Текст книги "Тринадцатый этаж"

Автор книги: Дэниел (Даниэль) Ф. Галуи (Галуйе)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Черт побери, Эвери! Вы знаете, сколько сейчас времени?

– Да, – равнодушно ответил Коллингсворт.

– Эвери, – в отчаянии взмолился я, – забудь все, что я только что наговорил! – Я засмеялся. – Разве не видишь, я просто пытался соорудить этакую конструкцию… продемонстрировать тебе, что…

Это было бесполезно. Я убедил его. И теперь – следующая сопереживательная связь Большого Оператора со мной или с Эвери должна стать фатальной уже для нас обоих.

– Ладно, что мы будем делать с Холлом? – спросил Карр.

Коллингсворт пожал плечами и встал с апатичным видом:

– По идее, это не имеет ни малейшего значения… теперь уж точно.

На ястребином лице Карра проступило замешательство, но только на мгновение. Он улыбнулся и сказал:

– Ну конечно, вы правы. Так и есть, Эвери! Либо в течение ближайшего получаса мы одержим победу и уничтожим симулятор, либо потерпим поражение. А что между тем предпримет Холл, нам совершенно без разницы.

Карр энергично прошагал через зал и раздвинул в стороны две занавеси на одной из стен, обнажив огромный телеэкран. Почему-то я почувствовал, что вот-вот узнаю, из-за чего Коллингсворт был так потрясен моим спонтанным предсказанием. Карр повернул выключатель, и все помещение тут же наполнилось бурным нагромождением звуков, а по экрану беспорядочно замелькали пятна из света и теней.

Видеокамера, установленная на весьма высокой обзорной точке, целиком охватывала здание «РЕИН». Его окружило бушующее море сборщиков информации, которое колыхалось и накатывалось почти до самого входа в здание, но волны отбрасывались назад снова и снова. Каждую волну встречали сначала кордоны полиции с дубинками и лазерными пистолетами, затем тысячи граждан, пришедших им на подмогу.

Над зданием в разных направлениях, словно грифы в поисках падали, носились аэромобили с громкоговорителями, разносившими голосом Сискина призывы и подбадривания защитникам здания. Полицейским и гражданским лицам напоминали, что «Симулякр-3» – величайшее благо для человечества и что за нападением стоят злые силы, которые намерены разрушить машину.

Парализующие лазерные лучи проделывали в толпе атакующих широкие прокосы, заполненные неподвижными телами, но всякий раз все большие количества сборщиков информации занимали места упавших. Непрерывно заходили на посадку фургоны Ассоциации, чтобы высаживать подкрепление.

Здание «Реэкшенс» обволок ореол из ярких вспышек, возникавших при попадании множества булыжников и пистолетных лучей в его заградительное электромагнитное поле.

Вернон Карр с взволнованным видом смотрел в экран, агрессивно взмахивая кулаками при каждой новой атаке.

– У нас получится, Эвери! – вскрикивал он то и дело.

Коллингсворт и я лишь стояли, уставившись друг на друга, и наше обоюдное молчание стало оптимальным способом общения в те минуты.

Бой на экране как-то мало интересовал меня. Не то чтобы он казался слишком пустяковым. Фактически это была самая важная битва из всех, когда-либо происходивших в истории. Само существование целого мира – электронной Вселенной – зависело от ее исхода. Ибо если сборщики информации победят и уничтожат симулятор Фуллера, Большой Оператор там – в Верхней Реальности – останется доволен и пощадит свое творение.

Но возможно, потому, что ставки были так высоки, я не мог заставить себя внимательно наблюдать за ходом сражения. Или, вероятно, потому, что я знал: при таких обстоятельствах Большой Оператор скоро войдет в связь с Эвери. А когда такое случится – это станет концом для нас обоих.

Я проковылял к двери, все еще открытой после прихода Карра, и выбрался в холл. В полуоцепенении я нажал кнопку вызова лифта.

Выйдя на улицу, я побрел, спотыкаясь, к стоянке. Я миновал одно здание, где был установлен телеэкран, на котором для всех желающих прохожих демонстрировалась панорама насилия у корпорации «Реэкшенс», снимаемая камерами сверху. Но я лишь отвернулся. Мне не хотелось знать, как разворачивается сражение.

Через полквартала от стоянки я остановился в нерешительности перед зданием театра «Психорама». Почти ничего не видя, я уставился на его афиши, кричащие о выступлении Рагира Роджасты – «выдающегося абстракциониста-чтеца нашего времени».

Театральный служащий, облаченный в мундир, обращался к проходившим мимо пешеходам:

– Добро пожаловать, господа. Дневное представление вот-вот начнется.

Мой разум являл собою мешанину путаных, приводящих в ужас мыслей. Я погрузился в черное, беспросветное отчаяние. Следовало найти какой-нибудь способ очистить голову, чтобы я смог решить, что делать дальше и делать ли вообще что-нибудь. В бегстве смысла не было, ибо где я могу спрятаться? Со мной могут войти в сопереживательную связь и удалить меня из симулятора где угодно. Так что я заплатил за вход и торопливо вошел в фойе театра.

Я занял первое попавшееся пустое место среди рядов сидений, расположенных кругом, и безразлично уставился на вращающуюся сцену в центре.

На сцене сидел Рагир Роджаста, облаченный в великолепные восточные одежды и тюрбан, со скрещенными на груди руками; вращение сцены посылало его гипнотизирующий взгляд по рядам зрителей. Игра мягкого света на его суровом смуглом лице показалась мне успокаивающим контрастом по сравнению с тем, что творилось на улице, и побудило меня надеть колпак участника.

Мне не потребовалось закрыть глаза, чтобы глубоко погрузиться в концептуальную поэзию Роджасты. В одно мгновение все мое поле зрения захватил великолепный парад самых ослепительно прекрасных драгоценных камней, которые я когда-либо видел. Рубины и сапфиры, бриллианты и жемчуга перекатывались один по другому, их ослепительная красота покорила даже мое электротелепатическое восприятие их совершенства.

На подернутом туманом фоне зыбучих песков и ленивого моря драгоценные камни отбрасывали лучи, ярко освещая темные глубины. Затем, подобно разинутой пасти колоссального морского дракона, черная пучина распахнулась. И в глуби этой разверстой пасти океана засиял самый красивый бриллиант, который можно себе представить.

Вокруг, словно я находился вовсе не в театре «Психорама», я ощутил толщу воды, страшное чувство одиночества, которое возможно только в морских глубинах, ужасный приступ отчаяния и мощное гидростатическое давление.

И вдруг случилась резкая метаморфоза – от влаги к обжигающей сухости, от гнетущего одиночества погружения на невероятную глубину к удушающему зною бескрайней пустыни.

Единственной деталью, которая оставалась стабильной во время этой перемены, был тот огромный несравненный бриллиант. Но и он теперь начал подвергаться трансформации – превращаться в нежный алый цветок с великим множеством лепестков, который источал дурманящий аромат.

Мысленная проекция образов, выполняемая Роджастой, обладала таким гипнотическим действием, что я без сопротивления позволил духу читаемых стихов захватить меня в плен. И я узнал отрывок:

 
О, сколько самоцветов лучезарных
Пещеры океанские в кромешной тьме скрывают.
О, сколько же цветов благоуханных
Вдали от глаз людских от зноя увядают.
 

Конечно, это была «Элегия» Грея.

Теперь мы смотрели на обильную растительность по обеим сторонам марсианского канала. Воды канала колыхались из-за тысяч беспокойно движущихся…

Поэтическое представление прервалось на полуслове; в зале «Психорамы» зажглось освещение. На сцену опустился четырехсторонний телеэкран, накрыв Роджасту, и каждая из сторон экрана немедленно ожила, демонстрируя картинку происходящего вокруг здания корпорации «Реэкшенс».

Там уже было восстановлено некое подобие порядка. Ряды сборщиков информации быстро редели под множеством лучей мощных лазерных пушек, которые установили на здании.

Подоспели федеральные войска. Солдаты толпились на крыше; они целыми ротами опускались на площадь в армейских аэромобилях.

Ассоциация сборщиков информации потерпела поражение.

Большой Оператор проиграл.

Верхнему Миру не удалась его последняя отчаянная попытка уничтожить симулятор Фуллера, применяя рациональные для нашего мира средства. Большой Оператор оказался не в состоянии сохранить свою систему опрашивания – нашу организацию сборщиков информации.

Я знал, что это означает.

Весь мир целиком должен быть стерт, чтобы стало возможно спрограммировать новый симуляторный электронный комплекс для прогнозирования поведения.

Я снял с головы омертвевший шлем участника и просто сидел, думая о том, когда это случится. Будет ли всеобщее депрограммирование проведено немедленно? Или Большому Оператору сначала нужно проконсультироваться со специальной группой советников, с каким-нибудь советом директоров?

По крайней мере, утешил я себя, мне больше не нужно волноваться, что сотрут только меня лично или хотя бы прощупают мои мысли с помощью сопереживательной связи. Если планируется стереть все единицы, то мне предстоит просто провалиться в бездонную яму вместе с остальными.

И тут, как только я убедил себя, что больше не отношусь к кандидатам на особое отношение со стороны Большого Оператора, он дал о себе знать.

В моих глазах детали интерьера «Психорамы» начали расплываться, и ряды посадочных мест бешено завертелись вокруг меня. Скорчившись под тяжким воздействием вхождения в сопереживательную связь со мной, я встал и поплелся в фойе. Шум моря, ревевший в моих ушах, превратился в гулкие громовые удары, которые постепенно трансформировались в звуки, похожие… на грубый хохот!

Я прислонился, сгорбившись, к стене, понимая, что даже сейчас Большой Оператор набирает из моего разума важную для Него информацию, бит за битом! И этот хохот в моей голове казался боем тимпана – сардоническим, садистским.

Затем все прекратилось, и мой разум снова стал свободен.

Я взошел на движущийся тротуар, и как раз в тот момент на улицу прямо передо мной опустился аэромобиль с полумесяцем и звездой на двери.

– Вот он! – прокричал водитель в полицейской форме.

И лазерный луч – смертельный, судя по тому, что он был тонкий, как карандаш, – врезался в стену рядом с моим плечом, рассыпав бетонную крошку вокруг точки, в которую он попал.

Я развернулся и кинулся обратно к театральному фойе.

– Стоять, Холл! – крикнул кто-то. – Вы арестованы по обвинению в убийстве Фуллера!

Что это – событие, случившееся по воле Сискина? Он решил опустить мне на голову свою дубину в качестве последней меры, чтобы благополучно убрать меня с дороги? Или это опять результат программы, запущенной Большим Оператором? Он по-прежнему придерживается обычных, рациональных методов для избавления от меня, несмотря на то что скоро должен прекратить работу всего симуляторного комплекса?

В меня еще два раза выстрелили лазерными лучами, прежде чем я благополучно проник в «Психораму».

Я бегом обогнул ряды для зрителей и вынырнул через запасной выход в океан ослепительного солнечного света на людной стоянке. Через несколько секунд я уже сидел в моей машине и взлетал в высоту на максимальной скорости.

Глава 14

Мне было некуда податься, кроме моего коттеджа на озере. Имелась некоторая вероятность, что там я могу какое-то время оставаться в безопасности, только потому, что это – слишком уж очевидное место, чтобы искать там убежище.

Когда я посадил машину на поляну среди высоких сосен и отправил ее на автоматическом ходу в гараж, я не сомневался, что полиции дали приказ стрелять в меня на поражение. Если полицейскими движут веревочки, за которые дергает Сискин, то сомневаться уж точно ни к чему.

Но здесь, в лесу, у меня, по крайней мере, есть шанс хотя бы спрятаться и защитить себя, если полицейские из отдела по расследованию убийств решат сюда нагрянуть.

С другой стороны, если это Большой Оператор преследует свои собственные цели, стремясь убрать меня независимо от действий полиции, то он может поступить двумя способами.

Либо вывести меня из системы внезапно, без предупреждения, и в таком случае я ничего не смогу предпринять. Либо выслать своего агента, чтобы его «работа» выглядела естественно – то есть чтобы ее результат был похожим на самоубийство или гибель от несчастного случая.

А как раз этого я хотел все время: я мечтал о шансе встретиться лицом к лицу с контактной единицей. Здесь, в лесу, она лишится анонимности. Ей придется раскрыть себя и разделить со мной лесное уединение.

Я вошел в коттедж и выбрал самую мощную из своих лазерных винтовок. Проверив заряд, я настроил его на широкий луч. Мне не хотелось убивать агента Большого Оператора просто так, ведь беседа с ним могла навести меня на мысли о каком-нибудь плане действий.

Я сел у окна, из которого открывался вид на озеро и поляну, положил винтовку на колени и начал ждать.

Конечно, я думал только о причинах, по которым там, наверху, Большой Симулектронщик держит руку на кнопке, нажав на которую, Он может уничтожить весь мой мир, и не делает этого. Чего Он может ждать, я был не в силах вообразить.

Несколько часов подряд тишина за окном нарушалась только осторожными движениями животных в кустах и на кронах деревьев да мягким шелестом воды озера, накатывающейся на каменистый берег.

Как только село солнце, я отправился в кухню и открыл одну из упаковок с консервами для туристов. Боясь зажигать свет, я сидел пригнувшись у одного из окон и механически принимал пищу. И все это время меня не покидали мысли о несуразности того факта, что нематериальное существо испытывает нужду в нематериальной пище.

Было уже почти совсем темно, когда я вернулся в большую комнату, закрыл окно шторами и включил вечерние новости по телевизору. Уровень громкости я настроил так, что речь с экрана звучала как шепот.

На экране демонстрировался вид захламленной улицы перед зданием корпорации «Реэкшенс». Затем показали кордоны федеральных войск перед зданием, и все это время репортер горестно повествовал о «кровопролитии и насилии, которое забрало свою дань в этот печальный день».

«Однако, – скорбно продолжал репортер, – не только массовые беспорядки приковывают в этот вечер внимание агентств новостей к новому предприятию Хораса Сискина. Мы должны сообщить вам еще о многом, очень многом. Об интригах и заговоре. Об убийстве и гражданине, бежавшем от закона. И все эти события непосредственно связаны с планами Ассоциации сборщиков информации лишить наш беспокойный мир того блага, которое должен принести нам симулятор Хораса Сискина».

На экране появилось мое изображение, и репортер сообщил:

«Это – тот самый человек, которого разыскивают по обвинению в убийстве Хэннона Фуллера, бывшего технического директора «Реэкшенс». Ему Сискин безгранично доверял. В руки Дугласа Холла была вверена огромная ответственность за совершенствование симулятора после якобы случайной гибели Фуллера.

Но, как заявили сегодня сотрудники полиции, на самом деле Фуллер был убит Холлом ради личной выгоды. А когда Холл обнаружил, что ему откажут в этой выгоде, он попытался нанести предательский удар корпорации «Сискин истэблишмент» и самому симулятору.

Сегодня утром служба безопасности Сискина проследила, как этот человек проник в штаб-квартиру Ассоциации сборщиков информации, чтобы совершить свое предательство. Он сделал это, организовав безуспешное массовое нападение на здание «РЕИН»».

Я насторожился. Стало быть, Сискин сразу узнал о моем визите в штаб-квартиру опрашивателей. И он предположил, что там я планировал рассказать о его заговоре с партией. Тут он и дал сигнал о чрезвычайной ситуации и отправил полицейских с приказанием открывать огонь на поражение.

И неожиданно мне в голову пришла мысль об одной из возможных причин, по которой Большой Оператор до сих пор меня не убрал: Он, возможно, увидел, что Сискин, сам о том не подозревая и преследуя свои собственные цели, выполняет за Оператора его работу!

О да, Большой Оператор мог немного помочь Сискину. Например, если бы оказалось, что служители закона не слишком расторопны, Он сумел бы устроить новую сопереживательную связь, выяснить, где я прячусь, и навести полицейских на мой домик.

Либо Он устроит все такимобразом, либо пошлет свою контактную единицу, чтобы всю работу проделала она. Было совершенно ясно, что Он не собирается просто выводить меня из симулятора, ведь тогда пришлось бы переориентировать солидное количество реактивных электронных персонажей, дабы все считали, что я никогда не существовал.

Но еще в процессе разгадывания стратегии Большого Оператора я осознал в конце концов, что весь наш мир может и уцелеть! Не исключено, что Оператор решил сгладить нынешние осложнения, а затем предпринять новую – и окончательную – попытку уничтожения симулятора Фуллера.

В теленовостях по-прежнему шел разговор о моем предательстве:

«Однако отвратительные деяния Холла не сводятся к тем преступлениям, в которых его подозревают – к убийству Хэннона Фуллера и к предательству Сискина с его симулятором. По крайней мере, так считает полиция».

На экране появился портрет Коллингсворта.

«Помимо прочего, – репортер заговорил суровым, низким тоном, – Холл разыскивается в связи с самым подлым убийством, которое когда-либо входило в анналы полицейской службы, – убийством Эвери Коллингсворта, консультанта по психологии корпорации «Реэкшенс»».

Прошла целая минута, прежде чем я снова смог дышать. Большой Оператор уже добрался до Эвери!

Репортер продолжал разглагольствовать, описывая, с каким «невероятным зверством» был умерщвлен доктор Коллингсворт.

«В полиции, – нараспев, задыхаясь от распирающих его чувств, говорил он, – назвали это преступление самым чудовищным изуверством из всех, которые когда-либо совершались. По всему кабинету Коллингсворта разбросаны части его расчлененного тела – фаланги пальцев, фрагменты рук, уши… При этом каждый обрубок носит следы тщательного прижигания. Видимо, преступник старался остановить кровотечение и продлить мучения жертвы во время этой варварской пытки».

Сам не свой от потрясения, я выключил телевизор. Я пытался как-то встряхнуться и привести голову в порядок, но перед моим мысленным взором стоял Эвери – беспомощный, объятый ужасом, знающий, что не сможет избежать того, что на него обрушилось.

Это свершил не агент, не представитель нашего мира, не контактная единица. Это сделал сам Большой Оператор, использовав сверхъестественные методы пытки. Я представил себе, как Коллингсворт заходится в крике, когда отделяется первая фаланга его мизинца, словно срезанная ножом, а из ниоткуда появляется лазерный луч, чтобы прижечь обрубок.

Я встал, обливаясь холодным потом от ужаса. Теперь я знал, что Большой Оператор – садист. Наверное, там, в Верхней Реальности, все садисты.

Я вернулся к окну, распахнул шторы, впустив в комнату темно-лиловый свет позднего вечера, и сел там в ожидании, сжимая винтовку. Чего я ждал? Полицию? Контактную единицу?

На мгновение мелькнула мысль, что Большой Оператор может и не знать, где я нахожусь. Но я отверг эту возможность. Скорее всего, Он уже выходил на меня с момента моего прибытия сюда. О, это очень даже вероятно. Ведь теперь я понял, что чувствовал предыдущие сеансы сопереживательной связи Его со мной только потому, что Он так хотел – тогда Ему предоставлялась возможность наслаждаться моими душевными муками. Снаружи сгустилась темнота, и за раскачивающимися на ветру зелеными ветвями то появлялись, то снова прятались мириады звезд, из-за чего казалось, будто тьма переливается множеством летающих светлячков. Ветреную ночь сопровождали своим меланхоличным аккомпанементом сверчки. Вдалеке им время от времени подпевала на низкой ноте лягушка-бык.

Иллюзия реальности была… О, она была настолько совершенной! Этот искусственный мир тщательно оснастили даже самыми крошечными деталями. Там, наверху, Они допустили лишь некоторые недоработки, создавая электронный реквизит. Всего лишь незначительные, малозаметные несуразности.

Я принялся всматриваться в мое усыпанное звездами небо, пытаясь сквозь иллюзорность увидеть абсолютную реальность. Но ведь Реальный Мир не относится к моей Вселенной, так же как я не имею отношения к Вселенной Реального Мира. И в то же время этот мир лежал всюду вокруг меня, скрытый электронной вуалью.

Я попробовал представить себе, что чувствовал Фил Эштон, когда выбрался из нашего с Фуллером симулятора. Затем мои мысленные устремления поднялись еще на одно деление выше – в Верхний Мир. Как там, наверху? Насколько он отличается от фальшивой реальности, которую я знаю?

Тут я понял, что он не может отличаться так уж сильно. Мир Фила Эштона, поддерживаемый электронными потоками в симуляторе Фуллера, по замыслу представляет собой копию моего мира – для того, чтобы прогнозы, которые должно поставлять нам это виртуальное мироздание, можно было с пользой применять у нас.

Аналогичным образом мой мир должен повторять тот, Верхний Мир. Большинство социальных институтов, наверное, повторяются. Наша культура, история, наше наследие и судьбы должны соответствовать.

И Большой Оператор вместе со всеми другими людьми там, наверху, должны быть людьми, как и мы, поскольку наше существование имеет для них смысл только в том случае, если мы представляем собой их аналоги.

За окном темнота стала менее густой под яркими лучами прожекторов. Свет от них заиграл на кронах деревьев. Затем я услышал свист аэромобиля, появившегося вслед за светом.

Я открыл дверь, выскочил во двор и начал пробираться, пригнувшись, вдоль ограды, держа перед собой винтовку.

Аэромобиль приземлился, его прожекторы погасли и замолк двигатель. Я принялся, прищурившись, вглядываться в ночную темноту, внезапно ставшую почти непроницаемой.

Это была не полицейская машина. И в ней находился всего один человек.

Дверь открылась, и водитель наполовину высунулся наружу.

Я спустил курок моей лазерной винтовки.

Отсвет от широкого луча малинового цвета очертил лицо… Джинкс Фуллер! И в тот же самый, такой жутко неловкий момент я увидел, как она свалилась на землю.

С криком «Джинкс!» я отшвырнул винтовку и помчался к поляне, безгранично благодарный сам себе за то, что настроил луч на низкую мощность, которая лишь временно оглушает…

Было далеко за полночь, а я все еще ходил взад-вперед по коттеджу в ожидании, когда Джинкс придет в себя. Но я знал, что она останется без сознания еще какое-то время, так как лазерная струя задела ее голову. Тем не менее, благодаря значительной ширине луча, страдать от последствий удара девушке предстояло недолго.

В течение ночи бесчисленное количество раз я принимался шарить в темноте, чтобы сменить очередное мокрое полотенце на ее голове. Но лишь когда сквозь занавески начал пробиваться рассвет, Джинкс застонала и поднесла слабую руку ко лбу.

Она открыла глаза и улыбнулась:

– Что случилось?

– Я выпустил в тебя луч, Джинкс, – с чувством раскаяния признался я. – Я не хотел. Думал, что ты конт… полицейский.

Я поправил себя вовремя. Мне никак не следовало усложнять ситуацию, заново вернув ей воспоминания о запретном знании.

Джинкс попыталась принять сидячее положение. Я помог девушке, поддержав рукой ее спину.

– Я… я услышала о беде, в которую ты попал, – сказала она. – И должна была приехать.

– Тебе нельзя было этого делать! Кто знает, что с тобой может случиться. Тебе нельзя здесь оставаться!

Она попробовала встать на ноги, но лишь свалилась обратно на кушетку. На какое-то время она оказалась не способна передвигаться без посторонней помощи.

– Нет, Дуг, – возразила она. – Я хочу остаться здесь, с тобой. Я вылетела сюда, как только узнала.

С моей помощью она, наконец, встала на ноги и приникла ко мне, тихо плача и прижавшись щекой к моей щеке. Я обнял ее так, как будто она могла оказаться единственным реальным существом во всем этом иллюзорном мире. И пошатнулся, ощутив всепоглощающее чувство утраты. Всю мою жизнь я хотел иметь с собой рядом человека, подобного Джинкс. Однако я не был счастлив оттого, что нашел ее. Ибо для нас не существует другой реальности, кроме выбросов смещающихся импульсов в цепях электронного симулятора.

Джинкс слегка подалась назад и сочувственно посмотрела мне в лицо, затем снова приникла ко мне и страстно прижала свои губы к моим. Словно она тоже знала, что должно было произойти.

Целуя Джинкс, я с тоской думал о том, как могла бы сложиться жизнь. Если бы только Большому Оператору удалось уничтожить симулятор Фуллера! Если бы только я по-прежнему работал в «Реэкшенс», и тогда я мог бы сделать это сам! Если бы Симулектронщик в той Верхней Реальности переориентировал меня, как Он это сделал с Джинкс!

– Мы останемся вместе, Дуг, – прошептала она. – Я никогда тебя не покину, дорогой!

– Но тебе никак нельзя со мной оставаться! – запротестовал я.

Неужели она не понимает, насколько все безнадежно? Уже сам факт того, что жизни моей угрожает Спекли со своей полицией, перечеркивает все мои надежды.

И вот я снова в замешательстве. Я вновь вынужден рассматривать разумные альтернативы. Либо любовь Джинкс ко мне так безгранична, что ей не страшны никакие преграды, либо Джинкс просто не знает обо всех тех обвинениях, которые выдвинули против меня копы. Конечно, она не слышала, каким образом был убит Коллингсворт, – иначе сейчас ее здесь бы не было.

– Ты знаешь, что меня разыскивают по обвинению в убийстве твоего отца? – спросил я.

– Ты не делал этого, дорогой!

– А про… Эвери Коллингсворта тебе все известно?

Она замялась:

– Ты не… не мог… не мог совершить такого…

Она говорила таким тоном, словно совершенно не сомневается в этом. Значит, она по-настоящему любит меня и верна мне. Теперь я был даже благодарен Им за то, что Они так успешно перепрограммировали Джинкс, что ей теперь не угрожает та опасность, с которой сталкиваюсь я.

Джинкс схватила меня за руку и повлекла по направлению к двери.

– Может быть, мы сможем вырваться, а, Дуг? Мы найдем какое-нибудь место, где сумеем укрыться!

Я не шевельнулся, а Джинкс ослабила свои пальцы, и моя рука повисла, освободившись от ее хватки.

– Нет, – уныло произнесла девушка, – некуда пойти. Они найдут нас.

Джинкс не знала, насколько она права. И я испытал необыкновенное облегчение потому, что она совершенно не осознавала, как двусмысленно звучит слово «они»!

Снаружи послышался какой-то шум, и я поднял винтовку. Подойдя к окну, я раздвинул шторы, но увидел лишь олениху, перескакивающую через изгородь, чтобы добраться до ныне пустой кормушки для животных.

Встревожившись, она подняла морду и посмотрела на коттедж. Моя тревога унялась, и я вернул шторы на прежнее место. И тут я насторожился. В это время года в этих местах олени появлялись редко. Я снова выглянул в окно. Животное направилось к машине Джинкс, остановилось на небольшой дистанции и начало рассматривать открытую дверцу.

Я покрепче сжал лазерную винтовку. Олени в Нижнем Мире могут быть всего лишь частями реквизита, лишь тенями, отбрасываемыми сверху на иллюзорную окружающую среду, чтобы усиливать впечатление реальности. Но возможно, и они, подобно реактивным единицам-людям, воспринимают свою псевдофизиологию как подлинную.

Если последнее предположение правильно, то почему бы оленихе не быть запрограммированной так, чтобы забрести на поляну рядом с моим коттеджем и посредством сопереживательной связи пронаблюдать, что происходит в окрестностях!

Животное повернуло голову к коттеджу, подняв уши к светлеющему небу, и пошевелило ноздрями.

– Что там? – спросила Джинкс.

– Ничего, – сказал я, стараясь не выдать волнение. – Если тебе не трудно, приготовь парочку чашек кофе.

Я проводил взглядом Джинкс, бредущую в кухню, после чего чуть приоткрыл окно, чтобы туда пролез линейный интенсификатор винтовки. Я слегка уменьшил ширину рассеивания луча.

Через какое-то время олениха отвернулась и направилась к гаражу.

Я спустил курок и поливал ее широким лазерным лучом по меньшей мере десять секунд, стараясь как следует охватить голову. Животное повалилось на землю и осталось лежать неподвижно.

Услышав шипящий звук разряда винтовки, Джинкс выскочила из кухни.

– Дуг! Это…

– Нет. Просто олениха. Я уложил ее часа на два. Она чуть не залезла в твою машину.

Мы сидели в кухне напротив друг друга и молча отхлебывали кофе из чашек. Лицо девушки, лишенное косметики, оставалось напряженным, серьезным. Прядка черных волос сбилась, прикрыв один глаз. Но вид Джинкс нельзя было назвать жалким или измученным, потому что лощеная маска собранности и изысканности уступила место прежнему очарованию юности, прекрасному в своей чистоте.

Джинкс взглянула на свои наручные часы во второй раз за то время, пока мы сидели в кухне, потянулась ко мне через стол и взяла за обе руки.

– Что мы теперь будем делать, дорогой?

Я позволил себе нагло солгать:

– Мне нужно только тихо отсидеться денек-другой. Потом все само образуется. – Я сделал паузу, придумывая, что сказать дальше. – Понимаешь, Уитни может доказать, что я не убивал Коллингсворта. Возможно, как раз сейчас он это и делает.

Джинкс, казалось, не испытывает облегчения. Она лишь снова посмотрела на часы. Я продолжил:

– Так вот, поэтому ты сядешь в свой аэромобиль и улетишь, как только тебе станет лучше. Если тебя там хватятся, а тебя нигде нет, то это удвоит их шансы, чтобы найти меня. Они, возможно, даже будут искать меня здесь.

Джинкс упрямо ответила:

– Я остаюсь с тобой.

В тот момент мне не особенно хотелось с ней спорить, и я понадеялся, что сумею убедить ее позже.

– Будь начеку. Я хочу побриться, пока еще есть такая возможность.

Когда спустя десять минут я закончил бритье и вернулся в большую комнату, то увидел, что дверь во двор открыта. Джинкс стояла невдалеке, согнувшись над парализованным телом оленихи. Она оглянулась на коттедж и непринужденной походкой пошла дальше по поляне.

Я посмотрел, как она исчезла из виду среди деревьев, двигаясь грациозно и плавно, точно нимфа. Да, я принял твердое решение: Джинкс нельзя оставаться в моем коттедже. И все же я был рад, что она прилетела ко мне.

И вдруг, подобно язвительной насмешке, в моей голове взорвалось неожиданное осознание: каким образом она узнала, что я нахожусь здесь, в лесном домике?Я никогда не рассказывал ей об этом месте.

Схватив винтовку, я двинулся за ней следом. Быстро перебежав через поляну, я углубился в лесной массив. Среди гигантских, покачивающихся сосен я остановился и внимательно прислушался к хрусту упавшей хвои под ногами, чтобы определить, в каком направлении идет Джинкс.

Различив нужные мне звуки, я двинулся туда же. Я пробрался через невысокий кустарник на небольшую полянку и встал как вкопанный… прямо перед перепуганным оленем-самцом с огромными развесистыми рогами.

Вдалеке, в свете первых утренних лучей солнца, я разглядел фигуру Джинкс. Но, ощутив, что здесь что-то не так, я снова уставился на оленя. Тот, хотя и выглядел перепуганным, все же не кинулся наутек.