Текст книги "Дневник В. Разрыв"
Автор книги: Дебра Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
22 января
Когда я проснулась, Эдди уже ушел. Я поняла, что между нами все кончено. Вздохнула с облегчением. Точнее, от счастья. Интересно, это мое собственное настроение или действие прозака? И можно ли теперь отделить одно от другого?
Поехав в Вислейский лес забрать Пита, я обнаружила его возле коттеджа сидящим на рюкзаке. Правая рука была плотно забинтована и напоминала большой белый чупа-чупс. Он обжегся о горячий котелок и после этого почти ничего не мог делать. Остаток выходных пропал.
Я зашла в коттедж, чтобы поговорить с кем-нибудь из старших. Мне попалась Линетт Коул-Чейз, которая как раз стала одной из помощниц начальника бойскаутской дружины. В полной бойскаутской форме: дурацкая рубаха цвета хаки, горло обмотано клетчатым платком, голубая кепка и такие же брюки – похожи на форму водителей автобусов.
– Почему вы мне не сообщили? – спросила я.
– Мы пытались. – Линетт заглянула в блокнот. – В 19.00, в 19.03, в 19.05, в 19.07 и в 19.10. Телефон был занят. По уставу дружины мы обязаны отмечать в журнале все телефонные звонки, сообщающие о чрезвычайных происшествиях. Можете мне поверить, это происшествие было из ряда вон выходящим. Пит очень мучился. Мы всю ночь пытались вам дозвониться.
Я чуть в обморок не упала. Я же сняла трубку после звонка жены Эдди! Никакими словами не высказать вину и боль, которую я испытала тогда, да и сейчас испытываю.
– Бедняжка! – донесся голос Линетт. – Мы пекли картошку, он даже не мог чистить ее из-за больной руки.
Заглянула в ее благообразное лицо. Сейчас на нем читалось огорчение. Удавить бы ее этой идиотской шейной косынкой!
Усадила Пита в джип, сунула диск в магнитолу, надеясь поднять настроение. Пит смотрел на меня в зеркало заднего вида.
– Почему ты не подошла к телефону? – спросил он.
Я чуть не заплакала.
– Солнышко, я не знала, что ты мне звонишь. Я случайно сбила трубку с рычажка, и всю ночь телефон был отключен. Прости меня.
Он только отвернулся к окну. Мне надо было написать на лбу: «Худшая в мире мать». Взгляд у Пита был суровый, строгий, как у старичка. В ту минуту я всей душой клялась Богу сделать свою жизнь лучше и чище. Надо поговорить с отцом Ли.
На сегодня все.
В.
23 января
Роджер позвонил и сказал, что задержится в доме творчества. До субботы не вернется. Ура-а-а!
Интересный побочный эффект прозака: зеваю без остановки. Широко, до хруста в челюстях. Не могу сдержаться, просто рот не закрывается. Еще один побочный эффект – газы. Забавно! Я была у родителей; отец, проспавший почти весь мой визит, проснулся и укорил мать за испорченный воздух.
Я решила, что не обязана признаваться, мама тоже не желала отвечать за это безобразие. Папа начал раскалывать нас обеих, наконец изрек:
– Кто больше всех отнекивается, та и виновата.
Было так радостно видеть, как он смеется! Но смех быстро утомил отца, и он снова заснул.
На кухне я призналась в содеянном и рассказала маме о прозаке. Она искренне огорчилась.
– Тебе нужны не таблетки, а развод, – сказала она.
– Но мне плохо.
– Еще бы! Конечно, плохо. А кому было бы хорошо замужем за этим подонком? – отпарировала она и принялась читать мораль: жизнь должна восприниматься как трудный путь, легких средств ее исправить не существует, такие лекарства только вредят нам.
Все это я уже слышала раньше и не собиралась освежать в памяти.
– Ладно, мам, я пошла.
Мы обнялись.
– Поцелуй за меня папу, когда он проснется.
– Хорошо. – Она крепко сжала мою руку. – Больше никаких таблеток, поняла?
Я только головой покачала и вышла.
На сегодня все.
В.
24 января
Ночью мне снилось, что по почте пришел отчет Либби Тейлор. Он был похож на выписку по кредитной карте – расходы страница за страницей. На последнем листе значилось: долг шестьсот сорок девять тысяч долларов. Роджер был нищим. Вместо миллионного состояния я оказалась собственницей долга в шестьсот сорок девять тысяч! Проснулась в слезах. Включила свет, бросилась в ванную и уставилась в зеркало. Заставила себя сказать вслух: «Это только сон», но заснуть уже не удавалось.
На сегодня все.
В.
25 января
Удивительное дело, то, о чем я все время испуганно себе твержу, – как Пит перенесет развод, как мне самой справляться с одиночеством, – я до сих пор толком не обдумала. Прямо медитация какая-то. Мысли проходят мимо меня, но я за них никак не цепляюсь.
Я решила пропускать мимо ушей мамины предостережения насчет прозака. Любопытно: только на Западе люди стремятся изо всех сил отделаться от страданий. В других культурах боль считается естественной частью человеческой жизни. Только американцам пришла в голову безумная идея о непрерывном счастье, которое мы все должны испытывать.
Ну и что плохого в желании быть счастливым? Чем американский образ мыслей безосновательнее всякого другого? Я хочу сказать, почему бы не применить в данном случае культурологический подход: одни культуры стараются смириться со страданием, другие стремятся его избежать, – нельзя сказать, что кто-то прав или неправ. Все относительно.
Теперь у меня есть наконец двадцатимиллиграммовый инструмент, помогающий достичь определенной меры счастья. И черта с два я им не воспользуюсь!
На сегодня все.
В.
27 января
У нас умер попугай. Я нашла его в клетке клювом вниз. Пит так рыдая, что его вырвало. Я не ожидала такой реакции – птица ему вроде никогда не нравилась. Пит потребовал устроить похороны.
Было не по-зимнему тепло, после дождя на дворе захлюпало. Я сказала Питу, чтобы он сходил за лопатой в гараж, и мы выроем могилку под голубыми елями. Земля оказалась тверже, чем я ожидала, мне хотелось бросить эту затею, но Пит заревел, и я снова вгрызлась лопатой в землю.
Линетт, казалось, только и ждала случая выдать свежую порцию добрососедского расположения, пока я лелеяла свою злость на нее. Она наблюдала за нами из-за забора.
– О! Птичка умерла?
Пит мрачно кивнул и вытер слезу забинтованной рукой.
– Вам помочь? У нас есть землеройная машина. Работает любо-дорого, даже на замерзшей почве.
Не успела я глазом моргнуть, как Линетт уже стояла рядом со своей штуковиной. Полетели комья земли, и мы все услышали: ЗВЯК!
– Блин! – сказала Линетт. – Наверно, на камень наткнулись.
Мы уставились в раскоп. Я хотела удержать Линетт от дальнейших исследований, но было поздно.
– Что это еще за штука? – Она полезла в дыру. – О Боже! Надеюсь, это не еще один гробик. Здесь ведь не кладбище домашних животных, да?
– Нет. Точно нет, – сказала я.
Попугай был нашим единственным питомцем. Роджер не разрешал никого заводить. Говорил, что у него аллергия, но я поняла в конце концов, что он просто боится. Пит однажды принес домой на выходные песчанку из «живого уголка». Роджер заставил нас поселить ее в гараже, где она умерла от перегрева.
Однажды у нас была золотая рыбка, выигранная на деревенской ярмарке. Она почти сразу умерла, как только мы пересадили ее из банки в аквариум. Пит хотел похоронить ее во что бы то ни стало. Роджер отправил его спать, пообещав, что положит рыбку в коробочку от леденцов и закопает под голубыми елями. Утром я нашла рыбку в унитазе. Видимо, Роджер забыл, чем может обернуться такая беспечность. Оказывается, он и правда закопал что-то под голубыми елями, только не золотую рыбку в коробочке от леденцов.
Линетт опустилась на колени и рукой в садовой перчатке полезла в дырку.
– Господи, тяжелый какой! – пыхтела она, доставая из глины небольшой ящичек.
Сейф!
– Может, просто оставить его там? – предложила я с натужной непринужденностью.
– Ты шутишь? – Линетт озадаченно уставилась на меня, смахнув падавшую на глаза челку. – Забавно!
Пит начал скакать вокруг нас:
– Может, это зарытые сокровища?
Я изо всех сил пыталась оставаться спокойной.
– Подождите. Теперь я припоминаю…
Пит и Линетт выжидательно смотрели на меня, пока я лихорадочно пыталась придумать что-то правдоподобное.
– Я думаю, это Роджерова «капсула времени». Знаете, в миллениум многие так делали. Я уверена, что это она.
Линетт поморщилась. Она была одной из немногих женщин, не очарованных моим мужем.
– Вряд ли. Слишком тяжелый ящик. – Она сняла перчатки и провела по замочной скважине наманикюренным пальцем. – Закрыто. – Черт… – Она скорчила гримасу.
Пит пролепетал что-то вроде «попробуйте мой ключ». Я подумала, что он говорит о ключике от пластмассового сундучка, который мои родители подарили ему на Рождество.
– Он не подойдет, скорее всего, мой сладкий, – сказала я. – Но все равно большое спасибо. Ты нам так помогаешь.
Потянула ящик из рук Линетт. Тяжелый – это не то слово. Жуткий, убойный вес. Наверно, Линетт решила, что Роджер закопал что-то действительно ужасное – наркотики там или расчлененное тело. Но я не собиралась отстаивать его репутацию.
Что ж, Линетт, как бы там ни было, я должна отнести это в дом. Роджер наверняка не захочет, чтобы мы вмешивались.
Сердце тяжело бухало, пока я тащила ящик домой. Поставила его на пол в гостиной и пыталась открыть всем, что под руку попадется. Ключом от старого чемодана, заколкой-невидимкой, булавкой, приспособлением для чистки грецких орехов, проволокой, отверткой. С каждой попыткой я все больше взвинчивалась, потела и отчаивалась. Вдруг откуда-то взялся Пит с ключом в здоровой руке.
– Мама, попробуй этот, – настаивал он.
Ключ оказался у самого моего лица, и я поняла, что он не от пластмассового сундучка. На нем стояла марка «Durabox», такая же была на крышке сейфа.
– Где ты это взял? – спросила я как бы между прочим.
Пит опустил глаза и засунул в рот большой палец, чего не делал с трехлетнего возраста. Он выглядел очень виноватым.
– Солнышко, что ты натворил? Рассказывай смело, я не буду сердиться.
– Папа положил это ко мне в копилку, в свинку, – сообщил Пит. – Папа думал, я сплю.
Я сунула ключик в скважину, повернула. Щеколда открылась. Вот они, сложенные в столбики, похожие на крекеры в коробке, одинаковые по форме и размеру. Я быстро сосчитала плоские брусочки. Ровно шестьдесят.
– Мама, что это за штучки? – спросил Пит, заглядывая в ящик.
– Точно не знаю, – соврала я. – Думаю, это какие-то приспособления для печатей. Или бумагодержатели. Что-то вроде того. – Я закрыла крышку и попыталась отвлечь его от ящика. – Хочешь посмотреть телевизор? Кажется, сейчас «Телепузики» идут. А я приготовлю попкорн, хорошо? – Потянулась за пультом, включила телевизор. Рука дрожала. – Хочешь попкорна?
Настроение поднималось. Я нашла золото! Решила выяснить, сколько стоят эти штуки. Банки были закрыты, но я нашла телефон ювелирного магазина «Все, что блестит». Позвонила и спросила, сколько сейчас стоит золото.
– А что у вас? Монеты?
– Нет, не монеты. – Я даже не знала, как это назвать. – Знаете, такие плоские штучки.
– Слитки. По пять унций или по десять?
Я вспомнила, что в кабинете есть весы с разными шкалами, и пошла туда.
– Ровно по пять.
– Хорошо. Золото стоит триста десять долларов унция – значит, как видите, слиток стоит полторы тысячи долларов. Приблизительно.
У меня их шестьдесят. Еще раз пересчитала. О Господи!
На сегодня все.
В.
28 января
Ночью спала в обнимку с сейфом. Пит захотел поехать в кафе за вафлями, но я не могла спокойно оставить золото в доме. Решила, что самым безопасным будет держать его у родителей. Мы заехали к ним по пути в город. Мама, до сих пор не утратившая скаутской закваски, строго спросила, нет ли в моих действиях чего-то противоправного.
– В конце концов, – она даже повысила голос, – это тебе не принадлежит.
– Ну, мама, я же понятия не имею, кому это может принадлежать. Насколько я знаю, его там закопали пираты. На моем участке, на моей собственности! Эта находка моя, пока кто-то не предъявит на нее свои права.
Мать поморщилась:
– Ну, как хочешь.
На том и порешили.
На сегодня все.
В.
31 января
Мы спокойно ужинали, зазвонил телефон. Взглянула на определитель – звонил Эдди. Из офиса. Вопреки здравому смыслу я взяла трубку.
– Извини за прошлые выходные, – сказал он. – Привет, Эдди.
– Сам не знаю, что на меня нашло. Кажется, я переборщил.
– Да, переборщил, – сказала я. (Не буду признаваться, что он меня напугал.) – Это была не самая удачная шутка.
Боже, как беспомощно это звучит. Словно я говорю с дошкольником.
– Мы с Питом сейчас доедаем ужин. Я лучше пойду.
– Эй! – перебил он. – Надеюсь, Роджер не обидится: я прихватил с собой один журнальчик.
– Запросто, Эдди.
– Я подумал, что если мне не удалось заполучить тебя, то «Плейбой» будет наилучшей заменой. Понимаешь, что я имею в виду?
Меня чуть не стошнило. Хотелось послать Эдди подальше, но лучше не злить его.
– Очень мило, Эдди.
Мило?!
– Так ты нашла его?
– Нет еще, – сказала я. – Думаю, Диана специально сочинила эту байку, чтобы вывести меня из себя.
– Скажи еще раз, – прошептал Эдди.
– Что сказать?
– Сама знаешь. Что это байка.
– Пожалуйста, Эдди. – Я чувствовала, что краснею. – Не сейчас.
– Ладно, – фыркнул он. – Поговорим позже.
Между нами что-то изменилось. Чем активней я пытаюсь с ним порвать, тем больше он хочет меня. Надеялась, что вечером он не позвонит. Так и было.
На сегодня все.
В.
2 февраля
Я уже собралась выходить, но зазвонил телефон. Смотрю на определитель. Номер не высвечивается. Это может быть Эдди. Решила трубку не брать. Раздался женский голос – сообщение Либби Тейлор. Я успела схватить трубку.
– Да! Слушаю! – Не терпелось рассказать ей о находке. – Мне надо кое-что сказать вам!
– А мне – вам, миссис Райан, – сказала она.
Голос звучал сурово.
– Сначала вы.
– Я почти закончила сбор сведений о мистере Тисдейле, – начала она. – Разумеется, я пришлю вам полный отчет. Но вы, наверно, хотели, чтобы я сначала позвонила.
– Да.
Непонятно, что за новости у нее – хорошие или плохие?
– Вы присели? – спросила Либби. – Если нет, я вам настоятельно рекомендую. По предварительным подсчетам состояние вашего мужа – капиталовложения, акции, облигации, вклады в инвестиционные фонды, счета в банках Швейцарии и Каймановых островов, движимое и недвижимое имущество, произведения искусства…
– Искусства? – перебила я.
– Да. Рисунки Караваджо и холсты Роя Лихтенштейна. Он их держит у родителей. Никогда не замечали?
– Я думала, это репродукции.
– По всей видимости, это составит восемьдесят два миллиона долларов плюс-минус несколько тысяч. – Либби подождала, пока информация до меня дошла; у меня закружилась голова, прошиб пот. – Миссис Райан? Вы меня слышите?
Рот-то я открыла, но смогла только прохрипеть что-то.
– Эта цифра не учитывает стоимости золота, если мы, конечно, его обнаружим.
– Я его нашла. – Моя речь внезапно стала медленной. – Это я и хотела вам сказать. Я его нашла под деревом. Он говорил, что закопал там золотую рыбку.
Это золото казалось теперь мелкой разменной монетой по сравнению с богатством, которое скопил мой муж. Я опустила взгляд на туфли, черные кожаные мокасины, купленные осенью на распродаже. Роджер всегда, не колеблясь, тратил деньги на одежду для себя (у него изысканный вкус), но я вдруг вспомнила, как он кричал из-за покупки этих туфель. Он считал, что туфли мне не нужны. Вспомнилось, как он заставил меня вернуть половину одежды, купленной в детском магазине для Пита, – «глупо тратить столько денег на вещи, из которых он вырастет через полгода». Вспомнилось, как мы неслись в кафе до восьми утра – получить скидку «для ранних пташек». Сколько раз мы тащились в отпуск на машине через полстраны (с жалобно хнычущим Питом на детском сиденье), потому что это дешевле авиабилетов. Как старательно он отрезал двадцатипятицентовый купон от коробки бельгийских вафель, как ликовал, узнав, что теперь можно получить скидку в супермаркете по Интернету! На тридцать второй день рождения он подарил мне двухтомник «Библия эконома», который учил экономить деньги на бумажных салфетках и носовых платках. Роджер предлагал мне даже распускать свитеры, из которых Пит вырос, чтобы шерсть не пропадала. Но я не умею вязать.
– Еще одна особая сторона дела, – продолжил мой следователь. – Дом на Черном озере. У меня есть кое-какая информация, но ее лучше не открывать, пока нет полной уверенности.
– Информация хорошая или плохая? – спросила я.
– Я не хочу обсуждать ее, пока не выясню все до конца.
Похвальная сдержанность, но этот деловой тон меня раздражал. Скорее всего, новости плохие. Я на ее месте поделилась бы ими.
– В пятницу я составлю полный отчет. Держитесь пока, хорошо?
Я заверила Либби, что буду в порядке. Хлопнула гаражная дверь – Роджер вернулся из дома творчества. Ворвался в дом, швырнул на кровать сумку и сгреб меня в охапку.
– О, как я по тебе соскучился! – Он зарылся носом мне в волосы, засунул липкую лапу под блузку.
– Роджер, сейчас только четыре часа. Пит дома.
– Ну и что? Скажем, что нам нужно развлечься. И дверь закроем на замок.
Только будучи в коме, я могла бы позволить ему со мной «развлечься».
– Милый, я не могу. – Это первое слово стоило мне легкого шока. – Мне нужно отвести Пита на стрижку.
Хороший предлог. И почти соответствует действительности.
– Может, стрижка подождет?
– Нет, не может. – Я отвела его руки от талии и заставила себя чмокнуть его. – Попозже, ладно?
Я учуяла на его лице легкий цветочный запах.
На сегодня все.
В.
6 февраля
Позвонила Омару Слаадку, рассказала об открытиях детектива. Омар присвистнул, мысль его тут же бешено заработала.
– Значит, так. Вот что мы с вами сделаем. Во-первых, держите язык за зубами. Не подавайте вида, что о чем-то догадываетесь.
– Постараюсь, – сказала я.
– Далее. Пришлем ему уведомление о разводе и соответствующие бумаги.
Я проглотила комок в горле. Омар говорит о том, за что я так долго боролась, как о чем-то само собой разумеющемся.
– А потом?
– Потом я сниму с него показания. Под присягой. Попрошу его полностью подсчитать размер своего состояния. Как вы думаете, что он скажет?
– Думаю, он скажет – несколько сотен тысяч. Дом стоит где-то двести пятьдесят тысяч, примерно тридцать тысяч сбережений и еще двадцать тысяч инвестиций. И все.
– Великолепно. Таким образом он покажет под присягой, что владеет состоянием в триста тысяч долларов. Тогда мы предъявим ему отчет детектива и подадим в суд. В такой ситуации мы не будем претендовать на половину состояния. Попросим присудить нам все целиком. У нас неплохие шансы на удовлетворение этой просьбы, ведь человек солгал под присягой. Судьи не любят это. Возможно, даже адвокат откажется от него, ведь он и ему солгал. Адвокаты не хотят работать с такими клиентами. Ваш бывший муж будет по уши в дерьме, а вы станете состоятельной женщиной.
Рассказала Омару, что у Либби есть для меня еще одна новость, и, скорее всего, плохая. Он ответил, что тогда лучше подождать до полного отчета детектива, прежде чем оформлять развод. Я была разочарована. Я уже предвкушала вручение Роджеру этих бумаг и не собиралась ждать. Но, похоже, выбора нет.
На сегодня все.
В.
7 февраля
Водила Пита к педиатру. Рука у него зажинает неплохо, но, скорее всего, на ладони останутся шрамы – вечное доказательство моей небрежности и безответственности.
Зашла Линетт Коул-Чейз с тарелкой пирожных.
– Думаю, тебе будет приятно, – сказала она.
Я не пустила ее дальше порога. Нечего ей смотреть на мой грязный пол, на обертки от детской еды из Макдоналдс, тарелку с мандариновой кожурой, липкую дорожку пролитого сиропа.
– Линетт, какого черта ты ко мне пристаешь со своими любезностями?
Она чуть не заплакала. Я почувствовала себя просто дрянью.
– Прости. Мне показалось… я думаю, что тебе, видимо, сейчас нелегко. Хотела тебя подбодрить.
Теперь уже я чуть не заплакала от этой бесхитростной доброты. Она и понятия не имела, что была для меня живым укором.
– Прости меня. Ты хорошая, а я просто сука.
– Нет, ты не бука. – Она ловко обезвредила мое ругательство. – Ты просто вымоталась. Я все прекрасно понимаю.
«Как ты-то можешь это понять!» – чуть не сказала я. Вместо этого взяла тарелку и поблагодарила ее. Тут же слопала половину пирожных. Теперь у меня понос. Я его заслужила.
На сегодня все.
В.
8 февраля
Я решила развеяться, сходить в кафе и полистать журналы о дизайне. Если деньги Роджера когда-нибудь мне достанутся, надо будет переделать кухню. Взяла чай с травами, нашла столик в уголке. Такое редко со мной бывает: сидишь одна, сама себе хозяйка, рядом чашка чая и кипа журналов. Я уже совсем было собралась в них зарыться, но решила сначала стянуть жакет. Кто-то подошел сзади и потянул его за рукава.
– Позвольте вам помочь. – Эдди. Наклонился, прошептал в самое ухо: – Как насчет составить мне компанию в отеле?
Дышал, как из бани, горячим и влажным паром. Взглянула на его черные, мягкие брюки – уже возбужден. Он заметил мой взгляд, улыбнулся. То ли из-за прозака, угнетающего либидо, то ли внемля здравому смыслу, я поняла, что не надо сегодня ходить с Эдди в отель.
– Ну пожалуйста, Эдди. У тебя жена, дети. Это просто нехорошо.
– Раньше это тебя не волновало. – Он крепко взял меня за руку. – Только не говори, что ударилась в религию. Или на тебя нашло просветление?
– Нет, ничего подобного.
Я попыталась высвободить руку. Запястье было схвачено по правилам какого-то боевого искусства: если дернешься, кости сломаешь.
– Ты от меня не избавишься, поняла? – Теперь он не улыбался. – Ты его нашла, да?
– Что нашла?
Я прекрасно знала, о чем он спрашивает. Эдди откинулся на спинку стула и повернул к себе мое лицо.
– Эдди, мне больно, – прошептала я.
– Скажи это, глядя мне в глаза. Скажи: «Нет, Эдди, я не нашла золото».
– Нет, Эдди, я не нашла золото, – повторила я. – А теперь убери руки, пожалуйста.
– Ты врешь. – Он смотрел прямо мне в лицо.
Я испугалась. Сколько может продолжаться это насилие? Я собиралась просто попить чаю, листая журналы. Схватила жакет и вышла. Не хватало мне еще терпеть капризы бывшего любовника вдобавок ко всему, что сейчас происходит!
На сегодня все.
В.
