Текст книги "Инферно"

Автор книги: Дэн Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Перечислив длинный ряд знаменитых композиторов, художников и авторов, создававших свои произведения на основе эпической поэмы Данте, Лэнгдон окинул взглядом публику. – А скажите мне, нет ли сегодня таких авторов среди нас?

Около трети собравшихся подняли руку. Лэнгдон был этим потрясён. Ничего себе, либо это самая изысканная в мире публика, либо воистину таковы издержки доступности электронной публикации.

– Что ж, тогда вы все прекрасно знаете, что нет для автора ничего более ценного, чем аннотация, та одобрительная строчка со стороны влиятельного человека, назначение которой – побудить других купить вашу работу. Аннотации практиковались и в средние века. Данте тоже их иногда получал.

Лэнгдон поменял слайды. – Вам бы хотелось иметь такую надпись на обложке своей книги?

– Никогда не было на земле человека величественнее его.

Микеланджело.

По толпе пробежался гул удивления.

– Да, – сказал Лэнгдон, – тот самый Микеланджело, которого все вы знаете по Сикстинской капелле и статуе Давида. Помимо того, что он был выдающимся живописцем и скульптором, Микеланджело был превосходным поэтом, он опубликовал три сотни стихотворений, включая одно под названием "Данте", посвященное человеку, мрачное видение которого вдохновило Микеланджело на "Страшный суд". И если не верите мне, прочтите третий стих дантовского "Ада" и после этого сходите в Сикстинскую капеллу; прямо над алтарём вы увидите знакомый вам образ.

Лэнгдон далее перебрал несколько слайдов, и перешел к пугающим подробностям изображения мускулистого существа, замахивающегося гигантским веслом на съёжившихся людей. – Это дантовский лодочник с адской переправы, Харон, бьющий веслом растерянных пассажиров.

Затем Лэнгдон перешел к новому слайду – второй детали Страшного суда Микеланджело – распятому на кресте человеку. – Это – Аман Агаги, который, согласно Священному писанию, был приговорен к смерти через повешение. Однако, в поэме Данте, он был распят. Как вы видите здесь в Сикстинской капелле, Микеланджело предпочел версию Данте вместо той из Библии. – Лэнгдон усмехнулся и понизил голос до шепота. – Не говорите Папе Римскому.

Толпа рассмеялась.

– Ад Данте создал мир боли и страданий, который не укладывался ни в каком человеческом воображении, и его произведение вполне буквально определило наши современные видения ада. – Лэнгдон сделал паузу. – И поверьте мне, католическая церковь должна сильно поблагодарить Данте. Его Ад столетиями наводил страх на верующих, и без сомнения утроил посещение церкви благодаря этому.

Лэнгдон включил слайд. – А теперь перейдем непосредственно к тому, из-за чего мы все собрались здесь сегодня вечером.

На экране теперь появилось название его лекции: БОЖЕСТВЕННЫЙ ДАНТЕ: СИМВОЛЫ АДА.

Дантовский Ад – столь богатый символами и столь иллюстративный пейзаж, что я зачастую посвящаю ему курс целого семестра. И сегодня я подумал, что нет лучше способа приоткрыть тайну символов дантовского ада, чем пройти вместе с ним... через врата ада.

Лэнгдон шагнул к краю сцены и осмотрел толпу. – Если мы запланировали прогулку по аду, то я настоятельно рекомендую использовать карту. И нет карты ада Данте, более точной и полной, чем карта написанная Сандро Боттичелли.

Он нажал на пульте кнопку, и боттичеллиевская запретная карта ада материализовалась перед лицом публики. Ему были слышны стоны людей, на которых подействовали разного рода ужасы, происходящие в подземной пещере с очертаниями туннеля.

– В отличие от ряда художников, Боттичелли в своей интерпретации чрезвычайно точно придерживался дантовского текста. По существу, он столько времени посвятил прочтению Данте, что великий искусствовед Джорджио Васари говорил, что ботичеллиевское увлечение Данте привело к значительным неурядицам в его жизни. Боттичелли создал более двух десяткков других произведений, связанных с Данте, но самое известное – эта карта.

Сейчас Лэнгдон указывал на верхний левый угол картины. – Наше путешествие начинается здесь, можно увидеть одетым в красное Данте, вместе со своим проводником Вергилием, стоящими перед воротами в ад. Отсюда мы пойдем вниз, через девять кругов ада Данте, и в конце концов встретимся лицом к лицу с...

Лэнгдон быстро переключился на новый слайд – это был увеличенный до огромных размеров Сатана, каким изобразил его на этом же холсте Боттичелли – устрашающий трёхглавый Люцифер, поглощающий троих – по человеку в каждой пасти.

Толпа тихо ахнула.

– Бросим взгляд на ближайшие достопримечательности,– объявил Лэнгдон . – Вот этот пугающий образ – тут закончится сегодняшнее путешествие . Это – девятое кольцо ада, где проживает сам Сатана. Однако, … – Лэнгдон сделал паузу. – Прибытие сюда – лишь половина приключения, поэтому давайте перемотаем немного … назад к вратам ада, где начинается наше путешествие.

Лэнгдон перешел к следующему слайду – литографии Гюстава Доре, которая изобразила темноту, вход в туннель, вырезанный в глубине сурового утеса. Надпись над дверью гласила: ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ.

– Итак... сказал Лэнгдон с улыбкой. – Должны ли мы войти?

Где-то громко завизжали шины, и аудитория испарилась на глазах у Лэнгдона. Он почувствовал, что накренился вперед и ударился о спину Сиенны, поскольку трайк притормозил на остановке посередине Виале Макиавелли.

Лэнгдон покачнулся, все еще думая о воротах ада, вырисовывающегося перед ним. Когда он пришел в себя, то увидел где находится.

– В чём дело? – потребовал он ответа.

Сиенна указала на Римские Ворота, которые были впереди за сотню метров – старинные каменные ворота, служившие входом в старую Флоренцию.

– Роберт, у нас проблема.

ГЛАВА 19

Агент Брюдер стоял в скромной квартире и пытался понять увиденное. Кто, черт побери, живет здесь? Обстановка была скудной и беспорядочной, и похожа на комнату в общежитии колледжа, меблированную на бюджетные средства.

– Агент Брюдер? – один из его людей звонил из нижнего зала. -Ты захочешь посмотреть на это.

Спускаясь в холл, Брюдер хотел знать, задержала ли Лэнгдона местная полиция. Он бы предпочел решить проблему "между своими", но из-за побега Лэнгдона пришлось заручиться поддержкой местной полиции и заблокировать дорогу. На запутанных улицах Флоренции подвижный мотоцикл легко мог ускользнуть от грузовика Брюдера – непроницаемого, но двигающегося тяжело из-за толстых пуленепробиваемых стекол и плотных, защищенных от проколов шин. Полиция в Италии была известна тем, что не сотрудничала с чужаками, но организация Брюдера имела значительное влияние на полицию, консульства и посольства. Когда мы что-то требуем, никто не осмеливается задавать вопросы.

Брюдер вошел в небольшой офис, где его человек стоял над открытым ноутбуком и стучал по клавиатуре в латексных перчатках. – Это – компьютер, который он использовал, – сказал человек. – Лэнгдон использовал его, чтобы получить доступ к своей электронной почте и сделал несколько поисковых запросов. Файлы еще сохранились в памяти.

Брюдер подошел к столу.

– Кажется, этот компьютер не принадлежит Лэнгдону, – сказал техник. – Он зарегистрирован на кого-то с инициалами С.Ц. – скоро я узнаю полное имя.

Пока Брюдер ждал, его взгляд привлекла стопка бумаг на столе. Он поднял их, просматривая необычную подборку – старая театральная афиша из Лондонского театра "Глобус" и ряд газетных статей. Чем больше Брюдер читал, тем шире становились его глаза.

Взяв документы, он выскользнул обратно в холл и позвонил начальнику. – Это Брюдер, – сказал он. – Думаю, я установил личность помогавшего Лэнгдону.

– Кто это?– ответил босс.

Брюдер медленно выдохнул. – Вы не поверите.

На расстоянии в две мили Вайента ехала низко пригнувшись на своем мотоцикле BMW, покидая район. Патрульные машины с ревущими сиренами мчались мимо нее в противоположном направлении.

От моих услуг отказались, подумала она.

Как обычно, мягкая вибрация четырехтактного двигателя мотоцикла помогла успокоить ее нервы. Я подумаю об этом завтра.

Вайента проработала на Консорциум в течение двенадцати лет и поднялась в ранге от наземной поддержки, к координации стратегии, и прошла весь путь до высококвалифицированного полевого агента. Моя карьера – все, что у меня есть. Полевые агенты мирились с жизнью, полной тайн, путешествий и длинных миссий. И все это действительно исключало любую свободную жизнь или отношения.

Я отдала этой самой миссии почти год, подумала она, все еще не в силах поверить, что хозяин нажмет на курок и так резко отвергнет ее.

Двенадцать месяцев Вайента контролировала услуги, которые оказывались клиенту Консорциума – эксцентричному зеленоглазому гению, который всего лишь хотел "исчезнуть" на какое-то время, чтобы его соперники и враги не мешали ему работать. Он очень редко путешествовал, всегда незаметно, но большую часть времени он уделял работе. Что это была за работа, Вайента не знала: она должна была только спрятать клиента от влиятельных людей, которые пытались его найти.

Вайента действовала с непревзойдённым профессионализмом, и все шло отлично.

Все было прекрасно...до прошлого вечера.

Эмоциональное состояние и карьера Вайенты пошли по нисходящей с тех пор.

Теперь я вне игры.

Если применялся протокол отрицания, агент должен был немедленно оставить свою текущую миссию и покинуть “арену”. В случае захвата агента Консорциум полностью отрицал все связи с ним. Агенты знали, что лучше не пытать счастья с организацией, и были прекрасно осведомлены о ее разрушающей способности управлять действительностью вне зависимости от ее потребностей.

Вайента знала только двух агентов, которых отвергли. Странно, она никогда больше не видела ни одного из них. Она всегда предполагала, что их вызывали для формальной критики и увольняли с требованием никогда больше не вступать в контакт с сотрудниками Консорциума.

Теперь, однако, она была в этом не уверена.

Ты слишком остро реагируешь, сказала она себе. Методы Консорциума гораздо более изысканны, чем просто хладнокровное убийство.

Даже в этом случае она почувствовала, как холодок пробежал по ее телу.

Инстинкт побудил ее покинуть крышу отеля незаметно, как только она увидела команду Брюдера, и приходилось только гадать, не спасло ли это ей жизнь.

Никто не знает, где я сейчас.

Вайента устремилась к северу по гладкой прямой дороге Виале дель Поджо Империале. Она прекрасно поняла, какую роль сыграла для нее разница в несколько часов. Вчера вечером она переживала по поводу работы. Теперь она волновалась за сохранность своей жизни.

ГЛАВА 20

В те времена входом в город-крепость Флоренцию служили каменные Римские ворота, построенные в 1326 году. Несмотря на то, что большинство окружающих город стен были разрушены, Римские ворота существуют до сих пор, и по сей день весь поступающий в город поток транспорта проходит через арочные туннели в колоссальном укреплении.

Сами ворота представляют собой преграду высотой пятнадцать метров из древнего кирпича и камня. Основной проход через них все еще сохраняет свои массивные деревянные двери на засовах, которые всегда открыты для проезда. Шесть крупнейших дорог сходятся перед этими дверями и переходят в транспортную развязку, на травянистой разделительной полосе которой возвышается статуя работы Пистолетто, изображающая женщину, покидающую городские ворота и несущую огромную вязанку на своей голове.

И хотя на сегодняшний день движение у ворот является сущим кошмаром, строгие городские ворота Флоренции некогда были местом проведения Fiera dei Contratti – Брачной ярмарки – где отцы своих дочерей заключали брачные договора, часто заставляя их вызывающе танцевать в надежде на более богатое приданое.

Итак, в то утро Сиенна экстренно остановилась в сотне метров от городских ворот и в беспокойстве указывала на то, что перед ними. Сидя на трайке сзади, Лэнгдон посмотрел вперёд, и ему тут же передались её опасения. Перед ними стояла длинная вереница машин с заглушенными моторами. Движение по кольцевой развязке было перекрыто полицейским заграждением, и появлялись всё новые полицейские машины. От машины к машине ходили вооруженные офицеры полиции и задавали вопросы.

– Ну не может же быть это из-за нас. – подумал Лэнгдон. – Так ведь?

По проспекту Макиавелли в стороне от общего потока к ним подкатил взмокший велосипедист. Велосипед был "лежачего" типа, и его голые ноги напрягались впереди него самого.

Сиенна крикнула ему. – Что случилось? (ит.)

– А кто его знает! (ит.) – крикнул он в ответ, выглядя озабоченным. – Полиция (ит.) – Он поспешил мимо, намереваясь скрыться.

Сиена поверулась к Лэнгдону, ее лицо было мрачным. – Дорожное заграждение. Военная полиция.

Вдалеке позади них завыли сирены, и Сиенна повернулась на сидении, оглядываясь на проспект Макиавелли, лицо её уже выражало страх.

– Мы с обоих концов в капкане, – подумал Лэнгдон, оглядывая местность в поисках хоть какого-то выезда – отходящей дороги, парка, проезда – но увидел только частные владения по левую сторону от них и высокую каменную стену по правую.

Сирена становилась громче.

– Вон туда, – поторапливал Лэнгдон, указывая на видневшуюся за сотню метров впереди пустующую строительную площадку, где можно было, по крайней мере, хоть как-то укрыться за передвижной бетономешалкой.

Сиенна стремительно вывела трайк на тротуар и погнала его к площадке. Они остановились за бетономешалкой, быстро осознав, что она едва могла скрыть один только трайк.

– Следуй за мной, – сказала Сиенна, бросившись к маленькому передвижному складу для хранения инструментов, скрытому в кустах напротив каменной стены.

Это не склад для инструментов, приблизившись понял Лэнгдон и наморщил нос. Это передвижной туалет.

Когда Лэнгдон и Сиенна оказались вблизи биотуалета для строителей, они услышали, как сзади к ним приближаются полицейские машины. Сиенна дёрнула за дверную ручку, но дверь не поддалась. Её удерживала массивная цепь с висячим замком. Лэнгдон схватил Сиенну за руку и оттащил её за строение, втиснув в узкий промежуток между туалетом и каменной стеной. Они вдвоём едва там умещались, а в воздухе стоял противный и тяжелый запах.

Лэнгдон скользнул вслед за ней, в тот самый момент, когда появился чёрный как смоль Субару-Форестер, украшенный сбоку словом "карабинеры". Машина медленно прокатила мимо них.

– Итальянская военная полиция, – без энтузиазма подумал Лэнгдон. Его интересовало, нет ли у этих офицеров приказа стрелять без предупреждения.

– Кто-то всерьёз захотел нас разыскать, – прошептала Сиенна. – И каким-то образом ему это удалось.

– GPS? – рассуждал Лэнгдон вслух. – Возможно, внутри проектора есть отслеживающее устройство?

Сиена покачала головой. – Поверь мне, если бы эта вещь имела "маячок", то полиция вышла бы прямо на нас.

Лэнгдон переместил свое высокое тело, пытаясь поудобней устроиться в тесном пространстве. Он расположился лицом к лицу с коллажем изящно стилизованных граффити на стенах передвижного туалета.

Оставим это итальянцам.

Большинство американских передвижных туалетов было покрыто глупо-самодовольными мультфильмами, которые неопределенно напоминали огромную грудь или члены. Местные граффити, однако, больше походили на альбом студента отделения гуманитарных наук – человеческий глаз, умело нарисованная рука, мужской профиль и фантастический дракон.

– Повсюду в Италии разрисованные стены выглядят по-другому , – сказала Сиенна, очевидно читая его мысли. – По другую сторону этой каменной стены находится Флорентийский институт искусств.

Будто в подтверждение слов Сиенны, вдали показалась группа студентов, направлявшихся в их сторону с папками для живописи под мышкой. Они болтали, прикуривали и ломали голову по поводу дорожного заграждения впереди, у Римских ворот.

Лэнгдон с Сиенной пригнулись, чтобы не попасться на глаза студентам, и после этого Лэнгдона совершенно неожиданно поразила одна любопытная мысль.

Наполовину ушедшие под землю грешники с торчащими в воздухе ногами.

Возможно, дело было в запахе человеческих выделений, а может, тот лежачий велосипедист с его голыми ногами, мелькавший у него перед глазами – что бы ни послужило тому стимулом, но перед Лэнгдоном живо промелькнул отвратительный мир – Рвы порока и голые ноги, торчащие вверх из земли.

Он внезапно повернулся к своей спутнице. – Сиенна, в нашей версии карты, перевернутые ноги были в десятом рве, правильно? Самый нижний уровень Малеболже?

Сиенна странно на него посмотрела, будто вопрос был некстати. – Да, в самом низу.

На долю секунды Лэнгдон вновь оказался в Вене, где он читал свою лекцию. Он стоял на сцене и лишь мгновения отделяли его от эффектного финала – только что он продемонстрировал публике гравюру Доре с изображением Гериона – крылатого чудища с ядовитым жалом в хвосте, которое обитает прямо надо Рвами пороков.

Прежде, чем мы дойдём до Сатаны, – объявил Лэнгдон; голос его эхом отзывался в динамиках, – нам предстоит пройти через десять Рвов пороков, в которых наказывают мошенников – тех, кто повинен в высвобождении зла.

Лэнгдон перешёл к слайдам, показывающим в подробностях Рвы пороков и провёл аудиторию через рвы, один за другим. – Сверху вниз мы видим: соблазнители, которых секут хлыстом демоны... льстецы, плавающие в человеческих экскрементах... священники-мздоимцы, зарытые наполовину, ногами кверху... колдуны с головами, развёрнутыми назад... продажные политики во рвах с кипящей водой... лицемеры в тяжёлых свинцовых плащах... воры, которых кусают змеи... раздающие советы мошенники, пожираемые пламенем... сеятели раздоров, разрываемые на части демонами... и наконец, лжецы, изъеденные болезнями до неузнаваемости. Лэнгдон вновь повернулся к аудитории. – Скорее всего, Данте припас для лжецов этот последний ров потому, что распространение о нём множества лживых слухов привело к его высылке из любимой им Флоренции.

– Роберт? Это был голос Сиенны.

Лэнгдон тут же вернулся мыслями к настоящему.

Сиенна испытующе на него уставилась. – В чём дело?

– В нашей версии Карты, – возбуждённо сказал он, – живопись изменена! Он выудил проектор из кармана пиджака и встряхнул его с силой, насколько это позволяло ограниченное пространство. Громко заколотился запускающий шарик, но этот звук заглушили сирены. – Тот, кто создал это изображение, изменил порядок следования уровней во Рвах пороков!

Когда устройство снова засветилось, Лэнгдон направил его на плоскую поверхность перед ними. Возникла Карта ада, ярко выделявшаяся в тускло освещённом окружении.

– Боттичелли на поверхности биотуалета, – со стыдом подумал Лэнгдон. К сожалению, это было наименее изящное место, где когда-либо демонстрировали Боттичелли. Лэнгдон окинул глазами все десять рвов и возбуждённо закивал.

– Ну точно, – воскликнул он. – Всё не так! Последний ров пороков должен быть заполнен больными, а не людьми, зарытыми вверх ногами. Десятый уровень – для лжецов, а не для священников-мздоимцев!

У Сиенны был заинтригованнный вид. – Но зачем кому-то понадобилось это менять?

– Catrovacer, – прошептал Лэнгдон, разглядывая маленькие буквы на каждой ступени ада. – Я не думаю, что это что-то означает.

Несмотря на травму, которая стерла у Лэнгдона воспоминания последних двух дней, он чувствовал, что сейчас его память прекрасно функционирует. Он закрыл глаза и воспроизвел две версии Карты ада в своей голове, чтобы сравнить их отличия. Изменений в Рвах порока было меньше, чем ожидал Лэнгдон...и все-таки он ощутил, как будто пелена внезапно опустилась перед ним.

Внезапно все стало совершенно ясно.

Ищите и обрящете!

– Что это значит? – допытывалась Сиенна.

У Лэнгдона высохло во рту. – Я знаю, почему я во Флоренции.

– Знаешь?!

– Да, и я знаю, куда мне следует идти.

Сиенна схватила его за руку. – Куда же?!

Лэнгдон будто только что стал на твердую землю с того момента, как проснулся в больнице.

– Эти десять букв, – прошептал он. – На самом деле они указывает на точное место в старом городе. Там все ответы.

– Где в старом городе?! – требовала Сиенна. – Что ты узнал?

Звуки смеющихся голосов послышались на другой стороне передвижного туалета. Еще одна группа студентов-художников проходила мимо, шутя и болтая на различных языках. Лэнгдон осторожно выглянул из-за кабинки, наблюдая за ними. Затем посмотрел нет ли полиции. – Нам нужно идти. Объясню по пути.

– По пути?! – Сиенна покачала головой. – Нам никогда не пройти через Римские ворота!

– Жди тридцать секунд, – сказал он, – затем следуй за мной.

С этими словами Лэнгдон выскользнул наружу, оставив своего нового оз

ГЛАВА 21

– Простите! – Роберт Лэнгдон погнался за студентами. – Извините! (ит.)

Они обернулись, и Лэнгдон осмотрелся вокруг как потерявшийся турист.

– Как мне найти Государственный институт искусств? – спросил Лэнгдон на ломаном итальянском.

Татуированный парень равнодушно выпустил клуб дыма от сигареты и ехидно ответил:

– Не говорим по-итальянски. – У него был французский акцент.

Одна из девушек, сделав замечание своему татуированному другу, вежливо указала на спуск к длинной стене около Римских ворот.

– Pi? avanti, sempre dritto.

– Прямо перед вами, – перевел Лэнгдон. – Спасибо.

Как было задумано, Сиенна незаметно появилась из-за передвижного туалета. Стройная тридцатидвухлетняя женщина подошла к группе, и Лэнгдон приветливо положил свою руку ей на плечо.

– Это моя сестра Сиенна. Она преподаватель живописи.

Татуированный парень пробормотал: – TILF. – И его друзья засмеялись.

Лэнгдон не обратил внимания. – Мы приехали во Флоренцию, чтобы провести год обучения за границей. Можем ли мы войти внутрь с вами?

– Конечно, – улыбнувшись, ответила итальянская девушка.

Когда группа проходила рядом с полицией возле Римских Ворот, Сиенна начала разговор со студентами, в то время как Лэнгдон, сутулясь, исчез в середине группы, пытаясь не попасться на глаза.

– Ищите и обрящете, – думал Лэнгдон. Его пульс подскочил от волнения, когда он представил десять Рвов порока.

Catrovacer. Находясь в центре одной из самых загадочных тайн мира искусств, Лэнгдон понимал, что эти десять букв – многовековая загадка, которая до сих пор не решена. В 1563 году, эти десять букв использовали для написания сообщений высоко на стене, внутри знаменитого Палаццо Веккио. Изображенные на высоте в сорок футов, они были едва различимы без бинокля. Столетиями они оставались скрытыми у всех на виду, пока в 1970-х не были обнаружены теперь уже известным специалистом по живописи, который потратил десятилетия, пытаясь раскрыть их смысл. Несмотря на многочисленные теории, значение сообщения и по сей день остается загадкой.

Для Лэнгдона этот код был как родной дом – тихая гавань в этом странном и бурлящем море. Все-таки, сферой интересов Лэнгдона были история искусств и древние тайны, а не биологически опасные капсулы и стрельба из оружия.

Впереди, к Римских воротам начало стекаться еще больше полицейских машин.

– Боже, – сказал татуированный парень. – Наверное, тот, кого они ищут, сделал что-то ужасное.

Группа приблизилась к правой части главных ворот Института искусств, где собравшаяся толпа студентов наблюдала за суматохой у Римских ворот. Немного зарабатывающий охранник равнодушно рассматривал пропуска студентов, входящих внутрь, больше интересуясь, что делает полиция.

Громкий визг тормозов разнесся по площади, когда хорошо всем знакомый фургон занесло у Римских ворот.

Лэнгдону было не обязательно на него смотреть.

Не сказав ни слова, они с Сиенной воспользовались моментом, проскользнув через ворота со своими новыми друзьями.

Дорога к входу в Институт искусств была поразительно красивой, без преувеличения можно сказать почти королевской. Массивные дубы выгнулись мягко с двух сторон, создавая навес, который окаймлял отдаленное здание – огромное, потускневшее желтое сооружение с тройным портиком и просторной овальной лужайкой.

Лэнгдон знал, что здание, как и многие другие в городе, было введено в эксплуатацию той же знаменитой династией, которая господствовала во Флоренции в течение пятнадцатых, шестнадцатых и семнадцатых веков.

Медичи.

Одно имя стало символом Флоренции. За три столетия правления королевский дом Медичи накопил несоизмеримое богатство и влияние, благодаря становлению четырех Пап, двух королев Франции и крупнейшего финансового института всей Европы. По сей день, метод учета, изобретенный Медичи, используется в современных банках – двойная система учета доходов и расходов.

Однако, величайшим наследием Медичи были не финансы и политика, а, пожалуй, искусство. Являясь, возможно, самыми щедрыми покровителями искусства за все время, Медичи поручили огромное количество заказов, обеспечивших становление Ренессанса. Список светил, получивших покровительство Медичи, колеблется от да Винчи и Галилея до Ботичелли – наиболее известная картина которого была результатом заказа Лоренцо Медичи, который предложил повесить сексуально провокационную картину над брачной постелью своего двоюродного брата в качестве свадебного подарка.

Лоренцо Медичи – известный в свое время как Лоренцо Великолепный за свою доброжелательность – был, в своем роде, успешным художником и поэтом и, как поговаривали, обладал превосходным видением. В 1489 году Лоренцо приятно отозвался о работе молодого флорентийского скульптора и пригласил мальчика переехать во дворец Медичи, где он мог практиковать свое мастерство в окружении изобразительного искусства, великой поэзии и высокой культуры. Под опекой Медичи юноша преуспел и в конечном итоге создал две самых знаменитых скульптуры в истории – Пиета и Давид. Сегодня мы знаем его как Микеланджело – творческий гигант, которого иногда называют великим даром Медичи человечеству.

Учитывая страсть Медичи к искусству, Лэнгдон представил, как приятно будет узнать семье, что здание перед ним – изначально задуманное как конюшни Медичи – превратилось в Институт искусств. Это спокойное место, которое сейчас вдохновляет художников, было специально выбрано для конюшен Медичи из-за близости к одному из самых прекрасных мест для верховой езды во всей Флоренции.

Сады Боболи.

Лэнгдон посмотрел налево, где за огромной стеной виднелся лес из более высоких деревьев. Огромные просторы Садов Боболи теперь стали популярной достопримечательностью туристов. Лэнгдон не сомневался, что если они с Сиенной попадут в сады, то пересекут их незамеченными, минуя Римские ворота. Кроме того, обширные сады изобиловали укрытиями – деревьями, лабиринтами, пещерами, нимфеумами. Более важно, что пройдя через Сады Боболи, они выйдут прямо к Палаццо Питти, каменной крепости, служившей резиденцией Медичи, и 140 комнат которой оставались одними из самых посещаемых достопримечательностей Флоренции.

– Если мы достигнем Палаццо Питти, – подумал Лэнгдон, – то до моста в старый город будет рукой подать.

Лэнгдон, как можно спокойнее указал на высокую стену, за которой был сад. – Как мы можем попасть в сад? – спросил он. – Я хотел бы показать его своей сестре, прежде чем отправиться в институт.

Парень в татуировках замотал головой. – В сад отсюда не пройти. Вход очень далеко, у дворца Питти. Для этого нужно проехать через Римские ворота и обогнуть сзади.

– Ерунда, – выпалила Сиенна.

Все обернулись и уставились на нее, в том числе Лэнгдон.

– Да ладно, – сказала она, хитро ухмыльнувшись студентам и поправляя хвост светлых волос. – Хотите сказать, ребята, что не пробираетесь в сад покурить травку и покуролесить?

Молодые люди переглянулись, а затем расхохотались.

Парень в татуировках на сей раз, похоже, был сражён наповал. – Мэм, вам явно нужно здесь преподавать. – Он подвёл Сиенну к краю здания и указал за угол, на парковку за ним. – Видите тот сарай слева? За ним старый помост. Полезайте на крышу, и сможете спрыгнуть по ту сторону стены.

Сиенна уже шла туда. Она оглянулась на Лэнгдона, покровительственно улыбаясь. – Смелее, братец Боб. Или ты староват через забор перемахнуть?

ГЛАВА 22

Седовласая женщина в фургоне прислонила голову к пуленепробиваемому стеклу и закрыла глаза. У неё было ощущение, будто мир под ней завращался. Препараты, которыми её накачали, ухудшили самочувствие.

– Мне нужна медицинская помощь, – подумала она.

Даже в этом случае у вооруженной охраны относительно нее были строгие приказы: просьбы следует игнорировать до тех пор, пока задача не будет успешно выполнена. Из-за звуков хаоса вокруг нее было ясно, что это произойдет не скоро.

Головокружение усилилось, и у нее были проблемы с дыханием. Когда она поборола новую волну тошноты, в ее голове возник вопрос, как жизнь преподнесла ей такое невероятное испытание. Ответ был слишком сложен, чтобы распутывать это в таком безумном состоянии, но она не сомневалась, где это все началось.

Нью-Йорк.

Два года назад.

Она прибыла в Манхэттен из Женевы, где служила директором Всемирной Организации Здравоохранения. Это был чрезвычайно желанный и престижный пост, который она занимала в течение почти десятилетия. Специалист по инфекционным заболеваниям и эпидемиологии, она была приглашена в ООН подготовить лекцию, оценивающую угрозу пандемической болезни в странах третьего мира. Ее доклад был оптимистичным и убедительным, и обрисовывал в общих чертах несколько новых систем раннего обнаружения и планов лечения, разработанных Всемирной организацией здравоохранения и другими. Ее приветствовалиа овациями, стоя.

После лекции, пока она была в зале и беседовала с несколькими старыми академиками, подошел сотрудник ООН с дипломатическим бэйджем высокого уровня и прервал беседу.

– Доктор Сински, с нами только что связался Совет по международным отношениям. С вами хотят поговорить. Машина ожидает снаружи.

Озадаченная и немного расстроенная, доктор Элизабет Сински извинилась и собрала небольшую сумку со всем необходимым. Пока лимузин мчался по Первой авеню, она начала странно нервничать.

Совет по международным отношениям?

Элизабет Сински, как большинство, кое-что слышала об этом.

Он был основан в 1920-ых как частный научно-исследовательский центр. В прошлом среди членов Совета по Международным отношениям были почти все госсекретари, более полдюжины президентов, большинство руководителей ЦРУ, сенаторов, судей, а также представители легендарных династий с такими именами как Морган, Ротшильд и Рокфеллер. Будучи беспрецедентной коллекцией членов интеллектуальной элиты, политического влияния и богатства, Совет по Международным отношениям заработал репутацию "самого влиятельного частного клуба на земле."

Будучи директором Всемирной организации здравоохранения, Элизабет была в приятельских отношениях с известными людьми. Длительное пребывание в ВОЗ в сочетании с открытой натурой снискало ей поддержку крупного журнала новостей, который упомянул её в числе двадцати наиболее влиятельных людей мира. Под её фотографией поместили подпись: "Символ здоровья во всём мире", которую Элизабет сочла ироничной, ибо в детстве была весьма болезненным ребёнком.