Текст книги "Скеллиг"
Автор книги: Дэвид Алмонд
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Глава 38
Время близилось к полудню. Минина мама принесла нам по чашке чая. И присела рядышком на ступеньках. Поговорили о птенцах, о цветах, которые вот-вот распустятся, о тюзду– хе, который с каждым днем теплеет, о солнце, которое поднимается все выше и греет все лучше. О том, что весной мир пробуждается от долгой зимней спячки. Она рассказала нам о богине по имени Персефона, которую по иол– года держат взаперти в подземном царстве. Именно тогда наступает зима. Дни становятся короче, холоднее, темнее. Все живое прячется от стужи. Зато когда Перссфону выпускают на волю и она медленно выбирается на поверхность земли, зима сменяется весной. Весь мир расцвечивается и веселится, приветствуя богиню. Землю заливает теплом и светом. Звери просыпаются и, осмелев, заводят потомство. Растения тоже набираются храбрости: выпускают новые ростки, раскрывают бутоны. Повсюду возвращается жизнь.
– Это древний миф, – сказал я со знанием дела.
– Верно. Но это миф, который очень и очень правдоподобен. Только взгляни вокруг! Птенцы, бутоны, солнце светит вовсю. Ну чем не торжественная встреча Персефоны?!
Она прикрыла ладонью мою ладонь.
– Майкл, они умеют творить настоящие чудеса. Возможно, ты скоро будешь встречать дома свою Персефону.
И все мы надолго замолчали, думая о Персефоне. Я представлял, как трудно ей выбираться из-под земли. По длинным темным туннелям. То не туда свернет, то ударится лбом о каменный выступ. Порой ее охватывает отчаяние, и она просто садится и плачет в этой непроглядной, беспросветной тьме. Но йотом – берет себя в руки и снова отправляется в путь. Переходит вброд подземные ледяные потоки. Пробирается среди базальта и известняка, среди залежей угля и железной руды, среди отвердевших древних существ, меж скелетов динозавров и руин ушедших под землю древних поселений. Под конец ей приходится прорываться сквозь сплетение корней деревьев-великанов. Изможденная, исцарапанная, она неуклонно движется вперед. Вперед и вверх, все выше. И говорит себе, что скоро, совсем скоро она увидит солнечный свет, снова ощутит дуновение теплого ветра.
Тут Минина мама прервала мои размышления.
– Я послежу за птенцами, – сказала она. – А вы бы пошли, побродили чуток.
Мина взяла меня за руку и повела за собой.
Я шел точно во сне. Дома вокруг пошатывались и кренились. Солнце резко било по крышам. Встрепанные птицы чертили на пронзительно-синем фоне неба. Асфальт маслено блестел, словно поверхность глубокого торфяного пруда. Немолчно гудело и всхрапывало близкое, но невидимое шоссе.
Мина цепко держала меня за руку.
– Майкл, ты как? – то и дело спрашивала она. – Ты уверен, что все в порядке?
Миновав заветную калитку, сад, мы подошли к двери с надписью «Опасно для жизни. Темнота внутри пахла пылью. Мы молча поднялись наверх. Мина поддерживала меня под локоть, точно инвалида.
На последней площадке она сказала:
– Он очень ждет нас, Майкл. И очень по тебе соскучился.
Мина нажала ручку, мы вошли на залитый светом чердак.
И встали как вкопанные.
Его тут не было.
Мина поспешно обежала весь дом. Голые доски скрипели под ее быстрыми шагами, хлопали двери. Она звала:
– Скеллиг! Скеллиг! Скеллиг!
Наконец я услышал, что она поднимается обратно, очень медленно. Лицо ее побледнело – куда больше обычного. В глазах блестели слезы.
– Нигде нет, – прошептала она. – Исчез, бесследно.
Мы подошли к арочному окну и уставились в пустое небо над городом.
И вдруг меня стало клонить наружу. Едва успев ухватиться за подоконник, я приложил руку к груди.
– Мина… – испуганно выдохнул я.
– Что? Что такое?
– У меня сердце остановилось. Потрогай. Там пусто.
Она охнула. Протянула руку. Потом остался только голос:
– Майкл! Майкл!
И наступила полная тьма.
Глава 39
– Только не доктор Смертью, – бормотал я. – Не зовите доктора Смертью.
Я лежал на полу точно куль. Рядом, на коленях, сидела Мина. Гладила мой лоб, повторяла мое имя.
– Только не доктор Смертью, – сказал я снова.
– Нет, не бойся. Конечно нет. Я попытался сесть. Подтянулся, оперся головой и плечами о стену под окном.
– Потрогай сердце, – велела Мина. Оно билось.
– Вот видишь! – радостно сказала Мина.
– Но это только мое. А ее – не бьется.
– Майкл!
Силы постепенно возвращались.
Я глубоко вдохнул, зажмурился, сжал кулаки. А потом снова нащупал сердце.
– Бьется только одно сердце, Мина. Мое. А девочка умерла.
– Ты не можешь знать наверняка!
Я с трудом поднялся на ноги.
– Наверняка, Мина. Я знаю точно.
Мы двинулись с чердака в темное нутро дома. Мина вела меня под локоть.
– Где же он может быть? – спросил я, когда мы спускались по лестнице.
Она промолчала.
– Ты везде смотрела?
– Везде.
Я снова пощупал: бьется. Одно.
– Она умерла, – прошептал я.
– А может, вовсе наоборот.
– Надо позвонить в больницу, – сказал я, но знал, что вряд ли осмелюсь.
Мы вышли в залитый весенним солнцем сад И тут же заметили птенцов, которые спешили схорониться в тени, под забором. За калиткой, на тропинке притаился незнакомый кот. спрятавшись за мусорным контейнером, он провожал нас враждебным взглядом.
– Скоро за тобой приедет папа, – ласково говорила Мина. – И скажет, что у нее все в порядке.
– Только не рассказывай, что со мной было. Еще не хватало обо мне волноваться.
Она улыбнулась и еще крепче сжала мою РУКУ-
– Куда же запропастился Скеллиг? – спроси;! я снова.
Мина только головой покачала. И мы пошли дальше. Высоко-высоко над нами огромная птица рассекала голубизну неба тяжелыми редкими взмахами крыльев.
– Уильям Блейк тоже иногда терял сознание, – сказала Мина. – Он говорил, что душа может ненадолго покидать тело, а потом возвращаться назад. Так бывает от сильного страха или невыносимой боли. А иногда – от слишком большого счастья. Его переполняло счастье, потому что в мире столько прекрасного!
Мы шли. Только тело мое было неуклюжим, чужим, словно я тоже болен артритом и постепенно обращаюсь в камень.
– Ты ведь понимаешь, – добавила Мина. – Наверняка понимаешь!
Я не мог отвечать. Во рту было сухо и кисло, будто я наелся этих шариков из костей и перьев, которыми был усеян чердак.
– Да, Блейк так и говорил. Душа выпрыгивает из тела, а потом впрыгивает обратно. – Она засмеялась. – Похоже на танец.
Мы вернулись к Мининому дому. Уселись на крыльцо и стали наблюдать за птенцами.
– Может, он исчез навсегда? Помнишь, он трозился? – сказал я.
Я положил руку на ребра, на сердце. Мы ждали папу.
Глава 40
Минина мама положила себе на колени деревянную разделочную доску. Потом, улыбнувшись, торжественно водрузила в центр красный гранат.
– Гр-р-р-ранат, – произнесла она раскатисто. – Удивительное слово, правда?
Она взрезала фрукт кухонным ножом. Потек густо-красный сок. На разломе засверкали сотни сочных зернышек.
– Его-то и ела Персефона, пока ждала освобождения в подземном царстве. – С этими словами она дала четвертушку мне, четвертушку Мине. Себе она тоже взяла одну из двух оставшихся частей граната. Еще она выдала нам булавки, чтобы удобнее было выковыривать зернышки, и мы сидели, мирно высасывая из мякоти сок и выплевывая горькие косточки.
– Как много жизни у нас в руках, – размышляла вслух Минина мама. – Каждое из этих зерен могло стать деревом, каждое дерево могло принести потом сотни других плодов, а из плодов могли вырасти сотни деревьев. И так бесконечно.
Я залез пальцем в рот, снял с языка прилипшую косточку.
– Только представьте, – продолжала она. – Если б каждое зернышко нашего траната проросло, на земле не осталось бы ничего, кроме гранатовых деревьев.
Я облизнул губы. Мы с Миной сидели рядышком, почти вплотную. И смотрели, как дрозды то и дело слетают в сад покормить птенцов. А потом я взглянул в небо и представил, как улетает Скеллиг, постепенно превращаясь в черную точку, скользящую над неровными складками и изгибами земли. Тут зазвонил тслсс|юн, и сердце мое забилось и сорвалось в бешеной тике. Минина мама сняла трубку. Пс папа.
Я выковыривал гранатники.
– Как? Бьется? – спросила Мина шепотом.
Я замер, пытаясь различить за испуганным загнанным буханьем своего сердца тихое биение другого, маленького. И покачал головой.
– Ее уже нет.
Солнце поднималось все выше, делалось все жарче.
Тут на улице появилась миссис Дандо на своем велосипеде. Увидела нас и въехала прямо в сад.
Дрозды-родители тревожно закричали с крыши, и птенцы бросились в укрытие.
– Какой замечательный сегодня выдался денек! – Миссис Дандо одарила нас лучистой улыбкой. – По тебе опять все скучают, – сказала она мне.
Минина мама угостила ее оставшейся четвертушкой граната.
И миссис Датщо принялась прилежно выковыривать сочные зерна.
– Гранат, – засмеялась она мечтательно. – С детства не ела, лет с двенадцати.
Она рассказала, как к ней подходили Лики, Кут и все остальные пацаны.
– Прямо по пятам ходят. Сделайте, говоря т, чтоб Майют вернулся.
Она отдала мне папку с новыми домашними заданиями. Там была картинка – с изображением человеческого тела в разрезе; стрелочки указывали на разные части. Распутин приписал, что я должен добавить недостающие названия.
Мы с Миной принялись рассматривать рисунок.
– Большая берцовая кость, малая берцовая кость, грудина, – наперебой говорили мы, – ключица, лучевая кость, локтевая кость, почки. печень, легкие, сердце, мозг.
– А еще душа, – добавила Мина. – То вернется в тело, то выпорхнет наружу. И всегда невидима.
Миссис Дандо посмотрела на нее очень внимательно. Кут наверняка выложил ей все, что думает про Мину. Девочка-обезьяна. Торчит на ветке, как ворона. А Майкл из-за этой красотки не ходит в школу.
Мисс Кларц прислала записку: «Майкл, напиши еще один рассказ. Такой же чудесный. Дай волю своему воображению».
Я закрыл глаза. Воображать ничего не хотелось. Девочка умерла. Скеллиг исчез. Оставшийся без них мир был уродлив. Веяло холодом и ужасом.
Дрозды все верещали, а миссис Дандо рассказывала Мининой маме, какой я замечательный футболист и как люблю тусоваться со школьными друзьями.
Минина мама слушала с улыбкой.
– Как там девочка? – спросила в конце концов миссис Дандо.
– Не знаю, – прошептал я.
– Ее сегодня оперируют, – пояснила Мина.
– Бедное создание, – миссис Дандо всплеснула руками.
– Да уж, – твердо сказала Мина. – И честно говоря, в этой ситуации Майкла меньше всего интересуют всякие глупости, типа футбола и школы.
Ее мама вздохнула.
– Мина!
– А что? – вскинулась Мина. – Разве не правда? Майкл, скажи!
Я не выдержал. Ушел от них и залез на забор возле ворот.
– Вот видите! – не унималась Мина. – Видите, как вы его расстроили?!
Тут к воротам подкатила папина машина и стала передо мной как вкопанная. Он открыл дверцу. Я уселся рядом с ним. Он меня обнял.
– Все позади, сынок. Все позади.
Глава 41
Я ошибся. Она не умерла. Просто до сих пор не проснулась после наркоза. Лежала и тихонько посапывала под белым одеяльцем. Мама сказала, что се грудь рассечена и рану закрывает толстая повязка. Девочка опять была в проводочках и трубочках, а рядом попискивали датчики – в такт ударам ее крошечного сердца.
– Майкл, врачи обещают, что теперь все будет хорошо. Они уверены в успехе.
Мы сидели втроем, держась за руки, и смотрели на это хрупкое существо.
– Врачи сказали, что в какой-то момент во время операции они ее чуть не упусгили. – Мама обняла меня за плечи. – По она выдержала. Выжила.
Вошла медсестра. Проверила провода, трубочки и датчики. Пригладила мне вихры.
– У твоей сестры пламенное сердце. Она настоящий борец Никогда не сдается.
– Ты молишься за нее? – спросила мама.
– Да.
– Мы тут опять пытались придумать ей имя, – сказал папа.
– Персефона, – быстро отозвался я.
Они засмеялись.
– Это, пожалуй, чересчур, – решил папа.
– Имя должно быть маленькое и сильное, – сказала мама. – Как она сама.
– Гас, – предложил папа.
Мы захихикали.
– Бутч, – предложил я.
– Гарт, – предложила мама.
– Бастер, – предложил папа.
– Глядите, – сказала вдруг мама. – Ей что-то снится.
И правда: глаза двигались под веками.
– Интересно, что она видит во сне. – Папа задумался.
– Надеюсь, только хорошее, – проговорила мама.
– Наверняка. Только взгляни на ее лицо. Спокойное, безмятежное. Она почти улыбается. Ангелочек. Вот, точно! Назовем ее Анжела, ангел. Нет, пожалуй, длинновато.
– Знаете, так странно… – неуверенно начала мама. Потом осеклась и покачала головой.
– Что странно? – спросил папа.
Она слегка поморщилась, словно смутилась и не знает, как сказать.
– Ну… в общем… я лежала тут вчера ночью, крутилась, ворочалась. То и дело вставала – на нес посмотреть. Иногда вдруг засыпала… И мне приснился сон, такой странный…
– Какой? – спросил папа.
– Там был человек. Просто человек. Конечно же он мне снился, хотя я была уверена, что не сплю. Он стал возле ребенка. От него воняло. Сам весь в черном. Доисторической древности черный костюм, весь аж пропитанный пылью. А на спине – горб. Волосы свалялись, спутались. Я была в ужасе. Хотела его оттолкнуть, хотела закричать: «Прочь от моего ребенка!!!» Хотела позвать врачей, сестер. Но не могла ни пошевелиться, ни заговорить. А он вот-вот схватит девочку и утащит! Но потом он повернулся и посмотрел на меня в упор. Лицо – белое как мел. А во взгляде столько нежности… И я каким-то образом поняла, что он ни за что не причинит ей вреда. Я поняла, что все будет хорошо…
Она снова замолчала, задумчиво покачала головой.
– Ну?.. – не выдержал папа.
– Потом он наклонился и взял ее на руки. Она не спала. Они долго смотрели друг на друга, глаза в глаза. И он стал медленно кружиться…
– Как в танце, – подсказал я.
– Да, как в танце. А потом случилось самое удивительное…
Она коротко засмеялась и недоуменно пожала плечами.
– Самое удивительное, что у девочки на спине оказались крылышки. Прозрачные, призрачные, едва заметные. Но я их точно видела. Даже перышки разглядела. Так странно. Высокий незнакомец и наша девочка с крыльями… Вот и все. Он положил ее в кроватку, снова взглянул на меня, и все кончилось. Остаток ночи я спала как сурок. Когда проснулась, се уже готовили к операции. Но я почему-то больше не волновалась. Просто поцеловала ее, шепнула, как мы все се любим, – и ее увезли. А я уже знала, что все будет хорошо.
– Так и есть, – сказал пана.
– Так и есть.
Мама ласково пихнула меня в бок.
– Должно быть, я все думала над твоим вопросом. Для чего человеку лопатки?
Я улыбнулся и кивнул.
– Ага, наверно.
Девочкины глаза все двигались под закрытыми веками: она видела сон.
– Цыпленок, – вздохнул папа. – Что же ей все-таки снится?
– Скеллиг, – прошептал я неслышно. – Ей снится Скеллиг.
– Опасность еще не миновала, – сказала мама. – Ты ведь сам понимаешь, верно? Нам придется ее очень беречь, особенно поначалу.
– Знаю, – кивнул я. – Мы ее будем любить– л юбить-л юбить.
Вскоре мы с папой собрались домой. В коридоре нам встретился доктор МакНабола в окружении студентов в белых халатах. Я попросил папу подождать. И подбежал к врачу. Он уставился на меня сверху вниз.
– Доктор! Помните, я рассказывал вам про своего друга? У которого артрит?
Доктор МакНабола приосанился и гордо вскинул голову.
– А! Так он жаждет познакомиться с моими иголками и пилой?
– Нет. Ему намного лучше.
– Замечательно. Рыбий жир и добрые мысли! С таким рецептом ему, может, и удастся избежать встречи со мной.
Студенты захихикали.
– А любовь поможет выздороветь? – спросил я.
Он вздернул брови, сомкнул губы и задумчиво поскреб подбородок. Одна студентка тут же вынула блокнот и приготовилась записывать.
– Любовь… – произнес доктор. – Гм… В сущности, что мы, врачи, знаем о любви? – Он подмигнул прилежной студентке, и она покраснела. – «Любовь – дитя, что с нами вместе дышит, любовь – дитя, что изгоняет смерть».
– Уильям Блейк? – предположил я.
– О, да мы имеем дело с образованным человеком! – воскликнул доктор и впервые за все время улыбнулся по-чсловечсски. Передай своему другу, что я надеюсь никогда с ним не встретиться.
Он подмигнул мне и увел студентов прочь.
– О чем вы говорили? – спросил папа.
– Так, ни о чем… Мы с ним познакомились, когда девочка попала в больницу.
Папа засмеялся.
– Человек-тайна, вот ты кто!
По дороге домой мы опустили стекла на окнах в машине, и папа горланил «На синих холмах Дакоты». А я сложил руки и заухал по-совиному, громко-громко.
– Вот здорово! – восхитился папа. – Правда, здорово! Научишь? Только не сейчас, за рулем неудобно.
Мы ехали по оживленным городским улицам, и с наших лиц не сходили улыбки.
– Так ты понял, что опасность до конца не миновала? – опомнился вдруг папа.
– Да. Но ведь все будет хорошо, правда?
– Конечно! Все будет за-ме-ча-тель-но!!!
И он снова запел.
– А нам надо закончить этот дурацкий дом! Да, кстати, как насчет двадцать семь и пятьдесят три? Побалуемся вечерком?
– Ага! двадцать семь и пятьдесят три. Нектар и амброзия!
– Амброзия и нектар! Сладчайший из всех нектаров на свете.
Глава 42
Уже давно стемнело, и на небе выглянули звезды, когда мы с Миной смогли выбраться из дома, прихватив остатки 27 и 53 и спрятанную в бумажный пакет бутылку темного пива. На улицах горели фонари. В стылом воздухе каждый наш выдох клубился белым паром возле лица. По дороге я рассказал Мине про мамин сон.
– Потрясающе! – пробормотала она.
А потом улыбнулась и сказала, что сон этот значит только одно: он рядом и всегда, в любую минуту придет на помощь. Но все-таки нам хотелось увидеть его, дотронуться до него снова.
В переулке мы заметили, что рядом вышагивает Шепоток. Мина наклонилась его погладить.
– Дрянной кот! – сказала она ласково и засмеялась. – Целый день птенцы поедали червяков, набирались сил и отваги. К вечеру они уже могли вспорхнуть до середины куста – там, в гуще, до них не так легко дотянуться. Они съели уйму червяков, и когда мы наконец выпустили этого негодяя, он уселся с нами на ступеньках, обиженный и надутый.
Она снова потрепала его за ушком.
– Что, кровожадина, ушла добыча?
Он мурлыкнул и потерся об ее ногу.
Мы открыли дверь с надписью «Опасно для жизни», не теша себя никакими ожиданиями. Внутри было тихо и пусто. На чердаке – никого. Даже сов не было, не то что Скеллига. На подоконнике валялась дохлая мышь, ку сочек оболочки от ветчины и кучка мертвых черных жуков.
Мы уселись на пол у стенки и уставились в окно, на мириады звезд.
– Теперь с ней точно все будет хорошо, – сказал я.
Мина улыбнулась, Шепоток мурльткнул в ответ.
– Потрогай, как бьется, – предложил я.
Она приложила руку к моей груди.
– Чувствуешь? Ее сердце бьется прямо рядом с моим.
Мина сосредоточилась.
– Майкл… Я как-то нс различаю…
– Попробуй еще раз. Сконцентрируй внимание. Надо одновременно слушать, чувствовать и представлять. Эти удары далекие, едва ощутимые, как писк птенцов в гнезде.
Она закрыла глаза и снова вслушалась.
Вдруг на ее губах появилась улыбка.
– Да, – прошептала Мина. – Слышу. Вьется. Бьется!
– Это сердце девочки, – сказал я. – И теперь оно не остановится.
– Не остановится, – эхом откликнулась Мина. И запела свою любимую песенку на слова Блейка:
Скрылось солнце в сонной дали,
Горит вечерняя звезда.
Я принялся подпевать:
– Вот видишь! – сказала Мина торжествующе. – Я же обещала, что ты у нас обязательно запоешь!
Темнота все сгущалась. Мы знали, что скоро придется идти домой.
– Я могла бы спать здесь, – заявила вдруг Мина. – И спать, и жить. Что еще нужно для счастья?
Я вздохнул.
– Но нам нора по домам, – добавила она. Только с места мы не двинулись.
Тут снаружи послышался шум, что-то затмило звезды, скрипнула оконная рама, и он, возникнув из мрака, опустился на подоконник Не заметив нас, он, тяжело дыша, сполз на пол. Крылья медленно складывались у него на спине.
– Скеллиг, – позвал я громким шепотом.
Он повернул к нам бледно-лунное лицо.
– Майкл. Мина. – Голос был глуховатый, чуть надтреснутый, но на губах его играла улыбка.»
Я протянул ему пакет.
– Это вам, Скеллиг. Двадцать семь и пятьдесят три.
– Ха!
Я раскрыл пакет, и мы присели на корточки возле Скеллига. Он сунул свой крючковатый палец в самую гущу, выудил оттуда кусок свинины с бобовыми ростками, в густом соусе. Длинным бледным языком он слизнул все это с ладони одним махом.
– Сладчайший из нектаров, – прошептал он. – Пища богов, черт бы их побрал!
– Есть еще это. – Я открыл бутылку, а Скеллиг – рот, чтобы я влил пиво прямо ему в глотку.
– Я-то рассчитывал пожевать холодных мышей на ужин, а тут настоящий банкет.
Постанывая от удовольствия, он снова принялся за китайскую еду.
– Два ангелочка, вот вы кто!
Он ел, пил, и на наших глазах к нему возвращались силы.
– Вы навестили мою сестру, – произнес я.
Он засмеялся.
– Такая милашка.
– Вы подарили ей силы.
– Да она и сама полна жизни! Аж искры летят. Сердце точно пламя. Это я у нес сил набрался.
Он снова хлебнул пива.
– Сейчас-то я совсем ослаб, – сказал он. – Растерзан и разобран…
Он протянул руку, дотронулся до Мининого лица. Потом до моего лица.
– Но я крепче с каждым днем, спасибо ангелам и совам.
Он отставил еду и пиво и прислонился к стене.
Так мы втроем и сидели, тесным кружком. Сидели и молчали, улыбаясь друг другу.
– Вы нас покидаете? – произнес я наконец.
Он закрыл глаза и кивнул.
– Куда же вы?
Ом пожал плечами и указал на небо.
– Куда глаза глядят.
Я потрогал его сухую холодную руку.
– Кто вы? – спросил я шепотом.
Он снова пожал плечами.
– Некто. Похож на всех сразу: вас, людей, на зверя, на птицу, на ангела. Такое вот существо. – Он засмеялся. – Давайте-ка попробуем встать.
Мы встали в кружок и крепко обнялись за плечи. Неотрывно глядя друг другу в глаза, мы начали кружиться. Мы дышали в такт, и даже сердца наши бились в унисон. Мы кружились, кружились, покуда за спиной у нас с Миной не появились призрачные крылья. Нас подняло в воздух, и кружение продолжалось без опоры, в пустоте…
А потом все вдруг кончилось, и мы опустились на пол.
– Мы вас никогда не забудем, – сказала Мина.
Скеллиг наклонился, обнял нас обоих.
И, слизнув с губ последнюю каплю соуса, произнес:
– Спасибо за двадцать семь и пятьдесят три. Спасибо, что вернули меня к жизни. А теперь вам пора домой.
Мы, пятясь, дошли до двери, открыли ее – и все не сводили с него глаз. А потом мы медленно закрывали дверь и все смотрели в щель, которая все сужалась, сужалась. И он смотрел на нас – нежно-нежно. Потом мы молча спустились по лестнице и вышли в ослепительно звездную ночь. И Шепоток за нами.
