Текст книги "Сотрудник агентства "Континенталь""
Автор книги: Дэшилл Хэммет
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 71 (всего у книги 76 страниц)
Арония Холдорн, я слышал, увезла его на один из островов в заливе Пьюджет-Саунд.
На процессе она давала показания как свидетель, не как подсудимая. Попытка Джозефа и Фицстивена убить ее сослужила Аронии добрую службу.
Миссис Финк мы так и не нашли.
За увечья, нанесенные Фицстивену, Тома Финка отправили в Сан-Квентин на срок от пяти до пятнадцати лет. Зла друг на друга они с писателем, казалось, не держали и при даче свидетельских показаний один другого выгораживали. Финк сказал, что мстил за смерть пасынка, правда, никто ему не поверил. Он просто боялся бурной деятельности Фицстивена и хотел, пока не поздно, ее остановить.
Выйдя после ареста из тюрьмы, Финк заметил, что Мики Лайнен за ним следит, испугался, но придумал, как обернуть эту слежку себе на пользу. Вечером он выскользнул из гостиницы через черный ход, достал необходимые материалы и всю ночь провозился над бомбой. В Кесаду он приехал якобы для того, чтобы сообщить о пасынке. Бомба была маленькая, из алюминиевой мыльницы, завернутой в белую бумагу. Передать ее незаметно от меня во время рукопожатия, а Фицстивену спрятать – не составило труда. Фицстивен решил, что это какая-то важная посылка от Аронии. Не взять ее он не мог, иначе привлек бы мое внимание и выдал свою связь с Храмом. Поэтому он спрятал посылку, а когда мы с Финком вышли в коридор, открыл – и очнулся только в больнице. Самому Финку опасаться было нечего: Мики не мог не подтвердить, что следил за ним от самой тюрьмы, а во время взрыва рядом находился я.
Фицстивен заявил, что рассказ Алисы Леггет про гибель Лили – сплошная чушь: она убила сестру сама, а врала, чтобы напакостить Габриэле. И хотя никаких доказательств он привести не мог, все, включая Габриэлу, с готовностью ему поверили. Меня было взял соблазн запросить нашего агента в Париже о подробностях этой истории, но я удержался. Дело касалось лишь Габриэлы, а она была сыта и тем, что уже удалось раскопать.
Заботились о ней теперь Коллинсоны. Они прибыли в Кесаду, как только прочли экстренные выпуски с обвинениями против Фицстивена. Признаться в том, что они ее подозревали в убийстве, им не пришлось, да и вообще никаких трудностей не возникло: когда Эндрюс сдал завещательные документы и на его место был нанят другой адвокат – Уолтер Филдинг, Коллинсоны по праву ближайших родственников просто взяли Габриэлу на попечение.
Два месяца в горах закрепили мое лечение, и в Сан-Франциско она вернулась совершенно изменившейся. Не только внешне.
– Не могу представить, что все это со мной действительно произошло, – сказала она мне, когда мы обедали с Лоренсом Коллинсоном в перерыве между утренним и вечерним заседаниями суда. – Возможно, событий было столько, что я стала бессердечной. Как вы думаете?
– Нет. Вы ведь почти все время ходили под морфием. Помните? Это вас и спасло. Притупило чувства. Не употребляйте больше наркотиков, и прошедшее останется лишь смутным сном. Но если захочется живо и ярко все вспомнить – что ж, стоит только принять...
– Нет, никогда! Хватит! – сказала она. – Не приму, даже если лишу вас удовольствия снова меня лечить... Он прямо-таки наслаждался, – обернулась она к Лоренсу, – проклинал меня, насмехался, чем только не грозил, а в конце, по-моему, даже пытался соблазнить. И если я вас временами шокирую, то надо винить его: он оказал на меня дурное влияние.
Она, судя по всему, действительно оправилась.
Лоренс засмеялся вместе с нами, но глаза у него остались холодными. Кажется, он считал, что я в самом деле оказал на нее дурное влияние.
Липучка для мух
«Fly Paper». Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в августе 1929 года. Переводчик В. Голышев.
Обычная история с непутевой дочерью.
Хамблтоны были состоятельной и довольно известной нью-йоркской фамилией уже в нескольких поколениях. В родословной ничто не предвещало появления Сю, самой младшей представительницы. Из детского возраста она вышла с заскоком невзлюбила чистенькую жизнь и полюбила грубую. В 1926-м, когда ей исполнился 21 год, она определенно предпочла Десятую авеню Пятой и Хайми-Клепача достопочтенному Сесилю Виндоуну, который сделал ей предложение.
Хамблтоны пытались образумить дочь, но поздно. Она была совершеннолетней. Наконец она послала их к черту, ушла из дому, и ничего с ней поделать они не могли. Её отец, майор Хамблтон, оставил все надежды спасти дочь, но желал по возможности уберечь ее от несчастий. Поэтому он пришел в нью-йоркское отделение сыскного агентства «Континенталь» и попросил, чтобы за ней присматривали.
Хайми-Клепач, филадельфийский рэкетир, после размолвки с партнерами подался на Север, в большой город, имея при себе автомат Томпсона, обернутый клеенкой в синюю клеточку. Для работы с автоматом Нью-Йорк оказался не таким удобным полем, как Филадельфия. «Томпсон» пылился целый год, между тем как Хайми добывал пропитание автоматическим пистолетом, взимая дань с игорных притонов в Гарлеме.
Через три или четыре месяца после того, как Сю зажила с ним, Хайми завязал как будто бы многообещающее знакомство с авангардным отрядом чикагцев, прибывших в Нью-Йорк для того, чтобы организовать город на западный манер. Но чикагцам Хайми был не нужен, им был нужен «томпсон». Когда он предъявил им автомат как доказательство своей ценности для коллектива, они настреляли дырок у него в голове и ушли с «Томпсоном».
Сю Хамблтон похоронила Хайми и недели две прожила в одиночестве, заложив кольцо, чтобы есть, а потом устроилась старшей официанткой в нелегальную пивную грека Вассоса.
Одним из посетителей пивной был Бейб Макклур, сто десять килограммов крепких ирландо-шотландо-индейских мускулов, черноволосый, смуглый, голубоглазый гигант, отдыхавший после пятнадцатилетнего срока в Левенворте, который он отбывал за то, что разорил почти все мелкие почтовые отделения от Нью-Орлеана до Омахи. На отдыхе, чтобы не остаться без спиртного, Бейб собирал деньги с прохожих на темных улицах.
Бейбу нравилась Сю. Вассосу нравилась Сю. Сю нравился Бейб. Вассосу это не нравилось. Ревность притупила в греке здравомыслие. Однажды вечером, когда Бейб хотел войти в пивную, Вассос ему не отпер. Бейб вошел, внеся с собой куски двери. Вассос вынул револьвер, но напрасно пытался стряхнуть со своей руки Сю. Он прекратил попытки, когда Бейб ударил его тем куском двери, на котором была медная ручка. Бейб и Сю ушли от Вассоса вместе.
До сих пор нью-йоркское отделение агентства не теряло из виду Сю. Постоянного наблюдения за ней не было. Этого не хотел ее отец. Раз в неделю посылали человека убедиться, что она еще жива, выведать о ней сколько можно у знакомых и соседей, но так, конечно, чтобы не узнала она. Все это было довольно просто, но, когда Бейб разгромил кабак, они исчезли из поля зрения.
Перевернув сперва вверх дном весь город, нью-йоркская контора разослала по всем отделениям «Континентала» бюллетень со сведениями, изложенными выше, а также фотографиями и словесными портретами Сю и ее нового милого. Это было в конце 1927 года.
У нас на руках было достаточно фотографий, и в течение нескольких месяцев все, у кого выдавалось свободное время, бродили по Сан-Франциско и Окленду в поисках пропавшей парочки. Мы их не нашли. Агентам в других городах повезло не больше.
Потом, примерно через год, из нью-йоркской контры пришла телеграмма. В расшифрованном виде она гласила:
«Сегодня майор Хамблтон получил телеграмму дочери из Сан-Франциско цитируем Пожалуйста вышли мне телеграфом тысячу долларов адресу Эддис-стрит 601 квартира 206 тчк Если позволишь вернусь домой тчк Пожалуйста сообщи могу ли вернуться но пожалуйста вышли деньги любом случае конец цитаты Хамблтон уполномочивает немедленно выплатить ей деньги тчк Отрядите опытного агента вручить деньги и организовать ее возвращение домой тчк Возможности пошлите агентов мужчину и женщину сопровождать ее сюда тчк Хамблтон телеграфирует ей тчк Немедленно доложите телеграфом».
Старик вручил мне телеграмму и чек со словами:
– Вы знакомы с ситуацией. Вы знаете, как распорядиться.
Я сделал вид, что согласен с ним, пошел в банк, обменял чек на пачку купюр разного достоинства, сел в трамвай и вышел у Эддис-стрит, 601, довольно большого дома на углу.
В вестибюле на почтовом ящике квартиры 206 значилось:
Дж. М. Уэйлс.
Я нажал кнопку 206-й. Замок на двери зажжужал и отперся, я вошел в дом и, миновав лифт, поднялся по лестнице на второй этаж. Квартира 206 была рядом с лестницей.
Мне открыл высокий, стройный человек лет тридцати с небольшим, в опрятном темном костюме. У него были узкие темные глаза и длинное бледное лицо. В темных, гладко зачесанных волосах блестела седина.
– К мисс Хамблтон, – сказал я.
– Э... у вас что к ней? – Голос звучал ровно, но не настолько ровно, чтобы быть неприятным.
– Хотел бы ее видеть.
Веки у него чуть-чуть опустились, а брови чуть-чуть сошлись. Он спросил:
– Это?.. – и смолк, внимательно глядя на меня.
Я не поддержал разговор. Наконец он закончил вопрос:
– По поводу телеграммы?
– Да.
Длинное лицо сразу просветлело. Он спросил:
– Вы от ее отца?
– Да.
Он отступил, широко распахнул дверь.
– Заходите. Телеграмму от мистера Хамблтона ей принесли несколько минут назад. Там сказано, что кто-то зайдет.
Мы прошли по коридорчику в солнечную комнату; обставленную дешево, но чистую и опрятную.
– Присаживайтесь, – сказал мужчина, показав на коричневую качалку.
Я сел. Он опустился на обитый джутом диван, лицом ко мне. Я окинул взглядом комнату. Никаких признаков того, что здесь живет женщина, не обнаружил.
Он потер длинную переносицу длинным пальцем и медленно спросил:
– Вы принесли деньги?
Я ответил, что мне больше хочется поговорить с ней. Он посмотрел на палец, которым тер нос, потом на меня и без нажима произнес:
– Но я ее друг.
– Да, – сказал я на это.
– Да, – повторил он. Потом нахмурился и слегка растянул тонкогубый рот. – Я только спросил, принесли ли вы деньги.
Я ничего не ответил.
– Дело вот в чем, начал он рассудительно, если вы принесли деньги, она рассчитывает, что вы их передадите ей лично. Если вы не принесли деньги, то она не хочет с вами встречаться. Не думаю, что в этом ее можно будет переубедить. Вот почему я спросил, принесли ли вы.
– Принес.
Он посмотрел на меня с сомнением. Я показал ему деньги, взятые в банке. Он живо вскочил с дивана.
– Приведу ее через две минуты, – бросил он, когда длинные ноги уже несли его к двери. У двери он остановился и спросил: – Вы с ней знакомы? Или надо чем-нибудь удостоверить ее личность?
– Так будет лучше, – ответил я.
Он вышел, не закрыв за собой дверь в коридор.
Через пять минут он вернулся со стройной двадцатитрехлетней блондинкой в светло-зеленом платье. Дряблость маленького рта и припухлости под голубыми глазами были еще не настолько выражены, чтобы сильно повредить ее красоте.
Я встал.
– Это мисс Хамблтон, – сказал он.
Она бросила на меня взгляд и снова потупилась, продолжая нервно теребить ремень сумочки.
– Вы можете удостоверить свою личность? – спросил я.
– Конечно, – сказал мужчина. – Покажи их, Сю.
Она открыла сумочку, вынула какие-то бумаги и предметы и протянула мне.
Я взял их, а мужчина сказал:
– Садитесь, садитесь.
Они сели на диван. Я опять опустился в качалку и стал рассматривать то, что она мне дала. Там были два письма, адресованные Сю Хамблтон на эту квартиру, телеграмма отца с приглашением вернуться домой, две квитанции из универмага, водительские права и банковская книжка с остатком меньше десяти долларов.
Пока я рассматривал эти вещи, девушка справилась со смущением. Она смотрела на меня спокойно, так же как ее сосед. Я пошарил в кармане, нашел фотографию, присланную нам из Нью-Йорка в начале розыска, и перевел взгляд с нее на лицо девушки.
– Ротик у вас мог и съежиться, – сказал я, – но вот нос почему так вырос?
– Если вам не нравится мой нос, – ответила она, – так не пойти ли вам к черту?
Лицо у нее покраснело.
– Не в том дело. Нос красивый, но это не нос Сю. – Я протянул ей фотографию. – Сами посмотрите.
Она со злобой посмотрела на фотографию потом на соседа.
– О, ты и ловкач, – сказала она ему.
Он глядел на меня прищурясь, в темных щелочках глаз затаился дрожащий блеск. Не отводя от меня взгляда и скривив в ее сторону рот, он процедил:
– Затихни.
Она затихла. Он сидел и глядел на меня. Я сидел и глядел на него. Часы у меня отстукивали секунды. Взгляд его поменял направление: с одного моего глаза переместился на другой. Девушка вздохнула. Тихим голосом он произнес:
– Ну?
Я сказал:
– Вы вляпались. – И что вы из этого соорудите? – небрежно спросил он.
– Сговор с целью обмана.
Девушка вскочила, стукнула его по плечу тыльной стороной руки и закричала:
– Ну, ты ловкач, ничего себе кашу заварил! «Пара пустяков» ага! «Проще пареной репы» ага! И в чем ты сидишь теперь? Ты даже этого боишься послать к черту. – Она круто повернулась, придвинула ко мне красное лицо я по-прежнему сидел в качалке и зарычала: – Ну, а вы чего ждете? Когда вас поцелуют и скажут «до свиданья»? Мы вам что-нибудь должны? Мы ваши паршивые деньги взяли? Ну и вытряхивайся. Проваливай. Дыши воздухом.
– Легче, сестренка, – буркнул я. – Что-нибудь сломаешь.
Мужчина сказал:
– Кончай разоряться, Пегги, дай другим сказать.
Он обратился ко мне:
– Ну так что вам надо?
– Как вы в это ввязались? – спросил я.
Он заговорил охотно, торопливо:
– Один малый, Кении, дал мне эти бумажки, рассказал про Сю Хамблтон, про ее богатого папашу. Я решил потрогать их за карман. Подумал, что папаша либо с ходу пошлет деньги телеграфом, либо вообще не пошлет. Этот номер с посыльным мне не пришел в голову. Когда он дал телеграмму, что посылает к ней человека, надо было когти рвать.
Но обидно! Человек несет мне косую. Такая удача и даже попытки не сделать? Я подумал, что все-таки можно попробовать, и позвал Пегги подставить вместо Сю. Если человек придет сегодня, значит, он точно здешний, а не с Востока и в лицо Сю не знает, а только по описанию. Как Кении ее описывал, Пегги вроде бы могла за нее сойти. Я чего не понимаю как вы добыли фотографию? Ведь я только вчера отбил папаше телеграмму. Ну, и вчера же отправил Сю пару писем на этот адрес, чтобы вместе с другими бумажками по ним удостоверить ее личность, когда будем брать деньги на телеграфе.
– Адрес папаши вам Кении дал?
– Ну а кто же.
– И адрес Сю?
– Нет.
– Как Кении раздобыл ее документы?
– Он не говорил.
– Где сейчас Кении?
– Не знаю. Он собирался на Восток, там затевалось какое-то дело, ему некогда было возиться с этим. Поэтому и передал мне.
– Не мелочится Кенни, сказал я. А вы Сю Хамблтон знаете?
– Нет, убежденно. Я и услышал-то о ней только от Кенни.
– Не нравится мне этот Кенни, – сказал я, – хотя без него в вашей истории есть неплохие места. Можете рассказать еще раз, только без него?
Он медленно помотал головой и сказал:
– Получится не так, как было на самом деле.
– Жаль. Сговор с целью обмана меня не так волнует, как местонахождение Сю. Мы могли бы с вами сторговаться.
Он опять помотал головой, но в глазах у него появилась задумчивость, и нижняя губа чуть налезла на верхнюю.
Девушка отступила, чтобы видеть нас обоих во время разговора, и, пока мы обменивались репликами, поворачивалась то ко мне, то к нему, причем на лице ее было написано, что мы оба ей не нравимся. Потом она остановила взгляд на Уэйлсе, и глаза ее снова стали сердитыми.
Я поднялся:
– Воля ваша. Стойте на своем, но тогда я заберу вас обоих.
Он улыбнулся, поджав губы, и тоже поднялся. Девушка встала между нами, лицом к нему.
– Нашел время вола вертеть, – зашипела она. – Признавайся, недотепа, или я расскажу. Спятил, что ли, думаешь, я с тобой хочу загреметь?
– Заткнись, – буркнул он.
– Заткни меня! – завизжала она.
Он попытался обеими руками. Из-за ее спины я поймал одно его запястье, а другую руку отбил вверх.
Девушка выскользнула в сторону, спряталась за меня и закричала:
– Джо ее знает. Она сама дала ему бумаги. Она в «Сент-Мартине» на О'Фаррел-стрит с Бейбом Макклуром.
Пока я это слушал, мне пришлось убрать голову от его правого кулака, потом завернуть ему левую руку за спину, подставить бедро под удар его колена и наконец обхватить снизу ладонью его подбородок. Я приготовился уже дернуть подбородок вбок, но тут он перестал бороться и прохрипел:
– Дайте сказать.
– Ну, начали, – согласился я и, отпустив его, сделал шаг назад.
Он потер запястье и злобно посмотрел на девушку. Он обозвал ее четыре раза, причем самым мягким было: «тупица», и сказал ей:
– Он на понт брал. Никуда он нас не заберет или думаешь папаша Хамблтон так хочет попасть в газеты?
Догадка была неплохая.
Он снова сел на диван, потирая запястье. Девушка продолжала стоять в другом конце комнаты и смеялась над ним, стиснув зубы. Я сказал:
– Ну ладно, рассказывайте, любой из вас.
– Да вы уже все знаете, – проворчал он. – Бумаги я увел на прошлой неделе, когда зашел к Бейбу, я слышал ее историю, деньги сами идут в руки, противно упускать.
– А что теперь Бейб поделывает? – спросил я. – Все по медведям ударяет?
– Не знаю.
– Ну да, не знаете.
– Правда, – настаивал он. – Если вы знакомы с Бейбом, то не мне вам говорить: про его дела из него ничего не вытянешь.
– Сю и он давно тут?
– Шесть месяцев это сколько мне известно.
– С кем он работает?
– Не знаю. Если он с кем работает, так на улице его находит, на улице оставляет.
– Деньги у него водятся?
– Не знаю. Еда и выпивка в доме всегда есть.
После получаса таких расспросов я убедился, что ничего существенного о моей парочке больше не выясню.
Я пошел к телефону в коридоре и позвонил в агентство. Телефонист сказал мне, что Макман в комнате оперативников. Я попросил прислать его сюда. Когда я вернулся, Джо и Пегги отодвинулись друг от друга.
Не прошло и десяти минут, как явился Макман. Я провел его в комнату и сказал:
– Этот человек утверждает, что его зовут Джо Уэйлс, а девушка по-видимому, Пегги Кэррол, живет над ним в квартире четыреста двадцать первой. Они попались на сговоре с целью обмана, но я заключил с ними сделку. Сейчас мне надо пойти и проверить ее. Оставайся с ними в этой комнате. Никто не входит и не выходит, никто, кроме тебя, не подходит к телефону. За окном пожарная лестница. Окно сейчас заперто. Я бы его не отпирал. Если выяснится, что он меня не обманывает, мы их отпустим; а если станут тут фокусничать без меня, имеешь все основания бить их сколько влезет.
Макман кивнул крепкой круглой головой и поставил себе стул между ними и дверью. Я взял шляпу. Джо Уэйлс окликнул меня:
– Эй, вы меня Бейбу не выдавайте, ладно? Это входит в сделку?
– Не выдам, если не будет необходимости.
– А то уж лучше срок, сказал он. В тюрьме безопасней.
– Я позабочусь о вас, насколько это от меня зависит. Но вам придется принять то, что выпадет.
По дороге к «Сен-Мартину» до дома было всего пять-шесть кварталов я решил представиться Макклуру и девушке так: я агент «Континентала», а Бейб заподозрен в том, что на прошлой неделе участвовал в ограблении банка в Аламейде. Он не участвовал если банковские служащие хотя бы наполовину правильно описали налетчиков, так что мои подозрения не должны сильно напугать его. Оправдываясь, он, возможно, сообщит мне что-нибудь полезное. Но главное, конечно, я хотел взглянуть на девушку и доложить отцу, что я ее видел. Скорее всего она и Бейб не знают, что отец старается не упускать ее из виду. Бейб уголовник. Нет ничего противоестественного в том, чтобы к нему наведался сыщик и попробовал припутать его к какому-нибудь делу.
«Сен-Мартин», маленький трехэтажный кирпичный дом, стоял между двумя гостиницами повыше. В вестибюле я прочел: 313, Р. К. Макклур, как и сказали мне Уэйлс с Пегги.
Я нажал кнопку звонка. Никакого результата. Еще четыре раза никакого. Я нажал кнопку с надписью: Смотритель.
Замок щелкнул. Я вошел. В двери квартиры рядом с входом стояла мясистая женщина в мятом ситцевом платье в розовую полоску.
– Макклуры здесь живут? – спросил я.
– В триста тринадцатой.
– Давно здесь поселились?
Она поджала толстые губы, пристально посмотрела на меня, помялась, но все-таки ответила:
– В июне.
– Что вы о них знаете?
Она не захотела отвечать только подняла брови и подбородок.
Я протянул ей визитную карточку. Это было безопасно, поскольку не противоречило тому, что я собирался говорить наверху.
Когда она подняла глаза от карточки, лицо ее просто горело любопытством.
– Заходите сюда, сказала она хриплым шепотом, пятясь в дверь.
Я вошел за ней в квартиру. Мы сели на диван, и она прошептала:
– А что у них?
– Может быть, ничего. – Подыгрывая ей, я тоже заговорил театральным шепотом. – Он взломщик сейфов и сидел в тюрьме. Я навожу о нем справки есть подозрение, что он замешан в одном недавнем деле. Но определенно ничего не знаю. Вполне допускаю, что он исправился. Я вынул из кармана фотокарточку анфас и в профиль, снятую в Левенворте. Это он?
Она схватила ее с жадностью, кивнула и сказала:
– Да, он самый. – Потом перевернула карточку, прочла приметы на обороте и повторила: – Да, он самый.
– Он здесь с женой?
Она энергично закивала.
– Жену я не знаю. Как она выглядит?
Она описала женщину это вполне могла быть Сю Хамблтон. Фотографию Сю я не мог показать; если бы Макклур узнал об этом, моя легенда лопнула бы.
Я спросил смотрительницу, что она знает о Макклурах. Знала она не слишком много: за квартиру платят вовремя, уходят и приходят когда попало, случаются пьянки, часто ссорятся.
– Как думаете, они дома? Я звонил, но без толку.
– Не знаю, – прошептала она. – Не видела их с позапрошлого вечера, они тогда дрались.
– Сильно дрались?
– Да ненамного сильней обыкновенного.
– Можете узнать, дома ли они?
Она посмотрела на меня искоса.
– Никаких неприятностей из-за меня не будет, успокоил я. Но если они удрали, мне не мешает об этом знать, да и вам, наверное, тоже.
– Ладно, посмотрю. – Она встала и похлопала себя по карману; там звякнули ключи. – Подождите здесь.
– Я поднимусь с вами до третьего этажа, где-нибудь там за углом подожду.
– Ладно, – с неохотой согласилась она.
На третьем этаже я остался стоять у лифта. Она скрылась за углом темноватого коридора, и вскоре я услышал приглушенный звонок. Потом второй, третий. Я услышал, как звякнули ее ключи и один из них скрежетнул в замке. Замок щелкнул. Я услышал, как она повернула дверную ручку.
Тишину, последовавшую за этим, разорвал крик, которому, казалось, тесно в коридоре.
Я бросился к углу, увидел за поворотом открытую дверь, вошел туда и захлопнул дверь за собой.
Крик смолк.
Я стоял в маленькой темной передней с тремя дверями, не считая той, в которую вошел. Одна дверь была закрыта. Другая, в ванную, отворена. Я распахнул третью.
Прямо за порогом стояла толстая смотрительница, заслоняя все своей круглой спиной. Я протиснулся мимо нее и увидел то, на что она смотрела. Поперек кровати лежала Сю Хамблтон в бледно-желтой пижаме, отороченной черным кружевом. Она лежала навзничь. Руки были вытянуты над головой. Одна нога подвернута, другая, вытянутая, доставала голой ступней до полу. Эта голая нога была белее, чем следовало быть живой ноге. Лицо было таким же белым, как нога, если не считать багровой припухлости между правой бровью и правой скулой да темных кровоподтеков на горле.
– Звоните в полицию, – сказал я женщине и принялся шарить в углах, шкафах и ящиках.
В агентство я вернулся к концу дня. Я попросил посмотреть в картотеке, есть ли у нас что-нибудь на Джо Уэйлса и Пегги Кэррол, а сам пошел в кабинет К Старику.
Я застал его за чтением отчетов; он кивком предложил мне сесть и спросил:
– Вы видели ее?
– Да. Она умерла.
Старик сказал: «Подумайте-ка», словно ему сообщили, что на улице дождь, и с вежливой внимательной улыбкой выслушал всю мою повесть от того момента, когда я позвонил в дверь Уэйлса и до того, когда вслед за толстой смотрительницей увидел мертвую девушку.
– Ее били на лице и горле кровоподтеки, закончил я. – Но умерла она не от этого.
– Вы думаете, ее убили? – спросил он все с той же кроткой улыбкой.
– Не знаю. Доктор Джордан полагает, что причиной мог быть мышьяк. Сейчас он занимается анализами. Странную вещь мы нашли в квартире. Какие-то листы толстой серой бумаги, заложены в книгу «Граф Монте-Кристо», а книга завернута в месячной давности газету и заткнута за плиту.
– А, мышьяковая бумага от мух, – пробормотал Старик. – Фокус Мейбрика-Седдонса. Если размочить в воде, в раствор переходит четыре-шесть гран мышьяка достаточно, чтобы отравить двоих.
Я кивнул.
– Да, мне довелось столкнуться с этим в шестнадцатом году в Луисвилле. Мулатка-уборщица видела, как Макклур вышел вчера в половине десятого утра. Возможно, девушка умерла до этого. С тех пор его никто не видел. Утром же, но раньше, в соседней квартире слышали их голоса, ее стоны. Но там дрались так часто, что соседи не придали этому значения. Управляющая говорит, что они дрались накануне вечером. Полиция разыскивает его.
– Вы сказали полицейским, кто она такая?
– Нет. И как нам с этим быть? Мы не можем рассказать им об Уэйлсе, не рассказав обо всем остальном.
– Боюсь, что нам не избежать огласки, – задумчиво сказал Старик. – Я дам телеграмму в Нью-Йорк.
Я вышел из кабинета. В архиве служащий дал мне две газетные вырезки. Из первой явствовало, что пятнадцать месяцев назад Джозеф Уэйлс, он же Святой Джо, был арестован по жалобе фермера Туми, у которого Уэйлс с тремя сообщниками выманил две с половиной тысячи долларов якобы «на предприятие». Во второй вырезке говорилось, что дело было закрыто из-за неявки Туми в суд его, как водится, умиротворили, вернув деньги частично или целиком. Вот и все, что было в картотеке на Уэйлса, а на Пегги Кэррол ничего не было.
Я вернулся к Уэйлсу на квартиру, и мне открыл Макман.
– Какие дела? – спросил я.
– Никаких только скулят все время.
Подошел Уэйлс и нетерпеливо спросил:
– Ну, убедились?
Девушка стояла у окна и смотрела на меня настороженно.
Я ничего не ответил.
– Нашли ее? – нахмурясь спросил Уэйлс. – Там, где я сказал?
– Ну да.
– Тогда все? – Морщины у него на лбу разгладились. – Нас с Пегги отпускают или?.. – Он осекся, облизнул нижнюю губу, взялся за подбородок и резко спросил: – Вы меня не продали?
Я помотал головой.
Он отнял руку от подбородка и раздраженно спросил:
– Так в чем же дело? Чего это у вас такое лицо?
Девушка с досадой бросила ему в спину:
– Я так и знала, что ни черта хорошего не выйдет. Я знала, что нам теперь не выпутаться. Ну и ловкач же ты!
– Уведи Пегги на кухню и закрой обе двери, сказал я Макману. Сейчас мы все с Святым Джо поговорим по душам.
Девушка ушла охотно, но когда Макман закрывал дверь, она высунула голову и сказала Уэйлсу:
– Желаю, чтобы он тебе нос разбил, если начнешь крутить.
Макман затворил дверь.
– Кажется, ваша приятельница считает, что вам кое о чем известно.
Уэйлс угрюмо оглянулся на дверь и проворчал:
– От нее помощи, как от сломанной ноги. – Он повернулся ко мне, придав лицу искреннее и дружелюбное выражение. – Чего вы хотите? Я вам все объяснил начистоту. В чем же теперь дело?
– А вы как думаете?
Он втянул губы.
– Зачем вы мне загадки задаете? – спросил он. – Ведь я хочу с вами по честному. Но что мне делать, если вы не говорите, чего вам надо? Не могу же я знать, какие у вас мысли.
– Узнали бы очень обрадовались.
Он устало покачал головой, отошел к дивану и сел, нагнувшись вперед и зажав ладони между коленями.
– Ну ладно, – вздохнул он. – Можете не торопиться спрашивать. Я подожду.
Я подошел и встал над Уэйлсом. Я взял его пальцами за подбородок, поднял ему голову и наклонился нос к носу.
– Вот в чем твоя промашка, Джо: ты послал телеграмму сразу после убийства.
– Он умер? – Слова эти вырвались так быстро, что даже глаза у него не успели расшириться и округлиться.
Вопрос сбил меня с толку. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поднять брови, а когда я заговорил, собственная интонация показалась мне неестественно спокойной:
– Кто умер?
– Кто? Почем я знаю? Вы про кого говорите?
– Про кого я, по-твоему, говорю?
– Почем я знаю? Да ладно! Про старика Хамблтона, ее папашу.
– Верно, – сказал я и отпустил его подбородок.
– Его убили, вы говорите?
Хотя я убрал руку, лицо Уэйлса не сдвинулось ни на миллиметр. Как?
– Мышьяковой бумагой от мух.
– Мышьяковой бумагой от мух. Лицо у него стало задумчивым. Странный способ.
– Да, очень странный. Ты бы куда пошел, если бы захотел ее купить?
– Купить? Не знаю. С детства ее не видел. Да никто ей не пользуется у нас в Сан-Франциско. Тут и мух-то мало.
– Вот же купил кто-то, сказал я. Для Сю.
– Сю? – Он вздрогнул так, что под ним скрипнул диван.
– Ну да. Отравили вчера утром мухомором.
– Обоих? – спросил он, словно не веря своим ушам.
– Кого и кого?
– А? Ее и отца.
– Ну да.
Он опустил подбородок на грудь и потер одну руку другой.
– Тогда мне крышка, медленно произнес он.
– Она, – весело согласился я. – Хочешь вылезти из-под нее? Говори.
– Дайте подумать.
Я ждал, и, пока Уэйлс раздумывал, я прислушивался к тиканью часов. От раздумья на его сером лице выступили капли пота. Наконец он выпрямился и вытер лицо ворсистым пестрым платком.
– Ладно, скажу. Делать нечего. Сю собиралась свалить от Бейба. Мы с ней собирались уехать. Она... Вот, я вам покажу.
Он сунул руку в карман и вытащил сложенный листок плотной бумаги. Я взял его и прочел:
Милый Джо,
я этого долго не вынесу в общем, нам надо поскорее
бежать. Сегодня вечером Бейб меня опять избил.
Если ты любишь меня, пожалуйста, давай поскорее.
Сю
Почерк был женский, нервный, угловатые буквы теснились и вытягивались вверх.
– Поэтому я и хотел плешь потереть Хамблтону, – сказал он. – У меня третий месяц сквозняк в кармане, а вчера получаю это письмо надо где-то деньги брать, чтобы увезти ее. Она бы из отца тянуть не захотела я и решил все сделать по-тихому.
– Когда ты видел ее в последний раз?
– Позавчера, в тот день, когда она это письмо написала. Только я ее не видел она была здесь, а писала она ночью.
– Бейб догадывался, что вы затеваете?
– Мы думали, что нет. Он всю, дорогу ревновал ее, по делу и не по делу.
– Так были у него основания?
Уэйлс посмотрел мне в глаза и сказал:
– Сю была хорошая девочка.
– Н-да, и ее убили.
Он молчал. На улице смеркалось. Я отошел к двери и нажал выключатель. При этом я не спускал глаз со Святого Джо.
Только я отнял палец от выключателя, как что-то звякнуло в окне. Звук был громкий, – резкий.
Я посмотрел на окно. За окном, согнувшись на пожарной лестнице, стоял человек и заглядывал в комнату сквозь стекло и тюлевую занавеску. Смуглый человек с грубыми чертами лица и размеры его говорили о том, что это Бейб Макклур. В стекло перед ним упиралось дуло черного автоматического пистолета. Он постучал им по стеклу, чтобы привлечь наше внимание.