Текст книги "Скеллиг"

Автор книги: Дэвид Алмонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 25

Ее снова опутывали трубочки и провода. Прозрачная крышка была плогно закрыта. Девочка не двигалась. Вся запеленутая, вся в белом. Виднелись только волосики, темные, пушистые, но совершенно прямые. Хотелось потрогать их, потрогать маленькую щечку. Маленькие, крепко сжатые кулачки она закинула за голову.

Мы молчали. Я прислушивался к гудению города за окном, к приглушенному больничному гулу за стенами палаты. Различал собственное дыхание и нервные испуганные вздохи сидевших рядом родителей. Они с трудом сдерживали слезы. Я же обратился в слух. Продирался сквозь все шумы и звуки, пока наконец не услышал. Она дышала еле слышно: коротко и далеко, точно из другого мира. Закрыв глаза, я продолжал слушать. Глубже, глубже. пока не расслышал биение ее сердца. И я сказал себе: я смогу се удержать. Пока я так слушаю, она будет дышать и жить.

Мы с напой шли к стоянке, и он держал меня за руку.

Возле лифта нам повстречалась та самая женщина из артритного отделения, в рамс-хо– дилке. Она пыталась отдышаться, тяжело опираясь на раму. Увидев меня, улыбнулась.

– По три круга на каждом этаже и трижды вверх-вниз на лифте, – отчиталась она. – Развалина. Совершенная развалина.

Папа захлопал глазами и приветственно закивал.

– Угораздило же! – продолжала она и поерзала внутри рамы, готовясь двигаться дальше. – Ничего, скоро потанцуем!

Она потрепала меня по руке узловатыми, бесформенными пальцами.

– Ты сегодня грустный. Друга своего навещаешь?

Я кивнул. Она улыбнулась.

– Меня скоро выпишут. И его тоже, вот увидишь. Главное – двигаться. И не терять бодрости.

И она двинулась дальше, напевая «Бог танца» себе под нос.

– Про какого друга она спрашивала? – удивился папа.

– Перепугала.

Больше он ко мне не приставал, не до того ему было.

А в машине я увидел, что по лицу его катятся слезы.

Я закрыл глаза. Вспомнил, как она дышит, как бьется сердце. И стал слушать, проращивать в себе эти звуки. Я нащупал в грудной клетке стук своего сердца и услышал рядом еще одно. Вокруг ревели и выли машины, папа хлюпал носом. А я молчал. Я хранил девочку.

Глава 26

– Вот он, – сказала Мина. – Археоптерикс. Динозавр, который умел летать.

Она положила тяжеленную энциклопедию на траву под деревом, и мы принялись рассматривать неуклюжее животное. Худож-. ник поместил его на колючую ветку. На заднем плане дымились кратеры вулканов. По каменистой равнине гуляли диплодоки и стегозавры, короче, те, кому летать было не дано.

– Принято считать, что динозавры вымерли, – сказала Мина. – Но существует другая теория, согласно которой их потомки находятся среди нас. Гнездятся на наших деревьях и чердаках. И воздух полнится их пением. Маленький археоптерикс выжил и дал начало направлению эволюции, которое привело к птицам.

Она потрогала на картинке короткие, точно обрубленные крылышки.

– Видишь? Тоже крылья и перья. Л существо– то было тяжелое, с тяжелыми костями. А погляди на этот хвост! Тяжелый, точно якорь! Они не могли легать долго, только перепархивали с дерева на дерево, со скалы на скалу-. Взвитт>ся в небеса и привольно парить научились только птицы. У этих не было пневматизации.

Я озадаченно нахмурился.

– Ты что, все забыл? Пневматизация. В птичьих костях есть заполненные воздухом полости. Это и позволяет им летать.

С дерева у нас над головой сорвался дрозд и взмыл в небо.

– Археоптерикса ты бы вряд ли смог поднять, – продолжала Мина. – Он тяжелый, как камень. Почти как те модели, которые я делаю из глины.

Я заглянул в ее темные, глубокие глаза. Они были широко распахнуты, словно она ждала, что я вот-вот что-то пойму, скажу… Я вспомнил, как держал на руках девочку. Как мы с Миной несли Скеллига. Я подумал об его крыльях и о трепещущем сердце малышки.

– Эволюции нет конца, – промолвила Мина.

И подвинулась на одеяле ко мне поближе.

– Мы должны быть готовы к новому. Возможно, нынешний облик человека скоро изменится.

Она взяла меня за руку.

– Мы – необычны, – прошептала она.

И заглянула внутрь меня.

– Скеллиг! – прошептала она. – Скеллиг! Скеллиг!

Я смотрел ей в глаза. Не мигая. Казалось, она вызывала Скеллига откуда-то из глубины моей души и тела. Мы искали друг в друге родник, из которого рождаются мечты.

И вдруг раздалось хихиканье. Смех. Мы оглянулись. Из-за отрады на нас пялились Лики и Кут.

Глава 27

– Да что с тобой? – допытывались они. – Что, черт возьми, с тобой делается?

Я был безнадежен. Не мог вести мяч. Когда мне дали навес на голову, я его попросту не достал. Когда мяч бьит под ногами, я об него споткнулся. Полетел кувырком и ободрал локоть. Меня шатало, качало, и мне было тошно итрать в футбол на улице перед домом, на глазах у Мины. Мы с Лики и Кутом гоняли мяч, а она сидела на дереве с книгой в руках и не сводила с нас глаз.

– Он же болел, – оправдывал меня Лики.

– Фигня это. И вовсе он не болел, – возразил Кут. – У него неприятности.

Он наблюдал, как я пытаюсь почеканить. Только мяч тут же ударился о коленку и отскочил в канаву.

– Давно не тренировался, – пояснил я.

– Фи-игня, – уверенно сказал он. – Еще неделю назад ты обыгрывал любого в нашей школе.

– Факт, – подтвердил Лики.

– Все она, – продолжал Кут. – Эта, на дереве. Нашел себе цыпу…

– Во-во, точно, – закивал он.

Я покачал головой и прошептал:

– Фигня.

Голос у меня дрожал, почти как коленки.

Парни заржали.

– Нашел себе цыпу, – повторил Лики.

– Лазит по веткам, как обезьяна, – сказал Кут. – И восседает там, ворона облезлая.

– Фигня, – прошептал я опять.

Я посмотрел на Лики в упор. Он же мой лучший друт, с незапамятных времен. Неужели не остановится, нс прекратит издеваться под моим строгим взглядом?

Он осклабился еще шире:

– За ручки держатся.

– И она говорит: Ах, какой ты необычный, расчудесный», – подхватил Кут.

– Заткнитесь!

Я повернулся и пошел прочь – мимо своего дома, в самый конец улицы, там свернул на тропинку, что вела к задней калитке. Они устремились за мной. Не заходя на участок, я уселся на землю возле гаража. Скорей бы они ушли. Или нет, пусть лучше останутся. И пусть я снова буду играть как прежде. Iтусть все будет как прежде.

Лики присел рядом со мной на корточки. Ему было явно не по себе.

– Сестра очень больна, – сказал я. – Всерьез. Врач говорит, что у меня нервное расстройство.

– Да, – сказал он. – Я знаю. Прост.

Кут принялся бить мячом о стенку гаража.

– Не надо, – сказал я. – Развалится.

Кут только усмехнулся.

– Подумаешь!

Он колошматил в стенку все сильнее.

– Перестань, слышишь? – Я поднялся, схватил сто за шиворот. – Прекрати!

Он захохотал мне в лицо.

– Что прекратить, Майкл? – сказал он высоким голосом, подделываясь иод девочку.

Я шваркнул его об стенку, точно мяч. И ударил кулаком не его, а рядом, по доскам.

Он подмигнул Лики.

– Видал?

Я снова ударил кулаком об стену возле самого его лица. Гараж зашатался. Кут отпрыгнул в сторону. Мы все уставились на шаткую конструкцию.

– Ну и дела! – сказал Лики.

Снова, уже сам по себе, раздался треск. Стена дроптула. И снова воцарилась тишина. Я открыл калитку, и мы бесшумно прокрались к входу в гараж Заглянули в мрачную глубь. В столбе света, падавшего через дверной проем, летали пыль и труха со стропил.

Снова раздался треск.

– Сейчас, чего доброго, рухнет, – сказал Кут.

– Я лучше позову папу.

Глава 28

Очень аккуратно, маленьким молоточком и длинными тонкими гвоздями, он прибил поперек двери несколько досок. Гараж по-прежнему сотрясался от каждого удара. Нас попросили встать поодаль. Мы отошли и притаились в зарослях. Папа откопал где-то черную блестящую краску и вывел на приколоченных досках: ОПАСНО. Потом он принес нам колы, а себе пива, и все мы уселись возле дома, глядя на гараж.

– От этих руин лучше держаться подальше, – сказал папа.

– У меня дядя строитель, – сказал Кут. – Он как раз возводит гаражи и разные другие строения.

– Угу, – папа задумчиво кивнул.

– Он бы посоветовал снести эту штуку и построить заново.

– Угу.

– Он говорит, что люди вечно цепляются за всякую рухлядь, которую стоило снести сто лет назад.

Я взглянул на гараж и представил, что его нет, что на его месте зияет пустота.

– Дядя говорит, что хорошая стройка начинается с хорошего сноса хорошей чугунной кувалдой.

Кут взболтал колу и опрокинул в себя полбанки. На край гаражной крыши слетел дрозд Сейчас будет всматриваться в садовые дебри, искать еду для своих птенчиков: жуков, червяков пожирнее.

– Ждет, чтоб мы ушли, – заметил я.

Кут поднял воображаемое ружье, понарошку прицелился в птицу.

– Попал! – Он даже дернул плечом, изобразив отдачу от выстрела.

Папа сказал Лики и Куту, что рад их видеть снова.

– Майкл у нас что-то захандрил, – добавил он. – А попинать мячик с приятелями – это прямо то, что доктор прописал.

– Только не по гаражу, – заметил Лики.

– Да уж, гараж лучше не трогать.

Мы взяли мячик и пошли через дом на улицу. Мины не было. Я заиграл получше, только то и дело поглядывал на опустевшую ветку. И представлял Мину и Скеллига там, в темном доме.

Парни опять стали перемигиваться, хихикать.

– Уже заскучал? – сказал Кут.

Я поднял глаза, криво улыбнулся. Отошел и уселся на наш забор.

– Да кто она такая, в конце-то концов? – спросил Лики.

Я пожал плечами.

– Мина.

– В какой она школе?

– Она не ходит в школу.

– Это как? – Они удивленно вылупились на меня в ожидании ответа.

– Баклуши бьет? – уточнил Кут.

– Ее мама учит.

– Во черт! – возмутился Лики. – А я думал, все должны ходить в школу.

– Даже представить трудно, – сказал Кут.

Они помолчали, все-таки пытаясь представить, каково учиться дома.

– Везет же, – выдохнул Лики.

– А друзей откуда брать? – спросил Кут. – И вообще, неужели охота торчать дома целый день!

– Они считают, что школа мешает учиться, – пояснил я. – Всех гребет под одну гребенку.

– Фигня! – возмутился Кут.

– Мы же в школе целыми днями только и делаем, что учимся, – добавил Лики.

Я пожал плечами:

– Может, и так.

– Так ты тоже школу, что ли, бросил? Из-за этой девчонки не ходишь? Хочешь, чтобы ее мамочка тебя учила?

– Конечно нет, – сказал я. – Но кое-чему они меня все-таки научат.

– Например?

– Модели делать, из глины. И про Уильяма Блсйка.

– Кто еще такой? Мясник, что ли, из лавки возле школы?

– Блейк говорит, что школа уносит радость познания. Он был художником и поэтом.

Они переглятгулись. Ухмыльнулись. В глаза мне Лики не смотрел. Я почувствовал, что краснею до самых корней волос.

– Послушайте, – сказал я решительно. – Пока я вам всего рассказать не могу. Но в мире полно настоящих чудес.

Кут вздохнул, покачал головой и принялся подкидывать мяч, ловя его меж коленок.

– Я их сам видел, – закончил я.

Лики с большим сомнением взглянул на меня.

Я представил, как веду его в дом с надписью «Опасно для жизни», как показываю ему Скеллига. Мне до смерти захотелось рассказать Лики обо всем, что мне довелось увидеть и даже потрогать.

– Вон она. Явилась не запылилась, – хмыкнул Кут.

Мы повернулись. Мина как раз карабкалась на дерево.

– Сущая обезьяна, – припечатал Лики.

Кут заржал.

– Ага! Распутин-то, похоже, нрав насчет эволюции. Ты пригласи его сюда, пускай посмотрит. Обезьяна среди нас!

Глава 29

Она смотрела на меня с ветки холодным бесстрастным взглядом. Она говорила нараспев, и в голосе ее звучала издевка:

 
Бог спас, за что ему хвала.
От школы уберег меня, как от напасти.
В шеренгу дураков вовек не встану я,
Загнать меня туда не в вашей власти.
 

– Ты ничего про это не понимаешь! Никто в школу никого не гонит. И мои друзья – не дураки.

– Ха!

– Вот тебе и ха! Ты ничего не знаешь! Считаешь себя особенной, а на самом деле ничуть не лучше других. Начиталась Уильяма Блейка, а про то, как нормальные люди живут, даже понятия не имеешь.

– Ха!

– Вот и ха!

Я глядел под ноги. Обкусывал ногти. С размаху бил ногой о забор.

– Они меня ненавидят, – сказала она. – По глазам видно. Они считают, что я тебя отнимаю. Болваны.

– Не болваны!

– Болваны! Пинают мяч, налетают друг на друга и воют, как гиены. Болваны! Гиены. И ты такой же.

– Гиены? А они думают, что ты – обезьяна.

Она вся вспыхнула, покраснела.

– Вот видишь! Что я говорила! Ничего про меня не знают, а ненавидят лютой ненавистью.

– Ты будто о них все знаешь!

– Предостаточно! Там и знать-то нечего. Гоняют мяч, дерутся и орут. Тупицы.

– Ха!

– Ха! А этот мелкий, рыжий…

– Твой Блейк тоже был мелкий и рыжий.

– А ты почем знаешь?

– Ага, считаешь, что, кроме тебя, никто ничего не знает!

– Ты не знаешь!

– Ха!

Она поджала губы. Уткнулась лбом в ствол дерева.

– Уходи! Иди домой. Играй в свой тупой футбол. А меня оставь в покое.

Я в последний раз ударил ногой по забору, развернулся и ушел. В доме папа окликнул меня откуда-то сверху. Но я прошел сквозь дом в сад, забрался там в самые дебри, уселся там и крепко зажмурился, пытаясь загнать слезы обратно.

Глава 30

Меня разбудили совы. Или звук, похожий на уханье совы. Я выглянул в окно. Над городом огромным оранжевым шаром висела луна, а на ее фоне чернели силуэты шпилей и дымоходов. Небо вокруг шара было густо-синим, а потом стущалось все больше, до черноты, и на нем сияли редкие звезды. Под окном серебрилась зелень, чуть дальше темнела громада гаража. Я поискал глазами птиц. Никого.

– Скеллиг, – прошептал я. – Скеллиг. Скеллиг.

Я клял себя на чем свет стоит: ведь теперь, чтобы попасть к Скеллигу, мт тс не обойтись без Мины.

Я снова залез под одеяло. И очутился где-то меж сном и явью. Скеллиг вошел в больничную палату, достал девочку из прозрачной коробки, повыдергивал все провода и трубки, а она потянулась, погладила ручонками его морщинистое бледное лицо и засмеялась. И он унес ее прочь и взмыл с ней в небо, в самую густую черноту. А потом они приземлились в зарослях в нашем саду, и он позвал меня:

– Майкл! Майкл!

Они стояли под окном и смеялись. Малышка подпрыгивала у него на руках. От них отступили болезни и напасти, и оба они были здоровы и веселы.

– Майкл! – звал он. – Майкл!

Глаза его сияли от счастья.

Я проснулся. И снова услышал сову. Натянув джинсы и свитер, я потихоньку спустился по лестнице и выбрался в сад. Там, разумеется, никого не было, но мне по-прежнему мерещился Сксллиг с девочкой на руках. Я вслушался в звуки города, в его тихий, мерный гул. И вышел сквозь трепещущий тенями сад на тропу за калиткой. Я направился к Мининому дому, хотя знал, что все это без толку-. Что-то метнулось мимо, возле самых моих ног.

– Шепот! Шепоток!

Кот засеменил рядом.

Калитка оказалась распахнута. Луна вскарабкалась выше и зависла прямо над головой. Сад заливался лунным светом. И там, иод над– ттисью «Опасно для жизни», меня ждала Мина. Она сидела на ступенях, уперев локти в колени и опираясь подбородком о ладони. Я нерешительно остановился. Мы взглянули друг другу в глаза.

– Почему так долго? – спросила она.

Я молчал.

– Я уже думала: придется одной ид ти.

– Мне казалось, ты этого и добиваешься.

Кот, мурлыча, потерся об ее колени.

– Майкл… – Она вздохнула.

Я растерялся. Присел возле нее на ступени.

– Я наговорила глупостей… Диких глупостей.

Я опять промолчал. В сад бесшумно слетела сова и уселась на забор. Уху-ух-ух-ух.

– Не сердись, – шепнула она. – Давай будем друзьями.

– Мы друзья.

– Друга тоже можно ненавидеть. Как ты меня сегодня.

– Ты тоже.

Вторая сова вылетела из мрака и села рядом с первой.

– Обожаю ночь, – сказала Мина. – Ночью, когда всс спят, может случиться что угодно, правда?

Я загляну л в кромешную тьму ее глаз на серебряном от лунного света лице. И знал: она приснится мне сияющей луной, и Скеллиг раскинет крылья на ее фоне.

Я придвинулся ближе и прошептал:

– Я буду твоим другом.

Она улыбнулась. И мы продолжали сидеть неподвижно, купаясь в лунном свете. Совы вскоре поднялись и скрылись в направлении города. А мы всё сидели, прислонившись к двери и глядя в небо. Я чувствовал, что засыпаю.

– Скеллиг! – опомнился я. – Скеллиг!

Мы протерли глаза, стряхивая сон.

Мина сунула ключ в замочную скважину.

Глава 31

Фонарика у нас не было. Одна надежда – на слабый свет, сочившийся сквозь щели меж оконных досок. Но, честно говоря, не было видно ни зги.

Мы держались друг за друга, а свободными руками шарили вокруг себя, пытаясь определить верный путь, но то натыкались на стены, то спотыкались о расшатанные половицы. Наконец, добрались до лестницы. Кое-как поднялись на один пролет, нащупали дверь комнаты, где накануне оставили Сксллига, приоткрыли.

– Скеллиг! Скеллиг! – звали мы шепотом.

Ответа не было.

Выставив руки вперед, мы, прежде чем еде– лать шаг, ощупывали ногой каждую пядь. Дышалось коротко и прерывисто. Сердце бухало в груди. Я таращился во тьму, пытаясь высмотреть иа полу очертания его тела, но – нет, em не было. Лишь одеяла, подушка, пластмассовая мисочка да бутылка из-под пива, шумно откатившаяся в сторону от удара моей ноги.

– Где же он? – прошептала Мина.

– Скеллиг! – звали мы. – Скеллиг! Скеллиг!

Мы вернулись к лестнице, спотыкаясь, одолели еще один пролет, пооткрывали все двери подряд, шепотом умоляя непроглядную тьму отозваться на сто раз повторенное имя, но слышали только собственное дыхание, свои неуверенные шаркающие шаги да эхо, которое возвращалось от дощатого пола и голых стен – «ллиг, ллиг»…

Мы поднялись еще выше.

И замерли, схватив друг друта за руки. Мы оба дрожали. Головы кружились от безбрежного мрака. Только лицо Мины серебристо светилось в темноте.

– Надо успокоиться, – шепнула она. – И слушать. Как мы слушали писк птенцов в гнезде.

– Давай.

– Стой смирно. Ничего не делай. И вслушивайся в самую глубину, в донышко тьмы.

Мы слушали, не расцепляя рук. Немолчный ночной гул города, скрипение старого дома, наше дыхание. Еще глубже, внутри меня, дышала сестра. И билось ее сердце. Я вздохнул с облегчением: хоть с ней все в порядке.

– Слышишь? – спросила Мина.

Я вслушался, словно последовал за ней по извилистой тропе, словно опять выискивал писк птенцов среди шелеста листвы. Звук пришел сверху: далекий, едва слышный полускрип-полусвист. Так дышал Скеллиг.

– Слышу; – прошептал я.

Мы одолели последний пролет и осторожно, с трепетом и замиранием сердца нажали ручку и открыли последнюю дверь.

Сквозь узкое, скругленное сверху окно лился лунный свет. В оконном проеме, наклонившись наружу, сидел Скеллиг. Мы видели четкий профиль его лица, сутулые плечи, сложенные за спиной крылья, а вокруг – рваные края мятой рубашки. Он, наверное, слышал, как мы вошли, но головы нс повернул. Мы, не дыша, присели на корточки у двери. Подойти ближе было страшно.

Вдруг из потока лунного света появилась сова и бесшумно опустилась на подоконник. Наклонившись вперед, она выплюнула что-то из клюва и снова унеслась прочь. Скеллиг тоже наклонился, пошарил губами и взял в рот то, что оставила птица. Тут же прилетела другая сова – или вернулась первая, – раскрыла клюв, и все повторилось вновь. Скеллиг непрерывно жевал.

– Они его кормят, – ошеломленно выдохнула Мина.

И это была чистая правда. Совы оставляли что-то на подоконнике, а Скеллиг тут же подбирал это, жевал и глотал.

Наконец он повернулся к нам. Мы не видели ни глаз, ни бледного лица, только черный силуэт на сияющем серебристом фоне. Мы с Миной сцепили руки до боли. И не решались ступить и шагу.

– Подойдите, – приказал он шепотом.

Мы стояли, как приклеенные.

– Подойдите ко мне.

Мы сошлись посередине комнаты. Он стоял очень прямо. И с виду был куда крепче, сильнее, чем прежде. Он взял Мину и меня за руки, и мы, все трое, замерли на голом дощатом полу, залитом лунным светом. Он сжимал наши руки, словно пытался успокоить. Он повернул ко мне голову, улыбнулся, и на меня повеяло птичьим кормом, всем, что натащили совы и что скопилось теперь у него в желудке. Вонью. Так пахнет изо рта у хищников: лис, волков, сов – которые питаются мясом других животных. Он стиснул мою руку еще крепче и снова улыбнулся. Он отступил вбок, и все мы повернулись, потом еще и еще, как будто начали танцевать какой-то причудливый, удивительный танец Луна поочередно выхватывала нас из тьмы – мы окунались то в свет, то во мрак, – и с каждым новым поворотом лица Мины и Скеллига все больше походили на серебряные маски. Глаза западали, глазницы зияли чернее, пронзительней. Мне вдруг захотелось вырвать руки, разорвать круг, но Скеллиг держал меня цепко.

– Не останавливайся, Майкл, – шепнул он.

Их взгляды пронзали меня насквозь.

– Не надо, – подхва тила Мина. – Не останавливайся.

И я не останавливался. И вдруг почувствовал, что улыбаюсь. Мина со Скеллигом тоже улыбались. Только что мое сердце металось в груди, теперь оно застучало мерно и ровно. И я почувствовал, что сердца Скеллига и Мины бьются в унисон с моим. И дышали мы в унисон. Мы словно слились, превратились в единое существо.

Я уже не различал голов – только огромные силуэты, то черные, то серебряные, то черные, то серебряные. ттоловиц под ногами я тоже не чуял. Только ладони, их ладони в моих, за спиной у Мины мне почудились крылья, и в тот же миг я отчетливо ощутил перья и тонкие хрупкие косточки крыльев за спиной у самого себя. Вдруг всех нас разом подняло, оторвало от пола. Мы кружили под высокими сводами чердака в старом заброшенном доме на Вороньей улице.

А потом все вдруг кончилось. Как куль я свалился на пол подле Мины. Скеллиг присел рядом на корточки, погладил нам головы.

– Теперь идите домой, – проскрипел он.

– Но как вы стали таким? – нс выдержал я.

Он прижал палец к губам.

– Совы и ангелы, – прошептал он и предупреждающе поднял руку, не давая нам заговорить снова.

– Помните эту ночь! – сказал он тихо и торжественно.

И мы тихонько ушли с чердака. Спустились по лестнице. Распахнули дверь с надписью «Опасно для жизни» и шагнули в ночь. На крыльце мы на мгновенье замерли.

– С тобой это тоже… случилось? – спросил я шепотом.

– Да. С нами со всеми.

Мы засмеялись. Я закрыл глаза. Опять попытался ощутить за спиной крылья. А потом, раскрыв глаза, попробовал увидеть крылья за спиной у Мины.

– И это будет снова, – сказала Мина. – Снова и снова. Правда?

– Да.

Мы заспешили по домам. Бежали всю дорогу, а остановившись у задней калитки, чтобы отдышаться, услышали папин голос:

– Майкл! Майкл!

Мы встали как вкопанные. А он продирался сквозь дебри нашего сада и перепугано звал:

– Майкл! Майкл!

И вдруг увидел нас, стоящих рука об руку у калитки.

– Ох, Майкл!

Он подбежал, сгреб меня в охапку.

– Мы лунатики, – сказала Мина.

– Да-да, – бормотал я ему в плечо. – Я ничего не помню. Я ходил во сне. Мы лу^натики.