Текст книги "Музыка ножей"

Автор книги: Дэвид Карной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

2
Квадфекта [2]2
  Квадфекта – в прямом значении: ставка в бегах, когда нужно правильно угадать первых четырех лошадей в забеге; в переносном значении: фантастическое стечение обстоятельств или комбинация из четырех факторов.


[Закрыть]

1 мая 2007 года, 14.33

Через три недели после ареста Когана Мэдден сидит вместе с Пасторини и Диком Кроули в баре «Голландский гусь». Дик Кроули – окружной прокурор Сан-Матео. Время около половины третьего, и народ уже рассосался, так что в забегаловке почти никого. Все трое успели пообедать в других местах. Просто «Гусь», как и пивной паб «Оазис» в Эль-Камино, – неофициальное место встречи полицейских и прокуроров. Здесь они обсуждают дела. В идеале – днем, когда действуют скидки на выпивку.

Сам Мэдден по части выпивки не очень силен, но заведение ему с самого начала очень понравилось. Особенно приятно, что за сорок лет здесь почти ничего не изменилось. И меню осталось прежним, все тот же омлет под острым соусом, те же устрицы, гамбургеры и, конечно, домашнее пиво. Тут есть бильярд, два старинных пинбольных автомата, музыкальный автомат. Столы сколочены из толстенных досок и покрыты затейливой резьбой – результат коллективного творческого порыва посетителей. Барная стойка тоже деревянная. И пол дощатый. Классическая дыра, полная противоположность современных кафешек и баров для продвинутой молодежи в центре Пало-Альто. Нет, разумеется, сюда приходят и юные бизнесмены, и студенты тоже – куда от них денешься? Одно время «Гуся» облюбовала футбольная команда Стенфорда во главе с ее капитаном, бузотером Джоном Элвеем. Его отсюда даже вышибали пару раз. Но все-таки основной контингент – это «синие воротнички», полицейские. Многие выросли в этом районе и прожили тут всю жизнь.

– Ну как, Мэдден? – спрашивает Кроули. – Получится у нее?

Он имеет в виду, обладает ли Керри Пинклоу достаточным здравым смыслом, умением связно излагать, уверенностью и при этом ранимостью – только такая комбинация дает хорошего свидетеля в суде по делам об изнасилованиях. Кроули называет это сочетание «квадфекта».

– Ты же видел ее на предварительном слушании, – отвечает за Мэддена Пасторини. – Нормально все было. Девчонка держалась как надо. И говорила жалостливо.

Пасторини с Мэдденом хорошо понимают друг друга. Пока Мэддену не захочется добавить что-нибудь важное, он молчит. Разговаривает Пасторини. Это его игра. И тут он мастер.

– Это да. Но из нее ведь слова клещами тянуть приходится. Это ничего, пока сойдет, но потом нам понадобится связный рассказ. Сможет она что-нибудь рассказать, когда он будет сидеть в зале?

– Думаешь, у нее кишка тонка? – спрашивает у Кроули Пасторини, и тот кивает. – Хэнк, что скажешь?

– Расскажет она нормально. А вот к перекрестному допросу придется ее готовить. Очень уж она мелодраматична. Да ничего, справится как-нибудь, – отвечает Мэдден.

Кроули молчит, обдумывая слова Мэддена. Его долговязая нескладная фигура нависает над столом. Волосы у Кроули светло-русые, на висках пробивается седина. Человек он шумный и добродушный. Ручищи у него огромные, прямо лопаты. Такими ладонями мяч в корзину хорошо забрасывать. И действительно, в конце семидесятых он играл за студенческую сборную Калифорнии. Правда, Кроули сам признавался, что баскетболист из него не шибко талантливый – так, третьесортный игрок, просто тренировался много, приходил в зал раньше всех и оставался, когда все уже уходили. История эта, впрочем, печальная, поскольку на сборную свалилась череда несчастий, многие игроки получили травмы, и по итогам чемпионата они оказались в самом конце списка. Что не мешало Кроули постоянно проводить параллели между своей спортивной карьерой и полицейской карьерой Мэддена. «Никаких увечий у меня не было, – как-то сказал он без всякой задней мысли, – но ей-богу, иногда я себе казался самым что ни на есть инвалидом безногим».

На первый взгляд прокурор из него тоже неважнецкий. Оратор он никакой, допрос в суде ведет абы как, стройной линии не вырисовывается. Логика его построений болтается из ряда в ряд, как гоночный автомобиль на скорости 280 миль в час на ночном шоссе. Весь он какой-то нескладный, неухоженный. Это и вызывает симпатию. Кажется, что перед вами актер, который разогревает публику перед появлением настоящего Дика Кроули. А тот выйдет на сцену только во время кульминации. И что самое удивительное, так оно и происходит. В самый критический момент Кроули всегда выступает блестяще.

Мэдден с Кроули знают друг друга десять лет. Мэдден наблюдал окружного прокурора в самых разных ситуациях и примерно понимает, как тот функционирует и на что способен. Кроули, с его точки зрения, – отличный манипулятор, культивирующий образ непредсказуемого и непоследовательного растяпы. К примеру, ему принадлежит доля в магазине здоровой пищи в Пало-Альто, а при этом его регулярно видят в скорожраловках. Кроули постоянно подчеркивает, что происходящее – не его заслуга, и его очень легко недооценить. Он часто произносит: «Ну надо же, повезло!» – хотя к везению его победы имеют мало отношения. И это давно поняли почти все его коллеги. Многие утверждали, что знают, как с ним обращаться, но немногим это и в самом деле удавалось, и от того Мэдден уважал Кроули еще больше. За Диком Кроули все обычно наблюдали в зеркало заднего вида, пытаясь определить, когда он нажмет на газ и вырвется вперед. А про необходимость вести собственную машину и смотреть на дорогу забывали.

Дело Кристен Кройтер заинтересовало прокурора, скорее всего, потому, что слишком многое тут зависело от удачи. Пока все шло хорошо. У них не было только признания. Слишком хорошо, с точки зрения суеверного Кроули. Критический момент наступил три недели назад, за несколько часов до ареста Когана, когда из лаборатории пришло заключение. На брюках – медицинской форме больницы Парквью, – найденных в ящике комода Кристен, были обнаружены три пятнышка, оказавшиеся после анализа ДНК спермой Когана. В ту ночь Коган дал эти штаны Кристен в качестве пижамных, и она уехала в них домой.

Правда, недавно Мэдден обратил внимание Дика на то, что пятна эти располагаются практически у самой ширинки, и уверенность Кроули в успехе операции была поколеблена. Улика эта не будет иметь большого веса в суде, поскольку защита заявит, что «утечка» могла вполне произойти и до того, как Коган отдал Кристен эти штаны. Вызовут эксперта, и он это подтвердит.

Еще Кроули не нравится свидетель, признающий, что выпил в ту ночь. Выпила Керри, конечно, не много, но защита обязательно поставит ее показания под сомнение. Эти мелочи, которые можно интерпретировать по-разному, прокурора очень расстраивают. Дик Кроули смотрит в стол и обводит пальцем вырезанную на доске букву «Н». Какой-то умник по имени Ник Б. решил оставить свой след в веках.

– Кристен была симпатичной? – спрашивает наконец Дик. – Симпатичной, но не красавицей?

Мэдден предпочел бы вообще не обсуждать ее внешность, но пренебрежительный тон Кроули ему не нравится. Он явно недооценивает эту девочку.

– Даже не знаю, – отвечает Хэнк.

– В смысле?

– В смысле, что-то в ней было.

– Ладно. Зайдем с другой стороны. Мы покажем присяжным ее фотографию. Они сразу поймут, почему этот парень пошел на такой риск? Поймут, какой это был соблазн?

Мэдден представил, как присяжные изучают фотографии Кристен и фрагменты видеозаписей с ней. Ставит себя на место мужчины во втором ряду, потом женщины в первом ряду, в центре. Представляет самого себя в качестве присяжного.

– Изначально такого впечатления не будет. Но со временем они осознают ее привлекательность. – Поколебавшись, Мэдден добавляет: – Что-то в ней притягивает взгляд. Так сразу и не ухватишь, в чем дело. Вспомни, в твоей школе наверняка была девочка ужасно симпатичная, но еще не испорченная вниманием.

Кроули улыбается:

– Да, мы их называли «лови, пока можно».

В этот момент раздается громкий булькающий звук – это Пасторини шумно высасывает через трубочку последние капли живительной влаги из бутылки диетической колы. Кроули сердито смотрит на него, и Пасторини затихает, но Дик уже успел сбиться с мысли.

– Что я говорил?

– «Лови, пока можешь», – попугайски повторяет Пасторини, надеясь смягчить гнев прокурора.

– Не «можешь», а «можно». Ладно, это я переживу. Но тогда найдите мне его бывшую подружку, или жену, или кого-нибудь, с кем он хоть раз перепихнулся. Кого-то, кто подтвердит слова из девчонкиного дневника про его сексуальные наклонности.

– Ищем, – отвечает Пасторини.

– Это нужно позарез, мужики.

– А как там у нас дела с мисс Дупви? – спрашивает Мэдден, которому ужасно интересно, на что Дик Кроули готов ради победы.

– А, ну да. Наша адвокатша нырнула в это дело с головой. Она будет его защищать.

– Технически, она тоже в списке бывших.

– Знаю, – отвечает Кроули. – Сколько они встречались?

– Месяцев пять. И разошлись два года назад.

Прокурор качает головой. Можно подумать, хороший мальчик, лучший ученик в школе ступил на неверную дорожку и связался с хулиганами, а теперь бедный Дик не знает, что же с ним делать.

– Подождем – увидим. Еще неизвестно, как она себя поведет.

– Слушайте, вы такое раньше видели? – спрашивает Пасторини.

– В смысле?

– Чтобы дама защищала своего бывшего по делу об изнасиловании.

– Что-то я не припомню.

– И мы не помним. Мы тут с Хэнком на днях разговаривали… Вот будь ты на его месте, ты бы попросил ее тебя защищать?

Кроули задумывается.

– По-моему, ты неправильно ставишь вопрос, Пит. Лучше спроси, стал ли бы я его защищать на ее месте?

– Ладно, давай так и так.

– Она хороший адвокат, – говорит Кроули, словно это объясняет не только ее выбор, но и выбор Когана. – На что хочешь спорю, она сейчас землю роет, чтобы от доказательной базы Хэнка камня на камне не осталось.

– Она в университет поехала говорить со студентами, – подтверждает Мэдден.

Интересно, думает он, насколько крепко построенное им здание. Снаружи вроде все путем. Заметят ли присяжные, что фундамент неустойчивый и строили этот дом из материалов второго сорта?

– У нас была фора, – говорит Кроули, – но сейчас они нас догоняют. Перкинс не совсем на их стороне, но и не совсем на нашей.

Джойс Перкинс – судья. Взгляды у нее вполне либеральные, но вот в делах об изнасилованиях она всегда действует с большой осторожностью. Правда, пока что она не отказала Кроули в его просьбе как можно дольше тянуть время и не давать защите ознакомиться со всей доказательной базой, особенно с дневником, пока она сама не проанализирует дело.

Кроули считает, что судья позволит приобщить к делу лишь некоторые отрывки из дневника, те, что подкрепляют обвинение. Однако Дик подозревает, что если во время суда начнут сравнивать показания свидетелей и материалы, приобщенные к делу, с записями Кристен, то могут возникнуть противоречия и вопросы.

Мэдден разглядывает надпись на столе и размышляет. Кроули, конечно, захочет зачитать в суде отрывки, имеющие прямое отношение к делу и производящие наиболее сильное впечатление.

Мэдден хорошо представляет себе эту сцену: Кроули заставляет свою молоденькую помощницу, а может, даже Керри прочитать тихо, мягко, так, чтобы присяжные наклонились вперед, стараясь услышать каждое слово:

«Я не знала, что надо делать, поэтому я сказала: „Трахни меня, трахни по-настоящему“. Так в кино говорили».

– Хэнк, ты чего?

Мэдден поднимает голову. Кроули глядит на него с явным беспокойством.

– Да не, ничего, – отвечает Хэнк. – Задумался просто.

3
Типа, нравится

1 мая 2007 года, 14.46

– Ладно. Значит, ты стоишь за дверью ванной на третьем этаже. Давай вернемся чуть-чуть назад, – говорит адвокатша.

– Давайте, – отвечает Джим.

– Сколько ты ждал, пока Кристен выйдет?

– Не знаю. Минут пять, наверное. А потом начал беспокоиться.

– Ты постучал в дверь?

– Да, несколько раз. А потом начал ее звать.

– Громко?

– Ага.

– То есть тебя кто угодно в доме мог услышать?

– Ну да. Я не орал, но говорил громко.

– Так чего ты просто не вошел? Дверь открывается внутрь, я проверяла. Замка нет. Толкнул бы и вошел.

Джим пожимает плечами, глядя на диктофон, который адвокатша положила на стол между ними.

– Не знаю. Я говорил уже полицейскому. Мне казалось, входить в туалет, когда там девочка, нехорошо. А тут как раз Гвен Дейтон по лестнице поднималась. Я с ней знаком. Вот я ее и попросил.

Женщина молчит. Она отщипывает идеально наманикюренными пальчиками куски булки и кормит дрозда, который призывно смотрит на нее с земли, склонив головку на сторону. Не молоденькая, но очень сексуальная, думает Джим. Поначалу он решил, что она из передачи «Час суда». Высокая, стройная, темноволосая, смуглая, в синем брючном костюме. Обычно Джим теряется в присутствии красивых женщин. И, чтобы не теряться, он представляет, будто перед ним актриса. Тогда все вроде получается понарошку. Ну и конечно, четыре пыха перед выходом тоже помогли. Не зря Дэн Фляйшман принес косяк.

День сегодня солнечный, теплый. Разговаривать они устроились за столиком перед корпусом, в котором расположены столовая, кафе, несколько магазинчиков, парикмахерская и целая шеренга банкоматов. Уже половина третьего, и плетеные черные кресла и столы почти все не заняты. А вот утром тут полно народу. Но нахальные птицы все равно надеются выклянчить у кого-нибудь свой кусок хлеба. Среди пары десятков черных дроздов бродят несколько голубей – типично городских птиц.

– Я еще ходил Керри искать, – объясняет Джим. – Она с каким-то парнем танцевала. Я ее вытащил из комнаты и сказал, что Кристен отрубилась в ванной на третьем этаже и надо посмотреть, как она там.

Они поднялись наверх, и к этому моменту Кристен уже пришла в себя. Ну, не то чтобы совсем пришла, но уже хоть не в отключке была. Глаза открывала и бормотала чего-то.

– А что она говорила? – спросила адвокатша.

– Пару раз я расслышал «отвалите». А потом вроде «я сейчас оклемаюсь».

– И все?

– Трудно было разобрать. Она как-то медленно и невнятно говорила, а потом обратно отрубилась. Гвен ее по щекам похлопала. Несильно. Так, просто чтоб она в себя пришла.

Женщина бросает на землю еще кусочек хлеба.

– Слушай, Джим, а вот тебе лично Кристен нравилась?

– Не понял?

– Она тебе нравилась?

Он снова пожимает плечами. Сговорились они все одни и те же вопросы задавать, что ли?

– Типа, как нравилась? Как девушка? – Он не сердится, не защищается. Такое ощущение, что он себе сейчас сам этот вопрос задает. И с интересом ждет ответа. – Она ничего, – спокойно продолжает Джим. – С ней болтать было здорово. Но она же подруга сестры, я ее сто лет знаю. Ей лет десять было, когда мы познакомились.

Он смотрит в стол и качает головой. Потом несколько патетически говорит:

– Иногда мне кажется, это я один во всем виноват. Надо было следить, что она пьет. Или чтобы она больше ела. Не знаю.

– И что, ты никогда не рассматривал ее как сексуальный объект? Никогда не думал: а она хорошенькая, может, сводить ее куда?

– Она и правда была хорошенькая, но как сексуальный объект я ее не рассматривал. – Джим, похоже, всерьез решил заняться самоанализом. – Понимаете, о человеке привыкаешь думать в рамках одной роли. Я ее воспринимал как маленькую девочку, подружку моей младшей сестры.

Адвокатша смотрит в сторону и молчит. Потом наклоняется к Джиму и внезапно тихонько говорит:

– У меня есть два свидетеля, которые утверждают, что тебя не было полчаса. Что скажешь, Джим?

Он сжимает челюсти. В голове звучит голос Воткинса: «Если что, защищайся решительно. Они нападают, ты нападай в ответ. Будь тверд и ни в коем случае не сердись. Понял, Пенек?»

– На что вы намекаете?

– Ты идешь наверх с пьяной девушкой. Она никакая. Ты тоже не огурец…

– Это же вечеринка! На вечеринке всегда полно людей. Даже если меня кто-то тридцать минут не видел, это не означает, что меня не было. Я от них, может, в десяти метрах стоял, а они и не в курсе. Или, может, я на улице был с другой девушкой.

– Джим, мой клиент почти всю свою жизнь либо учился на врача, либо работал врачом.

– Я знаю.

– Поэтому, если ты мне чего-то недоговариваешь, чего-то, что произошло или ты слышал, что произошло, по отношению к доктору Когану это, мягко говоря, нечестно. Согласен?

– Вполне.

Джим, как ему кажется, очень непринужденно подпирает подбородок руками. Почти так же непринужденно, как адвокатша бросает на землю хлеб. «Вот интересно, – думает он, – кого я больше ненавижу, Воткинса или Когана?»

– А если не было ничего? – спрашивает Джим. – Что, если ваш клиент сам был пьяный? В хлам. Вот и воспользовался ситуацией.

Она улыбается и говорит без всякой паузы:

– Расскажи мне лучше про Кейти Йоргенсон.

– А что вам рассказать?

– Ты говорил, что выходил с ней на улицу.

– Я не говорил, что с ней. Я говорил «с другой девушкой». Типа, вообще.

– Но выходил-то ты с ней?

– Откуда вы знаете? Что она вам рассказала?

– Что выходила с тобой.

– Ладно. Я выходил с Кейти Йоргенсон. Я это признаю. И очень, кстати, об этом сожалею.

– Давай рассказывай, как вы оказались на улице.

– Это долгая история.

– Ничего, я не тороплюсь.

– Я так и понял.

4
Слюнявые поцелуи

1 мая 2007 года

Короче, такое дело. За пару недель до вечеринки в общаге он подцепил девчонку на дне рождения. Ей хотелось дунуть, и он надыбал травы у парня из его корпуса. И повел девчонку к себе в комнату.

Ее звали Бекки Гофман. Так, ничего себе, толстовата, но симпатичная. Он, конечно, не первый красавец, но вообще-то при других обстоятельствах он бы с ней не стал связываться. Просто всех нормальных первокурсниц уже старшекуры разобрали. В первом семестре ему с девушками тотально не везло, и этот, похоже, был не лучше.

В школе он спортом занимался, и его все уважали. Он, конечно, был не звезда, но все-таки… Играл за бейсбольную команду два года подряд на второй базе. В двенадцатом классе вдруг вырос аж на пять сантиметров. А потом перестал расти. Он ужасно расстраивался. Единственное, что у него выросло, и как раз на недостающие пару сантиметров, это брюхо (Джим поглаживает живот). Пиво, выпитое во время испытательного периода перед посвящением в братство, даром не прошло. В тот день он посмотрел на себя в зеркало – на брюхо, на круглую морду, на совсем немужественный второй подбородок – и решил дунуть с горя.

И заодно выяснить, обломится ли ему что-нибудь с Бекки. Они довольно быстро перешли к делу. Сначала поцелуи противно слюнявые получались, но потом ничего, наладилось. Он стянул с нее штаны, и тут как-то странно все стало. Она прямо одеревенела и на поцелуи больше не отвечала.

– Ты чего? – спросил он. – Ты в первый раз, что ли?

В шутку спросил, а она молчит. У него в башке сработал сигнал тревоги.

– Правда, что ли?

Она молчит. А потом тихонько так спрашивает:

– А если да, это плохо?

Гос-споди!

– Нет, – ответил он, – не плохо. Просто про такое лучше знать.

Они лежали на его узкой кровати, прижимались друг к другу и смотрели в потолок.

Потом Бекки сказала:

– Если хочешь, давай.

* * *

– Я не стал, – сказал адвокатше Джим. – Я решил, это нечестно – встречаться-то я с ней не хочу. Но главное не в этом.

Потом он узнал, что Бекки Гофман переспала с другим парнем, старшекуром. Прямо в следующие выходные после той истории. Адвокатше он не говорит, что это был не кто иной, как Воткинс. Но сообщает то, что слышал от приятеля, Стена Ченна. Тот старшекур, короче, трахнул ее, а потом обозвал жирной свиньей.

Джим разозлился на Бекки. Если бы у него той ночью был выбор, он бы с ней переспал. Просто сказала бы, что если не он, так она другого придурка найдет. Может, он бы ее потом и бросил, но хотя бы не так.

Адвокатша явно начинает терять терпение.

– Простите, я зря все это в таких подробностях говорю? Вам неприятно? – спрашивает Джим.

– Да нет, – отвечает она. – Я просто до сих пор не поняла, какое все это имеет отношение к тебе и Кейти Йоргенсон.

– Сейчас расскажу. Мне важно, чтобы вы поняли, в каком я был настроении, мисс Дупви. Ваша фамилия ведь так произносится? Дуп-ви?

* * *

Ну вот. Это он про день рождения рассказывал, а настоящая большая вечеринка была 17 февраля. Керри и Кристен и правда приехали в половине пятого. Как раз «Северная Каролина» проигрывала. Кристен спросила, где туалет. Он ей показал. И там, на втором этаже, рядом с ванной комнатой, они единственный раз за весь вечер серьезно поговорили. Это не на третьем этаже было, где она отрубилась. Кристен вышла из туалета, они стали рассматривать старые фотографии студентов братства, тех, что уже закончили. У них в здании по всем коридорам фотки развешаны. В той нише они были семидесятых-восьмидесятых годов.

Она посмотрела на какую-то фотографию 1976 года и говорит:

– Когда-нибудь, Джим, ты тоже станешь такой же фотографией. Году так в 2030 девчонки на нее посмотрят и решат, что ты был очень даже ничего. Типа, интересно, что с ним стало. Он теперь, наверное, старый, жирный и лысый. Ты хоть раз об этом думал?

Он засмеялся:

– Вообще-то, нет.

– А я все время думаю. Пытаюсь представить, как люди будут выглядеть лет через двадцать-тридцать. Круто было бы нажать на кнопку и на секундочку увидеть, какие они, как повзрослели и постарели. Ведь тогда человек, может, совсем по-другому воспринимается.

Джиму хотелось спросить, как он будет выглядеть через двадцать лет, а потом он вспомнил отца, испугался и решил, что ответ ему не понравится. Папа у него не толстый, но лишний вес есть, и волосы уже выпадают.

– Керри мне рассказывала, что ты в аварию попала. – Он решил сменить тему. – И вроде чуть не погибла.

– Могла погибнуть, – поправила она его, подчеркивая разницу. – А вовсе не чуть не погибла. Керри вечно все преувеличивает.

– Ладно, пусть так. Это изменило твой взгляд на жизнь?

Она пожала плечами:

– Типа, я стала осторожнее? И проживаю каждый день как последний?

– Ну да, наверное.

– Нет, – ответила она и задумалась. Во всяком случае, так ему показалось – что она задумалась. – Просто я поняла, какое все серое и скучное. А тогда – это ж было приключение! Хочешь, шрам покажу?

– Покажи.

И тут она вдруг сдернула юбку пониже и задрала кофту Джим такого не ожидал и, как реагировать, не знал. Ему не хотелось пялиться, поэтому он поначалу отвел глаза, а потом сообразил: она же хочет, чтобы он смотрел. Ну он и посмотрел.

– Не знаю, – говорит Джим, – может, она во мне только давнего друга видела и поэтому показала, а может, она так кокетничала. Но по-моему, она просто считала, что все нормально. Стоим, разговариваем, ничего такого.

– Прикинь, они через этот разрез всю селезенку целиком вытащили!

– Да он же маленький совсем, – сказал Джим.

Дальше по коридору было открытое окно. Оттуда раздавались девчачьи голоса. Джим подошел туда и посмотрел вниз. Пришли студентки из соседнего общежития – барбекю готовить. И там, среди них, была Гвен Дейтон.

Кристен заглянула ему через плечо.

– Это кто? – спросила она.

– Вон те?

И вдруг Джим представил себе Гвен на двадцать лет старше. Нажал на кнопку и увидел ее выходящей из торгового центра с двумя детишками, мальчиком и девочкой. Оба темноволосые и такие красивые! И Гвен по-прежнему была красавицей, но что-то в ней появилось совершенно обычное, и она это знала и злилась. И сама себя ненавидела.

– Эти девчонки – мое проклятие, – сказал Джим.

* * *

Гвен Дейтон училась на третьем курсе. Тоненькая, высокая, темноволосая девушка, очень похожая, с точки зрения Джима, на актрису Лив Тайлер. Не воображала какая-нибудь. Гвен была свидетелем его особенно неудачных попоек и всегда здоровалась с ним на вечеринках, спрашивала, как дела, как к нему ребята в братстве относятся, не обижают ли. Гвен была единственной красивой девчонкой, которая хорошо к нему искренне относилась. Не просто хорошо. Она была к нему добра. Задавая вопрос, она и правда хотела услышать ответ.

Она встречалась с Марком Вайссом, президентом братства. Джиму всегда было с ней спокойно. Может, как раз потому, что она была вне пределов досягаемости. Гвен знала, что Джим в нее влюблен, но никогда его не обижала и не пыталась спихнуть кому-нибудь из подружек. Не пыталась до той ночи, когда она привела Кейти Йоргенсон. Джим поначалу решил, что они случайно вместе пришли. А потом понял – Гвен что-то задумала. Решила его свести с Кейти.

Дело в том, что Кейти ему совсем не нравилась. Она тощая, черты лица остренькие, мышиные, стрижка короткая, и вообще похожа на мальчика. Джим бы ее сразу записал в страшилы, но тут все было сложнее. У них с приятелем, Дэном Фляйшманом (парень с сережкой в ухе и стрижкой ежиком, с виду типичный героинщик, хотя он в жизни ничего тяжелее экстази не пробовал), была собственная классификация девчонок. И Кейти в ней занимала место отраженной красоты, «зеркала». То есть при обычных обстоятельствах на такую девчонку второй раз не посмотришь. Но она тусовалась с красивыми телками, и, значит, ее социальный статус был выше, чем просто у одинокой страшилы. Она становилась привлекательной из-за того, с кем дружила. Внешность тут уже не имела значения.

И она это знала. Они с Дэном как-то наблюдали за ней на вечеринке. Она купалась в лучах отраженной славы и вела себя все более уверенно. Такая у нее была психологическая форма виагры. А рядом с Гвен лучей славы было хоть отбавляй.

– Что, они тебя опять припахали? – спросила его Гвен.

– Это не они, это твой парень. – Джим обкладывал льдом припасенное пиво. Он посмотрел на девушек. Не близнецы, конечно, но одеты они были одинаково: джинсы, футболки, легкие свитерки повязаны на талии.

Вайсс, президент их братства, заканчивал университет в этом году. Если повезет, он уедет далеко и не вернется.

– Мы просто так, поздороваться зашли, – сказала Гвен. – Вы знакомы с Кейти?

– Ага. – Он протянул было руку, но сообразил, что ладонь мокрая. – Я бы пожал тебе руку, но, боюсь, тебе не понравится.

Кейти ничего не ответила. Только улыбнулась так зазывно, что у него мурашки по коже побежали. О господи, подумал Джим, Гвен нас сводит! Что же делать?!

– Должен вам сообщить, что я решил пока больше не ухаживать за женщинами. Какие бы они ни были красавицы, – неожиданно для себя произнес он.

– Что, голубым заделался? – спросила Кейти. – Не ты первый, не ты последний.

– Ничего не голубым. Просто решил отдохнуть от женщин.

Кейти скорчила рожицу:

– А что такое? Рыбка не ловится?

Джим сразу приготовился защищаться. Как всегда. Но тут же сообразил, что в самоуничижении есть своя выгода.

– Ничего у меня с ними не получается, – печально вздохнул он.

Гвен улыбнулась:

– Что-то не верится.

– Это я просто веду себя нахально.

Кейти тоже хихикнула, и, хоть она ему совсем не нравилась, Джим все-таки надулся от гордости. Он молодец! Теперь надо уносить ноги, пока Кейти его не захомутала.

– Пойду проверю, как там пунш, – сказал Джим. – Вам принести?

– Тащи, – ответила Гвен.

Джим взглянул на Кейти:

– А тебе?

– Нет, спасибо, я пока не хочу. Может, потом.

Он бросил взгляд на часы. Половина восьмого.

– Имей в виду, что по условиям договора мои каторжные работы через час заканчиваются.

– И ты тут же снова начнешь интересоваться женщинами? – спросила Кейти.

– Посмотрим, – ответил Джим.

– Ладно, я посмотрю.

И Воткинс тоже за ним смотрел. Но Джим адвокатше об этом не рассказывает. Незачем.

– Надеюсь, ты не себе наливаешь? – спросил Воткинс.

Джим обернулся. Воткинс опять тут как тут, подкрался и встал позади него с банкой пива в руках. Повернувшись к Джиму спиной, он смотрел в сад, на компанию, собравшуюся там, где жарили барбекю. Марк Гарланд, главный повар их братства, колдовал над цыплятами и котлетами. Джим посмотрел налево, потом направо – может, Воткинс не к нему обращался? Нет, вокруг никого не было.

– Это для Гвен, – ответил Джим.

– Инициалы у нее Г. Д., – сказал Воткинс. – Вот интересно, второе имя у нее есть? Если она Амалия, скажем, то получится Г. А. Д. Ты ее не спрашивал, как ее полностью зовут, а, Пенек?

Нет, Джим не спрашивал. Ему и в голову не приходило такое спросить.

– Знаешь, что бы я сделал, если бы в нее был влюблен?

– Пригласил бы ее на свидание?

– Я бы трахнул эту девку, похожую на мужика. Она так и так тебя домогается.

– Откуда ты знаешь, что она меня домогается?

В первый раз за весь разговор Воткинс посмотрел на Джима.

– Ты, по-моему, чего-то не понял, Пенек. Я все вижу. Могу один раз оглядеть комнату – или, в данном случае, этот убогий дворик – и мне достаточно. Я точно знаю, где и что происходит. Как тот хоккеист, Грецки. Для таких людей, как Грецки, мир двигается медленно. Они знают, где кто находится. У них глаза на затылке имеются. Вот и я такой же.

– Это Грецки. Он хоккеист, а ты чем занимаешься?

– Спортивной греблей. Баб гребу помаленьку.

И Джим засмеялся. Вот сколько раз он себе обещал, что не будет смеяться шуткам Воткинса, и опять не утерпел. Еще и подначил его:

– И кого ты сегодня собрался грести?

Воткинс отхлебнул пива и провел рукой по светлым волосам. На висках они были подстрижены коротко, зато спереди оставалась длинная челка. Несколько прядей постоянно лезли ему в глаза. Прическа стильная, но ее требовалось все время поправлять. Джим бы такого не вынес.

– А я пока только разогреваюсь, – ответил Воткинс. – Делаю круг по катку. Но я чувствую, что тебе нужен дружеский совет.

– He-а. Мне все равно ловить нечего.

– Очень хочется согласиться. Но в каждом из нас заложен потенциал. Ты витамины пить не пробовал?

Воткинс разжал кулак. На ладони лежала бело-голубая таблетка, скорее всего амфетамин. Во всяком случае, Воткинс именно амфетаминами промышлял, хотя Джим слышал, что этот парень все что хочешь может достать, от экстази до метамфетаминов и кокса.

– Спасибо, я уже с утра поливитамины для детей принял.

– М-м! Няка! – сказал Воткинс и сунул таблетку в рот.

Джим понимал, что таких, как Воткинс, в мире полно. Но он никак не предполагал, что столкнется с этим персонажем в дорогом, престижном частном университете. В государственном – да, может быть. Но здесь?

Джим не понимал, почему студенты терпят Воткинса. Наверное, думал он, это потому что Воткинс обаятелен и его наблюдения всегда остроумны и не лишены здравого смысла. Да и к тому же Воткинс был красавчик, и фигура у него обалденная. Это тоже важно.

Он напоминал Джиму очаровательно порочного персонажа фильма «Под кайфом и в смятении», которого играл Мэтью Макконаги. Джим и его школьные приятели этот фильм обожали. Целый год разговаривали цитатами оттуда. На вечеринках диалоги главных героев были специальным шифром, знаком принадлежности к группе избранных. Когда кому-нибудь из них удавалось произвести впечатление на девчонку, девятиклассницу или десятиклассницу, они подходили к друзьям и говорили: «За что я люблю школьниц? За то, что я старею, а они нет». Это была главная реплика Макконаги в фильме.

Джим поежился. Даже вспоминать неудобно. Какой они ерундой увлекались! Надо же, «Под кайфом и в смятении». Но персонаж Макконаги и сейчас не утратил своей прелести. Больше всего Джиму нравилось, насколько он спокоен и уверен в себе. И ведь никакого образования. Подвизался разнорабочим. И при этом постоянно охмурял школьниц, и делал это легко и красиво.