Текст книги "Город павших ангелов"

Автор книги: Дэниел Депп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 16

Недостойный член общества Поттс ехал в своем недостойном пикапе к дому Ингрид. Район оказался именно таким, как он представлял себе. Тихая улочка с аккуратными газонами, клумбами и деревянными домиками – как на открытках. Прямо сериал «Положись на Бивера». Поттсу такие районы знакомы не больше, чем обратная сторона Юпитера. Он трижды объехал вокруг ее дома, пытаясь справиться со страхом. Поттс все ждал, что местный общественный патруль сдаст его полиции. Но толпа, вооруженная топорами и дубинками, навстречу ему не вышла. Он припарковал машину перед домом. Взял коробку конфет и цветы. Поттс подумывал захватить еще бутылку вина – слышал, что так принято, но в вине он ни черта не понимал, а облажаться с конфетами и цветами все же не так отстойно, как с вином. Впрочем, с тем, что сегодня он облажается по полной, Поттс смирился. Как и с тем, что этот вечер не будет иметь продолжения. Но попробовать все равно стоит. Поттс постучал в дверь.

На Ингрид было голубое платье в цветочек. Поттса удивила его открытость: Ингрид распахнула дверь, и первое, что увидел Поттс, – ее голые руки и глубокий вырез, который терялся в ложбинке между грудями. Потерялся там и Поттс. На самом деле платье было вполне пристойным – хоть на приходское собрание надевай. Но он всегда видел ее такой строгой и правильной. И в закрытой одежде. Она казалась ему старой девой. Но – ничуть не бывало. Поттс поймал себя на том, что шарит взглядом вверх-вниз по ее фигуре, и покраснел. Но Ингрид, кажется, ничего не имела против. – Господин Поттс, – сказала она, улыбаясь. – Вы все-таки не передумали. Прошу вас, проходите. Надо же, цветы, конфеты! Какой вы галантный.

Она втянула его в прихожую. В доме было темно и прохладно. Старая массивная мебель. Кружева, безделушки. Книги. Кабинетный рояль. Едой пахнет. Женское место. Никакого намека на присут-свие мужика. Дом старой девы. Поттс смотрел сзади на ее плечи, шею, бедра. И не мог совместить ее ту, которую он видел раньше, с этой.

– Я-то все прислушивалась – не подъедет ли мотоцикл.

– А я вот на пикапе.

– Да вы просто красавец! – вокликнула Ингрид, оглядывая его с ног до головы. Поттс надел свой единственный костюм, который купил для слушаний по делу об опеке над дочкой. – Пойдемте в гостиную.

Поттс присел на диван. Круглые медные шляпки гвоздей окаймляли его, держа розоватую обивку. Он казался старинным, прочным, основательным. От волнения Поттс тер шляпки гвоздей у края подлокотника, и ему становилось немного легче.

– Спасибо за цветы и конфеты. Вы прелесть.

– Я все думал, надо ли принести вина. Но не знал, пьете ли вы его. И вообще-то я в нем не разбираюсь – все равно не такое бы принес, как надо.

– Все хорошо. Цветы восхитительны.

– Ингрид, – позвал женский голос из дальней комнаты.

– Это мама. Ей всегда любопытно, кто к нам приходит. Возможно, она с нами поужинает. Надеюсь, вы не против.

– Ингрид, – снова позвал голос.

– У нее болезнь Альцгеймера. Она то в себе, то нет. Временами совсем тяжело приходится. Вот только что была нормальная, и уже ничего не соображает. Очень грустно. Мама преподавала в университете. Книги писала. Она специалист по Брамсу.

– Ингрид.

– Прошу прощения. – Она вышла. Поттс понятия не имел о том, кто такой Брамс.

Ингрид привела госпожу Карлсон в гостиную. Выглядела она совершенно нормальной старушкой. Опрятно одетая. На шее нитка жемчуга. Седые волосы аккуратно уложены. На губах помада. Глаза ясные. Она приветствовала гостя улыбкой и протянула ему руку ладонью вниз. Вид у нее был слегка королевский. Поттс не понял, надо ли поцеловать руку, но потом решил, что достаточно пожать. И пожал.

– Мама, это господин Поттс. Он будет с нами ужинать. Я тебе о нем рассказывала.

– Поттс? – повторила госпожа Карлсон.

– Да, мама. Я говорила. Он останется на ужин.

– Замечательно.

Госпожа Карлсон включила телевизор. Шла передача о каком-то сурикате, которая тут же ее увлекла.

Ингрид посмотрела на Поттса, молча прося прощения.

– Давай сделаем потише? – попросила она мать.

– Что?

– Телевизор. Мам, давай сделаем его потише?

– Я не услышу.

– Услышишь, мама.

– Теперь интересных передач совсем не стало, – пожаловалась госпожа Карлсон.

Ингрид убавила громкость почти до пуля. Ее мать, кажется, и не заметила этого, продолжая смотреть на экран.

– Не хотите ли бокал вина, господин Поттс?

– Спасибо.

– Не век же мне вас господином Поттсом называть.

– Зовите просто Поттсом.

– Как-то это не так.

Ингрид вышла. Поттс наблюдал за старушкой, которая перестала его замечать. Ее губы двигались, как будто она беззвучно с кем-то говорила.

Ингрид вернулась с бокалами и протянула один ему.

– Красное подойдет? – Что?

– Красное вино. Я купила его к тушеному мясу.

– Да я в вине не разбираюсь.

– Красное хорошо идет с мясом. Белое – с рыбой.

– Да? А я обычно пиво пью.

– Ой, извините. Может, тогда пива?

– Нет, вино – вполне. Ингрид подняла бокал.

– А мое – вдвойне, – ответила она.

Поттс не сразу уловил рифму и догадался, что Ингрид пошутила. Он нервно хохотнул и отпил вина. Оно ему не понравилось.

– Может, это была ошибка, – услышал Поттс свой голос.

– Нет.

– Я не разбираюсь в вине, не знаю, какую вилку брать, вообще ничего такого не знаю.

– Вилка будет всего одна. Одна вилка, одна ложка и один нож. Тарелка, бокал. И это не проверка. Я вас пригласила, потому что хотела, чтобы вы пришли.

– Анджело, – сказала госпожа Карлсон, глядя на Поттса.

– Кто, мама?

– Анджело. Ты помнишь Анджело?

– Нет, мама, я не помню Анджело.

– Твой отец ненавидел Анджело. Я чуть не вышла за него.

Ингрид посмотрела на Поттса с удивлением.

– Вот это новость. Ты чуть не вышла замуж за Анджело?

– Ты бы лучше проводила его. Генри рассердится, когда вернется, – с некоторым нажимом ответила госпожа Карлсон.

– Это господин Поттс, мама. А не Анджело.

Госпожа Карлсон разволновалась.

– Пусть уйдет, я тебе говорю! Генри обещал пристрелить его!

– Хорошо, мама. Не беспокойся.

– Ой, господи. Не хочу его злить! Это ужас, когда он злой!

Ингрид подошла к матери. Взяла ее за руку и помогла встать.

– Все хорошо. Пойдем-ка в твою комнату. Там и телевизор посмотришь.

– Ты скажи Анджело, что я сожалею. Скажешь? – попросила госпожа Карлсон.

– Скажу.

– Он был добр ко мне. Скажи ему.

– Скажу, мама.

Ингрид увела мать и через минуту вернулась.

– Простите.

– Ничего, ничего. Она такая милая. Ингрид села на диван и взяла бокал.

– Милая. Она была лучшей в мире матерью.

Самой нежной женщиной. Печально видеть ее та кой. Все это несправедливо.

Поттс не знал, что сказать, и молча потягивал вино – без всякого удовольствия.

– Так что ужинать будем вдвоем. А ей я отнесу. – Она встала. – Мясо готово, можем приступать. Надеюсь, вы голодны. Я там на целую армию наготовила.

– Да, я бы поел.

Они сели в столовой в конце длинного стола, по разные стороны одного угла. Несмотря на нервотрепку, Поттс очень хотел есть. А может, все дело было в вине, которое стало лучше на вкус. Мясо оказалось превосходным, и Поттс уплетал за обе щеки.

– Ничего? – поинтересовалась Ингрид.

Поттс понял, что глотает еду слишком быстро.

– Извините, просто… да, очень вкусно. Не помню, когда так вкусно ел в последний раз. Наверное, когда еще дома жил. Мама умела готовить. Хотя, конечно, не так хорошо, как вы.

– У вас большая семья?

– Только мы с сестрой.

– Вы общаетесь?

– Мы не разговариваем. Разве только когда очень надо.

– Простите, – смутилась Ингрид.

– Да я не страдаю особо.

– Нет, я хотела сказать, что семья очень важна. Каждому нужен близкий человек. У меня, например, есть мама. Даже такая, как сейчас, она родной мне человек. Разум, может, и отказывает, но сердце-то у нее все то же, правда? – Поттс снова не нашелся что сказать и посмотрел на тарелку. – Извините, что смутила вас.

Поттс хотел ответить, но не мог. Ну вот что тут ответишь?

– Я хотела, чтобы вы с ней познакомились. Она не всегда такая. Иногда хуже, иногда лучше.

– Она очень милая. Жаль, что болеет.

– Вот интересно, узнали бы мы про Анджело? Пикантная подробность. Я раньше о нем и не слышала. Может, он – любовь всей ее жизни. Отец-то ею не был. Он был славный, но я не представляю, чтобы кто-то испытывал к нему страстную любовь. А вот Анджело… Моя мать и знойный латиноамериканец. Страстный роман прямо под носом ее пуританского семейства. Они ж все были голубых кровей. И притом синие чулки. Типичная семья с Восточного побережья, старой закалки. Представляю, как их бесил Анджело.

Ингрид перевела взгляд на Поттса, который молча слушал ее.

– Простите. Наверное, это я из-за вина. И еще потому, что редко выпадает возможность пообщаться со взрослыми. Давно не случалось такого.

– Мне нравится вас слушать.

– Ой, я такая болтушка. Я вам все уши прожужжу. Поттс потрогал свои уши.

– Пока в порядке.

– Ой, господин Поттс, вы пошутили.

– Да, мэм.

– Неужели вы хоть немного расслабились наконец?

– Да, мэм, похоже на то.

– Десерт будете? Яблочный пирог. Сама испекла. И мне не стыдно принять похвалы за него.

– Да, я с удовольствием. Помочь вам с посудой?

– Спасибо, господин Поттс, но у нас есть эта потрясающая новинка техники. Посудомоечная машина. А вы можете, если хотите, принести остатки мяса в кухню. Я его заверну, чтобы не заветрива-лось. Вам с собой отрежу. И не спорьте.

– Спасибо. Не откажусь.

Захватив мясо, Поттс пошел за ней в кухню и поставил блюдо на стол. Ингрид принялась скидывать объедки с тарелок в мусорное ведро. Когда она наклонилась, вырез платья открылся и Поттс увидел тонкий нейлоновый бюстгальтер с крошечным бантиком и темнеющие сквозь ткань соски. Он наблюдал, как она ополаскивает тарелки, ставит их в посудомоечную машину. Ингрид двигалась так, словно Поттса не было рядом или, наоборот, он был рядом с ней всю жизнь.

– Вуаля. А теперь очередь кофе и пирога, – объявила она и включила кофеварку. Потом нарезала пирог и слизнула яблочную начинку с пальца.

Ингрид чувствовала, что Поттс не сводит с нее глаз, следит за каждым ее движением. – Извините, мама учила, что так нельзя…

Поттс понятия не имел о том, что она собирается сказать. Ингрид не договорила и умолкла. Они смотрели друг другу в глаза.

– Пойду я, – выдавил Поттс.

– Чего вам хочется? – спросила она.

– Лучше мне уйти, – повторил Поттс, но не шелохнулся.

– Нет, – ответила Ингрид. – Делайте то, что вам хочется. Что у вас на уме.

Поттс потянулся к ней и коснулся ее лица. Она взяла его руку и опустила в вырез платья. Его ладонь скользнула по нейлону, крошечному бантику и твердеющему от прикосновения соску. Она подняла подол и положила его руку себе между ног. Сжимая ее, Поттс почувствовал, как влажное тепло наполнило ладонь. Ингрид прильнула к нему, обхватила за талию, прижалась щекой к плечу. Медленно повела его из кухни, по коридору, мимо комнаты, где старушка смотрела телевизор, бормоча что-то под нос, в спальню. Она неспешно разделась под взглядом Поттса, словно говоря ему: «Вот кто я на самом деле». И в его сознании две ее половинки слились в одну. Ингрид подошла к нему и начала раздевать. Поттс не сопротивлялся. Она потянула его в постель, скользнула под него. И тут Поттс пропал. С головой пропал. Положил одну руку под ее затылок, вторую под бедро и попытался войти в нее не только членом, но и всем телом, проникнуть сквозь плоть в самую суть. Уткнулся лицом в ямочку у основания ее шеи, где собирается пот. Он вдыхал ее, ощущал ее вкус. И кончил так неистово, что рухнул, обессиленный и беспомощный. И слегка напуганный. Поттс лежал на спине. Она положила руку на его грудь, голову на плечо. Он чувствовал, как горят царапины на его спине и укус у шеи. И ощущал каждую клеточку ее тела, прижатого к нему. Господи!

– Я некрасивая, – сказала Ингрид. – Я знаю.

– По-моему, ты красивая. Я, наверное, никогда никого красивее тебя не видел.

– У меня были другие мужчины. Многовато, пожалуй. И я с ними такое делала, за что мне стыдно. Ради них делала. Но если хочешь, я тебе расскажу.

– Не надо мне этого.

– Не хочется, чтобы ты принимал меня не за такую, какая я есть на самом деле.

– Все, что надо, я и так уже знаю.

– И что же это?

Поттс приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел ей в глаза.

– Что ты хорошая женщина. Мы оба не ангелы. Я срок мотал, между прочим. Пять годиков отсидел в Техасе за вооруженное ограбление. Это что-то меняет?

– Нет.

– Как тебе кажется, ты захочешь меня снова увидеть?

– Я теперь тебя ни за что не отпущу, – ответила она.

Поттсу послышался голос отца. Но он отмахнулся от него.

Глава 17

Бобби Дай устроил барбекю на вершине мира. По крайней мере, так казалось Шпандау. День был солнечный и ясный. Под площадкой бассейна Бобби расстилался бескрайний Лос-Анджелес. И отсюда он вполне терпим, потому что ты выше него, ты среди богов. Два подающих надежды кулинарных гения колдовали у гриля, еду разносили студенты актерских школ, отбывая обязательную официантскую повинность. Они были красивы, почти как те модели, что резвились в воде. Мужчины все доводились Бобби приятелями – несколько актеров средней руки, музыканты, товарищи по стародавним пьянкам и укуркам. Ни единого человека из съемочной группы. Наступили выходные, и Бобби решил отвести душу. Расслабиться по полной. Собирушка по-домашнему, на которой можно болтать, не задумываясь. То есть на самом деле, конечно, нельзя. Но Бобби было приятно тешить себя иллюзией, что можно. Моделей привела Ирина, и к вящей радости его приятелей они пытались переплюнуть друг друга в том, чтобы прикрыть свое тело минимальным количеством одежды. Некоторые уже успели избавиться от верха. Из динамиков ревел рок. Напитки текли рекой. Но у многих глаза горели из-за другого подогрева.

Ирина Горбачева, девушка Бобби, была высокой блондинкой с идеальной внешностью. Она знала обэтом не хуже других и великодушно позволяла любоваться собой. По красоте она значительно превосходила всех присутствовавших дам, как и было ею запланировано. Так же, как Бобби срежиссировал свое превосходство над остальными. Только полный идиот подбирает декорации себе в ущерб. Шпандау было совестно ее разглядывать, но с нее все глаз не сводили, и ей это нравилось. Ирина мечтала стать кинозвездой. А раз на тебя все пялятся, значит, есть надежда пробиться. Таланта в ней не было ни грамма. Говорила она, как Наташа из муль-тика «Роки и Бульвинкль», только с акцентом. Но, с другой стороны, Арнольду Шварценеггеру это не помешало. Шпандау стоял в сторонке и пил пиво, когда к нему подплыла Ирина. Забрала у него стакан, сделала глоток и скривилась.

– Русские любят водку, – сообщила она.

– Да, слышал.

– Сладкая жизнь, да? – Ирина повела рукой, указывая на собравшихся. – Куча говна побольше, чем в Питере. – Она приехала из Минска, но кто-то намекнул ей, что Минск – это не круто.

– Терпимо, – ответил Шпандау.

– И что, если кто-то в Бобби пальнет, вы встанете под пулю?

– А я разве должен? Черт, меня не предупредили.

– Вы забавный.

– Божий дар.

– Вокруг столько симпатичных девушек, а вы в уголок забились, пиво пьете. По крайней мере, одна из них не отказалась бы перепихнуться с вами.

Вы что, голубой?

– Меня ранило на войне. Фугас между ног попал.

– Жапость какая.

Она подошла к шезлонгу, взглянула на Шпандау, улыбнулась, сняла верх купальника. И изящно улеглась на солнышке.

К Шпандау подошел Джинджер с тарелкой закусок.

– Застенчивая малышка, да? – сказал он.

– Давно они с Бобби вместе?

– Месяца два. На съемках познакомились. Их познакомил Хурадо. Я имел удовольствие при этом присутствовать. Она подошла к Бобби, взяла его за ухо и прошептала: «Теперь ты мой». Не оставив ему никаких шансов.

– Ну он уже большой мальчик.

– Нет, маленький. Он в нее влюбился. Можете такое вообразить? У него в голове где-то там сложилось, что она угомонится и станет примерной женой и домохозяйкой, вроде Джун Кливер.[80]80
  Джун Эвелин Бронсон Кливер – персонале американского ситкома «Положитесь на Бивера», образец хорошей жены и матери.


[Закрыть]

Но, извините, у госпожи Горбачевой другие планы.

– А именно?

– Мы хотим быть звездой, милый, разве не так? А иначе зачем ей здесь быть?

Откуда ни возьмись появился Бобби, весь на нервах. Джинджер испарился.

– Ну ты как, тебе тут нравится? – спросил Бобби.

– Вид хорош.

– Ага. Прям как дефиле «Секрета Виктории». Слушай, а ты чего не подкатишь к кому-нибудь?

– Не мой контингент.

– Да брось. Ты ж мой друг. Ты теперь в нашей компании.

– Что это с тобой?

Бобби пританцовывал на одном месте.

– Да я сейчас просто обоссусь. В туалет на первом этаже очередь на милю.

– Так иди на второй.

– Не могу.

– Почему?

Бобби выразительно посмотрел на Шпандау, и тот тоже представил себе мертвую девушку.

– Ищу новое место. Не могу здесь больше оставаться. Меня словно привидение преследует.

Бобби оглянулся и заметил Ирину с голой грудью в шезлонге.

– Что за блядство!

Он подошел к ней и зло буркнул что-то. Она огрызнулась в ответ. Бобби рявкнул на нее. Ирина пожала плечами, но бюстгальтер надела. Бобби вернулся к Шпандау.

– Ни стыда ни совести у них.

– Бобби, да ее фотографий везде полно.

– Знаю я. Но это не значит, что мне приятно. Одно дело – в журнале. А другое, когда она ими трясет перед моими друзьями. – Бобби, кажется, был доведен до отчаяния. – Это все-таки мой дом, а мне приходится отливать в кустах. Господи!

Бобби пошел искать, где отлить. Шпандау нашел свободный стул подальше от общего шума, допил пиво и взял еще стакан, дивясь на резвящихся красавцев и красоток. Войдя в дом, он обнаружил, что в туалет на первом этаже действительно выстроилась очередь. Шпандау поднялся на второй этаж и постучал в дверь туалета. «Да-да, минуточку», – ответил женский голос.

Шпандау расслышал голоса из спальни – той самой, в которой теперь боялся спать Бобби.

Голоса показались ему знакомыми, он подошел поближе к приоткрытой двери и увидел интимный тет-а-тет Ирины и Хурадо. Они ворковали вполголоса. Ирина надула губы. Хурадо улыбнулся, не принимая обиду всерьез, и ущипнул ее за сосок, проступавший сквозь узенький верх бикини. Ирина засмеялась, но руку его не отвела. Дверь за спиной Шпандау открылась. Шмыгая носом и водя пальцем по десне, из туалета вышла блондинка. Она улыбнулась Шпандау и проскользнула мимо него, а в туалете еще одна модель смахнула что-то с тумбочки и бросила в сумочку флакон. Она тоже улыбнулась Шпандау и спустилась вниз. Дэвид взглянул на раковину в туалете и вспомнил, как Бобби рассказывал о погибшей девочке. Он словно увидел, как она сидит там с иглой в посиневшем бедре. Шпандау не стал входить и закрыл дверь.

Из спальни выплыла Ирина. Проходя мимо, она игриво толкнула его в бок. Шпандау отступил к двери спальни. Хурадо сидел на краю кровати и говорил по телефону. Он поднял взгляд, но разговора не прервал.

Шпандау ушел вниз, встал у огромного книжного шкафа и принялся разглядывать библиотеку Бобби Дая. Философские трактаты стояли вперемежку с биографиями кинозвезд и книгами о кино и режиссуре. Еще нашлось несколько книг о Джоне Кассаветисе. «Искусство войны» Сунь Цзы. Шпандау открыл том. На титульном листе было написано:

Моей Сияющей Звезде

Давай сбацаем киношку!

С наилучшими пожеланиями,

Ричи

Хурадо заглянул через его плечо.

– Где Бобби? – спросил он.

– При нашей последней встрече он отливал за розовым кустом.

– А вам разве не положено охранять его или что-то в этом роде? Вы, кажется, к своим обязанностям относитесь несерьезно.

– Если Бобби и стоит чего опасаться в данный момент, так это того, что его шмель в член ужалит. И тут я ему вряд ли чем помогу.

– Вы подумали над тем, что мы обсуждали? – напомнил Хурадо.

– Не особенно.

– Он с вами говорил о премьере «Крузо»?

– Говорил.

– Вам не стоит приходить туда. У нас своя охрана.

– Я ему там нужен.

– Ну он же у нас звезда, так?

– Так.

– Молись, ковбой, чтоб с ним ничего не случилось. – Хурадо панибратски похлопал Шпандау по спине. – Передайте Бобби, мне пора идти. Но вечеринка удалась, скажите ему от меня спасибо за приглашение. – Хурадо направился к двери, переходя от модели к модели. Шпандау вернулся к бассейну. Бобби стоял у бара и заливал в себя водку. Взял очередную стопку и опрокинул.

– Утомился, орошая угодья? – поинтересовался Шпандау.

– Пошел ты.

– Я тебе не мальчик для битья, шеф. Я здесь потому, что ты меня попросил. Если тебе хреново, вымещай досаду на ком-нибудь другом, кому в радость тебя в зад целовать. Я не из их числа.

– Блядь обкуренная!

– Ты ведь сейчас не обо мне, правда?

– Глазом не успел моргнуть, этой суки нет. Кто-то сказал, что она наверху в ванной дорожку нюхает. А ведь обещала, что не будет больше.

– Не слишком ли ты наивен?

– Даже не начинай. И без тебя тошно.

– Мне бы не хотелось увидеть, как тебе будет больно.

– Не суйся ты в чужие дела.

Бобби махнул, чтобы ему дали третью стопку водки.

– Фрэнка не видел? Говорят, он тут.

– Ушел уже. Просил поблагодарить тебя за приглашение.

– Сукин сын. Хотели ведь про мой фильм поговорить. Ну в котором я буду режиссером. У меня есть идея сценария. Хочу снимать на «Саут Сентрал». На шестнадцатимиллиметровую пленку, ручной камерой, актеров на хер, обычные люди будут играть. И чтобы – суровый реализм, вот.

– О, ну тогда народ валом повалит на премьеру. Суровый-то реализм все любят.

– Ты чего взъелся?

– Созерцание физического совершенства начинает действовать мне на нервы. Пойду-ка я обратно в гостевой домик. Если, конечно, «Космополи-тен» не устроил там фотосессию.

Шпандау оставил Бобби напиваться у стойки и вернулся к себе в комнату. Прикинул, не позвать ли одну из девиц. Но заниматься сексом с обкуренной женщиной, пусть даже очень красивой, – нет уж, увольте. Он скучал по Ди. Подумывал напиться в стельку и позвонить ей. Ди с ним поговорит, а под конец он ляпнет что-нибудь, отчего им обоим будет плохо. Она заслуживает счастья. Пусть сама выбирает, чего ей хочется. А хочется ей явно не его. Шпандау приплелся в гостевой домик, запер дверь, плюхнулся на кровать и закрыл глаза. Он задремал. Его разбудила модель-брюнетка, которая скреблась в окно и улыбалась ему. А может, ему просто приснилось. Этого он так и не узнал.