Текст книги "Пробуждение Левиафана"

Автор книги: Дэниел Абрахам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

Глава 32
Миллер

Сознание перезапускалось медленно, в несколько приемов. Во сне он складывал пазл, кусочки которого меняли форму, и всякий раз, когда картинка казалась почти готовой, сон начинался сызнова. Первым, что он осознал, была боль в пояснице, потом тяжесть в руках и в ногах, потом тошнота. Чем ближе он возвращался к сознанию, тем больше хотелось оттянуть возвращение. Воображаемые пальцы тщились сложить головоломку, но, прежде чем последний фрагмент лег на место, глаза его открылись.

Он не мог шевельнуть головой: мешало что-то в горле – толстый пук черных трубок выходил из него и тянулся куда-то за пределы поля зрения. Он хотел поднять руку, оттолкнуть этот чуждый, вампирический предмет, но не сумел.

«И до меня добралось, – содрогнувшись, подумал он. – Я заразился».

Слева от него появилась женщина. Он удивился, что она – не Джули. Темная кожа, глаза с чуть скошенной складкой век, падающие вниз по щеке волосы.

Вниз! Здесь есть низ. Есть гравитация. Ускорение. Это показалось очень важным, только он не помнил почему.

– Привет, детектив, – сказала Наоми. – С возвращением.

«Где я?» – попытался произнести он. В горле что-то стояло. Плотно, как толпа, набившаяся в вагон «трубы».

– Не пытайтесь говорить и все такое, – предупредила она. – Вы были в отрубе тридцать шесть часов. Хорошо, что у нас есть отсек с диагностером военного качества и запасом медикаментов на пятнадцать марсианских солдат. Думаю, мы половину истратили на вас и капитана.

Капитан. Холден. Вот оно. Был бой. Они были в коридоре, кто-то стрелял. И кто-то был болен. Он вспомнил женщину, залитую бурой рвотой, ее пустой взгляд, но, возможно, это привиделось в кошмаре?

Наоми все говорила. Что-то о полном распаде плазмы и повреждениях клеток. Он попробовал поднять руку, дотянуться до нее, но помешал ремень. Боль в спине – это почки, и хотел бы он знать, что им пришлось отфильтровать из его крови. Миллер закрыл глаза и уснул, прежде чем решил, стоит ли отдохнуть.

На этот раз его не мучили кошмары. Он опять очнулся, когда что-то сдвинулось у него в горле, зацепило гланды и ушло. Не открывая глаз он скатился на пол, откашлялся со рвотой и снова лег на спину.

Проснувшись, он дышал уже сам. Горло саднило, зато руки были свободны. Из живота и бока тянулись дренажные трубки, катетер толщиной с карандаш торчал из пениса. Особой боли он не чувствовал и заключил, что в него закачали чуть ли не все существующие наркотики. Он лежал голый, его скромность блюла только тонкая бумажная сорочка и гипс, каменно сжимавший левое плечо. Кто-то положил на соседнюю кровать его шляпу.

Теперь он смог рассмотреть медотсек, напоминавший станцию скорой помощи из солидного сериала. Не больница, а блистательная идея того, какой она должна быть. Мониторы, висевшие на сложных штативах, сообщали о его кровяном давлении, концентрации нуклеиновых кислот, насыщении кислородом, балансе жидкостей. Две дозирующие системы контролировали: одна – введение автофагов, другая – обезболивающих. А через проход, возле другой койки, примерно те же показатели сообщали приборы над Холденом.

Холден походил на привидение. Кожа бледная, белки красные от сотен микроскопических кровоизлияний, лицо одутловатое от стероидов.

– Эй! – позвал Миллер.

Холден поднял руку и слабо помахал.

– Мы справились, – сказал Миллер. Голос звучал так, словно его волокли за ноги по переулку.

– Угу, – сказал Холден.

– Мерзко было.

– Угу.

Миллер кивнул. На большее сил уже не осталось. Он откинулся на подушку и если не заснул, то потерял сознание. Прежде чем накатило забытье, он улыбнулся. Он справился. Он – на корабле Холдена. И они найдут то, что оставила им Джули.

Его разбудили голоса.

– Может, не стоит…

Та женщина, Наоми. Миллер готов был обругать ее за то, что помешала спать, но разобрал в ее голосе нотки пусть не страха или гнева, но чего-то достаточно похожего, чтобы заинтересоваться. Он не шевельнулся, даже не стал целиком выплывать из забытья. Но прислушался.

– Приходится, – сказал Холден. Он говорил глухо, словно в горле стояла мокрота. – То, что случилось на Эросе… у меня на многое открылись глаза. Я слишком долго молчал.

– Капитан…

– Нет, ты дослушай. Когда я там сидел, думая, что мне остались полчаса шума игровых аппаратов, а потом смерть, я понял, о чем жалею. Понимаешь? Я вспомнил все, что хотел сделать, но не собрался с духом. Теперь я просто не могу об этом забыть. Не могу притворяться, будто этого не было.

– Капитан, – повторила Наоми, и те нотки в ее голосе прозвучали отчетливей.

«Лучше промолчи, бедолага», – подумал Миллер.

– Я люблю тебя, Наоми, – сказал Холден.

Пауза длилась не дольше удара сердца.

– Нет, сэр, – сказала она, – это не так.

– Люблю. Я знаю, о чем ты думаешь. Я перенес тяжелую травму и хочу снова почувствовать себя живым и восстановить связь с жизнью, и, может, отчасти так и есть. Но ты должна поверить – я знаю, что чувствую. И там я знал, что больше всего я хочу вернуться к тебе.

– Капитан, сколько мы прослужили вместе?

– Что? Точно не помню.

– Навскидку.

– Восемь с половиной рейсов – это почти пять лет, – подсчитал Холден. Миллер угадал в его голосе недоумение.

– Хорошо. И со сколькими из нашей команды ты за это время делил койку?

– Это важно?

– Не слишком.

– С несколькими.

– Больше дюжины?

– Нет, – сказал он, но не очень уверенно.

– Ну, скажем, с десятью, – уступила Наоми.

– Пусть так. Но там было другое. Я говорю не о маленьких корабельных романах, чтобы скоротать время. С самого…

Должно быть, женщина взяла его за руку, – представилось Миллеру, – подняла ладонь или просто глянула на него, – но поток слов прервался.

– А знаешь, когда я в тебя влюбилась, сэр?

Грусть – вот что означали те нотки в ее голосе. Грусть. Разочарование. Сожаление.

– Когда… когда ты?..

– Могу назвать даже день, – продолжала Наоми. – Это была седьмая неделя твоего первого рейса. Я еще злилась, что какой-то землянин вылетел за эклиптику и занял мое место старпома. Ты мне с самого начала не понравился. Слишком обаятельный, слишком смазливый и, черт бы тебя побрал, слишком удобно устроился в моем кресле. Но тогда в машинном зале затеяли покер. Ты, я, пара механиков с Луны и Камала Траск. Помнишь Траск?

– Техник-связист. Та, что…

– Фигурой напоминала холодильник. А лицом – щенка бульдога.

– Я ее помню.

– Она больше всех сходила по тебе с ума. Проплакала в подушку весь рейс. Она не потому села играть, что любила покер. Она хотела дышать с тобой одним воздухом, и все это знали. Даже ты. И я весь вечер наблюдала за тобой, и ты ни разу не обманул ее. Ни разу не дал ей повод думать, что у нее есть шанс. И при том ты обращался с ней уважительно. Тогда я первый раз подумала, что из тебя может выйти приличный старпом, и в первый раз подумала, что хорошо бы оказаться в твоей койке после конца смены.

– Из-за Траск?

– И еще потому, что у тебя роскошная задница, сэр. Я это к тому, что мы летали вместе не один год. И я готова была прийти к тебе по первому зову.

– Я не знал, – сказал Холден. Голос звучал придушенно.

– Ты не спрашивал. Ты каждый раз засматривался в другую сторону. И, честно говоря, я думала, что астерские женщины тебе не по нраву. Пока «Кент»… Пока нас не осталось всего пятеро. Я видела, как ты на меня смотришь. Я точно знала, что означает такой взгляд, я четыре года видела его со стороны. Но ты обратил на меня внимание только потому, что я осталась единственной женщиной на борту, а мне этого мало.

– Я не знал…

– Нет, сэр, ты не знал. О том я и говорю. Я не раз видела, как ты соблазняешь женщин, я знаю, как ты это проделываешь. Ты весь отдаешься ей, ты ею восхищаешься. Потом ты уверяешь себя, что между вами – особая связь, и к тому времени, как ты в это поверишь, она тоже верит. Потом вы некоторое время спите вместе, и связь малость бледнеет. И кто-то из вас заговаривает о «профессиональном поведении» или о «рамках приличия» или начинает беспокоиться, что подумает команда, и все сходит на нет. И после этого ты им по-прежнему нравишься. Всем им. Ты все так ловко проделываешь, что никому и в голову не приходит тебя возненавидеть.

– Это неправда!

– Правда. И пока ты не сообразишь, что не обязательно любить каждую, с кем делишь койку, я не узнаю, правда ли ты меня любишь или просто хочешь затащить в постель. И я не лягу с тобой, пока тысам этого не поймешь. Ставить на любовь я бы не стала.

– Я только…

– Если хочешь со мной переспать, – сказала Наоми, – будь честен. Из уважения ко мне, договорились?

Миллер кашлянул. Не нарочно, он даже не почувствовал приближения кашля. Живот сжало, горло перехватило, и он тяжело, влажно закашлялся. Начав, остановиться было не просто. Он сел, глаза слезились от напряжения. Холден лежал на спине. Наоми сидела на соседней кровати, улыбаясь так, словно подслушивать было нечего. Мониторы Холдена показывали учащенное сердцебиение и повышенное давление. Миллер мог только надеяться, что бедняга не заполучил эрекцию при торчащем из тела катетере.

– Привет, детектив, – сказала Наоми. – Как самочувствие?

Миллер кивнул и ответил:

– Случалось и хуже. – Подумав, он поправился: – Нет, не случалось. Но все нормально. А плохо было?

– Вы оба были покойниками, – сказала Наоми. – Серьезно, мне пришлось воевать с фильтрами очередности помощи. Система списывала вас в хоспис и норовила накачать морфием.

Она говорила легко, но Миллер ей поверил. Он попробовал сесть. Тело все еще казалось ужасно тяжелым, но он не знал – от слабости или от перегрузки. Холден лежал молча, стиснув челюсти. Миллер притворился, что ничего не замечает.

– Долгосрочный прогноз?

– Вам обоим придется до конца жизни ежемесячно проверяться на рак. Капитану вживили новую щитовидку, поскольку его собственная основательно сварилась. У вас пришлось удалить фута полтора тонкого кишечника, не перестававшего кровоточить. Вы оба в ближайшее время будете легко набивать синяки, а если вам вздумается завести детей, надеюсь, в каком-нибудь банке у вас отложена сперма, поскольку все ваши солдатики теперь двухголовые.

Миллер хихикнул. Мониторы тревожно мигнули и вернулись к норме.

– Вас послушать, вы настоящий медтехник, – сказал он.

– Нет, я механик. Но я каждый день читала распечатки, так что набралась жаргона. Жаль, что здесь нет Шеда. – В ее голосе впервые прозвучала грусть.

Второй раз при нем упоминали Шеда. За этим стояла какая-то история, но Миллер не стал расспрашивать.

– Волосы выпадут? – спросил он.

– Возможно, – признала Наоми. – Вас накачали лекарствами, которые должны это предотвратить, но, если фолликулы мертвы, их не оживишь.

– Ну, хорошо, что я не потерял шляпу. А что с Эросом?

Наигранное легкомыслие покинуло Наоми.

– Мертв, – сказал Холден, поворачиваясь в постели, чтобы видеть Миллера. – Думаю, после нас оттуда не выбрался ни один корабль. Станция не отвечает на вызовы, а все автоматические системы предупреждают о карантине.

– Спасательные корабли? – спросил Миллер и опять закашлялся. Глотку все саднило.

– Никакой надежды, – ответила Наоми. – На станции было полтора миллиона человек. На спасоперацию таких масштабов ни у кого не хватит ресурсов.

– Как-никак, – добавил Холден, – идет война.

Корабельные огни потускнели, обозначая наступление ночи. Миллер лежал в постели. Система сменила режим лечения, и последние три часа его то сжигала лихорадка, то бил озноб. Зубы стучали, десны и лунки ногтей ныли. О сне не приходилось и мечтать, поэтому он лежал в полутьме и пытался собраться с мыслями.

Он гадал, что подумали бы о его поведении на Эросе прежние напарники. Хэвлок. Мусс. Он попробовал представить их на своем месте. Он убивал людей, убивал хладнокровно. Эрос стал камерой смертников, а когда те, кому положено охранять закон, добиваются твоей смерти, закон перестает действовать. И кое-кто из убитых им ублюдков был повинен в гибели Джули.

Так. Убийство из мести. Неужели он в самом деле мстил? Невеселая мысль. Он попробовал представить, что Джули сидит рядом с ним, как Наоми сидела с Холденом. Она словно только и ждала приглашения. Джули Мао, которую он никогда не знал. Она приветственно махнула рукой.

«А что с нами? – спросил он, заглядывая в ее темные, невозможные глаза. – Я тебя люблю – или просто так хочу любви, что не вижу разницы?»

– Эй, Миллер, – сказал Холден, и Джули пропала. – Не спишь?

– Ага, не спится.

– Мне тоже.

Минуту они молчали. Гудела аппаратура отсека. У Миллера зудела рука под гипсом – ткани проходили очередной этап насильственной регенерации.

– Ты в порядке? – спросил Миллер.

– Почему бы и нет? – резко отозвался Холден.

– Ты убил того парня, – объяснил Миллер. – На станции. Застрелил его. То есть я знаю, что ты и до того стрелял в людей, еще в отеле, но последнему ты выстрелил прямо в лицо.

– Да, выстрелил.

– Тебя это не мучает?

– Нисколько, – слишком поспешно отозвался Холден.

Гудела система воздушной циркуляции, манжета тонометра на здоровой руке Миллера сжимала ее, будто чья-то ладонь. Холден молчал, но Миллер, скосив глаза, увидел на мониторах повышение давления и активности мозга.

– Нас всегда заставляли брать отпуск, – сказал Миллер.

– Что?

– Когда мы в кого-то стреляли. Не важно, убили или нет, нас всегда заставляли взять отпуск. Сдать оружие. Походить к психиатру.

– Бюрократы, – заключил Холден.

– В этом был смысл, – возразил Миллер. – Когда стреляешь в человека, в тебе что-то сдвигается. Если убиваешь… это еще хуже. Не важно, что они сами напрашиваются или у тебя нет выбора. Может, это немного помогает, но не спасает.

– Ты, однако, кажется, это пережил.

– Может быть, – ответил Миллер. – Слушай. Все, что я говорил тогда насчет убить того парня, насчет того, что оставлять их в живых – дурная услуга. Мне жаль, что я это говорил.

– Думаешь, ты ошибался?

– Нет. Но все равно мне жаль.

– Ладно.

– Господи! Слушай, я что хочу сказать: хорошо, что тебя это беспокоит. Хорошо, что все это стоит у тебя перед глазами и в ушах. Тебя это мучает? Так и должно быть.

Холден минуту молчал, а когда заговорил, голос у него был серым, как камень.

– Я, знаешь ли, и раньше убивал людей. Но те казались просто кляксами на экране радара. Я…

– Здесь иначе, да? – подсказал Миллер.

– Нет, так же, – ответил Холден. – Это проходит?

«Иногда», – подумал Миллер.

– Нет, – сказал он. – Нет, если в тебе еще жива душа.

– Ясно. Спасибо.

– Еще одно…

– Да?

– Я знаю, это не мое дело, но я не хочу, чтобы она задурила тебе голову. Ну вот, ты разбираешься в сексе, любви и женщинах. Это всего лишь значит, что ты родился с яйцами. А эта девушка, Наоми… Похоже, она стоит того, чтобы ее добиваться. Понимаешь?

– Да, – сказал Холден и, помолчав, добавил: – Можно больше никогда об этом не говорить?

– Конечно.

Корабль скрипнул, сила тяжести сместилась вправо. Коррекция курса, ничего особенного. Миллер закрыл глаза, заставляя себя уснуть. В голове теснились мертвые, Джули, любовь и секс. Что-то важное сказал Холден о войне, но он не мог придумать, куда вставить этот фрагмент. Все смешалось перед глазами. Миллер вздохнул, повернулся, пережав при этом одну из дренажных трубок, и ему пришлось сменить позу, чтобы успокоить тревожный сигнал.

Когда манжета на руке снова надулась – это было словно Джули сжала его запястье, склоняясь губами к самому уху. Он открыл глаза, видя одновременно воображаемую девушку и мониторы, которые она загородила бы, будь действительно здесь.

«Я тоже тебя люблю, – сказала она, – и я о тебе позабочусь».

Он улыбнулся, видя, как растут цифры на счетчике частоты пульса.

Глава 33
Холден

Еще пять дней Холден и Миллер провалялись в медотсеке, а вокруг них выгорала Солнечная система. Сообщения о гибели Эроса предполагали: экологическую катастрофу, вызванную сокращением поставок из-за войны, скрытую атаку марсиан, несчастный случай в тайной лаборатории астеров. Аналитики внутренних планет уверяли, что АВП и им подобные террористы наконец показали, какую угрозу они несут невинному мирному населению. Пояс обвинял Марс, или службу жизнеобеспечения Эроса, или АВП в том, что те не предотвратили несчастья.

А потом несколько марсианских фрегатов блокировали Палладу, бунт на Ганимеде привел к гибели шестнадцати человек, а новое правительство Цереры объявило, что все корабли с марсианской припиской, стоящие в их порту, будут интернированы. Угрозы и обвинения под бой барабанов войны перешли на новые темы. На Эросе случилась трагедия, но это было в прошлом, а в каждом уголке обжитого человечеством пространства появлялись очередные угрозы.

Холден выключил новости, поерзал на койке и попытался разбудить Миллера пристальным взглядом. Не сработало. Массивное облучение не наделило его экстрасенсорными способностями. Миллер начал похрапывать.

Холден сел, проверяя гравитацию. Меньше четверти g.Следовательно, Алекс не спешит. Наоми давала им с Миллером время поправиться до прибытия к таинственному астероиду Джули.

Дерьмо!

Наоми.

Последние пять раз, когда она заходила в медотсек, вышли неловкими. Она больше не возвращалась к теме неудачного объяснения, но Холден чувствовал вставшую между ними преграду и горько раскаивался. А Миллер, когда она выходила, каждый раз отводил взгляд и вздыхал, от чего становилось еще хуже.

Но не мог же он вечно избегать ее, каким бы идиотом себя ни чувствовал. Холден свесил ноги с кровати и дотянулся до пола. Мышцы ослабли, но слушались. Подошвы ног болели, но гораздо менее чувствительно, чем все остальное тело. Он встал, придерживаясь за кровать, и проверил равновесие. Качнулся, но устоял. Два шага убедили его, что при слабой гравитации можно и ходить. Капельница потянула за руку. К нему шла трубка от одного-единственного мешка с каким-то голубоватым составом. Он понятия не имел, что в нем, но после рассказов Наоми о том, как близко они оказались к смерти, подозревал, что лекарство может быть важным. Он снял мешок со стены и поднял, держа в левой руке. В помещении пахло антисептиком и поносом. Хотелось уйти отсюда.

– Ты куда? – сонно спросил Миллер.

– Я пошел. – Он памятью тела вернулся во времена, когда ему было пятнадцать.

– Ну-ну. – Миллер перевернулся на бок.

От люка медотсека до центрального трапа было четыре метра, и Холден покрыл это расстояние медленными шаркающими шагами. Бумажные бахилы шуршали по матерчатой обивке металлической палубы. Трап он одолеть не сумел. Рубка располагалась всего одной палубой выше, но подъем на три метра оказался столь же недоступным, как будь он тысячеметровым. Он нажал кнопку вызова лифта, через пару минут люк в полу открылся и с электрическим визгом показался лифт. Холден хотел запрыгнуть на площадку, но только медленно завалился на колени, цепляясь за трап. Он остановил лифт, выпрямился, подтянувшись, и запустил его снова, к следующей палубе, куда рассчитывал явиться не таким побитым и больше похожим на капитана.

– Господи, кэп, ну и видок у тебя, – услышал он голос Амоса, едва лифт остановился. Механик развалился на двух креслах перед панелью сенсоров и жевал что-то, похожее на полоску кожи.

– Ты это уже говорил.

– Это все еще правда.

– Амос, тебе делать нечего? – одернула Наоми. Она сидела перед одним из компьютеров, наблюдая за мельканием на экране, и не обернулась к Холдену. Дурной признак.

– Не-а. Никогда еще не работал на таком скучном корабле, босс. Ничего не ломается, протечек нет, даже ничего не дребезжит, требуя подтянуть, – ответил Амос, всосав последнюю полоску закуси и причмокнув губами.

– Всегда можно заняться уборкой, – напомнила Наоми и постучала по экрану перед собой. Амос перевел взгляд с нее на Холдена, снова покосился на нее.

– Да, я тут вспомнил, мне надо в машинный зал, посмотреть… ну, то, что я хотел посмотреть. – Он поднялся. – Извини, кэп.

Протиснувшись мимо Холдена, он заскочил в лифт и направил его к корме. Палубный люк закрылся за ним.

– Привет, – сказал Холден, когда Амос пропал из виду.

– Привет. – Она не обернулась. Это тоже не предвещало добра. Когда она выставила Амоса, он понадеялся, что она хочет поговорить. Но сейчас было не похоже. Холден вздохнул и прошаркал к соседнему с ней креслу. Рухнув в него, он почувствовал, как гудят ноги. Словно он не двадцать шагов прошел, а пробежал километровую дистанцию. Наоми распустила волосы, и они скрывали ее лицо. Холдену хотелось убрать их, но он опасался, что она ответит астерским кунг-фу и сломает ему локоть.

– Слушай, Наоми, – начал он, но она, не оборачиваясь, нажала кнопку на своей панели. Он замолчал, увидев перед собой лицо Фреда. – Это Фред? – спросил он, не придумав более дурацкого вопроса.

Наоми ткнула в кнопку «Пуск», и лицо на экране ожило.

«Наоми, кажется, вам туго пришлось. Эфир полон толков о закрытии станции, предполагают атомный взрыв. Никто не знает, что и думать. Держите нас в курсе. Мы тем временем сумели взломать кубик, который вы нам оставили. Похоже, это пакет данных с „Доннаджера“, в основном с ЭМ-локатора. Мы искали зашифрованные сообщения, но мои люди ничего не нашли. Я прилагаю данные. Держите меня в курсе, если что-то обнаружите. Тихо, конец связи».

Экран потух.

– И что там за данные? – спросил Холден.

– Именно то, что он сказал, – ответила Наоми. – Показания электромагнитного локатора «Доннаджера» за время его преследования шестью кораблями и сражения. Я порылась в сыром материале в поисках скрытых сообщений, но, хоть убей, ничего не нашла. Я заставила «Роси» несколько часов копаться в данных, отыскивать закономерности. У него отличные софты для таких дел. Но пока ничего.

Она снова потыкала в экран, и на него, слишком быстро для Холдена, начали вываливаться данные. В маленьком окошке на экране трудилась, отыскивая смысл, распознающая закономерности программа «Росинанта». Холден минуту следил за ней, но глаза у него скоро заслезились.

– Лейтенант Келли умер за эти сведения, – сказал он. – Оставил корабль, когда его друзья еще вели бой. Десантник не пошел бы на это без важной причины.

Наоми развела руками и безнадежно указала на экран.

– Вот то, что было в кубике, – проговорила она. – Может, там какая-то стенография, но у меня нет другого набора данных для сравнения.

Холден, забыв на время о боли и любовных неудачах, начал постукивать себя по колену.

– Предположим, здесь есть именно то, что есть. Никаких тайников. Что могла значить эта информация для марсианского флота?

Наоми откинулась в кресле и задумчиво прикрыла глаза, наматывая на палец завиток волос на виске.

– Здесь в основном ЭМ-данные, значит, много сведений о типе двигателя. Излучения двигателя – лучший способ распознавать корабли. Значит, можно понять, кто где находился во время боя. Тактические сведения?

– Возможно, – сказал Холден. – А это достаточно важно, чтобы отсылать с Келли?

Наоми набрала в грудь воздуха и медленно выдохнула.

– Не думаю.

– Я тоже.

Что-то билось у него на краю сознания, прося впустить.

– А что это было с Амосом? – спросил он.

– С Амосом?

– Он, когда мы вошли, торчал у входа в шлюз с двумя пушками.

– Были неприятности с возвращением на корабль, – объяснила Наоми.

– У кого были неприятности? – уточнил Холден.

Наоми улыбнулась ему.

– Какие-то негодяи хотели, чтобы мы пропустили их к «Роси». Амос их отговорил. Вы же не думаете, что мы ждали вас,сэр?

Не померещилась ли ему улыбка в голосе? Намек на кокетство? На флирт? Он не позволил себе улыбнуться.

– Что сказал об этих данных «Роси», когда ты их ввела? – спросил он.

– Вот, – ответила Наоми и ткнула в панель. Экран начал прокручивать длинный список данных в текстовом виде. – Много записей электромагнитного и светового спектра, несколько утечек из поврежденных…

Холден взвыл. Наоми обернулась к нему.

– Какой же я идиот! – промычал Холден.

– Согласна. Уточнишь?

Холден потянулся к экрану и принялся прокручивать строки вверх и вниз. Ткнул в длинный список чисел и букв и с ухмылкой откинулся назад.

– Вот, вот оно, – сказал он.

– Что – «вот»?

– Структура корпуса – не единственный опознавательный признак. Он самый точный, но различается только на малой дальности, и, – он обвел рукой «Росинант», – его проще всего подделать. Второй способ – подпись двигателя. Невозможно скрыть свое излучение радиации и тепла. А различаются они издалека.

Холден включил экран перед своим креслом и вывел на него корабельную базу данных «Друг/враг», затем связал ее с информацией на экране Наоми.

– Вот что это такое, Наоми. Марсу сообщают, кто убил «Доннаджер», показывая подписи двигателей нападавших!

– Тогда почему было не передать просто: «Нас убили такие-то», в обычном читабельном текстовом файле? – Наоми скептически шевельнула бровями.

Холден наклонился вперед и застыл, приоткрыв рот, потом закрыл его и снова откинулся со вздохом.

– Не знаю.

Брякнула гидравлика открывающегося люка. Наоми глянула через плечо Холдена на трап и предупредила:

– Миллер поднимается.

Обернувшись, Холден увидел, как завершает восхождение от медотсека детектив. Он выглядел ощипанным цыпленком: серовато-розовая кожа покрылась мурашками. Бумажный халат не слишком удачно сочетался со шляпой.

– Там же лифт есть, – сказал Холден.

– Жаль, не знал, – отозвался Миллер и, задыхаясь, выполз на палубу рубки. – Что у нас тут?

– Пытаемся разгадать тайну, – сказал Холден.

– Ненавижу тайны. – Миллер тяжело встал на ноги и добрался до кресла.

– Тогда разгадай нам вот такую. Ты узнаешь, кто кого-то убил. Сам ты не можешь его арестовать, поэтому посылаешь информацию напарнику. Но только вместо того, чтобы сообщить ему имя, передаешь все улики. Почему?

Миллер кашлянул и поскреб подбородок. Его взгляд уставился куда-то, словно он читал с экрана, невидимого для Холдена.

– Потому что я не доверяю себе. Я хочу, чтобы напарник сам пришел к тому же заключению, без моей подсказки. Я даю ему точки, чтобы он сам соединил их линиями и увидел, какая получится картинка.

– Особенно если ошибка в предположении чревата последствиями, – добавила Наоми.

– Никому не хочется запороть дело об убийстве, – вставил Миллер. – Выглядит непрофессионально.

Панель перед Холденом бибикнула ему.

– Черт, понимаю, почему они осторожничали, – сказал он, прочитав сведения на экране. – «Роси» полагает, это были стандартные легкие крейсера с верфи Буша.

– Земные корабли? – не поверила Наоми. – Но они шли без сигналов и… Сукины дети!

Холден впервые слышал, как она бранится, и вполне ее понимал. Если замаскированные корабли Флота ООН убили «Доннаджер», значит, за всем этим стоит Земля. Возможно, даже за убийством «Кентербери». Значит, напрасно корабли марсиан убивали астеров. Таких, как Наоми.

Холден наклонился и вызвал дисплей связи, перевел его в положение открытого вещания…

– Надеюсь, кнопка, которую ты нажал, не та, что я думаю? – сдавленным голосом спросил Миллер.

– Я доделываю то, чего не успел Келли.

– Понятия не имею, кто этот чертов Келли, – ответил Миллер, – но, пожалуйста, скажи мне, что он не собирался передать эти данные на весь эфир Солнечной системы.

– Люди должны знать, что происходит, – сказал Холден.

– Верно, должны, но, может, ты сам сперва разберешься, что происходит, прежде чем объяснять им? – очень живо возразил Миллер. – Ты ужасно легковерен.

– Эй, – предостерегающе начал Холден, но Миллер заговорил громче.

– Ты нашел марсианские батарейки, да? И рассказал об этом всей Солнечной системе, развязав самую – пока что – большую войну в истории человечества. Теперь, оказывается, может, и не марсиане ее там оставили. Потом шайка таинственных кораблей убивает «Доннаджер», и Марс винит астеров, а астеры, черт побери, даже не знали, что способны управиться с марсианским крейсером.

Холден открыл рот, но Миллер схватил оставленную Амосом на панели чашку кофе и запустил ему в голову.

– Дай мне кончить! А теперь ты нашел сведения, которые указывают на Землю. И первым делом выбалтываешь их на всю вселенную, чтобы Марс и Пояс втянули в это дело Землю, и большая война стала еще больше. Ты не замечаешь сходства?

– Да, – сказала Наоми.

– И что, ты думаешь, из этого выйдет? – спросил Миллер. – Вот так они и действуют! Свалили «Кентербери» на Марс. Это был не Марс. Свалили «Доннаджер» на Пояс. Опять не он. Теперь похоже, что все это – Земля? Попробуй экстраполировать. Возможно, это опять не она. Никогда, никогда не выдвигай обвинений, пока не знаешь точно. Смотри. Слушай. Держи рот на замке, черт бы тебя побрал, пока не узнаешь, а потом уже закрывай дело!

Детектив в изнеможении замолчал. Он был весь в поту. На палубе повисла тишина.

– Кончил? – спросил Холден.

Миллер кивнул, тяжело дыша.

– Может, я слегка погорячился.

– Я никого ни в чем не обвиняю, – сказал Холден. – Я не закрываю дела. Я просто передаю эти данные. Теперь это не тайна. Они что-то сотворили с Эросом. Они не хотели, чтобы им мешали. Пока Марс и Пояс палили друг по другу, ни у кого не было возможности помочь.

– А теперь ты втянул в это и Землю, – сказал Миллер.

– Возможно, – признал Холден, – но убийцы действительно использовали корабли, построенные, по крайней мере частично, на орбитальной верфи Земли. Может, кто-то этим займется. А это – главное. Если всем все известно, не остается никаких тайн.

– Ну-ну, – протянул Миллер. Холден его не слышал.

– В конце концов кто-то составит полную картину. Такие штучки требуют скрытности, значит, раскрывая секреты, мы в конечном счете вредим им. Это единственный способ по-настоящему, навсегда с этим покончить.

Миллер вздохнул, кивнул самому себе, стянул шляпу и почесал в затылке.

– А я-то собирался просто вышвырнуть их из шлюза, – сказал он.

ВА-834024112 был тот еще астероид. Тридцать метров в поперечнике, давным-давно разведан и признан лишенным любых ценных или полезных минералов. Его внесли в регистр только для того, чтобы предупредить корабли о возможности столкновения. Джули, улетая на своем челноке на Эрос, прицепила к нему миллиардное состояние.

Вблизи корабль, убивший «Скопули» и похитивший его команду, походил на акулу. Длинный, узкий, совершенно черный, почти невидимый невооруженным глазом на фоне космической тьмы. Изгибы, предназначенные сбить с толку радар, придавали ему обтекаемый вид, давно уже почти не встречающийся у космических судов. При виде его по коже Холдена поползли мурашки, и все же он был красив.

– Мудила грешный, – пробормотал себе под нос Амос, когда вся команда собралась в рубке «Росинанта», чтобы посмотреть на корабль.

– «Роси» его просто не видит, кэп, – сообщил Алекс. – Я окатил его лучом радара, а получил только чуть нагретое пятнышко на астероиде.

– Точно как Бекка перед гибелью «Кента», – вспомнила Наоми.

– Челнока на нем нет, так что это, пожалуй, тот самый корабль-невидимка, оставленный кем-то на камне, – добавил Алекс. – Он ведь не один такой.