Текст книги "Девственная земля"

Автор книги: Дервла Мэрфи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Через полчаса я устроилась в запущенном, но, по восточным масштабам, безумно дорогом отеле. Стоимость огромного грязного номера с дощатой кроватью, постелью и насекомыми, без завтрака составляет один фунт стерлингов в сутки. Грязь меня не пугает, поскольку мне приходилось жить и в худших условиях, но дороговизна весьма волнует. Остается надеяться, что это не показатель стоимости жизни в Непале вообще.

Глава 2
КАТМАНДУ

3 мая. Катманду.

Вчерашний день начался с приятных новостей: после завтрака я узнала, что Зигрид Арндт, моя приятельница из Швейцарии, с которой мы работали в Индии, теперь здесь. Прошлым вечером она любезно пригласила меня остановиться в ее доме в Джавалкхеле, около Патана, до 12 мая, то есть до моего отъезда в Покхару.

Зигрид предпочитает жить с разумным приближением к непальским условиям и доказала, что в этой стране можно создать уютный дом, если творчески использовать местные традиции. Она снимает две комнаты в трехэтажном кирпичном доме. В простой гостиной, где я сейчас сижу, низкий черный потолок с голыми балками, побеленные стены и бледно-золотистая циновка. Все в комнате красиво и все непальское, включая четырехмесячного серебристо-черного щенка-дворняжку. Его зовут Пучхре – по-непальски «Хвостатый». У пса прелестный характер, и вдобавок он гораздо красивее, чем многие изнеженные породистые собаки. Семейство дополняет Донбахадур, слуга-невар. Он появляется каждый день. Слуга экономно закупает продукты на базаре и вкусно готовит. Донбахадур отличается веселым характером, кристальной честностью и внушающей благоговейный страх способностью объясняться, мешая немецкие и английские слова. Чувствуется, что он одобряет восхищение Зигрид всем непальским.

В доме есть маленькая ванная комната с холодной водой, но без ванны, и еще меньших размеров кухонька, расположенная сразу же за гостиной, а за ней узкая деревянная лестница, ведущая в спальню Зигрид. В большом запущенном саду в одном углу растут два огромных дерева, а в другом стоит глинобитная печка. Сейчас Донбахадур печет в ней изумительно вкусный хлеб – его вклад в превосходную организацию жизни дома. За высокой трехметровой стеной, окружающей сад, тянется извилистая, ухабистая и пыльная дорога, которая является одной из основных дорог между Катманду и Патаном. В это время года над садом висит облако желтой удушливой пыли, сквозь которое виднеются крыши автобусов. Медленно кренясь, проплывают они мимо, словно корабли в бурном море.

Сегодня ночью с благословения Зигрид Пучхре и я вместе свернемся калачиком на тибетском ковре. Не так уж часто встречается хозяйка, которая не приходит в ужас, узнав, что гость собирается лечь спать на полу.

5 мая.

Какой очаровательный город этот Катманду! С каждым днем он мне все больше нравится, хотя прежде казался лишь промежуточным пунктом на пути в Покхару. Я ожидала, что в долине Катманду все будет так же, как и в Индии, но оказалось, что я ошиблась. Конечно, общего много: пыль, духота, мухи, священные коровы посреди улицы и бездомные собаки в канавах. Многие женщины здесь также одеты или в сари, или в шальвары с длинными рубашками до колен. Большинство мужчин продолжают носить традиционную одежду – свободные в поясе брюки типа галифе, длинные рубахи навыпуск и кители с воротом-стойкой, расширяющиеся над коленями, изящные маленькие шапочки. Обычно на Востоке первыми перестают носить национальное платье именно мужчины.

^{Бывший дворец Рана. Сейчас принадлежит государству}

Я думала, что долина Катманду уже испорчена как туристами, так и суетой вокруг них, но, несмотря на то, что теперь «все» приезжают сюда, так же как «весь Лондон» покидает город летом, было бы нелепо назвать нынешний Катманду туристским центром. Конечно, город менее «экзотичен и романтичен», чем его расписывают. Здесь почти столько же бензоколонок, сколько храмов, и то тут, то там вырастают новые уродливые здания. Меня пленяет веселое дружелюбие и атмосфера безалаберности, которая проявляется во многих эпизодах. Когда я переехала из гостиницы в похожее на лабиринт молодежное общежитие в Джавалкхеле, разместившееся в одном из усеявших долину безвкусных дворцов, ранее принадлежавших семейству Рана, я обнаружила множество кранов с надписью «холодная и горячая вода» и весьма впечатляющие европейские сливные бачки в общественных уборных, но за водой надо ходить к ближайшему колодцу. В городе существует капризная в работе телефонная сеть, построенная несколько лет назад американцами. Казалось, она должна облегчить деятельность местной администрации, но это нововведение внесло немалый вклад в организационные неполадки. Телефоны работают поочередно то в одном, то в другом районе города, а постоянные аварии и помехи создают значительно больше напряжения, чем отсутствие телефонной связи. Сюда же можно отнести все, что связано с электричеством. Взять хотя бы выключатели, которые хитроумно смонтированы в самых неожиданных местах – на полу, у потолка или за ставнями. Если они и срабатывают, то только после длительных и весьма опасных манипуляций. В связи с тем, что осветительная система работает спазматически, у жителей всегда наготове запас свечей. Сегодня вечером я обратила внимание на то, что пышно обставленная конференция Комитета тибетских беженцев, которая состоялась в гостинице «Ройял», освещалась двумя свечами.

С 1951 года, с того момента, как Непал был открыт для иностранцев [16]16
  Свержение в 1951 г. режима наследственных «премьер-министров» Рана и установление конституционной монархии повлекли за собой и «открытие» страны для внешнего мира. До 1951 г. – в интересах Рана и английских колониальных властей Британской Индии – доступ иностранцам в Непал был практически закрыт.


[Закрыть], гостиница «Ронял» в Катманду стала центром «светской жизни». Официально это – гостиница «люкс», совсем не соответствующая тому «классу», к которому принадлежу я. Вскоре я поняла, что в Непале даже гостиницы «люкс» лишены единообразия, и в действительности «Ройял» так же резко индивидуален, как и все другие местные явления. Это объясняется отчасти как нелепым великолепием самого здания (еще один бывший дворец Рана), так и внутренней его отделкой в стиле Гранд Опера. Все сливается в одно столь помпезное неуместное целое, что немедленно подпадаешь под его очарование и прощаешь излишества.

В «Ройяле» меня познакомили с Эдмундом Хиллари и Петером Ауфшнайдером. Сэр Эдмунд выглядит и держится так, как и полагается покорителю Эвереста. Пожимая ему руку, я волновалась словно школьница. Остается надеяться, что мое волнение не было слишком заметным, поскольку бедняге наверняка до смерти надоели поклонницы. Петер Ауфшнайдер постоянно живет в Катманду и состоит на службе у непальского правительства. Человек он весьма застенчивый, скромный и милый, но, к сожалению, я всегда теряю дар речи при встрече с людьми, которыми долго восхищалась издали, поэтому разговора v нас не получилось.

Естественно, в «Ройял» стекаются все местные сплетни, а так как в основном они касаются интимной жизни непальской аристократии и известных иностранцев, то картина вырисовывается весьма мрачная. Иногда обсуждаются и более интересные темы. Именно здесь я узнала, что сейчас довольно трудно получить разрешение на путешествие на север Непала. Некий писатель, злоупотребив полученным разрешением, отправился не то к тибетской границе, не то даже за ее пределы, заснял на кинопленку некоторые происходившие там события, описал свои приключения и напечатал репортажи в европейских газетах. Непальские власти были так шокированы всем этим, что теперь не пускают туда даже самых невинных путешественников, которыми движет исключительно любовь к странствиям. Я хорошо знаю по себе, как запрет разжигает в человеке озорное любопытство, и, каюсь, не раз поддавалась соблазну. Из уважения к властям и ради других путешественников, конечно, следует воздерживаться от погони за сенсацией, особенно в такой стране, как Непал, которая имеет все основания болезненно реагировать на такие поступки. Без сомнения, в какой-то мере из-за таких, достойных сожаления действий вблизи тибетской границы были запрещены новые экспедиции в Гималаи.

В «Ройяле» мне рассказали, что в Тибет в течение последних месяцев вернулись некоторые эмигранты из Восточного Непала. Этим сведениям, кажется, можно верить. Я с большим интересом также узнала, что некоторые торговцы, которые еще бывают в Лхасе, передают успокоительные сообщения тибетским беженцам от их друзей, вернувшихся на родину. Они говорят, что бывшие беженцы устроились в сегодняшнем Тибете лучше, чем в Непале, и будто бы китайские власти стали смягчать первоначальные жесткие меры. Года полтора назад я слышала о листовках, отпечатанных в Лхасе и распространяемых в Индии и Непале, с призывом к беженцам вернуться в Тибет и обещанием «прощения» за их бегство. Вполне допустимо, что китайские власти постепенно отказываются от первоначальных репрессий, и я не могу не задуматься, не является ли возвращение на родину наилучшим решением проблемы для многих тибетцев в Непале. Сохранять древние традиции и обычаи все труднее, а в Тибете они по крайней мере будут жить в привычном климате и на привычной высоте.

Велосипед в Катманду – одно из основных средств передвижения. Должна признаться, вчера я изменила «Роз». Мне посоветовали купить в Катманду велосипед для поездок по Покхаре (конечно, его пришлось бы переправлять самолетом, ибо между двумя долинами нет даже сносной тропы). Сначала эта идея мне не понравилась, потому что до сих пор я видела в продаже только индийские машины и по опыту знала, как трудно к ним привыкнуть. Но вчера утром, бродя по базару, я обнаружила подержанный велосипед советского производства, опробовала его, нашла подходящим и купила за 10 фунтов 16 шиллингов и 8 пенсов. Я назвала его «Лео – брат Роз». «Лео» покрашен в небесно-голубой цвет; он вдвое тяжелее «Роз», но на нем легко удерживать равновесие. Велосипед удобен на плохих дорогах благодаря большому, на хороших пружинах, седлу и широким шинам. Он солидно оборудован. У меня еще не было велосипеда с зеркалом, ножным тормозом, спидометром, сумкой с инструментами, багажником, фарой, упором для стоянки и замком с двумя ключами. Пока ножной тормоз для меня скорее опасен, чем полезен, поскольку я привыкла при езде под гору крутить педали назад, но скоро я перестроюсь, и вообще это лишь одна из помех при велосипедной езде в Катманду.

Как и следовало ожидать, уличное движение здесь до предела хаотично. Грузовики без предупреждения дают задний ход, водители автобусов просто игнорируют велосипедистов, таксисты из чистого азарта обгоняют впритирку, коллеги-велосипедисты, не имеющие тормозов, круто поворачивают прямо у вас под носом, а над самым передним колесом покачиваются коромысла с тяжелыми грузами, влекомые семенящими рысцой носильщиками, внезапно меняющими направление. С учетом всего этого можно сделать вывод, что непальцы в целом еще не привыкли к колесному транспорту. Пешеходы беззаботно перебегают дорогу, не глядя по сторонам. Другую опасность представляют зонты, которые в это время года используются для защиты от солнца. Непалец-пешеход, прогуливающийся с приятелем, любит размашисто жестикулировать зонтом, и в результате я уже дважды падала с велосипеда. Если бы не солнечные очки, то один глаз я бы уже потеряла.

Сегодня я поняла, что передвигаться по многолюдным базарам лучше всего на тяжелом велосипеде. «Роз» не была создана для движения со скоростью бредущей коровы, и при ее изящных шинах приходилось бы без конца или сходить с велосипеда, или падать. На «Лео» можно даже удержаться на месте, пережидая, когда священная корова и ее священный теленок соблаговолят сойти с дороги. Это похоже на разницу в езде по городским улицам на ломовой или на породистой лошади. Конечно, я не променяла бы «Роз» и на полдюжины «Лео», но здесь он более удобен. У меня на макушке появилась огромная шишка: средний рост непальца – метр шестьдесят сантимеров, а дверные проемы имеют соответствующую высоту – вот и результат.

7 мая.

В Долине много мест, которые «нужно посмотреть». Откровенно говоря, я боюсь оказаться на поводу у путеводителей и не хочу следовать по заезженным туристами маршрутам. Для меня маленькое изваяние, случайно обнаруженное в переулке и захватывающее воображение, гораздо привлекательнее храма, которым надлежит восхищаться по научно обоснованным и иногда совершенно непостижимым соображениям. Поэтому, оседлав «Лео», я бесцельно разъезжаю и нахожу при этом достаточно неожиданных развлечений в трех древних столицах – Катманду, Патане и Бхадгаоне [17]17
  Катманду (Кантипур), Патан (Лалитпур), Бхадгаон (Бхактапур) – древние столицы неварских княжеств долины Катманду XII–XVIII вв., основанные более тысячи лет назад и захваченные в 1769 г. правителем княжества Горкха Притхви Нараян Шахом, «объединителем» Непала. Крупнейший из этих городов – Катманду.


[Закрыть].

Эти так называемые города (в нашем понимании, местечки) в течение многих веков были столицами враждующих неварских династий, которые правили долиной Катманду и воевали из-за нее, пока гуркхи в 1769 году не покорили ее. Невары обладают исключительно развитым чувством прекрасного, и многие жители Долины достигли удивительного уровня мастерства, особенно ярко проявляющегося в бронзовых и каменных скульптурах храмов и ажурной резьбе по дереву. Правда, резьба, украшающая многие старые здания, пострадала от непогоды. Если бы в каком-либо европейском городе и имелось бы столько памятников художественного мастерства, то они давным-давно были бы разрушены, уничтожены бомбардировками, а если даже и сознательно охранялись, то с потерей творческого духа их создателей. Здесь же вся эта красота воспринимается как нечто само собой разумеющееся, и совершенно естественно, что она сохранилась. Некоторые уголки городов, где совсем незаметны следы проникновения новой эпохи или чуждой цивилизации, кажется, до сих пор незримо населяют безвестные мастера, чья работа живет в каждом предмете, чей дух до сих пор витает над ними. Здесь время как бы течет вспять, не приходится воссоздавать прошлое с помощью воображения, оно ощущается хотя бы несколько коротких, но потрясающих мгновений.

В наши дни неварское искусство и ремесла находятся в упадке, и большинство коренных жителей Долины либо мелкие торговцы, либо мелкие чиновники [18]18
  До настоящего времени большая часть неваров, проживающих в долине Катманду, – земледельцы.


[Закрыть]. Некоторые считают, что это результат господства гуркхов, но возможно, что уже к XVIII веку вдохновение неваров иссякло и апатия сменила творческий подъем.

^{Продавец зелени на улице Катманду}

Во многих районах Долины можно встретить рядом элегантность и безвкусицу – особенно там, где изящные дома неваров соседствуют с дворцами Рана. Эти уродливые сооружения, выраставшие, как грибы, последние сто лет, когда алчное правящее семейство Рана размножалось, как кролики, и строило, как бобры, не вписывались бы ни в какое другое окружение, но таково странное влияние Катманду, что какое-то причудливое очарование исходит от этих страшилищ.

О другом неприятном аспекте жизни в Катманду говорится в книге Джона Морриса «Зима в Непале». В ней автор цитирует слова Дэниела Райта, который провел в Непале несколько лет в качестве врача британской резиденции. Дэниел Райт в 1877 году писал: «С точки зрения санитарии можно сказать, что Катманду стоит на навозной куче среди отхожих мест». Моррис нашел это описание верным и для 1960 года. Я считаю, что он был слишком мягок, называя Катманду «одним из самых грязных городов мира» [19]19
  Отсутствие канализации в прошлом отчасти компенсировалось сбором и использованием фекалий для удобрения полей. Рост населения долины Катманду в последние десятилетия (плотность населения достигает тысячи человек на 1 кв. км) ухудшил санитарное состояние городов, однако сейчас строятся и частично введены в действие канализационная система и водопровод.


[Закрыть]. Я не поверила своим глазам, когда увидели, что люди в некоторых кварталах пьют вонючую жидкость, застоявшуюся в мощеных (резервуарах. Они сгребают мусор в сторону, а жидкость, которую нельзя даже назвать водой (она похожа на крепкий чай), «обирают в глиняные или медные сосуды. У этих людей, по-моему, потрясающий иммунитет или хроническая дизентерия. Однако, несмотря ни на что, большинство детей выглядят довольно здоровыми, хотя многие взрослые преждевременно старятся, так как всю жизнь переносят на себе тяжести.

Нищих удивительно мало. Куда бы я ни шла, люди везде меня встречали улыбками и дружелюбными жестами. С моей точки зрения, обстановка искрящейся жизнерадостности долины Катманду более чем компенсирует антисанитарию.

Сегодня я отправилась в полуразвалившееся здание Центрального почтамта. Мне необходимо было отправить несколько заказных писем, так как простые письма из Катманду редко доходят до адресата. В настоящее время с помощью Индии строится новое здание почтамта. Я рада, что испытала неповторимое чувство от посещения старой почты. Понятие «очередь» для непальцев не существует, и, войдя на почту, сразу попадаешь в водоворот крепких маленьких тел. Все тянутся к приемщику, машут перед его лицом конвертами, деньгами, бланками и кричат так, будто выполнение требований зависит от силы голоса. Я толкалась больше всех, используя преимущество своего роста. Соблюдение приличий в такой обстановке было бы абсолютно неуместно.

Внимательно изучив мои конверты, почтовый служащий вежливо осведомился, находится ли Лондон в Германии. Я не менее вежливо ответила:

– Нет, вообще-то он в Англии.

Затем, обуреваемый жаждой географических познаний, работник почтамта спросил, не является ли Ирландия одним из штатов США. Разъяснив ему и этот вопрос, осложнявшийся тем, что относительно островов и океанов за свою молодую жизнь он ничего не успел узнать, я спросила его, давно ли он работает на почте (к тому времени шум стих, так как присутствующие заинтересовались нашей загадочной беседой). Молодой человек с улыбкой признался, что приступил к работе только сегодня утром и еще не овладел искусством поддерживать порядок на почте (последнее и так было очевидно).

Я вышла во двор и стала наблюдать, как разбирают почту. Десять мужчин на корточках сортировали письма. Возле них возвышались «горы» конвертов, большинство из которых либо направлялось за границу, либо прибыло оттуда. Образовавшаяся между «горами» «равнина» была усыпана отдельными конвертами, по которым шагали кули, бродили цыплята, собаки и бычок. Вероятно, этим несчастным посланиям, адресованным в такие безвестные места, как Лондон, не нашлось здесь места. Я тоскливо искала глазами хотя бы один ирландский конверт с зеленой и оранжевой полосой по краям, но их не было, должно быть, их съел бычок.

Погода значительно лучше, чем я ожидала: сегодня в полдень температура около 24 градусов по Цельсию. С близких, хотя и невидимых снежных вершин постоянно дует прохладный ветер. С тех пор как я приехала, каждый раз во второй половине дня небо внезапно затягивается тучами, а приблизительно через час начинается сильная гроза. Никогда раньше я не видела ни такого отвесного дождя, ни такого крупного града, даже в Индии во время муссонов. Это весьма приятно, так как дождь хотя бы ненадолго прибивает пыль и несколько ослабляет запахи, смывая какую-то часть нечистот и гниющего мусора, скапливающегося на улицах.

Полчаса назад я бросила писать и полностью погрузиласьв созерцание невиданной грозы. Первый удар грома сбросил со стола мою пепельницу и буквально оглушил меня. Я задула свечи и села у открытого окна. Казалось, какие-то озорные боги на небесах то выключали, то включали ослепительно голубую лампу, которая освещала каждую деталь сада и соседнего дома. Зарницы уступили место клубку огненных драконов, теснящихся в небе, а в горах перекатывались непрерывные раскаты грома, словно ревели миллионы львов, затем хлынул дождь, и постепенно все затихло.

8 мая.

В это время года Гималаи постоянно окутаны знойным маревом, и одно из наиболее неожиданных впечатлений от Долины Катманду – отсутствие так называемой «обстановки высокогорья». С моей точки зрения, это – не просто особенность сезона или климата. Катманду в течение долгого времени был местом от всего отрешенным, далеким, равнодушным как ко всему миру, так и к остальной части Непала. Сейчас мир ради развлечения или наживы энергично вторгается в Катманду, заставляя его почувствовать связь с другими странами, но на окружающие горы Долина все еще не обращает внимания.

Удивительно, насколько восприятие страны меняется, когда приезжаешь туда работать, а не путешествовать. Всегда волнующее открытие нового принимает совсем другой оттенок, если собираешься осесть там хотя бы ненадолго. Так как при этом приходится приноравливаться к местному укладу, то критическое отношение ослабевает. Вместо того, чтобы стремиться к познанию и разгадке страны с момента прибытия, ждешь, когда это понимание придет само. Однако должна признать, что при этом неповторимое наслаждение путешествием ради путешествия теряется.

Говорят, в Непале около ста двадцати национальных праздников в году, не считая пятидесяти выходных по субботам. Все праздники, включая день рождения короля (он – одно из воплощений Вишну на земле), носят религиозный характер [20]20
  Этническое и религиозное разнообразие страны отразилось и на непальских праздниках; государственные – демократический день, день конституции и др. – и общенепальские религиозные – индуистские и буддийские. Кроме того, существует много местных культовых праздников. Характер празднования всех их – религиозный, что объясняется как традицией, так и представлением о «священной» власти короля, являющегося воплощением бога Вишну на земле.


[Закрыть]. До сих пор я даже приблизительно не смогла разобраться в религиях Непала, где индуизм и обе ветви буддизма переплетаются и взаимодействуют. Мне кажется, даже выдающиеся ученые теряются в этом теологическом лабиринте. Однако ясно, что непальцы – истовые верующие, относящиеся с благоговением к своим многочисленным богам. Почти все безоговорочно верят в амулеты; каждое ответственное решение, включая вопросы государственной важности, принимается после консультации с астрологами. Я часто задумываюсь, что происходит, когда события опровергают предсказания астрологов, по уверена: для оправдания ошибок звезд разработаны специальные формулы. Для нас все это – крайнее проявление невежества и суеверий. Постоянная оплата услуг алчных брахманов превращает многие семьи в вечных должников. Тем не менее непальцы рассматривают эти расходы как гарантию против несчастья.

В течение прошлой недели в Патане, который расположен в десяти минутах ходьбы от Джавалкхеля, состоялся большой праздник Мачхендранатх Джатра [21]21
  Мачхендранатх Ратх Джатра(«Процессия колесницы Мачхендранатха») – один из важнейших праздников долины Катманду, существует уже полторы тысячи лет. В нем ярко выражен культ плодородия рисоводов-неваров: Мачхендранатх – покровитель Долины, дарователь дождя, защитник урожая. Кульминационный момент праздника – перевозка изображения Мачхендранатха из основного (древнейшего) храма (Бунгамати) в Патан. В этом культе отразилось типичное для Непала органичное слияние на местной основе элементов буддизма и индуизма.


[Закрыть]. Утром Донбахадур сказал, что, согласно расчетам астрологов, шесть часов вечера – самое благоприятное время для шествия двух колесниц божества по улицам города. Договорившись с Зигрид встретиться у деревянных колесниц в 5 часов 30 минут вечера, я с утра ушла в Патан.

Я миновала «Улицу свиней». Здесь живут непальцы, принадлежащие к низким кастам [22]22
  Официально отмененная в 1963 г., но сохранившая свое влияние кастовая система в Непале схожа с индийской, хотя менее развита и сложна. Она базируется на разделении общества на замкнутые эндогамные группы, выполняющие определенные социальные функции и образующие иерархическую систему. Высшие касты – брахманские, военно-феодальные; средние – крестьянские (полноправных общинников); низшие – ремесленников и безземельных крестьян. В самом низу социальной лестницы находятся «неприкасаемые» – сословно приниженные батраки, мусорщики и т. д. Теоретически все стоящие вне индуизма и кастовой системы считаются «внекастовыми» и приравниваются к «неприкасаемым» (в том числе европейцы).


[Закрыть]. Огромное количество маленьких черных свиней с поросятами, по размеру, цвету и форме удивительно похожими на крыс, заполонило улицу. Тут же бегали голые ребятишки, перемазанные навозом буйволята, запаршивевшие щенки. Крошечные цыплята барахтались в сточных канавах, наполовину заполненных застоявшейся жидкостью чернильного цвета. Большинство непальцев из более высоких каст стараются обходить эту улицу стороной, но не из чувства брезгливости, ибо их собственные кварталы подчас не менее грязные, а исключительно из-за того, что близость свиней «осквернит» их. Однако обитатели «Улицы свиней» отнюдь не кажутся угнетенными своим низким социальным статусом. Ко мне они привыкли. Сегодня многие, высовываясь из окон, приветствовали меня. Мне приятно, что они принимают меня, как свою.

На маленькой площади, где стояли колесницы божества, уже собралась порядочная толпа. Тут много горцев. Некоторые из них добирались более недели, чтобы присутствовать на празднике. Первые дни моей жизни в Джавалкхеле я часто останавливалась и смотрела, как собирали и украшали колесницы.

На каждой платформе – громоздкая бамбуковая башня футов пятьдесят высотой. Она украшена зеленью, длинными разноцветными лентами и флагами. На первой платформе – Мачхендранатх, один из «Великих магов» буддийского тантризма [23]23
  Тантризм – направление в буддизме и индуизме, сложившееся в начале нашей эры. Эзотерическое учение, широко использующее методы йоги и опирающееся на идею о половой (особенно женской, так называемой «шакти») энергии мирового начала.


[Закрыть], который обычно находится в храме в Бунгамати (к югу от Катманду). В ночь полнолуния, предшествующую празднику, его купают в молоке, готовя к медленному недельному шествию через улицы города, во время которого, согласно поверью, он дарует плодородие людям, животным и полям. Если одна из башен во время движения упадет, как случилось в 1953 году, это рассматривается как дурное предзнаменование на ближайший год. Чтобы как-то предотвратить несчастный случай, все электропровода вдоль маршрута снимают. Возможно, этим и объясняются перебои с электричеством за последнюю неделю. В святилище восседает брахман, всегда готовый к услугам божеству. Вокруг колесницы толпа народу. Люди останавливаются, чтобы поклониться божеству, складывают руки для короткой молитвы, затем бросают на платформу горсть риса или мелкую монету. У каждой колесницы четыре огромных, с виду неустойчивых деревянных колеса, на которых небрежно нарисованы три больших глаза, и двенадцатифутовое дышло, вырезанное из искривленного ствола дерева. К переднему концу дышла, там, где оно загнуто кверху, прикреплены огромные резные раскрашенные маски, гротескные и яркие. В их загадочных улыбках и угрозы и благие обещания.

Когда я подошла ближе, мальчишки проделывали на дышлах колесниц акробатические трюки. Они сидели верхом на масках, взбирались на башни и вообще вели себя как на ярмарке. Для непальцев Мачхендранатх Джатра – один из важнейших религиозных праздников. Это могущественное божество легко разгневать. Однако непальцам несвойственно внутреннее благоговение, которое у нас вырабатывается по отношению к святыням. В их жизни страх, поклонение и веселье тесно переплетаются. Всего на один момент, кланяясь, молясь или принося жертву, люди отрешаются от окружающего, а когда после пуджи [24]24
  Пуджа – индуистский обряд, жертвоприношение.


[Закрыть]возвращаются к действительности, то выглядят еще более счастливыми.

Проходящий мимо музыкант остановился около колесниц, и тут два подростка неожиданно стали танцевать. Я поспешила пристроиться к собравшейся вокруг них толпе. Это были горцы, одетые в домотканые рубахи. Они удивительно красиво исполняли один из величавых храмовых танцев, который в давние времена был завезен сюда из Южной Индии [25]25
  С мнением автора трудно согласиться. Хотя южноиндийские брахманы и служили издавна в непальских индуистских храмах, оказывая определенное культурное влияние, на самом деле основа непальских танцев местная.


[Закрыть]. Для искушенного зрителя каждое движение рук и глаз танцора говорило выразительным языком символов. Даже непосвященные с удовольствием наблюдали за медленным грациозным танцем. Меня тоже захватило необыкновенное зрелище, столь изменившее выражение лиц двух мальчиков, когда они погрузились в этот своеобразный способ поклонения божеству.

Я подошла к группе неварских женщин, устроившихся на ступеньках храма. На древней площади стояли покосившиеся кирпичные здания, полуразвалившиеся храмы-пагоды, крыши которых поросли травой, непонятного назначения алтари, превращенные временем в развалины, богато украшенные бассейны для омовения, куда из пасти медных змей сильной струей льется вода. Женщины собирали воду в блестящие медные сосуды и, поставив их на бедро, проталкивались сквозь толпу. К этому времени солнце стояло над волнистой черепицей крыш, золотистый свет стал мягок, чувствовалось все нарастающее возбуждение людей. С каждым мгновением толпа становилась все плотнее и красочнее. Женщины величественной процессией, переливающейся красным и черным, зеленым и голубым, золотым и белым цветами, с полными руками риса устремились к Мачхендранатху.

Когда, наконец, настал благоприятный момент и неровные колеса медленно покатились по рытвинам, я ужаснулась, увидев, что гирлянды из мальчишеских тел по-прежнему висят на башнях. К счастью, другие почувствовали то же самое, и через несколько мгновений мальчишки послушно спрыгнули в толпу.

Теперь казалось, что все население Долины – мужчины, женщины и дети – собралось на этих узких улицах, заполнив нависшие над улицей балконы и крыши. Но так как Зигрид и я шли прямо за колесницами, то мы могли рассмотреть каждую деталь, включая кремовые пушистые опахала из хвостов яков, которыми служки обмахивали брахмана – служителя Мачхендрантха. Поразительная техника продвижения этих огромных повозок по узким улочкам заключается в том, что к каждому дышлу прикрепляется два стофутовых каната, которые тянут десятки мужчин. Они хором подбадривают себя какими-то возгласами под вдохновляющий аккомпанемент барабанов и цимбал. Когда, наконец, неуклюжую колесницу удалось продвинуть ярдов на двадцать-тридцать (на большее расстояние без отдыха это сделать почти не удается), вся толпа восторженно закричала. К тому времени мы с Зигрид были настолько захвачены происходящим, что тоже присоединились к всеобщему ликованию. Когда это, по-своему величественное, шествие продвинулось ярдов на сто, мы с беспокойством заметили, что первая башня теряет устойчивость и, казалось, вот-вот упадет, придавив немало людей. Очевидно, это увидели не только мы, так как четверо мужчин уже вскарабкались на качающееся сооружение и сбросили назад еще два каната, которые тут же подхватили сильные руки мужчин. Крепко ухватившись за канаты, они удерживали башню в относительном равновесии, хотя эта предосторожность тормозила шествие.

Мы оглянулись на вторую колесницу и увидели, что она тоже попала в беду. Одно из огромных колес застряло в луже клейкой черной грязи, столь характерной для Катманду, и все усилия вытянуть его были безуспешны. Мы стали пробираться назад, чтобы посмотреть, чем все кончится, но первая колесница вновь привлекла наше внимание, и на этот раз для тревоги было куда больше оснований. Дорога слегка пошла под гору, и колесница неожиданно резво покатилась вниз, натягивая канаты. Люди, придерживавшие их, вынуждены были бежать за колесницей, а шедшие впереди, перепугавшись, кинулись в стороны и смешались с толпой. Некоторые упали, но, к счастью, дорога вновь выровнялась, а может, смилостивился Мачхендранатх, и смятение улеглось. Страшно подумать, что случилось бы, охвати толпу настоящая паника. Нас довольно грубо толкали – не из-за плохого к нам отношения, а невольно. Меня несла толпа потных маленьких тел, кричащих, смеющихся, толкающихся, молящихся и довольных, и я чувствовала, что нахожусь в Непале.

Шествие божества, начавшееся в теплом, золотом, солнечном сиянии, заканчивалось при затемненном тучами свете восходящего месяца. Около каждого незастекленного окна вывешивались крохотные лампады, свет которых приветствовал проезжавшее мимо божество, а мы могли заглянуть внутрь комнат на первом этаже, где светильники, свешивавшиеся с низких балок, освещали алтари в нишах.

Украшенные тонкой резьбой балконы были забиты веселыми зрителями; они наблюдали за бурлящей толпой на улице и бросали на колесницу пригоршни риса.

Когда Мачхендранатх добрался до следующей заполненной храмами площади, где ему предстояло провести ночь, толпа поредела, а мы с Зигрид вернулись посмотреть, что стало со второй колесницей. Мы сразу поняли, что положение ее безнадежно: людям не под силу было вызволить колесницу из грязи. Донбахадур сообщил, что астрологи подверглись критике за неправильный выбор времени для начала процессии. Он добавил, что, возможно, завтра приедет грузовик и подтащит колесницу к первой. Вот и наступил день, когда божествам пришлось обратиться за помощью к современной технике.

9 мая.

Утром я посетила тибетский лагерь в Джавалкхеле. В нем около четырехсот беженцев. Они живут в однокомнатных глинобитных хижинах с соломенными крышами. Большинство взрослых работают в мастерских. В основном они изготовляют на экспорт ковры, куртки, свитера, сапоги – в тибетском стиле, по на современный лад. Как взрослые, так и дети выглядят здоровыми, несмотря на сравнительно малую, непривычную для них высоту над уровнем моря – 1360 метров. Приятно видеть, что семьи живут вместе, в отличие от Индии.