Текст книги "Зловещее Проклятие"

Автор книги: Деанна Рэйборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава 8

Я не была чрезмерно удивлена, обнаружив Стокера, растянувшегося в кресле перед камином в моей комнате.

– Тебе не следует здесь находиться, – указала я с излишней строгостью, закрывая дверь. – Если горничная застукает тебя в спальне невесты брата, пойдут разговоры.

Он махнул рукой.

– Пусть сплетничают. Неплохо сбить Тибериусу колышек-другой.

Я села рядом с его креслом, прислонив промокшие ноги к очагу.

– Твоя забота о брате так трогательна.

– У Тибериуса есть противная сторона, которую ты никогда не видела, – сообщил он мне.

– Ты упоминал. Хочу отметить: хотя я прекрасно понимаю, что его светлость может быть властным и своевольным, со мной он неизменно вежлив.

– Только потому, что он чего-то хочет. Он заманил тебя сюда обещанием Glasswings, но у него есть скрытая цель, я бы поставил на это свою жизнь.

Я отказалась доставить ему удовольствие и согласиться с его подозрениями, ссылаясь на свои.

– Твой цинизм утомляет, Стокер. Вполне возможно, что его светлость просто думал оказать мне любезность. Ты забываешь, что он уже предоставил мне лунных мотыльков и грабовую рощу для вивария.

– Тем выше вероятность, что он получит твое согласие, навязывая свои условия, какими бы нелепыми они ни были.

– Например? – потребовала я.

Стокер поднял брови в жесте изящного издевательства.

– Например, нелепый маскарад притворяться его невестой.

– Ты знаешь, почему он счел ложь необходимой. Респектабельная женщина не может путешествовать наедине с мужчиной, с которым ничем не связана. Это самый простой способ предложить мне защиту от средневековых норм нашего общества. Кроме того, – легко добавила я с коварным умыслом, – мне нравится этот маскарад. Кто бы не оценил внимание такого утонченного джентльмена?

Он покачал головой, затем откинулся на спинку стула, скрестив ноги в лодыжках и забросив руки за голову.

– Я отказываюсь верить, что ты можешь купиться на фасад элегантных манер и костюмы превосходного пошива. Я верю в твою способность к правильной оценке.

– Тибериус один из самых видных мужчин в Лондоне. Только дура отказалась хотя бы рассмотреть перспективу брака с ним. У тебя явно низкое мнение о моем прагматизме, – с иронией парировала я.

– У меня низкое мнение о моем брате. Ты не знаешь его, Вероника, не совсем. Он играет джентльмена, но он не джентльмен. Тибериус точил свои когти о мою спину в детстве, и с возрастом он стал лишь хуже.

– Почему? – я не могла подавить любопытство. Мне нравился виконт, и я почти не хотела слышать, как Стокер рисует в черных красках его характер. Однако почему бы не получить дополнительную информацию при возможности.

Стокер пожал плечами.

– Он был достаточно взрослым, чтобы собрать слухи, ходившие среди слуг, и понять, что я сын матери, но не отца. – Стокер редко обсуждал тот факт, что был продуктом короткой связи матери с художником, нанятого, чтобы написать ее портрет. Это случилось в период ее брака с предыдущим виконтом Темплтон-Вейном, период, который лучше всего описать как «трудный». Выносив Тибериуса, наследника, и Руперта, запасного, она родила Стокера – яркую голубоглазую кукушку в родовом гнезде. Рождение самого младшего, Мерриуэзера, датировало период «хаоса», когда виконт и его жена пытались помириться. Стокер продолжал.

– Он пытал меня из-за этого, но через некоторое время потерял интерес.

– Он просто потерял интерес? Это не похоже на Тибериуса. Он цепкий, как росомаха. Что ты сделал, чтобы заставить его потерять интерес?

Стокер сопроводил свой ответ мягким взглядом.

– Я пообещал поджечь его кровать. Пока он находился в ней.

– Сработало как заклятие. Что тебе известно о его отношениях с Малкольмом Ромилли?

Стокер задумался.

– К тому времени, когда Тибериус подружился с Малкольмом, мы почти ничего не знали друг о друге. Тибериус был ужасно несчастлив дома, как и я. Мы оба проводили как можно больше времени подальше от семейной резиденции в Шербоях. Тибериус приехал сюда на школьные каникулы, a я в конце концов сбежал и присоединился к цирку, – добавил он. В его случае это не было игрой слов. Стокер действительно удрал из дому с передвижным цирком, прежде чем присоединиться к флоту Ее Величества. Юность Стокера была полна приключений.

– Тибериусу сорок лет. Эти каникулы были давно.

Стокер задумчиво потер затемняющую челюсть щетину. Битва за контроль над бородой проходила с переменным успехом.

– Но оказались формирующими. Тибериус продолжал возвращаться на остров, даже после того, как покинул школу. Думаю, он был счастлив здесь как нигде. Отец не мог ругать его за каждую незначительную оплошность; не тяготили никакие высокие ожидания, возложенные на него. А когда родителей Малкольма не стало, они стали хозяевами места.

– Что случилось со старшими Ромилли?

– Погибли. Их лодка перевернулась в бурном море между островом и материком. Не могу вспомнить подробности, но родители Малкольма утонули. Ему было всего двадцать два года, когда он унаследовал имущество и опеку над Мертензией и Люцианом.

– Какая ужасная ответственность для такого молодого человека, – размышляла я.

– В самом деле. Я иногда думаю, что Тибериус ему завидовал.

– Почему?

– Мой брат провел большую часть двух десятилетий в уповании занять наследный трон. – Последний лорд Темплтон-Вейн, предполагаемый отец Стокера, умер лишь в прошлом году. С его кончиной Тибериус унаследовал титул, загородное поместье, лондонский таунхаус и семейное состояние. Неудивительно, что он раздражался от долгого, бесправного ожидания.

– Тогда у них долгая дружба с Малкольмом, – рискнула предположить я.

– Думаю, он самый старый друг в его жизни. Правда Малкольм удалился от общества, так что я не думаю, что они общались последние несколько лет.

– После исчезновения Розамунды Ромилли. – Я долго смотрела на огонь, поджав ноги и обхватив руками колени. – Что ты думаешь о плане Малкольма сыграть следователя?

– Я думаю, что он измученный человек, который не может поверить, что его жена сбежала.

– Без своей дорожной сумки? – осведомилась я, поворачиваясь к нему лицом.

– Почему нет? Если она была достаточно отчаянной, чтобы уйти, она могла бросить все.

– Отчаянная! Что может заставить невесту сбежать с ее собственной свадьбы через считанные часы после венчания, как преступницу? – Я замолчала.

– Что? – потребовал он.

– Тибериус упомянул историю из их детства. Кажется, Малкольм Ромилли однажды чуть не задушил мальчика, его исключили за это из школы.

– Вот, пожалуйста, – провозгласил Стокер с некоторым удовлетворением. – Возможно, он напугал свою невесту демонстрацией бурного темперамента, и это заставило ее переосмыслить все свое будущее с ним.

– Но если она действительно сбежала, то куда?

– Не знаю, и, кроме того, мне все равно. Мне хватило собственных сбежавших жен, – добавил он с горечью, скривив рот. Бывшая жена оставила Стокера умирать на Амазонке, а затем протащила его имя через помойную канаву, чтобы выиграть развод. Я хорошо понимала его нежелание вовлекать себя в беды другого брака.

Он продолжал:

– Не удивился бы, если она живет где-то в Аргентине с мужем-фермером и семью детьми. В конце концов, это самое простое объяснение.

– Бреешься бритвой Оккама[15] в эти дни?

– Всегда. Сколько невест поддается нервам в день свадьбы? Сколько из них холодеют от страха, думая о взятых обязательствах? Сколько не может с этим смириться?

– Довольно жестокая уловка! Так сыграть с бедным Малкольмом, если это правда, – возмутилась я.

– У меня есть собственный опыт женской жестокости.

– Как много ты знаешь о Малкольме и других?

Он смотрел в огонь.

– Не могу сказать, что знаю много о ком-либо из друзей Тибериуса. В последний раз, когда он был здесь, я был немного занят в Бразилии, – аккуратно намекнул он, вскользь напомнив, что оправлялся от опасных для жизни травм, брошенный неверной женой. Последующие три Стокер провел года большей частью под влиянием крепких напитков и женщин сомнительной добродетели. Иначе говоря, его утешением было дно – как бутылок, так и шлюх. У меня была возможность испытать злобу бывшей Кэролайн Темплтон-Вейн благодаря нашему недавнему набегу на искусство дедукции.* Я содрогнулась от воспоминаний и решила вернуть разговор в прежнее русло

– Тем не менее, это интересная головоломка.

– Если у тебя есть хоть пол-унции смысла, ты оставишь все как есть, – рекомендовал он мне необычно суровым тоном. – Тебе не нужно играть в эту игру только потому, что Малькольм хочет, чтобы ты играла.

– Игра! Я не думаю, что такой запрос можно назвать игрой. Человек явно растерян и нуждается в ответах.

– Лучше позволить мертвым покоиться в их могилах, – сказал Стокер.

– Ты был достаточно заинтересован, чтобы сегодня в таверне слушать сплетни о ее исчезновении. Кроме того, минуту назад ты сказал, что она сбежала, а теперь называешь ее мертвой. Прими решение: она своенравная невеста или жертва убийства?

– Она – не моя забота, и если ты умная, то поступишь так же.

– О, уходи прочь и прекрати командовать. Я уже говорила тебе, ты не должен быть здесь.

– О да. Репутация бедного брата Тибериуса, – сказал он ехидным тоном.

– Не забывай тот факт, что моя собственная репутация будет разодрана в клочья.

Стокер бросил на меня насмешливый взгляд.

– Твоя репутация никогда не беспокоила тебя раньше.

Я отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– У тебя плохое настроение, а я устала. Ты сказал все, что хотел сказать?

– На самом деле, я пришел, чтобы извиниться. Я уже извинился перед Тибериусом.

Я подняла бровь.

– Ты извинился? По собственной воле? У тебя температура? Должна ли я позвать кого-нибудь?

Стокер устало провел рукой по лицу.

– Продолжай. Я заслужил еще сотни таких же уколов.

Я повернулась к нему, почти обеспокоенная.

– Ты сокрушен и разумен. Мне это не нравится.

Он пожал плечами.

– Просто искренен. Я действовал опрометчиво, приехав сюда без приглашения и ввязавшись в вашу маленькую эскападу. Тибериус всегда умел подталкивать меня. Не знай я его лучше, решил бы, что он хотел, чтобы я приехал. Но он это отрицает.

– Вы с Тибериусом говорили?

– Не очень успешно. Он все еще безумно скрытен в своих намерениях на твой счет, но мы все знаем, что ваши брачные обязательства являются обманом.

Я закатила глаза.

– Я могу справиться с его намерениями на мой счет, и даже если бы не могла, это не твое дело.

Стокер долго молчал, и я отдала бы часть своей души, чтобы узнать его мысли. Мои собственные мысли были столь беспорядочны, что я не доверяла себе. Это его запах, лениво думала я. Всякий раз, когда он был рядом, я вдыхала аромат кожи, меда и что-то еще – неопределимое, но свежее и острое, как ветер с моря.

Я повернула голову, в который раз изучая знакомый профиль: гордую горбинку носа, длинную элегантную линию челюсти. Прядь черных волос упала ему на лоб, завиваясь почти над самыми глазами. Воротник был расстегнут, пульс медленно, ровно бился в дупле у основания горла. Руки Стокера лежали на подлокотниках кресла, сильные, способные руки, не раз удерживающие мою жизнь. Руки аристократа, прекрасной формы с длинными, сужающимися пальцами; и в то же время руки рабочего, тяжелые от мозолей и с широкими ладонями. Эти руки никогда не подводили меня.

Я снова посмотрела, как пульсирует вена у его горла, и услышала эхо в моих собственных ушах. Я сглотнула, мои губы приоткрылись. Теперь я поняла. В этот самый момент все замедлилось, и само время, казалось, затаило дыхание. Это был момент, чтобы исправить все, что я порвала. Мне оставалось только признаться. Три коротких слова стояли между нынешним убожеством и истинным блаженством, если б я открыла ему душу.

Я оттолкнула его ради него самого, убеждала я себя. Нет, я лгала, когда называла собственную трусость актом щедрости. Не ему нужно изгнать призрак Кэролайн, я была той, кого она преследовала, эта красавица-чудовище с душой, темной как грех. Это я дрожала при мысли, что меня будут сравнивать с ней и найдут, что во мне чего-то не хватает. Несмотря на все мои бравурные проявления уверенности, Кэролайн стала моим bête noire[16], разбивая веру в себя. Больше всего на свете я боялась ранить того, кого любила.

Но довольно! Огонь потрескивал в камине, часы забили полночь. Я считала удары, поклявшись себе, что когда пробьет двенадцать, и исчезнет последнее эхо, я раскрою свое сердце и наконец скажу правду.

Один. Предварять ли признание извинением за мою капризность? За случайные травмы, которые я ему нанесла?

Четыре. Как могли секунды пролететь так быстро? Мое сердце билось быстрее, каждый удар быстрее, чем бой часов.

Семь. Несколько секунд осталось, прежде чем я заговорю и навсегда изменю нашу жизнь.

Десять. Еще два удара, и я должна заговорить. Но как начать?

Одиннадцать. Стокер.

Двенадцать. Пора.

Я глубоко вздохнула, мои губы приоткрылись, радость и трепет растянули мое сердце так полно, что я едва могла удержать его в себе.

Внезапно Стокер повернул голову и встретился со мной взглядом.

– Ты была совершенно права, Вероника, – промолвил он непринужденным тоном.

– Я… извини, что ты сказал? – Я начала говорить, вытолкнув из себя несколько слов, но не более того. Его замечание плавно перерезало мои слова.

– Прошлой ночью, то, что ты сказала о Кэролайн. Я не желал слушать, и, осмелюсь заметить, продемонстрировал сорок вариантов хамства, но ты права.

Я почувствовала головокружение, тепло огня внезапно стало слишком горячим, a мои руки и ноги – очень холодными.

– Я права?

Стокер улыбнулся, это был призрак его обычной улыбки.

– Не принимай победу слишком близко к сердцу и не господствуй надо мной. Я не привык унижаться, мне это не по вкусу. Но ты была права.

Я заставила свой голос звучать легкомысленно.

– Обычное положение вещей, – заявила я с такой хрупкой улыбкой, что она казалась сделанной из стекла.

Он продолжил, не замечая мою пронзительную боль.

– Я много думал об этом прошлой ночью. Как всегда, ты знаешь меня лучше всех. Ты видишь во мне то, что я не могу видеть в себе, и это самая чистая форма дружбы.

– Дружбы, – отозвалась я слабым эхо.

Стокер наклонился вперед, пылкий в своей очевидной искренности.

– Дружбы. Я пришел к выводу: ты была права, настаивая, что мы должны сохранить нашу дружбу. Она превыше всего. Романтические наклонности, физические импульсы, это момент. Они не длятся подобно настоящему общению.

– Как собака, – сказала я удрученно. Я значу для него чуть больше, чем Гексли, послушный друг по оружию, ждущий сигнала, чтобы присоединиться к его предприятиям. И если заработаю, меня погладят по голове и дадут мозговую косточку за усердие.

– Для меня ново – считать женщину моим самым близким доверенным лицом. Я не всегда ценил дух товарищества в представительницах слабого пола. Не всегда был готов выслушать совет женщины, но иногда ты так похожа на мужчину, что я обнаруживаю желание прислушаться.

– Я похожа на мужчину, – тупо повторила я.

– Ну, конечно, не внешне, – пояснил он, все еще трезвый как пастор. – Но манерами. Ты откровенна и прямолинейна в разговоре, не играешь ни в одну из тех игр, которые так обожают дамы. Предлагаешь лишь правду, какой бы болезненной она ни была.

Я исследовала его лицо в поисках злости или сарказма, но в этом открытом, бесхитростном взгляде не было ничего, кроме убежденности.

– Я начинаю себя чувствовать фанатичной поборницей строгой дисциплины, – пробормотала я, заставляя слова преодолеть боль в груди.

Стокер мило улыбнулся.

– Нет, отнюдь. Скорее похожа на преданную гувернантку, всегда готовую дать необходимое лекарство, независимо от того, насколько оно противно.

У меня не нашлось разумного ответа на это наблюдение, поэтому я промолчала. Я лишь смотрела на огонь и желала быстрой и безболезненной смерти.

Он зевнул и потянулся.

– Господи, уже поздно, я должен позволить тебе лечь спать. Просто хотел подтвердить справедливость твоих замечаний прошлой ночью. Мне грозила опасность сделать из себя большого дурака, но ты оттащила меня от края пропасти. Спасибо за это.

– Что ж, я кое-что знаю о том, как дурачить себя, – я говорила с притворной небрежностью, пробуя на языке слова, горькие как смола.

Он встал и протянул руку.

– Итак, давайте пожмем руку нашему новому пониманию. Друзья, приятели, коллеги, партнеры в этих нелепых расследованиях, которые ты, кажется, так и притягиваешь к себе.

Я приняла его руку, и Стокер пожал мою с чрезмерной сердечностью, которая обычно наблюдается у крепко поддатых собутыльников.

– Очень рад, что мы наконец поняли друг друга, – откровенно признался он, – Я скучал по нашим разговорам.

– Как и я. – Я заставила себя улыбнуться, когда он пожелал мне спокойной ночи.

Стокер тихо закрыл за собой дверь и вышел. Я долго сидела, глядя в огонь и размышляя о том, как все было близко. Я стояла на краю пропасти, готовая прыгнуть, но обнаружила, что у меня нет крыльев.

– Умная Вероника, – мой рот скривился от разочарования. – Ты думала защитить его от битья и ран, a вместо этого отлупила себя.

Факт, что я спасла его от дальнейшей боли, оказался слабым утешением.

* * *

На следующее утро я опять плотно позавтракала. По словам миссис Тренгроуз, наши джентльмены занимались каждый своим делом. Малкольм проблемами имения, Тибериус перепиской, Каспиан какой-то ерундой (это было сказано со снисходительным видом), а Стокер описывает круги вокруг острова. Я не была удивлена последним. Стокеру никогда не нравилось находиться в помещении слишком долго; он очень ценил терапевтические эффекты физической нагрузки. Я разделяла эту склонность.

Подавив порыв тоже зарядиться упражнениями, я занялась газетами, с облегчением обнаружив, что убийца Уайтчепела больше не наносил ударов. Однако от бесконечных историй об убийствах с ужасными подробностями, наводящими на отвратительные размышления, у меня скрутило живот. Я отбросила газеты в сторону и попыталась вместо этого составить план размещения моих Glasswings в лондонском виварии. Увы, все усилия были бесполезны. Я не могла прогнать тучу, спустившуюся после разговора со Стокером. Решив рассеять колючее настроение, я бросила ручку и переоделась в свой охотничий костюм. Выходя из комнаты, я столкнулась со Стокером.

– Доброе утро, – сердечно приветствовала я. – Как твое плаванье?

Его волосы были взъерошены, а щеки вспыхнули от напряжения. Расположение духа y него заметно улучшилось.

– Поучительно. – Стокер колебался, затем улыбнулся. – Я нашел кое-что, что тебе понравится. Идем со мной.

Мне не нужно большего поощрения. В какой-то момент это напомнило мне наши старые приключения, и я охотно последовала за ним, мой энтузиазм рос с каждым шагом. Стокер вел меня через кладовые, маслобойные, резные и другие домашние помещения, приветствуя персонал и вспугнув служанку, страстно обнимающуюся с помощником лакея в игровой комнате.

– Это ужасно негигиенично, – осудила я, когда они выскочили оттуда как ошпаренные.

Мы прошли через кухню, где Стокер забрал у поварихи бутерброд. Не один из тех деликатных сэндвичей, которые она обычно нарезала к чаю, а огромный, наполненный ростбифом, отличным чеддером и щедро намазанный горчицей. Откусив, Стокер слегка застонал от удовольствия, и она улыбнулась ему.

– Так приятно видеть джентльмена со здоровым аппетитом, – сказала кухарка, тут же щедро предлагая ему другой. – У вас хорошая фигура, поверьте. Вам нужен еще один.

Я отмахнулась от нее.

– Если он будет съедать по два таких бутерброда, у него недолго сохранится прекрасная фигура.

Стокер послал ей воздушный поцелуй и указал мне на низкую дверь в дальней стене.

– Вот куда нам надо.

– Что за ней? -полюбопытствовала я.

– Винные погреба, мисс, – быстро ответила кухарка. – Г-жа Тренгроуз сейчас там, но захватите фонарь, в подвалах кромешная тьма.

Я зажгла фонарь, поскольку Стокер все еще наслаждался бутербродом. Под его одобрительные возгласы я прошла через дверь и спустилась по каменным ступеням. Внизу, в кругу теплого желтого света я увидела миссис Тренгроуз с крепким мужчиной в грубой одежде островитян. Они дружно наполняли большую бочку вина, переливая содержимое из бочонка меньшего размера.

Экономка подняла голову, когда мы спустились.

– Доброе утро вам обоим. Снова исследуете туннели, мистер Темплтон-Вейн? Вы встречались с мистером Пенгирдом вчера, когда вы, джентльмены, объезжали остров?

Стокер проглотил последний кусок своего сэндвича и наклонил голову.

– Мы в самом деле встречались. Управляющий виноградником, не так ли?

Мужчина кивнул.

– Да сэр. Это я.

– Г-н Пенгирд только что принес молодое вино – первый урожай винограда этого года, – сообщила она нам. – Боюсь, у нас не сохранились наши прекрасные островные винтажные вина. Все перемешано и оставлено бродить. Мистер Малкольм считает, что остатки старого вина придают молодому вину характер.

– Правильно, – настойчиво подтвердил мистер Пенгирд. – Мы делаем вино в этих местах со времен Елизаветы. Чем старше бочка и гуще остатки выдержанного вина, тем лучше новое вино. И виноград в этом году уродился как никогда. Только попробуйте, какой вкус!

Он поставил небольшую бочку и достал два крошечных стакана, передавая по одному Стокеру и мне.

– Вы не попробуете, миссис Тренгроуз? – любезно спросил Стокер.

Прежде чем она ответила, винодел рассмеялся, весело кивнув в сторону экономки.

– Не наша миссис Тренгроуз. Она непьющая, трезвая как судья.

Миссис Тренгроуз покачала головой.

– Экономке не годится увлекаться спиртным, мистер Пенгирд.

Он снова засмеялся, приглашая нас выпить. Миссис Тренгроуз покосилась на нас, но ничего не сказала. Вино, незрелое и неферментированное, на мой вкус, было грубым и кислым, но мистер Пенгирд налил себе щедрую порцию в мой стакан, даже не вытерев его.

– От него у вас волосы на груди вырастут, так и будет, миссис, – пообещал он.

Миссис Тренгроуз посмотрела на него с ужасом.

– Я могу закончить остальную часть бочки, мистер Пенгирд. Уверена, что у вас есть другие дела, требующие внимания.

– О, нет, миссис, – возразил он с широкой улыбкой. – У меня дел – только эти бочки, чтобы доставить хозяину. Ему очень нравится первая дегустация, – добавил он, наливая еще немного вина в стакан, который держал, и заканчивая его с громким причмокиванием. – Сладкое в этом году, – поведал он, подмигнув, – благодаря моей Анне и ее изящным ножкам.

– Прошу прощения? – слабым голосом переспросила я.

– Мисс, мы здесь давим виноград ногами, как в старые, добрые времена. Некоторые виноградники используют камень, но это не для нас, нет. Мы выбираем самых прекрасных девушек на острове, чтобы отжать виноград, и в этом году моя Анна имела честь первого отжима.

Стокер и я, испытывая легкую тошноту, обменялись взглядами. Неудивительно, что миссис Тренгроуз не пила местные вина! Она бросила на нас извиняющийся беглый взгляд, крепко заткнула пробкой большую бочку и вернула маленький бочонок мистеру Пенгирду.

– Спасибо, мистер Пенгирд. Я обязательно передам хозяину, каким деликатесом будет вино в этом году.

– Так и сделайте, миссис, – сказал он, опять подмигивая. Затем собрал свои бочонки и направился к дальней стене, к железным воротам в камне.

Стокер взял у меня фонарь.

– Я хотел показать мисс Спидвелл туннели, мистер Пенгирд. Если вы пойдете через подземные коридоры, мы прогуляемся вместе с вами.

– Да, сэр, – ответил мистер Пенгирд, прежде чем повернуться ко мне. – Как видите, мисс, весь остров изобилует ими. Естественные пещеры. Первые поселенцы жили в них, пока не были построены замок, дома и сама деревня. После туннели служили тайниками, где можно было спрятаться в случае вторжения. Не раз корабль злодеев причаливал к этим берегам и отплывал несолоно хлебавши, не найдя ни души на всем острове.

– Для чего ими пользуются сейчас? – спросила я.

– Господь с вами, мисс, они вообще ни для чего не используются. С одним исключением: держат тебя сухим, когда льют дожди, a человеку надо добраться из одной части острова в другую.

– Куда именно идут туннели? – вставил Стокер.

Мистер Пенгирд наклонил голову, почесывая широкий живот.

– Ну-ка, дайте мне подумать. Самый большой туннель, что вел от главного пляжа к деревне, семьдесят с лишним лет как разрушен. Все обрушилось, убив нескольких хороших людей и испортив склад лучшего бренди Наполеона, так и произошло.

Он подмигнул мне.

– В те дни туннели использовались для контрабанды. Сейчас не преступление это рассказать, потому что нынешний хозяин никогда бы не потерпел такие дела. Но его дедушка не был таким добропорядочным, ему нравилось французское бренди и немного шелка для миссис. Многие грузы доставлялись через туннели.

– Но этот туннель был заблокирован большую часть столетия? – подсказал Стокер.

– Да, сэр. Остаются два небольших туннеля, один из деревни до замка, а другой от замка до западного пляжа, того, что выходит на Сестер, – пояснил он.

Миссис Тренгроуз сняла свой собственный фонарь с колышка на стене.

– Я оставлю ворота незапертыми, чтобы вы могли вернуться сюда, когда закончите.

Мистер Пенгирд опять почесался.

– Я проведу вас к месту, где разветвляются туннели, и оттуда вы сможете найти дорогу. Прощайте, миссис Т!

Она попрощалась с ним, и ее бледное лицо казалось светящимся пятном в темноте удаляющегося погреба. Пенгирд провел нас через железные ворота в пещеру, которая почти сразу же уступила место узкому туннелю. Стокеру было достаточно места, чтобы встать прямо, но не более того, и я удивилась, как контрабандисты и моряки обходились веками.

Мистер Пенгирд, должно быть, интуитивно понял мои мысли.

– Вот почему мы берем маленькие бочки, чтобы принести вино. Больше ходок, но зато намного короче путь. Теперь берегите головы, земля на склонах осыпается.

К этому моменту туннель резко свернул, становясь крутым, перемежающимся местами с короткими ступенями, врезанными в живую скалу, и поручнями из веревок с узлами. В немногих местах пол туннеля был достаточно ровным, можно было легко идти. Между тем мы почти все время спускались, и я подумала, как чертовски тяжело для них таскать через туннели тяжелые грузы.

Еще раз мистер Пенгирд опередил мой вопрос.

– Последний хозяин порой включал гидравлический лифт, который он установил для доставки товаров с пляжа. Поднимал свою тещу. Леди была настолько толстая, что сама не могла взобраться, – добавил он с хриплым смехом. Внезапно туннель разделился, и он остановился.

– Тут я вас оставляю, – Он указал вправо. – Эта ветвь идет в деревню, прямо в кузницу. – Он указал на левую ветвь. – Вот ваш путь. Просто следуйте по нему прямо к пляжу, и вы не заблудитесь. Прилив закончился, так что вам нечего бояться, но учтите, вам надо вернуться поскорее. Прилив изменится через три часа, вряд ли вы захотите остаться на дне моря.

– Это опасно? – осведомилась я.

– Только если у вас нет ног, чтобы подняться наверх, – с улыбкой ответил Пенгирд. – Но пляж будет весь покрыт водой, и туннель затопят первые двадцать футов или около того. Дальше ничего нет кроме моря, пока не доберетесь до Первой Сестры. – Он коснулся кепки и пошел, взвалив на себя пустые бочонки и насвистывая веселую мелодию.

Стокер и я повернули к пляжному туннелю, высоко держа фонарь, чтобы освещать как можно дальше темный провал.

– Следи, куда ставишь ноги. Здесь скользко, – предупредил он. Стокер протянул руку, и я взяла ее, чувствуя тепло всего мира в этой руке. Воздух в туннеле был свежее, чем я ожидала, пахло водорослями и солью.

– Мы приближаемся, – известил он, когда я заметила просвет впереди. Туннель слегка изогнулся, и мы вышли на узкую каменистую гальку. В открытом море выступала вверх из воды самая маленькая из Сестер, ее бесплодная скала омывалась серыми волнами. Чайки летали над скалой, галдя и кидая на нас зловещие взгляды.

– Не очень привлекательный вид, не так ли? – кивнула я на них Стокеру. Но сам пляж был райским. Ненадолго взошло солнце, позолотив камни и согревая воздух. Я сняла с себя чулки и туфли, сев у кромки воды, и окунула пальцы ног в холодный прибой. Ноги покрылись гусиной кожей, и я вытащила их из воды.

Стокер не присоединился ко мне. Вместо этого он без слов снял одежду и шагнул в волны, бросаясь вперед сильными ударами пловца, пока не осталась видна только его темная голова. Он плавал некоторое время – вперед-назад, параллельно горизонту и течению, пока, наконец, не вышел из моря и взял штаны, натягивая их с намеренно провокационной медлительностью. Вода капала с черных кудрей, стекала по груди и плоскому животу. Я уставилась на горизонт, притворяясь, что не подсматриваю; повернувшись лицом к морю и наблюдая за чайками. Они махали крыльями, улетая с крошечного острова, кружились над головой и издавали печальные звуки, вероятно в поиске рыбы. На скале у края гальки промелькнула птица, без сомнения, подошла осмотреть голыши в поисках несчастных крабов.

Стокер спустился на пляж, натянул рубашку, но оставил ее открытой, позволяя мне увидеть дразнящий проблеск затвердевших мышц, легко двигающихся под кожей. Я принудительно напомнила себе, что мы только друзья, как было решено в результате разговора прошлой ночью. Никакой соблазн его мужского обаяния не должен отвлекать меня от этой резолюции.

– Ты докупаешься до смерти в такой холодной воде, – строго отчитала его я. – Получишь судороги и утонешь.

Крошечная улыбка заиграла на его губах.

– Как хорошо, что ты заботишься о моем здоровье. Но тебе не нужно бояться, я не собираюсь тонуть.

– Говорят, это мирная смерть.

Стокер вздрогнул.

– Это неправда. – Я ничего не сказала, и через мгновение он продолжил:

– Я видел сам. Дважды. Моряки, которых смывало за борт, один раз во время шторма, это было не так страшно. По крайней мере, быстро. Мы видели, как парень бился и боролся с волнами, когда они поднимались все выше и выше, но не могли прийти на помощь. Не было никакой возможности спасти его, и поверь мне, в этом не было ничего мирного.

– И другой?

Он покачал головой.

– Такелажник соскользнул с мачты. Пролетел мимо палубы на несколько дюймов и погрузился прямо в море. В тот день море было спокойно. Если бы он умел плавать, мог бы спастись. Но он так и не научился.

Я подняла брови, и он объяснил:

– Большинство моряков никогда не учатся плавать. Они думают, что быстрая смерть – утонуть или от акул – лучше, чем долго мучиться без надежды. Парень был одним из них, он не мог удержаться на плаву. Пока мы смогли прийти ему на помощь, он утонул. Но мы слышали его, булькающего, задыхающегося, кричащего о помощи. Потом не осталось ничего, кроме молчания, ужасного молчания, которое хуже любой мольбы.

Я вздрогнула, и Стокер крепко прижался ко мне плечом.

– Больше никаких страшных историй о смерти в открытом море, – пообещал он. – Не устроить ли нам себе приключение сегодня?