Текст книги "Мыши и магия"

Автор книги: Дэвид Фарланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава седьмая
СПАСАТЕЛИ

Иногда приходит время покидать насиженные места, даже если ты еще сам не знаешь, куда податься.

Руфус Мухолов

Руфус Мухолов проводил их взглядом своих огромных выпуклых глаз.

Пока Бен сладко спал в полевочьей норе в Орегоне, Руфус Мухолов мелкими прыжками продвигался в чащу леса неподалеку от Черной реки. Безлунная ночь расщедрилась лишь на слабенький звездный свет, да и тот не долетал до земли, так как его жадно глотал поднимавшийся от воды туман. Руфус вызвал блуждающий огонек, чтобы освещать себе дорогу. Тропинку укутывала густая, серая паутина, слабо колыхавшаяся в ночном воздухе. Сильно пахло плесенью и смертью.

Наконец, Руфус остановился у жерла небольшой норы. Сердце его сильно билось, но голос почти не дрожал, когда он квакнул:

– Эгей! Кто-нибудь дома?

По правде говоря, в этом голосе звучала отчаянная надежда, что дома никого не окажется.

Из норы раздался рык, столь полный убийственной ярости и жажды крови, что сравнить его тембр можно было разве что с визгом циркулярной пилы, резвящейся в курятнике:

– Что тебе НАДО?

Самым невинным и вкрадчивым тоном Руфус Мухолов ответствовал:

– Я… мнэ-э… всего лишь подумал, что… мнэ-э… прошла уже целая вечность, с тех пор как я в последний раз, мнэ-э… имел счастье насладиться вашим обществом, леди Чернопруд.

– А, да заткнись ты! – взвыло во тьме.

Из норы показалось длинное серое рыло, и Руфус неожиданно для себя оказался нос к носу с гневно дрожащим клубком грязного меха. Левый глаз клубка постоянно подергивался, судя по всему, от какого-то нервного расстройства.

– Не пытайся заболтать меня, – гаркнуло существо. Затем его голос стал ниже и опаснее:

– Никто не приходит ко мне… иначе как если ему что-нибудь до зарезу нужно.

– О да, мадам, – пролепетал Руфус. – Видите ли, проблема в том… что у нас проблема, мадам. Эта юная волшебница, которая только что вошла в силу, – и, вы подумайте, прямо под носом у врага… Я, конечно, не знаю всех подробностей, но мне… в общем и целом, мне нужен кто-то, кто бы отправился и… от кого можно было бы получить информацию из первых, так сказать, лап. Ну, вы знаете, обычное дело: спасти ее, если сможете, убить, если в том возникнет необходимость… Ну попутно извести армию-другую вражеских колдунов.

– И ты хочешь, чтобы я сделала это, потому что?.. – продолжила леди Чернопруд.

Руфус знал, какой ответ она желала услышать, но не мог заставить себя его произнести. Он обратился к ней именно потому, что она была землеройкой. Стояла ранняя весна, а ему нужно было срочно послать разведчика в стан врага. Это означало, что разведчик должен был относиться к теплокровным видам. Он не мог попросить об этой услуге ни какого-нибудь из знаменитых магов-ящериц, населявших луизианские болота, ни насекомое. Идеальным исполнителем миссии была бы птица или млекопитающее. Но ни одна из его знакомых птиц просто не потянула бы такую работу. Итак, методом исключения оставались лишь землеройки и ласки, а Руфус имел весьма веские основания подозревать, что при встрече с лаской мышь сдохнет от ужаса. В общем… в общем, оставались землеройки.

– Ты пришел ко мне, потому что?.. – вопрос леди Чернопруд звучал еще требовательнее, чем в первый раз.

Руфус сдался.

– Потому что вы – самая землероистая землеройка из всех, кого я когда-либо знал, – простонал он.

– Ах-ха-ха-ха-ха! – хрипло прокаркала она, словно довольная старая ведьма. – Воистину так. О да, это так! И почему еще?

– И еще потому, что вы – Свирепейшая и Безжалостнейшая Тварь, чьи Злодеяния Леденят Кровь, и Самая Ужасная Колдунья Семи Болот!

Леди Чернопруд выскочила из своей грязной норы и пустилась в пляс вокруг старого лягуха.

– Ах, Руфус, ты знаешь путь к женскому сердцу! Ты принес мне какой-нибудь подарочек, мой скользкий друг? Что-нибудь от папаши Гумбо?

Папаша Гумбо был официальным поваром КОМАНДы – Капитально-Оздоровительной Магической Академии для Некрупных Дарований, – в которой Руфус состоял ректором. Папа Гумбо – жутких даже для Луизианы размеров таракан – был самым большим пошляком на болотах и по совместительству, возможно, лучшим кулинаром в мире. Словно бы только что вспомнив о нем, Руфус протянул ей сверток с лакомствами, который не без труда нес в передней лапке.

– Ну, я тут подумал…

– Речные раки в карамели! – завопила леди Чернопруд. – Со слизняковым соусом! Откуда он узнал, что я за них душу продать готова?

– Папаша Гумбо знает все, – сказал Руфус, и то была чистая правда.

Странным и непостижимым образом папаша Гумбо действительно всегда знал, что вы больше всего любите. И если он бывал вами доволен, то награда оказывалась пределом ваших кулинарных вожделений. Ну, и в противном случае об его отношении вы узнавали самым непосредственным образом – по тому, как себя вел приготовленный им обед у вас в желудке… впрочем, в этом случае, как правило, бывало уже слишком поздно.

Леди Чернопруд накинулась на засахаренных раков. Следующие несколько минут были целиком поглощены жующими и чавкающими звуками, слюноотделением и довольным похрюкиванием. В промежутках между глотками дама пыталась поддерживать беседу, насколько это у нее получалось с набитым ртом.

– Так ты хочешь, чтобы я просто кое за кем проследила?

– Мы до сих пор очень мало знаем о нашей маленькой леди, – признался Руфус. – Говорят, она из тех мышей, что идут на корм змеям. Прямо из зоомагазина.

Леди Чернопруд тщательно обдумала эту новость. Она прекратила жевать и громко сглотнула. На несколько минут воцарилось молчание. Ночная тьма словно бы стала еще немного гуще, и даже паутиновые занавеси замерли в воздухе, будто прислушиваясь к их разговору.

– Итак, она из этих, кормовых мышей? Из варваров – неотесанных, грубых и невежественных, которые и понятия не имеют даже о самых элементарных законах мышиного сообщества… И с какой стати я должна ее спасать?

Тут землеройка внезапно замолчала и даже перестала трястись, что само по себе уже выглядело настоящим чудом. Ее глаза полыхнули алым, она обратила взор к западу и замерла, сосредоточившись на чем-то, что находилось за многие мили отсюда. Руфус понял, что ведьму посетило видение и что сейчас все ее силы отданы тому, чтоб разглядеть и расслышать как можно больше.

– Я вижу ее! – вскричала леди Чернопруд. – Я вижу Янтарку, Тринадцатую Мышь! И вижу силы тьмы, поднимающиеся против нее.

Тринадцатая мышь? Вот так, в одночасье, он получил гораздо больше информации, чем собрали его шпионы за все это время. Интересно, знал ли об этом враг?

До его внутреннего слуха донесся дальний рокот грома; он видел, как в глазах леди Чернопруд сверкают отражения молний, бивших в иных землях. Он услыхал вопли войны и смерти и узрел странные тени – мышей в горниле битвы, мышей, несущих оружие…

– Приближается буря, – прошептала леди Чернопруд. – Буря, которая изменит лик мира.

Внезапно видение покинуло их, и ее глаза снова выцвели до тусклого пурпура, едва тронутого искрой света.

– Я видела будущее, – пробормотала леди Чернопруд, и в голосе ее звучало отчаяние. – Я должна отправиться к ней. Немедленно!

Землеройка ринулась по тропинке мимо Руфуса, взметнув на бегу пыльные занавеси паутины. Засахаренные раки посыпались на землю.

Она помчалась к краю болота, и Руфус последовал за ней большими тяжелыми прыжками, стараясь не отставать. Остановившись как вкопанная там, где вода поглощала землю, леди Чернопруд вскричала:

– Морская Пена, Владыка Глубин, заклинаю тебя! Приди!

Воды, вечно черные от танинов кипарисовой коры, вспучились большим водоворотом. Волны с плеском ударились о берег. Аллигатор вынырнул на поверхность, могуче рыгнул и снова скрылся под водой. Вода крутилась все быстрее и быстрее, и всем бы походила на водоворот, если бы воронка его, вместо того чтобы уходить в глубину, не вздувалась над болотом, лаковой черной колонной подымаясь вверх.

И вот, разорвав черноту вод, огромная морская черепаха выстрелила в прохладу ночи, словно снаряд из исполинской пушки. Описав дугу на фоне деревьев, она тяжко грянулась оземь и осталась лежать на спине, в шоке беспорядочно хлопая ластами и пытаясь перевернуться.

– Что, – пролопотало создание, вытаращив глаза, – случилось? Куда плывем?..

– Нет времени на болтовню, – сурово ответила леди Чернопруд. – Мне нужна помощь, а ты у меня в должниках.

Морская Пена громко булькнул и обвел окрестности диким взглядом.

– Он у тебя в должниках? – уважительно поинтересовался Руфус Мухолов.

Леди Чернопруд проигнорировала этот вопрос, и Руфус, кажется, догадался почему. Несмотря на все свои вопли и пафос истинно театрального толка, несмотря на все предпринимаемые ею усилия по поддержанию репутации самой злой ведьмы на болотах, леди Чернопруд была по природе своей добросердечна и наверняка помогла черепаху выпутаться из какой-нибудь передряги. Разумеется, выуживать из нее признание было бы, мягко говоря, неблагоразумно.

Поэтому ведьма высокомерно сообщила:

– Мне нужно отправиться в путь, Морская Пена, и в бронированной карете. А ты как раз она и есть.

Черепах снова булькнул и в знак согласия замахал всеми ластами:

– Я отвезу тебя, куда ты только пожелаешь, только, сделай милость – переверни меня обратно.

Леди Чернопруд подошла к огромному морскому чудищу, весящему, должно быть, не меньше центнера, и небрежно подщелкнула его одним пальцем левой лапки. Исполина подбросило в воздух, перевернуло и с сочным шлепком приземлило обратно, но уже в правильном положении. Тяжело дыша, он осмотрелся вокруг затуманенным взором. Леди Чернопруд ловко запрыгнула к нему в панцирь через отверстие для головы, и встала в проеме, бормоча заклинания.

– Куда нам? – вопросил колосс.

– Туда! – решительно провозгласила ведьма. – Мы направляемся к западу. Куда именно, я пока не знаю, но, когда мы будем достаточно близко к цели, пойму и скажу. А теперь полетели!

– Полетели?! – возопил Морская Пена. – Но я же не…

– Нам предстоит покрыть пару тысяч миль, невзирая на погоду, а времени у нас на это нет! – заорала в ответ леди Чернопруд.

– Но… – начал было развивать свою мысль Морская Пена, однако закончить ему не удалось. Прежде чем он вымолвил еще слово, огонь и раскаленный газ с ревом вырвались из его хвостового отверстия, едва не поджарив бедного Мухолова.

На глазах у Руфуса черепах взмыл в воздух, словно ракета, и тут же потерял управление. Несколько раз залихватски изменив траекторию, он вошел в пике и, завывая от ужаса, штопором понесся навстречу вечному забвению.

Со своего места Руфус слышал отчаянные вопли леди Чернопруд:

– Рули, дубина! Работай ластами, черт тебя побери!

В порядке эксперимента Морская Пена расставил ласты в стороны, что сразу замедлило падение.

Спустя еще пару секунд экипаж вместе со своей пассажиркой описал дугу над самой землей, снова набрал высоту и исчез из виду, растворившись в ночном небе.

Руфус Мухолов проводил их взглядом своих огромных выпуклых глаз, потом вспомнил о челюсти и закрыл рот. Над болотом медленно таяли клубы дыма и пара.

– Адью, леди Чернопруд, – проквакал он, – vaya con Dios.[13]13
  Ступай с богом (исп.).


[Закрыть] У тебя поистине доброе сердце.

Последние слова он произнес себе под нос, чтобы она случайно не услышала его. Но то была чистая правда. Леди Чернопруд – единственная из известных ему землероек, которая могла оседлать огненную черепаху и радостно помчаться сквозь бурю навстречу вражеской армии, – и все это за парочку засахаренных раков от папы Гумбо.

– Какая женщина! – пробормотал он про себя. – Какая женщина!

Глава восьмая
К ОРУЖИЮ!

Немногие рождаются на свет ради высокой доли. Чаще героями становятся, отвечая на вызов, что бросают нам темные времена.

Руфус Мухолов

Паук спрыгнул со своей сети, подошел поближе к Бену и уставился на него всеми своими восемью глазами.

Бену снилось, что он превратился в мышь и бежит по лугу, сверкающему утренней росой, радостно улыбаясь солнцу, а стебельки травы щекочут ему брюшко. Вдруг откуда ни возьмись – все небо оказалось полно каких-то ужасных летучих обезьян, а Злая Ведьма Запада – подозрительно напоминающая его маму – зловеще хохотала и кричала:

– Несите мне сюда Янтарку и ее маленького мышонка в придачу!

Бен проснулся в холодном поту. Полевки и Янтарка нашли себе уголки для отдыха и крепко спали, усталые от песен и танцев.

Бен ощутил жуткий голод. Он опустил взгляд на свой кругленький мышиный животик. Как такой страшный голод может поместиться в таком крошечном пространстве – совершенно непонятно!

С вечера еще осталась еда. Бен нашел сухую ежевичину и принялся жевать.

Он чувствовал себя очень одиноким и никак не мог понять, с чего бы это. Потом он вспомнил: Янтарка ему не доверяет. Она назвала его лживым человеком. Бен этого не заслуживал. Он был полон решимости выполнить свою часть сделки и помочь ей освободить всех мышей из зоомагазина.

Он хотел, хотел ей помочь – больше всего на свете… Но еще больше он хотел отвоевать обратно свою человеческую природу.

Интересно, что скажет Янтарка, если он сейчас разбудит ее и потребует немедленно отправляться в путь? А уж как бы она удивилась, если бы проснулась и обнаружила, что он уже спас всех мышей совершенно самостоятельно.

Но это выглядело слишком опасно, и он стал обдумывать другой план. Он пойдет и найдет себе непобедимое оружие, а ко времени, когда Янтарка проснется, будет уже готов выступать в поход. Не раздумывая более ни минуты, Бен подскочил к волшебному камешку, все еще ярко светившемуся в полумраке норы, схватил его и на цыпочках побежал к выходу.

Он выглянул из-под устилавших двор сосновых иголок и принюхался. Воздух был пропитан влагой: наверное, уже выпала роса. Пахло сосной, плесенью, травой – и только. До восхода солнца, скорее всего, оставалось еще не меньше часа.

Кругом было тихо – ни шепота предутреннего ветерка в листве, ни рычания автомобилей с близлежащей улицы.

Домино нигде не было видно, поэтому он выскочил из норы и поскакал к своему дому. На бегу ему пришла в голову здравая мысль, что светоч у него в лапе безошибочно указывает его местонахождение любой кошке в радиусе сотни метров. Однако перспектива искать себе вооружение в кромешной тьме Бена как-то не вдохновляла, так что он просто припустил еще сильнее.

Бен добрался до своего участка, протиснулся под забором и остановился у живой изгороди перевести дух и проверить небо на предмет сов. Дом, безмолвный и темный, высился на другой стороне двора. Траву перед ним не стригли с лета, и Бен уже предвкушал, как он будет продираться через густые заросли со своим камнем, когда его посетила более здравая идея.

«Лучше прыгать, чем ползти, дурья твоя голова, – сказал он сам себе. – Ты же прыгучая мышь. Отталкивайся задними ногами и приземляйся на передние, как Янтарка».

Он взял камень в зубы, посильнее оттолкнулся задними лапами и взмыл в воздух – как ему показалось, метров на тридцать в высоту. Пролетев метров сто в длину, он благополучно зашел на посадку. Ощущение было такое, словно он одним прыжком перемахнул футбольное поле!

Приземлившись на траву, спружинившую под его весом, подобно трамплину, Бен снова взлетел, оттолкнувшись на сей раз еще сильнее. Ого! Теперь он перелетел бы два футбольных поля!

«Ух ты! – подумал Бен с восторгом. – А я и вправду прыгун хоть куда!»

Он снова взмыл в воздух.

«Посмотрите на меня! – мысленно вскричал он, вытягивая лапки вперед и готовясь к приземлению. – Я – суперпрыгучий мыш!»

Это были самые потрясающие ощущения на его памяти: ты словно бы летишь, но нет нужды тратить силы на хлопанье верхними конечностями. Он прыгнул снова, на сей раз сделав акцент скорее на «вперед», чем на «вверх», и схлопотал по морде пшеничным колоском.

Еще прыжок – и тройной переворот в воздухе. Так Бен проскакал весь двор, ловко увертываясь от сухих стеблей; камушек во рту освещал ему путь, выхватывая из темноты разные детали ландшафта. В траве валялся разбрызгиватель; его шланг свернулся кольцами, как зеленая змея. Вдалеке высился старый ботинок. Возле крыльца в лавровом кусте прятался испуганный воробей.

Бен подскакал к двери гаража. Это была старая, деревянная облупившаяся и потрескавшаяся от непогоды дверь; выглядела она так, словно в нее неоднократно кто-то врезался на машине. Нижняя доска болталась, неплотно закрывая проем. Пискнув, Бен протиснулся внутрь.

Интерьер был типичен для строений подобного типа: достаточно места для двух машин плюс пара окон, чтобы впустить внутрь хоть немного света. Папин рабочий верстак занимал всю правую стену; над ним на гвоздях висело множество молотков, гаечных ключей и прочих инструментов. Вдоль левой тянулись полки, набитые туристским снаряжением и какими-то коричневыми коробками.

На столе лежала свернутая палатка, а рядом с ней куча всяких замечательных вещей, которым он в теперешнем своем состоянии не мог найти применения: фонари, сигнальные огни, большой вентилятор, примус, удочки, бинокли. Все, увы, совершенно бесполезное для мыши.

Серая мокрица ползла по полу прямо перед ним, семеня на четырнадцати бледных ножках. Рядом с Беном жучок выглядел большим, как пудель. Он полз зигзагом, поворачивая то вправо, то влево, хихикая о чем-то себе под нос, и неопределенно бормоча:

– Пу-пу. Ти-хи-хи. Пу-пу…

– Ку-ку, – прервал ход его мыслей Бен.

– Пу-пу!! – в панике завопило существо и тут же свернулось в серый пластинчатый шар, словно броненосец. Размером шар, к несчастью для себя, был как раз с футбольный мяч.

Бен живо вообразил себе ворота в углу и, как следует размахнувшись, наподдал его правой задней.

– И Бенджамин Чаровран уже в который раз завоевывает Кубок мира по футбо-о-о-о-лу-у-у! – сообщил он комментаторским голосом, представляя себе приветственный рев миллионов фанатов по всему миру.

Мокрица взлетела высоко в воздух, миновала самую высокую точку параболы и взяла курс на ворота, но тут… Бен сморгнул: серый мячик завис в воздухе безо всякой видимой опоры.

– Э-э-э… спасибо, – произнес глубокий голос.

Бен получше вгляделся в тень и различил протянувшуюся из угла в угол паутину обычного для изделий подобного рода депрессивного дизайна. Несколько мумифицированных жуков или, может быть, сверчков свисало с нижнего ее края, словно какая-то причудливая кухонная утварь. Мокрица угодила как раз в середину сетки. К ней по прозрачной струнке, как заправский канатоходец, уже бежал паук. Достигнув гостя, хозяин дома начал быстро заворачивать его в паутину.

– Привет, паук, – сказал Бен.

– Зови меня Пак, – отвечал тот, не отрываясь от своего приятного занятия. – Просто Пак.

– Ты будешь есть этого жука? – Бен чувствовал себя немного виноватым. Он вовсе не хотел никого убивать. У него было такое ощущение, будто он снова пытается скормить Янтарку нильскому варану.

– Да, – коротко отвечал Пак, пеленая мокрицу все туже и туже. – Это мой первый приличный обед за всю зиму.

– Я не хотел его убивать, – продолжал оправдываться Бен. – Я не собирался скармливать его тебе.

Пак спрыгнул со своей сети, подошел поближе к Бену и уставился на него всеми своими восемью глазами. Это был совсем небольшой паук, такой хрупкий и прозрачный, что, казалось, можно было разглядеть, что у него под панцирем.

– Это всего лишь насекомое, – сказал он. – Немного найдется насекомых, достаточно разумных, чтобы сосчитать свои собственные ноги. Этот, однако же, был подлинным гигантом мысли – он понимал даже несложные анекдоты. Можно сказать, настоящий ученый – в масштабах мокрицы, разумеется.

– Одно то, что это глупое насекомое, – еще не повод обрекать его на смерть, – возразил Бен.

– Слишком поздно, – сказал паук. – Я уже впрыснул ему яд. Он, как водится, увидел блистающий свет в конце тоннеля и теперь, наверное, общается со своими мокричьими предками. Могу тебя заверить, что он совершенно не страдал.

– Ох, – только и мог сказать Бен. Он чувствовал себя совершенно ужасно. Однако, исходя из сложившейся ситуации, он уже ничего не мог сделать для бедного жучка.

Бен поднял повыше свой светящийся камень и принялся оглядывать окрестности в поисках подходящего оружия. Ничего хоть отдаленно годившегося на эту роль ему на глаза не попадалось. Он забрался на верстак и обнаружил там папину банку с гвоздями. Пока Бен занимался поисками, увязавшийся следом паук продолжал болтать.

– Кроме того, давай взглянем на дело с другой стороны. Всем хочется есть. Это была тяжелая зима. Я несколько месяцев просидел под сиреневым кустом, и, прикинь, в мою сеть не попалось ничего, кроме пары снежинок. А в прошлом году мне вообще не повезло – был страшный град, который порвал мне всю паутину в клочья.

Большинство гвоздей были чересчур велики и тяжелы для Бена; кроме того, все они на поверку оказались слишком тупы, чтобы их действительно можно было использовать в качестве оружия. Однако он все равно продолжал копаться в жестянке.

Паук все болтал и болтал, не обращая ни малейшего внимания на тот факт, что Бен явно не стремился поддерживать разговор.

– Большинство пауков обречены на голод. Но только не я: я предпочел отправиться на сафари. На прошлой неделе я выследил жука-убийцу, поймал его и задрал. Это была та еще битва.

Бен глянул на Пака: тот, казалось, стал даже как-то выше, гордясь своей победой над таким серьезным противником. В том, кто такой жук-убийца, Бен уверен не был, но звучало это довольно опасно.

– Ты поймал его сам, совершенно самостоятельно? – поинтересовался Бен. – И где же он?

Пак вздохнул и съежился обратно, словно из него выпустили воздух.

– Ну… в общем, я пытался отбуксировать его домой, когда нас унюхали муравьи. Это были те чертовы большие огненные муравьи Мако. Они гнались за мной с самой лужайки – их, понимаешь, привлек запах свежего мяса. Они напали на меня, и я вынужден был дать им бой. Ну да, я их всех победил, но только, пока я дрался с одними, другие растаскивали мою добычу по кусочкам. К тому времени, как я добрался до дома, у меня остался только пустой панцирь… – Движением головы он показал на то, что свисало с паутины. – А ведь он был такой большой!

– Мне очень жаль, что ты лишился своего обеда, – сказал Бен, не отрываясь от своих поисков. Ага! Вот оно! Он нашел большую иголку, которую папа купил специально, чтобы залатать холщовую палатку.

– Не стоит меня жалеть, – возразил Пак. – Теперь у меня есть что поесть, а приключение вышло просто отличное. Если тебе хочется кого-нибудь пожалеть, пожалей бедных голодных пауков, которым нечем питаться. Я слышал, в Китае их сотня квадриллионов или около того. Им ведь ни мушки не светит: тамошние мастера кунг-фу день-деньской сидят и ловят мух палочками для еды. Им совершенно по барабану потребности других живых существ.

Бен стоял на верстаке, изучая свою находку. Из круглой латунной кнопки звонка получилось отличное зеркало.

Бен схватил иглу за середину, как копье, словно готовясь его метнуть, и грозно уставился на свое отражение.

– Ты смотришь на меня, кошка? Смотришь? Улыбнись, когда будешь говорить это мне в лицо!

Паук Пак некоторое время разглядывал его, склонив голову набок, а потом подобрался поближе.

– Так ты тот самый парень, которого превратили в мышь? – спросил он.

– Д-да… – остолбенел Бен. – А ты откуда знаешь?

– Нашел информацию в сети, – ответил паук. Он протянул одну из своих тонких лапок и дотронулся до едва заметной шелковой нити, пересекавшей пол. – Гляди, моя паутинка тут выходит наружу и соединятся с сетью одной черной вдовы, которая живет под кустом шелковицы. Когда она хочет поговорить со мной, она говорит в свою паутину, та начинает вибрировать, и вибрация передается мне. Получается, что я слышу ее, сидя дома, на своем конце линии. С другой стороны ее паутина подсоединена к сети земляного паука, и так далее и так далее. Так я поддерживаю связь с пауками по всему городу и даже по всей стране.

– Ух ты! – восхитился Бен. – У нас люди делают то же самое с помощью компьютеров. Это называется Всемирная паутина.

– Пф! – фыркнул Пак. – Мы, пауки, стали мастерами сетеплетения задолго до того, как вы, люди, научились самостоятельно сморкаться.

Бен попробовал пару выпадов с иглой. Пак подобрался еще поближе, чтобы лучше видеть.

– Итак, теперь ты намерен выяснить, что случилось со всеми остальными мышами в окрестностях? – поинтересовался он.

– Что ты имеешь в виду? – Бен бросил на него пронизывающий взгляд.

– Ну, месяцев так с шесть назад они начали исчезать…

– Полевки предупреждали меня, что тут в округе полно хищников, – сказал Бен. – Может, их всех кошки поели.

– Я слышал кое-что другое, – возразил Пак. – Я слышал, что они просто снялись с насиженных мест и отправились на восток, в горы, по одной или по две. Из-за снегопадов сеть лежала всю зиму, но многие из наших видели, как они уходили.

Бен недоверчиво хрюкнул.

– Я поспрашиваю народ, – сказал он.

– Мне нравится твоя пылкость, дитя, – сказал Пак. – В сети говорят, что ты пришел освободить мышей. Пауки уже заключают пари на исход твоего предприятия. Ставки один против миллиона, что ты выберешься из зоомагазина живым.

– Ну и зачем ты мне об этом рассказываешь? – рассердился Бен. Однако любопытство пересилило: – А почему такие низкие?

– У тебя есть враги, мальчик, – таинственно изрек Пак. – Но знаешь что?.. – добавил он, подмигнув ему тремя из восьми глаз. – Я поставил на тебя отличную зеленую навозную муху.

Бен взял иглу в лапу и спрыгнул с верстака. В углу стоял мешок грецких орехов. Бен как следует порылся в валявшихся кругом скорлупках, нашел целую половинку и водрузил себе на голову в качестве шлема. Это удалось далеко не с первого раза, так что пришлось повозиться, учась правильно сворачивать уши, так чтобы шлем держался, где ему положено. Совладав с головным убором, Бен направился к папиной удочке, валявшейся на полу. На ней был сложный крючок четырнадцатого размера, вернее, целых три маленьких золотистых крючка, соединенных в треугольник. В целом с этой конструкцией можно было легко пойти на абордаж. Бен откусил пару метров лески вместе с крючком, свернул ее кольцами и взвесил орудие в передней лапе.

– Пусть теперь какая-нибудь кошка попытается мною пообедать, – свирепо сказал он. – Три крюка в губе и альпинист в пищеводе ей обеспечены.

Тащить все сразу – и светоч, и копье, и абордажный крюк – было, однако, трудновато.

– Выглядит так, словно тебе не помешала бы пара лишних рук, – заметил Пак. – Я с радостью поделился бы с тобой своими: никогда не мог понять, зачем мне столько.

– Спасибо за предложение, – поблагодарил Бен. – Ну пока, Пак.

– Пока, – ответил Пак.

Бен нырнул в щель под дверью. Втянув носом утренний воздух, он не сразу заметил возвышающуюся над ним размытую тень. Что-то налетело из темноты и грубо схватило его, выбив из лапы копье, а вместе с ним и все остальное снаряжение.

Подняв глаза, в ярком зеленом сиянии волшебного камня Бен узрел невероятно огромного енота. Злобные зеленые глаза полыхали из-под черной маски, которую сама природа надела ему на морду, а серый, словно тронутый сединой мех неряшливо торчал в разные стороны. Зверюга нависла над ним, словно какой-то сказочный сфинкс. Когти у него были длиннее лезвия косы, а белые клыки остротой превосходили копья.

– Попался! – удовлетворенно сообщил енот.

Сердце Бена колотилось со скоростью тысячи ударов в минуту; его замутило, и голова страшно закружилась. Еще минуту назад он был так уверен в себе, а сейчас все его оружие валялось в стороне – смешное и бесполезное. Он попытался сообразить, что же ему теперь делать, но в голове было пусто и звонко.

«Выиграй время», – пискнул слабый голосок, прятавшийся где-то в глубинах мозга. Енот когтем подцепил мешавший ему ореховый шлем с головы Бена и отшвырнул его прочь. Скорлупка запрыгала по земле. Жаркая зубастая пасть уже надвинулась на мальчика, когда…

– А умываться перед едой кто будет? – поинтересовался Бен. – Я думал, еноты всегда моют лапы, прежде чем кого-нибудь сожрать.

– Если ты достаточно голоден, без этого можно обойтись, – сказал енот и потянул Бена в рот.

– Ой, ну тогда я дико извиняюсь.

Зверь остановился, не донеся добычу до пасти.

– За что это? – спросил он не без любопытства.

– Я… э-э-э… кажется, я только что накакал тебе на лапу.

Енот взвизгнул, выронил Бена и замахал лапами, словно обжегшись.

Бен шлепнулся на землю, перекатился, схватил свое копье и, сделав небольшой кульбит, вскочил на ноги. Свободной лапой он подхватил с земли шлем и одним движением нахлобучил его на голову.

Енот в ужасе рассматривал свои лапы.

– Эй, – обиженно тявкнул он, закончив осмотр. – И вовсе ты не накакал!

Бен ткнул чудовище копьем.

– Хочешь кусочек мышки? Давай, не стесняйся!

Енот отступил на шаг, но тут же собрался с духом.

– Ну ты! – воскликнул он. – Я не боюсь мышей!

– Нукать будешь лошадям, – мрачно отрезал Бен и, подпрыгнув на метр в воздух с криком: – Кииийййяяя! – вонзил иглу в нос противнику.

Енот издал изумленный вопль, заморгал и отступил еще на несколько шагов.

Тут Бен неожиданно вспомнил, что говорила ему прошлой зимой их соседка, миссис Пумперникель. Она рассказывала, что как-то вечером вышла к себе на крыльцо и обнаружила огромного енота, который рылся в мусоре. Она попыталась его прогнать, но наглая зверюга лишь рычала и огрызалась в ответ.

Судя по всему, именно с нею и повстречался сейчас Бен.

Чудовище тем временем рассмеялось.

– Ишь ты, какой прыткий! Тебе меня не испугать. Я ем живых скорпионов на десерт и запиваю клеем.

Он уже сделал шаг в сторону Бена, когда с верхушки сосны вдруг сорвалась черная тень.

– Сова! – вскрикнул Бен, уже представляя, как ему сейчас придется сражаться с двумя врагами зараз. Ничего хуже и быть не могло!

Но тень, со свистом мчавшаяся к ним, совой отнюдь не была. Бен ощущал приближавшееся к нему средоточие силы и злобы. Летело оно с неотвратимостью пули, но трепыхалось при этом, как летучая мышь.

Время словно бы остановилось. Бен завороженно глядел, как новое действующее лицо этой сцены, как в замедленной съемке, подлетает к ним. Его густой рыжий мех слабо поблескивал в свете магического камня, словно зола, под которой бушевало внутреннее пламя. Каждое из невероятных ушей, столь прозрачных, что можно было разглядеть кровеносные сосуды, было раз в шесть больше крошечного курносого личика. Проклепанные серебряными гвоздиками и испещренные магическими символами, они придавали этому удивительному созданию ауру таинственной силы. Желтые зубы даже на вид были острее гвоздей. На самом деле это была самая жуткая тварь их всех, кого Бену довелось встречать на своем пути.

Даже сам дьявол, в клубах серы вылетающий из преисподней, не испугал бы его больше.

Нетопырь приземлился подле Бена и встал, уцепившись за землю крошечными коготками крыльев. Потом он медленно повернул голову и бросил взгляд на енота, обнажив клыки и зашипев.