Текст книги "Тринадцатый этаж"

Автор книги: Дэниел (Даниэль) Ф. Галуи (Галуйе)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Она пыталась от чего-то убежать – так же, как и я. Но я знал, что, даже если у нашей печали один и тот же источник, нам все равно совершенно невозможно поделиться переживаниями друг с другом: неизвестно почему, но так хотела сама Джинкс.

Машина поднималась на холм; свет ее фар смывал со склона черный мрак и открывал взору местность, которую я никогда прежде не видел.

Мы поднялись на вершину холма, и тут мою грудь сдавил приступ леденящего ужаса. Я резко нажал на тормоз, и машина остановилась.

Джинкс пошевелилась, но не проснулась.

Я сидел неподвижно, как мне показалось, целую вечность, всматриваясь в пространство перед собой и не веря своим глазам.

Через сто футов дорога заканчивалась.

За дорогой заканчивалось само мироздание и простиралась только непроницаемая стена какой-то адской тьмы.

Там, дальше, не было ни звезд, ни лунного света – только ничто, только темная бесконечность.

Глава 6

Позже я подумал, что мне следовало разбудить Джинкс в кульминационный момент той расшатывающей рассудок поездки за город. Тогда по реакции девушки я смог бы определить – действительно ли половина мироздания перестала существовать или же все это мне лишь привиделось. Но я тогда просто сидел в машине, борясь с очередным приступом частичной потери сознания. Когда я наконец полностью пришел в себя и смог посмотреть вперед, дорога снова вернулась на место, уходя вдаль, как ей и положено; по обе стороны лежали мирно спящие поля и пологие холмы, силуэты которых четко вырисовывались в лунном свете.

Итак, появилось еще одно странное обстоятельство. Дорога тогда временно исчезла. Но ведь так не бывает – вот же она, на месте. Аналогичным образом исчез Линч. Однако теперь все факты свидетельствовали о том, что он никогда не существовал. Я никоим образом не мог доказать, будто видел рисунок, изображавший Ахиллеса и черепаху. Однако еще существовала и успокаивающая возможность – это то, что никакого рисунка вообще не было.

Только в середине следующего дня ко мне явился Чак Уитни с чрезвычайно важной проблемой и спас мой разум от безостановочного перемалывания сводящих с ума мыслей.

Он вошел в мой офис через особую дверь, предназначенную только для избранных лиц, плюхнулся в кресло и закинул ноги на стол.

– Ну вот, мы наконец-то вернули контрольный модулятор к жизни.

Я оторвал взгляд от окна, через которое смотрел на пикет сборщиков информации.

– По тебе не видно особой радости.

– Мы потеряли целых два дня.

– Мы компенсируем эту потерю.

– Конечно, мы компенсируем. – Он устало улыбнулся. – Но эта поломка до чертиков перепугала нашу контактную единицу там внизу. Я даже думал, что Эштон начнет делать глупости и его придется убрать.

Я нахмурился и посмотрел на пол.

– Эштон – единственное слабое звено в системе Фуллера. Никакой виртуальный разум не сможет выдержать знание о том, что он – всего лишь комплекс электрических цепей и существует в искусственной реальности.

– Мне это тоже не нравится. Но Фуллер был прав. Там внизу нам нужен заслуживающий доверие наблюдатель. Ведь может начаться столько разных проблем, а мы не будем знать о них день за днем.

Эта проблема в свое время на много дней оккупировала мои мысли и в конечном итоге заставила взять тот месячный отпуск, чтобы я смог справиться с моими сомнениями. Почему-то мне не удавалось избавиться от убеждения, что предоставление контактной единице знания о том, что он – не более чем персонаж электронного симулятора, есть верх жестокости.

Внезапно ко мне пришло решение, и я сказал:

– Чак, нам надо как можно быстрее поставить крест на этой системе. Вместо этого мы подберем бригаду по надзору. Все наши наблюдения мы станем вести путем непосредственной проекции в симулятор. Больше не будет никаких Эштонов.

На лице Уитни появилась улыбка облегчения.

– Я сразу же начну подбирать бригаду. Ну а до этого нам нужно разобраться еще с одной проблемой. Нам придется потерять Зау Но.

– Чего?

– Зау Но. Это – «среднестатистический иммигрант» в нашем населении. Из Бирмы. ИРЕ-4313.

Полчаса назад Эштон сообщил, что Зау Но совершил попытку самоубийства.

– Из-за чего?

– Как я понял, это – результат астрологического теоретизирования. Когда в их среде произошли сдвиги, которые ты сам наблюдал, он твердо решил, что вот-вот наступит Судный день.

– Эта проблема решается легко. Перемотивируйте его. Если у него развилась суицидальная склонность, измените его программу и удалите эту склонность.

Чак встал и подошел к окну:

– Не все так просто. Когда он там носился и разорялся про метеоры, бурю да огонь, он собрал вокруг себя порядочную толпу. Принялся их убеждать, будто все те капризы природы не могли случиться в одно и то же время. Эштон говорит, что изрядное число реактивных единиц крепко задумались о тех природных сдвигах.

– Мм-м. Это нехорошо.

Чак пожал плечами:

– Все это, скорее всего, схлынет само по себе. Но если потом случится что-то подобное, в нашей машине будет многовато беснующихся единиц, у которых съехала крыша. Лучше всего закрыть «Симулякр-3» еще на пару дней и полностью разобраться с проблемой бурь и пожаров. Зау Но тоже придется исчезнуть. Его «одержимость» зашла слишком далеко.

После того как Чак ушел, я сел за стол и, не осознавая этого, взял ручку. Рассеянно водя ей по листу бумаги, я попробовал нарисовать копию рисунка, изображающего древнегреческого воина и черепаху. Однако довольно скоро я отбросил ручку, почувствовав раздражение из-за слишком уж вопиющей непонятности смысла скетча. Мое описание рисунка навело Эвери Коллингсворта на кое-какие мысли. Как я помнил, Эвери говорил о парадоксе Зенона. Но я был уверен, что рисунок Фуллера не содержал намека ни на этот философский парадокс, ни на вывод о том, что движение невозможно.

Я начал медленно и вдумчиво вслух повторять фразу «всякое движение есть иллюзия».

И тут я подумал о том, что существует одна система, в которой на самом деле всякое движение есть иллюзия, – это сам симулятор! Субъективные единицы воображают, будто выполняют действия в физическом мире. Но тем не менее, когда они будто бы совершают какие-то движения, на самом деле они не сдвигаются с места. Когда реактивная единица – такая, как Зау Но, – «идет» из одного дома в другой, все, что происходит, – это то, что посредством электрических потоков, проходящих через сеть электропередач и преобразователи, загружается иллюзорный «опыт» в цилиндр, хранящий память.

Может быть, Фуллер хотел, чтобы я разглядел в рисунке этот принцип? Но что конкретно он пытался сообщить?

И тут я вскочил с кресла.

Зау Но!

Зау Но – вот ключ к разгадке! Теперь все стало предельно ясно. Рисунок должен был подразумевать только слово «Зенон»!

Говоря о тех или иных персонажах нашего симулятора, сотрудники «Реэкшенс» привыкли неформально величать их по фамилиям с инициалами имен.

Так Зау Но стали называть «З. Но», что звучит почти как фонетический эквивалент имени Зенон!

Ну конечно! Фуллер обладал исключительно важной информацией, которую нужно было передать мне. И он применил для этого исключительно секретный способ. И поместил информацию в запоминающий цилиндр одной из реактивных единиц. И оставил кодовое послание, где зашифровал имя единицы!

Я пулей пронесся через приемную, оставив позади озадаченную Дороти Форд с широко раскрытыми глазами.

Я помчался вверх по лестнице, браня себя на чем свет стоит за то, что не в курсе, в каком хранилище находится ячейка Зау Но.

Пробежав глазами таблички с названиями единиц на дверях двух хранилищ, я метнулся к третьей двери… но лишь столкнулся с Уитни, который повалился на пол спиной вниз. Содержимое его ящика с инструментами рассыпалось по полу.

– Бокс Зау Но! – выкрикнул я. – Где он?

Уитни показал пальцем через свое плечо:

– Последняя дверь слева. Но он умер. Я только что стер его программу.

Вернувшись обратно в офис, я оперся руками о стол и скорчился от очередного приступа головокружения. В голове застучало, на лице выступил пот, в ушах зажужжали тысячи пчел; я старался удержаться в сознании. Когда стены кабинета наконец перестали вращаться, я повалился в кресло в полном изнеможении и отчаянии.

Программу Зау Но ликвидировали всего за несколько минут до того, как я разгадал загадку рисунка. Вероятность того, что это чисто случайное совпадение, просто ничтожна. На мгновение у меня даже появилось впечатление, что Чак Уитни может оказаться частью большого заговора, о котором я размышлял.

Тут же, повинуясь импульсу, я вызвал его по внутренней связи.

– Ты говорил мне, что наша контактная единица разговаривала с Зэ Но. Но как раз перед тем, как он попытался себя убить?

– Именно так. Эштон и остановил его. Слушай, а в чем дело-то?

– Просто у меня родилась одна идея. Я хочу, чтобы ты организовал для меня встречу лицом к лицу с Филом Эштоном.

– Это будет невозможно сделать дня два – сейчас нам надо столько всего перепрограммировать и переориентировать.

Я вздохнул:

– Организуй у себя вторую смену.

Едва я отключил пульт внутренней связи, как дверь отворилась и вошел Хорас Сискин в безупречно сидящем сером костюме в полоску и с самой сердечной улыбкой на устах.

Он подошел ко мне, обогнув стол:

– Ну что, Дуг, что ты о нем думаешь?

– О ком?

– Об Уэйне Хартсоне, конечно. Тот еще фрукт! Без него партия ни за что не смогла бы пролезть в правительственную администрацию.

– Я что-то такое слышал, – сухо сказал я. – Однако такая привилегия, как знакомство с ним, – это для меня еще не повод встать по стойке смирно и щелкнуть каблуками.

Сискин захохотал. Слушая его визгливый, но в то же время хищный смех, я вопросительно смотрел на него. Сискин занял мое кресло и развернулся вместе с ним лицом к окну.

– Я и сам не шибко высокого мнения о нем, сынок. Сомневаюсь, что он по-настоящему сильно влияет как на партию, так и на страну.

Подобное заявление застало меня врасплох.

– И я полагаю, вы собираетесь что-то по этому поводу предпринять?

Шеф некоторое время изучал потолок, а затем громко произнес:

– Пожалуй, да… с твоей помощью, конечно.

Он замолчал по меньшей мере на минуту, давая мне возможность высказаться. Не дождавшись никакой реакции с моей стороны, Сискин продолжал:

– Холл, я думаю, ты достаточно наблюдателен, чтобы понимать: я – человек с изрядными амбициями. И я горжусь своими успехами, своим производством. Как бы тебе понравилось, если бы человек с такими качествами применил их в управлении делами нашей страны?

– При однопартийной системе? – осторожно спросил я.

– Одна партия или десять партий – кого это колышет, черт возьми? Что нам нужно, так это максимально эффективная и способная верхушка нации! Ты знаешь какую-нибудь корпорацию, которая крупнее финансовой империи, построенной мной? Можно ли, мысля логически, представить более подходящую фигуру, которая заняла бы Белый дом?

Я улыбнулся и, увидев вопросительное выражение на лице Сискина, объяснил, чему я улыбаюсь.

– Я не могу себе представить, чем можно сместить с кресел типов вроде Хартсона.

– Это будет нетрудно сделать, – уверенно сказал он. – Нетрудно, когда командовать парадом начнет симулятор. Когда мы запрограммируем наше электроматематическое сообщество на политически-ориентированную основу, некий Хорас Сискин станет там очень влиятельной реактивной единицей. Возможно, это не будет точная копия. Может быть, мы немного приукрасим его внешность. – Он помолчал, размышляя. – В любом случае, когда мы проконсультируемся с «Симулякром-3» в поисках советов о политической деятельности, я хочу, чтобы образ Сискина заявил свои права на роль идеального кандидата в лидеры.

Мне только и оставалось, что уставиться на Сискина. А ведь он на это способен. Я видел, что его план может осуществиться именно потому, что этот план настолько смел… и логичен. Теперь я еще больше радовался тому, что решил заключить союз с «Реэкшенс» и таким образом в состоянии как-то влиять на альянс Сискина и партии.

Нашу беседу через интерком прервала Дороти Форд:

– Пришли два человека из Ассоциации сборщиков информации, и они…

Дверь распахнулась, и в кабинет без приглашения ворвались два взвинченных, негодующих опрашивателя.

– Вы Холл? – строгим тоном спросил один из них.

Когда я кивнул, второй грозно забушевал:

– Так вот, можете передать Сискину…

– Лучше скажите ему сами. – Я показал на кресло.

Сискин развернулся лицом к визитерам:

– Да?

Оба человека синхронно застыли в изумлении.

– Мы – представители Ассоциации сборщиков информации, – наконец сообщил первый. – И вот вам без лишних предисловий: или вы прекращаете работу над этой вашей симулирующей машиной, или мы призовем к всеобщей стачке всех сборщиков информации в городе!

Сискин было заулыбался, услышав первые слова угрозы. Но тут же улыбка на его лице сменилась зловещей гримасой. Догадаться о ее причине было нетрудно. Одна четвертая всего работающего населения в той или иной степени в финансовом отношении зависела от опросов общественного мнения. А максимальные прибыли корпорации Сискина зависели от полной занятости. Конечно, Сискин мог выдержать трудности благодаря своим резервам. Но через неделю не останется ни одного бизнесмена и ни одной домохозяйки, еще не вставших на сторону Ассоциации.

Постепенное разрушение Ассоциации в самом деле являлось частью стратегии Сискина, но это должно было произойти не раньше, чем его финансовая империя подготовится к последствиям. Не дожидаясь ответа, пара протестующих зашагала к выходу. Эта сцена меня несколько позабавила.

– Итак, – сказал я, – что теперь делать?

Сискин ухмыльнулся:

– Не знаю, что будешь делать ты. А что до меня, то я собираюсь нащупать несколько веревочек и начать за них дергать.

Два дня спустя я устроился поудобнее в одном из кресел контрольного зала, и Уитни надел мне на голову просмотровый шлем, по другого типа – не такой, как в прошлый раз. На этот раз Чак, заметив, как я нервничаю, решил не подшучивать.

Я наблюдал, как он включает обзорный прибор.

Проекция началась гладко. Я полулежал в кресле, откинувшись на спинку, обитую кожей, и через секунду уже стоял в виртуальной видеофонной будке. Поскольку это был обзорный контроль, а не сопереживательная связь, мне не пришлось сидеть на задворках разума какой-нибудь реактивной единицы. Вместо этого я сам непосредственно находился там– в псевдофизическом смысле.

Из соседней будки вышел высокий худощавый мужчина. Он приблизился ко мне, и я заметил, что он дрожит.

– Мистер Холл? – неуверенно спросил он.

Я кивнул и, осмотревшись по сторонам, увидел, что нахожусь в фойе типичного отеля.

– Что-нибудь случилось? – спросил я.

– Нет, – печально ответил он. – Ничего такого, что вы смогли бы оценить по достоинству.

– Так что же случилось, Эштон? – Я протянул к нему руку, но он отпрянул назад, содрогнувшись.

Наконец он сумел подыскать слова, чтобы описать причину своего беспокойства:

– Вот вы представьте себе, будто в вашем мире с неба на землю свалился бог и начал вам что-то вещать.

Я понял, с каким благоговением и страхом взирает он на меня. Тем не менее, я обнял его за плечи.

– Забудьте об этом. В данный момент я просто такой же, как вы – наделенная разумом электрическая схема.

Он отвернулся в сторону:

– Давайте закончим то, что начали. А потом вы сможете вернуться назад. – Он показал подбородком в неопределенном направлении.

– Я не думал, что прямой контакт может оказаться таким трудным.

– А чего вы ожидали? – с презрением спросил Эштон. – Пикник на природе?

– Эштон, мы собираемся что-нибудь придумать. Может быть, мы сможем освободить вас от роли контактной единицы.

– Просто выключите меня. Сотрите, и дело с концом! Когда знаешь то, что знаю я, тогда не хочется жить.

Смутившись, я поскорее перешел к цели беседы:

– Я хотел поговорить с вами о Зау Но.

– Счастливчик – его-то стерли, – заметил Эштон.

– Вы разговаривали с ним как раз перед тем, как он пытался себя убить, правда?

Он кивнул:

– Какое-то время я за ним наблюдал. Я так и чувствовал: сломается!

Я внимательно посмотрел ему в глаза:

– Фил, его заставили это сделать не только метеоры и буря, да?

Эштон резко поднял на меня глаза:

– Откуда вы знаете?

– Значит, былочто-то еще?

– Да. – Его плечи опустились. – Я ничего никому об этом не говорил. Меня охватила жажда мести, ненависть. Я хотел, чтобы Зау Но обрел полную власть… и разрушил вдребезги всю эту проклятую систему. И тогда вам пришлось бы все стереть и начать сначала.

– Что толкало его на самоубийство?

Эштон замялся, но затем выложил все подчистую:

– Он узнал. Каким-то образом выяснил, кто он такой и что представляет собой весь этот гнусный воображаемый городишка. Узнал, что он – всего лишь часть поддельного мира, что его реальность – это ничто, только результат электронных процессов.

Я напрягся. Какую бы информацию ни доверил Фуллер единице по имени Зау Но, она привела к ужасающему эффекту. Ее оказалось достаточно для того, чтобы Зау Но сумел осознать главные факты: он представляет собой всего-навсего виртуальное человеческое существо.

– Как он это выяснил? – спросил я.

– Не знаю.

– Он говорил о чем-то еще, о какой-нибудь особой информации, которую могли ввести в его боксы памяти?

– Нет. Он просто был одержим мыслью о том, что он… ничто.

Я посмотрел на свои наручные часы и пожалел о том, что предусмотрел только десять минут этого разговора лицом к лицу.

– Время истекает, – сказал я, направляясь обратно в видеофонную будку. – Я появлюсь здесь позже, чтобы еще раз увидеться с вами.

– Нет! – прокричал мне вслед Фил Эштон. – Ради бога не надо!

Я ворвался в будку, закрыл дверь и снова посмотрел на свои виртуальные часы, на которых истекала последняя минута.

Оставалось совсем немного секунд, я осмотрелся по сторонам в фойе отеля и чуть не закричал.

Борясь с тошнотворным чувством полного краха в связи с тем, что не могу отсрочить возвращения в свой мир, я наблюдал, как через фойе идет знакомая фигура Мортона Линча – виртуальногоМортона Линча.

Глава 7

Оставшуюся часть дня я, образно говоря, был объят страхом: я испытывал ужас перед симулятором. Теперь он казался мне чем-то жутким, зловещим – электронным монстром, который проникся какой-то целью, взлелеял в душе своей некий замысел и каким-то образом ворвался в мой мир, чтобы умертвить Фуллера и забрать в свое чрево Линча.

В конце концов мне пришло в голову, что тот Мортон Линч, которого я разглядел в виртуальном фойе отеля, представляет собой всего-навсего реактивную единицу, которая лишь внешне похожа на Линча. Однако только на следующее утро я осознал, что можно произвести простую проверку. С этой мыслью я помчался в информационный отдел. В файле под названием «Род занятий» я принялся искать в разделе «Службы охраны». Ничего из того, что требовалось, не нашел. Предположив, что профессия Линча виртуального может оказаться ближайшим эквивалентом профессии настоящего Линча, я поискал в разделе «Полиция». Никаких результатов.

И тогда, предположив, что я вполне мог заподозрить подвох, который никто не собирался устраивать, я решил пойти более прямым путем и перешел к алфавитной картотеке.

В последнем досье под буквой «Л» значилось: «Линч, Мортон, ИРЕ-7683».

У меня дрожали руки, когда я читал дополнительную информацию об этой единице. ИРЕ-7683 была введена в симулятор три месяца назад самим доктором Фуллером!

Неожиданно на поверхность начало всплывать одно неясное воспоминание, и я мысленно воскресил одно обстоятельство, которое померкло в моей памяти, видимо, из-за своей незначительности. В качестве шутки Фуллер смоделировал одну из единиц, вплоть до мелочей скопировав ее с реального Линча, а потом решил шокировать директора службы безопасности, предложив ему в порядке контроля заглянуть в симулятор, где Линч смог наблюдать… самого себя.

Я ликовал. Я доказал – по крайней мере, себе самому, – что когда-то Мортон Линч все-таки существовал!

А если все-таки нет?

И вновь у меня защемило в груди, вновь мной овладело чувство полной безнадежности, когда я стал рассматривать альтернативный вариант, еще один разумный довод, который мог все объяснить: а что, если основанием для моей веры в существование Линча послужили перешедшие в подсознание сведения о том, что такой персонаж в свое время ввели в машину? Может быть, это воспоминание, погребенное в глубинах подсознания, продолжало тайно бередить мне душу и разрастаться исподволь, пока наконец не разрослось до такой степени, что я создал себе воображаемого Линча в реальном мире?

В подавленном настроении я покинул здание компании и без всякой цели прошел мимо пикета сборщиков информации, оставаясь на обычном тротуаре, где я мог чувствовать под ногами приятную твердость бетона. Мне хотелось просто идти и идти, пока я не выйду из города и не затеряюсь в пустых тихих полях. Но тут я подумал о своей последней поездке за город, и возникшее было страстное желание тут же исчезло.

На углу меня остановил «приставала».

– Я провожу опрос мнений об осенних стилях мужской одежды, – объявил он.

Я лишь молча смотрел сквозь него.

– Вы одобряете широкие лацканы? – начал он.

Но едва он открыл свой блокнот, я зашагал дальше по улице.

– Эй, вернитесь! – крикнул опрашиватель. – Я скажу, чтобы вас оштрафовали!

За углом под указателем пешеходного перехода помещалось информационное табло, на котором сияла кричащая надпись: «Сборщики информации в опасности! Законодательное собрание выдвинуло законопроект о запрещении опросов общественного мнения!»

Даже это – прямое указание на то, что Сискин уже начал «дергать за веревочки», чтобы разделаться с Ассоциацией сборщиков информации, – не произвело на меня никакого впечатления.

Пока я там стоял, ко мне приблизился еще один опрашиватель. Очень тихо, уголком рта он произнес:

– Ради всего святого… ради собственного же блага, Холл, забудьте про всю эту чертовщину!

Услышав такое пугающее предупреждение, я вздрогнул и хотел схватить того человека за руку, но мне удалось лишь сорвать его нарукавную повязку, в то время как он резко развернулся и исчез в толпе.

Этого не было, сказал я себе, застыв в оцепенении. Мне просто привиделось, будто здесь только что был опрашиватель. Но как-то слабо верится, что это галлюцинация, когда засовываешь в карман повязку, сорванную с руки «призрака».

Из непрерывного потока летящих в воздухе машин вырвался один аэромобиль и остановился у обочины дороги.

– Дуг! – весело крикнула из машины Джинкс. – Я как раз собиралась спросить: не хочешь со мной пообедать? – Тут она поняла по моему лицу, что я в полной прострации. – Залезай, Дуг.

Я послушно забрался в машину, и Джинкс повела ее к взлетному «островку». Через несколько секунд мы стали взлетать.

Мы поднялись над самым высоким из уровней регулируемого движения, где машина зависла неподвижно, и Джинкс включила систему автоматического режима, чтобы аэромобиль не сносило ветром. Мы сидели в кабине высоко над городом.

– Ну, – осторожно начала она, – что стряслось? Поругался с Сискином?

Она приоткрыла прозрачный колпак машины, и ворвавшийся внутрь освежающий ветер сдул с моих мыслей паутину противоречий, в которой эти самые мысли безнадежно запутались, застыв неподвижно. Но, вырвавшись на свободу, мысли мои были все еще слишком слабы, чтобы справиться с тем, что не поддавалось точному определению.

– Дуг? – сказала Джинкс, чтобы прервать мое молчание. Ветер подхватил прядь ее блестящих волос и прижал к прозрачному плексигласу.

В чем я был уверен, так это в том, что время интриг прошло. Требовалось узнать – действительно ли она была со мной неискренней или же эта неискренность тоже являлась плодом моего воображения?

– Джинкс, – спросил я ее напрямик, – что ты от меня скрываешь?

Она быстро отвела взгляд. И мои подозрения усилились.

– Мне нужно знать! – крикнул я. – Со мной что-то происходит. Господи, я не хочу еще и тебя в это впутывать!

Ее глаза увлажнились, и губы едва заметно задрожали.

– Ладно, – упрямо продолжал я. – Перейду к сути дела. Твоего отца убили из-за какой-то секретной информации, которой он располагал. Единственный человек, который что-то об этом знал, исчезает. На мою жизнь совершают два покушения. У меня прямо на глазах куда-то пропадает дорога. Какой-то опрашиватель, которого я раньше в глаза не видел, подходит ко мне и советует забыть обо всем.

Джинкс зарыдала. Но я не испытывал к ней жалости. Все сказанное мной было наполнено для нее неким особым смыслом. В этом я не сомневался. Теперь ей оставалось только признать, что каким-то образом она тоже являлась частью происходящих таинственных событий.

– Ах, Дуг! – взмолилась она. – А ты не можешь просто взять и обо всем забыть?

Но разве не то же самое рекомендовал мне тот сборщик информации?

– Неужели не видишь, что тебе пора остановиться? – умоляла Джинкс. – Неужели не понимаешь, что ты с собой делаешь?

Что я с собой делаю?

И тут я все понял. Она не скрывала ничего! То, что я принимал за ложные увертки, на самом деле было с ее стороны проявлением сострадания. Она лишь пыталась успокоить меня, отвести мои мысли от необоснованных подозрений, покончить с моей одержимостью!

Она почувствовала, что я веду себя странно. Возможно, Коллингсворт рассказал ей о том, что случилось у Хромоногого. А основой для ее заботы обо мне служили разрушающиеся мечты. Она лелеяла свою детскую влюбленность все время, пока подрастала и взрослела, – и все это только для того, чтобы наткнуться на препятствие к исполнению своей мечты в виде того, что она явно расценила как ментальную неустойчивость моей психики.

– Извини, Дуг, – сказала она, и в ее голосе сквозила полнейшая безнадежность. – Я высажу тебя внизу.

Мне нечего было на это ответить…

Вторую половину дня я провел у Хромоногого, где выкурил столько сигарет, что временами возникало ощущение, будто у меня во рту горелая тряпка, но справиться с этим мне помогали порции «скотча-астероида», которые я заказывал чаще, чем обычно.

После заката солнца я принялся бесцельно бродить по почти опустевшим улицам центра города. В конце концов я встал на автоматический скоростной тротуар, направление маршрута которого даже не заметил.

Через некоторое время ночной холодный воздух заставил меня смутно осознать, в каком направлении меня несет. Доехав до конечной платформы, я осмотрелся и понял, что нахожусь в спальном районе относительно недалеко от того места, где живет Эвери Коллингсворт. Разве можно было при сложившихся обстоятельствах представить себе более подходящий пункт назначения, чем дом консультанта по психологии?

Естественно, Эвери удивился, увидев меня.

– Слушай, ты где пропадал? – Он провел меня в свой кабинет. – Я искал тебя полдня, чтобы ты одобрил новую партию реактивных единиц.

– У меня было одно дело вне стен офиса.

Конечно, он обратил внимание на мой помятый вид, но тактично промолчал.

Дом Коллингсворта очень явно свидетельствовал о том, что здесь живет холостяк. В его кабинете, по-видимому, месяцами не наводили порядок. Но почему-то я почувствовал себя очень уютно в этой комнате, где стояли стопки самых разных книг, стол был завален барахлом, а пол усеян скомканными бумажными листами.

– Как насчет того, чтобы выпить? – предложил он, когда я сел в кресло.

– Скотч. Неразбавленный.

Автобармен незамедлительно выполнил заказ, и Эвери подал мне стакан. Улыбаясь, он провел рукой по серебристым седым волосам.

– Могу еще предложить бритву и чистую рубашку.

Я улыбнулся в ответ и осушил стакан. Эвери подвинул ко мне стул и сел.

– Ну, теперь ты можешь рассказать мне все.

– Это будет нелегко.

– Дело касается Зенона? Кого-то по имени Мортон Линч? Таких вещей, да?

Я кивнул.

– Я рад, что ты пришел, Дуг. Чертовски рад. Проблема не только в рисунке и Линче, я прав?

– Проблема гораздо серьезнее. И я толком не знаю, как начать.

Он откинулся на спинку стула:

– Помнится, с неделю назад я говорил что-то о смешивании психологии и симулектроники, когда в результате рождается много престранных выводов. Дай-ка я процитирую себя самого: «Вряд ли можно вводить людей в машину и не начать при этом задумываться об основной сущности и людей, и машин». Может быть, от этого и отталкиваться?

Я стал рассказывать. Я выложил все. И все время, пока я говорил, выражение лица Эвери не менялось. Когда я закончил, он встал и принялся расхаживать по комнате взад-вперед.

– Во-первых, – посоветовал он, – не занимайся самоуничижением. Посмотри на это с объективной точки зрения. У Фуллера тоже были проблемы. О нет, его отклонения не развились так сильно, как у тебя. Но ведь он не работал с симулятором на такой продвинутой стадии, на которой приходится работать тебе.

– Что ты хочешь сказать?

– То, что ту разновидность работы, которой занимаешься ты, невозможно успешно выполнять без неизбежных в подобном случае психологических последствий.

– Не понимаю.

– Дуг, ты – своего рода бог. Ты – всемогущий властитель целого города псевдолюдей – своеобразного аналога мироздания. Иногда тебе приходится совершать поступки, которые противоречат твоим моральным убеждениям, например такие, как удаление, стирание электронной сущности. Результат? Угрызения совести. Итак, что же мы, по сути, имеем? Взлеты и падения. Фазы блаженного ликования, которые сменяются погружением в пучину самобичевания. У тебя бывают подобные реакции?

– Да. – Только теперь я понял, что так оно и есть.

– А ты знаешь, какое состояние я только что описал?

Я кивнул и прошептал:

– Паранойю.

Эвери рассмеялся:

– Но это всего лишь ложная паранойя – наведенноесостояние. Да, серьезная штука. Налицо все типичные признаки: мания величия, потеря контактности, мания преследования, галлюцинации. – Он сделал паузу. Затем снова заговорил каким-то особенно доверительным тоном: – Разве ты не видишь, что происходит? Ты ликвидируешь виртуальную реактивную единицу и воображаешь, будто кто-то исчезает в твоем собственном мире. Перепрограммируешь опыт прошлых событий, переживание прошлого для своего искусственного населения и думаешь, будто в окружающий тебя мир вмешиваются какие-то силы.

Даже в том смятении, в котором я пребывал, мне удалось оценить логику его объяснений.

– Допустим, ты прав. И что же тогда мне со всем этим делать?

– Ты уже сделал девяносто процентов того, что тебе следовало. Самое важное здесь – это осознание ситуации и стремление совладать с самим собой. – Внезапно он встал. – Сделай себе еще выпить, а я пока пойду позвоню кое-кому.

К моменту возвращения Эвери я уже не только допил виски, но и почти успел побриться в ванной, смежной с кабинетом.

– Ай да молодчина! – похвалил он. – Сейчас принесу рубашку.

Но когда он вернулся, я снова скис.

– А что ты скажешь о потерях сознания? Ведь, по крайней мере, они-то реальны.