, – говорит Тед. – Помнишь группу «Twelve Picassos»? Вокалистку?

Беклер выпучивает глаза:

– Хетер? Секретарша тебе разболтала?

– Она опознала девушку по фотографии. Точнее, бейсболку. Кстати, я поклялся никому не рассказывать, что она со мной говорила.

– И теперь хвастаешься своим предательством. Вот за что я тебя люблю, Коган, это за твою способность вызывать доверие. Прямо вот посмотришь на тебя – и сразу хочется доверять людям.

Тед улыбается:

– Скучаешь по мне, да? Ну признайся, Беклер! Где-то ну очень в глубине души, но ведь скучаешь?

Она не покупается.

– И что там должно быть? – спрашивает Энн Беклер.

– Где?

– В истории болезни.

– Диагноз.

– Который снимает с тебя подозрения?

– Вполне вероятно.

– Или не снимает.

– Может и такое случиться.

Нет, расплывчатый ответ она не примет. Ей нужны подробности. И действительно, Беклер поднимает с земли пакет и идет к своей машине.

– Энн, подожди!

Она оборачивается.

– Понимаешь, это палка о двух концах.

Тед рассказывает ей правду. Диагноз может снять с него обвинения. А может совсем утопить. Есть вероятность, что девушка переспала в ту ночь с кем-то другим. И видимо, подцепила какое-то венерическое заболевание. Хотя этот факт, даже будучи занесенным в протокол, не обязательно ему поможет.

– Почему? Ты тоже от венеры лечился?

– И поэтому тоже.

– Господи боже! Коган! Недавно?

– Нет, несколько лет назад.

– А еще почему?

Это доказательство. Доказательство того, что она и правда занималась сексом в тот вечер. Лучше и не найдешь. Осмотр врача на следующий день после происшествия. Прокуратура будет счастлива.

Беклер внезапно напрягается.

– Ты же не станешь меня просить…

– Нет, конечно. Я просто хочу знать. Мне надо знать!

– И что потом?

– Я до этого места еще не придумал. Сейчас я на главе, когда на больничной парковке доктор Коган умоляет доктора Беклер помочь ему.

– А она что?

– Она соглашается.

– С чего это?

– Потому что теперь нахальный хирург из травмы, который вечно во все лезет, будет обязан ей по гроб жизни.

– Не наглей.

– Я не наглею. Я с песней иду на дно. И взбиваю лапками масло.

Она снова поднимает пакет и улыбается:

– Приятно было повидаться, доктор. Как обычно.

– Это моя реплика.

– Я знаю.

Беклер уходит. Тед смотрит ей вслед, качает головой и морщится. Он провел лучшую свою подачу, а мяч пролетел мимо цели. И теперь Энн что есть духу мчится к первой базе. К победе. Тед так увлекся, что оглядывается в поисках других игроков и, к собственному изумлению, замечает еще одного человека на парковке. Парень в синей рубахе стоит неподвижно и смотрит на больничный вход. Просто стоит рядом со своей машиной и кого-то ждет. Или делает вид, что ждет.

9 мая, 18.45

Мэдден совсем запутался. Он допрашивал доктора Беклер. Она отзывалась о Когане спокойно, без всяких эмоций. Коган ей явно не нравился, но как хирурга она его уважала. Однако Коган заносчивый, у него репутация сердцееда, и он часто ведет себя неподобающе.

– Но это ведь для хирурга обычное дело, не так ли, инспектор?

Они поговорили о его неподобающем поведении с персоналом и пациентами. Беклер вспомнила какой-то незначительный инцидент, давно исчерпанный к тому же. И все. Больше ей сказать было нечего.

– Слушайте, инспектор, мы действительно не ладим. Он меня постоянно злит и делает это с удовольствием. Но лить на него помои только потому, что мы не ладим, и выдумывать небылицы я не стану. Коган – отличный хирург, и отрицать это бессмысленно. Прелесть ситуации в том, что доктор Коган сам себя закапывает, и виртуозно. Моя помощь ему не требуется.

Зачем Коган ждал ее на парковке? Может, боялся, что она о нем плохо отзывалась, и решил выяснить отношения? Или еще проще? Забыл что-нибудь в больнице? Хотел, чтобы она передала кому-нибудь записку?

И тут до Мэддена доходит. Не может быть!

Он хватает блокнот и перелистывает его в поисках телефонного номера. Ага, вот он. Мэдден садится в кресло и нажимает кнопки на аппарате.

– Ты чего это делаешь? – спрашивает Бернс.

– Сам-то как думаешь? – вопросом на вопрос отвечает Хэнк. И тут же в трубку: – Здравствуйте, Ребекка. Это инспектор Мэдден. Простите за поздний звонок. У меня к вам один вопрос. Имя доктора Энн Беклер вам ни о чем не говорит?

– Энн Беклер? Ну конечно. Беклер работает у нас пару дней в месяц. На добровольных началах. А что, с ней что-нибудь случилось?

– Нет-нет, не беспокойтесь. Просто мы с ней недавно беседовали, и она что-то говорила мне про благотворительную работу. Спасибо вам большое!

Мэдден вешает трубку. Биллингс и Бернс вскакивают и с нетерпением ждут продолжения.

– Ну? – спрашивает Бернс.

Мэдден улыбается:

– Наша доктор Беклер пару раз в месяц работает в бесплатной клинике.

– Интересненько… – тянет Бернс. – Делаем ставки?

– Я ставлю на то, что он просил ее украсть историю болезни.

– В смысле – уничтожить?

– Может, и да, а может, и нет.

Биллингс смеется.

– Ребята, вы, по-моему, виагры переели. Эта тетка ничего тырить не станет. Не знаю, что он ей втюхивал, но она точно не купилась.

– Помнишь Хетер, Бернс? Если посмотреть на пленку, она тоже не то чтобы купилась, – говорит Мэдден.

– Это точно.

– А через двадцать минут рассказала ему все как миленькая.

– Ну, у этой Хетер так и так мозгов бы не хватило придерживаться инструкций.

Теперь уже Биллингс довольно ухмыляется:

– Что, твой чувак-то нагнал на тебя страху, а? Каждую тень теперь под микроскопом разглядываешь?

– Это не мой чувак, а Мэддена, – отвечает Бернс.

– Да, Хэнка-то он точно обработал. Смотри, какое у него лицо. Сейчас бросится на борьбу с демонами. Отличный триллер про больницу, ну прямо специально для тебя, а, Мэдден?

Хэнк сердито смотрит на Биллингса:

– Ну хватит уже! Тоже мне профи нашелся. Я сегодня не в настроении, так что кончай ржать.

2
Ничего, кроме правды

10 мая 2007 года, 12.33

На следующий день в кафе, оформленном в стиле кухни загородного дома, Тед и Кэролин занимают столик на улице. Кафе находится в самом центре Пало-Альто. Здесь отлично кормят. Мэдден сидит в машине, точно напротив. Дело происходит на Калифорния-авеню, ведущей во второй, менее помпезный центр Пало-Альто, совсем рядом с Эль-Камино. Мэдден отмечает в блокноте время и записывает: «Обед в „Джоаниз“ с адвокатшей».

Бейсболку инспектор надел козырьком назад, а большие солнечные очки время от времени снимает, чтобы посмотреть в компактный, но мощный бинокль «Nikon». Всякий раз, как Хэнк замечает свое отражение в зеркале, он расстраивается. Это надо же так глупо вырядиться! Но маскарадный костюм свою функцию выполняет. По крайней мере, так ему сказал Бернс, давясь от смеха, когда сдавал пост у дома Когана.

Как-то этот обед встречу адвоката и клиента мало напоминает. Сначала говорит один Коган, а Дупви внимательно слушает, улыбаясь. Потом они о чем-то весело беседуют. Потом настроение Дупви внезапно меняется. Она ужасно расстраивается. Если бы Мэдден наблюдал за незнакомыми людьми, он решил бы, что Коган ее только что бросил. Или признался в неверности. Но дело точно не в этом, и Мэдден напрягается.

Беседа на пару минут прерывается. Коган и Дупви молча едят. После чего происходит нечто сногсшибательное. Они снова заговаривают о чем-то, и Коган протягивает Дупви бумагу. Может, это меню? Хэнк подносит бинокль к глазам и читает: «Увечье не помешало инспектору полиции…»

Дыхание перехватывает. Глядя на соседнее сиденье, Хэнк пытается успокоиться и убедить себя, что еще не выжил из ума. Снова поднимает бинокль к глазам. Да, точно. Это та самая статья. Коган тычет пальцем в абзац в середине.

* * *

– Кэролин, пожалуйста, пойми меня правильно, – говорит Тед. – Я скрыл от тебя важную информацию.

Она удивленно моргает.

– К обвинению это отношения не имеет, – быстро добавляет Коган.

Он говорит тихо, хотя час обеденный и вокруг довольно шумно, да и сквозняк, гуляющий по веранде, тоже заглушает его слова.

– Я рассказал тебе правду про мои отношения с этой девочкой. Я не спал с ней, и точка.

Она молча ковыряет салат, то ли сердится, то ли с мыслями собирается.

– Как я, по-твоему, должна реагировать? – наконец произносит Кэролин.

* * *

– Ну, чего там? – спрашивает Бернс в телефонную трубку.

– Он обедает в «Джоаниз» с этой Дупви.

Как-то ему трудно называть ее адвокатом. На бумаге – да, но не во время разговора.

– Спасибо, хоть вышел куда-то.

– Я тоже так подумал.

– И где ты?

– На другой стороне улицы. Мне отсюда неплохо их видно. – Мэдден настраивает бинокль на столик в кафе. – Они снаружи сидят. У самых дверей.

– А мы с Биллингсом затарились в мексиканском ресторане. Хочешь, я тебе буррито привезу?

– Спасибо, не надо. Я захватил из дома бутерброд.

– Тебя Пит искал.

– Он знает мой номер.

– Пит спрашивал, как продвигаются дела с поиском бывших пассий. Что ему ответить?

– Что всегда.

– Что у нас есть многообещающие зацепки?

– Ага. Ну очень многообещающие.

– А они есть?

– Поди пойми. Тут что-то странное происходит.

– Что именно?

– Черт его разберет. Жалко, у меня жучка нету. Послушать бы, о чем они говорят.

* * *

Коган отхлебывает из стакана ледяной чай и смотрит на улицу. Темный седан, ехавший за ним от самого дома, припаркован на другой стороне авеню. Водителя ему не видно. С утра он наблюдал, как чернокожий напарник Мэддена пытался смешаться с преимущественно белой публикой в районном супермаркете. Значит, за ним следит полиция, а не нанятый Кройтерами частный сыщик. Наверное, девчонка из бесплатной клиники настучала. Ну ничего, у Когана сейчас хорошие карты на руках.

– Так какую информацию ты от меня скрыл, Тед? – Кэролин напряжена и сердита. Она чуть подалась вперед, локти на столе, подбородок уперла в сцепленные в замок пальцы. Агрессивная поза.

– Ты бы предпочла, чтобы я ничего от тебя не скрывал? – спрашивает Тед.

– Нет, не обязательно. Но это все усложняет.

– Я тебя защищал.

– Какой ты милый!

– Кроме того, я хотел предоставить тебе возможность избавиться от такого клиента.

– А что, ты хочешь, чтобы я от тебя отказалась?

– Нет. Но еще меньше хочу, чтобы ты потом об этом пожалела.

– Как сейчас помню, пару лет назад ты говорил в точности то же самое.

Слова, конечно, были другие, но вот тон такой же. Ледяной. Ладно, человека не переделаешь. Принимать его надо таким, какой он есть, или вообще не общаться с ним.

– На этот раз все по-другому, – говорит Коган.

– В смысле, теперь я с тобой работаю, а не сплю?

– Я ценю твою дружбу.

Кэролин потрясена. Ну, пожалуй, не совсем потрясена, но он так искренне и серьезно это произнес, что застал ее врасплох.

– Ты всегда перезваниваешь, – спокойно продолжает он. – Выслушиваешь мое нытье. Ты постоянно рядом, и я могу на тебя полагаться.

Она печально смотрит на Теда, и тому на секунду даже кажется, что Кэролин сейчас заплачет. Именно таких слов она всегда от него и ждала. Тед знает это, и теперь ему еще труднее с ней разговаривать.

– Надо было тебе побольше счет выкатить. – Кэролин пытается перевести все в шутку. Уж очень у них серьезный разговор выходит.

– Я не об этом, Кэролин. Тебе есть дело до меня. Ты и вправду хочешь меня спасти, даже если я действительно переспал с Кристен.

– Ты хороший врач, Тед. – Кэролин не отвечает на его «обвинения». – Так все говорят, даже те, кто терпеть тебя не может.

– Ага. А как насчет личностной характеристики?

– Честно?

– Конечно.

– Когда ты лечишь людей, ты становишься лучше.

Вот теперь он тоже расстраивается. Ему так не хватает работы. Векслера, Кима, возможности посплетничать с Кляйном. Ему не хватает даже безымянных интернов и «Будудоктором» Розенбаума. И в особенности ему не хватает ощущения, с каким идешь по коридору больницы. Что тебя ждет, неизвестно, но что бы это ни было, ты со всем справишься. Когану необходимо чувствовать, что он врач. Она права, думает Тед. И внезапно вспоминает брата, Фила. Как тот сидел во дворе, курил траву и разглядывал звезды. Филу тогда тоже не хватало того парня, что остался во Вьетнаме.

– Знаешь, – говорит Тед, – я пока ничего брату не рассказывал. Все надеялся, оно как-то… ну, в общем… само рассосется.

– Я все понимаю. Но в какой-то момент нам придется обратиться к прессе. И этот момент наступит довольно скоро.

– Я иногда о нем вспоминаю. О брате. Филе. Он был во Вьетнаме.

– Я помню.

– А помнишь, что ты однажды сказала? Насчет того, что он вынес оттуда?

Кэролин прищуривается, качает головой.

– Нет.

– Я его спросил, что он вынес из этой войны.

Фил вернулся из Вьетнама другим человеком. Раньше он был тихим и спокойным. Теперь же брат часто возвращался домой раздраженным, даже взбешенным из-за какого-то «никчемного идиота», которого просто встретил на улице в толпе. Отец пытался выяснить, в чем дело, а тот отвечал – ты не поймешь.

Теду всегда хотелось спросить Фила, чего же не поймет их отец. Но Теду было тринадцать лет, и он боялся брата до чертиков. Много лет спустя они с Филом пошли выпить после церемонии вручения дипломов в Йеле. И той ночью, в баре, Тед спросил его, что же он вынес из Вьетнама. Что-то одно, самое важное, что бы осталось с Филом на всю жизнь. Теду хотелось знать, как изменилась душа Фила. Что он узнал на войне?

Фил не сразу ответил. Сначала он рассказал Теду, каково ему было, когда он вернулся. Как люди ужасно с ним обращались. Нет, не с ним. Просто они так себя вели. Фил возненавидел их заурядность. Их лень. Их нежелание хоть что-нибудь слышать об этой войне. А он все думал – он ведь жизнью своей рисковал ради этих людей. Ради этих придурков. Кошмар!

– И вот что я вынес, Тедди. Американский народ не стоит того, чтобы за него умирали. Просто не стоит, и все тут.

Коган тогда его не понял. Ему был двадцать один год. Он был твердо намерен преуспеть, а по ходу пьесы еще и помогать людям, лечить их. И попутно завоевать весь мир. И все же Тед уважал брата и потому посчитал, что какая-то правда в его словах есть. Когда-нибудь он ее поймет.

Так и случилось. Прошли годы, Коган стал хирургом, пожил, набрался опыта. И все же он по-своему переиначивал смысл тех слов брата. Как-то вечером, после особенно тяжелого дня, он вдруг произнес нечто для себя неожиданное.

– Знаешь, я тут подумал, если американский народ не стоит того, чтобы за него умирали, почему американские граждане стоят того, чтобы их спасали? – спросил он у женщины, лежавшей рядом.

– Все просто, – ответила она, придвигаясь поближе и пристраивая руку у него на груди. – Их надо спасать, чтобы я смогла больше на них зарабатывать.

– Я серьезно.

– И я серьезно.

А теперь эта же самая женщина сидит за столом напротив Теда и грустно улыбается.

– Вспомнила? – спрашивает Тед.

– Да. Я тогда была счастлива.

– А теперь нет?

– И теперь тоже. Но теперь все по-другому.

– Лучше или хуже?

– Просто по-другому.

Тед делает глоток и вытирает рот салфеткой. За последний месяц они много таких воспоминаний вытащили на свет. Когану хочется сделать следующий шаг, но он сразу же одергивает себя. Всякий раз, как Тед слишком приближается к Кэролин, она пугается.

– Что ты знаешь про Мэддена? – вместо этого спрашивает Коган.

– А в чем дело?

– Про его личную жизнь ты что-нибудь слышала?

Кэролин пожимает плечами.

– Мы с ним ходим в одну церковь. Старую такую. На нашей улице. Церковь Рождества Христова. Вернее, это я хожу в ту же церковь, что и он. Но редко. А он – каждое воскресенье.

– Никаких слухов? Гнусных сплетен?

Она качает головой:

– Мэдден свою жизнь напоказ не выставляет. Я не знаю никого, кто общался бы с ним вне работы. Он женат. Двое детей.

Тед достает из нагрудного кармана рубашки сложенную ксерокопию статьи, которую когда-то отдала ему Кэролин. Разворачивает и держит так, чтобы тот, кто наблюдает за ним, мог прочитать заголовок. Несколько абзацев подчеркнуты желтым маркером.

– Перечитай, – просит он Кэролин.

Она берет листок из его рук и быстро просматривает его, бормоча текст себе под нос.

– Ну? – спрашивает она, закончив.

Тед показывает ей на один из отчеркнутых абзацев.

– Смотри. Вот тут написано про врача, который его изнасиловал.

Кэролин кивает.

– Я подумал, может, твоему частному детективу надо бы сюда усилия направить? Пусть отцепится временно от девушки и родителей. Раз уж мы решили следить за всеми, чего бы нам не последить за этим инспектором? У него явно есть стойкое предубеждение против врачей. Мы же не знаем, на что он готов ради того, чтобы меня уничтожить.

– Думаешь, он решится нарушить закон?

– Не знаю. Я вообще мало про него знаю.

– Изнасилование и вправду было, – говорит Кэролин. – Я уже заставила детектива все разнюхать. Врача, который лечил его в детстве, уволили.

– Он жив?

– Умер несколько лет назад. Так ты что, этим занимался, что ли? И это ты от меня скрывал?

– Нет.

– И ты мне ничего не расскажешь? Даже не намекнешь?

Тед качает головой.

– Слушай, Тед, я чего-то не понимаю.

Он опускает глаза, чтобы избежать ее сердитого взгляда. Ковыряет вилкой остатки салата с курицей по-китайски и говорит:

– Я не пытаюсь манипулировать тобой. Просто дай мне пару дней, чтобы во всем самому разобраться. Я тебе скоро расскажу. Честное слово!