Текст книги "Сияющая Цитадель"

Автор книги: Дэвид Эддингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА 28

В Эсосе шел дождь, ледяной настырный дождь, который каждую осень надвигался на город с Земохских гор. Дождь не слишком заметно испортил Праздник Урожая, поскольку местные гуляки успели так упиться, что им и непогода была нипочем.

А вот Стольг не был пьян: он работал, а Стольг ничего, кроме презрения, не испытывал к тем, кто позволяет себе пить во время работы. Он был неприметным человеком в ничем не примечательной одежде. Он коротко стриг волосы, и у него были большие сильные руки. Стольг ненавязчиво пробирался через пьяную толпу, направляясь к богатым кварталам города.

Сегодня утром Стольг и его жена Рута поссорились, а ссоры с женой всегда портили Стольгу настроение. На самом деле Руте не на что жаловаться, размышлял он, уступая дорогу компании подвыпивших молодых аристократов. Он хороший муж и добытчик, а их чистенький домик на окраине города – предмет зависти всех их друзей. Его сын пристроен учеником к плотнику, а у дочери отличные возможности для выгодного замужества. Стольг любил Руту, но время от времени она начинала злиться из-за какого-нибудь пустяка и своими упреками изводила его так, что хуже некуда. На сей раз ее злило, что на двери их домика нет приличного замка, и, сколько бы Стольг ни твердил ей, что уж им-то замок на двери безо всякой надобности, она все зудела и зудела.

Стольг резко остановился и попятился в темную нишу дверного проема – мимо проходил стражник. Обыкновенно Джукта подкупал стражников, чтобы они не мешали Стольгу, но сегодня был Праздник Урожая, а значит, достаточно шумно, чтобы заглушить любые случайные крики. Джукта был не из тех, кто не знает счета деньгам. В притонах Эсоса шутили, что Джукта нарочно отрастил себе такую бородищу, чтобы сэкономить на плаще.

Стольг увидел дом, к которому он направлялся, и свернул в вонючий проулок. Он еще прежде позаботился приставить лестницу к задней стене дома и сейчас, проворно вскарабкавшись по ней, влез в окно второго этажа. Пройдя немного по коридору, он нырнул в дверь спальни. Бывший слуга из этого дома нарисовал ему план и отметил на нем спальню хозяина, мелкого дворянчика по имени граф Кинад. Оказавшись в спальне, Стольг улегся на кровать. Раз уж ему приходится ждать, он, по крайней мере, устроится со всеми удобствами. Снизу в спальню доносился шум буйной пирушки.

Полеживая на кровати, Стольг решил купить замок, о котором говорила Рута. Обойдется это недорого, а мир и спокойствие в доме стоят таких затрат.

Прошло никак не больше получаса, когда с лестницы донеслись тяжелые, слегка неверные шаги. Стольг проворно скатился с кровати, на цыпочках подкрался к двери и приложил ухо к филенке.

– Никаких хлопот, – уверял кто-то заплетающимся языком. – Я держу копию в спальне.

– Полно, граф Кинад, – позвал снизу женский голос, – в самом деле, я верю вам на слово!

– Нет, баронесса, я хочу, чтоб вы собственными глазами прочли подлинные слова его величества. Глупейшего воззвания вы в жизни не встречали.

Дверь распахнулась, и вошел человек со свечой. Это был тот самый, на кого два дня назад указали Стольгу. Стольг лениво гадал, чем это граф Кинад так разозлил кого-то, чтобы стоило оплачивать визит наемного убийцы. Он отбросил эту мысль. Уж его это определенно не касалось.

Стольг был опытным профессионалом, а потому владел самыми разными способами убийства. Граф Кинад стоял спиной к нему, и это позволяло применить излюбленный прием Стольга. Он вынул из ножен на поясе длинный кинжал, бесшумно шагнул вплотную к графу и с хрустом вогнал узкое длинное лезвие в основание графского черепа. Потом подхватил обмякшее тело и бережно уложил его на пол. Удар кинжалом в мозг был, как правило, надежен, скор, бесшумен – и аккуратен. Рута терпеть не могла отстирывать его одежду от крови. Стольг уперся подошвой в спину графа между лопаток и рывком выдернул кинжал. Порой сделать это было нелегко. Чтобы вытащить кинжал из кости, нужно немалое усилие.

Стольг перекатил тело на спину и внимательно заглянул в лицо графа. Профессионал всегда должен убедиться, что клиента обслужили достойно.

Граф был несомненно мертв. Его невидящие глаза тупо смотрели в никуда, лицо понемногу синело, из носа выползала струйка крови. Стольг вытер и спрятал кинжал, вышел в коридор и без лишнего шума вернулся к знакомому окну.

Джукта назвал ему еще два имени, и при определенном везении он мог бы сегодня же управиться еще с одним клиентом. Однако шел дождь, а Стольг очень не любил работать в дождь. Вместо этого он решил вернуться домой пораньше и сказать Руте, что он сдается и купит ей этот растреклятый замок. Потом он подумал, что было бы неплохо взять с собой сына и дочь и прогуляться в таверну, что в конце улицы, выпить пару кружек пива с соседями. В конце концов, сегодня Праздник Урожая, а праздники следует проводить с друзьями и семейством.

* * *

Шеррок, маленький тощий человечек с редеющими волосами и шишковатым черепом, не ходил, а шнырял по многолюдным улицам Верела, города в Южной Даконии. Днем Шеррок был мелким чиновником таможни, не смевшим рта раскрыть перед своим тамульским начальством. Шеррок ненавидел тамульцев, и то, что он вынужден им подчиняться, причиняло ему порой физические страдания. Именно эта ненависть подвигла его стать осведомителем гниющего заживо стирика по имени Огераджин, с которым его свел общий знакомый. Когда Огераджин после нескольких осторожных вопросов хитро намекнул, что за некоторые сведения может щедро заплатить, Шеррок обеими руками ухватился за возможность предать свое глубоко презираемое начальство – да еще и заработать на этом кругленькую сумму.

Информация, которую этим вечером он нес Огераджину, была крайне важной. Алчные тамульские кровососы собираются поднять таможенную пошлину на целую четверть процента! Огераджин должен был щедро заплатить за такие сведения.

Пробивая себе дорогу через шумные толпы, отмечающие Праздник Урожая, Шеррок облизывал губы. У одного торговца на невольничьем рынке была восьмилетняя девочка-астелийка, соблазнительная малышка с большими испуганными глазами, и, если Огераджин проявит щедрость, Шеррок сможет купить ее. У него еще никогда не было такой маленькой девочки, и при одной мысли о ней у него слабели колени.

Проходя темным переулком, он думал об этой девочке и потому не смотрел по сторонам – до тех пор, пока не почувствовал, как сдавливает шею искусно наброшенная сзади проволочная петля.

Он, конечно, сопротивлялся, но без особого успеха. Убийца оттащил его в тень и методично душил. В последнее мгновение жизни перед глазами Шеррока вспыхнуло лицо маленькой астелийки. Казалось, что она смеется над ним.

* * *

– Не стоишь ты этаких хлопот, вот что я тебе скажу, – обратился Берсола к мертвецу, распростертому на носу лодки. Берсола всегда разговаривал с людьми, которых убил. Многие собратья по ремеслу считали его тронутым. Честность вынуждает нас признать, что они были правы.

Главная проблема Берсолы была в том, что он всегда проделывал свою работу одинаково, по заведенному ритуалу. Он неизменно вгонял нож между третьим и четвертым ребром, наискосок и вниз. Прием, впрочем, был надежный, потому что лезвие ножа никак не могло пройти мимо сердца. Берсола также никогда не оставлял мертвеца валяться там, где убил его. Ему была присуща странная аккуратность, которая вынуждала его убирать бренные останки подальше с глаз людских. Поскольку Берсола жил и трудился в Даконийском городе Эдерус на берегу Эдомского моря, избавиться от тела было проще простого. Короткое путешествие в лодке и несколько камней, привязанных к лодыжкам покойного, уничтожали все следы. Методичность Берсолы приводила к тому, что все трупы он сбрасывал в одном и том же месте. Другие эдерусские убийцы частенько, посмеиваясь, упоминали «Риф Берсолы», то есть место, где якобы горой лежат затопленные трупы. Даже люди, не понимавшие настоящего смысла этого названия, ссылались, бывало, на Риф Берсолы.

– Взял, да и сделал это, да? – говорил Берсола трупу на носу лодки, выгребая к рифу. – Взял, да и оскорбил кого-то. Тебе некого, знаешь ли, винить, кроме самого себя. Кабы вел себя прилично, ничего бы не случилось.

Труп ничего не ответил, да они никогда не отвечали.

Берсола перестал грести и огляделся в поисках своих примет. На дальнем берегу, в окне таверны Фанны, как обычно, горел свет, а на ближнем, на скалистом мысу, светился сигнальный фонарь. Другой фонарь, на эдерусской верфи, был точно за кормой лодки.

– Приплыли, – сообщил Берсола мертвецу. – У тебя здесь будет славная компания, так что нечего кривиться. – Он сложил в лодку весла, подполз к мертвецу и проверил узлы на веревке, которая удерживала между лодыжками покойника большой камень.

– Мне, конечно, жаль, что так вышло, – извинился он перед трупом, – но ты сам виноват.

Берсола перевалил камень и ноги покойника через борт лодки и взял мертвеца за плечи.

– Хочешь что-нибудь сказать? – осведомился он. Он подождал, сколько счел нужным, но мертвец ничего не ответил.

– Я так и думал, что не захочешь, – сказал Берсола. Он разжал пальцы, труп безвольно сполз с борта и исчез в темных водах озера.

Гребя назад, к Эдерусу, Берсола насвистывал свой любимый мотивчик.

* * *

Авин Воргунссон, принц-регент Талесии, был вне себя от ярости. Патриарх Бергстен покинул Талесию, даже не попрощавшись с ним. Это было возмутительно! Никакого почтения к титулу принца-регента. В конце концов, когда-нибудь Авин Воргунссон станет королем – после того как умрет безумец, буйствующий в северной башне, – и с ним надлежит обращаться почтительно. Люди никогда не замечали его! Это равнодушное невнимание точило, как червь, душу низкорослого принца. Ростом Авин едва достигал пяти футов, и в королевстве, битком набитом светловолосыми великанами на фут с лишком выше, он вечно оставался незаметным. Все свое детство он шнырял как мышь под ногами гигантов, которые то и дело наступали на него, потому что не желали смотреть под ноги.

Порой его это так злило, что он начинал визжать.

Не потрудившись даже постучать, два кряжистых светловолосых головореза распахнули дверь и вкатили большую бочку.

– Вот твое арсианское красное, Авин, – сообщил один из них. Невежественный варвар даже не знал, как правильно обращаться к принцу-регенту!

– Я не заказывал вина! – отрезал Авин.

– А начальник стражи говорит, что тебе нужна бочка арсианского красного, – заявил, прикрывая дверь, другой светловолосый дикарь. – Что нам велено, то мы и делаем. Куда ее поставить-то?

– Да хоть вот сюда, – наугад махнул рукой Авин. Это было проще, чем спорить с ними.

Они прокатили бочку по полу и поставили в углу.

– Мне кажется, я вас не знаю, – заметил Авин.

– Мы новенькие, – пожал плечами первый. – Мы вступили в королевскую гвардию только на прошлой неделе. – Он положил на пол холщовый мешок, достал из него лом и, осторожно подведя его под крышку, принялся размеренно раскачивать ее, покуда крышка не отскочила.

– Что ты делаешь?! – возмутился Авин.

– Нельзя ж пить вино, Авин, ежели не можешь до него добраться, – рассудительно заметил грубиян. – У нас и инструменты есть, а у тебя – навряд ли.

По крайней мере, он был чисто выбрит, и это Авину понравилось. Королевские гвардейцы по большей части смахивали на деревья, поросшие золотистым мхом.

– Попробуй-ка вино, Брок, вдруг оно скисло.

– И то верно, – согласился другой. Он зачерпнул вина в сложенную чашечкой ладонь и шумно, с хлюпаньем, выпил. Авин поморщился.

– Вкус что надо, Тэл, – сообщил второй грубиян, и на его лице появилось задумчивое выражение. – Что, коли я наполню ведерко, покуда мы крышку еще не приладили? Волочить эту бочку вверх по лестнице дело нелегкое, и я здорово умаялся – в самый раз выпить.

– Неплохо придумано, – согласился Тэл.

Бородач подхватил деревянное, обитое бронзой ведро, которое Авин использовал вместо корзины для бумаг.

– Можно, я это возьму, Авин? – осведомился он.

Авин Воргунссон уставился на него, разинув рот. Это было уже слишком – даже для Талесии.

Кряжистый бородач вывернул содержимое ведра на пол и погрузил его в бочку.

– Готово, Тэл, – сказал он, ставя ведро на пол.

– Отлично, – отозвался Тэл. – Тогда приступим.

– Что вы делаете?! – визгливо закричал Авин, когда незваные гости двинулись к нему.

Они даже не подумали ответить. Невыносимо! Он – принц-регент! Никто не имеет права не замечать его!

Его подхватили под руки и легко понесли к бочке, как он ни вырывался. Он даже лягался, но и этим не мог привлечь их внимание!

– Ну, пошел! – ласково сказал тот, которого звали Тэл, все равно как коню, которого подталкивают в стойло. Двое без труда подняли Авина Воргунссона и ногами вперед затолкали его в бочку. Человек по имени Брок держал его, а другой, Тэл, вынул из холщового мешка молоток и пригоршню гвоздей. Он опустил крышку бочки на голову Авина и с силой надавил. Затем он постучал молотком по краям крышки, чтобы она легла на место.

Над поверхностью вина торчали только глаза Авина. Он задержал дыхание и бессильно замолотил кулаками изнутри по крышке бочки.

Ответом ему был другой, зловеще-размеренный стук – это Тэл хладнокровно приколачивал гвоздями крышку.

* * *

На следующее утро после покушения на жизнь королевы Бетуаны дамы весьма твердо объявили Келтэну, что он свободен от своих обязанностей защитника Ксанетии. Келтэн, который сам нее себя и назначил на эту должность, относился к ней весьма серьезно, а потому был слегка уязвлен тем, что его так бесцеремонно отослали прочь.

– Им сейчас нужно побыть одним, – пояснил ему Вэнион. – Назначь нескольких рыцарей охранять их, но пусть едут поодаль, чтобы Ксанетии легче было прийти в себя. – Вэнион был солдатом, однако порой проявлял весьма глубокую проницательность. Спархок оглянулся через плечо. Сефрения и Бетуана с обеих сторон окружили опечаленную Ксанетию. Дэльфийка ехала, низко опустив голову и прижимая к себе Флейту. Женщины словно возвели стену вокруг своей убитой горем сестры. Сефрения, скакавшая бок о бок с Ксанетией, то и дело протягивала руку и ласково касалась дэльфийки. Расовые различия и тысячелетия упорной ненависти были сметены сейчас этим всеобщим родством всех женщин в мире. Сефрения даже не вспоминала об этих старинных преградах, утешая ту, что еще недавно была ее врагом. Бетуана была не менее заботлива и, несмотря на столь наглядное зрелище ужасных последствий прикосновения Ксанетии, шагала совсем рядом с дэльфийкой.

Афраэль, разумеется, полностью владела ситуацией. Она ехала, обвив руками талию Ксанетии, а прикосновение Афраэли было одной из самых могучих сил в мире. Спархок был уверен, что на самом деле Ксанетия отнюдь не так сильно страдает. Богиня-Дитя не допустила бы этого. Столь явный ужас и раскаяние анары перед тем, что она вынуждена была совершить, целиком и полностью предназначались для двух ее утешительниц. Афраэль хладнокровно и неуклонно уничтожала расовую нетерпимость Сефрении и суеверную неприязнь Бетуаны тем, что, не мудрствуя лукаво, подчеркивала горе и отчаяние Ксанетии.

Афраэль легко было недооценить, когда она пребывала в одном из бесчисленных своих воплощений своенравной маленькой девочки, и это, наверное, была главная причина, почему Богиня-Дитя предпочитала оставаться именно такой. Спархок, однако, видел в бронзовом зеркале смутное отражение настоящей Афраэли, и та Афраэль вовсе не была своенравной и легкомысленной малышкой. Афраэль всегда точно знала, что делает и чего хочет добиться. Спархок ревностно хранил в памяти неясный облик настоящей Афраэли, чтобы вспоминать его всякий раз, когда улыбки, объятия и поцелуи начнут затуманивать его рассудок.

* * *

Дальше к северу дни определенно становились короче. Солнце сейчас вставало далеко на юго-востоке, невысоко поднималось над южным горизонтом и быстро уходило за край земли. По ночам новый слой инея нарастал на морозном кружеве минувшей ночи, потому что у бледного слабеющего солнца уже не хватало сил растопить то, что приготовили ему ночные заморозки.

Незадолго до заката навстречу им по покрытой инеем лесной тропе легко выбежал рослый атан. Он направился прямиком к королеве Бетуане и ударил себя кулаком в грудь в церемониальном салюте. Бетуана тотчас же знаком подозвала к себе Спархока и остальных.

– Послание от Энгессы-атана, – кратко сказала она. – На берегу у восточного края стены – враги.

– Тролли? – быстро спросил Вэнион. Рослый атан покачал головой.

– Нет, Вэнион-лорд, – ответил он. – Это эленийцы и по большей части не воины. Они рубят деревья.

– Строят укрепления? – спросил Бевьер.

– Нет, рыцарь церкви. Они связывают деревья вместе, чтобы сделать штуку, которая плавает.

– Плоты?! – воскликнул Тиниен. – Улаф, ты говорил, что тролли боятся моря. А способны ли они обогнуть стену на плотах?

– Трудно сказать, – ответил светловолосый талесиец. – Гвериг совершенно точно переплыл озеро Вэнн на лодке и наверняка должен был во время Земохской войны тайком пробраться на какое-нибудь судно, следующее из Талесии в Пелозию, чтобы нагнать короля Сарека, но Гвериг был не похож на других троллей. – Он взглянул на атана. – Они строят плоты к северу или к югу от стены?

– Они по эту сторону стены, – ответил атан.

– Но ведь это же бессмысленно? – удивился Келтэн.

– Боюсь, что да, – признал Улаф.

– Спархок, – сказал Вэнион, – думаю, нам стоит поближе взглянуть на этих строителей. Покушение на Бетуану недвусмысленно говорит о том, что мы уже привлекли внимание Заласты, так что цель нашей прогулки по лесам достигнута. Соединимся с Энгессой и Крингом и выясним, добрался ли до берега Сорджи. Зима надвигается быстро, и, думаю, все мы предпочли бы разобраться с троллями прежде, чем наступит полярная ночь.

– Не займешься ли ты этим, Божественная? – обратился Спархок к Афраэли. – Я бы попросил Беллиом, но ты и сама управляешься так хорошо, что мне не хотелось бы оказаться неблагодарным, переложив твои обязанности на другого.

Глаза Афраэли сузились.

– Не испытывай своего счастья, Спархок, – зловеще предостерегла она.

* * *

Спархок так и не сумел понять, переместила ли их Афраэль ночью, или они проскользнули оставшиеся мили в миг между тем, как вскочили в седло, и тем, как их кони сделали первый шаг. Богиня-Дитя была чересчур ловка и опытна, чтобы ее можно было застичь на плутовстве со временем и расстоянием, когда она сама этого не хотела.

Холм был тот же самый, что возвышался к северо-западу от лагеря на заходе солнца, – во всяком случае, так казалось – однако когда через полчаса войско поднялось на его вершину, за ним оказался не бескрайний девственный лес, а длинная полоса песчаного берега и свинцово-серая гладь Тамульского моря.

– Быстро мы доехали, – заметил Телэн озираясь. Спархок так и не получил удовлетворительного объяснения присутствию Телэна в этом походе. Впрочем, он подозревал, что за этим стоит Афраэль. Афраэль первой вызывала подозрение в подобных случаях, и почти всегда эти подозрения оказывались обоснованными.

– Кто-то скачет по берегу, – сказал Улаф, указывая на силуэт одинокого всадника, который ехал вдоль края воды с севера.

– Халэд, – пожал плечами Телэн.

– Откуда ты знаешь?

– Он мой брат, сэр Улаф, а кроме того, я узнал его по плащу.

Они спустились с холма и выехали на песчаный берег.

– Где тебя носило? – бесцеремонно спросил Халэд у Спархока.

– Я тоже рад тебя видеть, Халэд.

– Не умничай, Спархок. Я уже десять дней не даю Энгессе и его атанам вплавь обогнуть стену. Им не терпится в одиночку обрушиться на троллей. Что там с планом Стрейджена?

– Трудно сказать, – ответил Телэн. – Мы уже были в пути во время Праздника Урожая. Впрочем, насколько я знаю Стрейджена и Кааладора, большинство людей из их списка сейчас уже покойники. Мы задержались, потому что хотели, чтобы соглядатаи Заласты заметили наше продвижение. Мы решили, что сумеем отвлечь его внимание настолько, чтобы развязать руки наемным головорезам Кааладора.

Халэд что-то проворчал.

– Тролли где-то поблизости? – спросил у него Улаф.

– Насколько мы смогли понять, они все собрались около заброшенного селения Тзада по ту сторону атанской границы, – ответил Халэд. – Вначале они все пытались вскарабкаться по стене, но потом отступили. Разведчики Энгессы следят за ними со стены и дадут нам знать, когда они тронутся с места.

– Где Энгесса и Кринг? – спросил Вэнион.

– Милей выше по берегу, мой лорд. Мы разбили лагерь в лесу, недалеко от берега. К нам присоединился Тикуме. Он прибыл примерно пять дней назад и привел с собой несколько тысяч восточных пелоев.

– Это хорошо, – сказал Келтэн. – Пелои воюют с большим воодушевлением.

– Есть новости о Сорджи? – спросил Спархок.

– Он нащупывает путь через рифы, – ответил Халэд. – Он выслал вперед шлюпку – известить нас, что скоро прибудет.

– Так в чем там дело с плотами? – спросил Вэнион.

– Это не плоты, мой лорд. Это части плавучего моста.

– Моста? Куда они собираются прокладывать мост?

– Этого мы еще не знаем. Мы стараемся не попадаться на глаза эдомским крестьянам.

– Что делают эдомцы на этом краю континента? – удивился Келтэн.

– Строят мост, сэр Келтэн. Ты что, не расслышал? Командует ими вроде как старый приятель Телэна Амадор – или Ребал, как он предпочитает себя называть, но кроме него там есть и Инсетес, и вот он-то и производит наибольшее впечатление. Он отдает приказы на древнеэленийском и вышибает мозги всем, кто его не понимает или проявляет недостаточное проворство.

– Это тот мошенник, которого мы видели в лесу? – спросил Телэн.

– Не думаю. Этот парень куда выше ростом, и при нем солидный отряд воинов в бронзовых доспехах.

– Это, видно, дело рук Джарьяна из Самара, – заметила Сефрения. – Должно быть, он все-таки может воскрешать целые армии.

– С помощью Киргона, – вставила Афраэль. Казалось, что Богиня-Дитя дремлет на руках у своей сестры, но на самом деле она внимательно слушала их разговор. Она открыла большие темные глаза. – Привет, Халэд! – сказала она. – У тебя лицо обветрено.

– С Тамульского моря дуют сильные ветры, Божественная. От них явственно тянет льдом.

– Так вот что они готовят! – воскликнул Улаф, щелкнув пальцами.

– Он все еще это проделывает? – осведомился Тиниен. – Я уж надеялся, что вы его отучили.

– Улаф любит перепрыгивать с мысли на мысль, как лягушка, – хладнокровно ответила Сефрения. – Сейчас он вернется назад и заполнит для нас все пропуски.

– И давно здесь холодает, Халэд? – спросил Улаф.

– Здесь с самого нашего прибытия было не особенно жарко, сэр Улаф.

– В фиордах и вдоль берега по ночам намерзает лед?

– Да. Правда, он не слишком прочный, и прибой взламывает его прежде, чем он успевает распространиться.

– Зато плавучий лед в миле от берега остается целым и невредимым, – сказал Улаф. – Он попросту движется вместе с приливом и отливом, потому что не бьется о скалы. Сейчас, наверное, он уже в фут толщиной. Эдомцы не строят ни плоты, ни мост. Они выводят пирс к ледяным полям. Бьюсь об заклад, что точно такое же строительство идет на той стороне стены. Тролли пойдут по льду. Это мы знаем точно, потому что именно так они добрались сюда из Талесии. Киргон намерен вывести троллей к северному пирсу и загнать их на ледяные поля. Па льду они пройдут на юг и выберутся на берег по южному пирсу.

– И снова примутся за атанов, – мрачно сказал Вэнион. – Какой толщины должен быть лед, чтобы выдержать троллей?

– Около двух футов. Он достигнет такой толщины к тому времени, когда оба пирса будут достроены, – если будет стоять такой же холод.

– Думаю, что в этом мы можем положиться на Киргона, – заметил Тиниен.

– И это еще не все, – сказал Халэд. – Если Киргон и в самом деле мошенничает с погодой, очень скоро корабли Сорджи окажутся в ледовой западне. Мы должны что-нибудь предпринять, мои лорды, и поскорее – иначе снова окажемся по колено в троллях.

– Пойдемте поговорим с Крингом и Энгессой, – сказал Спархок.