Текст книги "Тринадцатый этаж"
Автор книги: Дэниел (Даниэль) Ф. Галуи (Галуйе)
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Глава 16
Когда я очнулся, в комнате было довольно светло, несмотря на то что свет в ней не горел; через окно вливались яркие огни ночного города. Я лежал тихо, решив не давать Джинкс знать, что пришел в сознание, до тех пор пока не определю, где она. Я крайне осторожно пошевелил рукой, затем ногой. Я не ощутил никаких намеков на боль. По крайней мере, Джинкс стреляла в меня аккуратно, обрекая меня лишь на незначительные остаточные эффекты.
На стуле, стоявшем рядом с кроватью, я уловил краем глаза какое-то шевеление. Если бы я только мог незаметно повернуть голову в ее направлении, мне, может быть, удалось узнать, где ее лазерный пистолет.
Но, лежа на кровати, я прикинул, что проспал по меньшей мере десять часов. И ничего за это время не произошло. Полицейские Сискина не появились. Оператор не ликвидировал меня. И, что более существенно, Джинкс не выстрелила в меня лучом смертельной концентрации здесь, в уединенном номере отеля, что, конечно, было бы наилегчайшим способом убрать меня.
– Ты проснулся, да? – Эти ее отчетливые, простые слова словно прорезали полумрак комнаты.
Я повернулся на бок и принял сидячее положение.
Джинкс встала, подняв руку, прикоснулась к биоемкостному выключателю, и зажегся свет. Она уменьшила его яркость и подошла к кровати:
– Теперь тебе лучше?
Я ничего ей не ответил.
– Я понимаю, как ты, наверное, испуган и в каком ты замешательстве. – Джинкс села на кровать рядом со мной. – Я тоже в таком состоянии. Вот почему нам не надо действовать друг против друга.
Я окинул помещение взглядом.
– Лазерный пистолет вон там. – Она показала пальцем на стул. Затем, словно чтобы показать свою искренность, она взяла пистолет и протянула его мне.
Может быть, благодаря тому, что я отдохнул и больше не был вымотан, я доверял ей несколько больше. Но с пистолетом в моем кармане я мог доверять ей ничуть не меньше, чем если бы пистолет был у нее. Я взял оружие из ее протянутой руки.
Джинкс подошла к окну и вгляделась в искусственно освещенную ночь.
– До утра Он оставит тебя в покое.
Я осторожно встал и проверил, как действуют ноги. Я не почувствовал никакого онемения. Вообще не осталось ни малейшего следа воздействия лазера, не было даже тупой головной боли, которая иногда случается после такой процедуры.
Джинкс обернулась ко мне:
– Ты голоден?
Я кивнул.
Она прошла к автоматическому буфету и открыла дверцу, затем вынула оттуда саморазогревающий поднос с едой и поставила его на стул перед кроватью.
Я слегка перекусил, после чего спросил:
– Наверное, ты хочешь, чтобы я поверил, что ты мне помогаешь?
Джинкс закрыла глаза с выражением безнадежности.
– Да. Но на самом деле я могу сделать не так уж много.
– Кто ты?
– Джинкс. Нет, не Джинкс Фуллер. Я другая. Это не важно. Имена не имеют значения.
– Что случилось с Джинкс Фуллер?
– Она никогда не существовала. Она появилась только несколько недель назад. – Джинкс понимающе кивнула, прежде чем я смог возразить. – Да, конечно… ты знал ее много лет. Но то, что ты ее знал, – всего лишь результат ретропрограммирования. Видишь ли, в одно и то же время произошло два события. Доктор Фуллер самостоятельно открыл истинную природу своего мира. И там, наверху, мы посчитали симулятор Фуллера помехой для нас, которую требовалось ликвидировать. И тогда мы решили отправить сюда наблюдателя, чтобы он внимательно следил за развитием событий.
– Мы? Кого ты имеешь в виду, говоря «мы»?
Она на мгновение подняла глаза вверх.
– Инженеры-симулектронщики. Меня выбрали в качестве наблюдателя. С помощью ретропрограммирования мы создали иллюзию, будто у Фуллера есть дочь.
– Но я помню ее ребенком!
– Все, каждый реагент, имевший отношения с Фуллером, помнит ее ребенком. Только таким образом мы могли оправдать мое присутствие здесь.
Я еще немного поел.
Она посмотрела в сторону окна:
– До рассвета еще несколько часов. Это время мы будем оставаться в безопасности.
– Почему?
– Даже Главный Оператор не может работать двадцать четыре часа в сутки. По временным характеристикам этот мир эквивалентен реальному.
Не важно каким образом, я решил, что она может находиться здесь по одной из двух причин: помочь Большому Оператору уничтожить симулятор Фуллера либо осуществить уничтожение меня. Других вариантов не приходило в голову. Ибо я мог представить себя в аналогичной роли – погрузившимся в искусственный мир симулятора Фуллера. Там, внизу, я считал бы себя проекцией реального человека, в отличие от чисто виртуальных существ, окружающих меня. И для меня было бы невозможно испытывать сильную озабоченность в связи с малозначащими делами какой-нибудь реактивной единицы.
– Зачем ты тут? – спросил я напрямик.
– Я хочу быть с тобой, дорогой.
Дорогой? Насколько наивным она меня считает? Думает, я поверю, будто реальный человек способен по-настоящему полюбить реактивную единицу – симулектронную тень?
Видимо, очень сильно волнуясь, она прижала пальцы к подбородку.
– О, Дуг… ты не знаешь: этот Главный Оператор – сущий зверь!
– Знаю, – с горечью обронил я.
– Я не знала, что Он творит, пока вчера не вошла с тобой в контакт. Тогда я поняла, что Он задумал. У Него абсолютная власть над своим симулятором, над этим миром. Думаю, Он что-то вроде бога. По крайней мере, Он наверняка постепенно возомнил себя богом. – Она замолчала и посмотрела в пол. Потом снова заговорила: – Думаю, вначале Он был искренен в своих попытках уничтожить симулятор Фуллера. Он хотел это сделать, потому что в случае, если бы машина Фуллера благополучно начала работать, здесь, внизу, не нашлось бы места нашей системе исследования реакций здешних единиц – нашим сборщикам информации. Думаю, Он был искренен и говоря о гуманном подходе к любому реагенту, который осознает свою симулектронную природу. Когда ты сбился с нужного нам курса, Он попытался тебя убить – быстро и безболезненно. Но что-то произошло. Наверное, Он понял, какое удовольствие может получить, следя за тем, какие шаги ты предпринимаешь. И ему вдруг расхотелось тебя прикончить – по крайней мере, так быстро.
Я задумчиво перебил ее:
– Коллингсворт говорил, что он вполне понимает, как специалисты, конструирующие симуляторную технику, могут представлять себя богами.
Джинкс пристально на меня посмотрела:
– Ты помни: когда Коллингсворт говорил с тобой, он был запрограммирован Оператором так, чтобы сказать как раз это.
Я поел еще немного и оттолкнул поднос в сторону.
– Только вчера, – продолжала она, – я поняла, что Он мог бы решить проблему с тобой в любое время, просто перепрограммировав тебя. Но нет. Он почувствовал, что испытает слишком много извращенного удовольствия, позволив тебе приблизиться к секрету Фуллера, а потом может отбросить тебя, направить навстречу участи, похожей на ту, которую Он уготовил Коллингсворту.
Я напрягся:
– Уж не думаешь ли ты, что Он решит пытать меня?
– Не знаю. Нельзя предугадать, что Он станет делать. Вот почему мне нужно остаться здесь с тобой.
– А что ты можешь сделать?
На ее лице отразилась тревога. Джинкс обвила меня руками. Неужели она ожидает, что я поверю: только из-за того, что кто-то там, наверху, выбрал мою кандидатуру для изуверских пыток, она захотела быть рядом со мной из сострадания? Что ж, я могу, если что, с легкостью вывести ее на чистую воду.
– Джинкс, ты – материальное существо. А я – всего лишь плод чьего-то воображения. Ты не можешь любить меня!
Она отступила назад, видимо обидевшись:
– Но я правда люблю тебя, Дуг! Это так… так трудно объяснить.
Я подумал, что это действительно трудно. Джинкс села на краешек кровати и с какой-то неуверенностью посмотрела на меня. Ее глаза беспокойно бегали. Разумеется, для нее было весьма непросто объяснить, как это в данных обстоятельствах она меня полюбила.
Я опустил руку в карман и нащупал там лазерный пистолет. Я настроил его на максимальное рассеивание луча. Затем я резко выхватил пистолет и внезапно направил дуло на Джинкс.
Ее глаза расширились, и она попыталась встать.
– Нет, Дуг… не надо!
Я лишь чуть-чуть обдал ее лазерным лучом, стараясь захватить главным образом голову, и Джинкс рухнула поперек кровати без сознания.
Короткий выстрел должен был оставить ее в этом состоянии по меньшей мере на час.
В течение этого времени я мог свободно передвигаться по номеру и думать, освободившись от давления ее присутствия. И почти мгновенно я понял, что предпринимать дальше.
Составив план действий, я, не теряя времени даром, умылся и воспользовался электробритвой, которая лежала в ванной. С помощью персонального магазина я ввел данные о моем размере и росте и подождал, пока в щели магазина появится рубашка, завернутая в пластик.
Приведя себя, наконец, в порядок, я проверил время. Было далеко за полночь. Я вернулся в комнату и посмотрел на Джинкс. Положив лазерный пистолет на подушку, я встал на колени рядом с кроватью.
Темные волосы девушки искрились и переливались, разметавшись по покрывалу. Я утопил свои руки в их мягкой глубине, чтобы ощупать пальцами ее скальп. Наконец я нашел на голове Джинкс стреловидный шов, а чуть позже отыскал нужное мне крошечное углубление.
Держа палец на нужной точке, я установил лазерный пистолет на требуемый фокус, после чего поместил его интенсификатор точно на то место, где был прижат мой палец. Я легонько нажал на спуск. Потом еще раз, чтобы все получилось как надо.
На секунду мне вдруг подумалось, что я занимаюсь ерундой, оказывая физическое воздействие на бесплотную проекцию. Однако иллюзия реальности была, должна была быть такой полной, так что все псевдофизические причины явлений надлежащим образом транслировались в аналоговые электронные результаты. Проекции не составляли исключение.
Я отошел назад. Вот пускай теперь она попробует меня обмануть! Хорошенько обработав лазером волевой центр ее мозга, я мог верить всему, что бы она ни сказала по меньшей мере в течение следующих нескольких часов.
Я наклонился над ней:
– Джинкс, ты слышишь меня?
Не открывая глаз, она кивнула.
– Ты не станешь прекращать проекцию, – приказал я. – Ты поняла меня? Не уйдешь, пока я тебе не скажу.
Она снова кивнула.
Через пятнадцать минут она начала приходить в себя.
Я ходил взад и вперед перед кроватью, когда Джинкс села. Видимо, она несколько обалдела от недавней лазерной процедуры. Ее глаза глядели куда-то вдаль, но были ясны и не мигали.
– Встать, – сказал я.
И она встала.
– Сесть.
Она послушно выполнила приказание. Стало ясно, что я на славу атрофировал способности волевого центра ее мозга.
Я выстрелил в нее первым вопросом:
– Сколько из того, что ты мне рассказывала, неправда?
Ее глаза оставались сфокусированными куда-то в туманную даль. Лицо застыло.
– Ничего.
Я вздрогнул. Вот оно как! Я споткнулся в самом начале. Но это никак не может быть правдой!
Снова подумав о том дне, когда я в первый раз ее увидел, я спросил:
– Ты помнишь рисунок – Ахиллеса и черепаху?
– Да.
– Но потом ты отрицала, что такой рисунок существовал.
Она ничего не сказала. Я догадался, почему она молчит. Я не задал ей вопрос и не велел что-либо говорить.
– Было такое, что ты отрицала существование этого рисунка?
– Да.
– Почему?
– Потому что я должна была увести тебя с курса, который ты взял, и не дать тебе получить сверхважное знание.
– Так хотел Большой Оператор?
– Только отчасти.
– Почему еще?
– Потому что я начала в тебя влюбляться и не хотела, чтобы ты попал в опасную ситуацию.
Я снова зашел в тупик, потому что знал, что для нее испытывать нежное чувство ко мне так же невозможно, как для меня влюбиться в одну из реактивных единиц фуллеровского симулятора.
– Что произошло с рисунком?
– Его депрограммировали.
– Прямо там, на месте?
– Да.
– Объясни, как это было сделано.
– Мы знали, что рисунок там. После того как Оператор организовал гибель доктора Фуллера, я потратила неделю, исследуя деактивированные цилиндры памяти Фуллера в поисках каких-нибудь намеков о его «открытии», которое он мог оставить после себя. Мы…
Я перебил ее:
– Ты должна была узнать, что Он передал эту информацию Мортону Линчу.
Джинкс лишь смотрела перед собой. Это происходило оттого, что я просто констатировал факт.
– Ты обнаружила факт передачи им информации Линчу?
– Да.
– Почему вы сразу не убрали Линча?
– Потому что тогда пришлось бы переориентировать многих реагентов.
– Вам все равно пришлось переориентировать их, когда вы наконец решили убрать Линча. – Я подождал, но в конечном итоге понял, что вновь констатирую факт. Я перефразировал свою мысль: – Почему вы не захотели переориентировать этот мир на то, что Линч никогда не существовал?
– Потому что казалось, Линч будет молчать о том, что ему рассказал Фуллер. Мы полагали, что Мортон в конце концов убедит себя, что ему лишь пригрезилось, будто Фуллер сообщил ему, что его мир… это ничто.
Я сделал паузу, чтобы собраться с мыслями.
– Ты рассказывала мне, как исчез рисунок Фуллера. Продолжай объяснение.
– Исследуя его деактивированные цилиндры, мы узнали о рисунке. Когда я пошла в «Реэкшенс» за его личными вещами, я должна была искать и другие подсказки, которые мы могли просмотреть. Оператор решил убрать рисунок в тот конкретный момент, чтобы мы смогли проверить, эффективна ли работа модулятора удаления.
Я снова принялся ходить перед ней взад и вперед, довольный тем, что наконец начал узнавать самую настоящую правду. Но мне хотелось выяснить абсолютно все. Не исключено, что благодаря ее рассказу я смогу узнать, что можно сделать во избежание дальнейших садистских опытов Большого Оператора.
– Если ты там, наверху, реальный человек, то как ты можешь поддерживать свою проекцию сюда, к нам? – Я спросил об этом потому, что в симуляторе Фуллера я не мог пребывать в качестве проекции неопределенно долгое время.
Джинкс ответила как машина, без признаков эмоций или интереса:
– Каждую ночь, вместо того чтобы ложиться спать, я отправлялась туда. В ту часть суток, когда было трудно контактировать с реагентами здесь, я находилась вне симулятора.
Это прозвучало логично. Время, проведенное в проекционном кресле, было эквивалентно времени, проведенному во сне. Таким образом полностью удовлетворялась биологическая необходимость спать. И пока Джинкс пребывала вне нашего мира, она могла позаботиться о своих физических надобностях.
Внезапно мне пришло в голову задать критический вопрос:
– Как ты объяснишь то, что влюблена в меня?
Она монотонно ответила:
– Ты очень похож на одного человека, которого я когда-то любила там.
– Кто он?
– Оператор.
Каким-то образом я почувствовал приближение некоего откровения. Я вспомнил, что во время последних сеансов сопереживательной связи Оператора со мной появлялось странное ощущение неопределенного сходства между нами. Так оно и вышло, мы оказались похожими.
– Кто такой Он, этот оператор?
– Дуглас Холл.
Я отпрянул, не поверив своим ушам:
– Я?
– Нет.
– Но ты только что сказала «Дуглас Холл»!
Молчание… в ответ на мое заявление при отсутствии приказания…
– Как может этот Оператор одновременно быть и не быть мной?
– Здесь имеет место явление, похожее на ту шутку, которую доктор Фуллер проделал с Мортоном Линчем.
– Я не понимаю. – Затем, не получив ответа, я сказал: – Объясни это.
– Фуллер в шутку воспроизвел Линча в виде персонажа своего симулятора. Дуглас Холл решил проделать то же самое в отношении собственной персоны.
– То есть я в точности похож на Оператора?
– До мельчайших деталей. Внешнее сходство совершенно. Но в ваших психологических складах есть различия. Теперь я знаю, что Холл, который там, наверху, болен манией величия.
– Поэтому ты и разлюбила его?
– Нет. Я разлюбила его еще давно. Он начал меняться несколько лет назад. Теперь я подозреваю, что Он мучил и других реагентов. Подвергал их изуверским пыткам, а потом депрограммировал, чтобы скрыть любые улики, которые могли храниться в их цилиндрах памяти.
Я подошел к окну и вгляделся в светлеющее утреннее небо. Почему-то это не казалось таким уж бессмысленным – то, что реальный человек получает извращенное удовольствие, наблюдая, как воображаемые сущности проходят через симулируемые страдания. Но ведь все садисты всегда наслаждались ментальным смакованием страдания. А в виртуальной системе субъективные свойства запрограммированного мучения были такими же реальными, как ментальные реакции на настоящие пытки в физическом мире.
Теперь я начал понимать ее взгляды, мотивы, ее реакции… Я снова повернулся к Джинкс:
– Когда ты узнала, что Оператор ввел в машину свой симулектронный эквивалент?
– Когда я начала готовиться к моей проекции в симулятор по этому заданию.
– Как ты думаешь, зачем он это сделал?
– Вначале мне ничего не приходило в голову относительно этого. Но теперь я знаю. Здесь дело в бессознательной мотивации. Что-то вроде эффекта Дориана Грея. Это был мазохистский прием. Но скорее всего, Он даже не подозревал, что на самом деле приготовил себе виртуального двойника, на котором мог бы отыграться, чтобы облегчить собственные страдания от комплекса вины.
– Сколько времени я здесь нахожусь?
– Десять лет с адекватным ретропрограммированием вначале, чтобы снабдить тебя правдоподобным прошлым.
– Каков возраст самого симулятора?
– Пятнадцать лет.
Я опустился в кресло, чувствуя себя удрученным и уставшим. Ученые потратили столетия, рассматривая камни, изучая звезды, извлекая из земли ископаемые останки, прочесывая поверхность Луны, аккуратно, звено за звеном, конструируя совершенную логическую цепочку, выразившуюся в теории, согласно которой возраст нашего мира составляет пять миллиардов лет. И они ошиблись как раз почти на эту самую цифру. В космическом смысле это было потрясающе комично.
За окном первый проблеск рассвета начал проявляться в виде тонкого полумесяца вдоль горизонта. Теперь я был почти в состоянии понять, как Джинкс могла полюбить существо, которое не было настоящим.
– Ты увидела меня в первый раз в офисе Фуллера, – тихо спросил я, – и поняла, что я – в большей степени Дуглас Холл, которого ты любила, чем тот, который там, наверху?
– До этого я видела тебя много раз, готовясь к выполнению задания. И каждый раз, когда я изучала твои манеры, слушала твою речь, настраивалась на твои мысли, я понимала, что тот Дуглас Холл, которого я потеряла там, уступив этого человека его любимому симулятору, теперь находится здесь, в этом же самом симуляторе.
Я подошел к ней и взял за руку. Джинкс безвольно подала мне ладонь.
– И теперь ты хочешь остаться здесь со мной? – спросил я слегка насмешливо, недоумевая по поводу ее решения.
– Сколько смогу. До самого конца.
Я уже собирался приказать ей уходить в ее мир. Но она невольно напомнила мне, что я еще не задал самый важный вопрос.
– Оператор принял решение по поводу того, что делать с симулятором Фуллера?
– Он ничего не может с ним сделать. Ситуация вышла из-под контроля. Здесь, в этом мире, каждый реагент готов сражаться, чтобы защитить машину Фуллера, потому что они верят: она превратит их мир в прекрасную утопию.
– Значит, – спросил я, придя в ужас, – Он собирается уничтожить его?
– Ему приходится пойти на это. Другого выхода у Него нет. Я узнала это, когда в последний раз выходила из проекции.
Я мрачно спросил:
– Сколько у нас времени?
– Он ждет лишь одной формальной процедуры: должен проконсультироваться со своими советниками. Он сделает это сегодня утром. А потом отключит главный рубильник.
Глава 17
День быстро завоевывал небо, когда я стоял перед окном и наблюдал, как город возвращается к жизни. На большой высоте пролетела вереница военных фургонов, наверное отвозя новую смену солдат для охраны здания «Реэкшенс», которое находилось в нескольких кварталах от отеля.
Насколько бессмысленным казалось все, что я видел! Насколько бесполезны были все цели и судьбы! До чего наивными и доверчивыми оказались реактивные единицы, все до одной!
Наступает конец света. Но об этом знаю только я.
В какой-то момент жизнь будет течь по обычному руслу – толпы людей будут заполнять движущиеся ленты, водители – беспечно вести свои машины. В лесах будут расти деревья, и между ними будут спокойно бродить дикие звери. Озеро будет привольно омывать своими волнами каменистые берега.
И в следующий момент иллюзия перестанет существовать. В мириадах преобразователей, между катодами и анодами, внезапно прекратится безостановочный бег электрических потоков, кончится их стремительная гонка через контакты тысяч цилиндров. В это мгновение яркая и убедительная реальность превратится в ничто, в нейтрализованные электрические цепи. В финальное, фатальное мгновение абсолютной энтропии симуляторной системы будет утрачена навсегда целая Вселенная.
Я обернулся и посмотрел на Джинкс. Она по-прежнему сидела не шевелясь. Я подошел к ней и внимательно вгляделся в ее лицо сверху вниз; оно было прекрасно даже в состоянии, похожем на транс. Она пыталась уберечь меня от приводящего в ужас знания о том, что вот-вот наступит конец мироздания. И она полюбила меня. Полюбила достаточно сильно, чтобы разделить со мной вечное забытье.
Я наклонился и накрыл ладонями ее щеки, ощущая гладкость ее лица и касаясь пальцами чуть менее темных шелковистых волос. Это была проекция настоящей, материальной Джинкс. Там, наверху, она, наверное, так же прекрасна. Подобная красота, подобное изящество лица и тела ни в коем случае не должны погибнуть из-за самопожертвования во имя страсти, направленной не туда, куда следовало бы.
Приподняв голову Джинкс, я поцеловал ее в лоб, затем – в губы. Почувствовал ли я хоть какой-то намек на ответное движение ее губ? Я встревожился. Ведь это означало бы, что ее подавленная воля снова начинала заявлять о себе.
Мне нельзя допустить, чтобы это произошло. Я не могу позволить ей оставаться здесь, как в ловушке, когда наступит последнее мгновение существования симулектронного мироздания. Если она будет здесь в тот момент, для нее это тоже станет концом, как для ее проекции в моем мире, так и для настоящей, материальной Джинкс.
– Джинкс!
– Да? – Веки ее глаз пошевелились в первый раз за несколько часов.
– Теперь ты уйдешь из симулятора, – велел я. – И больше не будешь вводить свою проекцию.
– Я уйду сейчас и не стану проецироваться снова.
Я отступил назад и немного подождал. Через несколько секунд я нетерпеливо повторил:
– Теперь ты уйдешь. Сейчас же!
Ее фигура задрожала и исказилась, словно за пеленой горячего марева, поднимающегося от опаленного солнцем шоссе.
Но этот эффект прекратился, и Джинкс снова выглядела натурально.
А что, если я не смогу заставить ее вернуться? Испугавшись, я протянул руку к ее пистолету. Может быть, новая обработка волевого центра ее мозга…
Но я остановился в нерешительности.
– Джинкс! Удаляй свою проекцию! Я приказываю!
Ее лицо изменилось; на нем появилось выражение протеста и мольбы.
– Нет, Дуг, – едва слышно пробормотала она. – Не заставляй меня…
– Уходи! – прокричал я.
Ее изображение снова заколебалось, словно от марева. И она исчезла.
Я вернул пистолет в карман и бессильно опустился на край кровати. Что же теперь? Мог ли я сделать что-то еще, помимо того, что буду сидеть и ждать? Как можно противостоять врагу, который является сверхсильным всемогущим маньяком, одержимым манией величия?
Когда это случится? Оставят ли меня в покое до самого конца или же Большой Оператор найдет время, чтобы поиграть со мной как кошка с мышью? Совпадет ли моя гибель с полным депрограммированием… всего? Или накануне всеобщего уничтожения он припас для меня какую-то особую участь? Что-нибудь вроде того, что было уготовано Эвери Коллингсворту?
Забыв на время о собственной судьбе, я задумался о том, возможно ли что-то сделать здесь, внизу, чтобы заставить Оператора изменить решение об уничтожении Его виртуального мироздания.
Я принялся заново перебирать в уме факты. Полезность Его машины бесповоротно утратилась. Внутри Его симулятора Фуллер создал свой усовершенствованный симулятор. При этом внутренний симулятор предназначался для выполнения тех же функций, что и внешний. Они оба должны были озвучивать мнение широких масс, получая ответы на вопросы от симулектронных человекосущностей, вместо того чтобы получать их от настоящих людей.
Однако при выполнении своих функций виртуальная машина Фуллера делала невозможной работу первого симулятора. Ведь когда компания «Реэкшенс» начнет поставлять свои предсказания бизнесменам, правительству, религиозным организациям, социологам и так далее, сборщики информации будут вынуждены покинуть сцену.
Способ решения проблемы ясен: нужно каким-то образом сохранить Ассоциацию сборщиков информации, чтобы они продолжали работать, будучи средством для стимуляции реагирования реактивных единиц здесь, в Нижнем Мире.
Но как это сделать?
Помимо членов Ассоциации, нет ни одной реактивной единицы, которая бы не ринулась грудью на защиту машины Фуллера. Так сложилось благодаря обещаниям Сискина, связанным с симулятором.
О да, Большой Оператор мог так устроить, чтобы симулятор Фуллера полетел ко всем чертям! Например, снова подложить термитную бомбу. Или даже послать на эту машину молнию с небес. Но это ничего бы не решило. Ведь тогда не только началось бы немедленное восстановление машины с использованием всех возможных сил и средств, но реактивные единицы еще и обвинили бы во всем опрашивателей и обрушили бы на Ассоциацию сборщиков информации всю силу своей ярости.
Как ни крути, Ассоциация обречена. И в результате целый мир, целая искусственная Вселенная должна быть начисто стерта, чтобы обеспечить возможность нового старта.
Снова подойдя к окну, я стал наблюдать, как огромный оранжевый солнечный диск выползает на небосклон, расталкивая перед собой рассветную дымку. Этому солнцу не суждено достичь противоположной стороны горизонта.
Вдруг я почувствовал, что в комнате я не одни. Это было не более чем смутное осознание какого-то шороха у меня за спиной, почти не слышный звук шагов.
Не желая выдавать мою обеспокоенность, я небрежно и неторопливо опустил руку в карман. Затем выхватил пистолет и развернулся кругом.
Это была Джинкс.
Она посмотрела на лазерный пистолет:
– Это ничего не решит, Дуг.
Я остановился, держа руку на курке:
– Почему не решит?
– Не важно, как сильно ты меня облучишь, ничего тебе это не даст. Ты можешь лишить меня воли. Но каждый раз, когда моя проекция прекращается, это освобождает меня от волевого паралича. Я просто стану возвращаться назад снова и снова.
Эти слова обескуражили меня, и я убрал пистолет в карман. Я ничего не могу добиться силой. Нужно найти какой-то другой способ. Призвать прислушаться к голосу разума? Дать ей понять, что нельзя допустить, чтобы конец света застал ее здесь?
Джинкс подошла ко мне:
– Дуг… я люблю тебя. Ты любишь меня. Я поняла это через сопереживательную связь. Мне не нужно никакой другой причины для того, чтобы быть с тобой.
Она положила руку мне на плечо, но я отвернулся:
– Если бы ты вошла в связь сейчас, ты поняла бы: я не хочу, чтобы ты находилась здесь.
– Милый, я это понимаю. Я даже думаю, что на твоем месте могла бы чувствовать то же самое. Но все равно я не уйду. – Решительно расправив плечи, она отвернулась к окну и принялась смотреть на город. – Оператор еще не подключался к тебе, ведь так? – спросила она.
– Нет, не подключался. – И тут я понял, что нужно делать, если я хочу убрать ее из этого мира и чтобы она осталась за его пределами до того, как произойдет тотальное депрограммирование.
– Ты был прав насчет техники сопереживательной связи, – задумчиво произнесла Джинкс. – При нормальных условиях реагент даже не знает, что к его разуму подключились. Но есть еще способ сделать это переживание настолько болезненным для субъекта, насколько тебе захочется. Все, что нужно для этого, – немного нарушить совпадение параметров модулятора.
Она вовсе не соврала мне, когда сказала, что не важно, сколько раз я парализую ее волевой центр мозга, и что она будет возвращаться снова и снова. И мое решение заключалось в том, чтобы приказать ей прекратить проекцию как раз перед последним мгновением, когда для нее уже не останется времени на возвращение.
Я мог бы застать Джинкс врасплох, оглушить ее, обработать ее мозг прямо сейчас. Конечно, так она превратится в послушную машину. Но тогда ее судьба будет в моих руках. Тогда я смогу сесть спокойно и уповать на то, что, когда момент полного депрограммирования приблизится, я это как-нибудь замечу. Может быть, сначала солнце или, возможно, некоторые важные части реквизита начнут исчезать на глазах. Когда это произойдет, мне останется просто-напросто приказать Джинкс уходить и надеяться, что уже слишком поздно для осуществления повторной проекции.
Но когда я нацелил на нее пистолет, она, по-видимому, заметила мое отражение в окне.
– Убери пистолет, Дуг, – спокойно произнесла она. – Он разряжен.
Я взглянул на индикатор. Он показывал «ноль».
– После того как ты отослал меня наверх, я могла бы вернуться скорее, – объяснила Джинкс. – Но мне еще пришлось потратить время на то, чтобы спрограммировать отсутствие заряда в этом пистолете. – Она опустилась на диван и поджала под себя ноги.
Я удрученно встал у окна. На улице мобильные тротуары были переполнены людьми. Большинство из них ехало по направлению к зданию компании «Реэкшенс». Публичная демонстрация симулятора, организованная Сискином, привлекала народ подобно красочному фестивалю.
Я резко повернулся к Джинкс:
– Но, Джинкс… я же ничто!
Она улыбнулась:
– Я тоже ничто… теперь.
– Но ведь ты реальна! У тебя впереди целая жизнь в физическом мире!
Она жестом пригласила меня сесть рядом с ней на диван:
– Можем ли мы быть уверены, что при ближайшем рассмотрении даже самая наиреальнейшая из реальностей не окажется всего лишь субъективной? Никто не в состоянии доказать, что он существует, разве не так?
– К черту философию! – Я плюхнулся на диван рядом с ней. – Я говорю о непосредственном, об имеющем значение. У тебя есть тело, у тебя есть душа. У меня нет!
Не переставая улыбаться, Джинкс вонзила свой ноготь в мое запястье.
– Вот. Это должно убедить кого угодно в том, что у него есть тело.
Я поймал руку девушки и притянул Джинкс к себе.
– Ради бога, Джинкс! – взмолился я, понимая, что терплю поражение в моей попытке вернуть ее обратно в ее мир. – Это серьезно!
– Нет, Дуг, – задумчиво сказала она. – Даже в моем физическом мире нельзя до конца быть уверенным, что все материальное на самом деле состоит из материи. А что касается души, то кто сказал, что она обязательно в какой-то степени должна ассоциироваться с чем-то физическим? Тогда считалось бы, что у карлика душа меньше, чем у великана. В любом мире.