Текст книги "Смерть в адвокатской мантии"

Автор книги: Дэвид Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Стоя на дощатом настиле, Эдвард бормотал себе под нос: «Шест подними и держи строго вертикально. Теперь резко опускай, но не дави, пусть он воткнется под собственной тяжестью. Начнешь тянуть его на себя, обязательно слегка согни колени. Если шипы завязнут в иле, покрути…» Повторив это несколько раз, он уверенно повел лодку вдоль правого берега.

– Что за молитвы вы шепчете, Эдвард? – спросила Сара. – Я и не знала, что вы умеете управлять плоскодонкой.

– Я просто стараюсь припомнить правила, которые внушал мне мой наставник.

– А кто это был?

– Представьте себе, мистер Донтси, – сказал Эдвард. – Прошлым летом мы с ним ездили в Кембридж. Он ведь учился там, окончил, кажется, Тринити-колледж. Мне тогда полчаса потребовалось, чтобы одолеть меньше сотни ярдов от Магдален-колледжа до колледжа Сент-Джонс, следующие пара сотен ярдов до Клер-колледжа заняли уже десять минут, ну а доплыв до Кингса, я уже чему-то научился. Мистер Донтси внушил мне два правила. Во-первых, говорил он, надо выкинуть из головы все мысли о работе, а во-вторых, орудуя с шестом, не забывать о грации движений.

– По-моему, Эдвард, вы сейчас неплохо смотритесь, – улыбнулась Сара.

– Мистер Донтси научил меня избегать типичных для новичков ошибок; – продолжал Эдвард, пряча довольную усмешку. – На Кэме [31]31
  Кэм (Cam) – река, протекающая через Кембридж.


[Закрыть]множество низких мостов; стоя на них, можно дождаться проплывающей плоскодонки и ухватить чей-нибудь поднятый шест. Неопытные туристы часто попадаются в эту ловушку. Если ваш шест крепко держат с моста, вы вынуждены его отпустить, ведь плоскодонка продолжает двигаться и вы рискуете оказаться в воде. Частенько, к восторгу зрителей, так и происходит. А еще может случиться так, что лодка движется, а воткнутый шест застрял в иле. Мистер Донтси рассказывал, что ему не раз доводилось видеть, как плоскодонка уплывает, а какой-нибудь несчастный, вцепившись в шест, висит на нем посреди реки.

От левого берега им навстречу двигались две плоскодонки. В них было не меньше дюжины человек, все они шумели и размахивали бутылками. Эдварду показалось, что оттуда ему, тыча пальцами, что-то кричат.

– Чего им надо, Сара? – спросил он, продолжая сгибать и разгибать колени, чтобы лодка плавно скользила по воде.

Девушка прислушалась и повернула к нему несколько встревоженное лицо:

– Кажется, они кричат: «Не там стоишь!» и еще… – она уже всерьез заволновалась, – еще они, по-моему, кричат: «Топи его!»

– Все ясно, – сказал Эдвард, прикидывая расстояние между своей лодкой и приближающимися плоскодонками. – Я стою так, как принято в Кембридже, а в Оксфорде почему-то считают, что управлять лодкой нужно с другого конца.

Крики приближались, и теперь стало ясно, что Сара все расслышала правильно. В воздухе сверкали бутылки. Каждый рывок плоскодонок сопровождался новым боевым кличем.

Однако Эдвард хранил полное самообладание и только увеличивал скорость, непрерывно выдергивая и вновь ловко втыкая шест. Сара заметила, что он пытается использовать его в качестве руля, видимо прикидывая, как быстро сможет поменять курс. Энтузиазма у оксфордцев было хоть отбавляй, но вели они свои лодки не слишком умело и явно уступали Эдварду в темпе.

Когда плоскодонки были уже менее чем в сотне ярдов, Эдвард неожиданно развернул свою лодку, направив ее поперек реки, прямо на противника.

Возгласы «Не там! Не там! Топи его!» усилились.

Сара не сразу поняла, что собирается делать ее спутник. Он был невероятно сосредоточен. Потом девушка увидела, что, если их лодка не успеет остановиться или сменить курс, она вот-вот перегородит путь оксфордцам. Но как Эдвард сможет сменить курс на такой скорости? Ситуация грозила стать опасной.

«Топи его! Не там стоит!» Насмешливо-устращающие возгласы как-то притихли. Ибо не лодка плыла к оксфордцам – на них несся флагман боевой флотилии где-нибудь возле Акция или Саламина [32]32
  Знаменитые морские сражения: у мыса Акций на западном побережье Греции, где в 31 году до н. э. Октавиан Август разбил Марка Антония, и бой возле острова Саламин, где в 480 году до н. э. греческие триеры разгромили персидский флот.


[Закрыть].

Еще минута, и их плоскодонки разлетятся в щепки. Эдвард сделал легкое движение шестом, словно рулем. Оксфордцы смолкли. Сама судьба неслась им навстречу. Два парня с шестами, осознав неизбежность роковой гибели, попрыгали в воду. Тогда Эдвард, погрузив шест, изо всех сил пригнул его, однако не параллельно своей лодке, а в сторону. И в тот момент, когда столкновение казалось уже неизбежным, его плоскодонка, круто свернув вправо, проскользнула всего лишь в паре футов от вражеских бортов и устремилась дальше по реке.

– Ну как, не там стоял, да?! – обернувшись, крикнул Эдвард.

Грянули аплодисменты зрителей, наблюдавших за схваткой с берега. К овациям присоединились и побежденные.

– Ура! Здорово, Эдвард! – хлопая в ладоши, воскликнула Сара. – Филистимляне полностью разбиты!

– Надо оторваться, – прерывистым от напряжения голосом проговорил Эдвард. – Вдруг им взбредет в голову нас преследовать. Конечно, вряд ли они пойдут на это и в любом случае мы плывем быстрее, но так мне будет спокойнее.

Сара взглянула на него с уважением. Эдвард Тихий прямо у нее на глазах превратился в Эдварда Победителя.

Пауэрскорт подробно рассказал леди Люси и Джонни о своем визите в Парадиз, признавшись, что так и не решил, друг ему Иеремия Панкноул или враг.

– И вот еще что, – сказал он, – схожу-ка я к поверенным Донтси еще раз, поговорю об этом неуловимом Максфилде, которому Алекс Донтси оставил двадцать тысяч. О поисках этого загадочного наследника я вам уже рассказывал. Но полиции тоже не удалось отыскать никаких следов. Старший инспектор Бичем считает, что этого человека, скорее всего, нет в живых. Хотя, просмотрев все присылаемые в Сомерсет-Хаус [33]33
  Сомерсет-Хаус – огромное здание, где расположено множество правительственных учреждений.


[Закрыть]официальные списки умерших и пропавших без вести, его там не обнаружили. Он как будто испарился.

– А вдруг он уехал за границу? – предположила леди Люси. – Может, у него случилось какое-то несчастье и Донтси оставил ему деньги, чтобы выручить из беды?

– Бог его знает, – пожал плечами Пауэрскорт. – С тем же успехом можно предположить, что Донтси заплатил шантажисту.

– А может, этот парень сидит за решеткой? – оживился Джонни. – Не обязательно за преступление. Ведь есть же долговые тюрьмы, клиники для психов, другие подобные местечки. Полиция их проверяла?

– Проверяла, – вздохнул Пауэрскорт. – Но может быть и такое: допустим, некий Максфилд унаследовал от своего отца не фамилию, а титул, и теперь он не Максфилд, а какой-нибудь лорд Килкенни. И не найти уже бывшего Максфилда, он исчез без следа.

– Но ведь знакомые помнили бы его прежнее имя? – усомнилась леди Люси.

– Не обязательно, – усмехнулся Пауэрскорт. – Когда в следующий раз увижусь со старшим инспектором, непременно попрошу его проверить и эту версию. Джек Бичем, конечно, умная голова, однако он, как и все полицейские, беспредельно привержен каждой букве официальных законов государства, которое призван защищать.

9

Через двадцать минут Эдвард и Сара были уже далеко от архитектурных красот Оксфорда. Поскольку Эдвард все еще опасался преследования, они буквально пролетели мимо Магдален-колледжа и его оленьего парка. Теперь перед ними открылись поля, с виду сыроватые для прогулок, причем на них паслось подозрительно много коров. Эдвард направил лодку под ветви плакучей ивы, перебрался в середину и устроился напротив Сары.

– Вы не проголодались? – спросила она, проверив, на месте ли корзинка с едой.

– Просто умираю с голоду! – весело ответил он и стал уплетать один за другим сандвичи с ветчиной, помидорами и яйцами.

«И как это в него столько влезает?» – удивлялась Сара. Когда с сандвичами было покончено, она решилась задать вопрос, который ее давно мучил.

– Эдвард… – нерешительно начала она.

– Да, Сара? – откликнулся он, вытирая яблоко о рукав своей рубашки.

– Можно вас попросить об одной любезности?

– О чем угодно, Сара, – заверил он, любуясь отполированным яблоком, словно редкостным самоцветом.

– Понимаете, я обещала, что поговорю с вами об этом, когда мы будем в Оксфорде.

Догадываясь, что «это» как-то связано с ее матерью, Эдвард молча ждал. Сара долго молчала, опустив глаза на воду, такую прозрачную, что видны были камешки на дне.

– Вы не могли бы, Эдвард, как-нибудь навестить нас с мамой? Ей очень хочется с вами познакомиться.

Эдвард надкусил яблоко.

– Конечно, Сара, ваше желание – закон, спасибо за приглашение. А какая она, ваша матушка?

Саре не хотелось отвечать на его вопрос, но она решила, что это было бы нечестно по отношению к Эдварду.

– Она любопытная, Эдвард, жутко любопытная. И еще, хотя я, наверное, не должна вам об этом говорить, она тяжело больна. Доктор считает, что жить ей осталось всего пару лет. У нее мучительные боли. Как будто, – голос Сары дрогнул, – мало мучений досталось под конец отцу. Он умер два года назад. Два года и четыре месяца, как его нет.

«Может, обнять ее за плечи? – подумал Эдвард. – Так ей будет удобнее сидеть».

– Бедняжка, – сказал он, отложив надкушенное яблоко. – Вы говорили мне, что ваша матушка нездорова, но про несчастье с вашим отцом я не знал. Вы были сильно к нему привязаны?

По лицу Сары скользнула печальная улыбка.

– Я была самой младшей, притом девочкой, резвой и веселой. Я обожала отца. И он меня. Мне даже кажется, хотя он никогда не признавался в этом, что я была его любимицей.

– А отчего он умер? Ведь он не мог быть стар.

– Удар, от которого он так и не оправился. Врачи ничего не могли сделать. Отец много лет работал учителем начальной школы. Он был очень добрым, мягким человеком, его все любили, и учителя даже привели учеников на его похороны. Дети пели церковные гимны, это было так трогательно…

Сара вдруг осознала, что, собираясь расспросить Эдварда о его семье, почему-то начала рассказывать о своей. Но она должна его предупредить.

– Моя мать, Эдвард… – Сара на миг смолкла.

Подошли две крупные коровы и уставились на людей, сидящих в лодке.

– Вы боитесь коров? – спросил Эдвард. – Хотите, отплывем подальше?

– Нет, дело не в коровах, – покачала головой девушка. – Ну, в общем, моя мать наверняка будет расспрашивать вас про вашу семью, и в какой школе вы учились, и какие у вас планы на будущее.

– Да? – пробормотал Эдвард, и Сара заметила, что он слегка напрягся. – А вы будете рядом, Сара? Вы не уйдете печь какие-нибудь пирожки или заваривать чай, оставив меня на растерзание своей матушке?

– Не беспокойтесь, Эдвард, не уйду. Как вы думаете, вы справитесь?

– То есть смогу ли я нормально разговаривать? Не знаю. Утром на вокзале у касс я страшно волновался. Конечно, я буду нервничать и при встрече с вашей матушкой.

– А что вы скажете ей о своих родных? – Саре давно хотелось задать ему этот вопрос. Ей казалось, что сейчас, когда они остались в укромной заводи наедине, не считая коров и маячивших вдалеке шпилей Оксфорда, самое время сделать это.

Наступила долгая пауза. То ли Эдварда смущала перспектива разговора с ее матерью, то ли он просто не знал, что сказать. Выбросив огрызок, он взял еще одно яблоко.

– Извините, – глухо проронил он.

Сара затаила дыхание. Она чувствовала, что ответ, каким бы он ни был, не только поможет ей понять характер Эдварда, но и, возможно, прольет свет на причины его проблем с речью.

Подтянув колени к подбородку, юноша обхватил их руками.

– М-м-мои р-родители мертвы, – с трудом выговорил он и угрюмо, почти сердито добавил: – П-погибли в катастрофе вместе с моей старшей сестрой и младшим б-братом.

– Ох, Эдвард, – пролепетала Сара. – Простите меня! Это ужасно! – Ей стало ясно, что именно трагедия стала причиной заикания, которое он пытается скрыть. – Но как это случилось?

– Крушение поезда. Мы все ехали в Бристоль. Какое-то повреждение путей. На большой скорости вагоны сошли с рельсов и рухнули с насыпи. Я долго пролежал под завалами рядом с телами родителей. Когда полиция стала вытаскивать людей, я был без сознания. Потом неделю слова не мог вымолвить.

– Боже мой, – тяжело вздохнула Сара, жалея, что завела этот разговор, и думая о том, что теперь просто обязана уберечь Эдварда от расспросов матери. – Кошмар, настоящий кошмар… Стать свидетелем гибели самых близких, самых родных…

Эдвард молча грыз яблоко. Коровы медленно брели по полю. Мимо проскользнули несколько возвращавшихся в Оксфорд гребных лодок.

– А где же вы сейчас живете? – спросила Сара. Ей представилось, как он коротает одиночество в каком-нибудь убогом пансионе, где комнаты почти не убирают, да и кормят ужасно.

– Я живу с бабушкой и дедушкой, – улыбнулся юноша. – Они очень славные. Может, когда-нибудь придете их повидать, Сара? Им это, несомненно, доставит большое удовольствие.

Его дед и на седьмом десятке оставался ценителем женской красоты, и Эдвард не сомневался, что Сара очарует старика. Эта мысль его приободрила.

– Думаю, нам пора возвращаться, – сказал он, – иначе мы не успеем посмотреть Оксфорд.

По пути в Калн, к прекрасной миссис Донтси, лорд Фрэнсис Пауэрскорт пытался проанализировать все, что выяснил в ходе расследования. Итак, убийство первое: на банкете отравлен ее муж (яд, возможно, подсыпали в приемной этого малоприятного господина Бартона Сомервилла). Убийство второе: двумя пулями в грудь застрелен Вудфорд Стюарт. Какова связь между этими преступлениями? Оба убитых готовились выступить обвинителями в деле об аферах Панкноула и его партнеров. И оба были бенчерами Куинза, хотя это совершенно не проясняет причин их гибели. Известно лишь, что Стюарта выбрали бенчером всего за два месяца до Александра Донтси, а значит, и тот и другой были в руководстве корпорации новичками. А неуловимый Максфилд? Объявился, только чтобы убить Донтси и получить свои двадцать тысяч? Есть еще Порчестер Ньютон, сражавшийся с Донтси на выборах в бенчеры, который исчез сразу после смерти соперника и должен был вернуться на следующей неделе. А что, если он уже возвращался, чтобы застрелить Стюарта и перетащить его тело к церкви Темпла?

Мотивов убить Донтси или Стюарта могло быть сколько угодно, но Пауэрскорта больше занимало то, что эти убийства, безусловно, связаны одно с другим. А значит, их причина кроется в профессиональной деятельности жертв.

Поезд грохотал во тьме тоннеля, а сыщик все ломал голову, как затронуть ту деликатную тему, которую он собирался обсудить с миссис Донтси.

Едва из окошка кеба показались серые каменные стены главного усадебного дома, ему вспомнились пустые залы, нежилые комнаты, мебель под чехлами, циновки, прикрывающие дорогой паркет, – все это запретное царство пыли, теней и призраков многих поколений Донтси.

Элизабет Донтси ждала его. Она по-прежнему была в трауре, так удачно оттенявшем нежную белизну ее ослепительной кожи. Протянув ему руку, она улыбнулась:

– Приятно увидеть вас снова, лорд Пауэрскорт. Надеюсь, добрались благополучно? Чашечку чаю?

– Чуть позже, если вы не против, миссис Донтси. Добрался я прекрасно. Как изумительно красив ваш парк, весь усыпанный первоцветами!

– О да, нашему парку идет ранняя весна, он очень мил в эту пору. Однако, лорд Пауэрскорт, прежде чем мы начнем разговор, я хочу вам кое-что сказать. Не знаю, насколько это важно, но в письме вы просили меня подумать и вспомнить, не слышала ли я от Алекса в последнее время чего-то необычного.

Пауэрскорт мгновенно стал серьезен.

– Вам удалось что-то припомнить, миссис Донтси?

Элизабет Донтси опустила глаза, скользнув взглядом по своим рукам.

– Вскоре после того как Алекса избрали бенчером и он приступил к новым обязанностям…

Она взглянула на Пауэрскорта, будто моля о помощи. Он ободряюще улыбнулся.

– Алекс обронил это несколько раз, я помню. Он говорил, что его очень беспокоят счета.

– Счета? Ваши семейные счета, миссис Донтси? Связанные с поместьем? А может, какие-то дополнительные расходы? Счета, на которые поступают его гонорары? Или счета Куинз-Инн, к которым он получил доступ после выборов?

– О Боже, сколько всяких счетов вы перечислили, лорд Пауэрскорт! Наверно, все мужчины знают это?

– Да нет, – улыбнулся Пауэрскорт, – просто мой шурин – крупный финансист. Когда я заходил к нему на днях, он как раз занимался всевозможными счетами: прибыль, расходы и тому подобное. У него полно всяких гроссбухов, а толстенный том, хранящий тайны всех счетов, я в шутку называю Книгой Чисел.

Настала ее очередь улыбнуться.

– Неплохо, когда в семье есть человек, который профессионально умеет считать деньги. Так же, как и врач. Кстати, нет ли среди ваших родственников медиков?

Мысленно перебрав всех членов многочисленного клана Люси, Пауэрскорт не обнаружил никого, связанного с медициной.

– Вроде бы нет, – признался он. – Зато есть несколько моряков, а пехотинцев и кавалеристов хватило бы на целый полк. Но вернемся к тому, что беспокоило вашего мужа, миссис Донтси. О каких счетах, с вашей точки зрения, шла речь?

– Я много думала об этом, – сказала она, – особенно перед вашим сегодняшним приездом. Вряд ли он говорил о личных счетах или о счетах своего отдела. Бухгалтерию там ведут не хуже, чем в Английском банке. Стало быть, остается Куинз. Хотя полной уверенности у меня нет. Алекс не любил распространяться о служебных финансовых делах.

– А вы не помните, миссис Донтси, что именно он сказал, какие слова?

Она задумчиво нахмурилась и от этого стала еще прелестнее.

– Нет, не припомню, – сказала Элизабет Донтси. – Я даже не могу сказать, был ли он взволнован, удивлен или растерян. Скорее, им владела какая-то смесь этих чувств.

Пауэрскорт представил, как Бартон Сомервилл отреагирует на его просьбу заглянуть в счета Куинз-Инн, и мысленно застонал.

– А не мог ваш супруг привезти эти счета домой, чтобы спокойно просмотреть их на досуге?

– Сомневаюсь, лорд Пауэрскорт. Но я загляну в его бумаги и сообщу вам, если найду что-то подобное. А теперь давайте поговорим о том, что вновь привело вас в Калн. И сделаем это за чаем.

Пауэрскорт занервничал.

– Это тема весьма щекотливая, она касается очень деликатных, даже интимных вопросов, в частности семейных традиций и наследников, о которых мы беседовали в прошлый раз. Прошу вас, если мои вопросы покажутся вам беспардонными, остановите меня.

Элизабет Донтси не опустила взгляд, не покраснела, не воспользовалась формулой вежливого отказа.

– Я уверена, лорд Пауэрскорт, что без крайней необходимости вы не стали бы задавать эти вопросы. Говорите, пожалуйста.

– Благодарю вас, миссис Донтси, искренне благодарю. Должен признаться, что это действительно имеет огромное значение для следствия.

Небо заволокли тучи, пронесся, сотрясая ветви деревьев, сильный ветер. По окнам гостиной забарабанил хлынувший дождь.

– Позвольте, миссис Донтси, я изложу занимающий меня предмет в виде сказки. Надеюсь, вы любите сказки?

– О да, – улыбнулась она. – Меня всегда увлекали шекспировские пьесы о чудесных странах вроде Иллирии в «Двенадцатой ночи» или волшебниках вроде Просперо в «Буре». Пару месяцев назад мы с Алексом смотрели юбилейное представление «Двенадцатой ночи» в Мидл-Темпл-холле [34]34
  Мидл-Темпл-холл – построенное в XVI веке большое здание для общественных собраний, где в 1601 году действительно состоялась премьера «Двенадцатой ночи» Шекспира.


[Закрыть], где ровно триста лет назад состоялась премьера этой чудесной комедии. Но простите, я вас отвлекаю, лорд Пауэрскорт.

– Знаете, миссис Донтси, я ведь тоже был на том спектакле. Возможно, мы тогда прошли мимо, не заметив друг друга, словно корабли в ночи.

И в «Буре», и в «Двенадцатой ночи», вспомнил Пауэрскорт, речь идет о кораблекрушении. Может, для миссис Донтси это символ ее судьбы? Однако, несмотря на трагическую утрату, она, со своей сияющей красотой, вовсе не походила на жертву катастрофы.

– Давным-давно, – начал Пауэрскорт свою сказку, – высоко-высоко в горах было маленькое королевство. Горы те были гораздо выше наших нынешних гор, снег никогда не таял на их вершинах, и лишь самые дерзкие храбрецы решались туда подниматься. Обычаи в том королевстве сильно отличались от наших, ведь все это было задолго до изобретения телефона, телеграфа, автомобиля и платных дорог, пароходов и даже ткацкого станка. Жители Горного королевства (так можно перевести его название) никогда не видели моря, но страна их была богата. В чашах гор лежали плодородные долины, породистые лошади могли без устали скакать с рассвета до заката. А как прекрасна там была природа, миссис Донтси! Весной горные склоны покрывались ковром чудесных цветов. Летом сверкало жаркое солнце, но потоки сбегающих с вершин горных рек оставались прохладными. Осенью опавшие листья устилали землю золотисто-багряным ковром. Зимой снег покрывал башни и зубчатые стены королевского дворца, и тот казался волшебным.

Страной правил король, уже немолодой, но, к счастью, имевший наследника. Принц вырос, возмужал, и отец стал подыскивать ему красавицу невесту. Однако ни одна из дочерей придворных вельмож принцу не приглянулась. И вот, когда он уже отчаялся найти себе жену, один мудрый старец рассказал ему, что в дальней стране у столь же знатного короля подросла дочь поистине дивной красоты. Принц поехал в Равнинное королевство и влюбился в тамошнюю принцессу. Через восемь месяцев они поженились, а когда вскоре старый король мирно почил во сне, стали королем и королевой.

«Так ты рискуешь и к ночи не закончить!» – мысленно подгонял себя Пауэрскорт.

– В первые годы их правления на землях этого чудесного Горного королевства все шло прекрасно. Урожаи были обильны, люди благоденствовали, внутри страны и на ее границах царили мир и порядок. И лишь одна тень омрачала всеобщее райское блаженство – у молодой королевской четы не было детей. А обычаи государства требовали, чтобы власть передавалась от отца к сыну. Никакие братья, дядюшки и прочие родственники в наследники трона не годились. Эта традиция восходила к глубокой древности и объяснялась тем, что когда-то давно после смерти одного из королей придворные возвели на престол его младшего брата, но не все признали его власть, и началась гражданская война.

Шло время, миновало еще несколько лет, а наследник у короля так и не родился. Знать забеспокоилась и, как водится, начала готовить заговор. В народе со страхом ждали неизбежного кровопролития. Тогда молодой король с небольшой свитой из самых верных друзей отправился к горному храму, где обитали святые старцы. Те выслушали его рассказ и велели монарху удалиться на вершину горы. Там он десять дней оставался среди снегов, а затем вернулся за ответом. Надо заметить, что в том королевстве семейные отношения регулировал не закон, а обычаи. Супруги должны были хранить друг другу верность, но юридических обязательств при этом не возникало. Так вот, когда король вернулся к старцам, они дали ему такой совет. Королеве следовало возлечь в дальних дворцовых покоях с кем-либо из братьев или кузенов короля и продолжать это, пока в ее чреве не зародится дитя. Самому монарху тоже не стоило оставлять свое брачное ложе, дабы никто потом не усомнился в его отцовстве. Мир в стране требует столь трудного, необычного решения, сказали мудрые старцы. Ибо если у короля не появится сын и наследник, что станется с прекрасным Горным королевством?

Пауэрскорт умолк. Элизабет Донтси пристально смотрела на него.

– Продолжайте же, лорд Пауэрскорт. Вы замолчали, а король так и стоит там, в горах.

– Боюсь, миссис Донтси, что на этом месте сказка обрывается. Поверьте, мне очень жаль.

Она позвонила, чтобы подали чай.

– Что ж, лорд Пауэрскорт, попытаюсь помочь вам закончить эту историю. Я не такой замечательный рассказчик и не могу поведать, что сталось с остальными ее героями, поэтому расскажу только о королеве. – Искорки замерцали в ее глазах. – Чем я могла бы продолжить сюжет? Пожалуй, лишь банальной сентенцией: для супруги, особенно если она вышла замуж за короля и стала королевой, главное – всегда повиноваться мужу.

Пауэрскорт рассмеялся.

– Чудесный финал, миссис Донтси! И мораль в конце, как в любой сказке.

«Клянусь дьяволом, так оно и было! – воскликнул про себя детектив. – Слухи, которые поведала Люси ее кузина, оказались чистой правдой. Но что это дает расследованию?»

– Чашечку чая? – обратилась к нему миссис Донтси, когда дворецкий вышел. – После столь долгого повествования у вас, должно быть, пересохло в горле.

Она явно давала понять, что тема закрыта. Как ни странно, Пауэрскорт почувствовал облегчение.

«А любопытно, – подумалось ему, – кем из персонажей «Двенадцатой ночи» можно представить миссис Донтси? Прелестной жертвой кораблекрушения Виолой-Цезарио? – Но при всем своем восхищении миссис Донтси он понимал, что эта роль ей не по возрасту. – Тогда, быть может, Оливией, с ее многочисленными домочадцами и запутанными любовными отношениями? Ну да, конечно же Оливия. А где-то в пустынных пыльных залах и галереях Кална бродят сэр Тоби Белч и сэр Эндрю Эгьючийк…»

Мягкий голос хозяйки вернул его к реальности:

– Скажите, лорд Пауэрскорт, верно ли, кто-то недавно сказал мне, что в вашей семье прибавление? Кажется, у вас теперь близнецы?

Плоскодонка медленно и плавно двигалась обратно к Фоли-бридж. Никаких признаков противника не наблюдалось. Сара откинулась на подушки и, опустив в реку руку, из-под ресниц глядела на Эдварда. Качающаяся на воде лодка убаюкивала ее. Юноша любовался ее невинным видом – склоненной головкой, разметавшимися по подушке рыжими кудрями. Они проплыли мимо колледжа Церкви Христа, вновь поразившись размерам его огромного прямоугольного двора. Здания лондонских юридических корпораций были выше, чем колледжи Оксфорда, но ничего подобного этому в районе Стрэнда не было. Эдвард сообщил Саре, что колледж Церкви Христа окончили многие из великих политиков, такие, как Каннинг, Пиль, Гладстон и лорд Солсбери [35]35
  Джордж Каннинг (1770–1827), Роберт Пиль (1788–1850), Уильям Гладстон (1809–1898), Роберт Солсбери (1830–1903) – политические деятели XIX века, в определенные периоды занимавшие пост премьер-министра Великобритании.


[Закрыть].

– А вы, Эдвард, хотели бы учиться в Оксфорде? – спросила она, рассматривая группу студентов на ступенях библиотеки. Наверное, ему пошла бы университетская мантия.

– Нет, пожалуй. Ведь здесь в основном учатся весьма состоятельные молодые люди, и я вряд ли пришелся бы ко двору.

Сара вспомнила о Куинз-Инн, только когда они сели в поезд, и ее тут же снова охватил страх. Они были в купе вдвоем. Эдвард расправлялся с остатками провизии для пикника.

– Как вы думаете, Эдвард, убийцу скоро поймают? – помрачнев, спросила она.

– Ох, дорогая Сара, я надеялся, что поездка в Оксфорд отвлечет вас. Право же, не стоит волноваться. Никто не причинит вам вреда. Лорд Пауэрскорт – один из лучших детективов Англии, да и полицейский следователь явно человек сообразительный. Нет причин впадать в панику.

– Я беспокоюсь не о себе, – решительно возразила Сара, не сводя с Эдварда широко раскрытых, тревожно заблестевших глаз. – Кто был непосредственным помощником мистера Донтси? Кто постоянно сотрудничал с мистером Стюартом? Кто в курсе их секретов? Кто лучше всех осведомлен об афере Панкноула? Вы, Эдвард, вы и снова вы! И я ужасно боюсь, что вы – следующий в страшном списке жертв.

– Не смешите меня, Сара, – отмахнулся Эдвард. Его необычайно тронула ее забота, и он чуть не взял ее за руку, чтобы немного успокоить. – Чепуха! Никто не занес меня ни в какие списки. Я больше рискую, переходя улицу.

Однако эти доводы не убедили Сару. Она была уверена, что Эдварду грозит опасность, и лишь его предложение посетить их с матерью на будущей неделе немного успокоило ее. «Вряд ли ему понравятся мамины расспросы, – подумала девушка, – зато, по крайней мере, он останется в живых».

На том почетном месте, где она находилась во время прошлого визита к Уильяму Берку, глаза Пауэрскорта ее не обнаружили, но свою главенствующую роль она сохранила. Сегодня Книга Чисел стояла в самом центре нижней полки стеллажа, и ее толстый черный корешок выглядел очень авторитетно. Интересно, есть ли подобный Ковчег Завета, святая святых бухгалтерии, у бенчеров Куинз-Инна?

– Дело в том, Уильям, что Александра Донтси, того, которого отравили, перед смертью очень беспокоили счета.

Берк отреагировал на эту информацию так же, как недавно сам Пауэрскорт:

– Какие счета, Фрэнсис? Личные? Связанные с поместьем? Счета его отдела? Корпоративные счета Куинза?

– Я задал его вдове те же вопросы. Две категории, по-видимому, исключаются: в офисе Донтси есть какой-то гений учета, личные счета тоже в полном порядке. Стало быть, либо Куинз, либо поместье. Миссис Донтси не помнит, о чем конкретно говорилось.

– Удивительно, Фрэнсис, что даже очень умные женщины совершенно не разбираются в том, что касается денег. Взять хотя бы твою сестру, мою любимую супругу, – умна на редкость, но о деньгах не имеет ни малейшего представления.

– Ну, бывают и исключения, Уильям. Правда, они только подтверждают правило. Но речь не о них, я пришел узнать твое мнение. Как по-твоему, что могло сильнее взволновать опытного и хладнокровного юриста – поместье или Куинз?

Уильям Берк пригубил стакан белого портвейна.

– Мы блуждаем в темноте, Фрэнсис. Однако проблемы с поместьем все-таки представляются мне менее вероятными. Вести учет в этой сфере достаточно просто, ситуация повторяется из года в год, и даже что-то непредвиденное – например, неурожай – не грозит такими уж большими бедами. Сработают «качели».

– Качели? – Пауэрскорт сразу же представил себе на качелях дочку, то взлетающую вверх, то стремительно падающую вниз. Кстати, близнецам в свое время будет не скучно – они смогут качаться вдвоем, сидя на противоположных концах доски.

– Прости, этот термин в нашем деле означает, что неурожай угрожает лишь тем, у кого не уродились зерновые, но очень хорош для всех остальных, потому что цены на их продукцию подскакивают. Насколько я помню, никаких стихийных бедствий за последние годы не случалось. Ты ведь ездил в Кент, не заметил там ничего такого? Извержения вулкана, селений, испепеленных огнем и серой? Избиения младенцев?

– Да нет, Уильям. Вполне мирный ландшафт, подснежники цветут, олени бегают. В дворцовых покоях царит дремотная тишь. Так, значит, Куинз? То есть, скорее всего, Куинз. А что там могло быть?

Поднявшись с кресла, Берк подошел к окну. Вдоль улицы спешили домой служащие, по противоположной стороне прогуливался полисмен. Берк вернулся и сел на диван.

– Я, Фрэнсис, не особенно знаком с финансовой системой юридических корпораций Лондона. Скорее всего, руководство периодически отчитывается перед рядовыми членами обо всех доходах от аренды. Вряд ли при этом могло выясниться что-то экстраординарное. Взвинти они арендную плату, юристы Куинза мигом перебежали бы в Грейз-Инн или Мидл-Темпл.

Берк помолчал.

– Позволь, Фрэнсис, задать тебе вопрос. Ты полагаешь, что адвоката встревожило что-то чрезвычайно важное? Настолько важное, что из-за этого убили и его самого, и его коллегу? Чтобы привести к двум убийствам, финансовое преступление должно быть очень серьезным.

Теперь надолго замолчал Пауэрскорт.

– Я лишь строю догадки, Уильям. Может быть, и безосновательно. Но скажи мне, пожалуйста, какого рода денежные махинации ты имеешь в виду?