Текст книги "Больше чем любовь"
Автор книги: Дениз Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
10
Первый месяц работы у мистера Диксон-Родда – одно из самых приятных воспоминаний в моей жизни.
Должна сказать, я изо всех сил старалась угодить моим новым хозяевам, и думаю, мне это удавалось. Уж конечно, я не путала часы приема и даты деловых встреч мистера Диксон-Родда и не грубила его клиентам. Я работала спокойно и методично, как меня научили в монастыре, а кроме того, я сумела глубоко вникнуть в работу, и это имело для меня огромное значение. Мистер Диксон-Родд сказал, что еще никто и никогда не опекал его так профессионально. Утром перед уходом в больницу он диктовал мне письма. К тому времени, когда он возвращался домой, все уже было расшифровано и аккуратно напечатано. Каждый день с двух до пяти я отвечала на телефонные звонки, договаривалась о деловых встречах и записывала пациентов. Мне доставляло удовольствие заботиться о том, чтобы в приемной всегда был идеальный порядок, и очень скоро я поняла, что и когда необходимо доктору.
Что касается миссис Диксон-Родд, то она прекрасно ко мне относилась. Она старалась, чтобы мне было хорошо и чтобы я чувствовала себя членом их семьи. Поэтому, когда Диксон-Родды не выезжали за город, она всегда настаивала, чтобы я ела вместе с ними в просторной, красивой столовой.
Сама миссис Диксон-Родд часто играла в бридж. Я и для нее записывала даты предстоящих карточных игр, потому что она вечно о них забывала. Мы с Бенсон (которая оказалась неплохим человеком) всегда заботились о том, чтобы в те дни, когда миссис Диксон-Родд устраивала вечера бриджа у себя дома, чайный стол был всегда красиво сервирован и в комнатах были свежие цветы. Я очень любила составлять букеты, и Бенсон с радостью доверила мне эту работу.
– У вас есть вкус, мисс, – бывало, говаривала она. – Честное слово, как же хорошо, что вы теперь у хозяина за секретаршу. Тут раньше служили всякие «мадамы», и я вам скажу, уж они нас с кухаркой гоняли-гоняли… А вы – никогда.
Действительно, я себе такого никогда не позволяла. Думаю, я сдержала свое обещание мистеру Диксон-Родду быть «тактичной».
Радостным для меня стал тот день, когда окулист вызвал меня в конце месяца и сказал, что мною доволен.
– Надеюсь, вам хорошо у нас, мисс Браун? – спросил он.
Я уверила его, что вполне довольна своей работой и жизнью в их гостеприимной семье.
Я писала Маргарет в Восточную Африку счастливые письма. Я была так довольна жизнью, что даже поехала к монахиням в Уимблдон, чтобы поблагодарить их за все, чему они меня научили. Я начала откладывать деньги. Меня все еще донимала мысль попытаться вернуть мистеру Хилтону хоть часть денег, потраченных на мое обучение в монастыре. К тому же у меня было много свободного времени, которое я проводила в своей прелестной комнате. Я писала короткие рассказы и была абсолютно уверена, что в один прекрасный день их напечатают.
Но над моей счастливой жизнью собирались тучи, маячившие на горизонте даже в тот момент, когда, казалось, жизнь моя стала совершенно безоблачной.
Я переживала из-за Патрика Уокера.
С того самого вечера, когда он танцевал со мной в их доме, он всячески старался убедить меня, что, выражаясь его языком, он действительно «безумно в меня влюблен».
Но эта страсть не принесла счастья никому из нас.
Сначала, когда Патрик или Кэтлин звонили мне и приглашали в гости, я отправлялась к ним, если была свободна. Я любила маленькую миссис Уокер, Кэтлин и Пом. Я была безгранично благодарна Кэт за то, что она нашла мне новую работу… и новый дом, который мне так нравился.
Но Патрика я не любила, хотя он и был красив и обладал веселым характером, чего нельзя было отрицать.
Мне шел двадцать второй год, и наступала пора, когда девушки могут по-настоящему влюбляться. Но с самого начала я прекрасно понимала, что красивый брат Кэтлин был совсем не тем человеком, о котором я втайне мечтала.
Спустя две недели после нашего знакомства Патрик сделал мне предложение. А потом почти каждый день повторял его. Он был пылким и упорным поклонником. Ни у меня, ни у его родных не было ни малейшего сомнения в том, что он хочет жениться на мне. И однажды вечером он сообщил о своем намерении, чем поставил меня в страшно неудобное положение.
Был холодный, промозглый вечер. С утра моросило, а теперь хлынул проливной дождь. У меня был выходной. Мы с миссис Уокер и Пом пили чай. Пат уже вернулся из своей больницы – в это время он работал хирургом в одной знаменитой больнице в Ист-Энде и делал большие успехи. Кэтлин тоже была довольна своей работой у писателя.
Я сидела на маленьком пуфике у электрокамина. На мне было новое красное платье, которое очень понравилось всему семейству. Красный всегда был одним из моих любимых цветов. Платье было из прелестного шелка, а сшила его моя подруга Руфь, с которой мы вместе учились в монастырском приюте. Она вышла замуж и шила на дому. Платье было переделано из старого, но очень дорогого платья миссис Диксон-Родд. Она все время дарила мне достаточно хорошие, почти новые вещи, из которых я могла сделать себе что-нибудь красивое.
Мне удалось также преодолеть свою детскую неприязнь к длинным волосам и начать их отращивать. Все говорили, что новая прическа «под пажа» мне идет, так как подчеркивает мою «печальную красоту» и хрупкость.
Пат сидел на диване и курил. Он курил непозволительно много. За последнее время он очень похудел, и под глазами у него лежали тени. И вообще выглядел он неважно. По его собственному выражению, он испытывал какое-то дьявольское беспокойство. Я замечала все это, а его мать, которая безгранично любила своего сына, не замечала ничего. По ее мнению, он имел право курить сколько угодно. К сожалению, она знала гораздо больше о мебели, чем о психологии людей. Ей казалось, что Пат абсолютно счастлив. Пом была слишком мала, чтобы иметь свое мнение по этому вопросу, и слепо обожала Пата. Мне оставалось только гадать, замечает ли Кэтлин, каким он стал нервным и возбужденным.
В тот вечер я решила улучить момент и поговорить с ней об этом наедине.
Сознание того, что он сильно любит меня, не приносило мне никакого удовлетворения, несмотря на его бесконечные звонки, цветы и шоколад, желание покупать мне подарки и видеть меня чуть ли не каждый день или по крайней мере каждый мой свободный вечер (часто я говорила ему, что работаю допоздна, чтобы не позволять тратить на меня слишком много денег). Я была убеждена, что ему надо больше отдыхать, если он хотел добросовестно работать в своей больнице, а пить и курить меньше, чаще бывать на свежем воздухе вместо танцев в душных залах ресторанов и дансингов. А кроме того, он не имел права тратить на меня столько денег.
В тот вечер Патрик заявил всей семье:
– Посмотрите внимательно на эту девушку в красном, которая сидит на пуфике, да-да, вон там. Это будущая миссис Патрик Уокер.
Воцарилось гробовое молчание. Затем миссис Уокер проговорила:
– Мой дорогой мальчик… Розелинда, моя дорогая, мы ничего не знали…
– Пат! Вууууу!!! Как здорово, как прекрасно! – раздался крик Пом, которая бросилась обнимать меня.
А Кэтлин сказала:
– Розелинда, дорогая моя, как я счастлива, что ты и наш Пат…
Я решила немедленно положить всему этому конец. Я встала. Чувствовала я себя ужасно и, наверное, была очень бледна и взволнованна. Я посмотрела на Пата. А он глядел на меня, и глаза его наполнились слезами.
– Все вы очень, очень хорошие, – сказала я. – Но насколько мне известно, я не собираюсь выходить замуж.
Раздался целый хор голосов:
– Но почему, почему, Розелинда?
С присущей мне прямотой я ответила:
– Во-первых, потому, что мы с Патом не выработали общего мнения по этому вопросу, а во-вторых, я еще не хочу выходить замуж. Пата я считаю своим братом, и не более.
Уокеры переглянулись и вопросительно посмотрели на Пата. Он встал и начал нервно расхаживать по комнате. Он был мертвенно-бледен.
– Чепуха, – сказал Пат с нервическим смешком. – Ну конечно же, ты выйдешь за меня замуж, Розелинда, детка. И тебе сейчас же нужно изменить свое сестринское отношение ко мне на какое-нибудь более волнующее чувство.
Все рассмеялись. Напряжение немного спало. Словно сговорившись, Уокеры тихонько вышли из комнаты: миссис Уокер отправилась на кухню, а Кэтлин ушла накрывать на стол и тактично увела Пом.
Оставшись с Патом наедине, я резко сказала ему:
– Ты не вправе говорить все это при них.
Он загасил сигарету в пепельнице, подошел ко мне и, взяв меня за локти, приподнял с пола.
– Я сильнее тебя, – процедил он сквозь зубы. – Во всем. И я не позволю тебе одержать надо мной победу… тебе, жестокосердной. Жестокая… колдунья… Не знаю, как это вышло, но ты меня точно околдовала.
Я нетерпеливо вздохнула.
– Пат, ну как можно быть таким глупым? И зачем говорить о какой-то победе над тобой! Я вовсе не пытаюсь тебя победить. И не ты сильнее меня, а просто я такая же упрямая, как ты. Вчера вечером, когда мы встретились, я сказала, что никогда не смогу полюбить тебя. И это так. Зачем же ты снова завел этот разговор при родных?
Он как-то странно усмехнулся.
– Я не могу удержаться. Твой отказ меня убьет. Мое сердце забилось в испуге.
– Пат, дорогой, ну пойми же. Я не влюблена в тебя и не могу обещать, что ситуация изменится. И ты должен согласиться с этим.
Полуприкрыв глаза, он посмотрел на меня.
– Если бы ты только знала, как ты соблазнительна… вся такая маленькая… и эти большие, печальные глаза и хорошенький ротик. Иногда ты выглядишь такой невинной. Я почти уверен, что тебя никто еще как следует и не целовал, ведь правда?
– Пат! – резко оборвала я его. – Ты слышал, что я сказала?
– Повторяю, я не слышу и не хочу понимать то, что ты говоришь! Я бы этого просто не вынес. Я схожу по тебе с ума, Розелинда! Я не могу ни есть, ни пить! Я не могу работать… Все это меня доконает.
– Ради Бога, Пат, не надо накручивать себя. Это безумие…
– Ну хорошо. Значит, я сумасшедший. Но тогда и ты тоже, Розелинда! Ты недоступна и холодна как лед. И, несмотря на твои притягивающие к себе глубокие серые глаза и ярко очерченные губы, в тебе совсем нет тепла.
– Пат, ты не прав, – робко возразила я. – Если я кажусь недоступной, это лишь потому, что я еще не встретила мужчину, которого смогу полюбить. Я не из тех девушек, которые готовы целоваться и обниматься, хотя они не любят, – в этом все дело. Неужели ты не понимаешь?
– Я хочу, чтобы ты меня полюбила, Розелинда, – жалобно проговорил он. – Розелинда, дорогая, ради Бога…
– Пат, я не могу… Если ты не успокоишься, я перестану приходить к вам и видеться с тобой. Я понимаю, что поступала неправильно, встречаясь с тобой так часто, и очень жалею об этом. И как ты помнишь, хотя мы и встречались, я вела себя честно: разве я не говорила, что не люблю тебя?
Он схватил меня за руки и слегка встряхнул.
– Но почему, почему? Другим я нравился. Помнится, одна в Эдинбурге… была от меня без ума… или у нас в больнице есть девушка, так вот, она выйдет за меня замуж хоть завтра. Неужели я такой противный? Что же тебе не нравится во мне, Розелинда?
– Я не могу тебе объяснить. Это необъяснимо. Ты замечательный, Пат, и очень привлекательный… но ты не тот человек, который мне нужен. Этого не объяснишь… – Боясь обидеть его, я снова и снова повторяла одно и то же.
Сжав зубы, он крепко прижал меня к себе.
– Есть в тебе что-то такое… что может привести в исступление, – хрипло проговорил он наконец.
– Мне очень жаль, Пат, – беспомощно ответила я. Мне действительно было жаль. Похоже было на то, что расстраивается наша старая дружба и я больше не смогу бывать у Уокеров, никогда…
Я и сама не совсем понимала, почему я не могу полюбить Пата… при всей его привлекательности. И как раз сегодня утром Китс Диксон-Родд сказала, что мне пора обзавестись «молодым человеком» (точно так же говаривала когда-то старушка Вин). Но я не могла себя переделать. Мне нужно было либо все, либо ничего, а я еще не встретила такого мужчину, который стал бы для меня всем.
Я печально взглянула на Пата и сказала:
– Пат, милый… милый Пат… ну постарайся позабыть все это и стать моим другом. Невыносимо видеть тебя таким. Это мешает тебе жить, мешает работать!
Он мрачно усмехнулся.
– И это говоришь мне ты.
– Но не могу же я полюбить тебя или выйти за тебя замуж только потому, что этого хочешь ты, – добавила я жалобно.
Повторилось то же самое, что произошло, когда мы с Патом в последний раз ходили на танцы. Он совсем потерял голову и попытался применить силу, раз уговоры были бесполезны. Заключив меня в свои крепкие объятия, Пат поцеловал меня долгим и страстным поцелуем.
– Я без ума от тебя, Розелинда! Ты должна полюбить меня!
Мои губы остались холодными и неподатливыми, но я почувствовала, что вот-вот заплачу.
– О Пат, – сказала я. – Пат, мне очень жаль, но я не могу выйти за тебя замуж! Не могу… Наберись мужества признать это!
Он отпустил меня, в его глазах стояли слезы. Он весь дрожал… Я замерла от страха… Мне показалось ужасным, что человек так быстро сломался из-за неразделенной любви… Я была очень обеспокоена и огорчена происшедшим, но я не могла заставить себя полюбить Патрика Уокера. Его поцелуи не волновали меня, и между нами не возникло той искры, из которой возгорается пламя, когда влюбленные обнимают друг друга. Такого со мной никогда еще не случалось, но я точно знала, что мой день еще придет. И даже если бы Пат оправдал надежды своих родных, добился больших успехов в медицине и обеспечил мне безбедное существование и хороший дом, я и тогда не смогла бы выйти за него замуж.
Я выбежала в ванную комнату, чтобы причесаться и смыть помаду, которую Пат размазал по всему моему лицу. Раньше я хотела поговорить о нем с Кэтлин, но теперь уже не могла заставить себя сделать это.
Ужин прошел в напряженной обстановке. Пат отказался от еды, но выпил много пива. Кэтлин ничего мне не сказала, но я думаю, ее проницательные голубые глаза заметили многое, и несколько раз она как-то странно посмотрела на меня. Едва только Пом начинала поддразнивать брата и спрашивать обо мне, как он непривычно грубо обрывал ее. А ведь обычно он был так ласков с ней.
И лишь миссис Уокер ничего не замечала, как всегда оставаясь в неведении. Прощаясь, она поцеловала меня и шепнула:
– Розелинда, дорогая, мы все надеемся, что свершится то, о чем сказал наш дорогой Пат…
Я была так расстроена, что с трудом могла говорить с ней. С тяжелым сердцем я уходила домой. Катастрофы не минуешь, и я не в силах была ее предотвратить.
За этим ужасным воскресным вечером последовала не менее ужасная неделя. Пат вел себя как сумасшедший. Он писал длинные, страстные письма, умоляя меня изменить решение и выйти за него замуж. Он посылал мне такие цветы, что даже миссис Диксон-Родд обратила на них внимание. Однажды за ленчем она начала дразнить меня.
– Судя по всему, Розелинда, ты вскружила голову состоятельному молодому человеку. – Она хрипло засмеялась. – Кто он?
Мистер Диксон-Родд посмотрел на меня поверх своих очков и произнес:
– Послушай, Китс, только не подговаривай эту девушку выйти замуж. Я не хочу лишиться своей лучшей секретарши.
Мне было так плохо, что я не смогла даже посмеяться вместе с ними. Я встала из-за стола.
– Поверьте, я не собираюсь выходить замуж. Роскошные, дорогие цветы, которые присылал Пат, меня отнюдь не радовали. Невыносимо было читать и его полные страдания письма. От его безнадежных излияний меня бросало то в жар, то в холод. Неужели эта неистовая страсть и есть любовь? Если это так, то я вообще не хочу влюбляться. Страшно даже представить себе, что я буду испытывать к какому-нибудь мужчине те же чувства, какие питает ко мне Пат. Но одно я знала точно: я никогда не стану навязываться человеку, который будет ко мне совершенно равнодушен.
На все его письма я ответила лишь однажды, умоляя его сохранить хоть частицу разума и остаться мне другом. Я избегала Уокеров, даже мою любимую Кэтлин. Хотя мы договаривались сходить куда-нибудь позавтракать, я отменила эту встречу. Я знала, что буду вынуждена говорить о Патрике, и не хотела этого.
Пат звонил каждый вечер из телефонной будки на углу, поблизости от Гледхай-Гарденз. Он умолял меня встретиться с ним и пересмотреть свое решение. Он угрожал, что явится на Уимпл-стрит и будет звонить в дверь до тех пор, пока я не выйду и не впущу его. И так продолжалось до тех пор, пока я не забыла о своей жалости и довольно резко не отчитала его:
– Пат, не будь таким дураком. Ты ведешь себя неприлично.
На мгновенье он затих. Потом раздался его голос:
– Я не знал, что женщина может быть такой безжалостной и жестокой.
– Пат, да я не безжалостная и не жестокая, – сказала я. – А вот ты действительно не хочешь понять разумных доводов. Я тебе все время твержу, что с твоей стороны было ужасной ошибкой вообразить, будто я хочу выйти за тебя замуж. Я никогда не была в тебя влюблена. Ты не можешь обвинить меня в том, что я давала тебе хоть малейший повод так думать.
После минутного колебания Пат добавил:
– Да, мне не за что винить тебя. Но я надеялся, что ты все-таки выйдешь за меня замуж… вот и все.
Я немного смягчилась.
– Пат, милый, я так хочу, чтобы ты остался моим другом.
Видимо, это его только обидело.
– К черту твою дружбу, – резко ответил он хриплым голосом. – Говорю тебе, что я так больше не могу. Если ты не хочешь выходить за меня замуж, тогда я женюсь на другой. И будь я проклят, если еще хоть раз унижусь перед тобой.
– Вот и правильно. Не надо унижаться, – сказала я.
– Ну, тогда прощай, Розелинда! Когда мы встретимся в следующий раз, я познакомлю тебя с моей женой.
– С твоей женой? – переспросила я.
– Да, – сказал он. – Прощай! Меня охватило беспокойство за него.
– Пат! – почти крикнула я. – Алло… алло, Пат, ты меня слышишь?
Ответа не последовало.
– Пат, Пат… – с бьющимся сердцем повторяла я его имя. – Что ты задумал? О Пат, не делай такого, о чем потом пожалеешь… пожалуйста…
Гробовое молчание. Потом раздался длинный гудок. На другом конце провода Пат повесил трубку.
Я поднялась к себе в комнату, села на кровать и, не шевелясь, стала смотреть в одну точку.
Меня мучили дурные предчувствия: ясно, что в данный момент Пат находился в нервозном состоянии и сгоряча мог совершить что-то непоправимое. Что он имел в виду, когда сказал, что при следующей встрече познакомит меня со своей женой? Неужели он может пойти на такой безумный шаг – жениться на девушке, которую на самом деле совсем не любит?
Я решила позвонить Кэтлин и попросить ее присмотреть за Патом, но ее не оказалось дома. Мне все время приходили в голову последние слова Пата, поскольку я уже поняла, что его подстерегает беда.
Я убеждала себя: в том, что я не смогла полюбить Пата, моей вины нет. Мне было искренне жаль, что я не влюбилась в него. Это бы очень упростило нашу жизнь, было бы хорошо и ему, и его семье, а мое будущее было бы обеспечено.
Впервые с тех пор, как я поселилась у Диксон-Роддов, я лежала без сна в своей мягкой постели, снедаемая дурными предчувствиями.
Утром я никак не могла сосредоточиться на работе. В первый раз я допустила ошибку, записывая дату какой-то важной деловой встречи. Указав мне на нее, доктор, нахмурясь, посмотрел на меня и добавил:
– Да что с тобой? Ты сама не своя. Уж не заболела ли ты? Если хочешь, я дам тебе небольшой отпуск.
Я пробормотала «нет», поблагодарила его, извинилась за ошибку и выскользнула из комнаты, чтобы он ни о чем больше меня не расспрашивал.
Остаток дня прошел в сильном беспокойстве. Я думала о Патрике. От него не было никаких вестей. Отсутствие ставших привычными любовных писем и цветов говорило само за себя. Я уже почти собралась позвонить в больницу и поговорить с Патом, убедиться, что с ним все в порядке, но не сделала этого. В конце концов, наверное, он все понял, и мой звонок только лишний раз огорчит его.
Прошла еще одна ночь, полная тревог, и я позвонила Кэтлин. Трубку сняла Пом. Она ответила как-то странно, без радостного крика, который она обычно испускала, услышав мой голос:
– А, это ты, Розелинда, здравствуй.
– Попроси, пожалуйста, к телефону Кэт, – сказала я.
– А Кэт только что пошла к тебе, – продолжала она.
– Сердце у меня забилось от страха.
– А с мамой можно поговорить?
– Н-нет… – запинаясь ответила Пом. – М-мамочка в постели, она не может разговаривать. Она очень огорчена.
Я сразу поняла, что с Патом что-то стряслось. Поэтому Кэтлин и направлялась ко мне. Я больше ничего не смогла сказать маленькой Пом. Сидела и ждала Кэтлин… от волнения у меня засосало под ложечкой. Но сделать я ничего не могла.
Наконец пришла Кэтлин. Бенсон провела ее в маленькую гостиную, в которой миссис Диксон-Родд разрешала мне принимать своих гостей, если она с мужем и друзьями были в большой гостиной.
Увидев Кэтлин, я испугалась самого худшего. Обычная жизнерадостность покинула ее: прекрасные голубые глаза опухли и покраснели, она явно была подавлена и расстроена. Она не пыталась, как обычно, поцеловать меня, а долго с упреком смотрела на меня и без всякого вступления сказала:
– Как ты могла, Розелинда? Как ты могла? Ты разбила жизнь моему брату!
Я почувствовала, что краснею. Несправедливость ее обвинений была невыносима.
– Кэт, ты не вправе так говорить! – воскликнула я. Она упала в кресло, сняла шляпу и устало провела рукой по глазам.
– Мама убита горем. И я тоже. Но я молодая. Я смогу все это выдержать. И Пом тоже. Но мама не сможет.
– Кэт… – сказала я, и сердце мое заколотилось. – Ради Бога, скажи, что случилось?
Она строго посмотрела на меня.
– Пат женился, – ответила она. – Сегодня утром он женился по специальному разрешению. А днем он привел свою… свою жену познакомиться с нами. О Розелинда!
Я села рядом, схватила ее за руку.
– Кэт, пожалуйста, расскажи мне все толком. Дорогая моя, если бы ты знала, как я волновалась, – сказала я. – Чуть с ума не сошла. Я так за него боялась. На ком он женился? Псих, сумасшедший! Что он натворил!
Вот о чем Кэтлин поведала мне.
Оказывается, Пат появился в доме, когда все пили чай. Он был то ли пьян, то ли просто сильно возбужден, и только теперь мать и сестры разглядели в нем ту истеричность, которую я заметила уже давно. Он привел домой женщину, гораздо старше его самого. Кэтлин плакала, описывая ее:
– Это была ярко накрашенная блондинка, явно осветленные неопрятные волосы доставали до плеч. Довольно хорошенькая, но такая вульгарная, то, что называется «дешевка», с содроганием продолжала Кэтлин. – О, такая пошлая и громкоголосая, одетая недорого, безвкусно и крикливо. Она все время держала Пата под руку и беспрерывно хихикала, а потом показала обручальное кольцо и свидетельство о браке. Она называла Пата «Док», так вот, они с Доком поженились утром. Ее зовут Марлин (хотя она произносит «Марлен»). – Кэтлин была уверена, что, судя по всему, это имя вымышленное. – Она работает – или до сегодняшнего дня работала – буфетчицей в пивной «Королевская голова» неподалеку от больницы Пата.
Выяснилось, что в последнее время Пат часто выпивал там. Когда он не был дома или со мной, он оставался с Марлин. По-своему она без ума от него. Очевидно, для нее это была очень хорошая партия… да, тут есть чем гордиться, ей удалось подцепить красивого молодого доктора.
Кэтлин подробно описала сцену, которая за этим последовала. Пораженная и ошеломленная, миссис Уокер начала допрашивать сына обо мне. Она была уверена, что он влюблен в меня. Он громко расхохотался и сказал:
– Твоя милая маленькая Розелинда отказала мне. У нее каменное сердце.
Миссис Уокер, еще раз с ужасом взглянув на размалеванную, хихикающую невестку, еле добралась до своей комнаты и упала без чувств. Когда Кэтлин начала упрекать Пата за такой ужасный поступок, он сказал, что всему виной бессердечность Розелинды, а потом добавил, что, если они не желают достойным образом принять его жену, он заберет ее отсюда. У нее есть свой дом. Там они и будут жить.
– Они ушли вместе, – с отчаянием в голосе завершила Кэтлин свой рассказ. – О Розелинда, если б ты только ее видела! Это какой-то ужас!.. Она разрушит всю его жизнь… приличный человек, доктор, не может иметь такую жену. Ну почему, почему он так поступил? И почему ты не захотела выйти за него замуж? Рыдая, я умоляла ее понять меня.
– Кэт, ведь я не люблю его. Я так ему и сказала. Он знал об этом с самого начала. Кэт, как мне жаль его и всех вас. Особенно бедную миссис Уокер.
– Да, мама совсем больна. Она этого не выдержит, – проговорила Кэтлин. – Мы боимся, что больше никогда не увидим Пата. Он теперь будет жить у этой ужасной женщины, пристрастится к спиртному, и это наверняка скажется на его работе, и он покатится по наклонной плоскости. Милый мой Пат! – Она заливалась слезами.
– Кэт, клянусь, я не желала, чтобы случилось что-либо подобное. Наверное, я невезучая. Я не приношу счастья ни себе, ни другим. Но все равно, я не виновата в том, что произошло. Кэт, дорогая моя, ну скажи мне, пожалуйста, что ты не винишь меня. Как несправедливо, что Пат во всем винит только меня. Как же я могла выйти за него замуж, если я не люблю его? Кэт, ответь!
Она не отвечала, всхлипывая и пряча лицо в платок. Потом, судорожно вздохнув, сказала:
– Да, я согласна с тобой. Знаешь, в первый момент, когда я вошла, у меня было какое-то ожесточение против тебя, но теперь я понимаю, что была не права. До меня только сейчас дошло, что ты не виновата. Это Пат не мог понять, что без любви от замужества ничего хорошего ждать нельзя. Его необдуманный, отчаянный поступок всем нам принес горе. Как жестоко поступил он с нами!
– Это не жестокость. Это безумие, – проговорила я сквозь слезы. – Может быть, он потратил много сил в Эдинбурге на экзаменах, нервы его уже были расшатаны. Но рано или поздно он должен успокоиться, прийти в себя и расстаться с этой ужасной женщиной. И я уверена, тогда он вернется домой. Надо только взять себя в руки и терпеливо ждать этого момента. Не огорчайся, милая, дорогая Кэт. Ты была так добра ко мне, а я ничего не могла с собой поделать… Я принесла несчастье и тебе, и твоему брату. Но я не хотела этого, Кэт… и тяжело переживаю эту драму.
Она обняла меня и пыталась успокоить:
– Бедная ты моя, что же ты пережила в эти дни? А мы ни о чем и не догадывались. Ведь ты страдала не меньше нас.
– Прости меня, Кэт, дорогая. Попроси маму, чтобы и она простила меня, – умоляла я, крепко обнимая ее и горько плача.
Мы просидели вместе до темноты, пытаясь успокоиться и убедить себя, что все изменится к лучшему. Затем мы сели в такси и поехали к Кэт. Мне хотелось увидеть миссис Уокер. В ту ночь я бы не смогла заснуть, не услышав из ее уст, что она прощает меня.
Миссис Уокер встретила нас с обычной доброжелательностью и уверила меня, что не сердится. Она, видимо, уже проанализировала случившееся и осознала, что Пат, которого она идеализировала, при всей его красоте и обаянии был всего лишь слабым, неуравновешенным человеком.
Пом отправилась спать, так до конца и не поняв, что случилось с ее братом. А Кэтлин, ее мама и я уселись рядышком на диване и почти до рассвета говорили о нашем несчастье, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Наконец миссис Уокер решила, что надо вернуть Пата домой, что она должна попробовать помириться с сыном и удержать его в семье, под своим крылом, даже если для этого ей придется терпеть Марлин у себя в доме.
Они с Кэт сказали, что не вычеркнут меня из своей жизни и впредь не будут держать зла. Даже если я больше не смогу бывать у них, они сами станут навещать меня.
Последние слова миссис Уокер были добрыми и успокоительными.
– Как же мне жаль, дорогая Розелинда, что не ты моя невестка, – сказала она. – Если бы ты была женой моего сына, он бы многого добился. В этом я уверена.
Поблагодарив ее, я ушла в гораздо лучшем настроении, чем пришла. Но все равно на сердце у меня было неспокойно – оно сжималось от сострадания к моим добрым друзьям и от сожаления, что я, сама того не желая, принесла им несчастье.
Укладываясь спать, я подумала о том, что, наверное, мне не суждено встретить хорошего человека и по-настоящему полюбить. Случай с Патом снова заставил меня стать замкнутой и молчаливой, надолго уйти в себя. И только совсем недавно мне удалось избавиться от всего этого. А тогда я говорила себе, что мне больше не хочется, чтобы кто-нибудь полюбил меня. И мне самой тоже не хотелось влюбляться. Любовь – слишком уж сильное чувство, весьма похожее на азартную игру.
Хотя я и была очень довольна своей работой у Диксон-Роддов», случай с Патом надолго омрачил мою жизнь. Я все же ощущала свою вину: ведь он нуждался во мне и я бы могла спасти его от гибели.
С тех пор я никогда не видела бедного Пата, хотя Кэтлин, моя верная подруга, часто приходила ко мне, и Пом и миссис Уокер тоже не забывали меня.
Но Пат не дожил (может быть, к лучшему) до того дня, когда созрел урожай из посеянных им самим зерен несчастья. Приблизительно через месяц после своей необдуманной женитьбы он опомнился, бросил пить и вернулся домой, чтобы помириться с матерью. Как и должно было случиться, Пат быстро надоел Марлин, и, испытывая полное отвращение к ней и к себе самому, он предоставил жене возможность вернуться к прежней разгульной жизни в «Королевской голове». Ему было очень стыдно за свой поступок, и он сказал матери, что хочет как можно скорее уехать за границу. Они решили, что ему лучше всего устроиться корабельным врачом.
Но Пат не успел никуда уехать. В больнице он повредил палец, началось нагноение, и, поскольку организм его был сильно истощен, последовало быстрое заражение крови. Несмотря на все попытки спасти его, через две недели он умер.
Кэтлин пришла ко мне и сообщила о кончине брата. Перед смертью он попросил прощения у своей семьи, добавив:
– Передайте маленькой Розелинде, что я вел себя ужасно… Она всегда была со мной честна, поэтому ей не о чем сожалеть…
Так окончилась жизнь Пата Уокера. По мнению его родных, это было, возможно, и к лучшему. Ведь он бы не смог осуществить свои планы на поприще медицины, пока ужасная Марлин камнем висела у него на шее. К счастью, от этого брака не осталось ребенка. Марлин исчезла из жизни Уокеров так же мгновенно, как и появилась.
Но еще долго я помнила его безумную любовь ко мне и непредсказуемое поведение, и это повлияло на меня. Сама того не желая, я начала ощущать всю безрадостность своей жизни.
И мне казалось, что я не создана для счастливой любви и брака.
Это чувство оставалось во мне следующие два или три года, все то время, пока я работала у Диксон-Роддов.
А затем моя жизнь неожиданно изменилась.
В тот день, в тот самый час, когда я встретила Ричарда Каррингтон-Эша.
