Текст книги "Инферно"
Автор книги: Дэн Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Сегодня, однако, Лэнгдон и его спутница запланировали войти в Палаццо Веккьо через Коридор Вазари, как, возможно, в свое время делали герцоги Медичи – обход известной галереи Уфицци и движение по коридору, извивающемуся над мостами, дорогами, и через здания, привело непосредственно в сердце старого дворца. До сих пор они не слышали звука шагов за собой, но Лэнгдон все еще с тревогой стремился выйти из коридора.
А теперь мы пришли, понял Лэнгдон, увидев перед собой тяжелую деревянную дверь. Вход в старый дворец.
Дверь, несмотря на прочный запорный механизм, была оборудована горизонтальным засовом, который обеспечивал возможность запасного выхода, не позволяя никому войти с обратной стороны от входа в коридор Вазари без карточки-ключа.
Лэнгдон приложил ухо к двери и прислушался. Ничего не услышав с другой стороны, он положил руки на засов и мягко надавил.
Замок щелкнул.
Когда деревянная дверь заскрипела, приоткрывшись на несколько дюймов, Лэнгдон всмотрелся в пространство за ее пределами. Маленький альков. Пусто. Тихо.
С маленьким вздохом облегчения Лэнгдон ступил внутрь и знаком показал Сиенне следовать за ним.
Мы внутри.
Стоя в тихом алькове где-то в Палаццо Веккьо, Лэнгдон улучил момент и попытался сориентироваться. Перед ними перпендикулярно к алькову располагался длинный коридор. С левой стороны, на расстоянии от них эхом по коридору разносились голоса, спокойные и веселые. Палаццо Веккьо, во многом был похож на Здание Капитолия в Соединенных Штатах, был и достопримечательностью и правительственным офисом. В этот час голоса, которые они слышали, наиболее вероятно принадлежали гражданским сотрудникам, которые суетились, входя и выходя из офисов, и готовились к рабочему дню.
Лэнгдон и Сиенна медленно двинулись в направлении коридора и выглянули из-за угла. Конечно же, в конце коридора был атриум, в котором приблизительно дюжина правительственных сотрудников рассредоточились вокруг, потягивая утренний эспрессо и беседуя с коллегами перед работой.
– Фреска Вазари, – прошептала Сиенна, – ты сказал, что она находится в Зале Пятисот?
Лэнгдон кивнул и указал через переполненный атриум на портик, который открывал вход в каменный зал. – К сожалению, надо пройти через этот атриум.
– Ты уверен?
Лэнгдон кивнул. – Нам никогда не удастся пройти незамеченными.
– Они – государственные служащие. Мы им не интересны. Просто иди как будто имеешь к этому отношение.
Сиенна потянулась и мягко поправила пиджак Лэнгдона от Бриони и его воротник. – Ты выглядишь очень солидно, Роберт. – Она одарила его скромной улыбкой, привела в порядок собственный свитер и отправилась вперед.
Лэнгдон поспешил за нею, они оба целеустремленно шагали к атриуму. Когда они вошли туда, Сиенна начала говорить с ним на быстром итальянском – что-то о субсидиях фермерам – неистово жестикулируя во время разговора. Они придерживались внешней стены, держась на расстоянии от других. К изумлению Лэнгдона ни один сотрудник не обратил на них никакого внимания.
Когда атриум был позади, они быстро направились в коридор. Лэнгдон вспомнил шекспировскую театральную афишу. Озорной Пак. – Ты – настоящая актриса, – прошептал он.
– Мне уже доводилось играть, – машинально ответила она до странности далёким голосом.
Еще раз Лэнгдон почувствовал, что в прошлом этой молодой женщины было больше душевной боли, чем он себе представлял, и он испытал нарастающее чувство раскаяния в том, что впутал ее в эту передрягу. Он напомнил себе, что единственный выход в такой ситуации – просто пережить это.
Продолжай двигаться через туннель … и молись выйти к свету.
Когда они приблизились к галерее, Лэнгдон с облегчением понял, что с его памятью все в порядке. На маленькой табличке со стрелкой на углу была указующая надпись: SALONE DEI CINQUECENTO(ит.). Зал Пятисот, подумал Лэнгдон, гадая, какие ответы их там ожидали. Правду можно увидеть только глазами смерти. Что это могло значить?
– Возможно, помещение пока заперто, – предупредил Лэнгдон, когда они подошли к углу. Хотя Зал пятисот обычно посещают туристы, дворец в то утро ещё не был для них открыт.
– Ты слышишь это? – спросила Сиенна, резко останавливаясь.
Лэнгдон слышал. Из-за самого угла раздавалось громкое жужжание. Успокойте меня, что это не комнатный беспилотник. Лэнгдон осторожно выглянул за угол портика. В трёх десятках метров была на удивление простая деревянная дверь, которая вела в Зал пятисот. К досаде, прямо перед ними тучный хранитель музея вымученными кругами толкал перед собой электрополотёр.
Привратник.
Внимание Лэнгдона привлекли три знака на пластмассовой табличке у двери. Доступные к расшифровке куда менее опытному специалисту по символике, это были общеизвестные перечёркнутая видеокамера, перечёркнутая чашка и ещё парочка угловатых фигур – мужчины и женщины.
Лэнгдон взял инициативу на себя, быстрым шагом направившись к хранителю и перейдя на трусцу по мере приближения. Сиенна бросилась за ним, чтобы поддержать.
Хранитель посмотрел с удивлением. – Господа?! – И протянул руки, чтобы остановить Лэнгдона и Сиенну.
Лэнгдон с усилием улыбнулся мужчине – скорее, даже, сморщился – и указал на знаки у двери. – Туалет (ит.), – произнёс он сдавленным голосом. Это не было вопросом.
Хранитель музея мгновение поколебался, собираясь отказать им в просьбе, но в конце концов, видя, как Лэнгдон изображает перед ним недомогание, сочувственно кивнул и дал им знак проходить.
Когда они достигли двери, Лэнгдон быстро подмигнул Сиенне. – Сочувствие – универсальный язык.
ГЛАВА 35
Когда-то Зал Пятисот был самым большим залом в мире. Он был построен в 1494 году, чтобы предоставить зал для заседаний всему Consiglio Maggiore – Великому Совету республики ровно для пятисот участников – из чего зал почерпнул свое название. Несколько лет спустя, по воле Козимо I, зал был отремонтирован и существенно увеличен. Козимо I, самый влиятельный человек в Италии, выбрал в качестве куратора и архитектора проекта великого Джорджио Вазари.
Проявив исключительную изобретательность, Вазари заметно приподнял имевшуюся крышу, позволив естественному свету проникать внутрь через высоко расположенные фрамуги с четырёх строн помещения, что создавало элегантно организованное пространство для демонстрации лучших во Флоренции образцов архитектуры, скульптуры и живописи.
Пол этой комнаты всегда притягивал взгляд Лэнгдона, мгновенно сообщая, что это было необычное помещение. Каменный паркет малинового цвета, покрытый черной сеткой, придавал двадцати тысячам квадратных футов пространства атмосферу солидности, глубины и баланса.
Лэнгдон медленно перевел взгляд на дальнюю стену комнаты, где шесть динамических скульптур – Подвиги Геракла – были выстроены вдоль стены как боевая фаланга. Лэнгдон намеренно проигнорировал неоднократно опороченных Геракла и Диомеда, чьи обнаженные тела слились в нелепом поединке, включавшем в себя креативное "сжатие пениса", которое всегда вызывало у Лэнгдона раздражение.
Гораздо приятней на вид была захватывающая скульптура Микеланджело "Дух свободы", стоявшая справа и возвышающаяся в центральной нише южной стены. Высотой почти девять футов скульптура предназначалась для гробницы ультраконсервативного Папы Юлия II – Папы Ужасного (ит.) – правление которого Лэнгдон всегда считал ироничным, учитывая точку зрения Ватикана на гомосексуализм. Статуя изображала Томмазо Кавальери, молодого человека, в которого Микеланджело был влюблен большую часть своей жизни и которому посвятил более трехсот сонетов.
– Не могу поверить, что никогда не бывала здесь, – прошептала Сиенна рядом, ее голос внезапно стал спокойным и почтительным. – Так … красиво.
Лэнгдон кивнул, вспоминая свой первый визит в эту комнату – по случаю грандиозного концерта классической музыки с участием всемирно известной пианистки Мариель Кеймель. Хотя этот большой зал первоначально был предназначен для частных политических встреч и аудиенций великого герцога, сейчас в нем чаще выступали известные музыканты, лекторы и проводились торжественные ужины – от историка искусств Маурицио Серачини до усеянного звездами, черно-белого праздничного открытия Музея Гуччи. Лэнгдон иногда задумывался, как бы себя чувствовал Козимо в своем строгом частном зале вместе с директорами и моделями.
Теперь Лэнгдон поднял глаза на огромные фрески, украшающие стены. Их невероятная история содержала в себе неудачную экспериментальную технику живописи Леонардо да Винчи, результатами которой стал "разрушающийся шедевр". Здесь также находилось художественное "сражение", возглавленное Пьером Содерини и Макиавелли, которые столкнули друг с другом двух титанов эпохи возрождения – Микеланджело и Леонардо – командуя ими в создании фресок на противоположных стенах той же комнаты.
Сегодня, однако, Лэнгдон больше интересовался другой исторической загадкой зала.
Ищи и найдешь(ит.).
– Какую из них написал Вазари? – спросила Сиенна, просматривая фрески.
– Почти все, – ответил Лэнгдон, зная, что во время реконструкции зала Вазари и его помощники перекрасили почти все в нем, от оригинальных стенных фресок до тридцати девяти кессонных панелей, украшающих его знаменитый "подвесной" потолок.
– Но эта фреска там, – сказал Лэнгдон, указывая на картину вдалеке справа, – та, на которую мы пришли посмотреть – "Битва при Марчиано" Вазари.
Сцена военного сражения была безусловно огромной – почти 17 метров в длину и высотой почти в три раза больше. Картина выполнена в кирпичных оттенках коричневого и зеленого цвета – внушительная панорама солдат, лошадей, копий и знамен, вступивших в битву на широком холме.
– Вазари, Вазари, – прошептала Сиенна. – И в ней где-то спрятано его секретное сообщение?
Кивнув, Лэнгдон искоса посмотрел на верхнюю часть огромной фрески, пытаясь найти нужный зеленый флаг, на котором Вазари изобразил свое мистическое послание – CERCA TROVA. – Его почти невозможно разглядеть отсюда без бинокля, – сказал Лэнгдон, добавив, – но в верхней части середины фрески, если ты посмотришь чуть ниже двух фермерских домов на склоне холма, увидишь крошечный зеленый флаг и...
– Я вижу надпись! – сказала Сиенна, указывая на сектор в правом верхнем углу, точно в нужном месте.
Лэнгдон бы хотел иметь молодые зоркие глаза.
Вдвоем они подошли ближе к возвышающейся фреске, и Лэнгдон смотрел на ее великолепие. Наконец, они были здесь. Единственной проблемой было то, что теперь Лэнгдон не был уверен, почему они были здесь. Несколько долгих секунд он стоял в молчании, уставившись на детали шедевра Вазари.
Если я потерплю неудачу...то повсюду будет смерть.
Позади них со скрипом открылась дверь, из-за которой выглянул нерешительный хранитель с полотером в руках. Сиенна дружелюбно помахала ему. Хранитель секунду посмотрел на них, затем закрыл дверь.
– У нас не так много времени, Роберт. – Тебе нужно подумать. Эта фреска тебе о чём-нибудь говорит? Хоть о чём-то напоминает?
Лэнгдон внимательно разглядывал хаотичные сцены сражений, расположенные над ними.
Правду можно увидеть только глазами смерти.
Лэнгдон предположил, что на фреске есть труп, мертвые глаза которого смотрят на какую-то другую подсказку на картине...или, возможно, даже на что-то в комнате. К сожалению, Лэнгдон понимал, что на фреске дюжины таких тел, ни одно из которых не заслуживает особого внимания, даже с глазами направленными куда угодно.
Можно ли увидеть правду только глазами смерти?
Он попытался в воображении нарисовать соединительные линии между трупами, надеясь, что получится фигура, но ничего не получалось.
Голова Лэнгдона снова запульсировала, когда он отчаянно погрузился в глубины своей памяти. Где-то там, седоволосая женщина продолжала шептать: "Ищи и найдешь".
– Найдешь что? – Лэнгдону хотелось кричать.
Он заставил себя закрыть глаза и медленно выдохнуть. Он покрутил плечами несколько раз и попытался освободиться от всех сознательных мыслей, надеясь на интуицию.
Очень жаль. (англ. Very sorry).
Вазари.
Cerca trova.
Правду можно увидеть только глазами смерти.
Он изнанкой чувствовал, что точно находится в нужном месте. И хотя толком не знал, зачем, у него было ясное ощущение, что он в двух шагах от того, чтобы найти то, зачем он сюда пришёл.
Агент Брюдер уставился рассеянным взглядом на красные бархатные панталоны с туникой на музейном стенде и еле слышно проклинал всё. Его группа наблюдения и захвата обшарила всю галерею костюмов, а Лэнгдон с Сиенной всё никак не находились.
Тоже мне, группа наблюдения и захвата, злобно подумал он. С каких это пор ГНЗ обводят вокруг пальца преподаватели колледжей? Куда чёрт возьми, они делись?!
– Все выходы перекрыты, – уверял один из его людей. – Им негде больше быть, как оставаться в Садах.
Хотя это и выглядело логичным, Брюдера донимало ощущение, что Лэнгдон с Сиенной нашли какой-то другой выход.
– Снова запускайте вертолёт наблюдения, – резко скомандовал Брюдер. – И скажите местным властям расширить зону поиска за пределами стен. – Будь оно всё проклято!
Когда его люди бросились исполнять, Брюдер схватил телефон и позвонил главному. – Это Брюдер, – сказал он. – Боюсь, у нас серьёзная проблема. Точнее, их несколько
ГЛАВА 36
Правду можно увидеть только глазами смерти.
Сиена повторила себе слова, продолжая осматривать каждый дюйм жестокой сцены сражения Вазари, надеясь что-нибудь заметить.
Она видела глаза смерти повсюду.
Какие из них мы ищем?
Она размышляла, относятся ли глаза смерти к гниющим трупам, распространившим по всей Европе Черную Смерть.
По крайней мере, это объяснило бы маску чумы …
Ни с того, ни с сего Сиенне пришла на ум детская считалка:
У розочек кольца.
В карманах цветы.
Пепелящее солнце.
Тихо падаешь ты.
Когда-то в Англии школьницей ей нравилось произносить этот стишок, пока ей не сказали, что он из времен великой чумы в Лондоне – 1665 года. Полагают, что розочками названы прыщи на коже, вокруг которых образовывались кольца, указывавшие, что человек заразился. Заболевшие обычно набивали карманы мелкими цветочками, пытаясь заглушить запах разложения собственного тела, как и вонь, стоявшую в городе, где ежедневно умирали сотни жертв чумы, тела которых затем сжигались. Отсюда "испепеление" и "падение".
– За любовь Господа, – внезапно выпалил Лэнгдон, повернувшись к противоположной стене.
Сиенна присмотрелась. – Что-то не так?
– Так назывался предмет живописи, который здесь раньше выставлялся. "Во имя любви Господней".
Сиенна в недоумении наблюдала, как Лэнгдон спешно пересек комнату в направлении маленькой стеклянной двери и попытался ее открыть. Он прислонился лицом к стеклу, сложив руки в виде чаши вокруг глаз, и заглянул внутрь.
Что бы Лэнгдон не искал, Сиенна надеялась, что он поторопится; только что вновь появился хранитель, на этот раз его подозрение усилилось при виде Лэнгдона, разгуливающего по комнате и подглядывающего в закрытую дверь.
Сиенна добродушно помахала хранителю ручкой, но мужчина пристально окинул её холодным взглядом и затем скрылся.
Студиоло.
Уютная крошечная комната без окон была расположена за стеклянной дверью, точно напротив скрытых слов cerca trova в Зале Пятисот. Спланированная Вазари, как секретный кабинет для Франческо I, прямоугольная Студиоло поднималась к округлому, сводчатому потолку, который дарил ощущение, что находишься внутри огромного сундука с сокровищами.
Интерьер подобающе сиял предметами красоты. Стены и потолок украшали более тридцати редких картин, висящиее так близко друг к другу, что практически не оставляли свободного места на стене. "Падение Икара"..."Аллегория человеческой жизни"..."Прометей получает от Природы сверкающий камень"
Лэнгдон заглянул через стекло в поражающее воображение помещение и прошептал про себя: – Глаза смерти.
Лэнгдон впервые побывал в Студиоло во время частного тура потайных ходов несколько лет назад и был поражен таким богатством скрытых дверей, лестниц и проходов, изрешетивших палаццо, включая несколько спрятанных за картинами в Студиоло.
Однако, потайные ходы не интересовали Лэнгдона. Вместо этого он вспомнил о смелом произведении современного искусства, которое он однажды здесь увидел – "За любовь Господа" – неоднозначное изделие Дэмьена Херста, вызвавшее бурю негодования, когда было выставлено внутри великого "Студиоло" Вазари.
Выполненный в натуральную величину череп человека из цельной платины был полностью покрыт более чем восемью тысячами сверкающих, аккуратно выложенных бриллиантов. Эффект был поразительным. Пустые глазницы черепа излучали свет и энергию, создавая тревожное совмещение противоположных символов – жизни и смерти...красоты и ужаса. Хотя бриллиантовый череп Херста уже давно был убран из Студиоло, воспоминание о нем натолкнуло Лэнгдона на одну мысль.
Глаза смерти, вспомнил он. Череп явно подходит под это, правда?
Тема черепов постоянно повторялась в произведении "Ад" Данте. Наиболее известная – это жестокое наказание графа Уголино в самом нижнем кругу ада, где он был приговорен вечно грызть череп порочного архиепископа.
Так что, нам череп искать?
Лэнгдон знал, что загадочный Студиоло был построен по примеру "кунсткамеры". Почти все картины в нем держались на незаметных петлях, образуя потайные стенные шкафы, в которых герцог хранил различные, интересующие его, предметы – редкие образцы минералов, красивые перья, прекрасную окаменелую ракушку наутилуса и даже, как утверждают, берцовую кость монаха, украшенную измельченным вручную серебром.
К сожалению, Лэнгдон подозревал, что все предметы из шкафов уже давно убраны, и он никогда не слышал о каком-либо черепе, выставленном здесь, кроме произведения Херста.
Его мысли прервал громкий хлопок дверью на другой стороне зала. Оживленные щелкающие звуки шагов спешно приближались через выставочный зал.
– Синьор, – послышался разгневанный голос. – Этот зал закрыт! (ит.)
Лэнгдон обернулся и увидел идущую к нему служительницу музея. Невысокая, с короткими каштановыми волосами, она явно была ещё и беременна. Она решительно направлялась к ним, постукивая пальцем по часам и что-то выкрикивая о том, что зал пока закрыт. Когда подошла, встретилась взглядом с Лэнгдоном и тут же отшатнулась, прикрыв рукой рот от потрясения.
– Профессор Лэнгдон! – воскликнула она со смущённым видом. – Извините меня! Не знала, что вы здесь. С возвращением!
Лэнгдон замер.
Он был совершенно уверен, что этой женщины никогда в жизни не видел.
ГЛАВА 37
– Еле узнала вас, профессор! – восторженно заговорила женщина по-английски с акцентом, приближаясь к Лэнгдону. – Из-за вашего костюма. – Она искренне улыбнулась и одобряюще кивнула, глядя на костюм от Бриони на Лэнгдоне. – Такой шикарный. Вы прямо как итальянец.
Губы Лэнгдона совсем высохли, но он смог вежливо улыбнуться присоединившейся к ним женщине. – Доброе...утро, – запнулся он. – Как вы?
Она засмеялась, поддерживая свой живот. – Совсем без сил. Маленькая Каталина толкалась всю ночь. – Женщина озадаченно осмотрела комнату. – Дуомино не говорил, что вы вернетесь сегодня. Он ведь с вами?
Дуомино? Лэнгдон понятия не имел о чем она.
Женщина, видимо, заметила его замешательство и успокаивающе хихикнула. – Все в порядке, все во Флоренции его так называют. Он не против. – Она осмотрелась вокруг. – Это он впустил вас?
– Да, он, – сказала Сиенна, подходя с другой стороны зала, – но у него встреча за завтраком. Он сказал, что вы не будете против, если мы останемся, чтобы осмотреться. – Сиенна с энтузиазмом протянула руку. – Я – Сиенна. Сестра Роберта.
Женщина более чем официально пожала руку Сиенне. – Я – Марта Альварес. А вам повезло – иметь в качестве личного гида профессора Лэнгдона.
– Да, – Сиенна закатила глаза, едва скывая свой восторг. – Он такой умный!
Наступила неловкая пауза, пока женщина изучала Сиенну. – Забавно, – сказала она, – Я не вижу семейного сходства. Кроме, возможно, вашего роста.
Лэнгдон почувствовал, что вот-вот все рухнет. Сейчас или никогда.
– Марта, – прервал Лэнгдон, надеясь, что правильно услышал имя, – мне неудобно беспокоить вас, но...я полагаю, вы догадываетесь, зачем я здесь.
– Вообще-то, нет, – ответила она, прищурив глаза. – Я в жизни никогда не догадаюсь, что вы можете здесь делать.
Пульс Лэнгдона участился, наступила неловкая тишина, и он понял, что его афера скоро потерпит полный провал. Неожиданно Марта широко улыбнулась и громко засмеялась.
– Профессор, я же шучу! Конечно же, я догадываюсь, зачем вы здесь. Честно говоря, я не знаю, почему вы находите все это таким увлекательным, но так как вы и Дуомино провели там вчера почти целый час, то предполагаю, что вы вернулись показать это своей сестре?
– Точно... – Он овладел собой. – Все именно так. Я бы с удовольствием показал Сиенне, если это не...затруднит вас.
Марта посмотрела на балкон второго этажа и пожала плечами. – Без проблем. Я как раз сейчас направляюсь наверх.
Сердце Лэнгдона заколотилось, когда он посмотрел на балкон второго этажа в задней части зала. "Я был там вчера вечером?" Он ничего не помнил. Но знал, что балкон, в дополнение к тому, что находился на той же высоте, что и слова cerca trova, также служил входом в музей палаццо, который Лэнгдон посещал, когда был здесь.
Марта уже собралась вести их по залу, но сделала паузу, как будто передумала. – В самом деле, профессор, вы уверены, что не хотите показать вашей любимой сестре что-нибудь менее мрачное?
Лэнгдон не знал как реагировать.
– Мрачное? – спросила Сиенна. – Что же это? Он мне не рассказывал.
Марта скромно улыбнулась и посмотрела на Лэнгдона. – Профессор, вы хотите, что бы я рассказала или вы сделаете это сами?
Лэнгдон тут же использовал свой шанс. – Пожалуйста, Марта, почему бы вам не рассказать ей.
Марта повернулась к Сиенне, теперь она говорила очень медленно. – Я не знаю рассказывал вам брат или нет, но мы поднимаемся в музей, чтобы посмотреть на очень необычную маску.
Глаза Сиенны немного расширились. – Какую маску? Одну из тех уродливых масок чумы, которые носят на карнавалах?
– Почти угадали, – сказала Марта, – но это не маска чумы. Совсем другой вид маски. Так называемая посмертная маска.
Лэнгдон громко выдохнул от такого открытия, и Марта сердито посмотрела на него, явно полагая, что он чрезмерно драматично попытался запугать свою сестру.
– Не слушайте брата, – сказала она. – Посмертные маски были обычной практикой в 1500-х. По сути это просто гипсовый слепок чьего-то лица, сделанный через несколько мгновений после смерти этого человека.
Посмертная маска. Впервые с момента пробуждения во Флоренции все прояснилось. "Ад" Данте...cerca trova...смотреть сквозь глаза смерти. Маска!
Сиенна спросила: – Чье же лицо использовали для слепка маски?
Лэнгдон положил руку на плечо Сиенны и ответил так спокойно, насколько это было возможно. – Известного итальянского поэта. Его звали Данте Алигьери.
ГЛАВА 38
Средиземноморское солнце яркими лучами освещало палубу Мендасиума, качавшегося на волнах Адриатики. Чувствуя усталость, хозяин осушил второй стакан виски и безучастно посмотрел в окно своего офиса.
Новости из Флоренции не радовали.
Возможно, это объяснялось тем, что он впервые за очень долгое время принял алкоголь. Однако, он чувствовал себя сбитым с толку и до удивления бессильным … как будто у его судна были неисправны двигатели и оно бесцельно дрейфовало по волнам.
Ощущение было незнакомым для хозяина. В его мире всегда существовал надежный компас – протокол – и он всегда указывал правильный путь. Протокол позволял ему принимать трудные решения, не оглядываясь назад.
По инструкциям следовало отказаться от услуг Вайенты, и хозяин принял это решение без колебаний. Разберусь с ней как только нынешний кризис разрешится.
Существовал протокол, требующий чтобы хозяин знал как можно меньше обо всех его клиентах. Он давно решил, что у Консорциума нет этической ответственности судить их.
Предоставлять услуги.
Доверять клиенту.
Не задавать вопросов.
Подобно директорам большинства компаний, хозяин просто предлагал услуги, рассчитывая, что они будут осуществлены в рамках закона. В конце концов, Вольво не несла ответственности за то, что мамаши учеников носились на скорости по школьной территории, также как и компанию Делл нельзя считать ответственной, если кто-то использовал один из их компьютеров, чтобы взломать банковский счет.
Теперь, когда все запуталось, хозяин проклинал про себя того проверенного агента, который предложил этого клиента Консорциуму.
– Поддержка ему потребуется небольшая, а деньги легкие, – утверждал агент. – Это замечательный человек, светило в своей сфере и необычайно состоятельный. Ему просто нужно исчезнуть на год или два. Он хочет купить какое-то время для уединения, чтобы поработать над важным проектом.
Хозяин согласился без долгих раздумий. Долгосрочная перемена места жительства всегда была легким доходом, а он доверял чутью агента.
Как и ожидалось, эта работа приносила легкие деньги.
То есть, до прошлой недели.
Теперь из-за хаоса, созданного этим человеком, хозяин наматывал круги вокруг бутылки виски и считал дни, когда его обязанности перед этим клиентом закончатся.
На его столе зазвонил телефон, и хозяин увидел, что снизу звонит Ноултон, один из его главных помощников.
– Да, – ответил он.
– Сэр, – начал Ноултон, с выражением неудобства в голосе. – Очень бы не хотелось беспокоить вас этим, но мы завтра должны загрузить видео в СМИ.
– Да, – ответил хозяин. – Оно готово?
– Да, но я подумал, что, может быть, вы захотите предварительно просмотреть его перед закачкой.
Хозяин сделал паузу, озадаченный комментарием. – Видео упоминает наше название или компрометирует нас в некотором роде?
– Нет, сэр, но его содержание вызывает беспокойство. Клиент появляется на экране и говорит -
– Прекрати немедленно, – приказал хозяин, потрясенный, что его старший помощник позволил себе такое вопиющее нарушение протокола. – Содержание несущественно. Что бы там ни говорилось, это видео будет опубликовано, с нашей помощью или без нее. Клиент мог сам легко загрузить его в сеть, но он нанял нас. Он заплатил нам. Он доверяет нам.
– Да, сэр.
– Тебя наняли на работу не в качестве кинокритика, – предостерегал хозяин. – И наняли для выполнения обязательств. Так что, делай свою работу.
Вайента все еще ждала на Понте Веккьо, сканируя своим острым зрением сотни лиц на мосту. Она была внимательна и чувствовала, что Лэнгдон все еще здесь не проходил, но звук беспилотника умолк, очевидно, указывая, что потребность в наблюдении исчезла.
Значит, Брюдер все-таки поймал его.
Она стала невольно оценивать безрадостную перспективу расследования в Консорциуме. Или хуже того.
Вайента снова живо представила себе тех двух агентов, с которыми уже расстались... она никогда больше о них не слышала. Они просто перешли на другую работу, убеждала она себя. Тем не менее, она подумала, не следует ли ей просто уехать и исчезнуть среди холмов Тосканы, и используя свои навыки, начать строить новую жизнь.
Но долго ли я смогу от них скрываться?
Благодаря бесчисленным заданиям она усвоила не понаслышке, что Консорциум устанавливал за тобой наблюдение, и тогда частная жизнь становилась иллюзией. Это был только вопрос времени.
– Неужели моя карьера действительно так закончится? – размышляла она, будучи все еще не готова признать, что ее двенадцатилетний срок пребывания в Консорциуме закончится после серии неудачных провалов. В течение года она бдительно наблюдала за потребностями зеленоглазого клиента Консорциума. Это не моя вина, что он сам себя подтолкнул к смерти… и я, похоже, падаю вместе с ним.
Ее единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы одурачить Брюдера … но она знала с самого начала, что у нее мало шансов.
Вчера вечером у меня был шанс, но я потерпела неудачу.
Когда Вайента с неохотой возвратилась к своему мотоциклу, она внезапно услышала звук вдали … знакомое пронзительное жужжание.
Она с недоумением посмотрела наверх. К ее удивлению беспилотник только что вновь поднялся в воздух, на сей раз около самого дальнего конца Дворца Питти. Вайента наблюдала, как крошечный аппарат делал отчаянные круги над дворцом.
Появление дрона могло значить только одно.
Они все еще не поймали Лэнгдона.
Где он, черт возьми?
Пронзительный звук наверху заставил доктора Элизабет Сински очнуться. Беспилотник снова взлетел? Но я думала …
Она переместилась на заднем сиденье фургона, где тот же самый молодой агент все еще сидел около нее. Она снова закрыла глаза, борясь с болью и тошнотой. Впрочем, главным образом, она боролась со страхом.
Время истекает.
И хотя ее враг покончил жизнь самоубийством, она все еще видела в своих снах его силуэт, читающий лекции в темном зале Совета по Международным отношениям.
Кто-нибудь обязательно предпримет смелые действия, объявил он, сверкая зелеными глазами. Если не мы, то кто? Если не сейчас, то когда?
Элизабет знала, что у нее был шанс и ей следовало остановить его прямо тогда.Она никогда не забудет, как умчалась с той встречи и исчезла в лимузине, направляясь через Манхэттен в международный аэропорт имени Джона Кеннеди. В стремлении узнать, кто черт возьми этот маньяк, она вытащила свой сотовый телефон, чтобы посмотреть на неожиданный снимок, который успела тогда сделать.
Когда она увидела фотографию, то громко выдохнула. Доктор Элизабет Сински точно знала, кто этот человек. Хорошие новости состояли в том, что за ним будет очень легко следить. Дурные – в том, что он был гением в своей области – он принял решение быть весьма опасным человеком.
Ничто не является более творческим ... и более разрушительным, чем ... блестящий ум с определенной целью.
Через тридцать минут по прибытии в аэропорт, она позвонила в свой офис и разместила фамилию этого человека в биотеррористических списках наблюдения всех соответствующих агентств на земле – ЦРУ, Центров по контролю и профилактике заболеваний США, Европейского центра по профилактике и контролю над заболеваемостью и всех их дочерних организаций во всем мире.
Это – все, что я могу сделать, пока не вернусь в Женеву, подумала она.
Усталая, она подошла к стойке регистрации со своим небольшим чемоданом и вручила представителю авиакомпании свой паспорт и билет.
– О, доктор Сински, – сказала служащая с улыбкой. – Очень приятный джентльмен оставил для вас сообщение.
– Простите? – Элизабет не предполагала, что кто-то имел доступ к информации о ее полете.
– Такой высокий, – сказала служащая, – с зелеными глазами.
Элизабет буквально уронила свою сумку. Он здесь? Как?! Она обернулась, оглядываясь на лица позади себя.
– Он уже уехал, – сказала сотрудница, – но он просил передать вам это. – Она вручила Элизабет сложенный лист бумаги.
