Текст книги "Инферно"
Автор книги: Дэн Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Дрожа, Элизабет развернула бумагу и прочитала написанную от руки записку.
Это была известная цитата из работы Данте Алигьери.
"Самые жаркие уголки в аду
оставлены для тех,
кто сохраняет свой нейтралитет
во времена величайших нравственных переломов."
ГЛАВА 39
Марта Альварес устало посмотрела на крутую лестницу, которая вела из Зала Пятисот в музей второго этажа.
– Я смогу(ит.), – сказала она себе. – Я сделаю это.
Как администратор по искусству и культуре в Палаццо Веккьо, Марта поднималась по этой лестнице бесчисленное множество раз, но с некоторых пор, будучи беременной более чем на восьмом месяце, она считала этот подъем слишком уж обременительным.
– Марта, может быть нам лучше поехать на лифте? – Роберт Лэнгдон выглядел озабоченным и показал жестом на маленький служебный лифт поблизости, который во дворце установили для посетителей с ограниченными возможностями.
Марта улыбнулась с благодарностью, но покачала головой. – Как я говорила тебе вчера вечером, мой доктор говорит, что разминка полезна для ребенка. Кроме того, профессор, я знаю, что вы боитесь замкнутого пространства.
Лэнгдон, казалось, был сильно поражен ее комментарием. – Ах, да. Я забыл, что упоминал об этом.
Забыл, что он упоминал это? Марта удивилась. Это было меньше чем полдня назад, и мы обсуждали в подробностях случай из детства, который стал причиной страха.
Вчера вечером, пока болезненно тучный спутник Лэнгдона, Дуомино, поднимался на лифте, Лэнгдон сопровождал Марту пешком. В пути Лэнгдон поделился с нею ярким воспоминанием, как в детстве попал в заброшенный колодец, что заставило его почувствовать почти изнурительный страх перед ограниченным пространством.
Сейчас младшая сестра Лэнгдона шла впереди и ее светлый "конский хвостик" болтался за ее спиной. Лэнгдон и Марта постепенно поднимались, несколько раз делая остановки, чтобы она могла отдышаться. – Я удивлена, что вы снова хотите увидеть маску, – сказала она. – Если говорить обо всех экспонатах во Флоренции, эта вещица кажется наименее интересной.
Лэнгдон уклончиво пожал плечами. – Я вернулся, главным образом, чтобы Сиенна увидела маску. Спасибо, между прочим, что снова позволили нам войти.
– Конечно.
Репутации Лэнгдона было вполне достаточно вчера вечером, и это убедило Марту открыть для него галерею. Но факт, что он был в сопровождении Дуомино означал, что у нее действительно не было выбора.
Игнацио Бузони – человек, известный как Дуомино – был чем-то вроде знаменитости в культурном мире Флоренции. Давний директор музея Домского собора, Игнацио курировал все аспекты самого видного исторического места Флоренции – Дуомо – массивный, красно-куполообразный собор, который доминировал и над историей и над горизонтом Флоренции. Его страсть к архитектурному памятнику, масса тела почти в четыреста фунтов и постоянно красное лицо, обусловили появление добродушного прозвища Дуомино – “небольшой купол.”
Марта не знала, каким образом Лэнгдон познакомился с Дуомино, но тот накануне вечером позвонил ей и сказал, что хочет привести посетителя посмотреть в частном порядке посмертную маску Данте. Когда оказалось, что тот загадочный посетитель – известный американский специалист по символике, искусствовед-историк Роберт Лэнгдон, Марту воодушевила возможность сопроводить этих двух видных людей в галерею палаццо.
Теперь, когда они достигли вершины лестницы, Марта положила руки на бедра, глубоко дыша. Сиена была уже почти около перил балкона, глядя вниз на Зал Пятисот.
– Моя любимая точка просмотра зала, – Марта задыхалась. – Ты получаешь совершенно другую точку зрения на фрески. Я предполагаю, что ваш брат рассказывал о таинственном сообщении, скрытом в одной из фресок? – Она указала.
Сиенна с энтузиазмом кивнула.
Пока Лэнгдон пристально осматривал зал, Марта наблюдала за ним. В свете окон бельэтажа она не могла не заметить, что Лэнгдон выглядел не так замечательно, как вчера вечером. Ей понравился его новый костюм, но он был небритым, и его лицо казалось бледным и утомленным. Кроме того, его волосы, которые вчера вечером были густыми и пышными, выглядели спутанными этим утром, как будто ему необходимо было принять душ.
Марта вернулась к фреске прежде, чем он поймал ее пристальный взгляд. – Мы стоим почти на той высоте, где написаны слова cerca trova, – сказала Марта. – Можно увидеть слова невооруженным глазом.
Сестра Лэнгдона, казалось, была равнодушна к фреске. – Раскажите мне о посмертной маске Данте. Почему она именно здесь, в Палаццо Веккьо?
Что брат, что сестра, подумала Марта с тихим неудовольствием, всё ещё недоумевая, чем их тах увлекла эта маска. С другой стороны, история с маской Данте была странной, особенно, с учётом недавних событий, и не один Лэнгдон проявил к ней почти маниакальный интерес. – Так расскажите мне, что вы знаете о Данте?
Очаровательная молодая блондинка пожала плечами. – Только то, что все в школе проходят. Данте – итальянский поэт, известный, прежде всего, тем, что написал "Божественную комедию", в которой описывается воображаемое путешествие в ад.
– Отчасти верно, – ответила Марта. – В своей поэме Данте в конечном счёте выходит из ада, следует в чистилище и в конце концов попадает в рай. Если когда-нибудь прочтёте "Божественную комедию", то увидите, что его путешествие делится на три части – ад, чистилище и рай. – Марта жестом показала им идти вслед за ней по балкону ко входу в музей. – Однако, причина, по которой маска находится в Палаццо Веккьо, с "Божественной комедией" никак не связана. Она связана с реальной жизнью. Данте жил во Флоренции и любил её так, как только можно вообще любить какой-нибудь город. Он был очень знаменитым и влиятельным флорентийцем, но в системе политической власти был раскол, а Данте поддержал не ту сторону, и его за это выслали – выставили за пределы городских стен и запретили ему когда-либо возвращаться.
Марта остановилась, чтобы отдышаться, когда они приблизились к входу музея. Она снова положила руки на бедра, отклонилась назад и продолжала говорить. – Некоторые люди утверждают, что изгнание Данте – причина, по которой его посмертная маска выглядит настолько печальной, но у меня есть другая теория. Я в некотором роде романтик, и думаю, что печальное лицо больше имеет отношение к женщине по имени Беатриче. Видите ли, Данте всю свою жизнь отчаянно любил молодую женщину по имени Беатриче Портинари. Но к сожалению, Беатриче вышла замуж за другого человека, который считал, что Данте должен жить не только без своей любимой Флоренции, но также и без женщины, которую он так глубоко любил. Его любовь к Беатриче стала центральной темой в Божественной Комедии.
– Интересно, – сказала Сиенна тоном, по которому ясно было, что она совсем не слушала. – И всё же, я так и не уяснила себе, ну почему посмертную маску хранят здесь, в палаццо?
Марта сочла настойчивость молодой женщины необычной и граничащей с невежливостью. – Так вот, – продолжала она, продвигаясь вперед, – когда умер Данте, ему все еще был запрещен въезд во Флоренцию, и его тело было похоронено в Равенне. Но учитывая, что его настоящая любовь, Беатриче, была похоронена во Флоренции, и что Данте так любил Флоренцию, возвращение его посмертной маски сюда можно воспринимать как дань памяти этому человеку.
– Понятно, – сказала Сиенна. – А почему выбрали конкретно это здание?
– Палаццо Веккьо – старейший символ Флоренции и во времена Данте он был в самом центре города. К тому же, в соборе есть знаменитая картина с изображением Данте, изгнанного и стоящего за пределами городских стен, причем на фоне виднеется любимая им башня палаццо. Во всяком случае, сохраняя маску здесь, мы ощущаем, будто Данте, наконец, позволили вернуться домой.
– Это хорошо, – сказала Сиенна, казалось она была удовлетворена. -Спасибо.
Марта подошла к двери музея и постучала три раза. – Это я, Марта! С добрым утром!
Связка ключей загрохотала внутри и дверь открылась. Пожилой охраннник устало улыбнулся ей и проверил часы. – ? un po’ presto(ит.),– сказал он с улыбкой. Немного рановато.
В оправдание, Марта показала жестом на Лэнгдона, и охранник тут же просиял. – Синьор! С возвращением! (ит.) Снова рад вас видеть!
– Спасибо(ит.), – ответил Лэнгдон дружелюбно, когда охранник жестом указал им всем зайти внутрь.
Они прошли через небольшое фойе, где охранник отключил систему обеспечения безопасности и затем открыл вторую, более тяжелую дверь. Когда дверь распахнулась, он шагнул в сторону, и сделал рукой широкий жест. – Добро пожаловать в музей(ит.)!
Марта благодарно улыбнулась и повела своих гостей внутрь.
Пространство, которое составляло этот музей, было первоначально разработано как правительственные учреждения, которые подразумевали достаточно просторное, широко открытое пространство галереи, это был лабиринт из небольших комнат и коридоров, которые окружали половину здания.
– Посмертная маска Данте за углом, – сказала Марта Сиенне. – Она экспонируется в узком пространстве, называемом коридором(ит.), который является по существу просто проходом между двумя комнатами большего размера. Маска находится в старинном кабинете напротив боковой стены, и остается невидимой, пока вы не подойдете к ней. Поэтому многие посетители проходят мимо маски, даже не замечая ее!
Лэнгдон теперь зашагал быстрее, устремив взор вперед, как будто маска имела некоторую странную власть над ним. Марта подталкивала Сиенну и шептала, – Очевидно, вашего брата не интересуют другие наши экспонаты, но, пока вы здесь, вы не должны пропустить бюст Макиавелли или глобус (лат. «карта мира») в Зале Карт.
Сиенна вежливо кивнула и продолжала идти, глядя прямо перед собой. Марта едва поспевала за ней. Когда они дошли до третьего зала, она немного отстала и в конце концов резко остановилась.
– Профессор? – недоумевая, позвала она. – Может, вы захотите показать сестре... что-то в этой галерее... а потом уже мы посмотрим его маску?
Лэнгдон обернулся с рассеянным видом, будто вернувшись в реальность после какого-то отвлечённого размышления. – Что, простите?
Марта, запыхавшись, указывала на ближайший музейный стенд. – Один из самых ранних... печатных оттисков "Божественной комедии"?
Когда Лэнгдон наконец увидел, что Марта прикасается ко лбу и пытается отдышаться, он огорчился. – Марта, простите меня! Конечно, да, мельком взглянуть на текст было бы замечательно.
Лэнгдон поторопился назад, разрешая Марте отвести их к старинной витррине. Внутри была потрепанная книга в кожаном переплете, открытая на изысканно оформленном титульном листе: Божественная комедия: Данте Алигьери.
– Невероятно, – с удивлением произнёс Лэнгдон. – Я узнаю титульное изображение. Не знал, что у вас есть оригиналы издания Нюмайстера.
Ещё как знали, озадаченно подумала Марта. Я же вам вчера вечером показывала!
– В середине XV века, – сбивчиво объяснял Лэнгдон Сиенне, – Иоганн Нюмайстер впервые издал эту работу печатным способом. Было напечатано семьсот экземпляров, но только с десяток сохранилось до наших дней. Это большая редкость.
Теперь Марте казалось, что Лэнгдон прикидывается, чтобы порисоваться перед младшей сестрой. Профессору явно не шла такая нескромность, ведь в научных кругах у него была иная репутация.
– Этот экземпляр арендован у библиотеки Св. Лаврентия, – Марта решила кое-что предложить. – Если вы с Робертом там не были, вам стоит там побывать. Там шикарная лестница, спроектированная Микеланджело, которая ведёт в первый в мире читальный зал. Раньше книги буквально приковывали к месту, чтобы никто не мог их унести. И разумеется, многие книги существовали в единственом в мире экземпляре.
– Потрясающе, – сказала Сиенна, вглядываясь вглубь музейных залов. – А к маске – сюда идти?
Что за спешка? Марте требовалась минута-другая, чтобы восстановить дыхание. – Да, но вам было бы интересно услышать об этом. – Она указала через альков на маленькую лестницу, которая исчезала где-то на потолке. – Она ведет к смотровой площадке на балках, где вы сможете, собственно говоря, посмотреть сверху на известный подвесной потолок Вазари. Я с удовольствием подожду вас здесь, если вы хотели бы —
– Марта, ну пожалуйста, – вставила Сиенна. – Мне очень хочется увидеть маску. А времени у нас маловато.
Марта озадаченно уставилась на симпатичную, молодую женщину. Ей очень не нравилась новая мода незнакомцев, называющих друг друга по именам. Я – Синьора Альварес, тихо проворчала она. И я делаю вам одолжение.
– Хорошо, Сиенна, – сказала Марта кратко. – Маска прямо вон там.
Марта больше не тратила времени впустую и не предлагала Лэнгдону и его сестре информативные комментарии, пока они пробирались к маске сквозь запутанную анфиладу комнат галереи. Вчера вечером Лэнгдон и Дуомино провели почти полчаса в узком andito, рассматривая маску. Марта, заинтригованная мужским любопытством к экспонату, спросила, связано ли их восхищение так или иначе с необычной серией событий, окружавших маску в прошлом году. Лэнгдон и Дуомино были уклончивы и не дали настоящего ответа.
Теперь, когда они приблизились к andito, Лэнгдон начал объяснять сестре простой процесс создания посмертной маски. Марта была рада слышать совершенно точное описание, в отличие от его липового заявления, что он ранее не видел редкую музейную копию "Божественной Комедии".
– Вскоре после смерти, – описывал Лэнгдон, – покойного выкладывали на стол и смазывали его лицо оливковым маслом. Потом слой влажного гипса затвердевал на коже, покрывая все – рот, нос, веки – от линии волос вниз к шее. После затвердевания, гипс легко снимается и используется в качестве формы, в которую заливают новый гипс. Этот затвердевший гипс превращается в совершенно подробную и точную копию лица покойного. Практика особенно широко применялась для увековечивания облика выдающихся людей и гениев – Данте, Шекспира, Вольтера, Тассо, Китса – им всем сделали посмертные маски.
– Ну наконец-то, мы на месте, – объявила Марта, когда все трое вышли из прохода. Она сделала шаг в сторону и жестом пригласила сестру Лэнгдона зайти первой. – Маска на витрине у стены слева от вас. Только у нас к вам просьба оставаться за пределами ограждения.
– Спасибо. – Сиенна зашла в узкий коридор, подошла к музейному стенду и заглянула внутрь. Глаза у неё тут же расширились и она оглянулась на брата с выражением ужаса на лице.
Такую реакцию Марта видела тысячи раз; посетителей зачастую начинало трясти, и первый взгляд на маску вызывал у них неприятие – мрачное выражение морщинистого лица Данте, его крючковатый нос и закрытые глаза.
Лэнгдон последовал за Сиенной, встал рядом и заглянул в витрину. Он сразу же отстранился, а на лице появилось то же выражение удивления.
Марта простонала: – Ну, это уже слишком (ит.). – Она вошла за ними, и вглядевшись в витрину, также громко выдохнула. – О, Боже мой (ит.)!
Марта Альварес ожидала увидеть знакомую посмертную маску Данте, но вместо этого она увидела только лишь красную атласную обивку витрины и крючок, на котором обычно висела маска.
Марта прикрыла рот рукой и в ужасе уставилась на пустую витрину. Она задышала учащённо и схватилась за один из столбиков ограждения. Наконец, она оторвала взгляд от пустого шкафчика и развернулась в направлении ночных охранников у главного входа.
– Маска Данте! – заорала она как сумасшедшая. – Маска Данте исчезла! (ит.)
ГЛАВА 40
Марта Альварес дрожала перед пустым шкафом-витриной. Она надеялась, что тяжесть, распространившаяся вдоль ее живота, была вызвана паникой, а не схватками.
Маска Данте украдена!
Два охранника прибыли по тревоге в andito, увидели пустую витрину и перешли к действию. Один помчался в соседнюю диспетчерскую комнату, чтобы получить доступ к видеозаписи с камеры видеонаблюдения за прошлую ночь, а другой в это время только что закончил звонить в полицию с сообщением о грабеже.
– Полиция будет здесь через двадцать минут! – сказал охранник Марте, как только повесил трубку.
– Venti minuti(ит.)?! – вопрошала она требовательно. Двадцать минут?! – У нас кража одного из самых известных экспонатов!
Охранник объяснил, что большая часть городской полиции в настоящее время занята намного более серьезным делом, и они пытаются найти доступного сотрудника, который бы смог приехать и составить протокол.
– Che cosa potrebbe esserci di pi? grave?!(ит.) – возмущалась она. Что может быть еще серьезней?
Лэнгдон и Сиенна обменялись тревожными взглядами, и Марта ощущала, что ее два гостя страдали от переизбытка чувств. Не удивительно. Они просто зашли взглянуть на маску, а теперь стали свидетелями кражи самого известного экспоната. Вчера вечером, так или иначе, кто-то получил доступ к галерее и украл посмертную маску Данте.
Марта знала, что в музее есть более ценные предметы, которые могли украсть, и попыталась сосчитать, сколько раз ей так везло. А ведь это первая кража за всю историю музея. Я даже не знаю правил поведения в данной ситуации!
Марта внезапно почувствовала слабость, и снова схватилась за одну из стоек.
Оба охранника галереи были озадачены, поскольку они перечислили Марте свои точные действия и события прошлой ночи: Около десяти часов Марта вошла с Дуомино и Лэнгдоном. Некоторое время спустя тройка вышла вместе. Охранники повторно заперли двери, включили сигнализацию, и насколько они знали, никто не входил и не выходил из галереи с того момента.
– Ну не может такого быть! – Тут Марта выругалась по-итальянски. – Когда вчера вечером мы втроём уходили, маска была в шкафчике, так что явно с тех пор кто-то побывал в галерее!
Охранники с недоумённым видом выставили на обозрение свои ладони. – Мы никого не видели! (ит.)
Теперь, когда на подходе была полиция, Марта двинулась в направлении комнаты наблюдения со скоростью, на которую только способно было её тело в состоянии беременности. Лэнгдон и Сиенна машинально последовали за ней.
Видео с камер наблюдения, подумала Марта. Оно уж точно нам покажет, кто здесь был вчера вечером!
Через три квартала, на Понте Веккьо, Вайента двигалась в тени, когда пара полицейских проникла в толпу, опрашивая прохожих с фотографиями Лэнгдона.
Когда полицейские приблизились к Вайенте, у одного из их заревела рация – рутинный сигнал всем постам от диспетчерской службы. Сообщение прозвучало на итальянском языке и было кратким, но Вайента уловила суть: Любой свободный офицер в области Палаццо Веккьо должен доложить об этом и прибыть, чтобы снять показания в музее палаццо.
Офицеры едва шевельнулись, но уши Вайенты навострились.
Музей Палаццо Веккьо?(ит.)
Катастрофа прошлой ночи – фиаско, которое почти разрушило ее карьеру – произошло в переулках недалеко от Палаццо Веккьо.
Полицейский сигнал шел со статическими помехами на итальянском языке и был в основном неразборчивым, за исключением двух слов, которые ясно выделялись: имя Данте Алигьери.
Ее тело немедленно напряглось. Данте Алигьери?! Наверняка это не было совпадением. Она развернулась в направлении Палаццо Веккьо и определила местонахождение его зубчатой башни, возвышающейся над крышами соседних зданий.
Что же произошло в музее? спросила она себя. И когда?!
Если не вдаваться в детали, Ваейнта достаточно долго была оперативным аналитиком и понимала, что совпадения случаются гораздо реже, чем большинство людей может себе представить. Музей Палаццо Веккьо...и Данте? Это как-то связано с Лэнгдоном.
Вайента с самого начала подозревала, что Лэнгдон вернется в старый город. Только это имело смысл – Лэнгдон был прошлой ночью в старом городе, когда все началось.
Сейчас, при свете дня, Вайента хотела знать, вернулся ли Лэнгдон к Палаццо Веккьо, чтобы найти то, что искал. Она была уверена, что он не пересекал мост, ведущий в старыйу город. Существовало множество других мостов, но, казалось, добраться до них пешком, было невозможно.
Она заметила внизу лодку с командой из четырех человек, плывущую по воде под мостом. На корпусе была надпись SOCIET? CANOTTIERI FIRENZE / ФЛОРЕНТИЙСКИЙ КЛУБ ГРЕБЛИ. Отличительные красно-белые весла лодки поднимались и опускались совершенно синхронно.
Может быть Лэнгдон использовал лодку? Это казалось маловероятным, но все же что-то подсказывало ей, что полицейские сводки, касающиеся Палаццо Веккьо, были тем самым сигналом, на который стоит обратить внимание.
– Выключите все камеры, per favore! – закричала женщина на английском с акцентом.
Вайента повернулась и увидела, как вычурный оранжевый помпон болтается на палке, так гид женского пола пыталась провести своих похожих на выводок утят туристов через мост Понте Веккьо.
– Над вами самый большой шедевр Вазари! – воскликнул гид с натренированным энтузиазмом, поднимая помпон в воздух и указывая в направлении наверх.
Вайента прежде не заметила его, но там, казалось, выступало вторым этажом сооружение, которое протянулось вдоль верхушек магазинов как узкая квартира.
– Коридор Вазари, – так называют его путеводители. – Его длина почти километр и он обеспечивал семье Медичи безопасный проход между Дворцом Питти и Палаццо Веккьо.
Глаза Вейенты расширились, когда она направилась в подобное туннелю сооружение. Она слышала о проходе, но очень мало знала о нем.
Он ведет к Палаццо Веккьо?
– Немногие избранные с ВИП-связями, – продолжал гид, – могут получить доступ к коридору даже сегодня. Это – захватывающая картинная галерея, которая простирается полностью от Палаццо Веккьо до северо-восточного угла Садов Боболи.
Все, что потом сказал охранник, Вайента не слышала.
Она тут же бросилась к своему мотоциклу.
Глава 41
Швы на голове Лэнгдона снова запульсировали, когда он и Сиенна вошли в крошечную диспетчерскую с Мартой и двумя охранниками. Тесное пространство было не чем иным как переделанной раздевалкой с множеством жужжащих жестких дисков и компьютерных мониторов. Воздух внутри нагрелся от духоты и пах несвежим сигаретным дымом.
Лэнгдон почувствовал, что стены немедленно сомкнулись вокруг него.
Марта села перед видеомонитором, который уже был включен и показывал зернистое черно-белое изображение andito, снимая над дверью. Отметка времени на экране указывала, что вчерашние видеозаписи датированы серединой утра – точно двадцать четыре часа назад – очевидно непосредственно перед тем, как музей открылся и задолго до прибытия в тот вечер Лэнгдона и таинственного Дуомино.
Охранник быстро прокрутил видео, и Лэнгдон наблюдал, как быстро прибывал поток туристов в andito, перемещаясь в поспешном судорожном движении. С этой точки маска не просматривалась, но было все еще ясно, что она в витрине, поскольку туристы неоднократно останавливались, внимательно рассматривали или фотографировали перед уходом.
Пожалуйста, быстрее, думал Лэнгдон, зная, что полиция шла по их следу. Он размышлял, может ли он и Сиенна просто извиниться и бежать. Но они должны посмотреть это видео: независимо от того, что на этой записи, это поможет ответить на множество вопросов и понять что, черт возьми, происходит.
Видео продолжалось, теперь быстрее, и послеполуденные тени начали заполнять комнату. Туристы входили и выходили, наконец толпы начали редеть, а затем резко исчезли полностью. Судя по отметке, времени прошло 1700 часов, свет в музее погас, и все стихло.
Пять часов вечера. Время закрытия.
– Увеличьте скорость, – распорядилась Марта, наклонившись вперед в своем кресле и глядя на экран.
Охранник проматывал видео, отметка времени быстро менялась, пока внезапно, около десяти вечера в музее вновь не замерцали огни.
Охранник быстро замедлил запись и снова запустил ее на обычной скорости.
Мгновение спустя знакомые очертания беременной Марты Альварес появились на экране. Она шла вслед за Лэнгдоном, который предстал, одетый в похожий на твид Харриса пиджак от Кемберли, густого цвета хаки и его собственные кожаные туфли из кордовской кожи. Он даже увидел мельком свои часы с Микки-Маусом, выглядывающие из-под рукава во время ходьбы.
Это я … до того, как в меня стреляли.
Лэнгдону показалось очень тревожным смотреть на то, что он делал, абсолютно ничего помня об этом. Я был здесь прошлым вечером...и видел посмертную маску? Каким-то образом, между "сейчас" и "тогда" он успел потерять свою одежду, часы Микки Мауса и два дня своей жизни.
По мере просмотра видео они с Сиенной пристроились позади Марты и охранников, чтобы было видно получше. Пошли беззвучные кадры, на которых Лэнгдон с Мартой подходят к музейному стенду и с восхищением разглядывают маску. Пока они этим заняты, дверной проём позади них перекрывает широкая тень, и в кадр попадает болезненно-тучный мужчина. Он в светло-коричневом костюме, с дипломатом и еле вписывается в дверь. Его живот выпирает так, что беременная Марта в сравнении с ним показалась бы стройной.
Лэнгдон сразу узнал мужчину. Игнацио?!
– Это – Игнацио Бузони, – прошептал Лэнгдон на ухо Сиенне. – Директор музея Опера-дель-Дуомо. Я знаком с ним в течение нескольких лет. Только я никогда не слышал, что его называют Дуомино.
– Подходящее прозвище, – тихо ответила Сиенна.
В прошедшие годы Лэнгдон консультировался у Игнацио по находкам, связанным с Домским собором и его историей – он был редким специалистом по базилике – но казалось, посещение Палаццо Веккьо было за пределами полномочий Игнацио. С другой стороны, Игнацио Бузони, будучи влиятельной фигурой в мире флорентийских изящных искусств, вдобавок был энтузиастом и исследователем Данте.
Вполне авторитетный источник информации о посмертной маске Данте.
Снова сосредоточившись на видео, Лэндон увидел, как Марта терпеливо дожидается у задней стены прохода, а они с Игнацио, перегнувшись через ограждение, пытаются как можно ближе разглядеть маску. Пока мужчины занимались её обследованием и обсуждением, время истекало и видно было, как Марта у них за спиной явно посматривает на часы.
Лэнгдон сожалел, что записи наблюдения были без звука. О чём это мы разговариваем с Игнацио? И что ищем?!
Сразу после этого, как видно было на записи, Лэнгдон перешагнул через ограждение и присел перед самым стендом, приблизив лицо к стеклу на расстояние считанных дюймов. Марта тут же вмешалась, явно убеждая его в чём-то, и Лэнгдон с виноватым видом отступил.
– Извините, что я проявила такую строгость, – сказала Марта, снова заглядывая ему через плечо. – Но как я говорила, музейный стенд старинный и очень уязвимый. Владелец маски настаивает на том, чтобы мы не позволяли посетителям заходить за столбики ограждения. Он даже нашему персоналу не позволяет в своё отсутствие отпирать витрину.
Потребовалась пара секунд, чтобы осознать её слова. Владелец маски? Лэнгдон полагал, что маска – собственность музея.
Сиенна тоже выглядела удивленной и немедленно вмешалась. – Значит, музей не владеет маской?
Марта отрицательно покачала головой и перевела взгляд на экран. – Один богатый покровитель предложил нам, что он приобретёт посмертную маску Данте из нашей коллекции и при этом оставит её здесь в постоянной экспозиции. Он предложил почти целое состояние, и мы с радостью согласились.
– Погодите, – сказала Сиенна, – Он заплатил за маску... и позволил вам оставить её у себя?
– Это обычная практика, – пояснил Лэнгдон. – Филантропическое приобретение – один из способов для благотворителей оказать музею крупную материальную поддержку, не регистрируя подарок в форме пожертвования.
– Благотворитель был человек необычный, – сказала Марта. – Подлинный исследователь Данте, и всё же, немного... как бы это сказать... фанатик, что ли?
– Так кто же он? – допытывалась Сиенна; в её обычном тоне сквозило нетерпение.
– Кто? – Марта нахмурилась, вглядываясь в экран. – Ну так вы могли недавно прочесть о нём в новостях – это швейцарский миллиардер Бертран Зобрист.
Лэнгдон весьма смутно припоминал это имя, Сиенна же схватила руку Лэнгдона и сильно её сжала – с таким видом, будто увидела привидение.
– Ну, точно... – запинаясь, заговорила Сиенна, мертвенно побледнев. – Бертран Зобрист. Известный биохимик. В молодости он сделал состояние на патентах в области биологии. – Она остановилась, сглотнув комок в горле. Наклонилась к Лэнгдону и прошептала. – По существу, это Зобрист придумал термин "генное манипулирование".
Лэнгдон понятия не имел о том, что такое "генное манипулирование", но в этом был порочный круг, особенно в свете недавно выплеснувшихся образов, среди которых были чума и смерть. Его интересовало, откуда Сиенна знает так много о Зобристе – от своей начитанности в области медицины... или, может, оттого, что оба они в детстве были вундеркиндами. Может, знающие люди следят за трудами друг друга?
– Впервые я услышала о Зобристе несколько лет назад, – объясняла Сиенна, – когда он сделал в прессе несколько весьма провокационных заявлений о росте народонаселения. – Она остановилась, помрачнев лицом. – Зобрист предложил "уравнение Апокалипсиса от перенаселения".
– Что, извини?
– По сути, это математическое обоснование тому, что население Земли растёт, люди стали жить дольше, а наши природные ресурсы на исходе. Уравнение предсказывает, что при нынешней тенденции развития нет иного исхода, как апокалиптический коллапс человеческого сообщества. Зобрист открыто предсказал, что род человеческий не продержится и одного столетия... если только не произойдет чего-либо вроде массового вымирания. – Сиенна тяжело вздохнула и встретилась взглядом с Лэнгдоном. – Вообще-то, Зобриста уже цитировали, приводя его фразу, что "лучшее, что когда-либо случалось с Европой – это Чёрная смерть."
Лэнгдон глядел на неё в ужасе. Волосы у него на шее встали дыбом, в сознании вновь вспышкой промелькнул образ маски чумы. Он уже всё утро пытался преодолеть ощущение, что его нынешняя проблема связана с маской чумы... но это ощущение становилось всё более и более навязчивым.
Мнение Бертрана Зобриста о Черной смерти как лучшем, что когда-нибудь произойдет с Европой было, конечно, ужасно, и все же Лэнгдон знал, что многие историки вели хронику долгосрочной социально-экономической выгоды массового вымирания, которое произошло в Европе в 1300-ых. До чумы перенаселенность, голод и экономические трудности определили Средневековье. Внезапное наступление Черной смерти, в то время ужасающей, эффективно “сократило человеческое стадо,” создавая изобилие еды и возможность, которая, согласно многим историкам, была основным катализатором наступления Ренессанса.
Когда Лэнгдон представил себе знак бактериологической опасности на капсуле, в которой была модифицированная карта дантовского ада, его поразила леденящая душу мысль: зловещий минипроектор кто-то ведь соорудил... и Бертран Зобрист – биохимик и фанатичный поклонник Данте – логично теперь предположить, что это мог сделал он.
