Текст книги "Город павших ангелов"

Автор книги: Дэниел Депп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Шпандау спрашивал себя, что будет с ранчо, когда и Мэри не станет. Ди любила его, но работу свою любила больше. И жить здесь она не хотела. Ее братья были рады сбежать отсюда, стали городскими жителями и возвращаться не желали. Земля между тем возросла в цене раз в десять по сравнению с временами, когда Бо купил ее. Лет через десять после смерти Мэри эти места станут уже окраиной города. Повсюду натыкают дешевых домов-коробок, телевышек и прочих огрызков «Американской мечты». Тогда еще одна частичка Шпандау умрет. Нельзя любить то, что тебе не принадлежит, что не твое. А он вот умудрился влюбиться в это ранчо, вопреки здравому смыслу.

Когда Шпандау подъехал к дому, Карлос ругал сына на чем свет стоит. Парень стоял повесив голову, а Карлос грозил ему пальцем. Он посмотрел на Шпандау, улыбнулся и помахал рукой, приветствуя его. Сын поднял глаза на Шпандау, но промолчал.

Вид у него был угрюмый. Шпандау заметил у парня фингал. Тот снова опустил голову, терпеливо ожидая, когда закончится буря, и не прислушиваясь к словам отца. Сына Карлоса вечно все раздражало, а Шпандау раздражал он сам.

Он поскребся в сетчатую дверь кухни. Вышла Мэри, миниатюрная и худенькая, похожая на Мирну Лой, актрису, которая снималась в фильме «Худой» по мотивам романа Дэшила Хэммета. Бо говорил, что это была одна из причин, по которой он на ней лсенился. Хотя, конечно, добавлял Бо, главное – что она обладала еще более скверным характером, чем он, и держала его в узде.

И в этой шутке была лишь доля шутки. Как-то раз, около года назад, Шпандау видел, как Мэри схватила лопату и замахнулась на риелтора, который уговаривал ее продать ранчо. Пока Бо был жив, он не совался. Понимал, что ему ничего не светит. А тут решил воспользоваться тем, что Мэри подавлена. И все прошло бы нормально, если бы он ограничился соболезнованиями. Но риелтор завел разговор о продаже, и Мэри сочла это оскорблением. Она гналась за ним до самой машины и успела разбить заднюю фару его «Мерседеса», пока он заводил мотор. Как же Шпандау было не обожать ее?

Мэри открыла дверь и быстро чмокнула зятя в щеку.

– Мы не знали, приедешь ты или нет.

Мэри не была склонна к демонстрации чувств, это Бо любил обниматься и целоваться с родственниками. Она пошла прямо к холодильнику и стала накрывать на стол: миска картофельного салата, ветчина, зелень и кувшин лимонада – Мэри помнила вкусы Шпандау и приготовила все специально для него.

– Люблю создавать вокруг себя некую загадочность, – сказал он.

– Тоже мне, загадочность. Да в тебе этой загадочности ни на грош, ну точно как в Бо. Открытая книга, вот что ты такое, уж извини, что я так тебе прямо это выкладываю.

– Что у них там? – спросил Шпандау, кивнув на окно, за которым Карлос продолжал выволочку сыну.

– Мигель обрюхатил какую-то девчонку из Камарилло.

– То-то у него видок такой. Это Карлос его разукрасил?

– Нет, папаша девчонки постарался. Добрый католик. Хочет, чтобы они под венец пошли.

– Бедолага.

– Да черт-те что из него выросло, – заметила Мэри. – Только на пользу, если у него будет пухленькая женушка да дюжина пострелят. А то не ровён час пырнут ножом – и все.

– Вы сегодня не в духе.

– Сегодня два года, как Бо похоронили. На меня всегда находит.

Шпандау уселся за стол. Мэри поставила перед ним тарелку и стакан, положила вилку и нож. Наполнила стакан. Сняла пленку с миски. Шпандау положил себе еды.

– Так и не спросишь, где Ди?

– Поддерживаю загадочный имидж. К тому же проголодался я.

На самом деле ему до боли не терпелось увидеть Ди. И они оба это знали.

– Она в конюшню пошла. Хоуги тебе готовить.

– Хорошо.

– Все-таки паршивец ты редкостный, – улыбнулась Мэри. – Она все утро на нервах, ждала тебя.

– Разве вы должны мне об этом говорить?

– Уж не знаю, что у вас двоих там разладилось. Все в игры какие-то играете. А я так и не поняла, чего вам вздумалось расплеваться-то. Любите ведь друг дружку. И оба так и будете маяться всю жизнь.

– В жизни вообще все сложно.

– Да просто, еще как просто, – отрезала Мэри. – И всегда так было. А такие вот вроде вас двоих, интеллектуалов чертовых, делают вид, что сложно, и все портят. Мир-то как вертелся, так себе и вертится. Всего-то и надо – научиться держаться и не падать. Вон – как лошади.

– Это вы намекаете на мое последнее выступление в Салинасе?

– Нет. Но слышала, ты там не блистал. Дай-ка палец посмотрю.

Шпандау показал ей палец, она рассмеялась.

– Что ж ты его суешь куда ни попадя? Вот и Бо говорил, что ты его когда-нибудь отчекрыжишь. И похоже, тебе это чуть было не удалось. – Она села напротив Шпандау и посмотрела на него. – А тебе не приходило в голову, что я не ровен час помру?

– О смерти думаете?

– Они же разорвут ранчо на клочки и загонят тем придуркам, которые смотрят Опру Уинфри,[24]24
  Опра Уинфри (р. 1954) – американская телезвезда, ведущая ток-шоу с очень высоким рейтингом.


[Закрыть] – сказала Мэри.

– Тогда на вашем месте я не стал бы умирать.

– Мальчикам плевать на ранчо. А Ди в одиночку им заниматься не будет. Ей это по силам, думаю, но она не станет.

– Мэри, но ко мне это вообще никакого отношения не имеет. Господи, вы бы не подначивали меня так, будь здесь Ди.

– Упрямая она. Может, хоть у тебя еще капля здравого смысла осталась.

– Это Ди от меня ушла, – напомнил Шпандау.

– Ты ее отпустил.

– Ну конечно, остановишь ее.

– Черт побери! Да пусть работает в школе. А ты ранчо займись.

– А может, надо спросить ваших сыновей, что они думают по этому поводу?

Для них это просто кусок сухой земли где-то в глуши, который ничего для них не значит. Деньги у меня есть, я могу с ними договориться. Хотя они не сильно в этом нуждаются. Ранчо может перейти к Ди, если она захочет. Они и слова не скажут.

– Вы бы лучше с ней самой поговорили.

– А я с тобой говорю, паршивец. Ты бы пораскинул мозгами да понял, чего хочешь. Времени-то не так много осталось.

– Мэри, вы у нас как огурчик. Или вы что-то скрываете?

– Да я не о том.

Мэри поднялась и принялась мыть уже перемытую посуду.

– А о чем?

– Да ни о чем. Это вообще не моего ума дело, что у вас двоих там с личной жизнью происходит.

– Вы намекаете, что Ди с кем-то встречается?

– Не мне о таком говорить. Сам с ней потолкуй.

– Черт!

– Я только одно скажу. Вам двоим надо все решить. Я же не вечная.

– Что решить? – спросила Ди с порога.

– Что вы оба хотите на ужин, – нашлась Мэри. – Готовить-то мне в радость. Но меню выдумывать – это уж нет. Так что сами решайте.

Делия Макколей пошла ростом в отца. Золотисто-каштановые волосы, тоже доставшиеся от отца, длинные и волнистые, были собраны шпильками на затылке. Сколько раз вечером Шпандау наблюдал, как она стоит у края кровати и вытаскивает шпильки из волос. И волосы падают ей на плечи, словно дождь осенних листьев – аж дух захватывает. От матери Ди унаследовала подтянутость, тонкие черты и царственную осанку – высокая, стройная красавица, Шпандау никогда не желал ее так, как сейчас. Ди вошла и отпустила дверь – та захлопнулась, щелкнув. «Хочет мать позлить», – догадался Шпандау. Ди подошла к нему и поцеловала в щеку, положив руку ему на плечо. От нее едва заметно пахло лошадями и седлами, и ему нравился этот запах. Он соединял Ди с этим миром, с этим местом, которое он тоже любил.

– Я думала, ты не приедешь, – сказала Ди.

– Задержался по делам в городе. Следовало позвонить, но я только забежал домой – и сразу сюда.

– Я тебе Хоуги приготовила. Если, конечно, ты еще хочешь покататься. И успеем вернуться, чтобы ужин приготовить.

– Да поезжайте, – не выдержала Мэри. – Уж я как-нибудь с готовкой управлюсь. А вы развлекайтесь, – мягко добавила она.

Ди посмотрела на нее выразительно. Мэри сделала вид, что не заметила, и Ди ушла в дом.

– Сто процентов, сейчас вода зашумит, – заметила Мэри. – Будет лошадиный запах смывать. И не удивляйся, если от нее духами запахнет. Глупее вас двоих я людей не встречала.

Шпандау покончил с едой. Когда Ди вернулась в кухню, он различил легкий аромат «Шанель».

Мэри посмотрела на него, покачала головой и фыркнула.

– Готов? – спросила Ди.

Он пошел за ней следом к конюшне. Ди шла через двор, ее бедра, обтянутые джинсами, слегка покачивались. Она настолько естественно вписывалась в этот пейзаж, что трудно было представить ее в классе перед оравой второклашек или среди учителей на каком-нибудь собрании. Но Шпандау видел ее и там – в строгой блузке и юбке, с убранными в тугой пучок волосами, с очками на кончике носа. Она стояла, такая высокая, бескомпромиссная и неприступная. Он подозревал, что некоторые коллеги ее боялись. Ди была тверда и принципиальна. Но учительница из нее получилась хорошая. Она любила свою работу и учеников. И все же ему казалось, что он наблюдает за незнакомкой. Это была совсем не та женщина, которая, после стриптиза на пороге ванной, еще не высохшая, гладенькая, пахнущая ароматным мылом, забиралась в постель, ложилась на него, клала его руки на свои бедра, шептала что-то на ухо. Капли стекали с ее мокрых волос по шее, груди, животу и падали на Шпандау теплым дождем, когда она, положив руки ему на плечи, подавалась вперед, так что он не мог уже видеть ее лица, и шептала: «Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя».

Коня назвали Хоуги, потому что он всегда казался грустным. Он стал первым подарком Ди мужу на день рождения. Тощий годовалый жеребенок, в котором одна Ди разглядела перспективу. Он был слишком худеньким, с длинными тонкими ножками. И ничто в нем не говорило о том, что из Хоуги вырастет отличный конь, который будет стоить больших денег.

Но Ди сказала, что у него есть душа. А Бо съязвил, что Хоуги больше на ламу похож, чем на лошадь. Мэри заметила, что он смотрит в глаза, как Хоуги Кармайкл[25]25
  Хоугланд Говард Кармайкл (1899–1981) – американский композитор, пианист, певец, актер.


[Закрыть] – немного печально. Так и стали называть жеребенка Хоуги. Когда он подрос, Шпандау сам объезжал и тренировал его. И даже сейчас Хоуги был слишком высок, слишком длинноног. И центр тяжести у него располагался слишком высоко для лошади, которая работает на ранчо. Но это ему не мешало. Все думали, что Хоуги сгодится только для верховых прогулок Шпандау. Но Дэвид нашел ему работу со стадом на соседнем пастбище. Хоуги был неповоротлив, и всадник сидел слишком высоко над землей, того и гляди рискуя упасть. Но конь оказался умен и каким-то образом предугадывал, что взбредет в голову той или иной корове, чем с лихвой компенсировал свои недостатки. А уж о резвости и говорить нечего! Когда Шпандау впервые привез его на родео, ковбои со смеху покатились и донимали Шпандау вопросами, разрешено ли верблюдам участвовать в соревнованиях с арканом. Когда же открыли стартовые ворота, все шутники умолкли. Хоуги ринулся вперед с такой скоростью, что чуть не задавил бычка, так что Шпандау осталось только бросить лассо. Хоуги замер как вкопанный и слегка потянул назад, чему его вовсе не учили. Бычок шлепнулся на спину, и Шпандау стреножил его. Когда он покидал арену, те же ковбои уже спрашивали, зачем этому коню понадобился Шпандау, когда он сам сделал всю работу, – разве только держать веревку.

Как только Дэвид вошел в конюшню, конь почуял его, узнал и приветственно зафыркал, перебирая ногами.

– Он скучал по тебе, – заметила Ди.

Шпандау погладил Хоуги по лбу и потрепал по шее.

– Надо было ему принести вкусненького.

– Если ты на нем покатаешься, он и так будет счастлив. С тех пор как ты уехал, он не ходил под седлом.

Они вывели лошадей на пастбище, и Шпандау закрыл ворота. Затем сели в седла и пустили лошадей медленным шагом по пастбищу, через вторые ворота и вверх по лесистому холму. Оба молчали. Тропа петляла по склону между деревьями и вскоре стала такой крутой, что лошади то и дело останавливались, если их не понукали. Через некоторое время деревья расступились, и они выехали на поляну. Далеко впереди виднелся океан и склон Вентуры. Утес, на котором они остановились, резко обрывался в долину с разбросанными там-сям фермами. У самого края утеса приткнулась грубо сколоченная скамейка. Шпандау и Ди спешились, привязали лошадей и подошли к скамейке. Ди присела, глядя на океан, и сделала глубокий вдох.

– Мама сказала тебе, что сегодня два года?

– Да.

– Он очень любил это место, – продолжила Ди. – Наше тайное место. Я сама сюда доски притащила, чтобы эту штуковину сколотить. Мы с ним вместе на нее целый день убили.

Шпандау коснулся грубой древесины.

– Ты что, нервничаешь? – спросила Ди.

– Да просто конец отпуска, – соврал Шпандау. – На работу выходить неохота.

– А мне казалось, ты любишь свою работу.

– Я такого никогда не говорил. Я хорош в своем деле – это да. Не думаю, что мне светит блестящее будущее в качестве ковбоя.

– Если будешь и дальше себе пальцы отрывать – то, конечно, не светит.

– Я не молодею.

– Ты вечно это твердишь. Сколько мы знакомы. Тебе тридцать восемь?

– Тридцать восемь, – повторил Шпандау. – Господи, а кажется, что все девяносто.

– Вот. Тут собака и зарыта. Да не чувствуй ты себя стариком, я вот не чувствую.

– Нет?

– Да нет, конечно. Наоборот, я чувствую себя молодой и резвой.

– Да уж, резвой, – не сдержался Шпандау, подумав о других мужчинах.

Ди различила в его тоне ревность. Ей не хотелось говорить об этом. По крайней мере, не здесь и не сейчас. Она-то надеялась на спокойную прогулку верхом. Лучше бы в молчании. Просто провели бы время вместе – это ведь случается так редко.

– Что тебе мама сказала?

– Ничего. Сам догадался.

– Я собиралась тебе сказать.

– Ты не обязана отчитываться передо мной, – остановил ее Шпандау. – Мы больше не женаты. Ты вольна делать, что пожелаешь. И в этом нет ничего дурного.

– Ну… А у меня ощущение, что есть.

– Зря. Все логично. Или у тебя это ощущение возникло по другой причине.

– Нет. Оно у меня потому, что я по-прежнему чувствую себя твоей женой.

Этого она тоже говорить не хотела, хотя чувствовала именно так. Шпандау промолчал.

– Черт! – вырвалось у Ди.

– Ну чего ты от меня ждешь? Что мне сказать? Хочешь, чтобы я ревновал? Хорошо, ты своего добилась, я ревную. Да ты и так это знаешь. Зачем же заставлять меня произносить это вслух?

– Мы больше не женаты.

– Слушай, я с тобой спорить не собираюсь, – ответил Шпандау. – Хочешь, перестану сюда приезжать?

– Наверное, так будет правильнее, – согласилась она, хотя и не думала так. Просто разозлилась и хотела, чтобы он с ней поспорил.

– Ладно, – кивнул Шпандау.

– Хотя, конечно, несправедливо получается, – попыталась пойти на попятную Ди. – Я же знаю, что это место…

– Ничего. Так будет лучше всего. Нам нужно поставить точку, хватит уже запятых. Так, как сейчас, ни ты, ни я дальше жить не можем.

– А как же Хоуги? Что ты намерен…

– Я все устрою, – успокоил ее Шпандау. – Отвезу его к сестре во Флагстафф. Ему там будет хорошо.

– Извини.

Шпандау сжал пальцы на спинке скамейки. Щепочки необработанной древесины впились ему под ногти. Выступили капельки крови.

– Он хороший человек? – наконец выдавил из себя Дэвид.

– Кажется, да. Мы еще не настолько близко знакомы. Но он производит впечатление хорошего человека.

– Как его зовут?

– Чарли. Не знаю, почему, но его имя мне все время напоминает попугая. Он школьный психолог.

– С ковбоями больше не связываешься?

– Нет.

Повисла долгая пауза. Ди ударила себя по бедрам и вскочила.

– Ну что же. Все меняется.

– Да. И меня это бесит.

Она подошла к нему и обняла его. Он прижал ее к себе. Они стояли так слишком долго, делая вид, что это дружеское объятие. Потом Ди отстранилась и вытерла глаза. Они сели на лошадей и поехали назад.

Они почистили лошадей, не проронив ни слова. Закончив, Ди просто убрала щетки, закрыла стойло и пошла к дому. Шпандау вернулся через несколько минут после нее. Мэри хлопотала на кухне.

– Да что случилось-то?

– Мы поговорили, – ответил Шпандау.

– Черт подери! Я ж тебе талдычу: отношения не на разговорах стоят. Вот в чем ваша проблема. Мы с Бо давненько это поняли. За тридцать пять лет мы друг дружке мало слов сказали. Но уж если и говорили, то уж что-то и впрямь важное.

– Лучше будет, если я перестану тут отираться. Хоуги на этой неделе перевезу.

– Ну и дурак же ты, – расстроилась Мэри. – Да у нее с этим парнем и двух недель не продлится. Не это ей нужно.

– Решать ей.

– Знаешь, страх как не люблю, когда люди прикидываются, будто знают, чего хотят. Ну и какие доказательства ты этому видел?

– Мне здесь не место.

– А где ж тебе место тогда? Не здесь? Не с ней? У тебя, что ли, припасен какой-то тропический остров, о котором я знать не знаю? Потому что выглядишь ты ну не самым счастливым малым в этом штате. Да и она не лучше.

– Мэри, я не могу с вами спорить.

– Ну ясное дело. Вы ждете, что все само собой устроится, а сами будете сидеть сиднем и принимать все как есть. Давай залезь на гору повыше и пой там «харе кришна», пока ваша жизнь под откос летит.

– Что ж. Спасибо, что покормили. На ужин я не останусь.

Он поцеловал Мэри в щеку. Она не шелохнулась, но и не отстранилась.

– Передайте ей, что…

Но сказать было нечего. Шпандау вышел, так и не закончив предложение.

Глава 5

На следующее утро Шпандау шел через площадку «Пожара» к трейлеру Бобби. У двери стоял здоровенный парень, похожий на вышибалу. Шпандау догадался, что Бобби все же нанял телохранителя. Телохранитель был крупным, но без малейших следов интеллекта на лице. Всем подавай громилу, хотя опыт Шпандау говорил: они неповоротливы и привлекают слишком много внимания. Чтобы отваживать излишне агрессивных фанатов, именно такие нужны. Но девяносто пять процентов работы телохранителя – это почуять беду до того, как она случится. А пуле все равно, какого ты размера. Шпандау кивнул громиле и поднял руку, чтобы постучать. Но тот толкнул его в грудь.

– На Бобби работаете? – спросил Шпандау.

– Он занят.

– Не будете против, если я подожду?

Вышибала пожал плечами. Явно не профессионал. Всякий охранник должен вбить себе в голову: никогда не дотрагивайся первым. Это можно расценить как «провоцирующий акт агрессии», и тогда жди неприятностей. А можешь и влипнуть, если дело дойдет до суда.

В трейлере послышалась возня, и донесся голос Бобби:

– Слушай ты, да мне начхать! Ты кем себя возомнил, мудила? Нельзя…

Его тираду прервал резкий хриплый звук. Шпандау ринулся к двери, но вышибала преградил ему путь. Когда его рука коснулась груди Шпандау, Дэвид схватил телохранителя за запястье и вывернул руку назад. Тот покачнулся. Шпандау уложил его на асфальт и вошел в трейлер.

Бобби согнулся над столом, держась за живот и ловя ртом воздух. Худой человек с крысиным лицом, облаченный в костюм-тройку, стоял напротив.

– Шаг назад! – скомандовал Шпандау.

– Это еще кто?

– Шаг назад и руки поднимите, чтобы я их видел.

– Что за херня? Снимают продолжение «Дымка из ствола»?[26]26
  «Дымок из ствола» («Гансмоук») – телесериал о покорении американского Запада, выходил с 1955 по 1975 год.


[Закрыть] Так у вас даже ствола нет.

Дверь распахнулась, вышибала занес ногу через порог. Но Шпандау ударом ноги выпихнул его на улицу и запер дверь. Потом повернулся к человеку с крысиным лицом и нанес ему короткий, но сильный удар в солнечное сплетение. Тот согнулся пополам.

– Приятные ощущения, не правда ли? – спросил у него Шпандау. – Ты в порядке? – обратился он уже к Бобби.

– Да… Просто…

Бобби отвернулся, его вырвало. Шпандау огляделся, нашел полотенце, намочил его в раковине и протянул Бобби. Тот вытер лицо.

– Присядь, – сказал ему Шпандау. – Сейчас пройдет. А вы, – он перевел взгляд на крысомордого, – стойте на месте. Шелохнетесь, я вам что-нибудь важное сломаю.

Шпандау достал мобильник и принялся набирать номер.

– Ты кому звонишь? – спросил Бобби.

– Охране.

– Нет.

– Нужно, чтобы кто-то пришел и…

– Я сказал – нет!

Шпандау пристально посмотрел на него. Бобби не шутил. Шпандау убрал телефон.

– Кто это? – спросил он.

– Друг я ему, – ответил крысомордый.

– Хорош друг.

А вышибала тем временем принялся колотить в дверь.

– Ричи? – позвал он. – Ты в порядке? Ричи?

– Кажется, ваша подружка за вас беспокоится, – съязвил Шпандау.

Крысомордый выпрямился и попытался сделать вид, что живот уже не болит.

– Да в порядке я, идиот ты недоделанный, хотя от тебя и толку никакого.

– Хочешь, дверь сломаю? – поинтересовался вышибала.

– Да уж поздновато, мать твою, – ответил крысомордый. – Там жди. Я скоро выйду. – Он повернулся к Шпандау. – Вам крупно повезет, если я не засужу вас за нападение. – И посмотрел на Бобби. – Кто это?

– Никто, – ответил Бобби. – Просто телохранитель, которого хотела нанять Энни.

– Не нужен тебе телохранитель, – отмахнулся крысомордый. – У тебя есть я.

– Да уж, вы мастер своего дела, – буркнул Шпандау.

– Пойду я, – продолжил крысомордый. – Ты позвонишь, да? По поводу того, о чем мы говорили. – Проходя мимо Шпандау, он бросил: – Еще раз дотронешься до меня, урод, пожалеешь до конца жизни.

Он отпер дверь и вышел из трейлера.

– Ричи, – бросился к нему вышибала. – Извини, он меня перехитрил.

Крысомордый двинул ему в челюсть.

– Чтобы больше никогда меня так не позорил.

– Ну что ты, Ричи. Да я… Шпандау обратился к Бобби:

– Ты как?

– Нормально.

– Мне казалось, ты говорил, что неплохо боксируешь?

– Форму потерял, ясно? – огрызнулся Бобби.

– И кто это такой?

– Один знакомый.

– И все твои знакомые тебя бьют?

– Что тебе надо, мать твою? Анкету, что ли, заполняешь?

– Я пришел сказать, что берусь за твое дело.

– Зашибись. Но ты мне не нужен. Так что спасибо и всего хорошего.

– Судя по всему, сегодня я тебе нужен еще больше, чем вчера.

– У меня все под контролем.

– Да уж я вижу.

– Проваливай, – устало ответил Бобби. – Энни выпишет тебе чек за потраченное время.

Шпандау уселся на стул и скрестил ноги. Он посмотрел на Бобби, вздохнул, покачал головой и подумал, не уйти ли в самом деле.

– Что у тебя за проблема?

– У меня все в полном порядке. Отвянь.

– А зачем письмо подделал?

– Кто тебе сказал, что оно подделано?

Шпандау взял один из журналов и бросил к ногам Бобби.

– Буковки красивые, глянцевые. Не иначе из «Пипл» вырезаны или вроде того. И наверняка этот журнал где-то тут валяется. Там отпечатки пальцев видны как на хорошем экране.

– Слушай, мне твоя помощь не нужна, понятно? Хочешь, чтобы тебя отсюда пинком под зад вытолкали?

Шпандау посмотрел на него, поднялся, достал визитку и написал свой номер. Потом протянул ее Бобби. Но тот не взял.

– Служебный. Передумаешь – позвони. Может, ты и крутой весь из себя, приятель, но только якшаешься совсем не с теми.

Шпандау бросил визитку на стол и вышел. Шагая к машине, он решил, что звонить Уолтеру не будет. Уолтер либо попытается запрячь его на другое дело, либо станет зазывать на попойку в выходные. Ничего, подождет. День прекрасный, солнышко светит, Элвис, правда, умер, но Шпандау-то жив и вполне себе бодр. Можно смотаться в Санта-Монику, пообедать на пляже и подождать, пока девушка его мечты грациозно въедет в его жизнь на роликах. Ему вспомнилась Сара Джессика Паркер[27]27
  Сара Джессика Паркер (р. 1965) – американская актриса. В России больше всего известна как исполнительница главной роли в сериале «Секс в большом городе».


[Закрыть] в фильме «Лос-Анджелесская история», как она каталась в песке перед Стивом Мартином. Подружке, которая способна на такое, у него нашлось бы что сказать. А в Санта-Монике, небось, таких пруд пруди, только и ждут, чтобы пришел мужчина постарше, в ковбойских сапогах и с раздувшимся синюшным пальцем. Эта милая фантазия занимала Шпандау на шоссе 405 по дороге домой.

В тот вечер Шпандау сидел в каморке Джина Отри, пил кукурузное виски и курил трубку. В книжном магазине Флагстаффа он умудрился отрыть первое издание «Осени шайеннов» Мэри Сандос и всю неделю ждал, когда же выкроит время, чтобы почитать в тишине. Шпандау устроил ноги на подушке из седельной кожи, отхлебнул виски, взял книгу и повертел в руках, любуясь простым коричневым переплетом, который неплохо сохранился под суперобложкой. Книги об американском Западе он стал коллекционировать сразу после ухода Ди. До того совесть не позволяла ему тратить деньги – а это увлечение было не из дешевых, – теперь же Шпандау поддался соблазну и уже собрал несколько десятков ценных экземпляров. Он оправдывался тем, что они составят ему компанию в одинокой старости. И в самом деле, книги каким-то образом поднимали его над самим собой, над этим вздорным миром. Сидя в своей нелепой комнате, вдыхая аромат табачного дыма, кожи и виски, в окружении древностей и анахронизмов, да и признавая анахронизмом самого себя, Шпандау ощущал, как развязывается вечно сковывавший его узел, а душа начинает снова искать равновесия. Глупо, конечно, когда взрослый человек играет в ковбоя. Или делает вид, что можно вернуть время, пусть и ненадолго, к периоду простодушной, незамысловатой, невинной жизни. Или что на территории Америки вообще был такой период. Разве само по себе это не самое американское из всех чувств?

Если и есть у нас национальная идентичность, не это ли ключ к ней – вера в то, что существовала когда-то чистота, к которой можно вернуться.

Что когда-то все было правильно, а значит, есть шанс, что все снова станет правильным. Куда ни плюнь – везде сплошь иллюзии. Шпандау устал щуриться и вглядываться в этот туман. Может, в конце концов все это чушь собачья, о чем первым ему сказал Уолтер. Америка. Ковбои. Любовь. Все это чепуха, все это мифы, созданные для того, чтобы что-то продать. Добро пожаловать в Голливуд. Добро пожаловать в Лос-Анджелес. Как-то один социолог заявил: хотите увидеть будущее, взгляните на сегодняшний Лос-Анджелес. Шпандау старался в это не верить. И его разум изо всех сил сопротивлялся такому мнению даже теперь. Какой-то слабенький, но упрямый голос говорил ему: не все на свете – дерьмо. Вспомни свое ощущение, когда едешь верхом. Когда открываются стартовые ворота, веревка подрагивает в руке, натягивается, пружинит и ослабевает. Вспомни запах высокой травы и то, как она щекочет ноги, когда едешь через луг. Вспомни Ди. Вся жизнь может на поверку оказаться безразмерной зловонной навозной кучей, но для того, чтобы продолжать жить, Шпандау было достаточно воспоминаний о том, как он держал Ди в своих объятиях.

На столе за спиной зазвонил телефон. Шпандау вздрогнул, словно от удара током. Надо было отключить этот чертов аппарат. Никакого срочного дела у него не предполагалось. Он посмотрел на экран – номер не определился. Автоответчик сработал раньше, чем Шпандау успел выключить его. Это была Гейл из службы секретарей-телефонисток. Он снял трубку.

– Шпандау.

– Вам сообщение от какого-то Джинджера Константина. Говорит, дело срочное.

– Ладно. Давайте номер.

Шпандау нацарапал цифры на ладони, потом набрал номер. Ему ответил мужчина с легким британским акцентом.

– Да?

– Это Дэвид Шпандау. Вы просили срочно перезвонить.

– Господи, да! Я ассистент Бобби Дая. Я увидел вашу визитку и понял, что вы с ним говорили… Послушайте, Бобби… в беде. Он пошел на встречу с Ричи Стеллой. И пистолет взял. Я просто не знал, к кому еще обратиться.

– Это такой с крысиной мордой?

– Да, точно.

– Как его найти?

– Бобби поехал в клуб Ричи. Знаете? «Зал вуду» на Сансете.

– Да, знаю. Давно он уехал?

– Минут десять назад.

– Я уже выхожу.

«Зал вуду» был самым популярным клубом Стрипа.[28]28
  Название участка бульвара Сансет длиной в полторы мили, пересекающего Западный Голливуд. Здесь расположены самые знаменитые и роскошные рестораны, магазины и клубы.


[Закрыть] Он втиснулся между винным магазином и суши-баром и напоминал захудалую забегаловку, в которой пожилые алкоголички дремлют, уронив лицо в лужицы на барной стойке. Когда-то «Зал вуду» был любимым местом молодых и амбициозных людей, отделанным в стиле Филиппа Старка:[29]29
  Филипп Патрик Старк (р. 1949) – французский дизайнер и архитектор, один из лидеров современного дизайна.


[Закрыть] сплошной блестящий металл и цветное стекло. Новому владельцу стало ни много ни мало в четверть миллиона переделать фасад, убрать с него все следы процветания и изящества, заменить их на элементы и материалы, которые создавали образ матово-черной картонной коробки. Он должен был привлечь истинных ценителей, уже наевшихся высокой эстетики и ищущих такое место, где можно делать вид, что опростился, но сохранить при этом комфорт. Прямо козья ферма Марии-Антуанетты на заднем дворе Версаля. Подъехав, Шпандау увидел немыслимо длинную очередь гламурной публики, ожидающей, когда ее пропустят охранники. Шпандау припарковался на соседней стоянке и задумался над тем, как попасть внутрь. Он заглянул в бумажник, чтобы проверить, на месте ли пятидесятки.

На табурете у двери сидела девушка. У нее за плечами стояли двое вышибал вполне профессионального вида. Она сортировала людей как сухие бобы. Плохие в одну сторону, хорошие в другую. Внутрь допускались лишь красивые или известные. Шпандау понимал, что не относится ни к тем, ни к другим. А очередь все удлинялась. Шпандау встал за двумя юными очаровашками.

– Слушайте, я актер. А там внутри сидит один продюсер, мне с ним до зарезу надо встретиться. Каждой по пятьдесят долларов. Вам со мной торчать не надо, только проведите.

Они смерили его взглядом, и Шпандау подумал, что сейчас его поднимут на смех.

– Ну за полтинник давай, – вдруг ответила одна из них.

– Для твоего возраста вполне прокатишь, – подбодрила вторая.

У двери девушки взяли его под руки. Девица на табурете посмотрела на них, потом на Шпандау. И покачала головой. Шпандау решил, что это отказ. Но она просто выразила свое изумление. И махнула им, чтобы проходили.

Время было раннее, но в клуб уже набился народ. На танцполе под оглушающую музыку корчились парочки. Ему показалось, что он попал в барабан. Ему часто приходилось бывать в подобных клубах, хотя и не по своей воле, а по работе. Сам Шпандау их терпеть не мог, разумеется, но понимал, что такие места могут быть привлекательными – вроде разрешенной законом оргии, в которой красота и слава дают тебе право вести себя как заблагорассудится. Подобные заведения есть повсюду—и всегда были. Например, легендарная «Студия 54» Стива Рубелла в Нью-Йорке в семидесятые годы. И никто на тебя не настучит, если ты, конечно, способен туда пройти. Пей, трахайся, лапай и раздевайся прилюдно сколько влезет – вместе с остальной элитой. Здесь бал правит какая-то странная форма демократии. Ну где еще Лулу Снекерт, королева вечера встречи выпускников из какого-нибудь заштатного городка, сможет нюхнуть кокаину с любимыми звездами?

Купив девчонкам выпивки, Шпандау оставил их в баре и огляделся. Потом несколько раз обошел битком набитый зал, но Бобби не обнаружил. Дэвид не боялся, что Ричи Стелла его заметит. Где Стелла, там и Бобби.

В зале было темно и дымно. Здесь плевать хотели на многие муниципальные законы, в том числе иа запрет курения, за что владелец щедро расплачивался в конце каждого месяца. Основная идея заключалась в воссоздании атмосферы ночных клубов Гарлема сороковых годов, экзотических мест, куда белые ходили смотреть, как черные курят марихуану и при этом приобретают восхитительно угрожающий вид. Время от времени в «Зале вуду» играли джаз, но чаще рок. Белые для белых. Особое напряжение – обязательное для правильного опрощения – обеспечивали упитанные бандиты, все в цацках и девках, а также расфуфыренные наркодилеры, иногда превращавшие клуб в обкуренный притон, который продолжался за дверями.