Текст книги "Измена. Ты меня никогда не любил (СИ)"

Автор книги: Даша Черничная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Видимо, моему организму не нужно, или просто Волков жутко плодовитый. Или это потому что мы каждый день не может оторваться друг от друга и делаем детей и днем и ночью?

И вот теперь я примеряю свадебное платье и смотрю на свое отражение. Я полагала, что платье будет сексуально облегать фигуру, подчеркивая талию и бедра. В итоге же оно тупо перетягивает живот, делая его слишком заметным, плюс верх едва сходится на спине, молния трещит по швам.

Беру телефон и кидаю клич о помощи в групповой чат с девочками. Они уже прилетели в Грецию, а мне очень нужна их поддержка.

– Ром, я съезжу с девочками кое-куда! – кричу ему со второго этажа виллы, на которой мы остановились.

– Куда? Зачем? – он явно нервничает. – Аделия, не расшатывай мою и без того шаткую нервную систему.

Спускаюсь по лестнице и подхожу к ним с Настюшей.

Дочка сидит в детском кресле и ест свой завтрак, частично размазывая его по столу. Ромка пристроился рядом, рассказывает ей что-то. Дочка то смеется, то хмурится, лепечет только нам понятные слова.

Картина умилительная. В груди тут же начинает щемить, а в животе сразу становится тепло. Если бы не беременность, уже из-за этой картины я бы хотела еще детей от Волкова. Он оказался очень хорошим отцом. Постоянно участвует во всем, помогает, играет с дочкой, кормит ее, не гнушается сменой подгузника.

Целую Рому в загорелую скулу, чмокаю дочку.

– Волков, ты становишься невыносим, – закатываю глаза. – Скажи, это потому что стареешь, да?

– Сейчас у меня получишь, ясно тебе, негодница? – тянется шлепнуть меня по попе, а я взвизгиваю и прыгаю в сторону, смеюсь.

– Ну ты чего, Ром, – возвращаюсь и с улыбкой обнимаю его за плечи, заглядываю в лицо. – Мне нужно кое-что докупить на свадьбу. Сейчас за мной заедут Соня, Аня и Таня, и мы быстренько сгоняем в торговый центр.

– Четыре девушки не могут сгонять по-быстренькому в торговый центр. Это противоестественно, – усмехается он, и я смеюсь.

Ну да, это я загнула. Тем более за свадебным платьем.

Едем с девчонками и ожидаемо тратим на магазины целый день. Но самое главное – я подбираю себе красивое платье. Струящееся, обтягивающее грудь, но свободное в талии, с разрезом до середины бедра.

Платье тут же отпаривают и приводят в порядок.

Наутро Ромка уезжает вместе с Настюшкой на виллу к своим родителям, а мы с девчонками собираемся в нашем доме. Вокруг нас летают феечки, колдуя над макияжем и прической.

Атмосфера легкая и веселая. Девчонки пьют шампанское и заметно пьянеют. Летят шутки, приколы.

Невольно я сравниваю это утро со сборами на свою предыдущую свадьбу. Тогда отец нанял распорядителя – настоящую цербершу, которая вообще никого не пускала ко мне.

Она следила за тем, чтобы меня плотно затянули в корсет, чтобы волосы были собраны в идеальный зализанный пучок, а макияж был безупречным.

Я помню, как Соня хотела ко мне прорваться, а та не пускала ее. Боже, какие глупости! Как будто я президент в окружении толпы охранников.

Тогда все было очень тяжело, потому что я понимала: Рома меня не любит и вряд ли когда-то полюбит. Он никогда не обращался со мной плохо, не грубил, не ругался. Но иногда мне хотелось, чтобы он хоть как-то проявил свои чувства, пускай даже негативные.

Тогда я шла на свою свадьбу как на заклание. Будто сейчас семнадцатый век, а я бедная сиротка, которую выдают замуж за знатного вельможу. Меня тогда ломало, корежило. Помню, как устроила Соне истерику, и она даже предлагала мне сбежать с собственной свадьбы:

– Сонечка, как бы я хотела, чтобы меня любили! Чтобы дышали мной! Как бы я хотела хотя бы раз в жизни, хотя бы ненадолго узнать, каково это – быть любимой, – слезы катятся по идеальному макияжу.

Соня меня притягивает к себе и я плачу, пачкая ее красивое платье.

– Поначалу, как только отец ухватился за организацию свадьбы, я пыталась воззвать к Роме. Ну не может же ему быть безразлична собственная свадьба? А нет, оказалось, еще как может. В итоге я решила, что раз ему ничего не надо, то и мне тоже. Будь что будет, и гори оно все синим пламенем! Господи, Соня… Знаешь, сколько весит это платье?! Двадцать килограммов! Это самая настоящая обуза! «Подарок» моего отца и напоминание о том, что я нелюбимая дочь. А Рома? Сонь! У меня даже обручального кольца нет, понимаешь?! Он попросту забыл про него.

Соня гладит меня по голове, и я потихоньку успокаиваюсь.

– Дель, давай сбежим? – предлагает она.

– Куда? – спрашиваю устало.

– Да куда угодно! Ты свободный человек. Умница и красавица. Не пропадешь. Найдем тебе работу, жилье. И плевать на всех! И на отца твоего неадекватного, и на жениха безразличного.

Качаю головой, выравниваю спину и поднимаюсь на ноги.

– Нет, Соня. Это моя ноша. И я понесу ее.

– Дель, – трогает меня за плечо, – может, ну ее, ношу эту твою?

– Знаешь, Сонь, мама всегда говорила мне: «Что бы ни случилось, держи лицо». Она будто знала, что однажды такой день может настать. Я мастерски преуспела в этом искусстве.

И я держала его. И куда меня это привело?

Я настолько теряюсь в воспоминаниях, что не замечаю, как ко мне подсаживается Соня и смотрит на меня мягко:

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спрашивает меня с улыбкой на лице.

– О том, насколько отличаются эти две свадьбы? – говорю сдавленно и обвожу взглядом гостиную.

Таня наливает в бокал шампанское и заставляет визажиста его выпить. Та смеется, обещает нарисовать панду на лице. Татьяна веселится и уверяет ее, что не против.

Аня пляшет под веселую музыку вместе со свой дочерью Златой.

– Я думаю, теперь у вас совершенно точно все будет прекрасно, – искренне произносит Сонечка. – Ромка уже знает?

– Мне кажется, он догадывается, – усмехаюсь я.

Полагаю, Рома понимает – что-то происходит, но что именно, не знает. С каждым днем он все тоньше чувствует меня. Настраивается полярностью на каждую мою смену настроения.

Через час за нами приезжает машина и отвозит на частный пляж. Тут очень красиво: скалы, мелкий белый песочек. Мы не особо заморачивались насчет организации и украшений, ведь природа сама по себе – лучшее украшение.

Пока Рома стоит у импровизированного алтаря, Соня поправляет мне макияж, потому что, пока мы ехали сюда в лимузине, ржали как дурочки, и у меня потекла тушь.

– Ой, – она смотрит мне за спину. – Здравствуйте.

Соня тут же сбегает, а я оборачиваюсь. Передо мной стоит отец. Я вообще очень редко видела его в таком виде – обычные бежевые льняные брюки и легкая рубашка с коротким рукавом. Мне кажется, он даже спит в костюме.

– Привет, пап, – выдавливаю улыбку, ожидая нападения.

Но отец улыбается уголками губ:

– Здравствуй, дочь, – произносит теплее, чем обычно.

Неужто его сердце передо мной оттаяло?

Отец смотрит мне за спину, где стоит Ромка, и хмыкает беззлобно:

– Что, решила дать второй шанс?

– А надо было выйти замуж за одного из твоих престарелых партнеров? – сразу же лезу защищаться.

Отец склоняет голову набок и хмурится:

– Я что, совсем отбитый – выдавать тебя замуж за этих мудаков?

Шокированно открываю рот:

– То есть… ты никогда не собирался?

– Ну, – мнется, – я хотел породниться с Волковыми, а среди них все парни нормальные, отдать дочь за одного из них не страшно и не стыдно. О других речи никогда не было.

Отец говорит искренне, я знаю. Он никогда не врет, предпочитает правду.

– Ты прекрасно выглядишь, – кивает мне и протягивает руку, чтобы я взяла его под локоть.

Вообще-то, мы это не оговаривали, я планировала сама выйти к Роме, но если отец хочет вести меня под венец, кто я такая, чтобы отказываться?

Беру его под руку. Он говорит:

– Что шрам свела – молодец.

Закатываю глаза. Хочется застонать.

– Отец!

– Ну что «отец»?! – возмущается он. – Красивое лицо – и испорчено шрамом. Настька расти будет, вопросом начнет задаваться: что не так с мамой и почему на нее так пристально смотрят другие.

– Она бы не задавалась этим вопросом, – мягко улыбаюсь, находя дочку взглядом. Настюша сидит на руках у своей бабушки, моей мамы, и пытается сорвать у той бутоньерку с руки. – Дети, знаешь, ли любят своих родителей несмотря ни на что. Неважно, изъян внешний или внутренний. Мне ли не знать.

Отец медленно поворачивается и смотрит на меня внимательно. Выдавливает болезненную улыбку. Я вижу, что он хочет что-то сказать. Я даже догадываюсь что. Но, видимо, у него не хватает сил. Или решимости. Или мужества.

Но глаза… там гораздо больше. В них читается вся правда и целое море раскаяния.

Пусть молчит. Мне не нужны слова – что толку в них?

Лучше пусть все покажет, так будет доходчивее и понятнее.

Под красивую музыку он ведет меня по украшенному белыми цветами проходу, под взглядами наших самых близких и родных. Братьев Ромы, их жен и детей. Наших родителей и моей семьи.

Доводит до алтаря, где меня встречает Ромка, который весь извелся и явно настроен не очень дружелюбно по отношению к моему отцу:

– Виссарион Арамович, – кивает моему отцу и жмет руку.

Отец передает меня ему:

– Роман. Теперь-то, я надеюсь, не оплошаешь?

– Ни в коем случае, – мой будущий муж качает головой и берет мою руку.

Притягивает к себе, тут же целует в губы. Это наша церемония и наша жизнь, поэтому мы будем вести себя так, как того хочет душа, не дожидаясь позволения регистратора поцеловать невесту.

Мы обмениваемся клятвами, кольцами и празднуем нашу новую жизнь, которая окажется разной. Будут еще ссоры, будет безграничная радость, слезы и нежность. Будет смех и долгие томные ночи. Самое главное то, что мы вместе.

Настюшка осталась на ночь у родителей Ромки, поэтому муж раздевает меня у бассейна и тянет в воду. Нежимся, наслаждаемся друг другом, доводя до предела.

– Дель, ну скажи, что мне надо сделать, чтобы ты созналась? – спрашивает хрипло, шепча мне в основание шеи.

Закидываю голову к ночному небу и смеюсь:

– Раз сам все знаешь, чего спрашиваешь?

– Это он, да? – легонько кусает меня.

– Мне кажется, да, – шепчу серьезно.

– Как назовем? – смотрим друг другу в глаза пьяно.

– Как тебе Демид?

Смакует имя на языке и лукаво улыбается:

– Идеально. Кстати, для следующих детей тоже надо придумать имена.

– Волков! Ты ненасытный зверь! – смеюсь.

– Неужели ты думала, что так легко отделаешься от меня? Даже не думай, Волкова, не получится.

Смеюсь и тону в нем, в счастье и в этой всепоглощающей и прощающей любви.

Конец