Текст книги "Тринадцатый этаж"

Автор книги: Дэниел (Даниэль) Ф. Галуи (Галуйе)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 9

Передо мной снова встали в равной степени несостоятельные альтернативы. Либо Коллингсворт ошибался, убеждая, будто от ложной паранойи можно излечиться, всего лишь осознав, что она имеет место, либо Джинкс Фуллер на самом деле исчезла.

Через несколько часов после лихорадочных поисков в ее доме я завел машину в гараж, после чего в нерешительности остановился среди мрачных теней перед многоквартирным домом, в котором я жил. Даже не осознавая этого, я встал на медленно движущийся тротуар и вскоре обнаружил, что еду через тихие и пустынные районы города.

Я безуспешно пытался справиться с дилеммой. Исчезновения людей и предметов происходили на самом деле. Случай с Джинкс это доказывал. И такая же невероятная судьба постигла Мортона Линча, рисунок, изображающий Ахиллеса и черепаху, пластину на кубке с именем Линча, отрезок дороги вместе с ландшафтом, по которому она проходила.

Что касается Линча и рисунка, то их словно бы никогда не существовало. Дорога же в сельской местности вернулась на прежнее место. Но как же Джинкс? Возвратится ли она, заставив меня сомневаться – действительно ли я обыскивал ее дом и не сумел найти эту девушку? Или я скоро обнаружу, что о Джинкс тоже никто никогда ничего не слышал?

В течение первых часов ночи я два раза звонил домой Джинкс, но оба раза никто не ответил.

Проезжая по движущейся ленте тротуара по безлюдным центральным районам, я почти физически ощущал наводящее ужас присутствие некоей неизвестной силы, постепенно берущей меня в кольцо, – какой-то решительной, зловещей силы, прячущейся в тени. В любой тени.

Перед рассветом я звонил Джинкс еще три раза. И каждый из этих тщетных звонков вселял в меня ужасное подозрение, что я никогда больше о ней не услышу. Но почему? Исчезновение Линча можно было объяснить логически. Его действия явились вызовом неизвестной силе. А Джинкс, наоборот, утверждала, что ее отец погиб в результате несчастного случая.

И все-таки теперь она пропала…

Вскоре после восхода солнца я купил в автомате чашечку кофе, выпил и неспешно направился в «Реэкшенс». Там я обнаружил группу испуганных пикетчиков Ассоциации, столпившихся перед зданием, которых особый отряд полиции пытался защитить от нескольких десятков разъяренных сторонников Сискина.

Кто-то поднял над головой кусок трубы, чтобы швырнуть его в сборщиков информации. Но тут один из полицейских поднял лазерный пистолет, из дула которого вырвался конический луч малинового цвета, и человек с трубой, временно парализованный, повалился на асфальт. Демонстранты начали отступать.

Придя к себе в офис, я провел весь следующий час непрестанно бродя вокруг письменного стола. Потом появилась Дороти Форд и в удивлении отпрянула назад, увидев меня так рано, после чего все-таки направилась к шкафу.

– Слежка за тобой дается мне нелегко, – сообщила она, аккуратно, чтобы не испортить прическу, снимая маленькую островерхую шляпку. – И это нехорошо, потому что Великий Коротышка, наверное, думает, что к этому времени мы уже должны жить в одном гнездышке.

Она закрыла дверь шкафа.

– Я пробовала связаться с тобой вчера вечером. Тебя не было дома.

– Я…

– Не надо ничего объяснять. Я не для себя старалась. Просто Сискин хотел быть уверенным, что ты этим утром не опоздаешь на работу.

– Вот я и на работе, – хмуро сказал я. – Что он еще задумал?

– Он не все свои секретыдоверяет мне. – Дороти направилась было в приемную, но остановилась. – Дуг, это была дочка Фуллера?

В тот момент я глядел в окно и резко развернулся вокруг своей оси. Такой эффект оказало на меня одно лишь упоминание имени Джинкс. Это убедило меня в том, что, по крайней мере пока, Джиикс не постигла судьба Линча. Все-таки свидетельства ее существования еще не подвергаются уничтожению.

Прежде чем я успел ответить, в кабинет стремительно влетел Сискин. Увидев меня, он нахмурился и воскликнул:

– У тебя видок, будто ты всю ночь в притоне колотил себя по мозгам током!

Тут он заметил Дороти, и выражение его лица смягчилось. Он стоял, переводя взор с меня на Дороти и обратно. По отношению ко мне его взгляд из-под слегка приподнятых бровей был оценивающим. По отношению же к ней он означал тонкое выражение одобрения, не без определенного скрытого смысла – тактичное похлопывание по спине за добросовестное выполнение поручения.

Направляясь в приемную и оказавшись у Сискина за спиной, Дороти пожала плечами и посмотрела на меня, словно говоря: «Вот видишь, что он про нас думает».

Когда Дороти открыла дверь, Сискин крикнул ей вдогонку:

– Я оставил в приемной одного джентльмена! Попроси его, пожалуйста, в кабинет.

– Еще один представитель партии? – спросил я.

– Нет. Это как раз твоегополя ягода. Ты его узнаешь.

Так и вышло. Посетителем оказался Маркус Хит. Он был маленького роста, хотя и не такого крохотного, как Сискин. Довольно широкоплечий, но не похожий на крепыша. Очки с толстыми линзами лишь усиливали беспокойность его серых глаз.

– Здравствуй, Холл, – сказал он. – Давненько мы не виделись, правда?

В этом он был прав. Я не видал его с той поры, как в университете с ним произошла неприятная история и он «загремел». Но вряд ли все десять лет, прошедшие с того времени, он провел в тюрьме. Тут я вспомнил, что ему вынесли срок наказания всего в два года.

– Хит будет твоим помощником, – объяснил Сискин. – Но нам нужно устроить ему экскурсию по нашему предприятию.

Я смерил этого человека критическим взглядом:

– А поддерживал ли ты свою квалификацию на уровне развития симулектроники все эти годы?

– Я все время на шаг опережал этот уровень, Холл. Я отвечал за техническую работу в «Барнфельде»!

– Я его у них купил, – похвастался Сискин. – Теперь он с нами.

Компания «Барнфельд» была единственным частным предприятием, которое соперничало с «Реэкшенс» в симулектронных разработках.

Я оперся задом о стол.

– Скажи мне, Хит, мистер Сискин знает о тебе все?

– О тех делах в университете? – перебил Сискин. – Ну конечно, я в курсе. Знаю достаточно, чтобы понимать: Хита сделали козлом отпущения.

– Доктор Хит, – напомнил я ему, – обвинялся в незаконном использовании средств, выделенных государством на исследования.

– Но ведь ты в это не верил, так ведь, Дуг? – умоляющим тоном сказал Хит.

– Ты же во всем признался.

Сискин встал между нами:

– Я не так глуп, чтобы принимать к себе на работу человека, не изучив тщательно его прошлое. Я бросил на это дело всех моих специалистов. Хит отсидел вместо… вместо кого-то другого.

– Это ложь! – возразил я. – Когда Фуллер оставил университет, у него не было ни гроша.

Сискин показал свои маленькие белые зубки:

– Я сказал, что удовлетворен рекомендациями Хита. А это все, что нужно.

Тут он вывел Хита из кабинета. В то же мгновение я понял причину этого последнего маневра Сискина. Дороти Форд все-таки удалось с помощью сеанса электронной стимуляции мозга в одном контуре со мной телепатически выявить мои намерения – саботировать альянс Сискина и партии и помешать осуществлению его политических амбиций.

И теперь Сискин готовился к тому, чтобы начать обходиться без меня. Предполагалось: Хит научится у нас всему, что сумеет освоить. Потом Сискин дернет за нужные веревочки, и меня арестуют за убийство Фуллера.

Немного погодя пропищал сигнал внутренней связи, и на засветившемся экране появилось лицо пожилой широколицей женщины. Вероятно, Дороти покинула свое рабочее место и переключила линию входящих звонков прямо на мой кабинет.

– Официальный сборщик информации номер 10421-С, – начала женщина. – Я провожу опрос по…

– Согласен на штраф, – грубо прервал я ее и выключил видеофон.

Сигнал запищал снова, и я включил пульт во второй раз.

– Я же вам сказал, что… Джинкс!!

– Доброе утро, Дуг, – приветствовала она меня. На экране видеофона на заднем плане я разглядел помещение кабинета Фуллера. – Я должна была позвонить. Знаю, вчера вечером я вела себя так… странно.

– Джинкс! Что случилось? Куда ты ушла?

– Как…

Она озадаченно нахмурила брови. Или это от страха?

– Я вошел в дом сразу, как только ты вошла, – сказал я. – Тебя там не оказалось. Я нигде не смог тебя найти!

Джинкс улыбнулась:

– Нужно было получше искать. Я вчера ужасно устала. Свалилась на диван и сразу отключилась.

– Но я везде искал!

– Ты ошибаешься, это точно. – Она предпочла со смехом сменить тему. – А что касается прошлого вечера, то я волновалась за тебя. Но теперь не волнуюсь. Я как следует все обдумала. Знаешь, я так долго ждала. А последние несколько дней чувствовала какое-то разочарование.

Я откинулся на спинку кресла, тупо уставившись в экран.

– Я хочу сказать, – добавила она, – что люблю тебя. – Немного помолчав, она спросила: – Вечером увидимся?

– Сегодня буду работать допоздна, – солгал я.

– Тогда я приеду к тебе в офис.

– Но…

– Не спорь! Я буду ждать тебя там всю ночь, если придется.

Я не стал спорить. Я выключил видеофон, отчаянно пытаясь понять причину того, что сейчас произошло. Вчера вечером Джинкс хотела, чтобы я понял: она больше не намерена видеться со мной из-за того, что боится меня. Но теперь она готова проявить ко мне благосклонность, хотя я только что дал ей еще большийповод для озабоченности по поводу моего психического состояния!

С другой стороны, если она на самом деле исчезала, то куда? Чем занималась в течение двенадцати часов?

Более того, становилось очевидно, что она не стремилась ни от чего убежать. Ведь если бы Это Нечто захватило ее в свои тенета и сейчас просто ослабило хватку, то Джинкс не вела бы себя так, будто ничего не произошло.

В тот день после полудня я провел полчаса в буфете, глядя на чашку остывшего кофе и пытаясь смириться с тем, что идея исчезновения Джинкс – всего лишь еще одна галлюцинация.

– Похоже, ты над чем-то важным размышляешь!

Вздрогнув, я поднял глаза и увидел Чака Уитни. Я понял, что он уже некоторое время стоит рядом.

– Так, решаю рутинные проблемы, – пробормотал я.

– У меня в отделе торчит этот парень – Хит. Никак не могу от него отделаться!

– И не пытайся. А то пойдешь наперекор Сискину. Но если Хит начнет тебе мешать, дай мне знать.

– Вот я и даю. Я там собираюсь устроиться поудобнее в кресле для сопереживательной связи с нашей контактной единицей. А Хит требует билет в первый ряд, чтобы посмотреть, как я это осуществляю.

– Тогда тебе, наверное, придется дать ему один билет.

Озадачившись, Чак спросил:

– Ты хочешь, чтобы я просветил его на тему того, как наша система работает?

– По собственной инициативе ничего ему не рассказывай. Но как мы сможем избежать его вопросов – я тоже не знаю. Для чего тебе сопереживательная связь с Эштоном?

– Я решил, что надо посмотреть – как он там, успокоился или нет?

Через десять минут я вернулся к себе и сел за стол. Рассеянно глядя на лист промокательной бумаги, я взял ручку, и моя рука механически задвигалась, воссоздавая рисунок Фуллера, изображавший Ахиллеса и черепаху.

Наконец я выпустил ручку из пальцев и принялся изучать свое незатейливое произведение. То, что имя Зенон означало 3. Но, было более чем очевидно. Особенно когда Зау Но стерли из памяти машины как раз перед тем, как я смог до него добраться.

В фундаментальном смысле парадокс Зенона представляет собой тезис о том, что всякое движение есть иллюзия. И для меня не потребовалось много времени, чтобы осознать: всякое движение – иллюзия – в искусственном мире симуляторной электронной системы.

Содержал ли рисунок еще какое-нибудь другое скрытое послание? Вот Ахиллес, он находится в ста футах от черепахи, и оба пребывают в движении. Но к тому времени, когда этот древний грек пробежит эти сто футов, черепаха продвинется вперед, скажем, на десять футов. Пока Ахиллес, в свою очередь, покроет эти десять футов, его соперница проползет еще один фут. Бегун покроет эту дистанцию в один фут, но только чтобы обнаружить, что черепаха тем временем проползла вперед на одну десятую фута. И так далее, ad infinitum. [4]4
  До бесконечности (лат.).


[Закрыть]

Ахиллес никогда не сможет догнать черепаху.

Означал ли рисунок Фуллера бесконечный процесс? В моей памяти всплыло высказывание Фуллера, которое он сделал несколько месяцев назад: «А правда, было бы интересно, если бы одна из наших реактивных единиц вдруг решила бы построить полный симулятор социальной среды?»

Специальная дверь для персонала резко открылась и громко ударилась о стену. Я повернул голову, чтобы посмотреть – кто же это распахнул ее с такой силой.

На пороге стоял Уитни, пошатываясь, хватая ртом воздух и нервно оглядываясь назад, в коридор.

– Чак! – крикнул я. – Что случилось?

Он вздрогнул от звука моего голоса и привалился к стене. Затем, очевидно сделав колоссальное усилие, чтобы собраться с духом, замедлил дыхание и остановил бегающий взгляд.

– Ничего, мистер Холл. – Он боком начал продвигаться к двери приемной.

Но Уитни никогдане называл меня «мистер Холл».

Я сделал шаг по направлению к нему, и в его глазах появился ужас; Чак рванулся к двери. Я прыгнул и успел к двери первым. Уитни выругался и бросился на меня с кулаками, но я вовремя увернулся от удара, ухватил его руку за запястье и заломил за спину.

– Отпустите меня! – дико завопил он.

Все мгновенно прояснилось.

– Вы – Фил Эштон! – прошептал я.

– Да. – Он обмяк. – Мне это почти удалось. Боже, у меня почти получилось!

Он сумел вывернуться и снова напал на меня, нанося удары кулаками и царапаясь. Я нанес ответный удар, вложив в него свою силу. Затем поднял неподвижное тело с пола и перенес на диван.

Сев за стол, я связался с контрольным отделом по внутренней связи.

На экране появился один из ассистентов Уитни; на заднем плане виднелось недавно использованное кресло и шлем для сопереживательной связи.

– Да, мистер Холл?

– У вас там все нормально?

Он немного помолчал, задумавшись.

– Да, сэр. А что?

– Мистер Уитни есть поблизости? – Я взглянул на Чака, то есть на тело Чака, которое все еще лежало без сознания на диване.

– Нет. Но он только что закончил сопереживательную связь с Эштоном.

– Как он себя вел после сеанса?

– Да вроде бы нормально. – Затем он добавил: – Вообще-то он не записал свой доклад о сеансе на магнитофон!

– А еще было что-нибудь необычное?

Ассистент выглядел смущенным.

– Да, действительно, у нас возникла небольшая проблема с Хитом. Решил, видите ли, помочь применить свои грошовые способности за пультом модулятора.

– Он выложился больше чем на грош; помог нам на славу, ничего не скажешь. Нахимичил с регулятором усиления и устроил взаимную замену личностей. Сейчас в моем офисе сидит Эштон. Уитни застрял там, в симуляторе. Бери с собой двоих ребят и дуй сюда! Быстро!

Я встал рядом с Эштоном, рассматривая обмякшее лицо Уитни и с бьющимся сердцем надеясь, что процесс обратной замены личностей пройдет успешно. В молекулярных структурах клеток мозга Уитни произошел катаклизм. Паттерны, сформировавшиеся там в течение всей его жизни, были сметены и восстановлены в запоминающих цилиндрах нашей контактной единицы. В то же время все данные из цилиндров Эштона внедрились в клетки мозга Уитни.

Только успех обратного процесса мог вернуть Чака обратно.

Уитни, вернее, Эштон пошевелился и открыл глаза.

– У меня почти получилось, – всхлипнул он. – Я почти сделал первыйшаг.

Дрожа всем телом, он поднялся с дивана.

– Вы не можете отправить меня обратно!

Я схватил его за плечи, чтобы он не трясся.

– Все будет хорошо, Фил! Мы собираемся отменить систему контактных единиц. Мы вас переориентируем. Потом вы даже не будете знать, что ваш мир нереален.

– О господи! – причитал он. – Я так не хочу! Я не хочу не знать! И знатьтоже не хочу!

Я насильно усадил его на диван. Но Эштон тут же снова вскочил на ноги.

– Здесь, наверху, – прокричал он, – я на один шаг ближе к настоящей реальности! Ты должен отпустить меня, чтобы я отыскал материальный мир!

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, лишь бы с ним поговорить. Я подумал, что, если мне не удастся провести его через это испытание с надлежащей осторожностью, он может совсем потерять рассудок и его придется стереть из памяти симулятора.

Эштон истерически захохотал:

– Ты – круглый дурак! У тебя дела еще хуже, чем у меня. Уж я-то знаю, что к чему. А ты не знаешь!

Я встряхнул его:

– Прекрати сейчас же, Эштон!

– Нет. Лучше тыпрекрати! Это тыдолжен проснуться от своего сладкого сна о реальности! Я солгал. На самом деле я разговаривал с Зау Но перед тем, как его убрали из системы. Да только я не стал ничего рассказывать, потому что боялся: ты можешь совершенно обезуметь от ярости и уничтожить свой симулятор!

Я весь напрягся:

– Что сказал Зау Но?

– Тебе ведь неизвестно, каким образом он понял, что его мир – это мир искусственный, да? – Эштон хохотал истерично-торжествующе. – Это твой друг доктор Фуллер ему все рассказал! О нет, он не делал этого напрямую. Лишь ввел данные в подсознание Зау Но, где, как он надеялся, ты их найдешь. Однако те данные не задержались в дополнительных цилиндрах Но. Они просочились. И тогда Но использовал эту информацию, приложив к своему миру.

– Какую информацию? – грозно спросил я и снова встряхнул Эштона.

– А такую, по которой твой мир тожене существует! Это просто система виртуальных процессов в симуляторе! Этот мир – не более чем отражение неких более масштабных симулектронных процессов!

Он одновременно всхлипывал и смеялся, а я лишь стоял, словно парализованный.

– Ничто! Ничто! – бесновался Эштон. – Мы – это ничто, и ты, и я. Только триумф чудес электроники, виртуальные создания, тени! – Он снова вскочил на ноги. – Не надо отправлять меня обратно! Давай будем действовать вместе. Может быть, в конце концов мы сумеем прорваться в абсолютную реальность! Ведь я продвинулся на один шаг вверх, ведь правда же?

Я нокаутировал его во второй раз. Не потому, что Фил Эштон вышел из-под контроля. Только потому, что сообщенная им информация прозвучала как грубая насмешка, как низменное издевательство. Но чуть позже, глядя невидящими глазами сквозь неподвижное тело Чака Уитни, лежащее на ковре, я почувствовал, как некий внутренний голос, обычно столь невозмутимый, срывается на крик: все это – правда!

Все обстоит в точности так, как утверждал Эштон.

Я и все, что меня окружает: каждый глоток воздуха, каждая молекула в моей вселенной – это всего лишь искусственная реальность. Это имитируемая среда, смоделированная, сконструированная в каком-то гораздо более обширном мире, в мире абсолютного существования.

Глава 10

Эта ужасающая концепция сотрясала рассудок. Каждый человек и предмет, стены вокруг меня, земля под ногами, каждая звезда, бесконечный космос – все это представляло собой не что иное, как хитроумную конструкцию. Виртуальная среда. Симулектронное мироздание. Мир эфемерной иллюзии. Отрегулированное взаимодействие электронных потоков, мчащихся через ленты и цилиндры, перескакивающих с катодов на аноды, ускоряемых с помощью модуляторов.

Съежившись от страха перед этой внезапно ставшей ужасающей и враждебной вселенной, я в оцепенении наблюдал, как помощники Уитни уволокли прочь его бесчувственное, одержимое Эштоном тело. Я стоял, словно парализованный, пока они успешно завершили операцию по обратному обмену разумов.

Я пробирался в свой офис сквозь завесу ошеломляющих фактов. Я и Фуллер занимались строительством настолько совершенного виртуального мира, чтобы наши индивидуальные реактивные единицы никогда не смогли узнать, что обитают отнюдь не в настоящей, материальной вселенной. И все это время вся наша вселенная сама была всего лишь электронным продуктом некоего вышестоящего, Верхнего Мира, Верхней Реальности!

Вот в этом и заключалось базовое открытие Фуллера, о которое он споткнулся. В результате он был уничтожен. Но оставил после себя рисунок с изображением Ахиллеса и черепахи и каким-то образом передал свое открытие Линчу.

А все, что происходило после этого, являлось результатом перепрограммирования, производимого Верхним, или Большим, Оператором для того, чтобы сохранить в тайне открытие Фуллера!

Теперь мне стало понятно поведение Джинкс. Она узнала о подлинной природе нашей реальности из записок отца, которые потом уничтожила. Но она еще осознала, что единственная ее надежда на безопасность – скрыть то, что она узнала. Однако, как и все прочие реактивные единицы, Джинкс была лишена всех воспоминаний о Мортоне Линче.

Затем, возможно вчера, Они, эти деятели из Верхнего Мира, обнаружили, что Джинкс все знает. И тогда Они на время вывели ее из системы. В течение ночи Они деактивировали ее схему, чтобы провести специальную переориентацию!

Вот почему сегодня утром Джинкс разговаривала по видеофону так непринужденно и беззаботно! Ее больше не тревожила перспектива вывода из системы навсегда.

Но я лихорадочно спросил себя: почему Они упустили меня, занявшись всеобщей переориентацией, последовавшей после исчезновения Линча?

Я убрал прядь волос со лба и пристально вгляделся в мой искусственный мир. Он буквально кричал мне в лицо: то, что видят мои глаза, – всего лишь субъективная электронная иллюзия. Я принялся искать что-нибудь, что притупило бы остроту ощущения от этого сногсшибательного осознания.

Даже если бы это был физический, материальный мир – представлял бы он собой что-то большее, чем ничто? На расстояние миллиардов световых лет до самой удаленной звезды в самой далекой галактике растянулось колоссальное, почти совершенно пустое море, в котором тут и там располагались какие-то ничтожно маленькие бусинки под названием «материя». Но даже материя так же неосязаема, как бесконечная пустота между звездами, планетами и островами Вселенной – галактиками. И все это состоит из «субатомных» частиц, которые, по существу, представляют собой лишь нематериальные «заряды». Разве эта концепция так уж безмерно далека от той, которую открыл доктор Фуллер, разве материя и движение не являются ничем иным, как отражением электронных зарядов в симуляторе?

Я развернулся вокруг своей оси, когда отворилась дверь для персонала.

На пороге стоял Коллингсворт и внимательно смотрел на меня.

– В середине дня, когда Чака вытаскивали из «Симулякра-3», я наблюдал за тобой.

В середине дня? Я выглянул в окно. Действительно, уже темнело. Оказывается, я боролся со своим валом мыслей несколько часов подряд.

Эвери прошел по кабинету и встал передо мной, озабоченно глядя мне в глаза.

– Дуг, у тебя новые проблемы, да?

Сам того не осознавая, я кивнул. Может быть, я надеялся получить от него хоть какое-нибудь успокоительное объяснение, вроде того, что получил раньше. Но я тут же опомнился. Господи, ему нельзя ничего рассказывать! Если я сделаю это, он может стать следующим кандидатом на исчезновение или несчастный случай.

Нет! – почти прокричал я. – Все хорошо! Оставь меня.

– Ладно, вот как мы поступим. – Коллингсворт пододвинул к себе стул и сел. – Когда мы в ту ночь беседовали в моем кабинете, я решил, что ты страдаешь от комплекса вины – раскаиваешься в том, что манипулируешь реактивными единицами, которые воображают, что они реальны. С тех пор я много размышлял и пришел в выводу, как этот комплекс может развиться дальше.

Свет от ламп играл на его густых седых волосах, придавая ему вид очень доброго дяденьки.

Я вычислил – какого рода навязчивая идея может появиться в результате таких обстоятельств и уже, возможно, появилась.

– Да? – Я поднял на него глаза, едва испытывая интерес к его словам.

– На следующей стадии расстройства ты можешь начать верить в то, что подобно тому, как ты манипулируешь своими реактивными единицами, существует электронщик большего масштаба, живущий в аналогичном мире большего масштаба, и он манипулирует тобой – да и всеми нами.

Я вскочил на ноги:

– Ты знаешь! Как ты это узнал?

Но он лишь снисходительно улыбнулся:

– Вопрос в том, Дуг, это как тыузнал.

Даже несмотря на то, что я понимал: это знание может быть опасно и для Эвери, я в точности рассказал все, что мне выложил Эштон, ворвавшись в мой кабинет в образе Чака Уитни. Мне следовало рассказать об этом кому-нибудь.

Когда я закончил, он прищурился:

– В высшей степени изобретательно. Я бы не смог придумать лучшей схемы для самообмана.

– Хочешь сказать – Эштон не говорил мне, что этот мир есть иллюзия?

– А разве у тебя имеется хоть один свидетель, чтобы подтвердить, что он это говорил? – Коллингсворт сделал паузу. – Разве не странно, что общим знаменателем всех твоих происшествий является то, что ни одно из них нельзя ничем подтвердить?

Зачем он так стремится порушить всю структуру здравого смысла, которую я построил? Неужели он тоже получил доступ к «базовому открытию» Фуллера? И хочет увести меня в тихую гавань неведения?

Что более важно, если они оба – Коллингсворт и Джинкс – каким-то образом овладели опасным знанием, то почему ее разум очистили от этого знания, в то время как Эвери оставили неперепрограммированным?

Тут я увидел просвет в лесной чаще: Коллингсворт всего лишь осознал существование моих подозрений об истинной природе нашего мира. Сам же он в это не верит. В этом, по-видимому, и заключается причина того, что его никто не трогает.

Однако я ведь не отрицаю это чудовищное знание. И тем не менее я остаюсь целым и невредимым, непереориентированным и неперепрограммированиым. Почему?

Коллингсворт задумчиво накрыл одной ладонью другую.

– Твой процесс рационализации идет медленно, Дуг. Я даже намерен прямо сейчас добавить еще одну деталь к твоей структуре ложной паранойи.

Я поднял глаза:

– Что же?

– Ты кое-что просмотрел. Тебе следовало рационализировать твои затемнения сознания.

Я подумал о тех случаях, когда мне приходилось бороться с внезапными приступами, во время которых я почти падал в обморок.

– А что можно сказать о моих затемнениях?

Коллингсворт пожал плечами:

– Если бы мне захотелось развить твои фантазии, я бы сказал, что эти приступы – побочные эффекты процесса, когда в Верхнем Мире оператор симуляторного устройства устанавливает со мной сопереживательную связь. Якобы связь. Ты сам видел, как такое происходит в твоем симуляторе. Реактивная единица вдруг осознаёт, будто что-то происходит.

Я так и раскрыл рот.

– Точно, Эвери! Так оно и есть! Вот это и объясняет, почему меня до сих пор не убрали!

Коллингсворт ухмыльнулся с покровительственным видом, словно хотел сказать: «Ну вот, я же тебе говорил». Сохраняя терпение, он произнес:

– Да, Дуг? Продолжай.

– Все, оказывается, очень просто! Последний раз я начал терять сознание прошлым вечером. Ты знаешь, о чем я тогда думал? Я был полностью убежден, что все, со мной происходившее, – это галлюцинация, как ты и предположил!

Коллингсворт кивнул, но не без саркастического выражения:

– Большой Симулектронщик понял, что ему больше незачем волноваться по поводу твоего перепрограммирования?

– Именно так! Я сам перепрограммировал себя своим собственным скептицизмом.

– И каким же будет следующий разумный вывод в этой якобы логической цепочке, а, Дуг?

Я подумал секунду, после чего самым серьезным тоном ответил:

– Вот каким: со мной все будет в порядке до тех пор, пока Он решит провести новую выборочную проверку и посмотреть – не вернулся ли я к своим прежним убеждениям!

Эвери торжествующе хлопнул себя по бедру:

– Вот. И к этому моменту ты должен подозревать, что это говорит все еще рациональная часть Дугласа Холла, которая понимает, что ему лучше всего взять себя в руки прежде, чем все те одержимости станут неконтролируемыми.

– Я знаю, что я видел! – запротестовал я. – Я знаю, что я слышал!

Он посмотрел на меня с нескрываемой жалостью:

– Поступай как знаешь. Здесь я ничем тебе помочь не могу.

Я подошел к окну и вгляделся в вечернее небо, усеянное знакомыми звездами, выстроенными в созвездия в течение бесконечно долгого времени.

Даже сейчас я смотрел в космическую даль на сотни световых лет, на миллиарды и миллиарды миль. И все-таки, если предположить, будто я в состоянии измерить абсолютные размеры моей Вселенной в таком виде, в каком она на самом деле существует в рамках электронного аппарата, поддерживающего ее существование, то обнаружу ли я, что все мироздание сжато в пределах одного-единственного здания в Верхней Реальности, которое, скажем, двести футов в длину и сто футов в высоту, если мерить линейкой того, Верхнего Мира?

Вот Большая Медведица. Если бы я мог видеть сквозь иллюзорность, не оказалось бы, что я смотрю лишь на функциональный генератор? А это что вон там – Кассиопея? Или на самом деле громоздкий процессор сбора данных, стоящий рядом со своим распределителем, Андромедой?

Рука Коллингсворта мягко опустилась на мое плечо.

– Ты пока что можешь победить болезнь, Дуг. Все, что от тебя требуется, – это заставить себя увидеть, насколько невероятны твои навязчивые убеждения.

Конечно, он прав. Мне остается лишь убедить себя в том, что мне просто пригрезились насмешки Фила Эштона, его презрительные утверждения, будто мой мир – это всего лишь созданная симулектроникой искусственная среда.

– Я не могу это сделать, Эвери, – выдавил я наконец. – Все слишком хорошо сходится. Эштон на самом деле говорил мне, что мы живем в виртуальной реальности. И именно эту информацию Фуллер спрятал глубоко в своем симуляторе.

– Очень хорошо, сынок. – Его плечи опустились. – Если уж я не могу тебя остановить, то помогу тебе пройти по твоему пути до конца как можно быстрее.

Я лишь смотрел на него, ничего не понимая. Он продолжил:

– Совсем не трудно прикинуть, что теперь тебе делать. Но поскольку на то, чтобы ты додумался до этого следующего шага, у тебя может уйти три или четыре дня, я сэкономлю тебе время. В конце концов ты придешь к следующему. Коль скоро все вокруг нас – виртуальное мироздание, ты скажешь себе, что должен существовать кто-то, кто отлично знает истинное положение дел.

– Подобно Эштону, который служит у нас контактной единицей!

– Правильно. И поздно или рано ты осознаешь, что обнаружение Филом Эштоном этого мира послужит окончательной мерой обоснованности твоих подозрений.

Я сразу понял, что он предполагает. Верхняя Реальность должна здесь иметь особую реактивную единицу, чтобы наблюдать за ходом таких событий, которые могут не попасть в Ее поле зрения. Если мне удастся найти контактную единицу, я смогу получить от нее окончательное подтверждение.

Но что потом? Оставить его в покое? Позволить ему спокойно уйти и сообщить во время следующего контакта с оператором Верхнего Мира о том, что я все знаю? Я немедленно увидел, что обнаружение контактной единицы – всего лишь половина дела. В тот момент, когда я ее распознаю, мне придется убить этого человека, чтобы защитить себя.

– Итак, – серьезно сказал Коллингсворт, – принимайся за поиски этой контактной единицы. Удачи тебе, сынок.