Текст книги "Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов (СИ)"

Автор книги: Денис Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Эмили открыла барабан – пусто. Револьвер не заряжен, и более того – нигде в машине не нашлось ни одного патрона. И мысль эта едва не свела ее с ума – выходит, Ник все время угрожал ей пустышкой.

В окно брызнула кровь. Мелькнула когтистая лапа с намотанными на нее ошметками внутренностей. Раздался сильный глухой удар, от которого машина качнулась. Сердце Эмили ушло в пятки.

Она стремглав перебралась на пассажирское сиденье, зацепившись за рычаг и подвернув лодыжку. Последовал еще удар, и на этот раз дверца погнулась. Существо ломилось в машину, и ему ничего не стоило выломать дверцу. Следующий удар сорвал бы ее с петель.

Эмили чувствовала себя в консервной банке, которую вот-вот откупорит нечто, желающее разорвать ее на куски – точно так же, как оно поступило с Ником. На миг ею даже овладело чувство жалости – той, которую испытываешь к любому живому человеку, каким бы он ни был. Но в следующее мгновение все человеческое в ней улетучилось, и остался лишь всепоглощающий животный страх – перед неминуемой смертью.

Дверца отлетела в сторону. Человекоподобное чудовище завопило и ринулось внутрь. На панель попадали опарыши, в руль уперлась скользкая костлявая лапа. Вторая потянулась к Эмили – мерзкая, пещеристая, с растопыренными пальцами, напоминающая отвратительное коренистое растение. «Это конец» – только и успела подумать Эмили…

…перед тем, как сделать то же, что делал Ник с помощью незаряженного револьвера – она сняла с волос «цикадку» и выставила перед собой – с таким видом, будто эта дешевая стальная штуковина самый настоящий серебряный оберег. И точно так же, как Эмили верила в то, что револьвер заряжен – сейчас она всем своим существом пыталась поверить в то, что заколка спасет ее…

Цикадка Эмми и Небермудский квадрат: женщина убила мужа, любовника и кладбищенского сторожа

Сегодня утром страшную находку обнаружил водитель фуры: неподалеку от Морриганского кладбища посреди шоссе найден «форд», вокруг которого были разбросаны фрагменты тел двух человек, с разной степенью разложения. Останки удалось опознать – это оказались тела Ника Фитчера и Ричарда Грина, пропавших жителей Сильвергардена. Третью жертву нашли на самом кладбище, рядом с раскопанной могилой – это был кладбищенский сторож Финн Долан, находившийся в эту ночь на смене. Всех троих убила Эмили – законная супруга Ника Фитчера.

Ник Фитчер долгое время числился пропавшим без вести, после чего был признан погибшим в железнодорожной катастрофе. Ричард Грин исчез и не появлялся на месте жительства более месяца, что стало поводом к подозрению в убийстве. В ходе расследования установлен факт совместного проживания Эмили и Ричарда, что пролило свет на картину событий: месяц назад во время бытового конфликта женщина убила сожителя, после чего избавилась от его тела, спрятав в пустой (условной) могиле мужа. Затем, когда ей стало известно, что ее супруг не только выжил в катастрофе, но и вернулся в город, она убила последнего и решила избавиться от его тела аналогичным образом. Воплощая задуманное, Эмили была замечена кладбищенским сторожем, что и послужило мотивом к третьему убийству. Подробности всех трех эпизодов устанавливаются.

Неоспоримым остается тот факт, что «Цикадка Эмми» не только жестоко и хладнокровно лишила жизней трех человек, но и придумала изощренный план «на случай ее поимки»: она извлекла из гроба полуразложившиеся останки Грина и расчленила вместе с телом Фитчера, разбросав вокруг заглохшего автомобиля, чтобы изобразить картину собственной психической невменяемости. Однако шериф ее вменяемость под сомнения не ставит, подчеркивая вместо этого дерзость и изворотливость злоумышленницы.

«Ее история про зомби да заколку в виде цикады, – говорит Дэн Кроу, шериф Сильвергардена, – конечно, мы обязательно проведем психиатрическую экспертизу. Однако лично у меня не возникает никаких сомнений, что она сама в нее не верит».

Ироничным является то, что по словам Эмили Фитчер, именно силой веры она выпуталась из истории про «ожившего мертвеца». Что ж, остается верить в справедливость судебного решения.

Сильный ветер затянул небо дождевыми облаками до самых краев, отчего утро выдалось необыкновенно мрачным. В воздухе витал запах надвигающейся грозы, издалека доносились едва различимые, но внушительные по своей мощи раскаты грома. Над кладбищем низко чертили птицы.

Шериф Кроу – худощавый тип в коричневом пальто, с широкими плечами и не сходящей с лица ухмылкой – стоял над могилой и наблюдал за тем, как криминалисты достают и упаковывают по пакетам содержимое гроба: чашка со знаком «Весы», зажигалка «Zippo» с нацарапанным на корпусе пацификом, полуистлевший альманах мистических рассказов, брелок в виде Эйфелевой башни…

– А это что за ерундовина? – Процедил он, увидев в руках эксперта что-то вроде медного медальона с непонятными закорючками-символами.

– Это было на самом дне, под подушкой. – Эксперт прищурился и повертел загадочную штуковину в руках, рассматривая ее со всех сторон. – Похоже на миниатюрную версию «календаря майя». Наверняка какой-то дешевый сувенир от близких этого… Ника Флетчера.

– Дай-ка я посмотрю. – Кроу протянул руку, после чего эксперт, увидев то же, что привлекло внимание шерифа, аккуратно положил предмет ему на ладонь.

Шериф присмотрелся и понял, что ему не показалось: медальон целиком покрывала пленка засохшей крови, а по центру – поверх изображения черепа в похожем на ананас головном уборе – виднелись четкие следы от когтей. Все это смотрелось настолько странно, что по спине эксперта пробежал холодок, а к горлу подступил сухой комок.

Дэна же находка впечатлила не так сильно, но и он мог поклясться, что ощутил нечто странное, когда вещь оказалась в его руке: словно он держал древнейший артефакт, который повидал тысячи или даже десятки тысяч жестоких жертвоприношений. И чем дольше медальон находился в его ладони, тем сильнее им овладевало чувство, что эта безобидная на первый взгляд штуковина – не что иное, как реликвия, побывавшая на множестве алтарей, прошедшая через несчетное количество обрядов и впитавшая в себя боль и страдания каждой несчастной жертвы.

Не подавая виду и продолжая казаться невозмутимым, он аккуратно положил медальон в конверт, хладнокровно улыбнулся и проговорил:

– Отправим на биологию. Не удивлюсь, если на ней окажется еще чья-нибудь кровь.

Над могилой крикнул ворон.

Красный кафель

28.02… вроде. У меня даже часов нет, но по ощущениям как-то так. Две недели точно прошло. Будем считать, что я начала вести этот дневник в свой день рождения. Так что happy birthday to me⁶

(В ходе расследования установлено, что первая запись сделана 24.02)

Если вы когда-нибудь решите убить кого-то и растворить труп в ванной – подумайте сто раз, прежде чем сделать это. Человеческое мясо потрясающее лакомство. Пока что я пробовала его только с солью, но готова поспорить, что в приготовленном виде оно не оставляет шансов ни свинине, ни говядине. Скажу больше – это лучшее, что я когда-либо ела. М-да.

А все благодаря «счастливому» случаю. Вы верите в карму? Я – да. Не плюй в яму, как говорится. Или не рой колодец другому. Хотя к черту всю эту бредофилософию теперь! Конечно, это просто совпадение. Убивайте всех подряд, делайте что хотите, вот мое напутствие. Live fast die young⁷.

Чикатило убил сколько? Шестьдесят человек? А потом из-за него же пятерых расстреляли – просто потому, что оказались не в том месте. И возмездие так сразу его и настигло! ну да… Или у Шипмана была договоренность с Люцифером, с пунктиком про везение? А у Джона Гейси – с его-то подвалом, под завязку набитым трупами – вселенский контракт насчет слепоты окружающих его копов? Я убила всего-то одного ублюдка, и то случайно. Мне эта кара чтобы я раскаялась? Хрен там, космические силы! Я ни капли не жалею.

А землетрясения в нашем бренном мире периодически случаются. И дома некоторые сделаны через задницу, неоспоримый факт. Так что в моей ситуации мог оказаться любой, кого занесло в ненужное место и в ненужное время. С другой стороны могло быть и хуже, если учитывать, что все остальное здание в хлам (судя по чудовищному грохоту в момент сейсмических толчков, от дома осталась одна только ванная).

Мне даже повезло, что я переборщила со снотворным. И что этот бугай отдал концы именно здесь, пока принимал душ. А еще мне повезло, что сейчас зима, и вода из крана течет ледяная. Если вовремя ее обновлять, из ванной можно сделать импровизированный холодильник. Еще добавляю морскую соль (благо в тумбочке ее оказалось навалом). Знаете, сколько можно протянуть на одном человеческом теле, при условии, что оно не портится? Вот и я не знаю. Но уже чувствуется, как двадцать восемь гребаных робинзонолет.

Очередная свечка почти кончилась, нужно экономить: кто знает, как долго я здесь еще проторчу. Ладно, пора спать. Что лыбишься, Пятница?

29.02 – отключаюсь надолго – значит, прошел день. Такие правила

Расскажу немного о себе (насколько хватит свободного кафеля, в промежутках между моей бесценной мазней). Я студентка М. института, которая мечтала работать окулисткой в какой-нибудь престижной частной клинике. И которая любит легкие деньги, конечно же. Точнее любила, пока жила в свободном пространстве по ту сторону двери. М-да, «Пилу 10» можно уже не ждать.

Мой компаньон – четвертый по счету состоятельный тип, которого я собиралась обчистить. Те трое, похоже, получили по заслугам, раз дрожь земная настигла меня только сейчас. А может, отдуваюсь за все случаи разом. Не знаю, и вряд ли хочу знать.

Вентиляция завыла, прямо в тему. Потусторонние силы. Духи предков.

Даже не знаю, почему я выбрала офтальмологию. Наверное, потому что не видела перспектив в других сферах – с учетом того, как быстро глазные болезни набирают оборот. Проще сказать, почему я вообще решила пойти в медицину: предки всю жизнь носили белые халаты, вот и меня втянули. А еще мне нравится Клятва Гиппократа, особенно пунктик про эвтаназию (нет).

От запаха этих дешевых аромасвечей уже тошнит. Но и сидеть в полном мраке тоже не хочется. Сдались тебе эти свечи? Не мог запастись обычными? Впрочем, запах сырого мяса не лучше, так что…

Кроме свечей и морской соли в шкафчике еще есть одеколон (лучший подарок судьбы – может, без спирта я бы так и не решилась на первый шаг ради выживания). И косметика. Похоже, жил с кем-то. Эй, бывшая, не хочешь прийти в гости?

Свечки тусклые, но несколько зажигать не хочу – экономлю. Мне даже нравится этот полумрак: если подключить каплю воображения, я почти что в гробнице Рамзеса Четвертого. А вот и сам правитель, собственной персоной. Да и мои настенные письмена добавляют схожести. Мечты сбываются: давно хотела побывать в Египте.

Еще я открыла в себе талант художницы, насколько хватило палитры в косметичке. И кулинарные наклонности, которым Пьер Ганьер или Франко Норьега⁸ мог бы только позавидовать. Во всем есть свои плюсы.

Очень сильно хочется курить. Оставил бы хоть полпачки, а то пара бычков только раздразнила «аппетит». Из всего, что мы забываем достать с карманов, когда бросаем грязные шмотки на стирку, сигареты – второе лучшее изобретение человечества. После спичек.

Рассеянный склеротик, лучше бы забыл в штанах телефон.

01.03. Я дотянула до весны. Cool⁹.

Вы, наверное, думаете, что я заядлая людоедка и в первый же день приступила к заветной трапезе, пока тело не начало гнить? Нет. Просто предусмотрительно залила его холодной водой с солью, чтобы раньше времени не завонялось. А дальше – do or die. In the middle of the night¹⁰.

Понятия не имею, сколько прошло времени, прежде чем я пошла на это. Думаю, дней десять, не меньше. Конечно, пришлось себя пересилить. Особенно сложно было сделать первый шаг, меня просто выворачивало наизнанку (мозг-то не обманешь – когда впервые пробуешь человеческое мясо, невозможно думать о чем-либо другом). Но если речь идет о выживании, закрываешь глаза на что угодно.

Вообще, когда это только началось, я боялась даже заглянуть за шторку. А когда стало ясно, что другого выхода у меня нет – вот тогда и пришлось хорошенько напиться. Потом как-то сами собой в руках оказались ножницы, и мысль о поедании себе подобного перестала казаться такой уж непостижимой. А потом и вовсе стала идеей фикс – если можно так сказать про чудовищное чувство голода, усиленное осознанием того, что с этим чувством в любой момент можно покончить.

Но самыми худшими были ощущения после – когда, отправив в желудок кусочек человечины, ты понимаешь, что зверскому голоду приходит конец, и мозг начинает переваривать все случившееся. В этот момент снова смотришь на ситуацию человеческими глазами, и становится невыносимо мерзко от того, что минуту назад произошло. Хочется лезть на стены, ползать по полу и грызть кафель, чтобы сбежать от самого гнусного отныне существа – от себя самого.

А потом хочется еще. В десять, в сто раз сильнее. Потому что самое страшное – переступить через все людское и смириться с собственной животной природой – уже позади. И как бы жутко это ни было, как бы омерзительно это не смотрелось: ты теперь не просто отрезаешь кусочек трупа наобум, а ищешь что получше, или правильнее сказать… повкусней.

Вот так.

Думаю, в любом человеке, оказавшемся в моем положении, рано или поздно взбурлил бы инстинкт выживания. И на поводу этого инстинкта любой пошел бы на крайние меры, это уж точно. В конце концов, нет ничего противоестественного в том, чтобы от голода начать есть первое съедобное, что оказалось поблизости. Даже если это человеческий труп.

I will never forget the moment, the moment. And the story goes on¹¹

on on on onn onnn onnnn

08.03. Что скажешь, мешок костей? Где мой подарок? Ладно, не обижайся. Я же любя, Пятница. Кстати, мы теперь лучшие друзья. Я решила оставить ему глаза – чтобы он смотрел на меня и думал, как ему повезло. На самом деле мне кажется, что они не так уж и съедобны. Хотя дойдет очередь и до них. А может и нет.

Похоже, у меня окончательно едет крыша. Потому что когда тушу свечку и становится темно, он и правда что-то бормочет. А еще вроде как начинает шевелиться, хоть я и не представляю, как вообще такое возможно. Скорее всего, никак.

А может, это от постепенного высыхания связок – если предположить, что, несмотря на воду, он начал мумифицироваться. В таком случае, нечто похожее на движения вполне может происходить. Но чем тогда объяснить звуки из рта? Разве может воздух набираться в легкие, которые давно закоченели? Нет, все-таки у меня что-то с головой.

Да и если подумать, в галлюцинациях нет ничего удивительного, особенно когда вокруг абсолютный мрак: от недостатка информации мозг начинает («вырисовывать» – зачеркнуто) выдумывать всякую всячину, дополняя реальность несуществующими картинками или звуками. И как ни странно, черпает вдохновение из самых глубинных страхов – для меня не может быть ничего ужасней, чем увидеть, как полуизъеденный мною же труп оживает. Кажется, еще немного, и так и произойдет.

Интересно, когда же его предки (или друзья, или кто там у него еще) заметят, что кого-то не хватает? А может, просто никто из его окружения не знает про тайный лесной домик? Может, он любил абсолютное уединение? И предпочитал не распространяться про свое убежище интроверта, где подальше от всех можно спокойно провести выходные. Хотя на затворника такой тип мало похож – хотя бы потому, что инвестиционному банкиру без навыков коммуникации на работе не выжить.

Как бы там ни было, меня-то уж точно в этой дыре никто искать не будет. Тем более в гостях у этого типа. Мама, папа, я за бугор. Поступлю в вуз мечты, устроюсь клофелинщицей, пришлю открытку. Алло, да. Все в порядке, просто в аду связь плохая.

Этот вибратор на стуле в комнате (или где я его оставила?) так ни разу и не зазвонил. А может, его раздавило обрушившимся потолком? Или я просто не слышала звонка, когда была в полной отключке. Да и кому я нужна, кроме моего нового преданного друга. Который, судя по всему, тоже никому к черту не сдался.

Что говоришь? Тепленькая пошла? А кстати, вода из крана уже не такая ледяная. Да и в целом вроде стало теплее…

15.03. Все хуже соображаю – в голову начинают лезть всякие мысли вроде того, что это все не по-настоящему. Вроде как надо мной проводят эксперимент, и питаюсь я не человеком, а муляжом из сои. При этом сама же комната – начиная от туалетного бачка и заканчивая гнилыми прорезями вентиляции – утыкана микрофонами и скрытыми камерами.

Как бы я хотела, чтобы это оказалось гребаной правдой! Но реальность дает фору любому шизофреническому бреду. И мне ничего не остается, кроме как смириться с этим – я действительно торчу под завалом, и выживаю только благодаря трупному мясу.

15.03, ночь. В переносном смысле (или в прямом)

Снова слышала шепот, пока пыталась уснуть. Он сказал, что этот гроб стал слишком велик для него. Зато мне теперь в самый раз. На что это ты намекаешь, Веселый мать твою Роджер?

Нужно поскорее тебя доесть, а то вода из крана уже почти комнатной температуры. Не хочется переводить продукты, и так наполовину испортился. А еще слишком много болтаешь.

А загородный дом у тебя хороший. Был. Место тихое, от озера и до громадного леса никакой тебе цивилизации. Хочешь – ходи за грибами, хочешь – лови рыбу. Все как в буклете какой-нибудь надувательской фирмы, или как в рекламе шоколада с лесными орехами. Кайф. А теперь – ни себе, ни людям, как говорится. Это ведь ты подстроил мухоловку, на случай, если кто-то решит обокрасть? Умно. Вот я и попалась. Бззз

18.03. Зеленка кончилась, кровь не моя. Не знаю, почему я до сих пор страдаю этим. Наверное, чтобы хоть чем-то занять себя в промежутках между ночными кошмарами и гребаным дерьмом наяву. Или чтобы окончательно не сойти с ума, отвлекаясь хотя бы на бестолковую писанину вдоль стен. А может это что-то на уровне инстинктов – любыми средствами оставить после себя как можно больше информации, если вдруг я здесь и окочурюсь.

Слышала шуршание за дверью, не докричалась. Наверное, собаки. Или коты. Или какие-нибудь другие твари – по ту сторону же сучий лес, в конце концов. Кроме животин больше никто сюда не сунется. А если да – откупорят меня, как кильку в томате, притащат в суд и спросят «что вы можете сказать в свое оправдание?». А я такая «с мариани или бордо было бы вкусней».

А если серьезно – конечно, пусть вытаскивают. И сажают, хоть пожизненно. Буду хорошо себя вести, не есть сокамерниц. Может даже стану ходить на воскресную службу, ради плюса к карме. Я бы все отдала за то, чтобы умереть в каком-нибудь другом месте, пусть даже в тюремной камере от заточки или в коридоре от дубинок надзирателей. Или на чертовом электрическом стуле, с гигантским искрящимся фейерверком как в клипе Мадонны. Но только не здесь и не так. И не сейчас.

А может, меня в психушку закроют? Я ведь не шучу, когда говорю, что слышу в темноте шепот этого ублюдка. И то, как он медленно ворочается, ни на минуту не останавливаясь. Уж вода-то хорошо передает малейшие вибрации тела, которое никак не может окончательно замереть. Только свечки и спасают от этого порождения мрака.

I will never forget the moment-t-t-t-t…

21.03. Все чаще попадается на глаза бритва в шкафчике, его холодное скользкое лезвие так и манит. Еще есть две пары ножниц, но они тупые. Проверено непосредственно на человеческой плоти. «Вы действительно хотите выйти из игры?».

Черта с два! И дело не в страхе умереть, уж этого у меня точно нет. Физической боли тоже не боюсь, какая бы невыносимая она не была, и как бы долго мне не пришлось истекать кровью. Просто я сейчас чересчур дерьмово выгляжу, чтобы умирать. А еще – слишком через многое прошла, чтобы взять и так просто сделать то, что могла сделать еще в самом гребаном начале. Поэтому не сегодня.

Вот и пришло время глаз, дружище. Молчишь? Интересно, почему?

23.03. Слава демонам, ты окончательно замолчал. Кости не умеют говорить: для этого нужны голосовые связки. И мозги. Насчет последнего я не уверена, но связки точно необходимы. И одной только кожи не достаточно, чтобы двигаться. Теперь я точно знаю.

Хорошо, что ты меня не видишь. И себя. Говорить глазами совсем другое, потому что слушать их еще хуже. Взгляд это фраза, а пустые дыры – молчаливое заглядывание в ничто. Вот и смотри теперь в себя, как будто есть еще куда смотреть.

26.03. Ад – это зацикленный день. Осталась вода. Есть ли в Аду вода? В моем есть даже салфеточный кораблик. Его прибило к ребрам коралловых скал. Это остров скелета. Или скелет острова. Я сделаю из костей плот. Чтобы покинуть его.

Надвигается шторм, я чувствую. Надо взять спасательную бритву.

29.03. Игра окончена? Нет! В ход идет план «Б»… Нужно только наложить жгут. Или не нужно? Быть или не быть, а, Суббота? Как еще назвать скелет Пятницы…

Когда выберемся, я тебя воскрешу. И дам новое имя. Знаешь, какое? Понедельник. Потому что я тебя ненавижу. Потому что я теперь и есть ты.

do or die

in the middle of the night

Оазис

У каждого из нас есть скрытый бак с энергией, которая хлещет, когда нам это нужно.

Алессандро Дзанарди, пилот Формулы-1

I

Старик Лью из тех барменов, кто даже из местного порошкового дерьма, не имеющего ничего общего с томатным соком, может сделать вполне сносную «Кровавую Мари». Но в этот вечер что-то пошло не так. И лиловые сумерки здесь совершенно ни при чем (не такое это и редкое явление), как сказал бы любой, кто верит в приметы и прочую подобную чушь. Нет. Скорее всего, у Лью просто закончился Табаско, и он компенсировал недостающую остроту обычным перцем. Как бы там ни было, это единственная примета, в которую я готов поверить – если в проклятой дыре под названием «Красный город» даже Табаско иссяк, тогда уж точно пора сваливать.

Бар пуст и мрачен, словно поднятый со дна кусок Титаника. Пожелтевшие стекла иллюминаторов и унылый вид на пустыню только добавляют сходства. А остатки краски на железных стенах напоминают времена, когда здесь было довольно живо, и когда это место сияло почище Бьюфорта, напоминая отполированную изнутри субмарину. Сейчас уже все в прошлом, и лучшее культурно-развлекательное заведение Оазиса давно начало гнить. Как и все остальное на этой планете, постепенно превращаясь в ржавую труху.

Лью наливает порцию себе, что означает только одно – до закрытия осталось меньше пятнадцати минут. Затем сквозь полупрозрачные очки смотрит на меня, как старый пират, чудом сохранивший оба глаза, и говорит:

– Я знаю, что ты задумал, и готов помочь тебе в этом нелегком деле.

Меня его осведомленность не удивляет. Оазис с самого начала был не городом, а огромной железной деревней, в которой все обо всем знают. Но что он имеет в виду, говоря, что готов помочь? Неужели старик задумал провернуть на мне какую-то аферу?

– И как же? – Спрашиваю из чистого любопытства, держа в голове мысль – что бы он ни начал предлагать, вряд ли это что-то стоящее. Ему сейчас позарез нужны деньги, поэтому он и крутится как может, идя на любые ухищрения.

И тут Лью заговорил про возможность срезать путь. Конечно, звучит как полный бред – срезать путь в ралли, где ты сам прокладываешь кратчайший маршрут от одной контрольной дуги к другой. Но скоро какая-то часть меня начинает понимать: доля правды в его болтовне есть, пусть и в теории.

Между тем сижу и думаю – почему глядя на него мне в голову приходит образ пирата? На морского волка он явно не тянет: прилично одет, без щетины, опрятен. Синий пиджак поверх битловки сидит идеально, и это не то, что представляется при мысли о карибских злодеях. Возможно что-то такое есть в его чертах лица или мимике – хитрые глаза то и дело бегают, словно в поисках легкой наживы. А голос такой же низкий, как у какого-нибудь капитана Дрейка или Моргана. Хотя откуда мне знать, какие у них были голоса? Видимо, я совсем пьян.

Погрузившись в размышления, я и не заметил, как Лью целиком перешел на термины вроде «горизонт событий» и «тензор энергии-импульса». В какой-то момент начинает казаться, будто он типичный технарь-физик. Но скоро приходит понимание, что он оперирует чуждыми ему материями, плавая в матчасти на уровне дилетанта. Я еще подумал: если старик сложит листок бумаги пополам и продырявит его карандашом, я ткну этим самым карандашом ему в глаз.

Вскоре короткая лекция про мосты Морриса-Торна подходит к концу, и я озвучиваю мучивший меня все это время вопрос:

– И на черта ты мне об этом рассказываешь?

Лью опрокидывает в себя остаток красной жижи, ставит стакан на стол.

– Хочу долю от выигрыша.

Удивленно смотрю на него, пытаясь понять, почему он решил развести именно меня. Да еще и с такой идеей, которая в трезвом виде мало кому пришла бы на ум: якобы в пустыне есть штуковина вроде червоточины, и проскочив через нее, можно сэкономить немного времени. Бред, конечно. Но мне другое интересно…

– А почему я? Сейчас в ралли участвуют все, кому не лень, и у кого есть корыто, способное котиться.

Он достает из шкафчика бутыль томатного сока и делает себе вторую порцию, используя вместо текилы водку (в этом и есть основное отличие «Мари» от «Мэри»). Потом заводит тираду, мол, не стоит называть машины корытами, ибо они все чувствуют, и уж наверняка у каждой из них есть душа, в отличие от нас людей. Бывший гонщик, короче.

– Нет, серьезно, индеец Джо, – прерываю его на полуслове, пока он не упомянул про психопата, у которого поцарапанный Лянча Стратос «начал кровоточить», – есть хорошие, куда более опытные пилоты, а не новички вроде меня. С чего мне такие привилегии?

– Хорошие пилоты в этой дыре не задерживаются, – делает глоток и начинает шарить по карманам. Я бы решил, что он ищет спички, если бы не строжайший запрет любого курева, – а из новичков, кроме тебя, за рулем решили попробовать себя только пару человек…

– Ник Флетчер, Луи «Пикассо» и братья… как их? которые по науке здесь зависли?

Делает еще глоток, хмурясь и нервно сдавливая стакан. Видимо, потому что так и не смог найти, что искал. В таком состоянии он кажется еще старше своих пятидесяти. Или может все дело в освещении, которое делает его морщины неестественно глубокими, а лицо сухим и выжатым как лимон.

– Химики не такие уж новички: Рон даже однажды выиграл. – Он проводит ладонью по локтю, струшивая арахисовую шелуху. Затем достает из-под стола тряпку. – Но они не хотят домой. Им по кайфу жить в Оазисе – они здесь самые крутые умники. А прилетят на Землю и кто они там? Парочка посредственных пи-эйч-ди, знания которых отстают лет на сорок. Сейчас уже и степени такой нет, а они все крутят своими корочками.

Тянет на смех от того, как он путается в показаниях. Аферист из него так себе.

– А говоришь, хорошие пилоты здесь не задерживаются.

Он швыряет тряпку в раковину, сбивая стаканы как кегли.

– Да какие они хорошие? Это было сто лет назад, еще до меридианской катастрофы… – Трет глаза, приподняв очки, и добавляет. – Короче, не хочу с химиками иметь дело, вот что. Насолили они мне как-то. Нахлоридили натрия.

Наркота, думаю. Все ясно. А я еще ломал голову, почему он постоянно в стеклах, словно Микки Нокс. Наверняка у него глаза красные, «как охваченные пожаром джунгли», от паленых капель.

«Ви-зи». Бич доброй половины марсиан. От злой. Пять граммов стоят, как пол цистерны элитного алкоголя, а эффект только первых пару раз. Потом капаешься только ради того, чтобы в край не ослепнуть. Типичная дурь.

Смотрю на мигающие лампы в плафонах, похожих на тарелки, и думаю: он и правда считает меня идиотом, или ему кто-то хорошенько прочистил мозги? Вопрос сам срывается с уст:

– А как ты узнал про это? И что это вообще за хрень?

Лью достает из-под стойки заветный пузырек, который все это время искал, и который видимо нашелся, когда он брал тряпку. Затем снимает очки и набирает в пипетку пару капель.

– Так ты в деле или как? – Закапывает глаза и постепенно меняется в лице, будто начинает трезветь и даже, я бы сказал – молодеть.

– Сначала расскажи, откуда у тебя такие познания в области физики. – Ставлю пустой стакан на стол и замечаю, как стали набухать вены на его руках.

Он наклоняется вперед, и на меня начинают смотреть два полупрозрачных отражения плафонов. От игры теней его лицо становится похожим на череп андроида со светящимися глазными оливками.

– Братец проболтался, марсианский грунт ему пухом. Прямо перед катастрофой, словно чувствовал. Говорил, что там какая-то экспериментальная установка под грунтом, типа коллайдера, которая излучает неведомое поле. Короче, не знаю, оно вроде постоянно работает и становится «отрицательным» только тогда, когда в него попадает летящий на всех парах объект. Чем меньше масса, тем выше должна быть скорость. В «отрицательном» ничто «положительное», естественно, существовать не может. Потому объект и выталкивается с противоположной стороны поля, как пузырь воздуха из воды. Это так, на пальцах. На двухтонном аппарате нужно будет как следует разогнаться. За останками завода местность чрезвычайно каменистая, глыбы тридцатифутовой высоты, потому никому и в голову не приходило там летать на предельных скоростях. А само поле высотой ярдов семь, не больше. Электролеты так низко не летают. Поэтому его никто пока не обнаружил. Вот и все, что я могу сказать про эту штуковину.

Отшатываюсь от услышанного, пытаясь понять, что это за ерунда и сработает ли она. Если хоть на минуту предположить, что это правда.

– Ты предлагаешь прыжок веры?

Он ставит стакан в раковину и возвращается в исходную позицию, которую можно было бы назвать «стойкой бармена». Я смотрю на него и ловлю себя на мысли – вижу Лью почти каждый вечер, но только сейчас замечаю, насколько ехидными кажутся его глаза. Говорят, к тридцати годам на лице человека запечатлеваются основные черты его характера. Если это так, то привычный прищур Лью о многом может поведать. Впрочем, от «капель» этот прищур мог появиться всего за пару месяцев.

– Это скорее прыжок с трамплина над крокодилами, – его голос становится скрипучим и вкрадчивым одновременно, – правила те же: зажмуриться и разогнаться.

Представляю, как это будет выглядеть со стороны, если кто-то заметит меня в момент «прыжка»: пилот достигает кучи обломков, между которыми мало кто рискнул бы петлять ползком, и вдруг ни с того ни с сего дает по газам и разгоняется…

– А если это поле давно развеялось? Могла же установка зависнуть. Тогда можно не жмуриться?

Лью смотрит на меня так, словно предугадал мой вопрос.

– Чтоб тебе было понятно, под прикрытием станции это явление изучали двадцать шесть лет, и за все это время ничего не поменялось. Добавить год после катастрофы, когда я нормально «прыгнул» – двадцать семь.