Текст книги "Войны Миллигана (ЛП)"
Автор книги: Дэниел Киз
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Когда Ричард вышел за пределы слышимости, они обсудили необходимость подготовить этого молчаливого малыша к отъезду Бобби.
Бобби и Аллен сошлись на том, что Ричарду следует научиться летать на своих собственных крыльях, а для этого требовалось вытолкнуть его из гнезда для его первого полета, ‒ но Бобби предложил подождать более подходящего момента.
Процесс взросления пройдет легче, сказал он, после того, как Ричард предстанет перед комиссией по пересмотру дел, тогда он должен будет вернуться в клинику на несколько недель, необходимых для формального оформления его освобождения. Когда он будет уверен, что вернется домой, это смягчит шок от расставания. Кто-нибудь позаботится о нем, Бобби в этом не сомневался, потому что Ричард легко вызывал симпатию у других
Вернувшись с кул-эйдом, Ричард уселся на ноги Бобби, в то время, как шахматная партия продолжалась. Был уже почти полдень, когда на дверном пороге появился Гейб с загадочной улыбкой на губах.
– Жрать пора, мужики! – объявил он, вынимая из-под своей рубашки три мешка с катетерами.
– Как тебе удалось достать их? – спросил Бобби.
– Не парься. Я ведь достал их, так?
– Это будет превосходно! – сказал Аллен.
– Ну, идемте же, черт возьми! – воскликнул Гейб.
Аллен засунул один из мешков себе под рубашку. Бобби и Гейб сделали то же самое, и Ричард захлопал в ладоши, весь дрожа от возбуждения.
– Кормежка! – голос надзирателя раздался во всем корпусе.
Аллен встал в очередь. У него замирало сердце при мысли, что, ввязываясь в эту авантюру, он может вынести печальный приговор пересмотру своего дела.
И он понимал, почему так рискует. В Афинах Доктор Кол не раз повторял, что у него есть плохая привычка дразнить дьявола.
– Сначала надо разрезать хлеб на мелкие кусочки, – объяснил Аллен друзьям, когда они вернулись в свою комнату после завтрака.
Бобби помогал ему резать ломтики хлеба под внимательным взглядом Ричарда, в то время как Гейб стоял на страже.
– Потом засовываем куски хлеба в бутылку молока, а после добавляем коробку сахара. В хлебе есть дрожжи. Когда сахар и дрожжи смешаются с соком винограда, все начнет бродить, что создаст давление. Чем больше продлится процесс брожения, тем больше мы получим алкоголя. Это похоже на зерновой спирт, почти как пиво из кукурузы.
– Бутылка не увеличится под давлением? Пластик выдержит? – поинтересовался Гейб.
– Не переживай. – ответил Аллен, доставая резиновую перчатку из своей тумбочки. – Я вытащил эту штуку из урны, но я хорошо ее вымыл.
Он натянул манжет перчатки на бутылку, потом завязал горлышко резинкой.
– Перчатка наполнится газом, но сохранит нужное давление для нашего эликсира.
Бобби потянул пальцы перчатки так, что, они щелкнули.
– Можно добавить сок, когда все будет готово?
– Конечно, можно. Но сейчас надо спрятать баллон, пока природа делает свое дело. Брожение продлится неделю. Надо будет ходить по очереди и понемногу ослаблять давление в перчатке.
– Ну а где мы ее спрячем? – спросил Гейб.
Аллен подмигнул ему.
– Я думаю, что надежней всего ‒ прямо над корпусом надзирателей, в комнате отдыха. Дождемся ночную смену.
Бобби присвистнул.
– Прямо у них под носом!
– Точнее, – поправил Аллен, – НАД их носом. В этом коридоре столько запахов, что они ничего не почувствуют.
Накануне отправки Миллигана в Лиму, молодая студентка факультета журналистики, работающая в Латерн, газете университета Огайо, сумела обойти службу безопасности Афин и посетила открытый корпус.
Это интервью состоялось в запутанный период, и Сюзанна Прентис, вышеупомянутая журналистка, смогла побеседовать с Билли-Н.
Позже, уже после перевода Миллигана, Сюзанна написала ему, что общество боялось его, потому что не было с ним знакомо: люди страшились неизвестности. До их встречи она сама была напугана, призналась Сюзанна, но во время их беседы все опасения как ветром сдуло. Она нашла его приятным и дружелюбным и почувствовала стыд за свою предосудительность.
Девушка подчеркнула, что обычно репортеры выступают в защиту «ненужных» людей, но до сих пор никто не знал, как вести себя с таким человеком, как Билли Миллиган.
Билли-Н принял предложение журналистки о встрече 23 октября 1979 года, но встретиться с ней ему так и не удалось. Артур не настолько доверял Билли-Н, чтобы позволить ему говорить с прессой. Поэтому на время интервью пятно занял Аллен. Однако Билли-Н снова появился в нужное время, и увидел, как Сюзанна выходит из комнаты и машет рукой на прощанье. В следующее мгновенье его затошнило, и он понял, что одна из сигарет Аллена висит в уголке его рта. Это было ненормально. Артур установил правило, чтобы Аллен гасил свои сигареты, прежде чем выйдет из пятна. Полная пепельница окурков означала, что Аллен долго разговаривал с молодой женщиной.
Когда Билли-Н вернулся в свой корпус, он удивился, обнаружив в своей камере надзирателя Карла Льюиса, стоящего, скрестив руки, посреди его одежды и туалетных принадлежностей, разбросанных по полу. Зубная паста и коробка с тальком валялись на постели.
– Где мои деньги, тупица! – прорычал Льюис сквозь остатки зубов.
– Я сказал вам, что заплачу, – жалко сказал Билли-Н. – Не нужно было делать этого. Вы же стояли у меня за спиной сегодня утром, когда я солгал моему адвокату. Вы слышали, что я просил его послать вам сто долларов, якобы для замены моего старого радиоприемника на новый?
– Этим утром? Ты что, держишь меня за идиота, Миллиган? Это было три дня назад! А денег все еще нет!
– Я напомню ему. Наверное, он был занят, не мог заняться этим. Деньги будут завтра.
Льюис презрительно усмехнулся, выходя из камеры.
– Да, было бы неплохо. В первую очередь для тебя!
Неприкрытая угроза в словах Льюиса не ускользнула от Билли-Н. Он уже видел, что случалось с теми, кто отказались или не могли заплатить. Если надзиратель не получит своих денег, он очень разозлится на него.
Хотя Билли-Н не общался напрямую с Артуром или Рейдженом с момента перевода в этот ад, он знал, что они вернулись. Он нашел в своей камере записки, сделанные чужим почерком. Люди часто говорили ему о том, что он, очевидно, сказал или сделал, но он этого абсолютно не помнил. Еще хуже было то, что он снова «терял время». Не только минуты или часы, но и, как показало замечание Льюиса, целые дни.
Билли стало стыдно.
Вдруг он услышал рев толпы на улице. Он бросился к окну и удивленно увидел, что двор заполнен сотнями заключенных. Многие из них отчаянно махали лопатами; некоторые натянули капюшоны, чтобы скрыть свои лица.
Не веря в то, что происходит на его глазах, Билли-Н вышел из камеры, и закричал изо всех сил:
– Бунт! Бунт!
Карл Льюис бросил на него полный презрения взгляд:
– Миллиган, ты и правда идиот!
– Я видел, на улице! Они захватили двор! Вы ничего мне не сделаете! Они займутся вами, когда захватят этот корпус!
Льюис покачал головой.
– А ты только об этом и мечтаешь, да? Идиот! Они снимают фильм!
– Фильм?
– Представь себе, фильм. Для телевидения. Они снимают в Лиме, потому что она напоминает Аттику.
Расстроившись, Билли-Н вернулся в свою комнату, опустил голову и встал у окна.
Он мог бы догадаться – все это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. В этом мире нет справедливости.
6. Опьянение тюремным вином
После интервью Аллена газета университета Огайо Латерн превысила тираж газет Афин, Колумбии и Дейтона вместе взятых. Во вторник 6 ноября 1979 года была опубликована статья Сюзанны Прентис.
МИЛЛИГАН НЕ ПОЛУЧАЕТ ЛЕЧЕНИЯ!
«Я знаю, что мне нужна помощь. Чтобы жить нормальной жизнью и внести свой вклад в развитие общества, мне нужно больше помощи, чем та, которую я получаю сейчас».
Известный эксперт по синдрому множественной личности доктор Корнелия Уилбур, которая работала с Миллиганом, утверждает, что он не получал надлежащего лечения после перевода из Афинского центра психического здоровья в государственную клинику для душевнобольных преступников в Лиме 4 октября этого года.
По ее мнению, Линднер видит в Миллигане психопата и шизофреника.
Доктор Уилбур описала клинику в Лиме как настоящий ад. Она утверждает, что Миллиган не получит должного лечения до тех пор, пока политики используют его в собственных интересах. Она хочет, чтобы Миллигана вернули в Афины.
«Я совершил несколько преступлений, – сказал нам Билли Миллиган. – Сейчас, я полностью осознал это. Мне стыдно… И мне пришлось жить с этим чувством вины очень долго. А сейчас, я живу, постоянно задавая себе один и тот же вопрос: вылечат ли меня, или я буду гнить здесь, пока не сдохну?»
Рейджен пришел в бешенство, когда Аллен признался журналистке в других преступлениях, Артур считал статью, написанную молодой женщиной, очень положительной, а Аллен был недоволен тем, как она воспроизвела его слова: «Она выставила меня слабаком – сплошное нытье и жалость к себе…»
Что касается Билли-Н, то он высоко оценил статью и не нашел в ней недочетов. Он бы сказал то же самое, если бы у него хватило для этого смелости, и если бы он так же легко, как Аллен, владел словом.
Статья вызвала гнев медицинской бригады Лимы и администрации Департамента психического здоровья.
Благодаря этому успеху Сюзанна Прентис получила место репортера в газете Коламбус Ситизен Джорнал сразу после окончания учебы на факультете журналистики. В отличие от других репортеров, которые пытались войти в контакт с Миллиганом, Сюзанна смогла лично общаться с ним каждый раз, когда хотела взять у него интервью. И Билли-Н вызывал ее время от времени, чтобы предоставить ей материал для статьи.
Когда Билли-Н спрашивал себя, откуда взялись газетные вырезки, которые он только что нашел под кроватью, раздался стук в дверь. Он поднял голову и увидел, как в его комнату входит Бобби. За ним шел Ричард и нес в руках клетку с двумя песчанками.
– Ну, давай! – сказал Бобби Ричарду, побуждая робкого молодого человека говорить. – Скажи. Скажи ему!
Но Ричард сделал шаг назад, покачав головой, и Бобби заговорил вместо него.
– Ричард через несколько дней будет проходить комиссию, и его социальный работник заберет песчанок и отдаст их в зоомагазин. Это обычная процедура, если ты идешь в суд или должен покинуть корпус на несколько дней. Но в большинстве случаев они не отдают тебе обратно этих животных, потому что администрация зоотерапии снова включает тебя в список очередников. У меня самого их уже четыре, это максимальное количество. А если они увидят, что у тебя их больше положенного, то отберут всех. Ричард сказал, что доверяет тебе. Он знает, что ты будешь кормить их и разговаривать с ними, чтобы у них не появились комплексы.
Эти последние слова вызвали недоумение Билли-Н, но он знал, что Бобби пытается развеять тревогу Ричарда.
– Я буду беречь их, как зеницу ока. Я буду хорошо их кормить и каждый день чистить клетку.
Ричард показал на более крупного грызуна.
– Это Зигмунд, а второй ‒ Фрейд. Зигмунд умеет отвечать, когда ты с ним разговариваешь. Посмотри-ка: Зигмунд! Эй, Зигмунд, познакомься: это Билли.
Песчанка села на задние лапки и негромко пискнула. Билли потерял дар речи. Можно было подумать, что Ричарду действительно удалось пообщаться с маленьким существом!
Вытащив животных из клетки, Ричард положил их на плечо Билли-Н.
– Пусть они познакомятся с тобой, немного привыкнут к твоему запаху. Они не укусят.
По волосам Билли песчанки перебрались с одного плеча на другое, попутно обнюхав его уши. В конце Зигмунд устроился на одном и тихонько пискнул в знак одобрения. Фрейд вел себя более сдержанно.
Что-то сюрреалистическое было во всей этой сцене…
На прощанье Ричард погладил своих питомцев.
– Ведите себя хорошо, вы оба. Я приду к вам завтра.
Бобби потянул своего друга к двери.
– Не волнуйся. Они в хороших руках.
Тянулись монотонные дни.
Жизнь в Лиме проходила в парализующей рутине. Накануне суда Ричарда атмосфера всеобщей скуки, царившая по утрам в комнате отдыха, ничем не отличалась от атмосферы предыдущих недель.
Гейб делал двадцать четвертое отжимание, а Ричард сидел у него на шее, как наездник на мустанге. Бобби лежал перед ними на полу, Аллен читал номер Ньюсвик двухлетней давности.
Вдруг Бобби поднял голову и прошептал:
– Эй, здоровяк, а самогонка уже должна быть готова, как думаешь?
Не переставая отжиматься, Гейб спросил:
– Ну и когда мы зальем горло?
Бобби вопросительно посмотрел на Аллена в ожидании ответа.
– Пожалуй, лучше вытащить бутыль из тайника и спрятать в одной из камер до приезда второй группы, – предложил Аллен. – А вечером, после ужина, мы его выпьем. Но лучше не напиваться раньше, чтобы не шататься перед смотрителями, иначе попадемся. От конторы до столовой 843 метра.
– Откуда это ты знаешь?
– Я считаю шаги, чтобы не сойти с ума. И поверьте мне, парни, после того как мы выпьем эту смесь, вы не сможете и половину пути пройти ровно.
Гейб остановился, чтобы дать возможность Ричарду слезть со спины. Здоровяк уселся на землю.
– Не преувеличивай, Билли. Нету там столько спирта, и она не может быть шибко крепкой.
Гейб был обычным мирным человеком, скорее ведомым, чем лидером. Никто не считал его угрозой, если только он не был в гневе. В таких случаях он отличался необычайной силой. Он убил человека одним ударом кулака, разбив ему лицо о стекло машины, после того как тот человек всадил ему две пули в живот. Никто не спрашивал его, за что. Отряды безопасности перевозили Гейба из тюрьмы округа в Лиму в бронированном фургоне, отказавшись от менее надежного транспорта, потому что в его деле было написано, что в приступе гнева он вырвал дверь обычной полицейской машины.
– Я могу выпить всю бутылку один – и даже не пошатнусь, – заявил Гейб.
Аллен улыбнулся.
– Алкоголь, который ты пил до этого, ты покупал в магазине. Джек Дэниелс, Блэк Велвет, Саутерн Комфорт и всякое такое. Магазинная водка только кажется крепкой, но на самом деле в ней от 12 до 80 градусов из 200 возможных. В водке, которую я научился готовить в Лебаноне, от 120 до 160 градусов по той же шкале. Она такая же крепкая, как и контрабандная, только не пшеничная, а фруктовая. Выпив ее, ты сможешь машину перевернуть!
Друзья воодушевленно слушали Аллена и их интерес возрастал с каждым его словом.
– Окей! Я согласен! – сказал Бобби.
Бобби и Гейб ударили по рукам.
– Рискнем!
Они дождались смены надзирателей, в ходе которой павильон был почти пустым, и с беззаботным видом вошли в корпус надзирателей. Аллен следил за коридором, в то время как Гейб ухватил Бобби за пояс и с легкостью поднял его под потолок. Надзиратели проверяли заключенных, ходивших по коридору со стеклянными бутылками, поэтому их емкость была пластиковой. После всех манипуляций гигант спрятал бутыль в своей комнате и присоединился к остальным в очереди на обед.
После обеда четыре конспиратора встретились в камере Гейба, чтобы приступить к работе. Бобби вынес в кармане йогурт в картонной упаковке и старую футболку.
– Отлично, – сказал Аллен, – нужно отделить сивушные масла и только потом это можно будет пить.
Он пробил дырку в донышке йогурта и положил туда плотную ткань, затем пропустил образовавшуюся смесь во вторую бутылку из-под молока через этот импровизированный фильтр.
– Лучше отойдите, – посоветовал он. – От запаха этой бурды вырвет даже мусорщика, стоящего в цистерне с дерьмом. Когда вы попробуете вкус этой фигни, вы поймете, почему такой самогон называют «заворот кишок». А если вам понравится этот вкус, сивуху можно съесть.
Ричард непонимающе посмотрел на него.
– Зачем есть эту дрянь?
Аллен заговорщицки улыбнулся ему.
– По той же причине, по которой мы собираемся пить эту смесь.
Они получили почти четыре литра самогона, который решили выпить как можно скорее, чтобы сразу же уничтожить все доказательства его существования. Бобби встал у выхода, и Аллен опустошил часть жидкости из большой бутылки кока-колы одним глотком.
Напиток, со вкусом смеси бензина и электролита из аккумулятора, обжег его горло и пищевод, а кишечник словно наполнился расплавленным свинцом. Остальные засомневались, глядя на его страдания, но Аллен сдавленным голосом, со слезами на глазах сказал им:
– То, что надо!
Бобби посмотрел на Ричарда, приподняв бровь.
– Я п-попробую, – ответил тот.
Они торопливо допили самогон.
После того, как следы нарушения были уничтожены, они молча сидели еще минут двадцать, слушая радио. Аллен оцепенел. Звуки воспринимались с искажением. Он чувствовал усталость, головокружение, но в то же время он был расслаблен и доволен. Ричард быстро погрузился в беспамятство. Бобби едва не упал с унитаза и нарушил молчание, чтобы сказать, что его тело было мертвым еще десять минут назад. Из всех только Гейб и Аллен оставались достаточно трезвыми, чтобы вдруг понять, какую важную они забыли вещь.
– Черт, Как мы могли так протупить? – громко сказал Аллен. – Ведь Ричарду и Бобби нужно пройти через круг, чтобы вернуться в свои камеры! Есть у кого идеи?
Гейб с трудом встал на ноги и почесал светловолосую голову.
– Знаю. Ты пойдешь к наблюдательному посту в круге и попросишь иглу с ниткой у надзирателя. Он должен будет пойти в медпункт за ключом от шкафа. Это даст мне время, чтобы перенести их через круг. Не дыши на него во время разговора. И постарайся не споткнуться.
Аллен понял, что соображает куда хуже, чем Гейб, но все равно знал, что гигант так же пьян, как и он сам. Он попытался собраться с мыслями, чтобы выстроить план как можно лучше.
– А если он спросит, на кой черт мне нужна игла?
– Скажи, что у тебя порвалась рубашка, и ты хочешь ее зашить.
Встряхнув головой, чтобы лучше понять его мысль, Аллен проговорил:
– Но у меня нет порванной рубашки.
Нетерпеливо нахмурившись, Гейб резко рванул карман рубашки Аллена и протянул ему потрепанный кусок ткани.
– Вот, пожалуйста!
Аллен точно следовал плану Гейба. Как только надзиратель скрылся в медпункте, чтобы найти иглу, Гейб пересек круг большими шагами, держа Бобби под левой рукой и Ричарда под правой. Облегченно выдохнув, крайне сосредоточенный, Аллен мелкими шажками вернулся в камеру.
Он погрузился в сон раньше, чем его голова коснулась подушки.
На следующее утро Аллен проснулся с ощущением, будто его голова зажата в тиски. Чувствуя агонию, он пытался открыть веки, будто налитые свинцом, опасаясь худшего.
На задворках сознания он увидел себя в ярком круге своего бытия, в реальности.
Странно, подумал Аллен, что он никогда раньше не видел пятна. Он узнал о нем, когда Артур рассказывал детям, как войти в мир реальности и разговаривать с другими людьми, не принадлежащими их семье. Он объяснял им, делать все это можно лишь, когда находишься в световом круге, пятне. Сейчас Аллен ясно видел этот круг, будто он артист, стоящий перед публикой, в свете прожектора, а остальные ждут за кулисами или в своих гримерных.
Он хотел поприветствовать всех и выйти, но прожектор преследовал Аллена, оставляя заложником этого ослепляющего света. Он понял, что Рейджен и Артур сочли ответственным за это похмелье именно его, и не позволили никому другому пережить это. Аллен один должен был отвечать за последствия своих поступков.
Внезапно он услышал Артура:
– Что посеешь, то и пожнешь, – гулко прозвучало в пустой камере.
Пересохший рот с трудом выговаривал звуки, Аллен пытался встать. Заснуть в полночь пьяным вдрызг, чтобы заставить себя подняться в пять утра – это дерзкий вызов.
– Господи, помоги мне пережить эту пьянку! – прохрипел он.
Аллен обнаружил Бобби и Ричарда в общем зале, страдающими в тишине. Бобби поднял на него налитые кровью глаза.
– Ощущение, что я прожевал динамит, – сказал он жалобно.
Учитывая ситуацию, Ричард выглядел лучше. Одетый в строгий костюм, он выглядел скорее нервничающим, чем страдающим от похмелья. Иногда он встряхивал головой, чтобы убрать пряди волос, спадавшие на глаза.
– Позаботься о Зигмунде и Фрейде, хорошо?
– Можешь рассчитывать на меня, – уверил Аллен. – Я буду с ними разговаривать, чтобы они не комплексовали.
Несмотря на навязчивую головную боль, Ричард улыбнулся.
– Не хочется, чтобы они меня забыли, если я не сразу вернусь после суда. В окружной тюрьме меня могут задержать на несколько дней.
Когда настало время идти в суд, молодой человек выразительно посмотрел на Аллена и Бобби. В его глазах были слезы.
Борясь с собственными эмоциями, Бобби пожал ему руку и отвел взгляд.
– Все будет хорошо, парень.
Их прощание прервали Рузоли и Льюис, следующий за ним. Надзиратели шумно ввалились в комнату отдыха.
– Все к стене, сукины дети! – крикнул главный надзиратель и оттолкнул с дороги нескольких зомби.
Гневно раздувая ноздри и сверкая глазами, Рузоли прошел вдоль пациентов, выстроенных лицом к стене.
– Хорошо, скоты! – зло усмехнулся он. – Вы будете стоять здесь до тех пор, пока не сознаетесь, кто написал на стене, что я хуесос.
Аллен подавил смех. В этот самый момент потрескивающий динамик вызвал Ричарда Кейса явиться в круг. Юноша повернулся, чтобы выполнить указание.
– А ну к стене, сукин ты сын! – крикнул Рузоли.
Ричард, который очень боялся Рузоли, побледнел как покойник.
– Н-но я д-должен ид-д-т-ти на з-заседание.
Глаза Бобби сузились. Рузоли схватил рубашку Ричарда сжатым кулаком.
– Слушай меня, говнюк, ты будешь делать то, что я тебе скажу! Если я скажу поссать, ты сядешь на корточки. Если я скажу, что отымею тебя, ты молча встанешь на четвереньки. Ты понял?!
Он прижал голову Ричарда к стене и заорал:
– Ты понял, да? Ты понял?!
– Оставь его! – приказал Бобби тихим, но угрожающим голосом.
Надзиратель толкнул Ричарда обратно в строй, потом холодно посмотрел на Бобби, затем перевел взгляд на Ричарда.
– Тебе что-то не нравится, Стил?
Одним прыжком Бобби оказался между Рузоли и Ричардом, и достал из носка бритву.
Легко взмахнув рукой, он до кости разрезал запястье Рузоли. Прежде чем кто-либо успел среагировать, он полоснул главного надзирателя по лицу, горлу и груди.
Кровь хлынула во все стороны, забрызгав лицо Аллена.
– О господи! – закричал он.
Его ноги подкосились, но Рейджен вмешался, не дав ему потерять сознание. Он же прижал Бобби к земле, чтобы не допустить убийства.
Лезвие, только что перерезавшее горло, отлетело на пол. В это время громкоговоритель объявил на максимальной громкости:
– Синий код! Корпус А! Синий код!
Взвыли сирены.
Карл Льюис разорвал свою рубашку и перевязывал кусками ткани горло Рузоли, чтобы остановить поток текущей крови.
– Блин, Сэм, я же говорил тебе не связываться с этим психом! О Боже, Сэм, не умирай! Сэм, я прошу тебя, не умирай!
Рейджен, занявший пятно из-за того, что Аллена охватил страх, видел приближение опасности. Сейчас, когда по коридору приближалась толпа накачанных охранников, он среагировал моментально. Одним взглядом он сообщил Гейбу о своих намерениях. Ловким движением левой ноги Рейджен задвинул лезвие под теннисный кроссовок Гейба. Гигант раздавил оружие подошвой, смешав его с пылью.
Охранники отвели Бобби в изолятор, а потом заперли остальных пациентов в их камерах.
Сигнализация наконец-то отключилась, но в корпус продолжала прибывать охрана.
– Всех вывести голыми! – крикнул начальник охраны.
Пациентов выводили из камер одного за другим, чтобы раздеть.
– Повернуться, толпа придурков! Лицом к стене!
В ходе осмотра они обыскали камеры, разорвали швы, выпотрошили подушки, опустошили тюбики с зубной пастой и флаконы с шампунем. Охранник в резиновых перчатках, натянутых до плеча, проверял каждый унитаз.
Коридор постепенно наполнялся хламом из камер и голыми пациентами, стоящими лицом к стене.
Лезвие Бобби они не нашли.